Глава 9 Политбюро. Еврейский вопрос и его решение. Пусть драпают.

Глава 9. Политбюро.

Еврейский вопрос и его решение.

Пусть драпают.

Леонид Ильич Брежнев разослал тезисы своего доклада своим ближайшим соратникам. Устинову – военные и промышленность, Громыко - дипломаты, поговорил с хозяином Москвы Гришиным. Поговорил с хозяином Ленинграда Романовым. Обзвонил южную часть страны. Обзвонил среднерусские области. Лично пообщался с Алиивым. Андропов Юрий Владимирович, пришел сам.

Отзывы были положительными. В армию пошла хорошая еда и сейчас солдаты, занятые на уборке, получали за свой труд деньги. Деньги серьезные. Осенний призыв обещал хороший набор. Слухи по стране шли быстро и хорошо работавшие могли поехать на дембель с хорошими деньгами. Все хотели сходить в армию и приехать с деньгами. Дедовщина уменьшилась. Солдат перестал скучать. Надо было работать. Армия поддержит.

Андрей Андреевич Громыко доложил об улучшении отношений между СССР и США. Крупные лоббисты – «Желтый клоун», «Памперс и Шмамперс», «Кола и смола», блокировали через своих лоббистов ввести новые санкции. Поправка Джексона-Веника, вводящая запрет, в том числе технологий в нефтегазовой отрасли была пока отложена.

Москва приветствовала изменения. Гришин докладывал, что в «Желтый клоун» стоят очереди. Впервые в «Прагу» и «Кахетию» можно было попасть свободно. Уменьшилась преступность, алкоголизм и наркомания. Вырос спрос на товары народного потребления, и уменьшилась детская заболеваемость. Подгузники спасали детей.

Ленинград встретил как всегда дождем и туманом. Романов скрытничал, но в целом поддержал политику партии и правительства. «Желтый клоун» вышел на рынок имперской столицы. Только, отдавая дань традиции, его там писали через «о» «Жолтый клоун».

Средняя Азия осыпала Леонида Ильича солнцем. Цеховики, получив возможность легально производить подгузники, нашли применение хлопку. Миллионы рублей, лежавшие расстрельными делами хлынули в экономику. Главы Партии получили дворцы, а страна миллиарды в казну.

Маришка наладила поставку тканей, и страна получала свои джинсы, легкие костюмы, кашемировые пальто.

В каждом кишлаке светился «Желтый клоун», правда, со своей спецификой. Вместо колы был чай. А вместо картошки фри – плов.

Маришка открыла при каждом «Желтом клоуне» по всей стране, пункт выдачи одежды, которую можно было заказать по каталогу из Средней Азии. Поставки работали, и рынок одежды поменялся.

Страна начала одеваться ярче и в осеннем воздухе пахло весной.

Среднерусские области приветствовали перемены. Крестьяне получили живые деньги и урожай. Впервые за много лет страна могла не опасаться дефицита продуктов. Село ликовало и ждало продолжения. Одно не радовало. Доходы от продажи алкоголя снижались. Но их компенсировали доходы от сети «Желтый клоун».

Уменьшилось пьянство и преступностью. У людей появилась надежда и место, куда было можно применить силы.

Азербайджан приветствовал теплом и дружбой. «Желтый клоун», выбирал все поставки фруктов из республики и приносил неплохой доход. Алиив, лично знакомый с Маришкой через Мартина Маговаева, очень хвалил ее. Алиив умел найти подход к людям, и первый филиал фабрики подгузников открыли в Баку. Маришка прилетела туда вместе с мужем, на одном самолете с Мартином Маговаевым и Галиной. Им была организована чудесная встреча, и они провели там два чудесных дня. Мартин сам провел экскурсию по красивейшему городу, и лишь статуи двенадцати первым революционерам портили его.

Соседи же Алиива, как всегда были недовольны. Недовольны всем. Но Брежнев решил их не слушать. План по включению живших на остатках горы Арарат был уже готов. Часть из них должна была уехать в Грузию. Часть войти в Азербайджан.

Андропов Юрий Владимирович, пришел сам. Посмотрел на Леонида Ильича через очки. Полуулыбнулся и достал папку. В папке было два тоненьких листочка с приколотыми наверху фото Маришки и Егора. Он протянул листочки Брежневу. Тот почитал их. Почитал один раз. Потом второй. Задумался. Он взял, давно не использовавшуюся пачку сигарет. Врачи запрещали, да и сам он не тянулся к ним уже три месяца. Закурил. Почитал снова. Затушил сигарету о пепельницу, тяжело ее сминая в «бычок».

Взял листы желтоватой, советского производства бумаги. Открепил аккуратно фотографии, прикрепленные железной, большой тугой скрепкой. Фотографии аккуратно убрал в ящик. Сложил листы вдвойне. Разорвал. Потом еще раз сложил и еще раз порвал. Выкинул обрывки в урну и сказал: «Забудь, Юрий Владимирович. Маришку и Егора не трогать. Все».

На листах была описана краткая биография Адаменковых. То есть ее отсутствие.

Паспорта были настоящими. Но они, судя по серии, будут только выпущены в декабре 1978 года. Права настоящие, да только Егора Игоревича Адаменкова не было. Маришка Богдановна Адаменкова еще не родилась. Богдан Степанович был. Был и Степан Андреевич, знакомый Брежнева. Он действительно вышел на пенсию и занимался пчеловодством. Но Маришки не было.

Юрий Владимирович загадочно посмотрел на него. Выполнил приказ и забыл и приготовился слушать.

Брежнев в вкратце изложил свою идею. Андропов помолчал. Подумал и сказал. Настроение в народе улучшилось. Сеть «Желтый клоун», на уровне тотального дефицита и разгильдяйства, на фоне мелких бытовых неурядиц, выглядела отдушиной. Приходя в него. Видя чистоту. Порядок. Организованность и получая качество. В каждом ресторане. По всей стране. Люди видели в нем надежду. Появлялась вера, что в стране может быть также. В любом магазине. В любой парадной. В любом подъезде. На улице. Везде.

Подспудное преклонение перед западом уходило. Выпуск подгузников, салфеток, кремов, пока детских улучшил быт. Новая партия, пробная, туалетной бумаги, на реконструированном Байкальском комбинате давала понять, что опы будут чистыми не только у детей.

Люди ждали перемен и перемены наступали. Маленькими шажками. Сейчас предложение Брежнева воспримут не как слабость, а даже с удовлетворением, резюмировал он.

Леонид Ильич засиял.

Через два часа собрали Политбюро.

Единогласно, при одном воздержавшемся приняли Постановление «О свободном выезде граждан еврейской национальности из Советского союза». Одобрили текст «Правды», который с утра прочитала Маришка. Заголовок гласил. «Пусть драпают».

«Решением Политбюро ЦК КПСС, принято решение о свободном выезде евреев из нашей страны. Плохо это или хорошо? Да пусть бегут. Путь ищут себе новой доли и нового угла. СССР справится и без них. Пусть, шипя злобой, обливают страну, которая была их домом. Пусть бегут, забыв, что мы сделали для них, победив фашизм. Но те, кто останется, пусть вольется в единый советский народ и работает на его благо».

Маришка удовлетворенно вздохнула.

Уже вечером в аэропорт «Шереметьево» приземлилось первых пять Израильских самолетов. На него взошли семья Чубайсов, и маленький мальчик Боря, с рыжими кудрями, внезапно ставший Израэлитом, смотрел в последний раз на русскую землю.

Он вырастет. Пробьется в политику. Приватизирует все. И скоро в Израиле начнется дефицит всего. Даже песка.

Уехал младший научный сотрудник Березовский. Борух Абрамович протрет свою лысину и не оглядываясь зайдет в самолет. Он достигнет успехов. Откроет собственный телеканал и позже, начнет продавать свои неплохие сериалы в Союз. Он будет возвращаться. Скучая по Москве и чему-то неведомому, что уже не случится.

Уехал молодой комсомольский вожак Михаил Ходорковский.

Уехало много людей. Но еще больше и осталось. А вот Абрамовичи, Фридманы, Авены остались. Но о них мы поговорим в следующий раз.

Семья евреев уезжала. Они продали квартиру, машину и гараж. За ними приехало такси. Их провожали всем двором. Их провожал и сосед Иван Николаевич, живший с ними через стену. Он подошел и пожал руку. «Что, Яковлевич, уезжаешь?». Тот кивнул. «А что ты будешь делать вечерами?».

Игорь Яковлевич сел в машину. Он сел в самолет и не мог понять вопроса. Что он будет делать вечерами?

И только на земле Израиля он понял смысл этого вопроса. Он был пророческим. Сидя в маленькой комнатке в кибуце, они, как и прежде ругали советскую власть.

Уезжала и богема. Уехал, проклиная все, непонятый, Навлодский. Он вспомнил, что папа у него еврей. Он уезжал с помпой, провожаемый поклонниками и цветами. Цветы презрительно выкинул. Вальяжно сел в самолет.

Самолет приземлился в Париже. Его там никто не встречал. Только таксисты с плакатами с надписями на французском. Но они встречали всех, а не только его.

Марина привезла его в небольшую квартирку, доставшуюся ей от первого мужа. Надо было начинать новую жизнь.

Новая жизнь началась, как и старая. С опохмела. Марина Гади подняла все связи, но поющий бывший советский гражданин, был менее интересен, чем гражданин просто советский.

Было организовано несколько концертов. Провалившихся. Старой эмиграции была неприятна отцовская квота, по которой он уехал. А другие, были в Штатах.

Наскребя денег, он уехал в Штаты. Америка могла предложить ему рестораны. Там мешала уже квота другая – материнская. Поработал в ресторанах. Деньги уходили на наркотики.

Однажды, сжалившись, его отправили лечиться.

Американская медицина промыла мозги. Он вышел побритый и тонкий.

В Штатах он посмотрел «Место прощания, изменить нельзя». Кусал локти. Умного Жигалова - следователя, сделав картину интеллигентной, сыграл Тихонов. Он, не меняя своей психофизики, менял интонации главного героя так, что на словах «Вор будет сидеть», у зала пробегал по спине холод и все понимали, что вор не будет сидеть, а будет лежать и мягко, но твердо добавлял «Я сказал». Органичнее он смотрелся и с Шарамовым. Все понимали, что Жигалов, это не просто жестокий человек изначально, а воспитавший в себе эту необходимую жесткость Шарамов.

Диалоги звучали по-другому. Великолепный Евстигонев, в роли Рученика, и Тихонов смотрелись великолепно. Не было крика и «взятия на голос». Тихонов произносил свои слова выверено, поднимая диалог да высокой игры ума.

В сцене с Бастрокиным Тихонов сыграл также интеллигентно. Жестко и тонко.

Он был и плачем, и судьей «Кольки» и «своим» для него человеком.

Фильм получился. Тихонову дали вторую звезду Героя Труда и Маришка присутствовала на награждении и банкете.

А Навлодский вернулся. Нищенствовать не мог. Работать там не мог. Воздух был другой, да и денег не платили. Правда, подлечился. Американцы промыли ему кровь. А безденежье мозги.

Уехала и Эллочка Мудачева. На руке, правда, не было молодого кавалера. Уехала она просто. Без шика. Говорят, вышла замуж за какого-то барона с замком на берегу реки Гря-аа-зи, в безвестной провинции Гаал-ки-ин. Союз не вспоминала.Вела себя скромно и тихо умерла через пять лет от глубокой ненависти. Ненависти и к своей Родине.

А жизнь наладилась. Место профессоров заняли доценты, место доцентов аспиранты. Выкрутились. Уехала шваль, шушера. Люди дела остались. Остался глава хирургического центра Лазарь Моисеевич Коган, остался известный дирижер Юрий Исаакович Башмет. Остались детские поэты Чуковский и Барто. Остался и Маршак. Он не уехал с белыми в двадцатых. Не уехал и теперь.

На Политбюро рассмотрели второй вопрос. Вопрос о земле. Земля это было то, ради чего крестьяне поддержали большевиков. И им ее дали. Кому два вершка, а кому и столько, сколько каждый мог по своим силам поднять.

Дали. Потом забрали. Потом из земли тянули соки, и мужик не мог приласкать землю в ответ. Не его он была. Да и сил не было у него.

И теперь, глядя в сводки, лежащие перед ними, руководители, многие сами вышедшие из деревни, видели неладное.

Богатейшая в мире страна закупает зерно. Закупает за золото и нефть, выкачанную из земли. Деньги идут в Канаду и США, а люди в своей стране нищают.

Было много не удобий, было миллионы гектаров земли, которые никто не любил и не обрабатывал.

Было много людей желавших трудиться.

Политбюро молчало. Выступил Брежнев. «Колхозы не распускать. Не удобья отдать. За зерно платить золотом. Один год по курсу. Как на Запад платим. Землю дать сейчас. Осенью посеять рожь успеют. К весне распашут и посеют пшеницу».

Это был ход сильный. Очень сильный ход. Но он вел к разрушению колхозов и Суслов, серый идеолог партии спросил: «А колхозом чем платить будем?».

Брежнев был готов: «Тоже золотом». Это был практически выстрел в упор.

Суслов тихо, шипяще спросил: «А золото где возьмем?». «У братских компартий, - спокойно ответил Леонид Ильич».

Все Политбюро наблюдало за этим поединком. Акционеры огромного общества «СССР» ждали его результата. Суслов покачнулся. Сел на стул. Мочевой пузырь, по-стариковски не выдержал. Но сегодня он был в подгузнике и продолжал.

«Это ревизионизм, - кинул он слово, по обвинению в котором расстреливали».

Воцарилась тишина. Брежнев достал том Ленина «Как перестать бояться буржуев и начать жить. Избранные работы по НЭП. Пять шагов к успеху». Том был свеженький, только что из типографии. «А вот те нет!» – и показал том Суслову. Это была победа. Суслов сел. Расслабил галстук. Тяжело задышал. Брежнев был человеком не злым. За дверьми дежурил врач. Суслова увезли в больницу. Через два месяца он выйдет из нее в другую страну. И уйдет на пенсию. Оставаясь акционером, он купит дом с закрытым бассейном в Крыму и проживет еще десять лет, наслаждаясь покоем и внуками. Газет он читать не будет. Ни до, ни после обеда.

Постановление Политбюро приняло единогласно. Оставалось еще два.

Первым было постановление о сокращении помощи Компартиям капиталистических и ряда развивающихся стран (практически всех). Возврата кредитов. А также усиления мер экономического сотрудничества с Северной Корей и Монголией. Кубу пока оставили.

Последнее было то, что Маришка прочтет в газете.

А Маришка, в конце газеты, в уголке, прочтет, что «С первого сентября 1978 года жителям сельской местности разрешается получать в долгосрочную аренду и постоянное (бессрочное) пользование земли сельхозназначения». Рядом шла еще одна маленькая заметка о закупочной цене на зерно. Цена на него указывалась в граммах золота по курсу Банка СССР. А курс был такой: 1 рубль равнялся 0,987 грамма.

Маришка отложила газету. В дверь позвонили. Няня гуляла, домработница отпросилась, и Маришка открыла сама. На пороге стояло два неулыбчивых человека в плащах. За ними стояло два человека в спецовке. «Маришка Богдановна Адаменкова? – спросили они. Она кивнула. Ударение поправлять не стала. Отодвинув ее, они достали телефонный аппарат. Сложили со столика газеты и разместили телефон рядом с городским. Люди в спецовках быстро пробурили стену японской (ниша!) дрелью дыру и проложили провода. Все это заняло десять минут. Люди в это время, провели по стенам какой-то непонятной штуковиной и удовлетворенно ждали. Подняли трубку, услышали ответ. Положили ее. Дали расписаться. Вежливо попрощались и ушли. Телефон был без кнопок, красивого, бежевого цвета. Маришка подняла трубку, и там раздался знакомый ей голос секретаря-референта Генерального. «Маришка Богдановна, я слушаю Вас. Телефон уже провели?».

Маришка положила трубку, перед этим вежливо поздоровавшись и ответив «Да».

Он поразмышляла. Взяла газету еще раз прочла первую страницу и нашла еще одно Постановление.

Вал звонков обрушился на нее. Звонила Галина, звонила Варечка, звонил Мартин и его жена, звонили сотни людей, у которых был ее номер. Бархатным голосом позвонил и поздравил Алиив.

Егор спал и она, войдя, сказала. «Егрушка, вставай, - надо готовить банкет».

Она положила газету на кровать. Там на первой полосе, после исторического постановления о евреях было еще одно. «Включить в состав Кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС Маришку Богдановну Адаменкову». Число. Шрифтом подпись.

Партийный билет члена Московской партийной организации от вчерашнего числа выдадут ей только через неделю. Его прислали, как было принято курьером, она развернула эту красную книжицу и прочитала. Член Партии с 1978 года. Стаж 1 месяц. Маловато, но начинать с чего-то было надо.

Загрузка...