Вся правда о русалках. Полевой определитель

Испокон веков волосы были объектом особого внимания и заботы представительниц прекрасного пола. Очевидно, диалектически это можно объяснить слабостью, которую питают представители мужского пола к женским волосам. Многие классики литературы — исследователи женской красоты — свидетельствовали, что главным критерием привлекательности дочерей Евы они считают волосы и ножки. Хоть сколько-нибудь знакомый с этнографией читатель знает, какие муки готовы претерпеть дамы из африканских племен, чтобы иметь торчащую, необычно окрашенную, кустообразную прическу, да и европейским модницам не легче приходилось с классическими ампирными прическами, и особенно с прическами в стиле рококо и бидермейер. Некий священник с возмущением утверждал, что женщины тратят на свои волосы примерно половину отпущенной Господом жизни. Причем за счет спасения души. О мучениях японок ради сохранения в ночные часы художественной прически не стоит и говорить. Да и надо ли столь далеко удаляться в пространстве и времени? Достаточно остановиться, особенно накануне праздников, перед любым парикмахерским, салоном, посмотреть на галдящую очередь и послушать извозщичьи интонации в перепалке изящных дам.

Женщины относят к своей шевелюре серьезно, весьма и весьма серьезно. Известна даже теоретическая школа, приверженцы которой считают возможным вычислять по волосам силу любовных эмоций (в миллиамурах). Говорят, достаточно растрепать волосы у недавно сделавшей прическу дамы, чтобы по ее реакции (громкость голоса в децибелах, коэффициент крепких выражений и т. д.) определить интенсивность ее любовного увлечения. Однако здесь мы прекращаем вторжение на территорию других наук.

Представительницы женского сословия считают волосы средством прельщения, могущим иметь значение, ведущее к копуляции. А копуляционные отношения даже по сей день еще могут иногда привести к созданию семьи. Например, академик Г. Наан утверждает, что бывают случаи, когда заключенные браки протекают довольно-таки счастливо (вплоть до очередного развода). Отсюда и придание волосам столь большого значения.

Русалок матримониальные вопросы, естественно, не интересуют; их манят более высокие цели, далекие от будничных забот: совместное музицирование, любовные забавы — по большей части платонические, — изучение психики человека и т. д. Да, и изучение психики человека! По устным, но вполне достоверным сведениям, в Королевской библиотеке Упсалы встречали русалку, которая занималась составлением «Определителя людей». (Над таким же трудом работают и пришельцы с НЛО.)

Но вернемся к культу волос. Помимо очаровательной силы, заключенной в волосах, этих роговых нитевидных производных кожи, возникших, вероятно, из кожных роговых чешуй (БСЭ. 3-е изд. Т. 5. С. 329), в которых таятся и другие чары. Как уже отмечалось, русалковеды относятся к фольклору с известной настороженностью, однако некоторые сведения, особенно из области народных верований, весьма любопытны. Оскар Лооритс пишет в книге «Народные верования эстонцев» (Тарту, 1932. С. 20): «По причине наличествующих в волосах магических сил оные суть весьма пригодное средство при колдовстве: дабы покорить себе душу другого, у него вырывают волосы, отстригают прядь и т. д. <…> Наконец, вспомним стрижку наголо рабов

и обычай покрывать голову девушке, выходящей замуж, как бы символизирующий, что она уже не может распоряжаться своими волосами (вспомним также распространенное в не столь уж далекие времена выражение «забрить лоб»)».

(О. Лооритс писал свой труд в 1932 году. Похвально, что мы возродили прекрасный обычай стрижки волос. Этот метод применяют иногда к плохим людям, не соблюдающим правил нашего общежития, которых в воспитательных целях приходится изолировать от окружающих.)

О волшебном, или колдовском, влиянии волос на любовные отношения говорит и М. И. Эйзен в своем классическом труде «Старые верования в Эстонии». Он приводит значительное количество магических ритуалов, совершаемых с применением таящейся в волосах обольщающей силы для достижения желаемой цели.

В Вильяндимаа бытовал обычай, заключающийся в том, что девушка, жаждущая выйти замуж, должна исхитриться раздобыть немного волос с головы и тела своего избранника. Из измельченных волос, смешанных с мукой и свежим молоком, надлежало испечь лепешку. Ритуал выпечения был очень поэтичен: «Девице, что лепеху слепила, должно просунуться в печное устье сколь возможно глубже, а допрежь того, как печево в печь садить, надобно пронесть его промеж лядвий, напевая при том:

Представим себе слабо освещенную кухню, раскрасневшуюся от печного жара крепкую крестьянскую девушку, которая, протащив тесто между ляжек, сажает его в печь; на юном лице предчувствие будущих радостей — какая рустикально-кондовая и вместе с тем лирическая картина! Досадно, что наши художники прошлого столетия, хотя бы Оскар Георг Адольф Гофман, мастер жанровых сцен из деревенской жизни, не запечатлели такого сюжета.

Правда, Оскар Лооритс считает более правильным, чтобы волосяную лепешку уплела сама вожделеющая; возможно, что в этом есть логика, ведь, как известно, разные дороги могут вести к счастью.

Есть у Эйзена и другая интересная рекомендация, при выполнении которой нет нужды возиться с кондитерскими причиндалами. Вместо этого достаточно некоторое время подержать предлагаемое молодому человеку лакомство под мышкой, где оно, кроме волос, окажется еще с одним эффективным любовным средством — потом. Эйзен сообщает, что приворотное снадобье «содержится под мышкой на манер градусника у больного, а потом дается есть тому лицу, в котором желают любовь к себе пробудить». Иногда в кусочке лакомства делают «девять дырочек, прежде чем положить его под мышку, полагая, что тогда оно крепче подействует». Однако Эйзен считает необходимым предупредить, что возникающая таким образом любовная тяга «не дольше продлится, чем пока венчанье закончится». Впрочем, возможно, и этого достаточно. А теперь перейдем от эстонской кухни, которая, как выясняется, не такая уж пресная, как иногда сетуют, опять к русалковедению.

При определении видов прекрасновласых весьма существенным следует считать цвет волос.

Эстонские русалки большей частью светловолосы. Видимо, утверждение теоретиков географической школы, что цвет волос большинства русалок совпадает с цветом волос живущих в их ареале людей, справедливо. Этот тезис распространяется не только на прекрасновласых (волосы-то есть ведь у русалок всех видов), а имеет общий характер. Изучив данные статистики, мы приходим к выводу, что русалки Северной и Центральной Эстонии в общем светловолосые, в то время как темноволосые встречаются чаще в южных районах и на острове Сааремаа (например, блудливая толстуха). Эти данные совпадают с точкой зрения Карин Марк (см. напр.: «Zur Herkunft der finnisch-ugrischen Volker vom Standpunkt der Anthropolodie').

Довольно распространен цветотип, который красноречиво описывает Софи Пруль из Палмсе: «…В речке на камне сидит женщина в белой одежде и волосы расчесывает. Волосы ее сверкают в лучах восходящего солнца, как золото». В описанном случае речь идет о достаточно распространенной плаксивой златовласке. Впрочем, наблюдаются и пепельные оттенки, (примерно соответствующие болгарской краске для волос «Альма» № 13).

Черные как вороново крыло волосы увидишь редко. Но не следует определение цветограммы волос доводить до наивысшей колориметрической точности, поскольку встречаются внутривидовые различия между особями. Довольно редко попадается прелестная и весьма оригинальная зеленоглавая кокетка, для которой ее экстравагантный цвет волос является полностью видоопределяющим. В прошлом столетии, по данным Эйзена, отмечались и рыжеволосые виды («Книга о русалках». С. 12), но поскольку впоследствии с натурально рыжеволосыми красавицами не сталкивались, то речь тут идет, по-видимому, о случайной гостье. Приверженцы географической школы считают, что к нам забрела гастролерша из Ирландии, где рыжеволосые русалки встречаются достаточно часто. Предположительно имел место визит ирландской шипящей высокогрудки (Turgidomamillata hibernica).

Однако, как ни грустно, приходится констатировать, что столь существенный определительный признак, как цвет волос, в наши дни больше не может считаться стопроцентно надежным. Автор данного определителя встретил однажды молоденькую русалку, у которой ниспадала на глаза эффектная серебристая челка. Судя по облику, голосу, размеру груди и толщине подкожного жирового слоя, никак нельзя было считать естественным седой цвет волос. К счастью, после погружения русалки в воду удалось обнаружить на ее прельстительном камне два волоска, лабораторный анализ которых показал, что вызывающая серебристость, намекающая, по-видимому, на большую зрелость и сексуальную опытность, не была натуральной: причиной серебристого блеска оказалось хорошо знакомое нашим парикмахерам химическое средство.

Разумеется, следует считать положительным и приятным то обстоятельство, что в связи с общим повышением жизненного уровня косметические средства, ранее доступные лишь привилегированным слоям, доходят до широких масс людей и русалок; однако к радости русалковедов примешивается некоторая озабоченность: ведь то же самое можно сказать и о других такого рода средствах. Если, например, высококачественные жидкости для фиксации причесок дойдут до русалок, то, по всей вероятности, мы будем встречать из занимающимися своей прической реже, чем раньше, что, естественно, огорчит исследователей.

Несколько слов о русалочьих прическах.

В минувшем и в первой четверти нашего столетия у русалок были в моде длинные волнистые волосы. Этой моде следовали почти поголовно все. (Вероятно, филологам стоило бы заняться этимологией выражения «мокрая укладка».) Волосы, как правило, доходили до бедер, выглядело это при несколько декадентской волнистости просто великолепно и вызывало у мужчин непреодолимое желание потрогать их. Однако в последние десятилетия мода на прически, мягко выражаясь, пошла вразброд, а в конце семидесятых годов бум совершенно невыразительного сассона захватил, к сожалению, и русалок. Появились и другие тенденции. Например, однажды летом в связи с интенсификацией овцеводства в нашей республике (очень правильное мероприятие!) многие наблюдатели встречали уже овчинноволосых русалок.

Об одной интересной находке недавно сообщил автору наш демонолог, филолог и орнитолог Март Мягер. Занимаясь кольцеванием птиц в районе залива Кыйгусте, он встретил русалку, волосы которой были заплетены в косы. Первый случай в истории нашей науки! Косы превосходно гармонировали с ее курносым носом, веснушками и широкой улыбкой. Русалка, которая, по определению Марта Мягера, относилась к полоскуньям обыкновенным прибалтийским (Lotis vulgaris baltica), охотно разрешила окольцевать себя случайно оказавшимся у исследователя страусиным кольцом, которое согласилась носить чуть выше своего прекрасного колена. М. Мягер договорился с прелестной русалкой о свидании будущим летом. Будем с неослабным интересом ждать сообщений об этой встрече.

В общем, беспрестанные изменения моды на прически вызывают досаду у русалковедов; особенно огорчителен тот факт, что некоторые русалки в безрассудном стремлении к самоукрашательству зашли еще дальше. А именно: несколько лет назад примерно в период Иванова дня автор повстречал рыжеволосую русалку и был неизъяснимо обрадован, что та самая, виденная Эйзеном, ирландская шипящая высокогрудка вновь появилась на наших берегах. Но можете себе представить, каково было разочарование, когда оказалось, что то была самая заурядная головоческа обыкновенная, которая вдруг сдернула с головы парик и начала яростно драть свои патлы!..

С тех пор, чтобы установить натуральность волос, я стараюсь ухватить русалку за кудри или же, ткнув длинной палкой из-за куста, проверить, собственные это волосы или парик. Правда, иной раз при этом возникают печальные последствия, потому что с первого взгляда ведь не определишь — русалка это или обычная девушка. Но ничего не поделаешь, наука требует жертв!

Остается надеяться, что положение постепенно стабилизируется. Однако что будет, если среди русалок войдут в моду совсем коротко стриженные или даже бритые головы? Во имя какого-нибудь нового вида (например, лысухи печорской) мы вынуждены будем скинуть со счетов все обворожительное семейство преккрасновласых…

Перейдем теперь к определительной таблице.

(Здесь и в дальнейшем при рассмотрении каждого семейства после общего введения мы прежде всего будем приводить определительную таблицу, затем первое описание, взятое из «Книги о русалках», или описание встреч, происходивших в давние времена; знакомство с видами завершим публикацией новых данных. Надеемся, что такая структура книги поможет эффективно использовать таблицы при определении русалок на природе.)

ОПРЕДЕЛИТЕЛЬНАЯ ТАБЛИЦА РОДОВ И ВИДОВ

Плаксивая златовласка, Auricomata flebilis.

Шаловливая льновласка, Linicomata hilaris.

Зеленоглавая кокетка, Viridiosa irritans.

ПЛАКСИВАЯ ЗЛАТОВЛАСКА

Немного грустно читать сегодня русалковеду это первое описание встречи со слабохарактерной, пугливой, но прекрасной жительницей вод. Разве что некоторое удовольствие получаешь, представляя себе дюжего эстонского хуторянина, сломя голову удирающего от хрупкого существа. Так ему и надо, суеверному! Но может быть, именно такие неудачные попытки контакта и превратили со временем златовласую красавицу в плаксивую златовласку?

Для контраста приведем описание интересной встречи, происшедшей в наши дни и аттестующей эту пугливую русалку совсем с другой стороны. Описание этого случая сделано автором определителя, опиравшимся и на официальные материалы (архив вытрезвителя в Рапла).

РУСАЛКА РЕАНИМИРУЮЩАЯ

23 июня 1979 года в Рапласком районе, на территории сельсовета Райккюла, на живописном берегу реки Конувере, состоялось празднование Иванова дня в котором принимал активное участие местный тракторист (фамилию его здесь не приводим, поскольку не считаем возможным увековечивать в научном труде память недостойного человека). Парень — назовем его просто Мяйду, — у которого за пьянку уже четырежды отбирали права тракториста, и в этот вечер не изменил своей заслуживающей осуждения привычке и вскоре уютно устроился на ночлег в ольшанике, где проспал до утра. Проснувшись, он увидел на противоположном берегу реки красивую, но весьма скудно одетую девушку, которая в лучах восходящего солнца совершала утренний туалет, расчесывала свои длинные волосы («волосы сверкают на солнце, как золото…»). Уместным ли были такие действия на загаженной, усыпанной бутылочными осколками и консервными банками безлюдной лужайке, мы решать не беремся, но, во всяком случае, как утверждает тракторист, девица что-то очень грустно бормотала. Характерны были по-детски шипящее «с» и пикантно грассирующее «р». Мяйду честно признается, что при виде этого зрелища он почувствовал пробуждение весьма недвусмысленных стихийных страстей. Он встал, подкрался поближе и крикнул: «Чего ты там лопочешь, дева-русалка, дуй сюда, дадим шороху!» Тракторист вспоминает, что при словах «дева-русалка» очаровательное создание вздрогнуло и посмотрело на Мяйду долгим грустным взглядом, а глаза у нее были здорово красивые. Кроме того, она делала рукой отстраняющие жесты и знаками объяснила, что в ее лице тракторист Мяйду имеет дело с невинным и порядочным существом и что она от своих нравственных принципов никогда не отступит. Тракторист Мяйду обнаружил в кармане непонятным образом оставшуюся не допитой вечером бутылку, показал ее деве и попытался соблазнить последнюю предложением алкогольного напитка. «Прополощем глотку!» — сделал он деве вежливое, по его мнению, предложение. Но дева очень испугалась и замахала своим зеленым шарфом, производя им змееподобные движения и давая понять трактористу Мяйду, что усматривает в таких напитках «зеленого змия», на чье искушение она ни при каких обстоятельствах не поддастся.

Однако тракторист не унялся. Он прыгнул в воду и попытался подплыть к деве, чтобы осуществить свое намерение хотя бы силой.

Тракторист Мяйду неважный пловец. Мокрый костюм и наполнившиеся водой сапоги стали тянуть его ко дну. А поскольку он ни в коем случае не желал расстаться с бутылкой («Вермут», цена 1 руб. 10 коп. без стоимости посуды), вскоре вода сомкнулась над его головой. («Хоть потону, а из рук ее не выпущу!» — вспоминает он свои тогдашние мысли.)

Первым его осознанным впечатлением, после того как Мяйду пришел в себя, была потрясающе красивая блондинка с белоснежной кожей, которая делала ему искусственное дыхание «рот в рот» и яростно массировала грудную клетку. Тракторист цинично признается, что, не будь ему так паршиво («я был все равно как подстреленная ворона»), он охотно предоставил бы деве-русалке продолжать свою самаритянскую деятельность. Заметив, что в Мяйду наконец-то вселяется жизненный дух, дева вскочила на ноги, хлоп-хлоп! — шлепнула его по физиономии («да разве ж она ударила — скорее погладила»), а сама еле рвоту сдерживала. Можно себе представить, каково было дыхание тракториста Мяйду!..

Затем дева взяла бутылку, которую тоже выудила со дна реки, очевидно, для того, чтобы кто-нибудь ногу не порезал, — и вылила ее содержимое в траву, всем своим видом выражая при этом предельное омерзение. Выливание вина настолько потрясло тракториста Мяйду, что он в тот же миг вновь потерял сознание. Очнувшись, он больше не увидел деву. Зато Мяйду увидели местные доблестные дружинники, которые быстро препроводили его в вытрезвитель.

Следственным органам тракторист Мяйду сообщил, что инцидент взволновал его до такой степени, что он решил отказаться от своей дурной привычки. Когда излагающему вам это происшествие удалось поговорить с Мяйду, тот уже второй день был трезвым, так что, вполне возможно, он претворит свои прекрасные планы в жизнь.

ШАЛОВЛИВАЯ ЛЬНОВЛАСКА

Первая описанная встреча с шаловливой льновлаской, вообще-то, вполне увязывается с последующими. До наших дней этот вид русалок особенно часто встречался вблизи реки Валгейыги. Весьма типична реакция русалки на слово «русалка», что часто отмечается в более ранней литературе. Наиболее эффективный способ прогнать русалку (современному русалковеду прискорбно констатировать, что в прошлом и вправду это делали!) — это крикнуть: «Русалка, русалка, украла иголку!» Именно такой прием использовали шведы. (Следует отметить, что на эстонском и шведском языках слово «русалка» звучит одинаково). Фольклористы, уточняя взаимосвязь русалки и иглы, утверждают, что особый интерес русалка проявляет не к круглым, а к трехгранным иглам, поскольку три грани символизируют известное в христианстве триединство. Сомнительное утверждение, но не будем его оспаривать — такие старинные недостоверные рассказы не дают современным русалковедам заслуживающих доверия сведений. Правильнее было бы предположить, что поскольку русалка наперед знала, что за словом «русалка», как правило, следует нечто порочащее («русалка, русалка, украла иголку, шесть сапожных иголок сперла и т. д.»), то совершенно понятно, почему каждая уважающая себя водяная дева уже при слове «русалка» предпочитает гордо удалиться. Кто из людей не поступил бы так же, если бы его неоднократно безосновательно обвиняли в мелких хищениях?

Описанная О. Хинтценбергом шаловливая льновласка при упоминании своего отрядного наименования будто бы тут же сиганула в воду, хотя в данном случае причина могла быть и более простой. Какая женщина не испугается, если на заре ее станет преследовать мужчина с ружьем? Из русалок в этом случае проявила бы твердость характера, пожалуй, лишь охотниколюбивая блудливая толстуха, с которой мы познакомимся при подробном рассмотрении голотитих.

Можно полагать, что, если бы молодой охотник повел

себя хоть немного менее агрессивно, на его долю выпала бы радость состязания в какой-нибудь спортивной, связанной с бегом игре с шаловливой красавицей русалкой, которая, даже испугавшись, нашла бы в себе силы посмеяться. Во всяком случае, у автора определителя раза два была возможность поиграть с шаловливой льновлаской в пятнашки, однако по причинам, проистекающим из телосложения пишущего эти строки, спортивные состязания успехом не увенчались. Многие исследователи помоложе порой бывали более достойными партнерами русалок в беге. Все они в один голос утверждают, что шаловливая льновласка — смелая и жизнерадостная русалка. Она к тому же благонравная и скромная энтузиастка спорта, по обычаю девушек Спарты ни в чем не желающая уступать юношам и здоровый образ жизни предпочитающая чувственным удовольствиям. Она, между прочим, одна из немногих русалок, которые ничуть не интересуются изящными искусствами (конечно, мы не собираемся ее за это хвалить), — подаренный ей каннель она тут же расколошматила и сделала из струн тетиву для лука; когда же я попытался почитать ей стихи (Ф. Вийон, Я. Кярнер, Ю. Юди), она быстро меня прервала и предложила помериться силами в прыжках с шестом. Тем не менее шаловливая льновласка — приятная, приветливая русалка, и я многим юным друзьям русалок посоветовал бы начинать свои научные поиски с изучения именно этого вида.

А теперь перейдем к виду русалок совсем с другим характером. Это капризная, кокетливая, несколько склонная к садизму зеленоглавая кокетка.

ЗЕЛЕНОГЛАВАЯ КОКЕТКА

В этом лаконичном сообщении бросается в глаза несколько необычных деталей. Прежде всего, конечно, касающихся одежды. Эстонские русалки вообще одеваются со вкусом, даже и в наши дни… В их одежде доминируют белый и черный цвета. Как дополнение к туалету они носят красный платок, серебряную брошь, какие-нибудь украшения в волосах и этим по большей части ограничиваются. Даже тогда, когда говорят о шикарном одеянии и украшениях, — такое тоже случается, — дают понять, что они идут носящей и создают о ней достойное или благородное впечатление. Зеленоглавая кокетка в своих кричащих тряпках почти единственное исключение. Еще Эйзен констатировал, что «нагими представительницы женского сословия русалок, как всякая стыдливая девушка, не хотят все-таки показываться людям». По большей части это действительно так. Но даже обнаженность гораздо целомудреннее, чем стремление завлекать людей буквально в одеянии лоретки: красные чулки и синий жакет (о платье или брюках речи быть не может).

В первом описании (из экономии места мы привели его не полностью) сообщается о том, что в таком костюме зеленоглавая позировала в основном несовершеннолетним. Все это бросает весьма сомнительный свет на моральный облик кокетки, на который мы, будучи прежде всего природоведами, не считаем все же нужным реагировать длинными сентенциями.

Привлекает внимание и любимое занятие русалки — швыряние камнями. Ни одну другую прекрасновласую ни за чем подобным не заставали. Они спокойно сидят на своем прельстительном камне, расчесывают и экспонируют прекрасные волосы с отрешенным и вместе с тем сосредоточенным выражением лица.

По этому первому описанию многие исследователи предполагали, что в лице швыряющейся камнями русалки они имеют дело с дегенеративным, психически неполноценным существом и не считали возможным признать ее поведение характерным для вида. Все более поздние контакты, — а они в Эстонии зарегистрированы в семи различных местах, — подтверждают, что кричащее одеяние и страсть бросаться камнями характерны для всех зеленоглавых кокеток.

Вкратце и не называя имен остановимся на одном заставляющем задуматься случае, о котором рассказал встревоженный отец юного (четырнадцатилетнего) собирателя бабочек.

«Наш Эрни всегда был хорошим мальчиком, он был активным пионером, старательным редактором стенной газеты, лауреатом районного конкурса декламаторов и так далее, — начал отец юноши. — Больших успехов он добился в колеоптерологии (наука о насекомых), причем в семействе моховой султан (Staphylinus) даже открыл новый для науки вид. Мы не знали с мальчиком никаких забот, мы позволяли ему летом предаваться любимому увлечению, которое иногда приводило и к ночным отлучкам из дому.

Весной, когда он был в восьмом классе, мы заметили, что поведение мальчика изменилось, — он стал скрытным, без охоты редактировал стенгазету и тихо плакал по ночам. Однако в свои походы он ходил чаще прежнего, хотя и тут его, как видно, теперь преследовали неудачи: морилка, которую он всегда показывал мне по возвращении из походов, по большей части бывала полупустой. У нас с матерью возникло опасение, что Эрни подпал под влияние плохих друзей. На наши вопросы он отвечал уклончиво, не глядя в глаза, на двух смотрах чтецов он спутал порядок строф. Что-то происходило с нашим Эрни.

Однажды, переставляя в квартире мебель, я взял в руки копилку Эрни и заметил, что она поразительно легкая. Это был тревожный сигнал, потому что у Эрни всегда имелось хоть немного денег — мы давали ему на мед и пиво[2]. Тут уж мы всерьез потребовали у Эрни разъяснений. Но он упорно молчал. Во время первой же отлучки сына мы с матерью произвели основательный обыск ящиков его стола. Конечно, это было неэтично и для нас нелегко, однако мы считаем, что во имя счастья своего ребенка родители должны быть готовы и к более неблаговидным поступкам… С крайним удивлением обнаружили мы в ящике массу пустых пакетиков из-под женских колготок, а также чеки из галантерейных магазинов. На сердце нам легла огромная тяжесть: наверное, Эрни попал в сети какой-то скверной женщины. Это в его-то годы!

Эрни мы ничего не сказали. Когда же он сообщил, что снова отправляется на экскурсию, я решил тайно последовать за ним — с твердым намерением обличить мерзкую нимфоманку, соблазнительницу славного чтеца и натуралиста, и препроводить ее в наши органы охраны правопорядка для понесения заслуженного наказания.

После длительного и трудного путешествия прибыли мы на берег реки N. Мой милый сын прошел вброд до большого камня и положил на него сверточек. Затем выбрался на берег и стал ждать. С бьющимся сердцем замер и я. Примерно через четверть часа к камню подплыла омерзительно и вызывающе одетая (если можно назвать одеждой полуобнаженность) женщина с зелеными космами, она развернула сверток, вынула из него колготки, а также чулки, и тут же принялась их примерять. Между прочим, все чулки были красные. Эта примерка чулок была самым чудовищным стриптизом, который, как я слышал, показывают в порнографических фильмах в капиталистических странах (советские люди, как известно, таких сеансов не посещают, а если… то делают это с крайним отвращением).

Фурия похихикала, покрутила задом, а затем выразила жестами неудовольствие тем, что ей мало принесли подарков. Вдобавок она стала кидать в Эрни камешками, которых на большом камне была заготовлена порядочная кучка. При каждом попадании она радостно взвизгивала. Ужасно было то, что Эрни даже не пытался увернуться от камешков, — правда, они были небольшие. Более того, на его лице было какое-то сомнамбулическое выражение счастья, которое меня, наблюдавшего из-за кустов, испугало».

Здесь несчастный отец зарыдал. Этот случай и меня обеспокоил, поскольку подобные огорчительные инциденты могут возбудить общественное мнение против всего русалочьего племени и привести к акции мести (См: «Книга о русалках». Описания № 101, 102, 103). Но к счастью, отец Эрни не верил в русалок и считал зеленоглавую кокетку очень талантливой пловчихой. Безуспешно пытался он выяснить личность женщины в республиканской федерации плавания.

Я всячески успокаивал отца. Привел ему для примера признание Жан-Жака Руссо, о котором рассказывает Стефан Цвейг в своей вышедшей и на эстонском языке книге «Смятение чувств». Воспитательница, высекшая будущего великого человека, пробудила в отроке явления мазохизма, однако это не помешало ему достичь высот культуры. Я высказал предположение, что и у Эрни останутся все возможности стать известным чтецом, мастером художественного слова и исследователем насекомых. Супружескому счастью небольшие отклонения не должны помешать, поскольку Эрни так или иначе придется в будущем покупать своей жене колготки, забота же о камешках, если они и впрямь понадобятся, также не может представлять никакой материальной проблемы. Я все же порекомендовал отвести юношу к психиатру, к каковому совету прислушались.

По-видимому, лечение дало хорошие результаты. Во всяком случае, отец сообщил мне впоследствии, что после курса лечения они несколько раз вместе ездили кидаться камнями в ту дегенератку. Занятие, которое я, естественно, одобрить не мог.

Учитывая все это, я не считаю возможным указывать места обитания зеленоглавых кокеток; так ведь поступают и орнитологи в отношении некоторых видов орлов. Эта русалка может представлять потенциальную опасность для неопытных юношей. Пусть ею занимаются опытные, решительные и морально устойчивые русалковеды.

На зеленоглавой кокетке мы заканчиваем главу, посвященную прекрасновласым и рассмотрим теперь более скромное и симпатичное племя полоскуний.