2. ВСЕ ЭТО БЫЛО, БЫЛО, БЫЛО...

За годы работы в печати мне посчастливилось прочесть немало родительских писем, касающихся проблемы искусство — взрослеющий ребенок, писем заинтересованных людей, писем людей обладающих опытом воспитания.

Естественно, готовя эту книгу, время от времени обращалась к ним, подчас с грустью: и это не вошло, и это «не ложится», и об этом нет возможности рассказать подробно. Что ни письмо, то проблема.

Вот пишет отец четверых детей, рассказывает, как приобщали ребят к театру, к изобразительному искусству. Считает, что важно пойти с младшим на спектакль или на выставку и «обставить» такой семейный поход торжественно, воспитывая прямо-таки святое отношение к искусству. Что верно, то верно.

Многие письма рассказывают о тех родителях, которые готовят встречу с искусством не только своим детям, но и другим. Так, в одном из московских ЖЭКов в красном уголке вот уже 12(!) лет руководит детской студией изобразительного искусства архитектор Галина Алексеевна Рождественская. Вот если бы каждый из нас отдавал детям свои знания, зажигал младших своими пристрастиями!

Старый, испытанный метод: чтобы увлечь — надо увлечься самому. Именно так живет Галина Алексеевна. Влюбившись в живопись, она сумела передать свою любовь поначалу своим детям. И сын и дочь вслед за нею тоже полюбили мир красок. После — знакомые детей, после — дети со двора... Сейчас для многих из них рисунок и живопись — это могучее средство познания мира и познания себя, самовыражение, радость и страсть. И собственные дети и дети из студии проводят за мольбертом много счастливых часов. А как спешат они посетить открывшуюся выставку, как много видят на ней!

Для Рождественской занятия в студии служат большой педагогической цели — воспитать у детей потребность в творчестве. Радость самовыражения, радость воплощения собственного замысла — все это надо познать в детстве, чтобы возник и закрепился импульс к действию, пришла уверенность в необходимости творческого труда, в нужности его и значимости.

В двух маленьких комнатках ЖЭКа занимаются ребята от двух до шестнадцати лет.

Малышам Рождественская дает цветную бумагу, краски, фломастеры, карандаши — каждый выбирает «материал» по вкусу, каждый рисует, что хочет, осваивая цвет, линию, пространство, форму. Уже на первых шагах выявляются пристрастия юных художников: кому-то ближе цвет, и он становится «живописцем», еще не умея твердо удерживать кисть, кто-то предпочитает «графику».

Лет с двенадцати воспитанники Рождественской уже осознают те задачи, которые ставят перед собой, начинают поиски выразительных средств. В эти годы их педагог мягко, ненавязчиво подсказывает ребятам некоторые из них. «Ты хочешь, чтобы твой пейзаж стал теплее? Нарисуй оранжевое солнце. Красная скамейка — тоже «теплое пятнышко».

В пятнадцать—шестнадцать ребята работают как взрослые художники, связывая свой замысел с мировоззрением, со стремлением сказать миру что-то свое, открытое в результате раздумий, переживаний. Одновременно идет обучение «технике»: ребята регулярно выезжают на этюды, пишут в студии натуру.

И все это время Галина Алексеевна открывает для своих юных друзей общественную суть подлинного творчества. Каждая работа прежде всего находит отклик у друзей. («Научить радоваться успеху друга как собственному поэтому очень важно», — считает Рождественская). Выставки в студии и за ее пределами имеют ту же цель. Но самое важное — показать общественную заинтересованность в ребячьем творчестве. И вот студийцы берутся оформить московский завод игрушки «Кругозор». На всех двенадцати этажах административного корпуса роспись стен делается по эскизам студийцев. Ребячьи панно украшают заводские цехи.

А недавно ребята проделали большую работу по благоустройству своего района к Олимпиаде. Они написали эскизы щитов, которые будут установлены на детских площадках, эскизы росписи стен домов, около которых построены детские городки. Украсить пионерский лагерь, школу, двор — все это вошло в быт юных художников, за все это они не раз получали благодарность и от взрослых и от сверстников, это не раз убеждало: творчество — живая, прочная нить, связывающая каждого человека с другими людьми. Отдаваясь творчеству, он осваивает богатства культуры, созданные другими, и приумножает их сам.

...Художественное воспитание вроде бы ставит перед собой довольно узкую цель — развить одну из способностей, заложенных в человеке, помочь самовыражению формирующейся личности. Но художественное воспитание очень часто становится шагом к воспитанию эстетическому, его методом, его средством. А эстетическое воздействие куда шире, и цели у него и задачи более значительные: научить человека чувствовать, видеть и поступать по человеческим законам.

Поет человек или нет, танцует или неуклюж... От этого многое зависит, но не все. И потому в детских коллективах художественной самодеятельности руководитель чаще всего не ограничивается научением петь, танцевать, читать стихи, играть на гитаре и т. д. Вот письмо от девочки, занимавшейся в ансамбле имени Локтева московского Дворца пионеров.

«Я стала взрослой, — пишет автор. — Но тысячи нитей связывают меня с моим ансамблем. Все, что во мне есть хорошего, интересного, — все из ансамбля. Умение дружить, подчинять свои интересы коллективу (чего стоили наши выступления, знаем только мы, какой дисциплины и самодисциплины требовал наш успех). Умение гордиться товарищами, любовь к музыке, танцу — все, все из тех моих детских, школьных лет».

Художественный навык сам по себе не является залогом высокой нравственности. Прекрасный танцор, скажем, может быть жадным, злым или трусливым. Это чувствуют родители, авторы писем, и откровенно признаются, что стараются отдать детей в кружки, где ребята получают и нравственную закалку.

Вот рассказ о ленинградском ТЮТе при ленинградском Дворце пионеров. ТЮТ — театр юношеского творчества. Его «актеры» проникаются поистине святым отношением к театру, знакомятся с таким высоким и сложным понятием, как «служение искусству». И актеры здесь не только актеры, но и реквизиторы, столяры, портные одновременно. Каждый познает до мелочей, как делается спектакль. Иными глазами — добрыми, дружескими, смотрит тютовец любой спектакль, он знает ему истинную цену, представляет, сколько проделано работы, чтобы спектакль появился на свет.

Очень часто родителей привлекает в кружке художественной самодеятельности, в детском самодеятельном театре именно это положительное влияние на нравственное становление ребенка. Творческий коллектив очень легко вырабатывает и внедряет высокие этические нормы. Так, например, у ленинградских детей-тютовцев есть свой неписаный устав и даже точно очерченные правила поведения. ТЮТовцы не грубят друг другу, мальчики не позволят девочкам нести тяжелые сумки, выполнять трудную работу. Само собой разумеется, что прекрасное театральное дело должны делать люди, которые стараются стать прекрасными.

Но говоря о большой роли художественного воспитания в общеэстетической подготовке ребят, в подготовке их к подлинной встрече с большим искусством, многие родители предостерегают от того, чтобы считать его единственной точкой приложения родительских усилий. И в ансамбль песни и танца, и в кружки изобразительного искусства дети должны приходить по велению души и собственного дара. Ни в коем случае не стоит растущего человека делать артистом или художником с первых жизненных шагов, заставлять многие годы проводить у ненавистного рояля. Не хочет..? Что ж, придется искать другие пути приобщения к прекрасному, иные стимулы движения личности в этом направлении. Ребенок склонен к спорту. Или к науке. Или через физический труд приходит к эстетическому освоению действительности. Не зря же говорят, что «он трудится красиво». Все эти пути так или иначе приближают ребенка к общению с настоящим искусством, помогают поднимать новые и новые слои культуры, овладевать теми богатствами, которые выработало человечество.

Именно это — суть всякого художественного воспитания, знакомства с тем или иным видом искусства на практике.

И писем, рассказывающих о занятиях ребят в том или ином кружке, немало.

Кто-то делится опытом, как от «принудительных» занятий детей в школьном хоре протянуть ниточку к подлинной и широкой любви к музыке, кто-то рассказывает о руководстве чтением и о семейных литературных вечерах. Что поделаешь, все это в одну работу не войдет, все это останется за ее пределами. Но вот письмо, которое прямо продолжает тему нашей книги, углубляет ее, доводит до логического завершения. Приведу его полностью. Начинается оно поэтическим эпиграфом:

Все это было, было, было,

Свершился дней круговорот.

Оттолкнувшись от стихотворения Блока, автор пишет:

«Мне двадцать три. Из детей я вырос, до «родителя» не дорос, не женат и детей не имею. Но хочется поговорить о том, до чего додумался только сейчас и что мне кажется очень важным в воспитании человека.

Не так давно побывал в пушкинских местах. Михайловское, Тригорское, Петровское. Могила поэта в Святогорском монастыре. Кто его знает, что произошло. То ли реальность обстановки, которая окружала Александра Сергеевича, так на меня подействовала, то ли просто сказался накопленный уже опыт жизни и некоторых размышлений. Но вдруг все мои знания о поэте ожили, я вдруг ощутил, представил, понял (не могу подобрать слова для объяснения того состояния, которое испытал) тот миг Истории, в который уложилась великая жизнь.

То, что было хрестоматийным, академическим, абстрактным, обрело реальные очертания, приметы. Строки «Вновь я посетил», «Мой первый друг, мой друг бесценный» и даже шутливые «Подъезжая под Ижоры» наполнились. Стало понятным настроение, в котором они создавались. И все творчество, и вся жизнь Пушкина предстала в ином свете. Труженик, человек чести, прекрасный друг, вольнолюбец — все это я вроде бы раньше знал и вроде бы не знал.

Вернулся в Саратов. Прочитал всю литературу о поэте и многое из того, что писали его современники, предшественники, последователи. Пушкин отныне стоит в ряду прочих значительных творцов литературы и в то же время совершенно особенно — гений!

Как много дает мне его творческий и жизненный подвиг! Человек я от литературы далекий — технарь, как нынче говорят. Но жить я в своей не литературной жизни стараюсь полнее. Больше успевать. Лучше относиться к людям. Принципиальнее к делу. Все это незримо связано с теми минутами, которые я недавно пережил в пушкинских местах.

Искусство отныне я воспринимаю по-другому. Каждый кинофильм, театральный спектакль отныне связаны в моем сознании со временем возникновения тысячами нитей, тысячами явных примет.

И даже такое лишенное конкретных бытовых деталей искусство, как музыка, обязательно соотносится с той или иной эпохой. Моцарт — конечно же, век восемнадцатый, Бетховен — французская революция, Скрябин, Рахманинов — годы перед Октябрем.

Только соединив искусство с историей, а конкретное произведение — с конкретным моментом этой истории, можно осознать, как проявляются и должны проявляться общечеловеческие ценности — добро, любовь к Родине, честность, стойкость, трудолюбие. Только так можно понять, как важна для каждого человека активная гражданская позиция и как сложно ее обрести — какой это всегда труд, какое волевое усилие, какое мужество.

Вернемся к тому же Пушкину. Помните, когда царь Николай I спросил его, где бы был он, поэт, во время восстания, тот ответил: на Сенатской площади, с декабристами, с друзьями. И это после гонений, ссылок, долгого вынужденного одиночества! Разве это не пример гражданской стойкости?

Зачем я пишу все это в редакцию? А затем, что это чувство истории мне бы не мешало обрести раньше, в школе. Момент Истории должен всегда присутствовать в преподавании гуманитарных предметов. У нас был хороший учитель литературы Михаил Карпович. Он приносил на уроки и гравюры, и открытки, и пластинки, чтобы «представить картину в целом», может, благодаря ему мое восприятие произведений искусства и обрело глубину, перспективу. Но освобождать взгляд от накипи серого академизма, наверное, можно и дома, в семье? Твердить детям почаще: «Все это было, было, было», во всем этом отражена самая что ни на есть настоящая жизнь тех, кто прошел по Земле до нас. И потому это прямо касается и нас...»

Искусство по сути своей исторично, автор письма прав.

«Момент Истории» входит в школьный курс литературы. Совсем не случайно наши ребята всегда изучают вместе с произведением ту историческую эпоху, в какую оно возникло, изучают биографии писателей.

Многое в этом направлении делает школа. Но, к сожалению, гуманитарный цикл предметов в школе очень неполон. За пределами школьной программы практически музыка и ее история, архитектура и ее история, изобразительное искусство и его история. Но даже и этот неполный цикл постоянно урезается под напором современных естественных и технических знаний. Так, в 1965 году при пересмотре школьных программ раздавались отдельные голоса представителей Академии педагогических наук РСФСР потеснить гуманитарные предметы.

Видные представители искусства: актер Сергей Бондарчук, искусствовед Наталья Дмитриева, композитор Дмитрий Кабалевский и другие тогда дали отпор этой тенденции, обратившись в редакцию газеты «Известия» с встревоженным письмом. Но жизнь показывает: перегрузки в школах и вузах пытаются ликвидировать именно за счет сужения гуманитарных предметов. При этом, естественно, отсекается или свертывается общеисторическая их часть, то, что дает фон для восприятия произведений искусства, фон, в конечном счете, очень необходимый, очень важный.

Но даже и то время, которое отводится на гуманитарные предметы, используется не всегда лучшим образом. Подчас ребятам на уроках дают знания об искусстве, а не само искусство. Так литература превращается в скучноватое собрание фактов об авторах, в перечисление черт, набор «образов». Именно это пытался преодолеть и преодолевал в своем Павлыше Сухомлинский, создавая свою «школу радости». Просто читать, не препарируя текст, не убивая его души, просто слушать народные песни, просто любоваться природой. В этом «просто» — совсем непростое умение обращаться к чувствам.

К тому же надо помнить еще вот о чем.

В силу «разорванности» школьного обучения, в силу членения предмета на темы и уроки происходит подчас отчуждение изучаемого материала. Подчас он психологически отторгается из-за того, что идет извне, что этот «урок» — нечто обязательное и совсем не нужное ученику сейчас, в этот момент для развития личности. Вот и случается, что Пушкин после школьного курса существует сам по себе, а Маяковский — сам по себе, и передвижники никак не соотносятся с «Могучей кучкой» или Герценом.

Историчность сознания... Чем раньше человек обретет это качество, тем полнее будет он воспринимать весь нравственный, воспитывающий потенциал прекрасного. Тем лучше будет результат эстетического воспитания. «Момент Истории» — как бы фермент, при котором быстрее идет реакция формирующийся человек — прекрасное.

Многое здесь от семьи.

Близость с отцом, с дедом, возможно, с прадедом породит естественное историческое, временное чувство. Сегодняшние шестидесятилетние могут показать своим внукам, что они воспринимали Маяковского не только как «фигуру в литературе», но и как человека, современника, определяющего духовный климат эпохи.

Чтобы снять «хрестоматийный глянец», «оживить» поэта, обнажить нравственные искания личности, воплотившиеся в его стихах, подчас достаточно в непринужденной семейной обстановке вспомнить, как рвались на чтения все молодые, как отзвуки его боевых выступлений доходили и в те дома, где люди были сравнительно далеки от литературы.

Фронтовая фотография, прокомментированная к месту и ко времени, может высветить особым, резким и точным светом страницы повестей Георгия Бакланова, «Горячий снег» или «Берег» Юрия Бондарева, приблизить к сегодняшнему дню их героев, напомнить, какой дорогой ценой оплачиваются такие человеческие ценности, как любовь к своей Родине, верность долгу.

И наконец, всегда поможет музей: исторический, краеведческий, литературный. Все мы знаем, как много значит сегодня в кино, в поэзии, в литературе емкая, точная деталь. Как важно увидеть ее, прочувствовать.

И вот мемориал, посвященный победе наших воинов на Курской дуге. Под стеклом обычная земля. Обычная... Взятая с поля боя совсем недавно. Земля, где мало земли и много пороха, много ржавых осколков от гранат, снарядов, бомб. Разве это не метафора, рассказывающая о битве лаконичнее и убедительнее всех длинных описаний? Разве это не деталь, берущая за сердце, та самая, от которой ком в горле?

Время... Время... История... Удивительное чувство, словно рядом незримо присутствуют те поколения людей, которые прошли по Земле до нас. И острое чувство причастности к своему времени, к своему поколению. Железная земля... Одна деталь и осознаешь с чувственной убедительностью: те, что были до нас, жили. Они были. Трудились. Сражались. Во многом были похожи на нас. Так же видели эту землю, это небо и солнце, так же дышали, плакали, смеялись, волновались. И эта курская земля — напоминание нам, что ничья жизнь не проходит даром, не пропадает, что все мы в мире — необходимое звено. Без этой идеи жить трудно, на ней стоит нравственность. И благодаря ей существует искусство, вечное и вечно новое. Обращенное к нам и нашим детям.

...Если История вошла органично в общение нашего ребенка с искусством, если это помогает растущему человеку преодолевать свою единичность, «прибивает» его к обществу, дает ясные ориентиры для определения своего гражданского места и нравственной позиции сегодня — значит, все идет как надо...

Загрузка...