Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья

Глава 4

— Арсений Ильич, доктор, ну пожалуйста! Ну что что вам стоит⁈

Я остановил своё движение по коридору отделения, с грустью посмотрев на пациентку из 11-й палаты.

— Елена Евгеньевна, поймите, с вашим диагнозом иглорефлексотерапия ни к чему, вам операция не грозит. Давайте подождём хотя бы с недельку, побудете на медикаментах, а уж если прогресса не увидим, то я возьму вас в свою программу.

— Обещаете?

— Елена Евгеньевна, ну что вы, право, как маленькая, — вздохнул я. — Ступайте в палату и выполняйте предписания врача. Уверен, у вас всё будет хорошо, и постарайтесь настроить себя на оптимистический лад.

Я дождался, когда женщина скроется в своей палате, и снова повернулся к окну, пряча руки в карманах халата. Пациентка отвлекла меня от задумчивого созерцания природы в редкую свободную минуту. Похоже, снег лёг окончательно. Да и срок подошёл, 2 декабря на календаре. Белое покрывало, укрывшее землю и крыши домов, создавало на душе новогоднее настроение.

Но теперь уже невольно снова задумался о том, как расширить практику иглоукалывания. Потому что желающих пройти эту процедуру становилось больше с каждым днём — слава летела впереди меня. Вот и Еленочка Владимировна (соседки по палате именно так называли эту ухоженную дамочку бальзаковского возраста) решила, что чудесные иглы вернут ей и здоровье, а заодно, видимо, и молодость. Остальные, конечно, выстроились в очередь за здоровьем. Причём из других отделений тоже рвались на процедуру, и я не знал уже, как их всех отвадить. Работал-то с иглами я один, тут со своим-то отделением дай бог управиться. Причём ДАРом практически не пользовался, только в самых редких случаях, когда на иглоукалывание особой надежды не было. Впору организовывать курсы иглорефлексотерапии и готовить учеников.

Хорошо хоть помещение специально под меня выделили на нашем этаже, а то поначалу чувствовал себя каким-то бедным родственником, выкраивая время на сеанс в процедурной, когда там появлялось «окошко». Комнатушка, в которой я теперь хозяйничало, была меньше процедурной раза в два, но нам с пациентом хватало. Кушетка с матрасом и подушкой влезла — и то хорошо. Был ещё стул, на который мой подопечный складывал верхнюю одежду типа больничной пижамы. Радовало, что за эти сеансы мне с декабря обещали доплачивать полставки от моей зарплаты кардиолога. Не сказать, чтобы я так уж в деньгах нуждался, но и бесплатно работать как-то не слишком приятно.

— Арсений Ильич!

Я обернулся на знакомый голос. Ну конечно, Романовский собственной персоной. На тонких губах змеится кривая ухмылочка, хотя, подозреваю, пытается изобразить дружелюбие.

— Извините, что отвлёк вас от созерцания окрестностей, но в вашей 9-й палате у Герасимова подскочило давление. Сильно подскочило, до 220. Почему-то я узнаю об этом от дежурной сестры раньше вас. Вы уж примите меры, что ли.

Я покосился в сторону столика дежурной медсестры, та, внимательно наблюдавшая за нашей беседой, но вряд ли что-то слышавшая, всё же, видно, поняла, о чём речь, пожала плечами и развела руки в стороны, всем видом демонстрируя, мол, я тут ни при чём.

— Час назад во время обхода давление у него было нормальное. Хорошо, что Ольга Владимировна встретила вас, а вы меня, — съязвил я. — Сейчас же приму меры.

Я поправил висевший на шее стетоскоп и направился в 9-ю палату. Внутри меня всё кипело, но внешне я был спокоен. Вот же гадёныш, всегда найдёт, к чему прицепиться. Дня не проходит, чтобы не поддел, и желательно на виду у коллег. Хорошо хоть по большому пока не гадит, но чувствую, как только случай представится — тут же наложит мне на голову солидную кучу. И радостный будет наблюдать, как я обтекаю.

У больного и правда давление подскочило. Переволновался старичок после встречи с родственницей, сообщившей, что его внучка слегла с корью. Успокоил, что в наше время корь лечится на раз-два, назначил капельницу с магнезией, к вечеру давление удалось нормализовать.

Между делом провёл сеансы иглорефлексотерапии с несколькими пациентами. К вечеру, как обычно, навалилась приятная усталость. Из больницы шёл домой через парк Белинского по так и не растаявшему снегу (всё ж таки заоконный градусник в ординаторской показывал минус два на улице), который приятно похрустывал под ногами. Ещё и сверху медленно падал, обещая к утру небольшие сугробы. Фонари, стоявшие ровными рядами, как солдаты почётного караула, меланхолично освещали пустынные в этот час аллеи желтоватым светом.

Шёл и думал, что вечер снова придётся коротать одному. Мама на позапрошлой неделе всё же перебралась к своему Юрию Васильевичу, а я остался в квартире на Карла Маркса единственным хозяином. Мама появлялась по выходным, варила на неделю щи-борщи, пекла пирожки, помогала с уборкой-стиркой, и вновь убегала к своему немолодому возлюбленному. Похоже, там у них всё достаточно серьёзно, если Юрий Васильевич уже предложил маме узаконить их отношения. Да-да, и до этого дошло. Глядишь, мамуля быстрее меня второй раз замуж выскочит, нежели я первый раз женюсь. Эх, Танька, Танька…

С экс-невестой мы с тех пор, как высказали всё друг другу у входа в театр, больше не пересекались. Интересно, как у неё дела? Так-то по идее мне должно было плевать, что в её жизни происходит, но всё ж таки не совсем мне чужой человек. Может, опять замуж собралась, только на этот раз за своего дипломата… Ладно, плевать, у неё своя жизнь — у меня своя.

— Слышь, земляк, время не подскажешь?

Грубоватый голос с хрипотцой вырвал меня из раздумий. Передо мной стояли мужчина и женщина. Мужику лет сорок, не очень высокий, но широкий в плечах женщина выглядела чуть помладше. Причём была размалёвана, будто какая-нибудь жрица любви с Тверской из 90-х. При этом щеголяла в полушубке и меховой шапке, и то и другое было пошито то ли из собаки, то ли из лисицы. Мужик был усат, однако на подбородке и щеках проступала щетина, словно он решил с запозданием отрастить ещё и бороду.

Я потянул вверх левый рукав пальто.

— Половина восьмого.

— Хорошие часы, «Командирские» вроде?

— Они, — подтвердил я, подумав, что бы сказал мужик, увидев на моём запястье «Ролекс».

— Слушай, может, закурить заодно найдётся?

Вот же пройдоха, не удивлюсь, если он следом и деньжат взаймы попросит.

— Не курю, — развёл я слегка руки в стороны, и двинулся дальше.

А когда миновал парочку, то услышал за спиной вместо удаляющихся шагов странное и подозрительное движение. Обернулся в последний момент, когда рука с зажатым в ней ножом с длинным узким лезвием уже летела в мой живот. А изначально, похоже, метил в почку. И тогда мне бы сразу пришёл белый и пушистый зверёк.

Кончик ножа всё-таки вспорол ткань пальто и даже слегка рассёк кожу на животе, где-то чуть выше пупка. Там, куда попал кончик ножа, почти не болело, но ощущалось что-то влажное и горячее. Не сделай я шаг назад — и лезвие могло достать до внутренних органов. А тут был шанс убежать. Тем более что соперник, не ожидавший от меня такой прыти, на несколько секунд застыл в нерешительности.

— Бей его, Егор, бей же! — крикнула женщина.

И даже подтолкнула своего хахаля в мою сторону. Вот же сука!

У меня была возможность убежать, и я, пожалуй, ею бы воспользовался, но подвёл невесть откуда взявшийся ледок под свежевыпавшим снежком. Нога неожиданно поехала, и я моментально оказался в некоем полушпагате. Убежать не получилось, но благодаря столь неожиданному для всех участников событий пируэту я, возможно, избежал смерти, так как в следующий миг клинок разрезал воздух над моей головой.

— Ах ты ж, прыткий какой, сучонок!

Это уже Егор (если это было его настоящим именем) прокомментировал. Хотя мне уже было по хрену, кто там чего комментирует, поскольку в данный момент я оказался в несколько, мягко говоря, беспомощном состоянии, тогда как соперник твёрдо стоял на ногах. Вот же… Похоже, придётся снова клеить ласты, как говорит один из моих пациентов Сорокин, чьи пальцы были синими от татуировок. Даже интересно, получится ли в ещё раз возродиться?

Не успели эти мысли промелькнуть в моей голове, как вдруг откуда-то сбоку метнулась тёмная тень, а в следующее мгновение на снегу барахтались двое — Егор и мой неизвестно откуда взявшийся спаситель. Ну а кто ещё? Конечно, спаситель, раз он валяет в снегу этого мудака, который с ножом на людей кидается. Его подруга, правда, пытается помочь своему хахалю, ногой лупит в бок незнакомца, спутавшего им все карты, но тут я уже не собирался оставаться в стороне. Подскочил к этой шустрой бабёнке сзади и засадил ей кулаком по темечку. Этого хватило, чтобы та тут же осела на снег. Думаю, сотрясения обеспечено, потому что удар получился как молотом по наковальне.

Тем временем моему нежданному защитнику удалось перевернуть бандита на живот, и он заламывал ему назад руку.

— Отпусти, бля, больно! Урою падлу!

— Поговори ещё у меня, — буркнул его оппонент. — Жаль, наручников нет… Хотя, смотрю, ремень у тебя в штанах имеется, как раз сгодится.

И он одной рукой споро вытащил у поверженного из брюк ремень, и им же стянут тому руки за спиной. Хм, мелькнула мысль, что так споро скрутить преступника может специально подготовленный человек. Но пока свои догадки оставим при себе.

А мой спаситель с видом человека, сделавшего на совесть тяжёлую, но ответственную работу, встал и кивнул на всё ещё находившуюся в бессознательном состоянии дамочку:

— Резвая оказалась, до сих пор бок болит… Спасибо вам за помощь!

— Так это скорее вам спасибо, — криво улыбнулся я. — Не успей вы на подмогу — как есть зарезал бы, паскуда.

— Ну, я смотрю, он вас всё-таки достал, — незнакомец кивнул на моё пальто в том месте, где проступало немного крови. — Не очень сильно?

Я расстегнул пальто и осторожно пощупал кончиками пальцев рану.

— Слава богу, ткнул неглубоко, я же успел в последний момент отпрянуть. Хотя несколько швов всё же придётся наложить.

Я наклонился, подобрал горсть снега и протёр пальцы.

— Как хоть звать моего спасителя?

— Э-э-э… Михаил, — с запинкой ответил тот.

— А меня Арсений. Какая удача, что вы оказались здесь в этот критический для меня момент.

— Да вот, знаете ли, люблю вечером прогуляться в тишине и одиночестве, настраивает на философский лад.

— Вы холостяк, как и я, раз гуляете в одиночестве?

— Хм… Выходит, так, — хмыкнул он и тут же перевёл разговор на более животрепещущую тему. — Знаете что, тут у главного входа в парк вроде бы телефон-автомат имелся. Я бы вас попросил сбегать позвонить в милицию, но вдруг кровотечение какое ещё откроется. Жаль, что прохожих не видно, послать некого… Давайте мы подругу этого разбойника тоже свяжем, и я вас оставлю их караулить. А сам по-быстрому метнусь, заодно и в «скорую» позвоню, вам же нужна помощь. В крайнем случае, если с телефоном-автоматом проблемы возникнут, то в административном здании наверняка вахтёрша сидит с телефоном под рукой, от неё наберу.

Пока он связывал бандершу пояском, обнаружившимся на её платье подл шубкой, та пришла в себя, начала дёргаться и материться. Михаил успокоил бабёнку коротким ударом в район солнечного сплетения. Зато её дружок ожил:

— Ты, сука, не тронь Лидку!

— Сейчас тоже огребёшь, если не заткнёшься, — спокойно ответил Михаил.

И, не теряя времени, отправился звонить, оставив на моё попечение двух неудачливых гопников. Кстати, нож Михаил, аккуратно завернув в носовой платок, дабы не стереть отпечатки пальцев с рукоятки, попросил меня спрятать в карман и предъявить его сотрудникам милиции. В его голосе промелькнула подозрительная интонация, заставившая меня подумать, что он не вернётся. Хотя тот и сказал: «Я быстро», после чего трусцой побежал к выходу из парка. Или ко входу, смотря с какой стороны к воротам подходить.

— Слышь, парень, может договоримся?

Я посмотрел на пытавшегося принять сидячее положение отморозка, ни с того, ни с сего кидающегося на мирных людей с ножом.

— Будешь, Егорка, с прокурором договариваться. Чего вообще зарезать меня решил? Ну, чего молчишь?

— Котлы твои приглянулись, — с неохотой буркнул пленник.

— Из-за каких-то «Командирских» на «мокруху» решил пойти? — я грустно вздохнул. — Ну и дурак же ты, Егорка.

Тут ещё подруга его подключилась. Я уж не выдержал, рявкнул в её адрес:

— Лежи спокойно, дура, а то ещё разочек прилетит. Не посмотрю, что женщина.

В своих предположениях относительно того, что мой спаситель Михаил может не вернуться, я оказался прав. Потому и не особенно удивился, что тот так и не появился, когда спустя буквально четверть часа появился милицейский «бобик», а буквально ещё через минуту — и «буханка» с красным крестом на борту.

Что ж, выходит, этот Миша — если он действительно Миша — приставлен ко мне Шумским в качестве соглядатая, и за мной постоянно ведётся наружное наблюдение. С одной стороны, приятного мало, когда каждый твой шаг отслеживается, а с другой… Не окажись рядом этого Михаила, и здесь мог бы лежать мой истекающий кровью труп. Так что из двух зол приходится выбирать меньшее. К тому же за меня и так уже всё решили, остаётся лишь смириться и продолжать косить под ничего не замечающего и не понимающего простачка. Главное — чтобы под ногами не путались и не встревали в мою личную жизнь.

То, куда исчез мой спаситель, интересовало и капитана, который меня допрашивал… Нет, вернее — расспрашивал о деталях произошедшего. Беседа с ним происходила в салоне «скорой помощи», где одновременно фельдшер обрабатывал мою рану. Нож, кстати, я сразу же отдал капитану, а тот передал вещдок преступления эксперту. А потом в ходе разговора всплыл вопрос, куда исчез загадочный Михаил.

— Как он выглядел, вы хотя бы помните? — допытывался обладатель четырёх маленьких звёздочек на погонах. — Он нам нужен хотя бы в качестве свидетеля. Потому как эти двое уже сейчас заявляют, что и не думали на вас нападать, что вы сам затеяли драку, и связали их. Надеюсь, отпечатки пальцев на рукоятке ножа станут доказательством обратного.

В том, что Михаил является агентом КейДжиБи, как говорят наши потенциальные враги на Западе, я практически не сомневался. И потому по здравому размышлению решил, что сдавать чекиста не стоит. В итоге описал внешность, мягко говоря, не слишком соответствующую оригиналу. Захочет этот Миша получить свои 15 минут славы — проявится сам. Имя я его, правда, скрывать не стал, его слышали задержанные, могут подтвердить, что незнакомец назвался Михаилом. Хотя, повторюсь, в том, что это его настоящее имя — я далеко не был уверен.

— Вы когда закончите? — поинтересовался фельдшер в паузе между вопросами и ответами. — А то пострадавшего надо в «травму» отвезти, швы наложить.

— Да-да, я понимаю, — закивал капитан. — Буквально ещё парочка вопросов…

Домой я добрался чуть ли не к полуночи. Свежий шрам над пупком, окрашенный коричневым раствором йода, был небольшим, но после того, как новокаин рассосался и перестал действовать, слегка, что называется, потягивал. Впрочем, практически мгновенно вырубиться, едва голова коснулась подушки, это не помешало.

На работе я ничего о происшествии, случившемся накануне вечером, рассказывать не стал. Хирург-травматолог, закончив со мной вчера, просил подойти через три дня, поглядеть, как идёт заживление, и прикинуть, когда можно будет снимать швы. Но я его честно предупредил, что сам работаю в больнице, и все эти процедуры могут сделать коллеги из нашей хирургии. Тот подумал и попросил написать отказную, что я и сделал. Тем более что рана была пустяковая, в моём будущем можно было бы и без швов обойтись, используя специальный пластырь для бесшовного сведения краев раны.

Напал на меня, как выяснило довольно оперативно следствие, рецидивист, некто Егор Каленьтев по прозвищу Носок. Полистав его прошлые дела, срочно выписанные на руки, следователь выяснил, (а потом уже и мне рассказал в ответ на мой вопрос), что это погоняло за Калентьевым закрепилось после первой ходки, когда тот в носке сумел пронести в камеру половинку лезвия для безопасной бритвы, каким-то чудом не порезав себе ногу.

Сам Носок был откуда-то из Бессоновского района, как откинулся пару недель назад — приехал в гости к своей знакомой в Пензу, та ему в мордовскую зону передачки возила. Женщину звали Лидия Мокроусова. Сидеть не сидела, но вся её биография пестрила событиями, которые вполне могли довести её до мест, не столь отдалённых. Была даже условная судимость, но давно, после интерната, когда Лида училась в ПТУ и украла у преподавательницы из кошелька деньги. Сейчас работала закройщицей на швейной фабрике.

В общем, отправились на вечерний моцион, зашли в парк, а тут я навстречу. Увидел Носок мои часы, и решил их отжать… Дальше всё мне было известно. Рецидивист Калентьев под нажимом следствия всё-таки признал вину, при этом выгораживая свою подельницу. Мол, ничего она не кричала, провоцируя Носка добить меня, а просто стояла в сторонке.

— Ничего, — уверял меня следователь на нашей встрече неделю спустя, — дожмём тётку. На этот раз она условным не отделается, будет рукавицы с телогрейками шить на зоне. Тем более профессия у неё подходящая. А Калентьев однозначно хороший срок получит.

Суд, как говорится, был скорым. Не знаю уж, какие методы применял следователь и его подручные, но раскололи всё-таки Лидию Мокроусову, дала признательные показания. Носок получил пять лет «строгача», а его подруга полтора года колонии общего режима.

«Unicuique secundum opera eius[1]», — как говорили латиняне. А у меня на память о том происшествии остался небольшой, в пару сантиметров шрам.

Вот его-то мама и заметила, когда в один из её визитов в канун Нового года я забылся и мелькнул перед ней с обнажённым торсом.

— Ой, Сеня, а что это за шрам? — спросила она с тревогой в голосе.

— Это? А-а, это… Да чирей выскочил, здоровый ещё такой, коллега из хирургии его по-быстрому вырезал и пару шовчиков наложил. Я уж и забыл про него. В смысле, про чирей.

Вроде прокатило. Однако тут же последовал вопрос, где и с кем я собираюсь встречать Новый год.

— Неделя осталась, а ты молчишь. Не дежуришь, часом, в отделении? А то год назад в Сердобске тебя заставили ночевать в больнице.

— Не, в этот раз пронесло, — хмыкнул я. — С 29-го на 30-е у меня дежурство. А насчёт где и с кем… Не знаю, мам. С Татьяной, как ты понимаешь, у нас всё, прошла любовь — завяли помидоры. С бывшими одноклассниками тоже не вариант, у них уже свои компании. Наверное, посмотрю «Голубой огонёк», да спать лягу.

В глазах матери промелькнула искорка жалости.

— Может, с нами встретишь, со мной и Юрием Васильевичем? Я с ним говорила. Он не против.

— Да ты что⁈ Нет-нет-нет, не буду вам мешать наслаждаться друг другом. Моё присутствие будет в вашем доме будет совершенно не к месту. Что у вас-то нового?

— Да особо и ничего, живём…

Мне показалось, она что-то недоговаривает, и я прямо спросил:

— Мам, не мучайся, говори. Вижу ведь, что-то у тебя на душе невысказанное.

— Ой… тут вот дело-то какое… Юра меня замуж зовёт, официально. А то, говорит, соседи косятся, за спиной обсуждают, что мы вроде как в грехе живём. Это ещё на работе не знают. Как думаешь, надо нам расписаться?

— Ма-а-а, ну вы же взрослые люди, чтобы на каких-то старых сплетниц внимание обращать. Сейчас многие живут в гражданском браке, и ничего… А насчёт расписываться или нет — это ваше с Юрием Васильевичем личное дело. Я поддержу любой ваш… твой выбор.

В середине декабря, как и обещало начальство, меня таки провели на полставки от моей основной специальности. Мелочь, как говорится, а приятно. Тем временем до Нового года оставалось не так много, но я даже не замечал, как пролетают дни. Даже в связи с ранением (пусть даже и пустяковым) не брал больничного, и в том числе по субботам приходил с утра в отделение на пару-тройку часов, проводил больным сеансы иглоукалывания, оставляя себе полностью выходным только воскресенье. В этот день отсыпался, смотрел телевизор, читал книги и слушал музыку. В общем, развлекался как мог, продавливая диван с утра до вечера.

Однако даже в единственный выходной не забывал делать зарядку. Сделать паузу на неделю пришлось только из-за раны, опасаясь, что шов может разойтись, да и то на мне всё заживало, как на собаке. Что в той жизни, что в этой — молодой организм брал своё.

Пару раз до своего последнего дежурства в 1977 году применил ДАР, когда имел дело с особо тяжёлыми больными. Первая из этих двух поступила в отделение интенсивной терапии с острой коронарной недостаточностью, на фоне которой развились тяжёлая ишемия и циркуляторная, а следом и тканевая гипоксия миокарда. Мне удалось остаться с больной наедине — если не считать находящегося в коматозном состоянии под ИВЛ соседа по палате — и я за четверть часа почистил коронарные (венечные) сосуды. На следующий день пациентку перевели в обычную палату.

Второй поступил четыре дня спустя — в кардиохирургию, с аневризмой аорты. Я как раз в «приёмнике» был, только что закончил общение с родственницей пациентки — у нас её мама проходила лечение под моим патронажем — а тут «скорая» привезла больного. По ходу дела выяснил у фельдшера, какой был поставлен предварительный диагноз, и решил помочь бедняге. Мужчина ещё относительно молодой, пятидесяти нет, а уже одной ногой в могиле.

Должны были оперировать следующим утром. Я как раз успел полностью восстановиться после предыдущего исцеления, последствия которого в виде обычной слабости и желания поспать преследовали меня всего лишь остаток того дня, пока я не добрался до родной постели, а утром уже был огурцом. Попросил Елаева разрешения провести с больным сеанс иглорефлексотерапии. Мол, в любом случае проявится положительный эффект, а хуже точно не будет.

— Что ж, попробуйте, молодой человек, — пожал тот плечами. — Сегодня у вас ещё есть время. Но думаю, завтра с утра всё равно придётся оперировать.

Понятно, что иглы на этот раз стали всего лишь отвлекающим фактором. Но ничего другого официально я предложить не мог, и когда умирающий неожиданно «воскрес», да так, что ему и операция не понадобилась, Елаев был в шоке, хотя и старался не показать виду. Да и не только он, случай-то был тяжёлый, а тут какие-то иголочки — и чуть ли не на выписку.

Как я уже упоминал, те два случая имели место быть до моего последнего дежурства в 1977-м, выпавшего с 29 на 30 декабря. Дежурить пришлось на пару с медсестрой Олей. Женщина средних лет, средней комплекции, средней внешности. Замужем, двое детей. Характер нордический, выдержанный… Ну это меня уже в цитаты понесло.

В общем, дальше чаепития у нас с ней не пошло, тем более ни с одной, ни с другой стороны не было предпринято каких-то попыток или даже намёков на более тесные контакты.

Нет, ну если бы она начала производить какие-то действия недвусмысленного характера, я бы, может, и соблазнился на фоне трёхмесячного воздержания. Всё-таки моё мужское естество требовало своего. Хотя и не настолько, чтобы кидаться на всех подряд представительниц противоположного пола при каждом удобном случае. И неудобном тоже. Всё-таки измена невесты сильно подорвала моё доверие к женщинам. Обжёгшись на молоке, как говорится… Понятно, что и в первой своей жизни со мной такое случалось, но тут уж вроде как бы начал с чистого листа, и вдруг — такой плевок в душу. Впрочем, время лечит, будем надеяться, что и меня оно исцелит, так же, как я с помощью небесного дара исцеляю своих пациентов. Только, конечно, не так быстро.

Мы с Олей после отбоя попили чайку в ординаторской, после чего она вернулась на своё рабочее место, а я в надежде, что ночь пройдёт спокойно, решил перед сном почитать захваченные из дома «Мёртвые души» Гоголя. Читал ещё в юности в прошлой жизни, целую вечность тому назад, практически. Правда, экранизации видел, больше всего нравилась та, где Чичикова играл Калягин. Подбор актёров — изумительный, каждый раз пересматривал с удовольствием.

В общем, расположился на кушетке, подложив под голову сразу две казённых подушки с проштампованными наволочками, вытянул ноги (носки, правда. не стал снимать, мало ли), и в свете настольной лампы, предварительно подвинутой поближе, принялся за чтение. Минуть через сорок глаза начали слипаться. Я положил книгу на стол, предварительно закладкой отметив место, где остановился, и выключил лампу. Не успела голова коснуться подушки, как я провалился в сон.

Из которого, как мне показалось, меня тут же выдернула Ольга. Проснулся я от того, что она меня легонько тормошила при свете той самой настольной лампы.

— Арсений Ильич! Арсений Ильич, вставайте.

Мы с Ольгой ещё даже на ВЫ общались, какой уж тут интим. Хотя в прежние, царские времена, не исключено, что муж с женой «выкали» друг другу в постели. Дворяне хреновы… В стране, где главным является

— А? Что случилось? — заморгал я спросонья.

— Из «приёмника» позвонили, там больного привезли, сказали, в наше отделение.

Ох блин… Я посмотрел на часы. Начало второго. Самый сон, спать бы и спать. Это в 70 лет плохо спится, а в моём нынешнем возрасте хорошо выспаться — самое то, чтобы весь день чувствовать себя бодрым.

Натянул на ноги кроссовки, служившие мне сменной обувью, и отправился вниз. Добравшись до приёмного отделения, я сразу видел фельдшера со «скорой», заполнявшего бланк у стойки регистрации, и каталку, на которой лежала женщина, а рядом стояла девушка. И что-то мне сразу показалось в ней знакомым. Подойдя поближе, я не смог скрыть своего удивления:

— Таня? Клавдия Петровна?

— Сеня? — хором ответили экс-невеста и несостоявшаяся тёща.

Вид у Клавдии Петровны был бледным. Проще говоря, нездоровым. У Татьяны, само собой, взволнованным. Впрочем, мне хватило нескольких секунд, чтобы оправиться от этого небольшого шока, и я, сделав каменное лицо, первым делом поинтересовался у средних лет фельдшера, с каким диагнозом доставили больную.

— Жалоба на плохое самочувствие последние месяца полтора. Больная жалуется на боль в суставах, слабость и плохой аппетит. Последние несколько дней держится повышенная температура, измерили — 38,2. Озноб, потливость, отёк нижних конечностей, одышка… Давление в норме. Точный диагноз не получилось поставить, но думаю, что это к вам, в кардиологию. А вы с этими женщинами знакомы?

— Да-а, было дело, — уклончиво ответил я.

А я между делом заметил петехии на коже Клавдии Петровны — точечные кровоизлияния, что дало мне повод поставить предварительный диагноз — инфекционный эндокардит. Вчерашний интерн вряд ли (да что там вряд ли бы — наверняка) не поставил бы с ходу диагноз. Ещё пришлось бы завотделением домой звонить с просьбой срочно приехать. Романовский мне в первый же день номер своего домашнего дал, та кис казал, чтобы в особо сложных случаях я звонил в любое время дня и ночи. Ну да, дня и ночи, поскольку в выходные днём его обычно не бывает и, если что — дежурному врачу приходится звонить ему домой. Как мне говорили коллеги, обычно обходится устной консультацией, но иногда Андрею. Сергеевичу приходится всё бросать и мчаться на работу. Что ни говори, а диагнозы ставить он умел, опыт в этом деле имел немалый.

— Сеня, что с мамой? — вырвал меня из размышлений голос Татьяны.

В глазах её стояли слёзы, мне даже в какой-то момент стало жалко эту предательницу.

— Пока с полной уверенностью сказать не могу, но есть подозрения на инфекционный эндокардит, — стараясь сохранять бесстрастное выражение лица, ответил я.

— А это опасно?

Я покосился на Клавдию Петровну. Каталка с ней стояла метрах в пяти от нас, но она явно прислушивалась к нашему разговору, хоть мы и говорили вполголоса.

— Если в двух словах, то это сердечно-сосудистое заболевание, вызванное заражением клапанов сердца какой-то инфекцией. Если вовремя не начать лечение, то последствия могут быть самыми неутешительными. Но в случае с твоей мамой, надеюсь, всё обойдётся.

Ещё бы не обошлось, я уже знал, чем буду заниматься после того, как больная окажется в отделении и, соответственно, всецело в моих руках.

— А почему решили, что это инфекционный эндокардит? — поинтересовался слышавший наш разговор фельдшер.

— Симптомы похожие, и петехии на коже говорят в пользу моей версии.

— Хм, а и правда, — мотнул головой фельдшер, приглядевшись к больной. — Я-то на эти высыпания и внимания не обратил… Ладно, я вам больную сдал, а нам ехать надо. Сегодня ночью вызов за вызовом, ни на минуту ещё глаз не сомкнули.

Да, вот тоже, работка — не позавидуешь. Тоже в своё время студентом довелось проходить практику на «скорой». Веселуха та ещё, к кому только не приходилось приезжать.

Мужик один подавился куском мяса, жена вызвала «скорую». К счастью, был жив, но дышал с хрипами, воздух едва проходил в узкую щель. Повезло мужику. Пришлось врачу длинным пинцетом вытаскивать это мясо маленькими кусочками. А рядом сидел здоровый рыжий кот хозяев, который эти кусочки тут же стаскивал с пинцета и с аппетитом глотал.

В другой раз приехали на вызов, мол, девочка себя плохо чувствует. Девочке полтора годика. Ничем, кроме смесей, ребёнка не кормят, так как мать не умеет варить. Фельдшер, 45-летняя женщина, повязав фартук, в час ночи варила манную кашу, чтобы нормально накормить ребёнка, потому что тот был практически здоров и колоть его смысла не было. Он просто есть хотел!

Был ещё жуткий случай… Мужчина работал с электродрелью во дворе своего дома, был босиком. Получил электротравму. Его родственники, вызвав «скорую», даже не догадались выключить электричество. Нашим глазам предстала ужасающая картина: на работающей уже около получаса дрели ничком лежал подпрыгивающий труп! Вот так и рождаются истории про зомби.

Двери лифта раскрылись, на меня уставилась пожилая лифтёрша, возвращая меня из вдруг резко нахлынувших воспоминаний.

— Всё будет хорошо, ступай домой, — успокоил я Таню, прежде чем каталка с её матерью, и я следом скрылись в недрах просторной кабины.

Так на каталке я лично отвёз пациентку в помещение для моих процедур с иглоукалыванием. Предупредил Ольгу, что поработаю с вновь поступившей больной, проведу сеанс иглоукалывания, а она пусть пока определит, в какую из палат подселить Виноградову К. П., 53 лет от роду, с подозрением на инфекционный эндокардит. Я решил, что палата интенсивной терапии, о которой было заикнулась Ольга, после моих манипуляций вновь поступившей пациентке не понадобится.

— Может, с утра было бы удобнее? — спросила медсестра. — Я в смысле про иглоукалывание.

— Ситуация серьёзная, лучше не откладывать. Всё равно ей до утра в таком состоянии не уснуть. А мне, возможно, получится снять болевые ощущения.

Ольга пожала плечами, мол, вам виднее, и пошла выполнять мои указания.

Едва я приготовился к манипуляциям, как Клавдия Петровна неожиданно спросила:

— Сеня, что у вас произошло с Таней?

Спросила тихо, видно было, что слова даются ей с трудом.

— Клавдия Петровна, вот сейчас совсем не время обсуждать наши с Татьяной личные отношения.

— Я понимаю… Но зачем же ты ей изменил, а? Я ведь всегда считала тебя таким порядочным мальчиком…

Я аж чуть на месте не подпрыгнул.

— Я?!! Вы ничего не путаете, Клавдия Петровна? В смысле насчёт того, что изменил.

— А что, не так разве? — слегка напряглась она. — Мне Танечка никогда не врала.

Я закрыл глаза, сделал глубокий вдох и досчитал про себя до десяти. Затем выдохнул и посмотрел в глаза пациентке:

— Не знаю, что там Татьяна вам наговорила, но давайте мы наши отношения с ней оставим на потом. Сейчас моя задача — помочь вам.

— Ладно, правда твоя, не время сейчас, — вздохнула Клавдия Петровна. — Что будешь делать-то?

— На этот раз испробуем новую, но очень действенную методику — называется иглорефлексотерапия. В кожу ввинчиваются тонюсенькие иголочки, которые воздействуют на акупунктурные точки организма, заставляя стимулировать восстановительные процессы. Но на всякий случай я ещё массаж подключу, как в прошлый раз, помните? Только уже в районе груди.

— Как же, забудешь такое, — изобразила слабую улыбку женщина. — И что, думаешь, поможет?

— Надеюсь, — успокаивающе улыбнулся я. — В любом случае хуже не будет.

Понятно, что в данном случае иглы служили всего лишь декорацией. Если пациентку будут расспрашивать, что я с ней сделал, она так и скажет, мол, иголками тыкал в меня. И всё же какой-никакой эффект от иглоукалывания должен быть. Я поставил сетку игл системы общего оздоровления.

— Никаких болезненных ощущений не испытываете?

— Ох, Сеня, я вся — одно сплошное болезненное ощущение.

— Ну это временно, — утешил я её. — А теперь массаж сердечной мышцы. Ничего, если я руку вам под грудь засуну? Просто это будет кратчайший путь к вашему сердцу.

Прозвучало как-то двусмысленно, словно я подбивал клинья к этой немолодой женщине. Но ей сейчас было не до моих двусмысленностей. Она колебалась буквально пару секунд, затем со вздохом выдала:

— Суй.

И сделала слабое движение рукой, глядя в потолок, где помаргивала лампа дневного света. Надо наконец притащить сюда завхоза, пусть лампу заменит. Их тут было две пары, а выключатель общий. Одну пару фиг вырубишь.

Под левой грудью, лежавшей блином на животе, я сначала протёр смоченным в спирте ватным тампоном. Всё-таки работать придётся без перчаток, а место такое, склонное к потливости и опрелостям.

Когда кожа была подготовлена, я спросил у лежавшей в закрытыми глазами пациентки:

— Клавдия Петровна, я приступаю. Просто лежите и думайте о том, что всё будет хорошо. Договорились?

Она чуть приподняла веки, едва заметно кивнула и снова их опустила. Что ж, хоть так, вздохнул я про себя. Нет, какая дрянь, ещё и меня же перед своей матерью выставила изменником!

Так, всё, забыли об этом! Я сосредоточился, закрывая глаза. Первым делом всё же диагностика, которая стоит во главе любого лечебного процесса. Надо знать, что лечить, а не тыкаться наобум подобно слепому котёнку.

Ага, вижу клиническую картину поражения клапанов сердца и пристеночного эндокарда бактериями и грибками. Ну да, предварительный диагноз подтвердился. Где она сумела эту заразу подцепить? Приблизительно в 70 % случаев инфекционное поражения нативного клапана вызвано стрептококками, на стафилококки приходится 25 % случаев, обычно с более острым течением. Это как раз наш случай. В смысле — стафилококки.

Эхом отдалась в сердце чужая боль. Ничего, мы привычные, нас такой ерундой не напугать.

Ну а дальше началось лечение. Как же хорошо, что сейчас ночь, что никто не будет лезь в мою процедурную, как это бывает при сеансах иглорефлексотерапии. А что, в самый разгар, так сказать, вкручивания иголок в кожу открывается дверь, и какой-нибудь Марат сообщает, что меня к себе срочно вызывает заведующий отделением. А ничего, что я даже табличку повесил на дверь с той стороны: «Идёт сеанс. Не беспокоить!»?

Помимо работы с сердцем на всякий случай почистил кровь пациентки, чтобы уж наверняка, хотя это и вырвало из меня изрядный шмат энергетической составляющей. Так что к концу сеанса я изрядно утомился, да что там утомился — вымотался. Давно со мной такого не было.

— Ну что, как себя чувствуете?

Клавдия Петровна продолжала лежать молча, по-прежнему не открывая глаз, я уж грешным делом подумал, что она уснула. Не умерла же, в конце концов! Вон и грудь, слабо, но вздымается. Да и румянец на щеках появился.

— Кажется, получше, — наконец разлепила порозовевшие губы мама Татьяны.

— Я тоже так думаю. А сейчас в палату — и спать. Нам всем необходимо хорошо выспаться.

Вот только мне-то уж точно теперь выспаться не удастся. На часах почти половина третьего, спать осталось всего ничего. Ну хоть историю болезни с утра заполню. Правда, непонятно, что писать. Инфекционный эндокардит я убрал, а чем заменить — пока не придумал. Или всё же записать первоначальный диагноз, а победу над болезнью свалить на эффект от иглорефлексотерапии… Прокатит?

А что, чего бояться-то⁈ Симптоматику опишу, по всему выходит, что был инфекционный эндокардит. К тому же заключение фельдшера со «скорой» у меня в кармане халата лежит. Там схожие симптомы, разве что высыпания на коже не указаны. А они ещё не исчезли, так что доказательства, как говорится, налицо. И на лице. Хорошо бы к приходу Романовского не исчезли.

— Арсений Ильич, ну как? — встретила меня вопросом Ольга, когда я выкатил в коридор каталку с Клавдией Петровной.

— Визуально, и по её же словам, после сеанса иглорефлексотерапии пациентка чувствует себя лучше. С утра нужно будет сделать забор крови, естественно, натощак. А пока физраствор для общего укрепления покапаем.

— А диета?

— Точно, хорошо, что напомнили. Давайте №10, как раз для сердечников. Я бы тоже сейчас перекусить не отказался. Идёмте проведаем нашу больную и приглашаю в ординаторскую на чай с пряниками.

Мне и правда очень хотелось чего-нибудь съесть, а затем завалиться спать без задних ног.

— Хотя нет, — вспомнил я, — сначала нужно позвонить. Делайте, пожалуйста, ключ от кабинета старшей сестры.

Таня не спала, что было вполне ожидаемо. Я довольно сухо, без лишних подробностей, рассказал, что её мамой всё хорошо, и чтобы спокойно ложилась спать. Хотелось спросить, зачем она наврала матери, будто я ей, Татьяне, изменил, но не стал. Надо быть выше таких мелочей. Положил трубку и отправился в ординаторскую, включать электрический чайник.

Я бы проспал до обеда, честное слово, но Ольга разбудила в половине седьмого. Господи, с каким трудом я разлепил веки! Посмотрел на дежурную медсестру, как на врага народа, и первым делом поинтересовался, как состояние Виноградовой.

— Спит, — доложила Ольга.

К 8 часам начали подтягиваться коллеги, включая Романовского.

— Как прошла ночь? — поинтересовался он у меня.

Я рассказал про поступившую пациентку, описал диагноз, показал историю болезни. Добавил, что сразу провёл сеанс иглорефлексотерапии, после которого больная почувствовала себя значительно лучше. На самом деле Клавдию Петровну можно было уже выписывать, ну разве что я бы всё же порекомендовал отлежаться пару дней, силёнок набраться.

— Как это вы, ещё даже не поставив точный диагноз, провели сеанс иглорефлексотерапии? — возмущённо воззрился на меня Романовский поверх очков.

— Так я общеукрепляющий, просто чтобы помочь организму мобилизовать внутренние ресурсы. Это самый универсальный и действенный способ в иглоукалывании. Никаких побочных эффектов.

Завотделением с сомнением посмотрел на меня и сказал, что в любом случае вынужден будет доложить о моём самоуправстве на планёрке у главного врача, которая начнётся через пятнадцать минут. Он не хочет быть крайним в случае каких-либо осложнений.

И ведь доложил, паразит! Однако никаких санкций со стороны руководства не последовало, так как Клавдия Петровна резко пошла на поправку, и я нагло настаивал, что это благодаря вовремя проведённому сеансу иглорефлексотерапии. Да и сама пациентка в беседе с Ардаковым заявила, что после того, как в неё навтыкали иголок, почувствовала себя значительно лучше. Против фактов, как говорится, не попрёшь, так что, когда всё более-менее успокоилось, я с чистой совестью после суток отправился отсыпаться домой.

По существу у меня получалось три выходных. Почти вся пятница, затем суббота 31 декабря, и 1-е января, если не считать всякого рода дежурных и вахтового на непрерывных производствах. А со 2-го числа вся страна выходила на работу. Это вам не новогодние праздники из 21-го века, которые длились неделю.

Больничные стационары тоже были непрерывными производствами, но в праздник и выходные там как раз отдувались те, кому выпало дежурить в эти дни и ночи. Меня, если можно так выразиться, пронесло, хотя, учитывая, что мне предстояло встречать Новый год в одиночестве, я бы совсем не расстроился, окажись дежурным врачом в новогоднюю ночь.

Позволил себе сегодня проспать до 8 часов, встал, умылся и, невзирая на небольшую после вчерашнего исцеления слабость, отправился на пробежку. Бегал, как обычно, по скверу Лермонтова по свежевыпавшему снежку, принял душ и завалился на диван, решив сегодня добить Гоголя, так занятно описавшего похождения прощелыги Чичикова.

Мама пришла в гости, когда я только вышел распаренный из душа. В принципе, даже если бы ещё бегал, у неё имелся ключ от входной двери. Пришла и сразу принялась за готовку. Все продукты по её наводке пришлось покупать мне, отстояв в преддверии Нового года не одну очередь что в магазинах, что на рынке, где за апельсинами и прочими яблоками с юга толпились страждущие качественных фруктов граждане. Фрукты, я так считаю, всегда должны быть на столе.

На том же рынке покупал полуторакилограммовую вырезки из свиной шейки. Ну и давка там была… Рубщики мяса в заляпанных засохшей кровью фартуках деловитого размахивали топорами, лезвия с глухим стуком расчленяли мясо на деревянных колодах. Народ толкался и за дорогой вырезкой, из которой получится отличный гуляш или отбивные, и за мослами, вполне годных для наваристых щей или собачкам. А страсти какие кипели! «Женщина, вас тут не стояло!». «Это вас тут не стояло! Вот свидетели, я отходила на минуту». «А нечего было отходить, встали — и стойте!»…

Нет, лучше не вспоминать. Сейчас же треть этого куска жарилась на большой сковороде-казане с луком, источая одуряющий запах.

С чувством выполненного долга мама ушла в первом часу, ей предстояло ещё накрывать праздничный стол в своём новом доме, причём кое-что она уже приготовила вчера вечером. Встречать Новый год они с Юрием Васильевичем собирались по-семейному, вдвоём. Снова звала присоединиться к ним, но как-то без огонька, я снова отказался. Доводы остались прежними, мол, я буду в вашей компании третьим лишним.

Чем ближе вечер, тем муторнее становилось на душе. За окном начало темнеть, на часах было около четырёх часов, и я понял, что не выдержу этого сидения в четырёх стенах, мне срочно нужно прогуляться.

А куда? Ноги сами вынесли меня на Московскую, и по пешеходному тротуару я не спеша двинулся вниз. Всё никак не могу привыкнуть, что в этом времени Московская не пешеходная, по ней весьма себе бодро ездит транспорт. Закрыть движение должны только в 90-е годы, и случится ли сие в этой ветви истории… Либо моё влияние на неё, на историю, окажется таковым, что и Московская останется проезжей?

Да какая к чёрту разница, будут по этой улице ездить машины или не будут… Есть вещи куда более важные. Например, моя личная жизнь. Ведь могли бы с Таней встречать Новый год вместе, но нет, не устроил её врач, захотелось выйти за дипломата. А ведь знала, что за песни мне хорошие деньги капают, и всё равно… Прельстилась перспективой поездок за границу, блистать на приёмах в посольствах, пусть даже пока и второсортных стран. Эх, женщины!

Я просто шёл, заходил в магазины, сам не знаю зачем, рассматривал разложенные на прилавках и в витринах товары. Даже в магазин «Радиодетали» зашёл, хотя мало что понимаю в радиотехнике.

В общем, погуляв пару часиков, немного поднял себе настроение, и отправился домой. Включил телевизор, пусть работает фоном, там весь вечер по первой программе ЦТ идут развлекательные передачи. Телевизор всё ещё стоял старый, чёрно-белый. Смысл покупать сейчас цветной, если радиотрансляционный центр начнёт принимать сигнал в цвете только в следующем, 1978 году… Хотя уже видел цветные телевизоры в продаже, правда, всего пара моделей. Я бы купил заранее, пока ажиотаж не поднялся, но хотелось бы проверить сразу, какие цвета на экране, а покупать кота в мешке.

Сейчас как раз показывали вторую серию фильма «Про Красную шапочку», после неё согласно программе — какой-то концерт-вальс, а следом музыкальный телефильм «Орех Кракатук». Ну так себе гляделово, на любителя.

Вот после программы «Время» начнётся телевизионный театр миниатюр «13 стульев». Тут вся страна будет смотреть. Затем документальный фильм «Страна моя» — тут, судя по названию, скукотища о достижениях народного хозяйства, балета и космонавтики. Наконец, поздравление советскому народу «С Новым годом, товарищи!»… Интересно, сам Брежнев будет поздравлять? А то я уж и запамятовал, с какого года она советских граждан поздравлять лично начал. В прошлом году точно не поздравлял[2]. За него это делал диктор Игорь Кириллов.

Впрочем, по фиг! Главное, что в 00.05 начнётся «Голубой огонёк». Эту передачу я полюбил с первого раза, как только в нашей квартире появился телевизор. На Новый год нас из института всё же отпускали, была возможность посмотреть, а не торчать в институтской общаге. Хотя и там народ из числа тех, кому было далековато ехать домой, организовывал весёлую встречу Нового года с застольем и песнями под гитару. А однажды я тоже не поехал домой, потому что наш курс встречал Новый год в агитпоходе по сёлам Саратовской области. Прямо у костра в чистом поле, а потом дрыхли в палатках. Да-а, романтика!

Я вернулся к чтению телепрограммы. В третьем часу утра будут показывать «Ленинградский мюзик-холл», а следом «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Это я уже, наверное, не дотяну, хотя зарубежную эстраду посмотрел бы. Надо было днём хоть немного поспать, а то вот нагулялся, и уже начинаю позёвывать, хотя на часах ещё и восьми нет.

Да ещё и аппетит нагулял, но решил стоически дотерпеть до поздравления главы государства или Кириллова — других вариантов у меня не было. Не Пугачёвой же доверят такую столь ответственную миссию, я бы такое шоу на всю жизнь запомнил… Хотя в 91-м, если память не изменяет, россиян поздравлял юморист Михаил Задорнов, и ничего, никто не поперхнулся за новогодним столом.

Накрыв на стол, ровно в 11 вечера я переоделся в костюм, решив хотя бы перед самим собой выглядеть достойно. Из таких мелочей и складывается ЛИЧНОСТЬ. Самодисциплина, как говорится, во главе угла формирования полноценного члена общества. Тем более социалистического.

Даже бутылку шампанского на стол поставил, и когда Кириллов (всё-таки Кириллов) начал поздравлять граждан страны Советов, раскупорил бутылку и налил шипучки в пузатый бокал. Под бой курантов принято загадывать желание. Что же такого загадать? Банального здоровья себе и всем своим близким? А может, до кучи ещё чего-нибудь?

Мирного неба над головой… Опять банальщина в голову лезет. Денег? Хе, вот уж о чём просить даже и не хочется, пришлось вторую сберкнижку заводить, чтобы на одной огромная сумма не висела. Потеряешь вот так… Не дай бог! Я всё ещё грезил собственной квартирой, желательно в Москве, но, чтобы получить московскую прописку — ещё надо постараться. Да и кто меня в столице работой так вот сразу обеспечит, и желательно достойной…

Пожелаю, чтобы 1978-й был не хуже 1977-го. А что, уходящий год вполне был ничего. Интернатуру закончил, получил престижное место в областной больнице. Съездил в Москву, выступил с докладом, заодно случилась встреча с Лариным, позволившая мне внедрить в нашем отделении иглорефлексотерапию, под прикрытием которой в особо сложных случаях можно применять ДАР. Единственным тёмным пятном 1977-го стало предательство Тани. Вот как вспомнил — сразу на душе муторно стало.

Ага, надо маму и её ухажёра поздравить! Чуть не забыл, она же мне оставляла на всякий случай номер его домашнего телефона. На удивление мама и подняла трубку.

— Мамуля, поздравляю с Новым годом! Желаю вам с Юрием Васильевичем крепкого здоровья, счастья и успеха во всех начинаниях! И чтобы между вами всегда были мир да любовь!

— Ой, спасибо, сынок! Я… Мы с Юрой тебя тоже поздравляем! Пусть у тебя всё будет хорошо… Это Сеня звонит, поздравляет нас, — крикнула мама куда-то в сторону. — Да… Да, передам… Юра тебе передаёт поздравление от себя лично.

В этот момент Кириллов закончил говорить и начали бить куранты. Я чокнулся краем бокала с трубкой:

— Пью шампанское за сбычу наших желаний! Всё, люблю, целую!

Я положил трубку и за один присест опорожнил бокал с шампанским, после чего сел за стол закусывать. Проголодался изрядно, но всё же старался не набивать желудок всем подряд. Вернее, попробовать всего подряд, но в умеренных количествах.

А тут и «Голубой огонёк» начался. О, и тут Кириллов, один из ведущих вместе с Валентиной Леонтьевой и Анной Шиловой. Один за другим в телевизионное кафе выступали семейный вокальный ансамбль «Русская песня», солистка музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко Лариса Штанько, эстонский вокально-инструментальный ансамбль «Апельсин», артист Ленинградского театра имени Ленсовета Михаил Боярский, Роза Рымбаева…

«Я буду долго гнать велосипед…» Опаньки, я аж подскочил от неожиданности на диване, куда перебрался из-за новогоднего стола, успев перед этим отнесли посуду на кухню и сложить в раковину, а недоеденное — в холодильник. На экране выступал ВИА «Весёлые ребята», исполнявший песню Барыкина, которую я нагло присвоил себе. Вернее, мелодию. И что самое любопытное, исполнял её как раз Саша Барыкин, да ещё и почти в той самой аранжировке, которую делал сам в моей прошлой жизни. Впрочем, моё имя всё равно прозвучало, но уже когда песня «Букет» была исполнена и задним числом были объявлены «Весёлые ребята», а также авторы слов и музыки.

Передачи «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» я так и не дождался, уснул прямо при включённом телевизоре. Зато догадался перед этим снять костюм и переодеться в трико. Проснулся в половине пятого, увидел на экране рябь, выключил телевизор, сходил отлить и снова рухнул в постель, продрыхнув теперь уже почти до обеда.

[1] Да воздастся каждому по делам его (лат).

[2] Новогоднее телеобращение Генерального секретаря ЦК КПСС в эфире за несколько минут до полуночи впервые состоялось 31 декабря 1978 года. Затем из-за тяжёлой болезни Брежнева (а потом Юрия Андропова и Константина Черненко) от практики личного поздравления первым лицом государства отошли.