— Ну что значит — "не буду"? — лениво процедил крепыш лет на 10 постарше меня с противоположной стороны стола. — Никто тебя и не спрашивает, это вообще не обсуждается. Давай уже, не тяни время.
— А то и значит — не буду! — я оттолкнул бумаги от себя, они рассыпались, один лист улетел на пол.
Ой, простите-простите — это же не бумаги. Это у нас целая дактокарта! прошу любить и жаловать. А лучше даже преклоняться.
— Ты, салага, совсем страх потерял? — злобно прошипел сквозь зубы "Алексей Иванович, Служба Безопасности" — именно так, все слова с большой буквы, не баран чихнул.
Молчу.
— Ты глухой? — он встал, обошёл стол, ткнул пальцем мне в грудь — больно, однако! — Ты — глухой?
— Я нет. А ты — тупой, похоже, — у меня внутри опять та самая тёмная волна.
Он явно в бешенстве, но сдержался, отошел. Как это? Я уж был готов к неизбежному... Не хотят шкурку портить перед встречей с хозяином?
— Ты, мальчик, чего-то не понимаешь... — проговорил сбшник с нажимом.
— Нет, это ты, мальчик, чего-то не понимаешь, — перебил я. — Я пришел встречаться не с тобой! И разговаривать с каким-то там охранником, который ещё и позволяет себе мне "тыкать", я не собираюсь! И отпечатки сдавать не собираюсь! И переодеваться не собираюсь, понял, ты...
— Ты жало-то прикуси, сопляк, — перебил меня человек в костюме, стоящем больше, чем я со всеми потрохами. — Во-первых, я не охранник, а первый зам начальника СБ. Должность полковничья, если в структуры переводить, понял? И не хватало ещё, чтоб мне всякие тут рядовые необученные гонор показывали...
— А во-вторых? — снова вклинился я, со всей возможной язвительностью.
— А во-вторых — ты не представляешь, сколько есть способов сделать человеку больно. Очень больно! Причем, так, что никто, кроме самого объекта, об этом никогда не узнает. Ну, только на вскрытии, разве что... — эсбэшник, похоже, успокоился, даже сел за стол и принялся собирать разлетевшиеся бумаги.
А вот у меня... планка упала.
— А ты, урод, не представляешь, что, как и когда я могу притащить тебе прямо под жопу! — я себя уже не контролирую, наклоняюсь через стол к этому бультерьеру и рычу ему в лицо. — Больно? Ты, сука, меня сначала попробуй поймай! А когда вся ваша СБ обосрется в прямом и переносном смысле — вот тогда больно будет уже тебе!
Алексей Иванович, багровея, встал и тоже наклонился ко мне. Как неудачно-то — моя тёмная волна меня отпускает! К мозгу возвращается способность соображать, и первые мысли, конечно, панические: "Чёрт, ну нельзя было как-то поспокойнее, что ли? Ну это же явный бывший спецназ — он же меня на 30 частей голыми руками порвёт прямо сейчас!". Но что-то внутри меня все-таки осталось, и волна начинает подниматься снова. Воспринимаю её с облегчением: совсем не думать в критический момент — это, наверное, даже легче. Волна и заставила меня сердито выдохнуть через нос и начать движение навстречу эсбэшнику, да с ускорением — кажется, я нацелился на то, чтоб ударить его лбом! "Хорошо, что стол широкий — есть где разогнаться", — мелькнуло отстраненное.
— А ну — стоять! — прогремел властный окрик из-за спины.
Мы оба вздрагиваем, я как-то неловко, криво отпрыгиваю спиной вперед и вправо, к окну, разворачиваясь к входной двери, которая у меня сзади. Не без некоторого удовлетворения краем глаза зацепил, что этот борзый урод тоже отпрыгнул! Хотя нет, ногами упирается в столешницу, это он, похоже, просто встал по стойке "смирно". Ну а нам "смирны" ваши без надобности, я тянуться не собираюсь. Так, кто это у нас тут?
У нас тут двое. Один явно сделан из того же теста, что и Алексей Иванович, хоть и значительно старше. И пузо уже заметное. Но всё ещё вполне себе... статуя бетонная! И руки — ох, не представляю, что надо с ними делать, чтоб такие кулаки у человека были? Морда... вот типично генеральская. Второй — ещё старше, лет 60, или даже больше, типаж какой-то турецкий, опять кавказец?! Да что ж такое. Без галстука, кстати, водолазка черная. Хозяин?
— Вы что тут устроили, а? Вы охренели, я спрашиваю?! — это заходится "генерал".
Неубедительно — реального гнева не наблюдаю. Скорее так, дежурно, поставить на вид. Но голосок — категорически командный, стекла дрожат. Вон и "хозяин" поморщился, положил руку "генералу" на локоть:
— Спокойно, Дима, ты сам-то зачем кричишь? — интересно — вообще акцента нет. — Тихо, тихо, не нужно ссориться. Зачем это всё? Неужели нельзя договориться по-человечески, Алексей?
Пока Алексей Иванович набирал в рот воздуха, вклинился я:
— Да вы тут вообще знатные договоруны. Вам, наверное, словарь надо подарить? Чтоб могли вырвать страницу со словом "договариваться" и на стенку себе повесить! В рамке! Траурной! — меня опять начинает нести. Ну я ведь прав, чёрт побери?!
Теперь начали багроветь оба эсбэшника, синхронно. Но хозяин ещё раз дернул "генерала" за локоть, и совершенно спокойно произнёс:
— Конечно, я умею договариваться, — плавно обвёл свободной рукой вокруг себя. — Неужели ты думаешь, что вот это всё было бы возможно, если б я не умел сделать правильные предложения правильным людям? Надеюсь, ты — человек правильный. Значит, и за предложением дело не станет! Пойдём, поговорим спокойно. Меня зовут Лев Константинович.
Буквально одним коротким движением руки хозяин заставил одного охранника сесть, второго — уже обеими руками — развернул и выставил в коридор. Потом повернулся ко мне, наклонил голову в свободный проём двери и приглашающе произнёс:
— Идём?
-*-*-
— Простите, Лев Константинович, но я все-таки никак не пойму — что же я должен делать? Какие-то конкретные инструкции будут? — я уже устал повторять одно и то же, честно.
— Ну что ты, Алекс, ты вот сам подумай, в конце концов, ты что — обычный человек? — и Хозяин Всего сделал очередной элегантный приглашающий жест обеими руками сразу.
— Нет, не обычный, — тут спорить трудно.
— Ну вот видишь. Да откуда ж я знаю, что мне завтра понадобится? Заметь — я ведь не спрашиваю тебя ни о чём. Мы просто принимаем как факт некоторые... м-м-м... моменты, да? Ну вот хамон тот же. Ведь может быть что-то другое вместо него?
— Может, — я уже не пытаюсь распутать замысел этого богатенького буратины и просто отвечаю на конкретные вопросы.
— Вот и замечательно. А я хочу иметь возможность по своему желанию эту замену производить. Иногда. И готов хорошо за это платить. Что тут такого? — и опять развел руками.
Он чего, на курсах актерских учился, что ли? Или это он меня гипнотизирует таким макаром? А ведь есть что-то, точно! Какое-то оцепенение... думать не хочется... И я уже минут двадцать как готов с чем угодно согласиться, лишь бы только прекратить этот бесконечный нудёж ни о чём!
Я встряхнулся, сбросил с себя незримый гнёт, выдул из головы туман и чётко, по-армейски рубанул:
— Значит, так! На что я могу согласиться: я оставляю все свои предыдущие договорённости в силе!
— Не вопрос, — успевает вставить Лев Константинович. — Но я надеюсь, что от новых обязательств такого рода ты воздержишься — я готов выкупить всё твоё время. Рабочее.
— Да, кстати: я очень нервно отношусь к переработкам и прочему, у меня есть моя жизнь, и её я продавать не собираюсь! — мелочиться и дипломатничать я не в настроении.
— Конечно-конечно! Личная жизнь — это святое! Тем более, что она, кажется, налаживается, а? — Лев Константинович заговорщически подмигнул.
А у меня внутри вмиг поднялся настоящий шторм: Это что? Это как? Мы же всего один день знакомы? Неужели это может быть неслучайно? Неужели Машу мне подставили?! Зачем? И как? Ну кто мог знать, что я вообще решусь подойти? Именно к ней? Или.. они что, там всех подсадили в этом парке?! Вообще-то, так если повспоминать, концентрация красоты даже для весенней Москвы была запредельная! А всех, кстати, даже и не обязательно — просто выгнал полсотни моделей, рассадил по лавкам — и готова наживка! Кто в здравом уме подойдет к кикиморе какой-нибудь, если на соседней скамейке сидит та же Маша? Всего делов — взять целое агентство и один рабочий день оплатить, у этого богатея и не на такое денег хватит! Ой, мама, вот это я попал!
Видимо, охватившая меня буря эмоций отразилась на лице достаточно явственно, и Лев Константинович сделал обеими руками отстраняющийся жест:
— Спокойно-спокойно, ничего страшного не происходит! Мы никак в это не вмешивались, не вмешиваемся и не будем! Могу я за тебя просто порадоваться?
— Очень хотелось бы в это верить, — процедил я, пытаясь обрести хоть какой-то баланс. — И, кстати, тут у меня будет ещё одно условие.
— Слушаю внимательно, — каким-то неведомым образом опять успел вставить хозяин. Вот как он это делает? Вроде бы, я достаточно гладко говорю, без пауз на обдумывание, но он постоянно успевает воткнуться со своими комментариями посреди моей фразы!
— Я не хочу иметь с вашей СБ никаких общих дел, — припечатал я. — И больше всего не хочу, чтоб они за мной следили!
Лев Константинович сцепил пальцы в замок перед собой на столе.
— Следили — это неправильное слово. Они не следят, они присматривают. За всеми важными для концерна людьми, и за мной тоже. Понимаешь разницу? — ого, а взгляд-то как потяжелел!
— Разницу — понимаю. Но никаких дел с этими солдафонами иметь не хочу! — упрямо повторил я.
— Да, по большому счету, никаких совместных дел с ними тебе вести и не придется, — он сделал очередной жест, как будто сметая рукой все со стола. — И — да, я поговорю с ними. Ты должен понимать, что у них свой менталитет, с такими людьми, как ты, они никогда раньше не встречались, им тоже непросто, — опять он меня забалтывает, чёрт.
Хотел было уже что-то сказать, но Лев Константинович знаком попросил меня подождать:
— Я предлагаю не спешить. Уверен, что все возможные вопросы мы решим в рабочем порядке. Давай лучше поговорим о нашем взаимодействии! — он весь так и лучился какой-то прямо благостью — точно на актерские курсы ходил!
Очень хотелось съязвить что-то навроде "только этого уже 2 часа и жду!", но я сдержался и произнёс нейтральное:
— Да, это было бы неплохо.
— Тебе подберут кабинет в одном из наших зданий — не здесь, это слишком... — тут он почему-то замялся.
— В центре? — пришёл ему на помощь я.
— Да, пожалуй. Слишком много глаз и ушей. И не всегда наших! — он опять подмигнул. — Тебе выдадут телефон — айфон обычный, в принципе... Постарайся всегда быть на связи. Всегда — это всегда, батарею запасную купи, — он заметил, что я набираю в грудь воздуха, и быстро добавил, — Да-да, я помню, и обещаю, что без существенной необходимости никто по этому номеру звонить не будет! Но — мало ли, ты сам должен понимать.
Я начинаю внутри себя посмеиваться: вот всегда так — всё про работу! Про оплату же — ни слова. Или он считает, что он меня за айфон купил? Но тут хозяин мимоходом, как о чем-то незначительном, проговорил:
— Что ещё? А, да — деньгами не обидим. Ну это там уже потом помощник тебе всё доведет — карточку там выдаст, трудовую, всё такое прочее. Как закончим — познакомитесь, его зовут Иван. Точнее, Иван Сергеевич, он тебя постарше будет. А пока... — тут он немного отодвинулся, полез в ящик стола, достал оттуда что-то. — Пока вот тебе на первое время. Это просто так, подписной бонус, зарплата будет отдельно.
На стол легли четыре банковские пачки пятитысячных купюр. Лям-лям. О-хре-неть.
-*-*-
День сегодня — такой же как вчера. И позавчера. Всё одинаково — ясное небо, приятная прохлада, солнышко, ветерок, зелень вокруг... Живи и наслаждайся жизнью! Но вот настроение у меня сегодня совсем не то. Даже вчера в обед, после разговора с Арменом получше было, честное слово. Как-то уж очень тяжело мне дался этот бой — и с эсбэшниками, и с шефом потом. Вот же умеют люди мозги выворачивать! Хотя... первый раз в жизни у меня такое — деньги положить некуда!
Я совершенно сознательно, демонстративно даже, наплевал на предписанный мне дресс-код и явился в стеклянную башню в джинсах и водолазке. И был там такой один на всё здание! Кажется, там даже сантехники в костюмах! И уборщицы на каблуках! И только я в тёртых штанах и без галстука. Ну, плюс хозяин ещё...
То есть, карманов у меня — только те, что в джинсах. В задние совать пачки с Хабаровском — это как-то очень уж самонадеянно, я не настолько грозен, чтоб кто-нибудь не захотел такое моё неожиданное богатство поделить по-братски. А в передние они банально не влезают! Попросил у секретарши конверт А4, положил туда, несу в руках. Не скажу, что никогда столько денег не видал, но чтоб вот так просто, даже не зарплата... такое впервые. Кстати! А ведь Маша хотела сегодня отмечать свой зачёт. Ух, как мы отметим теперь! Эта мысль почти полностью примиряет меня со всеми сегодняшними проблемами, и когда я набираю Машин номер, я уже вполне себе широко и искренне улыбаюсь.
— Привет, солнце! Ну как — сдала?
— Да! Я сдала! Я — молодец! — я живо представил себе, как она там кружится. В коротком платье, эх — аж зубы скрипнули! — Я молодец?
— Ты — молодец! Будем отмечать? Я уже освободился! — и я даже прыгну куда поближе, лишь бы только быстрее схватить мою девочку в охапку. И никогда не выпускать!
— Ну нет, я так сразу не могу-у-у, — как-то капризно заканючила подруга, — у меня же сессия — учёбу никто не отменял! Я всё равно ботать буду ещё.
— Ну вот, — сокрушённо уронил я в трубку, — а обещала...
— Так я же не возражаю! — полная смена настроения: она опять полна энтузиазма. — Только не прямо сейчас. Ты там что-то про театр говорил? Вот и звони ближе к делу, скажешь точно, во сколько ты за мной заедешь. Учти, мне надо не меньше часа, чтобы собраться! — строгая какая.
— Да, конечно, я понимаю. Как только билеты куплю — отзвонюсь сразу же.
-*-*-
Ой, ой, ой. За-стре-лить-ся. Я судорожно сглотнул неясно откуда взявшийся в горле ком, собрал себя в кучку, подхватил букет банальных роз с сиденья и сделал шаг навстречу Красоте. Если б мои руки не опирались на дверь и крышу такси в момент её выхода из подъезда — я бы, наверное, упал, честное слово: Маша производит просто убойное впечатление. Нет, она, конечно, очень, очень красива, в любом виде, состоянии, в любое время, но все-таки разница между студенческими джинсами-кроссовками и подготовленным вечерним нарядом просто ушибает. Я даже не найду в себе слов, чтобы это всё великолепие описать — платье, прическа, шпильки, космической длины ноги, глаза... Ох. За что мне такое счастье?
И улыбается ещё.
Букет я сегодня решил купить обычный, обойтись без экзотики, тем более, что деньги есть. Он, конечно, вряд ли "грандиозный", но все же 51 роза — это тоже вполне себе прилично. Глупо, я понимаю, мне самому не нравится идея переводить деньги и цветы ни на что, но допускаю, что для современных девушек это — статус. Их статус. И уж меньше, чем что-то такое — просто неприлично. Мы пока ещё недостаточно знаем друг друга, её отношение к данному вопросу я не выяснял, так что, решил не рисковать. Не грандиозный букет, просто большой. Красивый. Приличный. Подхожу, вручаю, обнимаю, целую в щечку, шепчу на ушко:
— Оставим тут или возьмешь с собой? — и, честно говоря, с очень большим трудом удерживаюсь от того, чтобы схватить ее, сжать покрепче, закружить — ух!
— Конечно оставим — я их еле держу! — смеётся Маша. Всё происходящее явно доставляет ей удовольствие.
— А можем и ко мне завезти. Времени ещё хватит, — коварно искушаю я.
Девушка смотрит на меня чуть искоса, улыбается и говорит:
— Давай лучше к тебе. Нечего этим курицам на мои цветы любоваться! У тебя хоть ваза-то есть?
— Ну где-то же они стояли до выезда! Есть, у меня все есть, — перехватить реально тяжёлый букет, обнять Машу за талию, запихнуть счастье поглубже, а то я и до такси не дойду. — Главное, что у меня есть ты.