Врывалась буря

VII

Ему не давала покоя история с саквояжем. Поручить ее проверку Рогову — значит завалить дело, поэтому Егор и выбрал Микова, который понравился ему еще при ликвидации банды. Известия, преподнесенные Миковым, Егора еще больше насторожили. За последнюю неделю не только не поступало никаких сигналов о пропажах, но и не было зафиксировано никаких крупных грабежей. Значит, либо Егору все померещилось, либо Аркашка с Валетом приняли того одутловатого толстяка за «гуся» и прокололись сами, утащив дырявые подштанники в саквояже. Либо у них ничего не получилось. Воробьев усмехнулся, махнул рукой.

— Ладно, проверь! — сказал он. — Встряхни Аркашку! Вдруг что обнаружится?.. Пока!..

Уже на пороге он вспомнил про заем и остановился.

— На заем «Пятилетка в 4 года» все подписались?

— Я не подписался, это что — обязательно?

— Обязательно! — тряхнул головой Егор. — Чтоб сегодня же подписался! И всем накажи!

В отделе Лынева не оказалось. За «ундервудом» сидела одна Антонина. Сергеев был у Щербакова.

— Вы читали, Егор Гордеич, — спросила Антонина, — что с 8 апреля вводят страхование пассажиров от несчастных случаев?

— Где это? — стираясь не смотреть на Антонину, спросил Егор.

А вот, в «Правде»… — Антонина подала газету. — Это что, теперь билеты дороже будут или как?.. А если я не хочу страховаться?..

Воробьев взял газету. В «Правде» на четвертой странице сообщалось, что Совнарком СССР постановил ввести с 8 апреля 1931 года обязательное страхование пассажиров от несчастных случаев на путях сообщения железнодорожного и водного транспорта, а также автомобильного, совершаемого на постоянных линиях госпредприятий за пределами пригородной зоны. На пригородных сообщениях обязательное страхование не вводится.

— «Страховой сбор устанавливается, — начал читать вслух Егор, — в размере 50 копеек при цене билета от 2 до 5 рублей и в размере 1 рубля при цене билета в 5 рублей и выше. Билеты стоимостью ниже 2 рублей оплате страховым сборам не подлежат…» Н-да!.. — Егор вздохнул, снял шапку, дочесал затылок. — Это, конечно, дополнительно к билету, — сказал он.

— А если я не хочу? — спросила Антонина.

— Тебе и билет иначе не продадут, — вздохнул Егор и продолжил чтение: — «Страховое вознаграждение устанавливается в размере 1000 рублей в случае смерти или 100-процентной утраты трудоспособности пассажиров…»

— Да теперь на поездах никто и ездить не будет! — испуганно заявила Антонина. — Погибнешь, а тебе тыщу рублей?!

— Вообще-то правильное дело! — кивнул Воробьев, возвращая газету. — А то случаи бывали, мало ли что, погибали люди, все-таки тысячу рублей семье — это справедливо…

— А если несчастных случаев не будет?..

— Государству деньги пойдут на усиление безопасности того же транспорта, — рассудил Егор. — Да рубль — это немного. Не часто же мы ездим!..

— Я вот вообще никуда еще не ездила, — вздохнула, задумавшись, Антонина. — Хоть в Свердловск съездить?.. Вы бывали в Свердловске? — загоревшись, спросила Антонина.

— Бывал один раз, — кивнул Егор. — Одну контру сопровождал…

— И что там?.. — сияя лицом, спросила Антонина.

— Город, — пожал плечами Егор.

— А магазины, магазины какие?

— Всякие магазины, как у нас… Только улицы пошире наших и почище, и еще трамвай ходит… Электрический… — Егор улыбнулся.

— Электрический трамвай! — восхищенно пропела Антонина. — Вот бы прокатиться!..

Она замолчала, мечтательно глядя в окно, и Егор невольно залюбовался ею. Ему захотелось сказать Тоне что-то нежное, ободряющее, он даже кашлянул, чтобы собраться, но вдруг с ужасом обнаружил, что все слова будто испарились.

— Там еще театр в прошлом году драматический открыли! — вспомнила Антонина. — Настоящие представления давать стали!

Егор кивнул, вытер пот, взглянул на часы: половина четвертого.

— Я на электростанцию, пусть меня Лынев найдет! — попросил он.

— Я передам, — вздохнула Антонина. — Тут к вам опять эта библиотекарша забегала, — Антонина со значением улыбнулась. — Какую-то книгу она вам оставляла, а вы все не заходите! Так велела передать, что, если сегодня не зайдете, она ее другому передаст, невозможно больше ее держать…

— Хорошо, — опустив голову, промычал Егор.

Антонина хмыкнула. Воробьев нахлобучил шапку и, ни слова не говоря, вышел, ощущая на себе насмешливый взгляд Антонины.

«Боже мой, какие муки!» — невольно вырвалось у Егора, и он даже испугался, что помянул на словах «бога» — этак, неизвестно куда скатишься!.. Неужели он не избавится никогда от этой болезни? Прихватов как-то между делом рассказывал о «присухе», что есть болезнь такая. Некоторые бабенки нарочно ее на мужиков нагоняют, дабы влюбить в себя или привязать навек, и что есть наговор, полностью излечиться с помощью которого от этой «присухи» можно. Бабка та, что наговором этим владеет, в Приречье живет. Прихватов даже дом называл. Егор, конечно, разговор этот пресек, чтобы религиозный опиум на молодых бойцов не распространялся, но в душе к этому сообщению отнесся вполне серьезно. Ибо знал по своему детству, что есть еще среди старух такие элементы, которые нагоняют и болезнь и порчу и сами же за деньги или продукты потом излечивают. Его самого в пять лет клюнул в темечко петух, он стал заикаться, но бабка его пошептала над ним, Помазала чем-то лоб, и заикание прошло. Знал он и любовные наговоры, те действовали безотказно, точно на самом деле существовала колдовская сила по части сердечной кручины. Ведь и с ним все происходящее не чем иным, как болезнью, не назовешь. Вот и сейчас усмехнулась Антонина, а у него даже жар поднялся, в глазах потемнело, и попадись ему под руку Катерина Кузьминична, он в тот момент мог наговорить ей всяких грубых слов множество. А кто вот его заговорил влюбиться в Антонину — неизвестно. Конечно, она сама по себе хороша, спору нет. И глаза у нее огнем полыхают, так что смотреть в них страшно, можно совсем голову потерять. Вот Егор и старается не смотреть, иначе пропадет вконец. О том, чтобы в глаза не смотреть, он помнил еще бабушкин завет. Со змеей да колдуньей чтоб справиться, нужно одно — в глаза им не смотреть и, наоборот, свой взгляд прятать. А если Антонина и не колдунья, то отчасти колдовскую силу имеет. Может, и сама про то не знать. Так тоже бывает…

Егор неожиданно остановился. О чем это он думает? В сей грозный час, когда в стране заговоры, а в Краснокаменске, возможно, свила свое змеиное гнездо германская разведка, он идет и рассуждает о колдовской силе любви! Что же получается? Если он, коммунист, не в силах с ней справиться, то что же говорить о рядовых членах общества? Да расскажи он о таких мыслях на партячейке, его мигом заставят партбилет выложить! Либо он сам должен со всем этим буржуазным дурманом покончить, либо честно признаться, что революционного бойца из него не получилось, и он заслуживает страшной кары за предательство социалистических идеалов.

Воробьева окликнул Лынев. Егор обрадовался, бросился к нему.

— Где Шульц? — тотчас спросил Егор.

— Сейчас в гостинице, но он посылал свою секретаршу с запиской к Бугрову! — сообщил Лынев.

— Как к Бугрову? — воскликнул Егор.

Лынев рассказал подробности. После завода Шульц решил с секретаршей погулять. Пошли они на рынок. Ну, Лынев, естественно, за ними. Ходят по рядам, про цены расспрашивают, всяким товаром интересуются. Игрушки из дерева увидели, стали прицениваться. Лынев поближе подобрался. Стоит почти за спиной у них и слышит, как Шульц секретарше своей и говорит: «Надо срочно вам, Адель, по делу съездить! Я записку напишу». Пишет он записку, отдает Адели этой, та отправляется. Что Лыневу делать? Шульц игрушки рассматривает, покупать хочет, а секретарша с запиской уходит. Как бы на его месте Егор Гордеич поступил?..

Егор задумался.

— Наверное, бы проследил за секретаршей? — пожал плечами Воробьев.

— Вот и я так же решил! Пошел за ней следом. Она дошла до дома Бугрова, постучалась. Он ей сам открыл, она отдала ему записочку. Он кивнул, сказал: «Хорошо! Я буду ждать» — и закрыл дверь.

— Так-так-та-ак! — загорелся Егор. — И куда эта Адель пошла?..

— В гостиницу…

— А где Шульц был?..

— Не знаю… В гостинице, наверное!..

Воробьев неожиданно переменился, помрачнел.

— Черт! — вдруг воскликнул он. — Да он же тебя специально отослал, чтоб с кем-то встретиться! Так-так-та-ак!.. А ну пойдем в гостиницу!

Они побежали с Лыневым в гостиницу. Дежурная сообщила, что немецкий товарищ только что пришел и поднялся к себе в номер. Егор с Лыневым вышли на улицу.

— Когда он отправил секретаршу с запиской? — спросил Егор.

— В час тридцать, — доложил Лынев.

— В час тридцать… — Егор вытащил часы. — Сейчас четыре. Он отсутствовал два с половиной часа. Вероятнее всего свидание происходило с двух до трех в районе базара. Вот так-то!..

— Но записка и этот разговор… — промямлил Лынев.

— Он заметил слежку и разом избавился от двух свидетелей: секретарши и тебя!

— А если б я не пошел за секретаршей?

— Тогда бы он либо отменил свидание, либо постарался избавиться от тебя другим способом! — заключил Егор.

— Каким? — не понял Лынев.

— Я не знаю, как бы он стал действовать… — Егор закурил. — Ясно теперь одно: его кто-то ждал, а значит… Воробьев не договорил.

Что мне делать-то теперь? — пробормотал Лынев.

Следи дальше, — усмехнулся Егор и пошел на электростанцию.

Егор вдруг подумал: будь он на месте Бугрова и Русанова и захоти причинить вред турбине, он бы сделал это в чужое дежурство и в то время, когда Бугров, к примеру, отправился бы в командировку. Надо быть идиотом, чтобы так открыто навлекать на себя подозрения, или же чрезвычайно изощренным преступником. А вот с кем встречался Шульц с двух до трех?.. Для этого надо убедиться, что записка, посланная Бугрову, была лишь отвлекающим маневром!

Егор направился было на электростанцию, но вдруг раздумал, свернул на Красногвардейскую, где жил Русанов. Интересно, как сам Русанов объяснит появление в его доме наждачного песка и денег? Скорее всего никак. И тот, кто был сегодня утром дома у Русанова, кого вспугнул Егор, тот наверняка и встречался с двух до трех с Шульцем. Ну вот я — шпион. Где бы я назначил встречу? Конечно, на базаре, в толчее, где незаметнее всего что-то передать. А может быть, продавец игрушек и был тем самым агентом?.. Нет, это должен быть человек, который как-то связан с электростанцией, может быть даже работает на ней. А может быть, встреча происходила на дому? Спровадив «хвост», Шульц спокойненько отправился домой к своему агенту. Нет, это опасно, вряд ли. Значит, на базаре. Скорее всего человек, с кем договорился встретиться Шульц (а как договорился, когда?), уже пришел, но, заметив Лынева, не стал подходить. Тот, кто живет здесь, хорошо знает Лынева…

Егор остановился, постоял на месте. Хоть беги обратно. Он уже стоял в двух шагах от дома Русанова, а догадка жгла сознание Егора, и он, помедлив, побежал обратно к гостинице, где оставил Лынева. Пока у него намять свежая, надо спросить.

Пока бежал до гостиницы, Егор вспотел. Надо переходить на кожанку, в полушубке уже жарко. Лынев сидел в вестибюле и читал газету. «Хорош гусь! — подумал Воробьев. — Лучшего места не нашел?..»

— Ну что нового пишут? — спросил Егор, присаживаясь рядом с Лыневым на диван.

— Да так… — Лынев поправил очки, не понимая, чем вызвано возвращение Воробьева. — Вот расстрел за порчу паровозов в Петрозаводске.

— Постарайся вспомнить, кого ты видел на базаре сегодня днем, когда шел за… — тихо проговорил Егор и оглянулся, точно Шульц стоял за спиной. — Был ли кто-нибудь с электростанции?..

— Русанов был, — кивнул Лынев.

— Точно?.. — прохрипел Егор.

— Точно, — кивнул Лынев.

Сообщение о Русанове застало Егора врасплох.

— Еще кто?.. — спросил Егор.

— Да много было, — пожал плечами Лынев. — Это же базар!

— Ну? — промычал Воробьев.

— Из наших Семенов, потом с вокзала дежурный, Левшин, из райисполкома трое, и Русанов был не один…

— С кем?

— С Ершовым, заводской парнишка, около Русанова крутится… Да много было…

— Придешь в отдел, сядешь и всех перечислишь в рапорте! Понял?

— Понял, — кивнул Лынев.

Егор ушел. Словно какой-то злой рок подталкивает в их сети Русанова. Улик против него столько, что теперь уже нельзя оставлять его на свободе. Одной случайностью объяснить все эти совпадения трудно. «Постой, постой! — вдруг, остановившись, пробормотал Воробьев. — Сергеев обнаружил в кабинете Бугрова пузырек с белым порошком, которым усыпили Лукича и якобы, Русанова! Не Бугров же его оставил на виду?! Значит, кто-то подбросил. А чаще других к Бугрову заходит тот же Русанов! Теперь еще этот Ершов… Что за фигура?»

Егор постоял и двинулся к дому Русанова.