Все волки Канорры

Гописса взглянул на него с кротким упреком говорящей грустноптензии, которую научили неприличной матросской песне. Он не постигал, как могло придти в голову минотавру, славящемуся своей логикой и здравомыслием, что он не предусмотрит для него отдельного пакетика с надлежащими закусками. Он думал, что Такангор уже должен был выучить, что блинчики для герцога и блинчики для него существенно отличаются — прежде всего, размерами.

Но если Гописса и напоминал чем-то печального вавилобстера, остальные с лихвой компенсировали его минорный настрой радостным выражением лиц, приветливыми улыбками и яркими нарядами, надетыми будто к празднику.

— Милорд! — вскричал Иоффа, пугая впечатлительного герцога своим брызжущим оптимизмом. — Мы вас ждем! Что случилось? По поместью ходят самые разнообразные толки. Дух Кассарии куда-то улепетнул?

— Не столько улепетнул, — с места в карьер вступил Такангор, — сколько был похищен со злодейской целью.

— А как же без этого? — с прежней жизнерадостностью вопросил староста. — Небось, не в пустыне живем. Злодеи вокруг так и рыщут, так и рыщут.

И он огляделся по сторонам, будто ожидал увидеть по злодею за каждым кустом.

— Я Альгерсу прямо сказала, — Ианида приветствовала герцога и генерала грациозным реверансом. — Раз уж случилось покушение на милорда Такангора и нападение Тотомагоса, глупо было бы не ждать продолжения.

— Альгерс тогда поставил три золотых рупезы на то, что вы окончательно распояшетесь как при Липолесье, и нужно будет искать на вас управу, а мы с Гописсой как раз мыслили в том духе, что раз уж Кассария затеяла с вами шашни крутить, то все случится как в том романе «О любви, разлуке и невыносимых страданиях благородного Лионеля и прекрасной Вивионы и их радостной, но бессмысленной встрече на закате лет». Очень поучительная и грустная история. Моя супруга вот уже много лет настойчиво читает мне отрывки из этого возвышенного классического произведения, гори оно синим пламенем.

Зелг поднял вопросительный взгляд на минотавра.

— Не огорчайтесь, милорд, — утешил его Такангор, мудро оставляя в стороне вопросы литературоведения. — Архаблог и Отентал сейчас принимают новые ставки, лично я уже сделал. — И, заметив, как взволновало последнее сообщение достойных граждан Виззла, поспешил их успокоить, — Они как раз собирались к вам. Думаю, часа не пройдет, как заявятся со своей бухгалтерией.

— Хвала Тотису! — с облегчением вздохнул Иоффа. — А то мы думали, что за всей этой катавасией про нас забудут. Сами собирались явиться с предложениями. Мы тут с Альгерсом и генералом Наморой хотим внести разумное новаторское предложение и заключать пари на уровень неожиданности разочарования, постигшего супостата.

Зелгу подумал, что он и вообразить себе не может, о чем речь, не то что одобрить инициативу, но благоразумно решил отложить комментарии по данному делу на более благоприятное время.

— Так что мы, не дожидаясь распоряжений из замка, приступили к обороне, — продолжал между тем Иоффа, увлекая его в сторону харчевни. — Докладываю по пунктам. Во-первых, склад для скелетов и умертвий на тысячу голов готов со вчерашнего вечера. В любой момент можем приступать к заполнению.

— Зачем — склад? — спросил герцог, понимая, что никогда, никогда, никогда ему не поспеть за своими сообразительными подданными.

— Как, зачем? По причине отсутствия духа Кассарии многие существа, оживленные ее силой, временно угаснут. Как бы умрут или заснут. Большинство, конечно, как ходили сами по себе, так и будут ходить дальше, потому как мы всегда были склонны полагаться скорее на собственные возможности, а кто — и на выдающиеся таланты. Но некоторым нужно где-то переждать с удобствами, пока вы, милорд, не восстановите порядок из хаоса, справедливость из несправедливости и эту, как ее, я специально на бумажку записал — ага, вот, связь времен.

— А что у нас со связью времен? — осторожно поинтересовался Зелг.

— Порвалась.

— Вон оно что.

— А вы как думали.

— И много народу… — молодой некромант замялся, не зная, как правильно сформулировать состояние пострадавших.

— Полегло? — все так же безмятежно спросил Иоффа. — Меньше, чем я думал. Мы подготовили помещение на тысячу персон, а складировали пока всего полторы сотни с небольшим. Ну, набили еще пару сберегательных сосудов снулыми призраками, несколько мороков выпали в осадок, мы их в шкатулочки ссыпали, каждого в отдельную, с именами и описанием внешности, а также краткой биографией — ежели забудут после встряски какие детали, чтобы потом никаких претензиев, дескать пострадала неприкосновенность личности. Ну, что еще? Несколько ведьм утратили навыки сглаза и порчи, теперь скандалят, по-простому, по-женски, с кочергами, значит, с ухватами, но это, скорее, приобретение, нежели потеря — за нее вообще ни с кого не взыщется. Мельник вот наш, Вафара, снова дуба дал, вот это да, это неприятность, потому как мука у него выходила отменная, а теперь придется нового назначать.

— Может, выписать из Булли-Толли? — спросил герцог. — Полагаю, кого-кого, а мельников в Тиронге предостаточно.

Староста подавил могучий вздох. Все жители Кассарии любили своего повелителя, но никто тут не заблуждался относительно его хозяйственных способностей.

— Не берите в голову, милорд, — посоветовал Иоффа. — Уладим. Мельница водяная, так что приспособим утопликов али водяных, им это и по статусу подходит, и по специальности. Ундинки опять же без дела мыкаются, давеча вот к монстру Ламахолотскому приставали, извращенки. Бедная тварь в подводной пещере забаррикадировалась.

— Как это?

— Задней частью.

— А как там наш добрый Нунамикус? — тревожно спросил Такангор.

— А этому что сделается? Его ж милорд Карлюза вызвал, а не он сам из праха поднялся — сидит за своей конторкой, прибыля подсчитывает.

— Откуда же прибыль? — против воли заинтересовался Зелг.

— Ну дак кентавры перед концом света решили пожить так, чтоб потом не было стыдно за бесцельно потраченные дни. — Он оглянулся и, заметив, что титан с горгоной приотстали, понизил голос до шепота. — Да и Альгерс как-то Ианиде намекнул, что вот он был-был-был, а потом на тебе Тотомагос там или гухурунда какой-нибудь, и нет его. И будет она, голубушка, слезы лить над его, например, могилкой, а он ей оттуда: «А помнишь ли ты, супруженция драгоценная, как лишнего кувшинчика сидру для меня пожалела?». Вот пока она размышляет в некоторой растерянности, он наверстывает, потому что она быстро перестанет сентиментальностью страдать.

Далее что — поросенков наших обеспечил ошейниками на случай хаоса и неразберихи, все как полагается — жетон с адресом, по которому свинов можно вернуть за вознаграждение, если они потеряются. Я написал — за скромное вознаграждение, — признался Иоффа.

— Правильно, — одобрил Такангор. — Негоже грабить отчаявшихся людей. Сколько дадут, столько и ладушки.

— Теперь про коварное нашествие.

— Вы и про нашествие знаете? — изумился Зелг.

— Кто ж про него не знает. Мне этот прощелыга Люфгорн никогда не казался, — доверительно признался Иоффа, демонстрируя завидную легкость ориентирования в сложных лабиринтах международной политики. — Все наши кинулись в добровольцы, но мы призвали не путать энтузиазм с идиотизмом и отмели всех, кто умрет окончательно от «Слова Дардагона». Призраки подслушивали, — пояснил он, если кто еще не понял, откуда такая осведомленность. — Мы сопоставили статью в «Усыпальнице», последние безобразия, прибытие этой старой гарпии и сформировали Полк Пугающей Простоты. Штандарт временно отобрали у Полка «Великая Тякюсения» с небольшим мордобоем в пользу нового воинского формирования. Списки пригодных к сражению уже отправлены в замок вместе с верноподданным подношением вашей светлости.

— А подношение-то за что?

— Поздравление в связи с присуждением вашей светлости Зверопуса Второй категории. Это ж такое событие! Ваши предки отродясь подобной чести не удостаивались, небось скачут от радости и зависти по склепам да мавзолеям. Кстати, чуть не забыл. Склеп для его светлости Узандафа прибран, торжественно украшен и набит под завязку его любимыми детективами на тот случай, ежели мы его оттуда не вынем сразу, как он очнется, так чтобы не скучал.

— Зачем дедушке склеп? — тихо спросил молодой некромант, уже зная ответ и понимая, каким болваном себя выставляет.

Но ему попались не подданные, а чистое золото. Иоффа даже глазом не моргнул, а подошедший Альгерс потрепал его по рукаву так по-отцовски сочувственно, что даже в носу защипало от переизбытка чувств. Ианида с чуткостью, присущей всем особам женского пола, поняла, что от этого мужского братства внятного ответа не дождешься, и взяла дело в свои руки.

— Вот кто-кто, а его светлость Узандаф решительно зависит от самой Кассарии. Нападение Генсена, как вы, несомненно, помните, лишило его собственных сил, и потому он питался исключительно ее мощью. Какое-то время он будет пребывать в мирах, нам неведомых.

Такангор окинул герцога быстрым взглядом.

— Скачите в замок, — сказал он. — Может, успеете пожелать ему спокойного отдыха.

* * *

— Быстрее, быстрее, любезный! Что вы там, заснули, что ли? Мы же не на похоронах!!! Гоните во весь дух! — вопил господин Папата, изо всех сил дергая за шелковый шнурок, привязанный к руке кучера.

Тот лихо взвизгнул и щелкнул кнутом. Для него, как и для всей челяди, приставленной графом да Унара к почтенному библиотекарю, наступил момент переосмысления сущего. Еще вчера он возил господина Папату в университетскую библиотеку и всю дорогу слушал жалобы на нестерпимую тряску, собственную неосторожность и — стоило только карете ускориться настолько, чтобы обогнать престарелую даму, ковыляющую с клюкой — на неистовую скачку, неоправданно опасную на улицах перенаселенной столицы. Славный библиотекарь не доверял ни кучеру, ни лошадям, ни экипажу, в котором ехал, полагая, что первый втайне жаждет его смерти, вторые по природе своей дикие звери и, дай им только волю, помчатся быстрее ветра и нигде не остановятся, так что спустя годы по какой-нибудь безлюдной местности будет громыхать экипаж с иссохшим скелетом несчастного ездока на изъеденном временем и непогодой сидении. Что касается самой кареты, то господин Папата твердо знал, что рано или поздно она развалится на части, колеса отскочат, крыша рухнет ему на голову, и все это случится потому, что карета только и ждет удобного момента, чтобы укокошить беззащитного пассажира. Мнения своего он ни от кого не скрывал, охотно оповещая окружающих о том, что беспечность и легкомыслие послужат причиной их преждевременной гибели. Слуги привыкли к его чудачествам, смирились с вечным ворчанием и внезапная перемена их сильно напугала.

Когда господин Папата сбежал по ступеням, путаясь в полах своей библиотекарской мантии, не глядя под ноги, не опасаясь сломать себе шею, они уже почувствовали себя не в своей тарелке. Но когда он потребовал запрячь экипаж самыми быстрыми скакунами из графской конюшни и гнать что есть мочи к его дому, по дворцу да Унара поползли зловещие слухи. Предполагали разное: от эпидемии новой неизлечимой болезни до скорого конца света и делали ставки на то, кто окажется прав.

Конечно, слуги Начальника Тайной Службы королевства лучше других были натренированы угадывать истину, но на сей раз призовой фонд не достался никому.

Еще за час до описанных нами событий господин Папата рассеянно пообедал, назвав лакея «голубушкой» и похвалив отличный суп. Привычный уже лакей не стал уточнять, что он не голубушка, а голубчик, запеканка — не суп, и просто принес десерт, однако библиотекарь уже вернулся к работе, и соблазнить его воздушным пирогом не удалось. Поэтому лакей вернул пирог на кухню, полагая, что подаст его к ужину, а горничные занялись уборкой столовой. Дворецкий в коридоре руководил охотой на мышей; повар на кухне возмущенно заявлял, что граф, человек, бесспорно, великий, даже в дни государственных кризисов не пренебрегал его выпечкой; посудомойки вцепились друг другу в волосы из-за нового красавца-конюха; словом, ничто не предвещало грозы, когда господин Папата выбежал из своих покоев с диким криком «Коня! Коня мне!». Когда же ему напомнили, что он ни разу не ездил верхом за шестьдесят с лишним лет своей жизни и что именно сегодня начинать смысла не имеет, потребовал карету с умелым кучером, не боящимся быстрой езды, и нетерпеливо подгонял слуг все время, пока они собирали его в дорогу.

Никто не спросил славного библиотекаря, а в чем, собственно, дело. Но даже если бы и спросили, он бы не ответил. Это была их с внутренним голосом большая тайна.

— Смотри-ка, — сказал внутренний голос часа полтора тому, когда господин Папата перевернул очередную страницу рукописи Хойты ин Энганцы. — Вот, оказывается, зачем был нужен тот перстенек.

Речь шла о фамильной драгоценности, скорее, безделушке, доставшейся библиотекарю от его деда, рыцаря-кельмота. В дневнике славного предка не нашлось никаких указаний на то, что представляет собой серебряное кольцо с гладко отшлифованным зеленовато-голубым камнем, внутри которого сиял и переливался небольшой изумрудный протуберанец. Этот кусочек зеленого света, живущий собственной жизнью, всегда казался господину Папате волшебным, однако его родители не находили в перстне ничего необыкновенного. Сразу после смерти деда они отнесли кольцо к ювелиру, но тот не заинтересовался ни камнем, ни оправой. С тех пор перстень всегда лежал в шкатулке со скромными семейными драгоценностями, и о нем никто не вспоминал.

— Я говорил, что этот огонек не простой, — напомнил господин Папата. — А меня никто не слушал.

— Я слушал, — проворчал внутренний голос.

— Ну, ты же понимаешь, о чем я.

— Еще бы.

Если верить человеку, разгромившему древний орден рыцарей-смертников, неугасимый зеленый огонек в камнях их перстней говорил о том, что действующий Великий Магистр Ордена Кельмотов все еще жив, все еще в строю и облечен не формальной, но истинной властью, позволяющей ему по-прежнему противостоять исчадиям Бэхитехвальда и прочим силам Тьмы.

— Когда ты последний раз видел перстень деда?

— Не помню, лет пять-шесть тому.

— Все равно ужасно любопытно. По идее, когда ты был мальчишкой, магистр Барбазон уже умер, орден кельмотов уже много лет как официально не существовал, а мы своими глазами видели это изумрудное солнышко в камне. Если верить Энганце…

— С чего бы нам ему не верить? — сказал Папата. — Ему как раз выгодно скрывать этот факт.

— Ты прав. Так вот, раз камень светился, значит, новый Великий Магистр благополучно здравствовал, и, значит, орден все еще существовал, потому что зачем бы быть капитану без корабля? Любопытно, а что с ним сейчас?

— С перстнем или магистром?

— Один демон, — здраво ответил голос.

И господин Папата ринулся выяснять.

Он выпрыгнул из кареты еще до того, как она окончательно остановилась возле его скромного особняка, забыв о бережно лелеемом радикулите, взлетел по ступеням, ворвался в гостиную, насмерть перепугав пожилую экономку, предававшуюся в его отсутствие скромным гастрономическим радостям, и бросился в спальню. От волнения он никак не мог попасть маленьким ключиком в замок палисандрового ларчика, затем никак не мог отыскать перстень среди немногочисленных колец и сережек своей матери, пока не вывернул содержимое шкатулки на кровать. Наконец он увидел то, что искал, и понял, почему найти его оказалось нелегко. Перстень деда превратился в простенькую незамысловатую безделушку — гладкая серебряная оправа, ничем не примечательный шлифованный зеленовато-голубой тусклый камешек. Зеленое пламя, которое так восхищало его в детстве, погасло, словно его и не было никогда.

* * *

Гроб должен быть сделан так, чтобы его хватило на всю жизнь

Курт Тухольский

— Да не волнуйтесь вы, забацаем ему хрустальный гроб с тремя окошками для кругового обзора, устроим в престижном местечке, и все будет чики-пики.

— Как-как?

— В смысле — путем, превосходно, то есть превзойдет самые смелые ожидания. Его еще в поэзах воспоют и в легендах увековечат.

— Ну, не знаю, как-то это банально и пошло.

— Пошло?

— Ну, как-то чересчур.

— С чего вы взяли?

— По-моему, хрустальный гроб попахивает эксгибиционизмом, вы не находите?

— Да что вы заладили «гроб, гроб, гроб»? Целуйте как следует!

— Куда?

— Откуда я знаю? Пробуйте разные варианты!

— Я немного смущаюсь.

— Бросьте! Вы делаете благое дело, а не занимаетесь какими-то там извращениями. Представляйте, что это не поцелуй, а, например, искусственное дыхание.

— В жизни не делал искусственного дыхания.

— Хорошо. Вернемся на знакомую почву.

— Интересно, что он сейчас чувствует?

— Искренне надеюсь, что ничего.

— А, может, все-таки нужен именно принц?

— Но вы же король.

— Но ведь я же король!

— Значит, раньше вы были принцем, и он как бы никуда из вас не делся. Логично?

— Не уверен.

— Хорошо, что вы предлагаете?

— Я вообще думаю, что если принцессу должен разбудить поцелуем принц, то, может, его светлость должна разбудить поцелуем принцесса. Ну, или там царица, если следовать вашей логике.

— И не возразишь. Прекрасная?

— Кто?

— Принцесса.

— Какая есть.

— Мадам Балахульда, ваше величество, можно вас на минутку?

— Зачем?

— Вы нужны нам как женщина царских кровей. Попробуйте его разбудить, думаю, детали вам понятны.

— Знали бы вы меня в молодости.

— Тотис миловал.

— Не знали вы меня в молодости.

— Хватит или еще?

— Нет, если он и после этого не подскочил с криками, вероятно, он совсем не здесь.

— Мне есть видение. Хватит его целовать, предсказание номер сто сорок пять.

— Я ничего за него не заплачу.

— Значит, мы вернулись к тому, с чего начали. К хрустальному гробу.

— А я бы решительно рекомендовал пирамиду. Или, в качестве альтернативы, оригинальный воздвиг. Хрустальный гроб внутри пирамиды смотрится возвышеннее и трогательнее, чем внутри банальной усыпальницы. Можно также совершить кровавые жертвоприношения.

— Мардамон, я бы на вашем месте сейчас не рисковал.

— Ну, хорошо, на что не пойдешь ради его светлости. Вы не представляете, какими прекрасными и величественными могут быть бескровные жертвоприношения. Набросаем приблизительный план?

— Слушайте, мы зря стараемся. Не может же быть так, чтобы «чмок-чмок», и он очнулся. Тут должна быть какая-то хитрость. Колдовской нюанс.

— Ну, не знаю. Во всяком случае, мы попробовали. Мой придворный алхимик всегда говорит «Отрицательный результат — тоже результат». У него других не бывает, так что он знает, что говорит.

— Не знаю, что говорит ваш алхимик, а вот фея Горпунзия советует в подобных случаях…

— Увольте, мы уже наслышаны, что советует ваша извращенка!

— Это высокая поэзия, вдохновленная обширной практикой.

— Отменяем практику, это его точно убьет.

— И кто вообще сказал, что хрустальный гроб должен быть обязательно прозрачный?

— А тогда какой в нем смысл?

Зелг осторожно прикрыл двери и вздохнул. Как бы там ни было, его спящий дедушка находился в добрых надежных руках, и он мог посвятить себя неотложным делам.

* * *

Борзотар ворвался в замок с видом триумфатора, добывшего своему государю победу в битве, которая изначально считалась проигранной.

— А вот и я! — объявил он со скромной гордостью существа, которого здесь ждали, кусая ногти от нетерпения.

— А вот и вы, голубчик, — сказал Бургежа, с плохо скрываемым отвращением.

Его терзала вполне объяснимая антипатия к издательскому делу в целом и энергичным журналистам в частности.

— Принесли интервью с Каванахом?

— Нет, — твердо ответил демон.

— А-аа, так и не дал.

— Не совсем. Это я не взял. Вдумайтесь, что такого необыкновенного в Каванахе? Шесть голов? Дурной нрав? Нет, я рыскал по свету в поисках действительно сенсационной статьи. Вот репортаж из гарема Папланхузата или освещение последнего допроса Тотомагоса, вот это — да, это интересно. Но потом я натолкнулся на подлинную сенсацию! Забористее не бывает, и при этом, как говорят матерые репортеры — свежак!

— У вас есть чем перекрыть последние события?

Борзотар махнул лапой, как машет человек, отведавший фусикряки имени Гвалтезия, на уличного продавца уцененных колбасок.

— Милорду Зелгу присудили звание Зверопуса Второй категории.

Борзотар отмел это сообщение как незначительное.

— Бригадный сержант Агапий Лилипупс объявлен первым в истории Ниакроха Зверопусом Первой категории, образцом для подражания, эталоном совершенства.

— Поздравляю, — сказал демон. — Но ставлю два к одному, что я вас все равно удивлю.

— Князь Намора объявил об открытии филиала Ада в Кассарии.

— Замечательная новость, всколыхнет многих. Особенно, если учесть, что давно уже наша бюрократическая машина не работала с такой скоростью и усердием. И все-таки берите выше.

Бургежа открыл клюв, закрыл клюв. Просто ужасно, когда тебе есть, что сказать, а права сказать нет. Новости распирают тебя, лезут, как каша из кастрюли, и никакой возможности умять их обратно.

— Клетку! Клетку мне с висячим замком! — в отчаянии завопил пухлицерский лауреат.

— Не надо паники. Возьмите статью, ознакомьтесь, — предложил Борзотар. — И учтите, песок сыплется. Каждая минута снижает ценность этого уникального материала. Буду очень удивлен, если через полчаса вы не выпишете мне двойной гонорар.

Когда земля уходит из-под ног, поневоле взлетишь, даже если давно уже не доверяешь собственным крыльям, — вот что сказала нам одна из старейших жительниц Малых Пегасиков, местная почтальонша, мадам Горгарога. Она, как и многие ее сограждане, стала очевидицей удивительного, странного и жуткого события, которое, несомненно, всколыхнет обитаемый мир.

С недавних пор большинство читающей публики привыкло связывать название Малые Пегасики с именем прославленного чемпиона Кровавой Паялпы, знаменитого кассарийского генерала Такангора Топотана — триумфатора битвы при Липолесье, победителя короля Бэхитехвальда Галеаса Генсена и лорда Малакбела Кровавого. Теперь же это милое пасторальное местечко будет неотъемлемо связано со страшной тайной исчезновения его великолепной родительницы мадам Мунемеи Топотан и всех его братьев и сестер.

Наш специальный корреспондент Борзотар посетил Малые Пегасики буквально через полтора часа после разыгравшейся там трагедии и по горячим следам расспросил многочисленных и потрясенных горем очевидцев. Все они в один голос утверждают, что приблизительно за полчаса до происшествия местный садовод-любитель циклоп Прикопс, хорошо известный в кругах ценителей и собирателей редкой флоры, объявил своим согражданам о цветении уникального растения, именуемого магами и чародеями Звездой Тьмы. Причастным к колдовскому ремеслу, отлично известно, а всем прочим мы сейчас сообщаем, что Звезда Тьмы расцветает непосредственно перед наступлением Мрака, там и тогда, где и когда намерены проявиться самые древние и жестокие силы Тьмы.

Отважная и блестяще образованная мадам Мунемея Топотан проявила себя достойным членом великой фамилии, сразу разгадав скрытый смысл уникального события и организовав операцию по спасению невинных жителей Малых Пегасиков от нападения неизвестного врага. Следует отдельно отметить, что она категорически отвергла предложения помощи, поступавшие от ее отважных и закаленных в боях сограждан, включая славных своей силой циклопов, а также знаменитых в свое время воинов панцирной пехоты минотавров.

Своевременно принятые меры привели к тому, что все обитатели поселка оказались надежно укрыты в древней башне, которая, к их радостному удивлению, имеет могущественную защиту от недружественных магических вторжений самой грандиозной силы. Наш специальный корреспондент Борзотар проверил истинность этих сведений и с уверенностью заявляет, что башня, известная в быту как кабачок «На рогах», окружена магическим барьером неизвестного ему происхождения, а одно это наводит на определенные размышления, ибо славный Борзотар — демон Преисподней, и не лыком шит.

Отдельный вопрос — откуда мадам Мунемея знала о свойствах башни. Второй вопрос — почему об этих свойствах знала она одна. Ее сограждане не могут дать нам сколько-нибудь удовлетворительного ответа на эти естественные в данных обстоятельствах вопросы.

Спрятавшись до заката в подземелье башни, жители Малых Пегасиков наблюдали только косвенные свидетельства нападения сил Мрака и Тьмы, как то — странные и пугающие звуки вроде рычания исполинской твари, землетрясение и, как выяснилось впоследствии, наводнение Нэ-Нэ, вышедшей в этой местности из берегов впервые за всю историю. Некоторый ущерб нанесен местным виноградникам, исчезли крылатые лошади, на отдельных обширных участках видны следы огня. Незначительные разрушения не вызывают особой тревоги, и только одна потеря ранит малопегасинских граждан в самое сердце — огромная скала, в которой находился вход в древний лабиринт Топотанов, рухнула. В считанные минуты встревоженные соседи, среди которых наш специальный корреспондент лично видел около десятка минотавров и не меньше полутора десятков циклопов, разобрали завал. Но глазам изумленной публики предстала гладкая отвесная стена. Никаких следов лабиринта, ни малейшего намека на то, что он когда-то здесь находился. Вместе с ним бесследно исчезли и его обитатели: мадам Мунемея Топотан, ее сыновья Милталкон и Бакандор и дочери — Весверла, Тохиморутха и Урхомуфша.

Наш специальный корреспондент уверенно заявляет: уровень магического вмешательства здесь зашкаливает, состав и принадлежность этой магии ему неизвестна, что наталкивает на размышления — см. выше.

Стон и плач стоят над Малыми Пегасиками. «На кого ты нас покинула?» — вопияют ошеломленные горем сограждане великолепной Мунемеи. Мы присоединяемся к их слезам и воплям. И тем не менее, хотим задать один вопрос — что скажет о разыгравшейся трагедии некий неизвестный ослепительно-белый грифон, который по странному совпадению прилетел в Малые Пегасики всего за несколько минут до того, как над ними раскинула свои мрачные крылья всепоглощающая Тьма?

Статья демона Борзотара.

Специально для журнала «Сижу в дупле».