Чёртову ногу адски крутило всю ночь. Только под утро я кое-как нашёл странную позу, где болело немного меньше, и провалился в тяжёлый нервный сон. Но толком поспать так и не вышло — звонок злым сверлом ввинтился прямо в мозг. Судорожно извернувшись, схватил выскальзывающий из рук телефон — конечно, вверх ногами, кое-как нажал на приём — босс, сразу рычит без всяких нежностей навроде "привет" или "как дела":— Что за на, Тумин, ты когда по-человечески работать начнёшь? — ну вот. Ну ведь только позавчера вроде договорились!— Дмитрий Васильевич, я пока не могу — нога. Я же всё закрыл вчера, из дома!— Дома — это ты бабушке своей лепить будешь, на! Или выходи нормально на работу — хоть на костылях, хоть в коляске, хоть на каталке — плевать! или — не выходи! — это он что, всерьёз?!— Я не могу. Мне доктор запрещает, совсем! — Господи, как же жалко это звучит — ну почему всегда у меня так, а?Неожиданно спокойным тоном босс выплюнул короткое:— Уволен, на. — и положил трубку.Чёрт. Только этого не хватало. И так потратился на операцию сверх всякой меры, все резервы подобрал, да ещё и ипотека эта — вот же Танька дура, всё из-за неё: "Мой ребенок не будет жить в съемных квартирах!". Спасибо, блин — ни Таньки, ни ребенка, ни работы — только плохо сломанная нога и ипотека. Надо посчитать — на сколько хватит накоплений? Депозит теперь точно придётся снять раньше срока. Пропали проценты... Хотя — чего уж тут, не до процентов.Танька-Танька... как же так у нас с тобой вышло-то? Ну ведь вроде бы и к свадьбе шло, и любовь-морковь — настоящая, и жили мы вместе третий год, и квартиру выбрали-купили — всё как ты хотела! Почему, зачем? Чёрт же меня дёрнул согласиться поехать к родственничкам твоим украинским! Всё потому, что сам я сирота — наверное, втайне мечтал обрести семью, чтоб как у всех... А получилось наоборот — один короткий приговор деда: "За москаля не пущу!", — и всё сломалось, одним махом. Как же ты легко перечеркнула два года нашей любви... А я теперь один в ненужной здоровенной двушке. В ипотеку, чёрт её дери. Вдвойне ненужную.Впрочем, жизнь продолжается — надо вставать. Я неловко повернулся, и в ногу стрельнуло так, что в глазах потемнело, а я с хрипом повалился обратно на кровать. Под голову попалась подушка — закусил с краю, мычу. Ды-ы-шать. Ещё немного, немного... вроде отпускает. Что ж за незадача такая? Да никакой, так если разобраться. Просто не надо с горя нажираться и катать бессмысленно, даже с невысоких подмосковных горок в Яхроме — и не будет никаких незадач. А если я оказался настолько туп, что всё-таки полез — ну так и вот, получите-распишитесь.Сложный открытый перелом, месиво из костей и мяса, жуткая кровопотеря. В районке, куда меня поначалу притащили ругающиеся инструкторы, вообще приговорили к ампутации! Хорошо хоть для этого медикам потребовалась подпись, меня более-менее привели в сознание и обезболили — а я уж сумел сообразить, что надо бежать отсюда, и упросил парней отвезти меня в Склиф. А оттуда уже переехал в Институт спортивной травмы. Слава богам, ногу удалось спасти, пусть и ценой безжалостно выпотрошенных заначек и кредитки.Но как было — больше не будет. Спорт для меня теперь закрыт, любой и насовсем. Ненужной стала не только квартира — любимые лыжи не нужны тоже. Кататься я больше не смогу никогда. И машина не нужна — без правой ноги не поездишь даже на автомате. В больнице сидел в очереди на консультацию у профессора, разговорились. Переломы у людей похожие... Говорят, что уверенно пользоваться ногой "почти как здоровый человек" я смогу года через три. Не мариновать же машину эти три года под окном — лучше продать. Не нужна.Все не нужно.И я.И не разберёшь, что больше болит — нога или сердце.Опять звонок. Трясущимися руками я схватил телефон в надежде, что босс передумал:— Алло?Нет, не передумал — это хрюша, Ангелина (что ты, что ты) Сергеевна:— Александр, когда вам будет удобно подъехать за трудовой и расчетом?— Не знаю я. Не знаю! Мне вообще вставать почти нельзя, как вы не понимаете все! — я был настолько взвинчен, что уже почти сорвался на крик.— Мне ничего понимать не нужно: если человек болеет — он предоставляет больничный лист. У вас есть? — Хеля (как мы её зовем за глаза) откровенно издевалась — как будто не в курсе!— Вы же знаете, я лечусь в платной, там больничных не дают.— Александр, я руководствуюсь законодательством Российской Федерации. И вам того же советую, — было прямо физически слышно, как эта силиконовая кукла любуется собой. Зеркало у нее перед носом, что ли? Специально в холл пошла звонить — насладиться? Стерва. Никогда её не любил. Впрочем — у нас её никто не любит. Кроме босса, и то — когда ему жена не даёт, хе-хе.Телефон полетел на кровать — вот и всё, закончен этот этап моей карьеры. Карьеры, ха! Обнять и плакать. И то ещё надо подумать — как-то босс подозрительно быстро успокоился! Не может он мне нагадить? С другой стороны — ну я ведь давно хотел все поменять, и работу, и специальность, и город. И страну, м? Все равно ни черта у меня тут не выходит, если честно. Очень подходящий момент, кстати. Тогда на мнение босса мне будет плевать с высокой башни.Впрочем, сейчас это неважно — всё равно я никуда пойти не могу. И доктор не велит, и нога чисто физически не позволит — тут лежа уснуть-то не всегда получается, куда там по вакансиям бегать! Остается только проедать нажитое непосильным трудом. И надеяться, что нога будет заживать хотя бы по "средне-пессимистичному прогнозу"... И ведь даже позвонить некому, поплакать в жилетку. Вот как-то так у меня выходит нехорошо — ни родни, ни друзей. Один я.Всегда один.Так, стоп. Что-то я увлекся. Хватит себя жалеть — надо бы и поработать! Доктор сказал — "дозированная физическая нагрузка" и "пробовать вставать самостоятельно", вот и будьте любезны, Александр Иванович. Я поднялся, на этот раз — с преувеличенной осторожностью. Взял костыль, сделал шаг, другой, третий — пока все по плану. Кухня почти рядом — ура, кофе!Но — я ведь не могу, чтоб всё ровно, да? Босая нога предательски скользнула на непонятно откуда взявшейся луже. Я попытался оттолкнуться — левой ногой от пола, руками — от воздуха, заранее зажмурился, готовясь к всепожирающей боли в сломанной правой, судорожно, со свистом, вдохнул и... ткнулся лбом в обтянутую кожей входную дверь. Не веря в такое своё счастье, с минуту постоял, вжимаясь в проем всем телом, пытаясь найти столь нужную сейчас уверенность, поддержку и опору.Уф, отпускает. Вроде. Я осторожно развернулся, держась обеими руками за косяк — костыль в процессе куда-то улетел. Окинул взглядом коридор и... медленно сполз по двери на пол. У входа на кухню на полированном гранитном полу блестела приличная лужа. Было хорошо видно, где я в неё вляпался. А дальше — минимум 4 метра сухого чистого пола. Без единого следа.Я — мастер спорта по прыжкам в длину среди женщин. А среди инвалидов вообще чемпион мира. И вот теперь-то это уже не просто слова.Приехали.-*-*-
Я сидел на кухне, грелся, обхватив ладонями порядочную кружку с кофе. Руки все еще тряслись, так что, пришлось порядком навалиться на стол, чтоб не расплескать, хотя так сидеть мне неудобно. Вот опять в моей жизни мелькнула эта странная штука, для которой у меня есть даже специальное, мое собственное, тайное слово — "мысысыжи". Это аббревиатура, мастер спорта среди женщин, но я много раз слышал ее именно в таком варианте. Много... Гораздо чаще, чем сталкивался с источником. С причиной появления термина, так сказать. Сегодняшний прыжок — хороший пример, я опять сделал то, чего сделать не могу. По логике. Хоть как смотри — должен был я навернуться с грохотом и валяться там, в этой луже, корчась от боли в ноге, которой уже много месяцев и качнуть-то больно. Там и нормальный двуногий бы не устоял — утром, сонный, все мысли только о кофе — кто ждет такой сюрприз? Кто может быть готов? А уж тем более — такому калеке, как я сейчас, не с чего было так прыгать, это вообще за гранью моих возможностей.
Мне опять повезло.
Звонок. Слава богу, на этот раз — в дверь, а то я этого телефона уже боюсь. Ну кто опять? А, доктор. Это ничего, хоть я его и ждал после обеда. И никакой еды мне в этот раз не принес, блин.
— Здравствуйте, Яков Ааронович.
— Привет, прыгун! — когда-то в самом начале моего лечения в Институте спортивной травмы я, волнуясь "вдруг не возьмут", постоянно подчеркивал свое "спортивное" прошлое. И всем рассказывал, что я прыгал в длину, козыряя своим неподтвержденным МС. По факту, это оказалось никому не нужным, спортсмен ты или нет — им совершенно все равно, лишь бы деньги платил, но кличка прилипла. Ну да ладно, все лучше, чем другие мои прозвища, мда.
— Как здоровье? — каждый раз одно и то же. Не выросла нога, не выросла!
— Здоровье поправляется. Но очень медленно, — не то, чтоб я предъявлял претензию — надавить на него мне нечем, но показать тень недовольства все же нужно — я и правда считаю, что за такие деньги можно было бы поднимать меня и побыстрее... тем более, что теперь под рукой имеется факт конкретного ущерба: уволили, как-никак.
— Ну а как ты хотел? По протоколу вообще резать надо было, не дожидаясь перитонитов, — шутник, блин.
— Да я все понимаю, но хочется хоть как-то хоть что-то уже мочь — все-таки, больше полугода! А мне даже в магазин выйти нельзя, не говоря уже про работу, — я начал понемногу развивать тему. Но докторов так просто не возьмешь, они ребята опытные и толстокожие:
— В магазин? У тебя что — в магазин некому сходить? — удивленный такой. Как будто никогда с таким не сталкивался! И сам мне еду не приносил. Но не сегодня.
— Ну не так, чтоб совсем некому, — сказал я, — но неудобно постоянно соседей напрягать. Да и могут они далеко не всегда. Лучше бы я сам! Хотя бы вниз спускаться, у меня прямо в соседнем доме есть магазин, не дворец капиталистической торговли, конечно, но мне бы хватило.
— Нет, вот самому — это пока точно не стоит. Посиди еще, месяц, не меньше, — я обреченно вздохнул. — А почему соседи? Есть ведь волонтеры, в управе — ты что, не связывался с ними? Я точно знаю, что при выписке в пакет документов обязательно кладут листок с информацией — там и телефоны есть обычно, ты не смотрел? Все мои пациенты пользуются вовсю.
Вот это новость. Волонтеры какие-то...
— Нет, не видел. Я вообще тот пакет не открывал, вы ж мне все важное продублировали электронно, — опять я оправдываюсь на ровном месте, черт...
— Ну вот и посмотри. Это решает массу проблем, точно тебе говорю. Ну все, давай, как обычно, делай раз: садимся, мячик катаем, руки вверх! Не тормози, тренировка сама себя не проведет! — доктор почему-то довольно резко сменил тему.
Но подумать про это как следует я не успел — не пряниками меня тут кормят, к сожалению...
Через час шума, суеты и — что уж тут играть словами — мучений, я с облегчением закрыл за доктором дверь. Отстрадал. Все-таки, пока особенных результатов лечения я не вижу, зато лечиться — больно... очень. Но выбора нет, попал в колесо — бегу. Надо бы пожрать — чтоб отвлечься, только вот выбор у меня откровенно невелик, честно говоря. А ведь было что-то про это... точно, документы! Пакет, пакет... Я и не открывал его — что там интересного? Нет, если пойти на реабилитацию в поликлинику, то он очень даже нужен. Но я же ведь уже не пошел, работаю с лечащим частным порядком, так сказать. Как-то вот нет у меня уверенности, что в поликлинике смогут чего-то там реабилитировать. Кое-как дополз в спальню — вроде никуда не убирал, должен быть в так до сих пор и не разобранной сумке, с которой приехал из клиники... Как ни странно, папка с документами нашлась сразу - в боковом кармане. Я достал бумаги, много, разные, не то, не то, вот! Точно, оно. И даже район мой — вот же заботливые, любой сервис за ваши денежки! Кто-то в клинике не поленился выяснить, к какой управе относится мой адрес. Молодцы, ничего не скажешь.
Позвонил. На удивление — трубку взяли сразу, на той стороне — женщина, голос очень располагающий:
— Вы лучше мне расскажите, что у вас случилось, а я уж сама прикину, чем мы можем вам помочь, — о как! Ну ладно, мне нетрудно. И торопиться теперь совершенно некуда — работы-то нет больше. Трудно привыкнуть пока.
— Сломал ногу. Очень плохо, очень сложный открытый перелом, сначала даже ампутировать хотели, — я переждал оханье в трубке, даже вроде бы непоказное, на первый взгляд, — но повезло найти больницу, где согласились сделать операцию. Ногу спасли, но до выздоровления далеко, выходить на улицу доктора запрещают. Даже в больнице не показываюсь — они ко мне на дом приезжают, сами, только нечасто, два раза в неделю. А кушать-то хочется каждый день!
— Ох, ну как же вы так! А что родственники — не могут помочь? — тут я напрягся — это она меня слить хочет, не иначе? Лишь бы не работать?
— Нет родственников. Сирота я, — ответил сухо, готовый к завершению разговора. Но — ошибся.
— Ой, да как же так? Да как же вы живете-то тогда? Вам же ни поесть, ни мусор вынести, как же вы продержались — сколько вы говорите, полгода? Мы все сделаем! —ух ты, точно все? — Я прямо сейчас к вам пришлю замечательную женщину, Леночку, она у нас лучше всех справляется с бытовыми вопросами, все-все-все вам наладит и поможет! Диктуйте адрес, я записываю!
"Замечательную" Леночку обещали через час. Ну и ладно. С грехом пополам осмотрел комнату — что у меня тут, нигде трусы-носки не раскиданы? Неохота позориться перед "замечательной". Да и перед обычной тоже — не приучен я, в старых традициях воспитан, хочется надеяться, по крайней мере. Выполз в коридор, заглянул в ванную, кухню — вроде более-менее. А больше я и не хожу никуда. По хорошему — надо, конечно сделать "самостоятельный" комплекс, прописанный доктором. Это минут на 30 — вполне можно успеть, конечно... но как неохота, кто бы знал! Быстро и вовремя нашлась отмазка: я сегодня с утра уже получил встряску, и физическую, и психологическую, надо перекурить. Прийти в себя.
Вернулся на кухню. Кофе остыл, но не пропадать же добру. Сижу, жду.
Прийти в себя? С этим, прямо говоря, не очень. А вот уйти в себя — это мы запросто...
-*-*-
День сегодня какой-то суматошный. Май, как-никак — силы уже на исходе, срочно требуются каникулы. Я из последних сил брел к выходу из школы, в голове — звон и тягучие обрывки мыслей. 7 уроков сегодня... да ещё химия последним. Зачем она нам вообще нужна, а? Ну не химик я! Дали бы что-то простенькое, базовые какие-то вещи, навроде "Менделеев — руль форева" или "кислоту пить нельзя!", чтоб не совсем дубом быть — и ладно. Ну даже пусть неорганическая, это ещё как-то можно понять и осмыслить. Но не запомнить, нет — все это по-любому вылетит из головы ещё до окончания школы.
А уж органика — это и вовсе за гранью разумного. Вот есть у нас Петро — он фанат, сейчас наверняка забурился в лабораторию и что-то там с училкой обсуждает. Скоро опять на олимпиады поедет, он у нас чемпион, пусть и местного-областного уровня, но в нашей школе и таких — пара человек, не больше. Вот и пусть бы химичка тратила свое ценное время на него! А мы бы что-то класса из 7 повторили — никто ведь наверняка ничего не помнит уже. Но нет: на уроке учитель хлебает горе полной ложкой, пытаясь хоть как-то расшевелить 30 обалдевших к концу дня школьников, тупо пялящихся на неё пустыми глазами, а реально кого-то учить приходится к вечеру ближе. Мда.
Тут меня довольно грубо остановили, хватая сзади за ворот.
— Шурочка! Наша спортивная гордость! — Это Лысый, местный школьный хулиган, старше меня на год. И с ним ещё двое.
— И тебе привет, — как бы мне ни хотелось со всей дури заехать ему по зубам — да с ноги! — шансов у меня никаких, проверено неоднократно. И Лысый отлично знал, обо всём: и о моём желании "с ноги", и о том, что шансов нет. И его это здорово забавляло, всегда:
— Ух ты какая злая чемпионка! Что-то не так? Двойку поставили? Кто обидел Шурочку? — тут он резко стал серьёзным. — Давай быстрее, Альба ждёт.
Альба — это самый главный в школе. Хулиган? Нет, сам он никогда ничего такого не делал. Он — лидер группы "верхних", почему они так назывались — бог весть, там было полно тех, кому до старших классов ещё далеко. Группировка была большая, почти в каждом классе «учились» представители. И они правили школой куда вернее, чем учителя или директор. Точнее — правил Альба, через своих подручных. Вот они-то никогда не стеснялись, если надо дать кому-то в глаз или сорвать урок.
А этот конкретный Лысый занимал должность главного боевика, его чаще всего выставляли "верхние", если понадобилось привести кого-то к покорности. Что интересно — он вовсе не был лысым, почему его так прозвали — неизвестно. Хотя, лично мне всегда было интереснее другое - почему он соглашался со своим положением в банде? Ведь его-то Альба всячески унижал самым первым. И это я попадался им раз в неделю, а Лысый терпел альбины издевки каждый день! Нет, там все старшие чморили младших — будьте-нате, а Альба вообще ценил своих клевретов не выше мусора под ногами. Но то, что так же страдал конкретно этот монстр было очень странно, потому как любой пацан в нашей школе знал, что Лысый Альбы намного сильнее. И физически, и головой, и как боец. Он вообще был самым сильным в городе, ну — из тех, кто вообще дрался, после дискотеки, например, и совсем не обязательно среди школьников. У него была натуральная мания — устроить драку с теми, "кто слишком много о себе думает". И вбить их в асфальт, без вариантов, даже один против троих. Мда. Случалось мне получить от него, случалось... так что, спорить - не вариант. Я мог только прикинуться непонимающим:
— Что-то произошло?
— Тебе какая разница? Альба сказал — ты идешь, — Лысый никогда даже не пытался играть в дипломатию.
— Шевелись! — толчок в спину сзади — это уже другая Альбина шестёрка, Травник. Он один, наверное, там такой, кого называют просто по фамилии. И как только успел уже за спину зайти?
Делать нечего, я поплелся под конвоем во двор.
Во дворе обнаружилась вполне знакомая картина: на бревне сидел Альба, вокруг — кучка "верхних", человек 10, чуть подальше — несколько пацанов в спортивной форме выполняли какие-то упражнения.
Особо знакомых вроде не видно... интересно — это такие же бедолаги, как я, или просто дети просто тренируются? Впрочем, у меня сейчас свои проблемы.
— Какие люди! — само радушие, ага.
— Мастер спорта среди женщин! Или даже рекордсмен — среди инвалидов! — "верхние" заученно заржали. Неужели им не надоело, вот просто интересно? Даже я был свободнее, чем эти "хулиганы" — мог себе позволить не улыбаться. Всё равно ничего не изменится.
Тут надо объяснить. За два года до того я отличился на физкультуре: прыгнул за 5 метров в длину. Надо отметить, что чемпионом я никогда не был, нигде и ни в чем. Нет, в классе я не последний, даже пятерки в четверти мне ставили привычно, но и выдающегося тоже ничего. Никаких особенных мышц, никаких особенных достижений. А тут вот как-то раз — и прыгнулось. Как потянул меня кто-то! Учитель не поверил и предложил повторить — я повторил. И ещё. Где-то с четвертой-пятой попытки результат получилось улучшить. Я улетел гораздо дальше, чем любой в нашем классе. И даже — как выяснилось чуть позже — в школе. В тот момент я был просто незамутнённо рад.
Но, боги, как же я об этом потом пожалел!
Меня включили в сборную школы по легкой атлетике. Бегал я так себе, остальное тоже без рекордов, но вот длина — это было мое. И на первых же соревнованиях я что-то там выиграл. И даже гордился этим, как должное принимая поздравления и тайные шушуканья за спиной. Млел в лучах славы, буквально. Жаль — недолго.
Уж не помню, с чего вдруг всю школу выстроили на линейку — праздник какой-то, наверное. Ранняя осень, солнце, жарко, как обычно — много всякой нудной мути... Но выступление физрука вся наша школа запомнила накрепко! А я — и подавно.
— Сборная школы отлично выступила на межшкольных ... впервые за многие годы...
Дальше, как положено, фигня всякая, но вот финал просто убил:
— Молодец, Тумин! Отличный результат! Мастер спорта среди женщин! А среди инвалидов — и вовсе рекорд мира!
Толпа замерла. Стало слышно, как на соседней улице ругаются какие-то тетки, а высоко в небе поет беззаботная птица. А потом все рухнуло. Все — и дети, и учителя, и родители, и праздные зеваки скрючились в приступе судорожного хохота. Некоторые младшеклассники в прямом смысле слова упали на землю. Где-то там же, на пыльном асфальте, валялась отныне и моя жизнь.
Стоит ли говорить, что это вот "мастер спорта среди женщин" осталось со мной до последнего дня в этой школе? И ладно бы просто дразнили — все получилось хуже. На меня обратили внимание "верхние", точнее — сам Альба. Формально это называлось "тренировки", официально провозглашенная цель — "сделать Шурочку мастером спорта среди мужчин". Да, меня зовут Александр, Саша. Сам я себя обычно рекомендовал Алексом, по школьно-киношной моде. Но "верхние" всегда звали Шурой, а когда хотели особенно поиздеваться — в женском роде, да. И "тренировки" эти — никакие не тренировки, конечно... Просто меня заставляли прыгать. Пока не покажу результат МС среди мужчин. Ясно же, что шансов у меня не было никаких? Вот я и прыгал куда бог пошлет, а потом неизбежно получал "мотивирующее воздействие" — шнурком, скакалкой или розгой из росшей неподалеку ивы. Альба придумал целую систему — сколько ударов я должен получить за каждое изменение результата с предыдущей тренировки. Ну, а его шестерки постоянно конкурировали за "исполнение наказания" — конечно, не только моего, но и всех прочих, у них было свое "соревнование", так что, легко отделаться было нечего и мечтать.
Я пытался жаловаться матери, классной, физруку, даже к директору как-то раз подошел. Все бесполезно. Мама вообще сказала: "А ты как хотел? Учись быть мужчиной!". Физрук поржал — радуйся, мол, дополнительная тренировка бесплатно!
Самое обидное - что сразу же после начала "тренировок" мои дальние прыжки как отрезало. Я мог пыжиться как угодно, но летел не дальше самого обычного нетренированного школьника, каким и был, собственно. Первое время меня еще пытались возить на соревнования, но после нескольких провалов я в отчаянии устроил забастовку. Случился форменный скандал, меня сначала пугали всеми карами небесными, потом стали уговаривать, потом стыдить. Что интересно — как-то решить вопрос с "верхними" никто даже не попытался. Я стоял на своем, пропустил сначала весну, потом осенний сезон, а потом результаты у конкурентов как-то улучшились, у них в сборных были настоящие спортсмены — не то, что мы, и всем стало понятно, что мои победы уже вовсе не гарантированы. Так все и сплыло потихоньку.
Но не мои "тренировки" с Альбой.
И вот стою я, смотрю на этот всеобщий смех, и думаю в очередной раз: ну ладно — эти все шакалы, но что тут забыл Лысый? Ну он же, наверное, может их всех забить на мясо, прямо сейчас, скопом? Что его заставляет мерзко так подхихикивать на повторяемую второй год одну и ту же... шутку? Да нет, какая это, к чертям шутка — это и в первый-то раз не особо смешно было, а уж потом... Хотя, возможно, я — слишком заинтересованное лицо, и просто не могу оценивать это все непредвзято. Но в любом случае — не понимаю, зачем ему это. Не раз я видел, как Альба примитивным пинком по заднице отправляет его делать что-то не самое приятное — стрелять сигареты у прохожих, например. И Лысый каждый раз идет. Отряхивается по дороге, но идет! Однажды Альбе не понравилась принесенная сигарета — так он залепил Лысому пощечину. При всех! Даже я это видел — и мне было приятно, признаю. Не возражал бы увидеть повтор, кстати, прямо сейчас. Если уж не могу сам — "с ноги"...
И вообще — как мне это все надоело, кто бы знал, а? Что-то внутри поднимается, огромное, темное, голова тяжелеет, в глазах муть. Неужели я никогда с этим не развяжусь?! Учиться еще два года — и еще два года терпеть?!
Тут Альба повернулся ко мне и сказал будничным тоном:
— Ну, что стоишь? До сих пор не выучил регламент тренировки? — стая опять с готовностью захихикала.
— На позицию!
Какая, к дьяволу, позиция — у нас тут что, Лужники? Тут без всяких позиций с любого места можно разбегаться да прыгать... Кстати, прыжковая яма с песком у нас длиной 7 метров. Для выполнения норматива МС я должен ее перепрыгнуть, и прилично.
Что-то я сегодня совсем не в себе. И Лысому слишком явно показал свое недовольство, и Альбе вот сейчас хочется хотя бы нагрубить — но зато так хочется, что прямо не могу терпеть! Просто не могу сдерживаться — и все тут! И чтоб не сорваться, я начал разбег прямо от бревна. Мне придется заложить порядочный вираж, но я очень хотел побыстрее убраться от банды, чтоб, не дай бог, не высказать им все, что бурлило внутри.
Выхожу на прямую, чуть придержать правую, еще, целимся, планка, вся, вся кипящая ненависть в толчок — пошел! И — впервые за пару лет — я опять поймал то самое чувство, что и в первый свой нечаянный дальний прыжок. Чувство полета. Чувство помощи. Чувство, когда меня тянет что-то, подталкивает, подбадривает. Смешно говорить, но я даже успокоился, когда летел — за доли секунды! И кое-что понял. Даже не так — многое понял. В частности — то, что кто угодно может делать со мной что угодно, но больше я вот тут вот так "тренироваться" не буду. Никогда.
Я нисколько не удивился, когда по ногам со скрежетом ударила гарь беговой дорожки — яму я перепрыгнул. И никто меня даже не окликнул, когда я, не задерживаясь и не оглядываясь, просто ушел со стадиона.