Все волки Канорры

ГЛАВА 12

В жизни случаются разные разочарования.

Неприятно, например, торжественно выйти из дома прекрасным воскресным вечером и отправиться в любимую кофейню, дабы там обстоятельно и со вкусом насладиться куркамисами в мармеладе и чашечкой-другой горячей рялямсы, построить глазки встречным дамам, а, может, и завести новое приятное знакомство, — и где-то на полпути заметить, что новые модные штаны с оборками остались дожидаться тебя дома, на диване, куда ты сам и положил их, чтобы не помялись.

Обидно также назначить свидание прекрасной деве с медовыми косами ниже пояса и глазами цвета грозового неба и вместо нее обнаружить на балконе, куда, между прочим, не так уж и просто вскарабкаться, особенно, после обильного ужина, достойно окропленного напитками, ее разгневанную мамашу, желающую зачем-то уточнить, какой доход приносит твое загородное имение. И еще более обидно, что уточнение, даже с некоторым безобидным преувеличением, гарантирует тебе быстрый, хотя и нелегкий спуск без надежды на скорое возвращение.

К категории жестоких разочарований можно отнести статьи в утренних газетах, особенно те, в которых печатают отчеты о гладиаторских боях, Кровавой Паялпе, скачках, крысиных и тараканьих бегах и прочие культурные новости.

А еще, бывает, вызовешь на поединок какого-нибудь замухрышку, раструбишь всем о своей грядущей победе, а он приедет с оруженосцем раза в полтора больше тебя и попросит его разобраться в ситуации, и не миндальничать.

Горькое разочарование постигает и тех, кто, искусно изобразив печаль, только что проводил супругу в гости к матушке и собирается предаться заслуженному отдыху или любимым развлечениям, а женушка уже стоит в дверях, сообщая, что раздумала ехать, потому что твой грустный вид растрогал ее душу, и она решила посвятить тебе ближайшие две недели — вот буквально каждую минутку, чтобы ни на шаг не отходить и ни на миг не расставаться.

Но сложнее всего вынести разочарование на поле боя. Вот и Князь Тьмы не даст соврать.

План наступления лорда Саразина был в целом очень хорош. Впрочем, все планы наступления хороши. Еще никто не открывал военный совет словами: «Милорды, я придумал ужасный план наступления».

Ни один план не переживает встречи с противником

Хельмут фон Мольтке

Просто порой случается такая досада, что пока ты в поте лица, весь дымясь от вдохновения, создавал отличный план наступления, кто-то придумывал в ответ свой план обороны — и он оказался лучше. И тут уж, утешают философы, все познается в сравнении. Вы вообще замечали, что когда дела идут из рук вон плохо, и у вас кошки на душе скребут, именно философы умудряются сделать то гениальное умозаключение, произнести ту самую утешительную фразу, которая превращает вас из расстроенного человека в действующий вулкан.

Лорду Саразину было тем обиднее, что он полагал свой план наступления не просто хорошим, а вполне гениальным.

Он старательно изучил тактику Такангора при Липолесье и во время сражения с войсками Юлейна, а затем в битве с Генсеном. Не меньше времени он потратил и на изучение его стратегии. Так что ко дню великой битвы при Нилоне Командор Рыцарей Тотиса имел право сказать, что до тонкостей знает своего противника и может предсказать каждый следующий его шаг. Он также мобилизовал в свое время всех видных специалистов по магической и межвидовой юриспруденции, созвал несколько консилиумов, а потом, не удовольствовавшись и этим, пригласил полтора десятка профессионалов такого уровня, что король Ройгенон, получив счета к оплате, долго и судорожно открывал и закрывал рот, будто аист, подавившийся лягушкой. Наш мудрый читатель возразит нам, что именно для профилактики апоплексического удара у монарха и держат на службе казначеев, министров финансов и лордов-канцлеров, но все надлежало хранить в строжайшем секрете, и на сей раз король отдувался сам. Так вот все указанные специалисты в один голос утверждали, что демоны не имеют права принимать участие в людских распрях, особенно же — в качестве воинской силы, и никаких сюрпризов с этой стороны нет и быть не может. Подданным Князя Тьмы на веки вечные заказано иметь собственные предпочтения в мире живых; к тому же — оптимистично утверждали юристы — согласно древним законам о Равновесии Мироздания, после недавней битвы при Липолесье высшие иерархи Преисподней должны несколько столетий, как минимум, оставаться в своем мрачном подземном мире. Не исключено, что король Юлейн все-таки сможет по знакомству разжиться парочкой демонов низшего ранга, но для Рыцарей Тотиса привычное дело — истреблять подобную нечисть, а с юридической точки зрения достаточно и простого формального изгнания.

Что касается кассарийца, то ему никто не воспретит выступить на стороне своего венценосного кузена, но тут лорд Саразин обычно делал рукой вялый жест, который в вольном переводе мог означать «валяйте дальше». Специалисты удивлялись такой уверенности и самоуспокоенности и пожимали плечами, а некоторые даже сухо поджимали губы, но они не знали, что к тому времени Командор Рыцарей Тотиса уже обладал свитком с заклинанием против нежити, а мы знаем, и потому можем оставить в стороне долгие ночные прения недоумевающих юристов и законников.

Князь Люфгорн любезно предоставил сведения о расположении тиронгийских полков, и по всему выходило, что отборные отряды шэннанзинцев, покрывших себя неувядающей славой при Липолесье, ждет великая и скорбная участь смертников, павших в тщетной попытке преградить путь к столице несметным вражеским армиям. Лорд Саразин даже хотел упомянуть о них в своей трогательной речи перед победоносными войсками, которую он намеревался произнести на главной площади Булли-Толли, перед королевским дворцом Гахагунов. А поскольку именно княжество Торент и его столица Нилона традиционно принимали на себя первый удар вражеских полчищ, вторгающихся с севера и северо-запада, то после предательства Люфгорна, реальное сопротивление могли оказать несколько конных разъездов да гарнизон небольшой крепости Юфан, защищавшей главную дорогу к столице.

В отличие от венценосцев, Саразин понимал, что стремительный бросок к самому сердцу Тиронги неосуществим — он слишком верил в кассарийца и его могучих союзников. Зато он не верил в пресловутую секретность, а, значит, и полную внезапность нападения: как утаить такие приготовления от чародеев и демонов? Какие-то слухи обязательно просочатся, но это его не пугало. Он учел возможное присутствие на поле битвы твари Бэхитехвальда, неодолимую мощь кассарийского голема, неукротимую ярость и воинский гений генерала Топотана; на всякий случай включил в свои расчеты немногочисленную, но сильную тяжелую пехоту Кассарии и приписал еще несколько воинских соединений, разумно полагая, что в жизни всегда найдется место случаю, и к нему тоже нужно быть готовым. Но все эти войска с лихвой перекрывали одни только минотавры и его отлично вымуштрованные, прекрасно обученные, до зубов вооруженные рыцари. Три армии, стоящие сейчас в княжестве Торент в ожидании урочного часа, должны были в считанные часы сломить любое, даже самое отчаянное сопротивление тиронгийцев. Победа лежала у Саразина, что называется, в кармане. И даже король Ройгенон, скептик из скептиков и ипохондрик из ипохондриков, не мог не признать, что эти расчеты трижды верны, все случайности предусмотрены, и победоносному шествию на Булли-Толли может помешать разве что вселенский катаклизм.

В этом контексте о разочаровании речи и быть не могло. Тем горше оно оказалось, когда изумленные заговорщики распробовали его на вкус.

Стратегия — это пожелание того, как должен действовать противник

Из армейских афоризмов

* * *

Самым сложным, как водится, оказалось не то, к чему все долго и серьезно готовились, а то, о чем не догадывались.

Уже построились стройными колоннами по четверо в ряд тяжелые пехотинцы — кобольды, дендроиды и гномы. Уже застыли в ожидании, превозмогая свою приверженность подвижной анархии, ряды кентавров. Уже сделали боевые прически и нанесли аналогичную раскраску Анарлет, Таризан и Барта; и теперь жались поближе к Мумезе и даме Цице подальше от Кехертуса, невозмутимо повторявшего таркейские неправильные глаголы. Уже выросли за спиной Лилипупса невысокие зловещие тени в красных кожаных фартуках, и Зелг только теперь обратил внимание на то, что коротышки-таксидермисты похожи на маленькие копии бригадного сержанта, только другого цвета.

Уже сияли на замковом дворе пять изумрудно-зеленых порталов, и Мардамон в роскошной багровой мантии и варварской короне из каких-то запредельных шипов и рогов кокетливо вертелся перед огромным зеркалом, которое услужливо держали на весу четверо умертвий; уже Крифиан доложил Такангору, что его последние распоряжения выполнены в точности, и минотавр довольно махнул рукой в черной латной перчатке Панцер-Булл Марк Два; уже Мумеза остановила свой окончательный выбор на рыжей противоударной шляпке с бронзовой пряжкой в цвет осени и теперь протирала носовым платочком оранжевые турмалины на нагруднике Наморы, а Намора взволнованно пыхтел и сопел, припоминая, все ли он сделал так, как обещал генералу Топотану; уже распределили между собой имущество поверженных врагов Кальфон, Борзотар, Флагерон и полковник Даэлис, погоревшие на ставках при Липолесье; уже высился посреди двора гигантский мохнатый древнеступ с расписной будочкой на спине, — а короля все еще не могли запихать в доспехи.

Граф да Унара, главный бурмасингер Фафут, маркиз Гизонга и Ангус да Галармон столпились у дверей его апартаментов, оказывая моральную поддержку дворецкому, который принял на себя основной удар.

— Ваше величество! — в отчаянии восклицал Гегава, как никогда внушительный и солидный в пожертвованных Думгаром латах элегантного синего цвета и клювастом дорихойском шлеме Третьей эпохи, придававшем его щекастому лицу какой-то трагический и одновременно героический вид. — Ваше величество, опомнитесь, вы задерживаете внезапную атаку. Облачитесь в нагрудник!

— Сейчас, сейчас, еще секундочку, — бормотал Юлейн, ползая с лупоглазом вокруг панциря и разглядывая чеканный рисунок, — подождите, я хочу знать, чем у них тут все закончится.

Он всю ночь рассматривал богато иллюстрированные доспехи и пришел к неутешительному выводу, что все завершится трагедией — герой в конце все-таки женится на спасенной им деве. Но надежда умирает последней, и он очень рассчитывал на жуткую шестиглавую тварь, появившуюся в этой истории где-то на середине спины и решительно не желавшую умирать даже в районе поясницы.

Со двора донесся дикий рев древнеступа. Галармон прошел к окну и выглянул наружу: по двору в компании кассарийских хряков степенно шествовал косматос в нарядном золотом ошейнике с жетоном. Хряки, и прежде заносчивые, сейчас чуть ли не вдвое раздулись от важности. Они уже смекнули, что вместе с косматосом смогут развернуться и побузить во вражеских рядах так, как не бузили еще ни разу в жизни; хвосты и рыла трепетали в нетерпеливом предвкушении радостей, копытца буквально впивались в каменные плиты. Косматос невозмутимо разминал терзалки и кромсалки.

Древнеступ, еще пару часов тому назад бывший чучелом, набитым тряпками и морской травой, опасливо пятился от кошмарного монстра, видимо, припоминая что-то неприятное из своей прошлой древнеступьей жизни, и время от времени отчаянно трубил, запрокидывая гигантскую голову и утыкая четыре изогнутых клыка в аметистовое предрассветное небо.

Думгар вывел под уздцы вороного амарифского жеребца, и Зелг легко вскочил в седло. Рядом тут же образовались Дотт и Мадарьяга.

— Подумайте, милорд, каким образом вы собираетесь обойтись без меня на поле боя? — спросило привидение.

— В общем, я интересуюсь тем же, — сказал вампир. — Нет, вы посмотрите по сторонам — это же не армия, это же мумия наплакала! Даже если принять во внимание сюрпризы, которые, как обычно, приберегает на закуску наш дорогой Такангор, все равно выходит — ты да я да мы с тобой, причем меня уже не считают.

— Мы же решили, что вы присоединитесь к нам, как только минет опасность, — твердо сказал Зелг.

— А все равно на душе неуютно, — пожаловался Дотт. — Как-то страшновато оставлять вас без присмотра. Как подумаю, что вы там будете один-одинешенек, без заботливых родственников — без меня, без дедушки, сердце кровью обливается.

Герцог не стал говорить безутешному призраку, что ему-то как раз гораздо спокойнее, когда неугомонные дедуля и кожаный халат с повадками пятнадцатилетних подростков, находятся в глубоком тылу и только по этой причине не могут внести посильную лепту в то безумие, которое разразится сейчас у Нилоны.

— Ничего, не беспокойся, я пригляжу за милордом, — пообещал Думгар.

Дотт хотел было возразить, что голем не углядел даже за Кассарией, но потом решил пожить еще немного и промолчал.

Вообще-то, вампир был прав. В этот тихий предрассветный час на замковом дворе было довольно пусто, если считать, что речь шла ни много ни мало — о кассарийской армии.

Важные друзья — для важных дел

Бальтасар Грасиан

Конечно, циклоп Прикопс, вооруженный Граблями Ужаса, выделялся размерами и статью, и Альгерс то и дело расправлял могучие плечи и закатывал повыше рукава, бросая на него ревнивые взгляды. Конечно, Думгар по-прежнему напоминал несокрушимую скалу, а живописная группа демонов могла спровоцировать нервный срыв у любого существа, наделенного воображением. Конечно, косматос и сам по себе мог разогнать крупное воинское соединение, а за компанию с хряками — вынудить уцелевших обратиться к более мирным и безопасным профессиям. И тварь Бэхитехвальда нисколько не утратила своего могущества; Крифиан — спокойного величия; дама Цица — решительности и отваги; а Зелг выглядел более внушительно, чем когда бы то ни было; а все же их было еще меньше, чем во время славной битвы при Липолесье.

Не примкнула на сей раз к славным войскам горгона Ианида — змеи на ее голове все еще вели себя крайне разнузданно, и она была сама не своя, днями напролет призывая их к порядку. Они с Альгерсом так и не помирились, и сейчас она стояла в сторонке с гордым и независимым видом, честно провожая мужа на войну с одной стороны, и давая ему понять, что он не прощен — с другой. Грустно маячил у предсказательного дуба добрый Нунамикус Пу с полной корзинкой кремовых корзиночек, испеченных нынче ночью на радость героям; а рядом топтался еще более грустный командир хлебопекарной роты. Такангор решительно запретил ему рисковать, и Гописса в растерянности напек столько кексов, что впору было объявлять чрезвычайное положение, чтобы с ними разделаться. С заднего двора неслись пространные речи и слышался плеск воды — утоплик предлагал решить возникшие проблемы его силами, правда, в рамках колодца, и время от времени переругивался с какой-то кикиморой. С этой кикиморой тоже не все было ладно: она не то существовала на самом деле, не то пригрезилась ему во время диверсии Тотомагоса, и с тех пор отказывалась покидать его мирную мокрую обитель, но кроме него, ее никто не видел, что приводило утоплика в дикое возмущение.

Лорд Таванель в эти последние часы просто не находил себе места. Благородная душа не могла отправиться в битву вместе с друзьями все из-за того же «Слова Дардагона», не могла настаивать на том, чтобы Гризольда не участвовала в сражении — этого ей не позволяли понятия долга и чести; и не могла вообразить, как отпустит свою ненаглядную фею одну, без помощи и защиты туда, где той, несомненно, будет угрожать смертельная опасность. Гризольда же, убедившись, что власти Зелга достаточно, чтобы удержать ее супруга на этом свете, напротив, чувствовала себя совершенно довольной — отныне море ей было по колено, и знаменитая трубка опять дымила как вулканы Гунаба.

Карлюза с Левалесой в дальнем углу двора разучивали вполголоса свои волшебные певы, а Птусик горько обличал их, утверждая, что перед смертью невольным слушателям страдать не обязательно.

И только Такангор с Лилипупсом, как всегда, были бодры и энергичны, и, пересчитав по головам кентавров, кобольдов и дендроидов, терпеливо ждали урочного часа, чтобы приступить к осуществлению плана контрнаступления, который вошел во все исторические и военные учебники под названием «Мухобойка».

Кстати, наш образованный читатель вправе тонко намекнуть нам, что если в начале книги зачем-то появляется на сцене последний из древнего рода огров-мракобесов, собирателей скальпов, то ближе к концу он просто обязан выстрелить.

Чего не знаем, того не знаем. Ас-Купос не слыл таким уж прекрасным стрелком и в состязаниях по стрельбе из лука, насколько нам известно, никогда не участвовал. Он отлично владел холодным оружием, а поскольку рук у него было вдвое больше среднестатистических показателей по Тиронге, то, как и славный Гвалтезий, не ограничивал себя в выборе. К тому моменту, когда основные ударные силы Такангора, и Юлейн Благодушный на боевом древнеступе, вишенкой на тортике, уже стояли у портала к Нилоне, Ас-Купос подлетел к славному минотавру и возопил:

— Мало того, милорд, что вы снова отказались начесать гребень между рогами, хотя твердо обещали мне сделать это, как только разразится новая война, так еще и на саму войну вы в третий раз пытаетесь улизнуть без меня. Так вот, милорд, не выйдет. Я иду с вами! И не возражайте.

Такангор внимательно оглядел шерсточеса и пуховеда и не мог не признать, что он радовал даже самый придирчивый взгляд. Ас-Купос был первым цирюльником в древнем роду, так что здесь сравнивать не с кем. Но что касается его нынешней ипостаси свирепого воина, то тут он не посрамил бы любого из длинного списка предков, знаменитых своей чудовищной силой, безумной отвагой и непреклонностью на поле боя и умением как следует нагнать на врага страх.

Отчаявшись завить Карлюзу или соорудить нечто эпохальное на выдающейся голове Такангора, Ас-Купос воплотил смелые новаторские идеи в собственной прическе, разработанной специально для участия в кровопролитном сражении. Гребень, от которого регулярно отказывался действующий чемпион Кровавой Паялпы, он начесал себе, да еще и выкрасил его в редкий оттенок «Закат накануне ветреного дня». Алая борода была оформлена в три сложные косички с вплетенными в них косточками и амулетами. В правой верхней руке Ас-Купос держал внушительную дедушкину когу — длинный кривой зазубренный клинок без гарды. В нижней левой — двулезвийный короткий меч с рукоятью посредине и специальным крюком для захвата чужих клинков. Остальные две руки были вооружены герданом и амарифским лепестковым мечом. Фамильные доспехи сделали бы честь любому из огров: кожа, бронзовые заклепки, масса ремней и пряжек и немного меха.

— Поставьте меня в первую шеренгу, генерал! — потребовал огр. — Я их живо отбрею.

Один великий полководец утверждал, что вдохновение — это быстро сделанный расчет. То ли на Такангора снизошло озарение, то ли он мгновенно прикинул возможные варианты, но в любом случае отреагировал незамедлительно.

— Становитесь за мной, дружище!

— Слушаюсь, милорд! — гаркнул Ас-Купос во всю мощь своих немаленьких легких и, проходя мимо генерала, по привычке подкрутил ему напомаженную кисточку на конце хвоста — профессиональная укладка это профессиональная укладка, ничего не попишешь.

Еще во время военного совета Намора очень хвалил способности своего адъютанта и рекомендовал его в качестве герольда. Такангор это предложение принял, и вот теперь Борзотар добыл откуда-то из складок кожистых крыльев огромный витой рог, весь вытянулся как струна, и в предрассветной тиши раздался сигнал к выступлению. Была бы на небе луна, она бы вздрогнула от этого звука, были бы звезды — они посыпались бы вниз; но небо еще накануне сплошь затянуло облаками, и все обошлось.

Намора заглянул в гранатовые глаза Такангора. Тот кивнул. Демон мигом подхватил Мардамона и нырнул в вихрь верхнего портала — эффектно мелькнули и растворились в изумрудном сиянии тощие ножки в новых серебристых сандалиях. Спустя несколько секунд, не больше, туша адского генерала снова возникла на замковом дворе, на сей раз около капрала Мумезы и группы соотечественников: Наморе не требовались порталы для перемещения в пространстве, и Юлейн завистливо вздохнул, представив себе, как было бы замечательно, если бы тещинька Анафефа завела скандал, а он — ап! — и перепрыгнул куда-нибудь подальше, к морю, например, или в собственный кабинет, или в Кассарию, прямиком к Гвалтезию, разузнать, что сегодня намечается к обеду. Гегава тревожно заерзал у него за спиной: он не любил высоты, и не слишком уютно чувствовал себя в этой будочке с изящными резными перильцами, установленной на спине необъезженного чудовища. На месте короля он бы ни за какие коврижки не согласился ехать верхом на зомбомонстре, но как преданный дворецкий стойко терпел все неудобства. С недавних пор он избрал себе образцом для подражания несравненного Думгара, отличившегося во многих битвах, и теперь намеревался вписать свое имя в историю этого сражения рядом с его именем, пускай даже и мелким шрифтом.

Минотавр вздернул голову, положил на плечо папенькин боевой топорик, в левой руке зажал три поводка, сдерживая нетерпение хряков и косматоса, рвущихся в свалку, и шагнул в центральный портал. За ним потянулись колонной Лилипупс, Гампакорта, Альгерс, Прикопс, староста Иоффа с сыновьями, Юлейн на трубящем древнеступе, Карлюза с Левалесой на задумчивом осле, тиронгийские вельможи, Думгар, тяжелая пехота Кассарии, кентавры и таксидермисты.

Гризольда с трудом оторвалась от супруга и взлетела на плечо своего некроманта.

— Вперед, Галя, — скомандовала она. — Не топчитесь. Перед смертью не надышишься.

Зелг улыбнулся и тронул поводья.

Многочисленные друзья, слуги и прочие обитатели замка, провожали своих героев, высыпав на подворье, маша изо всех окон, со всех крыш, башен и шпилей. Темный хоровод призраков кружился над замковым подворьем, как огромная стая птиц; Гвалтезий махал своими цветными флажками так отчаянно, что щипало в глазах; домовые попискивали, ундины утирали слезы длинными волосами; Мадарьяга и Дотт делали бодрые лица; а Балахульда нервно протирала очки, которые ей одолжила по секрету мадам Мумеза.

И те, кто отправлялся сейчас в битву, и те, кто провожал их, безоговорочно верили в военный гений Такангора. Кассарийский некромант полностью разделял их взгляды. Но, не утратив веры в отважного минотавра, герцог с недавних пор обрел еще одну.

Зелг верил в себя.

* * *

Нилона — своего рода город-ключ. Она стоит на значительной возвышенности, над широкой и бурной рекой, у выхода из длинного ущелья в горах, которые практически невозможно преодолеть в другом месте. Ее легко оборонять, крайне сложно взять приступом, трудно заключить в осаду. Неприступные мощные стены, сложенные, согласно местным легендам, командой циклопов-камнетесов под руководством инженеров-цвергов, считаются самыми надежными на Ламархе, и конкуренцию им составляют разве что амарифский замок Быхтыль или аздакская горная крепость Улад, однако последние не имеют такого же огромного стратегического значения. Нам же сейчас особенно важно не забыть о том, что у подножия Нилоны раскинулась обширная равнина Кахтагар, и это уже официальная территория Тиронги. Собственно, княжество Торент тоже испокон веков принадлежало Гахагунам, и только при Коллонтусе Щедром, отце Нумилия Кровавого и дедушке нынешнего короля оно было пожаловано в вечное ленное владение деду Люфгорна, графу Лорастрийскому, спасшему своего повелителя во время кровопролитной битвы едва ли не ценой собственной жизни. Нумилий полагал такое решение венценосного отца редкой глупостью, однако графы Лорастрийские служили Гахагунам верой и правдой от начала времен. К тому же, Кровавый вел затяжную войну сперва с Лягублем, потом с Гриомом и не имел возможности затевать спор с могущественным вассалом в такое неудобное время. Единственным способом решить эту проблему мирным путем ему показался брак принца Юлейна с наследницей Лорастрийцев, правящих князей Торентусов.

Ну а сам Благодушный и помыслить не мог отобрать у родственника его законную собственность. Миролюбивый и беззлобный по своей природе, он и на войну с Зелгом в свое время согласился лишь потому, что искренне считал кузена-некроманта, исчадием зла, пускай и неквалифицированным, и не видел ничего дурного в том, чтобы слегка подрезать ему крылья в самом начале злокозненного правления.

Но вернемся из генеалогических дебрей на широкую удобную равнину, будто специально созданную, чтобы с оружием в руках решать территориальные и имущественные споры.

Ученый горьким опытом предыдущих противников Такангора, лорд Саразин почел за лучшее нарушить славные рыцарские традиции и не устраивать перед сражением показательных боев. У него имелось замечательное веское обоснование на сей счет: Юлейн и Зелг показали себя поборниками мрака и тьмы, пособниками выходцев из Геенны Огненной и потому честный поединок с ними невозможен, а, значит, и не нужен.

И вот, судите сами, легко ли это: организовать такую многочисленную и разношерстную компанию на серьезное мероприятие, все предусмотреть, все учесть, рассчитать до минуты и начать решительное вторжение в самый глухой предрассветный час, когда люди спят крепче всего, и им снятся самые страшные сны — чтобы обнаружить, что ты и сам попал в свой худший ночной кошмар.

Вначале все шло как по писаному. Длинные шеренги конных гриомских лучников и копейщиков в голубых и алых плащах; закованные в черную броню тифантийские топорники; похожие на металлических големов меченосцы; легкая кавалерия в кольчугах и серебристых шлемах, украшенных зелеными плюмажами; тяжеловесные, но стремительные, как железные кентавры, рыцари знаменитого Хугульского полка — вечные соперники Шэннанзинцев, лучшая панцирная конница союзников; пестрые плащи арбалетчиков, золотистые плащи Рыцарей Ордена Тотиса и выкрашенные алым, согласно новой моде, введенной генералом Топотаном, кончики изогнутых минотаврских рогов; красные, синие, серебристые и черные флажки; острия копий и навершия алебард, боевые косы и герданы — все это нескончаемым потоком проплывало перед восхищенным взглядом пятерых командующих армиями вторжения.

Килгаллен, Тукумос, Ройгенон, Люфгорн и Саразин по праву гордились теми силами, которые в такие короткие сроки смогли стянуть в Торент и одним решительным движением «утренней звезды» в руке Великого Командора отправить в битву против ненавистного Гахагуна и его кассарийского кузена.

Эта могучая темная река, шелестящая и негромко звякающая металлом, сотрясающая землю тысячами ног и копыт, безудержно вытекала из главных ворот Нилоны и лилась на равнину, стремясь занять самые выгодные позиции для первого стремительного столкновения.