Врывалась буря

XII

В это же время, когда Егор, удрученный результатами визита к Ершовым, шел в отдел, чтобы, взяв Лынева, идти делать обыск в кабинете Бугрова, случились два события, которые неожиданным образом повлияли на ход поисков.

Первым было убийство Прихватова и вместе с ним исчезновение Насти. Это обнаружил, придя в ее дом, Семенов, которого послали сменить Прихватова. Сергеев тотчас сам поспешил на место убийства и, конечно же, стал лихорадочно соображать, как все это вписать в общую цепь последних происшествий. Трагическая смерть Прихватова не вписывалась в нее, и он рычал на Семенова, который за час, что провел вместе с Василием Ильичом, уже жалел о своем разрыве с Егором Гордеичем.

Воробьев тем временем, возвратившись в отдел, застал там сухонького, в пенсне, с козлиной профессорской бородкой старомодного старичка с саквояжем, который Антонине не объявлялся, а требовал начальство.

— Вот, Егор Гордеич, натоптали тут ихние галоши, — тыча пальцем в ноги старорежимного гостя, с ходу завозмущалась Антонина. — А плакатик на стене вон висит! Для чего его прилепили? Для всяких непонятливых! «Галоши для грязи, чтоб чище в мире было у нас и в нашей квартире!» — с вызовом прочитала Антонина. — А получается, что грязь эту несем с собой!..

На полу действительно темнели большие мокрые следы, и старичок, оглядев их, смущенно улыбнулся.

— Вот улики налицо, так сказать! — почему-то обрадованно произнес он. — Сыро на улице, весна!.. — Он улыбнулся, снял пенсне, протер платком и снова надел.

— Вам что, гражданин? — спросил Воробьев.

— А вы кто, позвольте узнать? — заинтересовался старичок.

Воробьев недоуменно посмотрел на Антонину.

— Во! — с удовлетворением кивнула Антонина. — Никак не хотят себя называть!

— Старший уполномоченный Воробьев и в отсутствие начальника отдела имею право его замещать.

— Егор Гордеич! — вспомнил старичок. — Очень хорошо! Пойдемте! — гость энергично указал на дверь кабинета.

Егор взглянул на галоши.

— Ах да! — старичок снял галоши, поставил их недалеко от печки. — Прошу, Егор Гордеич! — уже нахально предложил пройти в кабинет «профессор», как окрестил про себя незнакомца Воробьев.

Егор хотел возмутиться, одернуть строптивого старорежимника, желающего во что бы то ни стало пролезть в кабинет (кто его знает, с какой еще целью), но что-то удержало его, и он, помедлив, даже предложил гостю пройти первым. Профессор, покряхтев, засеменил в кабинет, и Егор перехватил недовольный взгляд Антонины. «Эх, нет Василия Ильича, — говорило ее лицо, — он бы показал этому буржую кабинет!»

Егор прошел следом за «профессором», разрешил ему сесть.

— А можно я разденусь? — спросил незнакомец. — У вас здесь тепло и хорошо! Только фикус вот я бы убрал. Ну что это, оранжерея?.. Это деловой кабинет, а кроме того, он весь свет из окна загораживает… — ворчливо пробурчал гость.

Егор удивленно посмотрел на него. Старичок любовно погладил старинный резной на львиных лапах письменный стол, занимавший почти половину сергеевского кабинета, даже слегка подпрыгнул в мягком старом кресле, оглядел старинный темно-вишневый шкаф, печку, выложенную изразцами, холодный камин…

— А что не топите? — поинтересовался старичок.

Егор пожал плечами.

— Хозяин кабинета Василий Ильич Сергеев… — Егор осекся: вот уж хамство, этот «старорежимник» еще допрос учиняет. Воробьев хотел возмутиться, но старичок его предупредил.

— Моя фамилия Ларьев Виктор Сергеевич, вот мой мандат… — Ларьев протянул мандат, подписанный Менжинским, который уполномочивал сотрудника ОГПУ Ларьева В. С. разобраться по акту диверсии на Краснокаменской ГРЭС.

— У меня просьба: о том, зачем я сюда прибыл, должны знать только вы и Сергеев. Для остальных я ревизор, приехавший проверять вашу отчетность, акты сдачи изъятых и реквизируемых ценностей государству, то есть старичок-бухгалтер, дотошный, въедливый и несносный. Я проведу свое дело и уеду. Все понятно?..

— Да… — Егор обалдело кивнул.

— Ну вот и хорошо!.. — Ларьев энергично потер сухонькие ручки, прошелся по кабинету— Хорошо у вас, тепло!

— Печка, — объяснил Егор.

— Хорошая печка, — добавил Ларьев. — С умом сложенная! — он протер пенсне.

В большую, служившую приемной комнату кто-то вошел.

— Прихватова убили! — взволнованно проговорил голос, и Егор узнал Семенова. — Василий Ильич велел Егору Гордеичу немедленно прибыть! Где он? — спросил Семенов.

— Кто это Прихватов? — спросил тут же Ларьев.

— Наш сотрудник, — сообщил Егор.

Заглянул в кабинет Семенов.

— Егор Гордеич…

— Я слышал, сейчас буду! — отрезал Воробьев.

— Ага… — Семенов взглянул на Ларьева и закрыл дверь.

— Н-да… — задумался Ларьев.

— Вам, наверное, надо в гостиницу? — спросил Егор.

— Да нет! — Ларьев махнул рукой. — Пойду с вами…

— А как же…

— Конспирация? — усмехнулся Ларьев. — Да это я сам в Москве с товарищами надумал, чтобы в случае чего не вспугнуть кое-кого… Но теперь вижу, что не получится. Мне надо знать все, видеть, а так я многое пропущу… Пойдем в открытую, Егор Гордеич, что ж поделаешь! Ну, пошли, коли зовут?

По дороге, когда они спешили к дому Насти, Ларьев успел подробно выспросить у Егора про аварию, арест Бугрова, исчезновение Русанова, посещение Воробьевым Ершова, про ликвидацию банды и Настю, отлучение Семенова и о самом Прихватове. О том, что слабину в отношении баб последний имел, любил выпить, прихвастнуть и что, по мнению Егора, послужило, наверное, причиной его небдительности и смерти.

— У вас что, принято, вот так во всеуслышание объявлять обо всем, как сделал сейчас Семенов? — спросил Ларьев.

— Да в общем… — Егор пожал плечами.

— Я понимаю, что ваша секретарша человек проверенный, но она женщина! Утерпеть и не рассказать про такое трудно. А ведь вы даете происшествиям еще и политическую оценку, выдвигаете свои версии… И все при ней?

— Не всегда… — замявшись, проговорил Егор.

— Честным ответ, — кивнул Ларьев. — А Катьков этот замечен в городе не был?

— Да нет…

— А вы в милицию о нем данные давали? Словесный портрет, описание, приметы? — спросил Ларьев.

Егор не ответил. Самое-то главное они сделать и забыли. Занялись перепалкой вокруг Семенова, а милицию подключить забыли!

— Вы сколько лет работаете в ОГПУ? — спросил Ларьев.

— С двадцатого… — ответил Егор.

— Тогда просто непростительно, — сурово сказал Ларьев. — И вот ваша ошибка к чему привела!

Егор прошел еще несколько метров и остановился. Сердце сдавило с такой силой, что перехватило дыхание. Он представил, что его увольняют из рядов ОГПУ, отдают под суд. Еще утром, передавая заявление о своем несогласии с методами работы Сергеева, Егор и не думал, что сам работает еще хуже, допустив грубейшую ошибку, которая привела к гибели сотрудника. Остановился и Ларьев, порасспросив Егора о его житье-бытье и распорядке дня.

— Н-да, вижу, что придется мне серьезно заняться и вашим образом жизни. Сколько вы спите?

— Пять-шесть часов, — пожал плечами Егор.

— Безобразие! — возмутился Ларьев. — Я вот вам прочту лекцию о сне! Сои — лекарство от всех болезней.

Мой хороший знакомый архитектор Мельников разрабатывает сейчас даже проект жилого дома, в котором СОН будет играть главную роль. Хороший сон — залог успеха и в нашей, батенька, работе. А потом физкультура. Ведь людям нашей профессии как никому необходимо быть что? Здо-ро-вым! Так? Так! А иначе что? Голова не соображает, ноги не бегают, так, спрашивается, какой вы работник ОГПУ? Вы — инвалид! Нет, хватит! Прошли те времена, когда люди на работе спали. Вы просто обязаны отдыхать. Обя-за-ны! Ведь это что такое? Сколько дней прошло, а вы еще ничего об аварии нс знаете! Ни-че-го! Стыдно, стыдно, а главное — никаких версий, никаких идей! Не годится!

Они подошли к дому Насти, у которого уже дежурил Лынев. Вид у него был взволнованный.

— Василий Сергеевич все уже обследовал, побежал тут к одному родственнику Насти, Ефиму, его потрясти! — бодро говорил Лынев.

— Что? — не понял Ларьев.

— Ну, допрос снять! — радостно пояснил Лынев. — Этого Ефима видели соседи, он вечером приходил к Насте зачем-то…

— Та-ак-с! — Ларьев пожевал губами. — А эксперты где?

— Так, Василий Ильич же все сам расследовал! — удивился Лынев. — Он дотошный.

— Ну, вот что, — помолчав, проговорил Ларьев. — Сходите за экспертами, и немедленно.

Лынев удивленно посмотрел на Воробьева. Егор кивнул, и Лынев побежал за экспертами, В доме на табуретке у окна сидел перепуганный Семенов. Труп Прихватова лежал на лавке, прикрытый простыней.

— Как все было? — спросил Ларьев, оглядывая залитую кровью комнату.

— Прихватов, видимо, приставал к ней, соблазнить хотел, — начал объяснять Семенов, но Ларьев его перебил.

— Я не про то. Вот вы пришли сменить Прихватова, что вы увидели? Где лежал труп Прихватова?

— Труп лежал возле кровати, он был без одежды, изуродованный… — Семенов осекся, испуганно выпучив глаза.

Ларьев приподнял простыню, и Егор, видавший уже всякое, и то вздрогнул: лицо и тело были изрезаны с невероятной жестокостью. Ларьев вздохнул, опустил простыню. На стене в сенях кровью было написано «От Катькова…» и дальше следовали ругательства.

— Отчаянный атаман, — заметил Ларьев. — Далеко, правда, не убежит…

— Почему? — удивился Воробьев.

— Побежит только глупый да неопытный, а умный останется, — взглянув на часы и вытаскивая лекарство, проговорил Ларьев. — Водички принесите, — попросил он Семенова. Тот принес воды, и Ларьев запил лекарство. — Почему? Да очень просто. Что ему в чужой стороне? Кто ему рад? Там своих бандитов хватает, а Катьков ваш еще с девкой. А тут места знакомые и кому приветить есть, у кого пересидеть до лета. Вот-вот распутица начнется, куда бежать? Катьков, видно, и хотел лета дождаться да забрать девку потом, а Прихватов, как вы его аттестовываете, сластолюб, склонял ее к любви, вот она и пожалилась Катькову…

— Как пожалилась? — не понял Воробьев. — Она же все время под наблюдением!

— Э-э, под таким наблюдением одно удовольствие сидеть! Вы вот не заметили в углу кружочки от бутылок, а следы есть, и проверять не надо. Да и с ваших слов знаю, что попивал Прихватов, а уж спьяну какое наблюдение… Вот и захаживал к пленнице вашей Катьков…

— Да как же, если Прихватов в соседней комнате? — удивился Семенов.

— Дак снотворное есть, трудно ли подмешать… Но от него голова чумная на утро, вот Прихватов, видимо, и стал догадываться, да решил обмануть Настю… Обмануть-то обманул Прихватов, да, видно, обхитрил его атаман. И убить поначалу Катьков хотел как бы случайно, мол, к Насте голый полез, на голове, вон, вмятина есть, — та ударила и убила случайно да сбежала. Но, видно, крепко он Катькову с Настей насолил, коли так изуродовали!.. Не побоялся и подпись свою оставить!.. Н-да…

Ларьев замолчал. Егор с Семеновым слушали раскрыв рот. Через полчаса Лынев привел экспертов.

— Через час обедать, у меня режим, — объявил Ларьев. — Кстати, запросите Свердловск, — говорил он Егору по дороге, — пусть там пороются в протоколах и назовут места прежних укрытий банды. Наверняка Катьков остановится в одном из них…

— Почему вы так думаете? — спросил Воробьев.

— А что это вы все время меня спрашиваете, господин старший уполномоченный? — вскинув на Егора сухонькое лицо, удивился Ларьев. — Вот подумайте: почему?

Воробьев задумался.

— Ну, наверное, Катьков подумает: раз нам его места известны, то мы туда не пойдем, а, значит, там можно укрыться, искать не будут, — ответил Егор.

— Слабое объяснение, путаное. Катьков умнее! — возразил Ларьев. — Ну, думайте, думайте! Ну?

— Надеется, что дружки эти места не откроют?.. — неуверенно спросил Егор.

— Опять глупо, потому что ни на кого Катьков положиться не может, тем более на банду, которая сдалась и ждет поблажек. Думайте!

Воробьев наморщил лоб, нахмурился.

— Не напрягайтесь, — посоветовал Ларьев, — а то не только мысль не придёт, ни один факт из прошлого не вспомнится… — Ларьев помолчал, пожевывая губами воздух. — А все просто. Надо только своего противника ставить чуть выше себя, ведь он ищет решение в десятки раз быстрее, так как от верного ответа зависит его жизнь. Катьков знает, что здесь дружков его не допрашивали, а отправили в Свердловск, что из Свердловска сюда копии допросов не пришлют, не принято, что сами вы ими не поинтересуетесь, другой работы полно, вот и выходит, что места прежних его укрытий вам не знакомы. Это первое, но не главное. Катьков этот вариант, как бы соблазнителен он ни оказался, всерьез не примет, ибо всегда есть: а вдруг?! А вдруг найдется такой Егор Воробьев да проверит?! Да еще после такого разбоя! Но и в чужое место идти не гоже, не те времена. Значит, он спрячется в прежнее, верное укрытие, но в такое из них, в которое вам сразу не сунуться, такое, какое имеет хорошее оповещение, откуда можно легко уйти, и так далее. Ему теперь надо переждать весну. А это месяца полтора…

Воробьев был поражен столь убедительной проницательностью Ларьева.

После обеда посланец Москвы познакомился с Сергеевым и стал изучать дело диверсии. Приездом Ларьева Василий Ильич был недоволен.

— Ну вот, ворчал он, — прикатил, когда все сделано! Теперь, конечно, весь успех этот, из бывших, заберет себе, и они останутся с носом, хотя все уже раскрыто и делать больше нечего.

Василий Ильич выговаривал эти слова Воробьеву, а в присутствии Ларьева сидел хмурый и насупленный. Ларьев же будто и не торопился заканчивать чтение дела и допрашивать Бугрова. Он прогулялся по городу, отобедал, вздремнул часок и попросил Воробьева подробно рассказать ему события последних дней. Воробьев снова рассказал ему, что знал, ничего не утаив, прибавив свое мнение по поводу ареста Бугрова. История Бугрова, собственно, и волновала Ларьева, и о нем он попросил Егора рассказать буквально все, каждую мелочь.

— Это интересно, это интересно! — бормотал Ларьев, хотя ничего интересного в этой истории Егор не видел, кроме ужасных и рвущих душу подробностей. Нина Бугрова на улице упала в обморок и теперь лежала дома с высокой температурой. Воробьев через знакомых попросил соседей-старушек поухаживать за ней. Сам появиться не мог, ибо сгорел бы от стыда. Перед глазами, как наяву, стояла картина ареста.