Всадники

Ну, так с богом иди и свой подвиг сверши

Нам на радость. Пусть Зевс, государь площадей,

Охраняет тебя. И, врага одолев,

Из сраженья скорее к друзьям воротись,

Нагруженный венками победы.

К парабасе теперь, что мы вам пропоем,

Обратите свой слух;

Ведь и раньше уж в стольких искусствах других

Изощрили вы разум и сердце.

Если б в годы минувшие нас кто-нибудь из поэтов комедии прежних

Пригласить захотел с парабасой его перед вами, о зрители, выйти,

Мы б с трудом согласились; но этот поэт и любви и услуги достоин:

Он – друзьям нашим друг и врагам нашим враг, он за правду стоит непреклонно

И отважно и рьяно бросается в бой с огнедышащим зычным Тифоном.[30]

Удивлялись нередко друзья,[31] почему до сих пор не просил у архонта

Для себя он актеров и хора; так вот что просил через нас передать он:

Не без разума так поступает поэт и не в страхе, но так полагая:

Комедийное дело не шутка, но труд. Своенравна комедии муза,

И хоть многие ласк домогались ее, лишь к немногим она благосклонна.

И любви вашей цену он знает. Она кратковечна, как летние травы.

И любимцев былых, только старость придет, предаете вы быстро забвенью.

Так и Магнет[32] старинный был вами забыт, с сединами познал он бесчестье.

Хоть без счета он славных трофеев воздвиг, побеждая противников хоры,

Хоть на разные пел ради вас голоса, по-лидийски играл и на лире,

И по-птичьи порхал, и пчелою жужжал, и веселой лягушкою квакал,

Да себе не помог. Только старость пришла, позабыта победная юность,

Затуманился взор, ослабела рука, и старик беспощадно освистан.

А Кратин? Не печальна ли доля его?[33] Ведь, бывало, надувшись от славы,

По полям, по лугам он стремился, бурля, неуемным, широким потоком,

Вырывая с корнями платаны, дубы и противников мелкий кустарник.

Только слышно и было, что песни его на пирах, на веселых попойках:

Про «Беру на сандалиях смоквы и лжи» да «Искусные зодчие гимнов»,[34] –

Отчего ж вы теперь не щадите его, когда стал он болтливым и вздорным,

Когда выпал янтарь из кифары певца, золотые потрескались роги

И ни строю, ни ладу привычного нет. Стариком он скитается жалким

И, как пьяница Конн,[35]«хоть в увядшем венке», умирает бедняга от жажды.

А ведь он заслужил ради прежних побед в Пританее теперь напиваться,

Чепухи не болтать, но в почете сидеть впереди, у жреца Диониса.

И Кратет[36] ведь немало от ваших причуд претерпел поношений и горя,

Хоть трапезой не пышной он вас угощал на веселых пирах комедийных,

Но в трезвейших речах до отвала кормил невзыскательной мудростью житной.

До конца удержался он все же один, то хвалу, то свистки пожиная.

Вот таких-то примеров страшился поэт. Да к тому ж полагал он, что прежде,

Чем кормило схватить, должен быть он гребцом, а потом уж и лоцманом зорким,

Чтоб природу ветров своевольных понять и уж после умелой рукою

Самому свой корабль направлять и вести. Так за то, что разумно и скромно,

Не кичась, без забот, не бросаясь вперед, он выходит с комедией в море,

Подымите же плеск веселей и дружней, веселее ударьте по веслам,

Чтоб веселый, ленейский, ликующий шум

Был поэту наградой, чтобы радостным он

И довольным ушел,

Лучезарною плешью сверкая.

Коней владыка! Люб тебе,

О Посейдон,[37] четверок храп,

Медных копыт тяжелый звон

И под кормою расписной

Пена триер победных.

И молодежи пышный рой

На колесницах любишь ты,

Тяжкой боримых страстью.

Суний[38] свят тебе, свят берег Гереста.

В наш сойди хоровод, с грозным трезубцем,

Крона[39] сын и дельфинов царь,

Формиону[40] любезен ты

И Афинам из всех богов

Ныне свят и почтенен.

Восхвалить хотим мы ныне наших дедов и отцов,

Славы города достойных и покрова Госпожи.[41]

Без числа в сраженьях пеших и борясь на кораблях,

Побеждая, прославляли имя города они.

Силы вражьей не считали наши деды, в бой идя,

Но решали в яром сердце отразить и одолеть.

Если ж в битве и склонялись, то, как опытный боец,

Отряхали пыль, как будто и не падали они,

И, сражаясь, побеждали. Полководцы в годы те

Угощенья в Пританее не просили, а теперь

И сражаться без награды полководцы не хотят.

Мы же рады бескорыстно за родимую страну,

За родимые святыни подымать копье и меч.

А награды не попросим никакой, иль разве вот:

Пусть, когда война минует и от бед мы отдохнем,

Хоть и в кудрях непослушных, вам любезны будем мы.

О градодержица, тебя,

Дева Паллада, мы зовем,

Свята земля твоя, и нет

В мире кругом меча острей,

Нет и поэтов слаще.

Ныне приди. И пусть с тобой

Та, что в походах и боях

Спутница наша вечно, –

К нам Победа придет, хоров подруга,

На врагов пусть она с нами восстанет,

Ныне, Дева, явись, явись!

В битве мы одолеть должны.

Дай победу сынам твоим

Ныне вновь, как и прежде!

Восхвалить хотим мы коней, наших преданных друзей.

Похвалы они достойны. Много подвигов и битв,

Много схваток и сражений вместе мы перенесли.

Но не подвиги на суше будем славить мы, а то,

Как, на барки погрузившись, в море выплыли они.[42]

Взяли кружек для похода, взяли луку, чесноку,

А потом схватили весла, словно были бы людьми,

И поплыли и заржали: «Иго-го! Берись дружней!

Налегайте, не робейте! Да греби, греби, Саврас!»

Вышли на берег в Коринфе. Новобранцы бивуак

Тут копытами вскопали и соломы принесли.

Клевер вовсе позабыли. Ели крабов водяных,

Их по берегу искали и ловили в глубине.

Говорит Феор, воскликнул так тогда коринфский краб:

«Посейдон! Беда! Что делать? Нам от всадников теперь

Ни в пучине, ни на море, ни на суше не уйти».