Глава 8

И снова стук колёс на стыках, и снова ждёт меня Москва… Ну, не скажу, что уж прямо-таки ждёт, однако от очередной встречи со мной ей не отвертеться. На этот раз я еду по личным делам. Настала пора потратить немного наличности, тысяч… В общем, я на всякий случай захватил с собой пятнадцать, снятых со сберкнижки аккурат накануне поездки. Думаю, этих денег должно хватить на приобретение с рук автомобиля в «Южном порту». Да, я наконец-то решил перейти из безлошадного статуса в статус автовладельца. Машина в хозяйстве — вещь нужная. К тому же я хоть и врач, но и с техникой в прошлой жизни был на «ты». В этой пока моим навыкам технаря особого применения не нашлось, а вот как появится машина — тут уж по-любому придётся периодически заглядывать под капот.

Об автомобиле я подумывал уже не первый месяц¸ с тех пор, как на сберкнижке набралась приличная сумма авторских отчислений. Да и права у меня уже имелись. Останавливало то, что на личный автотранспорт в нашей больнице существовала солидная очередь. Да, собственно, как и в любом учреждении. Особенно за «Жигулями» — другие варианты меня не устраивали. Встань я в неё — и ждать пришлось бы годами.

Почему-то в очередь на машины встают все, даже у кого не было и не будет денег на покупку личного автотранспорта. Сестра-хозяйка тётя Глаша и та стояла. Не знаю, зачем женщине пенсионного возраста автомобиль, правда, ходили слухи, что она встала якобы для племянника, тот её вроде как попросил.

В любом случае дожидаться своей очереди несколько лет не хотелось, и я начал подумывать над вариантами приобретения машины с рук. Вполне же можно купить что-нибудь приличное. А тут ещё Миша Бубнов приехал из Москвы на «Запорожце» цвета детской неожиданности. Том самом, что «ЗАЗ-968», который в народе прозвали «ушастым». Специально ездил в столицу, на известном авторынке «Южный порт» на Автозаводской улице, и отдал за машину аж целых девятьсот кровных рублей, которые копил не один год.

— Будет теперь на чём на рыбалку кататься, — довольно говорил Миша, то и дело поглядывая в окно на припаркованный за воротами больницы «Запорожец».

Я расспросил у него, что да как, и в итоге решился. В один прекрасный день снял 15 тысяч со сберкнижки, и в пятницу вечером 3 марта сел в спальный вагон «Суры». С такой суммой я опасался ехать в обычном купе, не говоря уже о плацкарте, в конце концов, мог себе позволить. Я вообще купил два билета, так что двухместное купе было в моём полном распоряжении.

А ещё в набитом деньгами портфеле лежал золотой «Ролекс». Позавчера вечером я всё же позвонил Николаю, он сказал, что один человек хотел бы посмотреть часы, выставленная мною сумма для него не критична и, если я не передумал, то «ролексы» желательно прихватить в столицу. Сам же он в субботу будет ждать меня в магазине. Так что упаковался я и деньгами, и дорогущими часами, представляя лакомую добычу для каких-нибудь жуликов, прознай они о моих богатствах.

Во время стоянки в Каменке на станции «Белинская» в дверь моего купе раздался требовательный стук. Я в этот момент был занят чтением очередной книги о приключениях Шерлока Холмса и его верного спутника доктора Ватсона, собираясь вскоре отходить ко сну. С неохотой отложив книгу, поднялся и открыл дверь.

Передо мной стояла проводница — некрасивая женщина лет сорока, а может и старше. Яркий макияж (синие тени убивали просто наповал), пергидрольные волосы завиты крупными локонами, ещё и бородавка на щеке. За ней топтался мужик примерно её возраста в распахнутой дублёнке и с «дипломатом» в руке, на голове — норковая шапка.

— Товарищ, — чуть ли не выкрикнула проводница мне в лицо вместе со слюнями. — Вы один занимаете купе на двоих. Вот ответственному товарищу, — она мотнула головой в сторону незнакомца, — тоже в Москву нужно срочно. Пусть он с вами едет.

Меня буквально разобрала злость. Нет чтобы попросить по-человечески, эта коза говорит со мной буквально в приказном порядке. И этот хрен позади неё вон как нагло на меня пялится, с чувством собственного превосходства. Как будто уверен, что вопрос уже решён в его пользу.

— Послушайте, — начал я, пытаясь не потерять над собой контроль. — Послушайте, товарищ проводник, я специально выкупил это купе, чтобы дорогу до Москвы провести в одиночестве. Почему я должен кого-то сюда впускать?

— Да вы…

Проводница буквально задохнулась от возмущения, но тут вперёд выступил «ответственный товарищ».

— Я прошу прощения, но вы поступаете не по-советски, а как какой-нибудь буржуйский куркуль, — с укоризной в голосе произнёс он. — Партия учит оказывать помощь ближнему, а вы ведёте себя эгоистично. Тем более я готов компенсировать вам стоимость билета.

— Покорнейше благодарю, — не смог я не съязвить. — но ваших денег мне не надо. Я предпочитаю добраться до Москвы в гордом одиночестве, и я в своём праве. А если товарищ проводник так уж жаждет куда-нибудь вас пристроить на ночь, то может проводить в любой другой вагон, вплоть до плацкартного, а то и уложить вас в своём купе.

— Что-о?!! — одновременно выдохнули оба.

— Да как вы смеете⁈ — продолжил соло мужик на повышенных тонах. — Я этого так не составлю! Да вы знаете, где я работаю⁈

— Нахал! — выплюнула мне в лицо проводница, причём почти буквально, так что у меня возникло желание тут же достать носовой платок с лица капельки слюны. — Совсем обнаглели! Я на тебя жалобу напишу!

— Скорее это я жалобу напишу, так как я в своём праве, — хладнокровно ответил я. — А теперь извольте освободить дверной проём, мне хочется побыть в тишине.

Я довольно бесцеремонно потянул за ручку двери, и эта парочка поневоле вынуждена была отпрянуть в коридор. Защёлкнул щеколду, постоял некоторое время, ожидая, слушая возмущённую проводницу и ожидая, что та попробует открыть дверь своим ключом. Но голоса вскоре стихли, и я вернулся на спальное место. Хотелось верить, что до прибытия в столицу меня больше не потревожат. От вредной проводницы мне уже ничего не было нужно, оставалось спокойно уснуть и спокойно проснуться.

К счастью, меня больше никто не потревожил. Зато провожала меня проводница из вагона таким ненавидящим взглядом, что, казалось, прожжёт во мне дыру. Плевать, её проблемы. Хотя интересно, куда она пристроила этого самоуверенного типа из Каменки? И кто он вообще такой? Судя по виду, и впрямь ответственный товарищ. Не в том смысле, что ответственность за поступки и выполнение поставленных задач — это его отличительная черта. Просто так уж сложилось, что ответственными товарищами в нашей стране называют разного рода чинуш, достигших более-менее значимого статуса в иерархической лестнице.

Первым делом я отправился на авторынок «Южный порт». Не терпелось посмотреть, что там предлагают на продажу. Здесь на улице Южнопортовая располагался магазин «Автомобили», а огромный пустырь перед ним был сплошь забит старыми и не очень «Победами», «Москвичами», «Жигулями», «Запорожцами» и «Волгами». Встречались здесь и подержанные иномарки, первым же мне на глаза попался старый «Мерседес — W180» за 5 тысяч советских денежных знаков. По словам продавца, когда-то на нём ездил первый секретарь посольства Марокко. Причём продавец был на вид кавказцем, скорее всего грузином. Опять же, по его словам, «Мерседес» стоял тут третью неделю, и первоначальная цена была 7 тысяч.

— Бери, брат, цена достойная, — начал увещевать меня продавец. — Ни у кого такой нет, будешь как король ездить.

Я представил, как разъезжаю на этом чуде немецкого автопрома по Пензе, и меня едва не разобрал смех.

— Ага, ещё неизвестно, в каком состоянии двигатель, — сказал я. — Да и запчастей к нему не найдёшь.

Несмотря на увещевания продавца, что двигатель работает как часы, я двинулся дальше. Попались «Жигули» с выгоревшим салоном за 800 рублей, были и попросту «вёдра с болтами», неизвестно каким чудом ещё передвигающиеся на своих четырёх. Впрочем, встречались и вполне приличные с виду автомобили. Перед одним из них я остановился. Это была «шаха» ярко-красного цвета, возле которой стоял интеллигентной внешности мужчина с выглядывавшей из-под нижнего края шапки проседью на висках.

— Года не проездил, — вздохнул он, заметив мой интерес. — Срочно деньги понадобились.

— И почём отдаёте?

— Почём брал — по такой цене и отдаю. Восемь четыреста. Состояние практически новое, резина «ёлочка», одну зиму всего отъездила, комплект летней тоже практически новый, в багажнике все четыре покрышки лежат. Приёмник стоит — можно кататься с музыкой. А самое главное — в очереди годами не надо стоять, — торопливо добавил он весомый аргумент.

Это да, очередь — бич советского общества. На всё были очереди, от колбасы до автомобилей. И только партноменклатура обслуживалась вне очереди в своих спецотделах. Думаю, к личному автотранспорту это тоже относилось.

— Какой бензин заливаете?

— Как и рекомендовано — 93-й. Но машина без проблем может и на 76-м ездить.

— Да лучше уж оставить как есть… Можете завести двигатель? — спросил я.

— Без проблем! Как раз недавно прогревал, ещё не успел остыть.

Движок порадовал ровной работой, мы даже дали круг по территории стоянки, по ходу дела проверив и радио. На волне «Маяка» как раз какой-то комментатор рассказывал о высоких шансах действующего чемпиона мира Анатолия Карпова выиграть у Виктора Корчного матч за шахматную корону, который пройдет летом этого года на Филиппинах. Ха, я-то знаю, кто победит. И в этом матче, и в следующем, когда в 1981 году Карпов вновь одолеет Корчного. А затем начнётся серия матчей с Гарри Каспаровым. Живи я в капиталистической стране и обладай этими знаниями — не мудрствуя лукаво сделал бы ставку в букмекерской конторе.

— Ну как, нравится машина? — отвлёк меня от посторонних мыслей продавец.

— Нравится, беру!

Мы ударили по рукам. Правда, договорились, что официально я заплачу Виктору Ефремовичу Костину — так звали продавца — 5 тысяч. С такой суммы и комиссионные меньше, экономия для продавца. Остальные отдал ему тут же наличными, в салоне, и тот, после меня ещё раз пересчитав деньги, спрятал их в карман пиджака. Виктор Ефремович был не только в костюме, но и при галстуке. По ходу дела я выяснил, что Костин трудится в некоем закрытом конструкторском бюро, а деньги срочно понадобились на покупку кооперативной квартиры для дочери — подарок чаду к окончанию института.

Контора по переоформлению находилась в правом углу первого этажа, и включала в себя не только само окошко для оформления, но и предлагало невиданный сервис в виде живого представителя ГАИ, который ставил машину на учёт или выписывал транзитные номера для перегона в регионы. Однако… Небывалое удобство для советских времён!

Всё прошло без сучка, без задоринки. Виктор Ефремович получил свои деньги, которых теперь с лихвой хватит на покупку двухкомнатной кооперативной квартиры для любимой дочки, а я — почти новый автомобиль «ВАЗ-2106». На котором и подъехал к комиссионному магазину, благо что Арбат в эти годы ещё не стал полностью пешеходным, по нему даже троллейбусы ездили. Припарковался у тротуара, вышел, аккуратно хлопнув дверцей и, прежде чем войти в магазин, обернулся. Хорошая машина, за первые километры поездки придраться было совершенно не к чему. Надо будет по возвращении в Пензу о гараже подумать, как-то боязно оставлять машину ночью на улице. А о нормальной сигнализации в это время в Советском Союзе можно было только мечтать.

Я этот вопрос немного изучил перед поездкой в Москву. Некоторые самоделкины, правда, устанавливали звуковую сигнализацию, однако она была далека от сигнализации будущего: не имелось и в помине брелоков, с помощью которых можно было открыть автомобиль. Поэтому владелец машины, который решил таким образом защитить свой транспорт от злоумышленников, должен был отпереть дверь ключом и в течение нескольких секунд нащупать потайной выключатель и щелкнуть им, чтобы система не завопила. Некоторые устройства, кстати, не только издавали громкие звуки, но и блокировали систему зажигания. А ещё против угонщиков ставили механические замки на педали, но для спеца разобраться с таким замком было плёвым делом. По похожему принципу действовала еще одна противоугонка — «кочерга». А вот другое противоугонное устройство разрывало стартерный провод. Злоумышленники могли крутить ключ зажигания сколько угодно, а машина всё равно не заводилась. Я узнавал перед поездкой у одного мастера, с которым меня свёл препод из ДОСААФ, тот за пять рублей и десять минут готов был установить такое вот устройство. Однако минусом было то, что на всех автомобилях потайная кнопка делалась в одном и том же месте — в бардачке. То есть угонщик-профессионал все эти фокусы мог раскусить на раз-два. И если даже не угонят машину, могут просто выковырять приёмник. Не с собой же его таскать каждый раз.

Увидев меня, Николай расплылся в улыбке.

— Арсений, здравствуйте! Думал, вы с утра появитесь.

— С утра у меня были кое-какие дела, — я пожал протянутую руку.

— Привезли?

Я раскрыл портфель и извлёк из него «Ролекс».

— Позвольте?

Он взял у меня часы, разглядел со всех сторон, приложил циферблат к уху, покивал:

— Я, конечно, не такой большой специалист, но выглядят действительно солидно, как настоящие. И, похоже, корпус действительно золотой.

— Ну так что, где ваш покупатель? — спросил я, принимая часы обратно.

Николай как-то воровато оглянулся и, понизив голос, произнёс:

— Это очень серьёзный человек, и очень занятой. Сейчас я позвоню его помощнику, узнаю, в какое время он сможет с вами встретиться. Вы одним днём вообще или с ночёвкой?

— В принципе, могу и задержаться.

— Отлично! Иду звонить.

Вернулся он минут через пять с довольной физиономией.

— Знаете, где находится ресторан «Арагви»? Вас там будут ждать в семь вечера. Скажете на входе, что вы к Георгию Большому, вас проводят.

— А Большой — это фамилия, или…

— Это прозвище, потому что толстый, а фамилия у него Джапаридзе, — расплылся в улыбке Николай. — Кстати, на носу 8 марта, не желает прикупить что-нибудь своей девушке? У меня тут кое-что для хороших людей есть, что на витрину не выставляется. Или вы пока наслаждаетесь свободой?

Я подумал про Марину и в итоге приобрёл у этого афериста новые, в упаковке духи «Chanel №5». За флакон 14 мл. отдал 75 рублей. Явно переплатил, но попробуй найди их в свободной продаже.

До назначенного времени встречи оставалось порядка пяти часов, которые я потратил на катание по Москве. Солнце светило по-весеннему, на тротуарах и проезжей части снега не было, спасибо Собянину… Тьфу, Гришину! В общем, накатался от души, не забыв завернуть на АЗС, залил полный бак АИ-93. Пока он стоил 10 копеек литр, но я точно помнил, что в этом году стоимость 93-го должна подскочить вдвое. Как и 76-го. Впрочем, для меня это не критично, не то что для подавляющей части автовладельцев СССР. Потому и станут переделывать движки под 76-й. В основном речь шла о снижении степени сжатия путем установки новой прокладки под головку блока цилиндров. Было и иное решение: в трамблеры устанавливали другую пружину, изменяющую характеристику угла опережения зажигания. В любом случае, мотор работал хуже, чем в исходном состоянии, но потребители добровольно соглашались с этим недостатком, потому что могли хорошо сэкономить на топливе.

Заправился и сам, посетив пельменную в Камергерском переулке. Не стоит приходить на деловую встречу в ресторан голодным, ещё не факт, что удастся поесть. А в газетном киоске приобрёл атлас автомобильных дорог Москвы и СССР. Мало ли, пригодится.

Без пяти семь, припарковав «Жигули» в соседнем дворе, я стоял у входа в ресторан «Арагви». Бывал я тут когда-то разочек в прошлой жизни с первой женой, будучи приглашёнными её родственником. Запомнились великолепные шашлыки, чудесная зелень и хорошие вина. Правда, было это в середине 80-х, но, думаю, в эти годы ресторан как убранством, так и блюдами мало чем отличается от того ресторана, чуть более позднего времени.

Швейцар — явно из бывших служак — дверь не открыл, отрицательно покачав головой. И ткнул мясистым пальцев в табличку, гласившую, что мест нет. Это я и так уже понял, как и несколько разнополых личностей, грустно топтавшихся рядом. Приблизив лицо к стеклу, я громко и внятно произнёс:

— Я к Георгию Большому! Он меня ждёт!

На мгновение в глазах швейцара промелькнула мыслительная деятельность, после чего он уже утвердительно кивнул и приоткрыл створку двери ровно настолько, чтобы я мог туда проскользнуть. Заперев дверь, швейцар поманил меня за собой. Вот и главный зал. Да, всё то же самое: обилие дерева, традиционные накрахмаленные скатерти, на стегнах панно, посвящённые поэме Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»… Звучало что-то джазовое. Ну да, даже ансамбль на сцене вроде бы тот же, что играл нам в той жизни.

— Во-он тот столик, где трое сидят, — показал провожатый и снова вернулся на своё рабочее место к дверям.

Троица выглядела странно. Вернее, странным выглядел один из этих мужчин — немолодой, лысоватый, тщедушный и какой-то будто запуганный. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке рядом с пузатым, самоуверенным мужчиной — на вид его ровесником, и здоровяком помоложе. Причём оба были черны и не сказать, что очень уж заметно, но всё же носаты. Конкретные грузины. Этот толстый Джапаридзе небось цеховик какой-нибудь, а может, и тот, кто цеховиков крышует. Честно говоря, я уже начинал жалеть о том, что связался с этим Колей. Только дел с этой публикой мне не хватало. Таким и кинуть, да и человека покалечить — как два пальца об асфальт.

Но отступать я посчитал для себя унизительным, и решительно двинулся к указанному столику.

— Добрый вечер! — поприветствовал я публику, глядя на толстого. — Вы, наверное, Георгий Большой?

— Я Георгий, — не стал спорить толстяк, и добавил скорее утвердительно. — А ты тот, с часами?

Говорил он с лёгким акцентом, подтверждая своё этническое происхождение.

— Тот, с часами, — подтвердил я, чуть улыбнувшись.

Георгий кивнул на свободный стул:

— Садись, выпей, покушай, потом про дела говорить будем.

На столе почти не было свободного места. Шашлык, цыплёнок табака, хинкали, хачапури, сациви в большой соуснице, свежие помидоры, огурцы, баклажаны и перцы, зелень, виноград… Пара бутылок красного вина и парочка же бутылок фирменного, подающегося только здесь лимонада «Воды Лагидзе». А ещё одна бутылка минеральной воды без газа стояла закупоренная.

Я не стал чиниться, сел, и здоровяк, имени которого я не знал, привстав, налил красного вина в свободный бокал. Точно, стол сервирован на четверых, ждали меня.

— За здоровье всех здесь присутствующих! — произнёс тост Георгий, поднимая бокал.

На безымянном пальце его правой руки, где обычно носят обручальное кольцо, заиграл бликами массивный золотой перстень с тёмно-зелёным камнем. Если это натуральный изумруд, то такой перстенёк может и на тысячу потянуть.

Все выпили, правда, мы с лысоватым коротышкой с небольшим опозданием. Не знаю, тот почему, а я подумал, что мне ещё за руль садиться. Не хватало ещё попасться гаишникам в пьяном виде. Но всё же решил не вставать в позу.

Только когда был поднят ещё один тост, а в моём желудке стала ощущаться тяжесть, Джапаридзе наконец перешёл к делу:

— Ну, показывай, что принёс.

Я раскрыл портфель и достал «ролексы». Толстяк, вытер пальцы салфеткой, принял хронометр, принявшись его разглядывать, как и Николай несколькими часами ранее. Попытался надеть на толстое запястье, но браслет оказался маловат. Коротышка тут же подсказал, что браслет можно удлинить. Георгий сунул ему часы:

— Держите, Михаил Лазаревич. А заодно посмотрите, не фуфло ли это.

Коротышка пристально вперился в циферблат, зрачки его дёргались, явно отслеживая ход секундной стрелки. Вскоре его взгляд застыл в одной точке, до моего слуха сквозь джазовую музыку донеслось бормотание: «Угу, увеличительное стекло на календаре имеется».

Затем Михаил Лазаревич приложил циферблат к уху, послушал, прикрыв веки, чуть заметно кивнул. Ослабил заводную головку и покрутил её назад, изменив дату на вчерашнюю. Снова покивал. Сунул в правый глаз монокуляр, принявшись ещё более пристально разглядывать попавшее к нему в руки богатство. После этого зачем-то откупорил бутылку с минералкой, налил половину чистого стакана и вопросительно посмотрел на меня:

— Вы не против?

— Не против чего? — нахмурился я.

— Если я опущу их в воду. Видите ли, настоящий «Ролекс» влагу не пропускает. А если пропускает…

Он не закончил фразу, но и так было понятно, что этот спец имел в виду.

— Опускайте, — пожал я плечами, уверенный, что с часами ничего не случится.

И правда, не случилось, что и подтвердил Михаил Лазаревич. Удлинил с помощью какого-то миниатюрного то ли шила, то ли отвёртки браслет и протянул часы Георгию Большому. Тот тут же нацепил их на руку. Посмотрел, довольно причмокнув. Потом перевёл взгляд на меня:

— И сколько хочешь?

Я выдержал его взгляд, твёрдо произнёс:

— Я говорил Николаю. Пять тысяч.

Георгий переглянулся со здоровяком, потом вытащил из кармана четыре 25-рублёвых купюры и протянул часовщику:

— Ваш гонорар, Михаил Лазаревич.

Тот, почему-то помедлив, некоторое время глядел на деньги, затем всё же сделал над собой усилие, взял купюры и торопливо сунул их в карман пиджака.

— Я могу быть свободен, Георгий Зурабович? — спросил он.

Тот кивнул, и часовщик, как мне показалось, с облегчением откланялся. Проводив его взглядом, Джапаридзе повернулся ко мне.

— Пять тысяч? — переспросил он. — А не многовато ли?

Чувствуя, что запахло кидаловом, я напрягся.

— Нет, не многовато. А если цена не нравится… Что ж, можете вернуть часы, я поищу более сговорчивого покупателя.

— Э-э, не спеши, дорогой, — ухмыльнулся Георгий Зурабович. — Давай так… Три тысячи рублей — и мы в расчёте. По рукам?

Ах ты ж скотина… Ну ладно сам напросился, сын гор.

— По рукам, — сказал я, одновременно под столом активируя браслет на правом запястье.

После чего приподнялся и протянул правую руку Джапаридзе.

— Ай молодец! — расплылся тот в улыбке. — И уговаривать долго не пришлось.

Тоже привстал, хоть и не без труда, и мы скрепили наш договор рукопожатием. Вот только длилось оно дольше обычного, и за эти десятка полтора секунд я успел запустить процесс, результат которого не замедлил себя проявить. Когда я отпустил правую руку Георгия Зурабовича, она попросту повисла плетью.

— Что такое?

Он растерянно посмотрел на свою правую руку, потрогал её левой и поднял на меня глаза.

— Что с моей рукой, э? Я не чувствую её!

Его телохранитель (думаю, именно эту функцию выполнял здоровяк) тоже вскочил, и тоже пребывая в растерянности.

— Вы и не будете её чувствовать, — сказал я с лёгкой усмешкой, усаживаясь как нив чём ни бывало на место и цепляя вилкой колечко помидора. — Она у вас парализована.

Я принялся медленно жевать томат, в этот момент ансамбль на сцене а капелла затянул «Сулико». Признаться, сначала у меня была мысль сделать негодяя импотентом, но в последний момент подумал, что, может быть, он таковым уже и является. Так что толку от моих манипуляций не будет ровным счётом никакого. Да и эффект получится отложенным, а хотелось чего-то яркого и сразу. Вот и придумал — ввести мышцы правой руки в паралич. Единственная пробелам была в дефиците времени, но когда-то я уже проделывал подобный трюк с одним самоуверенным водителем и продажным следователем, так что и в этот раз мои «паутинки» меня не подвели. И потеря «ци» оказалась не столь заметной, хотя некоторую слабость я всё же ощущал.

— Что? Как парализована? — не мог взять в толк Джапаридзе.

— Так и парализована, — я налил себе лимонада и не спешка начал его цедить. — Вы же не можете ею двинуть, верно? И не сможете до тех пор, пока я сам не захочу снять с вас это проклятье. А всё потому, что жадность, до добра не доводит… И скажите вашему амбалу, чтобы не смотрел на меня с таким видом, будто хочет убить. Случись что со мной — на всю жизнь останетесь одноруким.

Джапаридзе повернул голову к здоровяку, произнёс что-то на грузинском. Тот, поскрипев зубами, отвёл от меня взгляд. Георгий Зурабович снова повернулся ко мне. Ноздри его раздувались от гнева, но в этой ситуации инициатива была за мной.

— Давай, снимай своё проклятье, — выдохнул он.

— Э-э, нет, — на этот раз я отломил хачапури и окунул отломанный кусок в сациви, после чего со смаком принялся жевать. — Да вы сядьте, Георгий Зурабович, в ногах правды нет.

И когда он сел, я, промокнул губы салфеткой, с металлом в голосе произнёс:

— В общем так, дорогой вы мой человек… Часы можете оставить себе, у меня нет желания снова бегать по всей Москве в поисках богатого клиента. Однако запла́тите вы мне за них уже не пять, а шесть тысяч рублей. Тысяча сверху за то, что хотели кинуть. Своего рода штраф. И без денег я отсюда не уйду, а вы подумайте о своей руке. Стоит она шесть тысяч? Да ещё с дорогими часами в нагрузку?

Я выжидательно смотрел на оппонента, по лицу которого прошлась целая гамма эмоций, от беспомощности до гнева и обратно.

— Ладно, — процедил он, — будут тебе твои вонючие шесть тысяч. Только у меня здесь таких денег нет. Три тысячи — и всё. Завтра смогу только достать.

— Да? Хм… Что ж, предлагаю тогда встретиться здесь завтра, только не так поздно, например, часов в 12. Надеюсь, к этому времени вы сумеете найти необходимую сумму. А пока я заберу три тысячи, чтобы они вас не смущали.

Я протянул руку, Джапаридзе, чуть помешкав, левой рукой попытался достать из левого же внутреннего кармана портмоне, но у него не получилось. Тихо выругавшись, он на своём языке сказал что-то помощнику. Тот сунул руку боссу за пазуху, извлёк оттуда увесистый портмоне.

— Отсчитай три тысячи, — велел Георгий Зурабович.

Мог бы и перстень предложить, подумал я. Но я бы всё равно его не взял. На фига мне возиться с золотом? Я лучше бумажечками с портретом Ленина возьму.

Когда деньги перекочевали в мой портфель, я, в свою очередь, положил на стол десятку:

— Это за съеденное мною и выпитое. Я вас покидаю, до завтра! Не забудьте, ровно в полдень!

Я встал, чтобы покинуть это милой собрание, и уже практически в спину услышал:

— Как ты это сделал?

Повернулся к Джапаридзе, сделал невинное лицо.

— Я в обычной жизни врач, но помимо этого ещё и экстрасенс, усилием воли могу человека как вылечить, так и отправить на тот свет. Это вы ещё радоваться должны, Георгий Зурабович, что я не очень сильно разозлился. Иначе уже лежали бы на полу холодный. А врачи констатировали бы смерть от инфаркта миокарда.

Глядя, как он побледнел, я с трудом сдержал довольную ухмылку. Ничего, это будет тебе уроком на будущее, а то ишь ты, почувствовал себя царьком, которому всё дозволено. В том числе кидать тех, кто стоит, как он считает, ниже него в придуманной такими же, как этот крот, табели о рангах.

Так, теперь бы придумать, где ночь провести. Объезжать гостиницы в надежде наткнуться на свободный номер? Это можно всю ночь кататься. Хотя и в машине ночевать — не вариант. Мотор должен постоянно работать, иначе и печка работать не сможет. А так-то она хорошо жарит — проверял перед покупкой.

А что если попроситься к Ларину? И правда, дельная мысль, тем более что старик живёт один. Только надо будет предупредить его звонком.

Остановился у первого же попавшегося телефона-автомата. Две копейки, к счастью, в кармане нашлись. И трубку Герман Анатольевич поднял почти сразу, словно ждал звонка.

— Конечно же, приезжайте, Арсений, — без колебаний заявил профессор. — Я как раз ужин приготовлю к вашему приезду.

— Нет, нет, не беспокойтесь, — торопливо возразил я. — Я только что из ресторана.

— Разве в ресторане можно нормально поесть? — искренне удивился Ларин.

— В моём случае это удалось, — улыбнулся я, хотя собеседник и не мог видеть моей улыбки.

— Тогда кофе или чай на ваш выбор, — послышался вздох в трубке.

К дому профессора я ехал аккуратно. Тут ещё надо умудриться не попасться гаишникам. Учуют, что употреблял спиртное, пусть даже и не крепкое — вмиг прав лишат сроком на 1 год.

Когда я переступил порог квартиры Ларина, на часах было начало десятого. После мощного кратного выброса энергии в ресторане меня клонило в сон, но я стоически посидел с Германом Анатольевичем на кухне за чашкой ароматного чая и интересной беседой на общую для нас тему. Конечно, прозвучал вопрос о цели моего визита в столицу, и я не без гордости попросил профессора подойти к окну, выходящему во внутренний двор, ткнув пальцем в красные «Жигули».

— Я не особо разбираюсь в машинах, — сказала Ларин, — но уверен, что плохой автомобиль вы бы покупать не стали.

Хозяин постелил мне в зале, на диване. Сам же отправился спать в меньшую комнату, своего рода кабинет, где он, я так понимаю, и проводил бо́льшую часть времени.

Разбудил меня Ларин в 8 утра. К этому времени он уже успел пожарить яичницу с колбасой, и от этого запаха мой рот моментально наполнился слюной. Но сначала я принял душ, почистил зубы выделенной мне из личных запасов профессором новой зубной щёткой, при этом вместо пасты пользуясь мятным порошком, что меня слегка удивило. Ну да ладно, у каждого свои привычки. После чего я наконец уселся аз стол. Сам же Герман Анатольевич заявил, что уже успел позавтракать, поэтому не будет мне мешать. А заодно снабдил свежей прессой, по его словам, полчаса тому назад извлечённой из почтового ящика в подъезде.

В «Известиях» сообщалось, что космический корабль «Союз-28» состыковался с орбитальной станицей «Салют». Экипаж, в состав которого входят Алексей Губарев и чехословацкий космонавт Владимир Ремек, чувствует себя хорошо, приступив к выполнению поставленных задач.

Вот, кстати, можно предотвратить несколько космических катастроф. Предупредить пиндосов, что у них в 86-м году при взлёте взорвётся «Шаттл». А в 80-м на космодроме в Плесецке перед запуском ракеты-носителя с шпионским спутником рванут закачанные в ракетные баки 300 тонн топлива, погибнут около полусотни человек. Дело, кажется, в марте будет. Сказать Шумскому, что были видения, записать заранее на бумажке, и отдать ему. А там пусть сами решают, что с этим делать.

Но это уже в Пензе. А пока будем готовиться не спеша к встрече с Джапаридзе. Костюм у меня один, пятен после вчерашнего ужина на нём не обнаружил. А вот сорочку надел свежую. Повязал галстук, посмотрелся в зеркало… Сойдёт для сельской местности.

Достал из портфеля флакон рижского одеколона «Миф»… М-да, подарок Татьяны. Когда собирался в поездку, как-то на автомате его сунул в портфель, хотя не раз до этого посещала мысль выбросить презент изменницы. Чёрт с ним, пусть послужит ещё немного, не у хозяина же квартиры парфюм просить. Хотя вот они, стоят два пузырька на полочке над раковиной — «Шипр» и «Огуречный». Увы, не мой вариант. Прижал указательный палец к отверстию под крышкой и перевернул флакон. С пшикалкой было бы удобнее, но в это время у нас в ходу только резиновые груши-распылители, и то всё больше в парикмахерских. Да и за границей, наверное, тоже. Вот и приходится пальцем по себе маслянистую жидкость размазывать.

— Удачной поездки! — напутствовал меня Ларин. — Но зачем вы надели костюм, да ещё им с галстуком?

Ему я ещё вечером сказал, что утром отправляюсь в Пензу на своих «Жигулях». Не стану же рассказывать про встречу с этим Джапаридзе, то ли цеховиком, то ли авторитетом, то ли объединяющим в себе эти две ипостаси. Сердечно попрощался с профессором, и поехал… Нет, не в сторону «Арагви», рано ещё. Нужно было где-то провести несколько часов, и я решил реализовать давнишнюю мечту — прогуляться по легендарному Ваганьковскому кладбищу. Столько слышал о знаменитостях, нашедших там последний приют, столько мечтал туда попасть… Не в качестве клиента, а в качестве экскурсанта), хотя, если вдруг я чем-то прославлюсь и меня там упокоят — буду совсем не против. Вряд ли к концу жизни я стану великим композитором, не хочу в массовом порядке тырить… ну ладно, заимствовать ещё не сочинённые песни. Было такое несколько раз, взял грех на душу,

Кладбище, расположенное практически в центре Москвы, открывалось в девять, а поскольку на моих «Командирских» было уже четверть десятого, то я спокойно миновал раскрытые ворота и замер, размышляя, куда идти. Хотелось посмотреть на могилы известных людей, которые уже успели покинуть этот мир. Того же Есенина, например, я точно знал, что его могила находится на этом кладбище. Только где? Некрополь огромен.

— Молодой человек!

Я обернулся на прокуренный, хрипловатый голос. Справа от меня стоял небритый, весьма скромно одетый мужичонка неопределённого возраста, довольно-таки помятого вида. Шея была обмотана длинным шарфом, а голова с большой залысиной и седоватыми, длинными волосами, обходилась без головного убора. В первый момент он показался мне таким похожим на пензенского, а потом и московского актера Александра Куприянова, что я невольно вздрогнул. Правда, приглядевшись повнимательнее, понял, что есть некое сходство, но не более того.

— Молодой человек, — повторил незнакомец, — я вижу, вы здесь впервые, верно?

— Впервые, — согласился я, ожидая, что последует дальше.

— У вас тут родственники лежат или вы из праздного любопытства? Есть и такие, благо что некоторые захоронения по-своему интересны.

— Родственников у меня здесь нет, я вообще из другого города. Просто выдавал пара свободных часов, решил прогуляться по самому знаменитому кладбищу Москвы, поотмереть на могилы известных людей. Например, на могилу Сергея Есенина. Знать бы ещё, где она находится…

— О, так я вас провожу! — тут же оживился мужичок. — Тут идти десять минут, и то не спеша… Меня, кстати, Порфирием звать. Порфирий Львович, но можно без отчества. Я тут при кладбище уже лет двадцать обитаю, как развёлся и из дома ушёл. Помогаю, кому надо, могилку найти. Нюх у меня такой, сам не знаю, откуда что берётся, но даже если человек не знает, где могила его родственника или знакомого, ну или вообще незнакомого человека, которую он хотел бы посетить — я всё равно её нахожу.

— И почём? — с лёгкой улыбкой спросил я.

— А я денег не беру, — пожал тот плечами. — Нет, ну если папироской угостят или тем более чекушкой — не отказываюсь. Чай не на последние угощают.

— Курить — не курю, чекушки с собой тоже нет, могу деньгами дать.

Я уже сунул было руку во внутренний карман пальто, где лежало портмоне с парой сотен рублей разного номинала, но Порфирий вдруг замахал руками:

— Нет, нет, что вы… Я деньгами не беру! Упаси боже!

— А что так? — удивился я.

— Деньги — творение нечистого, дабы вводить человека во искушение.

— Но без денег вы же не сможете себе ни еду, ни одежду купить…

— Добрых людей хватает, — туманно ответил Порфирий.

— Угу… А пить и курить — вроде бы тоже грех, — попытался я подловить собеседника.

— Грех, — тяжко вздохнул тот. — Так ведь не бывает безгрешных, разве что святые. Есть тут такой, Валентин Амфитеатров, могу могилку показать. Он и после смерти людям помогает, чудеса всякие случаются. Церковь его, правда, не канонизировала, потому как могила батюшки была осквернена — на ней был возведён мемориал воинам Великой Отечественной. Другого места не смогли найти, что ли, вот именно там надо было его поставить. Недаром перед смертью он попросил похоронить его поглубже, как предвидел… А вон могила Сергея Столярова. Ну, того самого, что в фильме «Цирк» вместе с Любой Орловой снимался. А рядом — вон памятник большой — могила знаменитой конькобежки Инги Артамоновой, которую муж убил.

— Любопытно, — пробормотал я, окидывая взглядом надгробия.

— Ладно, идёмте к Есенину.

Шли минут двадцать, прежде чем добрели до могилы поэта. По снимаемом в интернете я помнил, что это была белая скульптура по пояс, со сложенными на груди руками. Но видно, появится в будущем, пока же тут находился черный прямоугольный памятник с круглым бронзовым барельефом. Рассыпавшийся букет алых роз на белом снегу у подножия памятника казался пятнами крови.

— Есть тут одна престарелая поклонница, почти каждый день свежие розы приносит, — услышал я тихий голос Порфирия. — Приходит, кладёт розы, и читает стихи.

И сам же продекламировал:

Устал я жить в родном краю

В тоске по гречневым просторам,

Покину хижину мою,

Уйду бродягою и вором…

Постоял в задумчивости, вздохнул, кивнул куда-то в сторону:

— А вон там лежит Галина Бениславская. Слышали про такую?

— Что-то такое в памяти всплывает…

— Была любовницей Есенина, застрелилась на его могиле 3 декабря 1926 года. Один повесился, вторая застрелилась…

— Вообще-то поговаривают, что Есенину помогли, скажем так, повеситься.

— Я тоже слышал эту версию. Но всё же склоняюсь к официальной. Кому мог помешать простой поэт? Он же никакой антисоветской деятельности не вёл. Ну да, любил в ресторанах посиживать, с женщинами гулял, но за такое, поверьте, не убивают.

Говорит-то как… Словно слегка опустившийся интеллигент. Может и впрямь в прошлом какой-нибудь инженер или литератор.

— Могу показать могилу ещё одной музы Есенина — Зинаиды Райх. Она там с их общими детьми покоится.

Я посмотрел на часы.

— Как-нибудь в следующий раз. Погощу пока пока у самого Сергея Александровича.

— Ну что ж, не буду вам мешать…

— Постойте, мне же вас нужно как-то отблагодарить.

Порфирий посмотрел на меня, и его лицо расплылось в улыбке:

— Мне уже оттого радостно, что я вижу в вас хорошего, доброго человека, радеющего за других.

В этот момент, хлопая мощными крыльями, на голову Есенина уселась огромная чёрная ворона. Покосилась на меня одним глазом-бусинкой и так громко каркнула, что моя кожа в районе спины покрылась мурашками.

— Какая большая, — сказал я, поворачиваясь к Порфирию.

Вот только его здесь уже не было. Я растерянно закрутил головой. Не мог человек вот так моментально взять и исчезнуть, буквально раствориться в воздухе, стоило отвернуться на несколько секунд.

Ворона снова каркнула, после чего спрыгнула с есенинской головы, расправила крылья и полетела куда-то по своим делам, низко планируя между памятниками. Вот же, чертовщина какая-то…

Я постоял ещё немного, но в голове был какой-то сумбур. Ещё эта загадочная фраза Прокофия про то, какой я добрый, радеющий за других… У меня это на лбу, что ли, написано? Или Порфирий не тот, за кого себя выдаёт… А за кого он себя, собственно, выдаёт? Может, он просто живёт, как ему живётся, не задумываясь о дне завтрашнем, и его это вполне устраивает. Каким-нибудь дворником подрабатывает, чтобы за тунеядство не привлекли, ну и на папироску с чекушкой халтурит, выступая в роли местного Харона. Только не перевозя души умерших через мифический Стикс, а помогая отыскивать захоронения.

У ворот кладбища я Порфирия не увидел. Почему-то был уверен, что так и будет. Он уже виделся мне каким-то мистическо-сказочным персонажем, с какой-то целью помаячившим на моём жизненном пути.

Без трёх минут полдень я переступил порог ресторана «Арагви». Джапаридзе и его бодигард сидели за тем же столиком, и еды перед ними было не в пример меньше, чем накануне вечером. Как и посетителей, были заняты только ещё два столика. Вчерашние «собутыльники» встретили меня хмурыми взглядами, я же сохранял на лице полную невозмутимость.

— Добрый день, товарищи! — не без доли издёвки в голосе произнёс я, усаживаясь на свободный стул. — Сегодня обойдусь без возлияний, времени, да и желания особо нет. Как ваша рука, Георгий Зурабович?

— Издэваешься? — тихо прорычал Джапаридзе.

— Ничуть! Мой долг как врача — интересоваться состоянием больного. А вы в данной ситуации с вашей рукой как раз больной и есть. Ну так что, будем лечиться?

Джапаридзе, раздувая ноздри, левой рукой достал из левого же кармана пиджака перетянутую резинкой пачку денег и швырнул на стол. Я не спеша взял и сунул её в портфель.

— Надеюсь на вашу честность, пересчитывать не буду. А вот так швырять на глазах у всех… Согласен, народу пока в зале не так много, но и у стен бывают глаза и уши. Вам, может, и всё равно, однако мне не хотелось бы становиться фигурантом в деле о передаче с рук на урки крупной суммы денег. Впрочем, сделанного не вернуть, будем надеяться, что эта операция останется без последствий. Что ж, давайте приступим к возвращению вашей руке работоспособности. Для удобства предлагаю встать и выйти из-за стола.

Несколько секунд спустя мы с Джапаридзе стояли друг напротив друга. Он смотрел на меня исподлобья, и всё же в его взгляде я видел и надежду. Надежду в том числе отомстить.

На всё про всё у меня ушло около минуты. Глядя, как Джапаридзе сжимает и разжимает перед своей счастливой физиономией пальцы, я сказал:

— На всякий случай предупреждаю, что преследовать меня и пытаться как-то отомстить не рекомендую. Я так запрограммировал ваш организм, что каждые три месяц нам с вами нужно будет повторять эту процедуру. Иначе не только снова рука отнимется, но и наступит половое бессилие. В общем, станете одноруким импотентом.

— Ты…

Он вовремя себя сдержал, но его лицо изобразило целую бурю эмоций. Я в ответ только улыбнулся:

— Вы человек южный, горячий, и естественно, что я вынужден был подстраховаться. Не переживайте вы так, всё будет хорошо. Надеюсь, я не попаду под гружённый щебёнкой грузовик, переходя дорогу на разрешающий сигнал светофора.

— Ты… Ты это, береги себя.

На этот раз тон у Джапаридзе был куда более дружелюбный, видно, понял, что наезжать на меня — себе дороже. Я про себя выдохнул. Похоже, я был очень убедительным, если он поверил во весь этот бред. С другой стороны, второй день с «отмороженной» рукой ходить — то ещё удовольствие.

— А когда мы снова встретимся через три месяца, и где? — задал вполне резонный вопрос Георгий Зурабович.

— Вы дайте мне свой контактный телефон, я как в Москву соберусь — вам наберу. Или вашему помощнику, — я покосился на бодигарда.

— Кстати, — я сделал вид, что только что вспомнил. — Вы с Геннадием Матвеевичем Кузьминым нигде не пересекались? Мой хороший знакомый. Его еще Кузьмой величают. Нет?

Здоровяк склонился к уху босса и начал что-то горячо ему шептать, одновременно косясь в мою сторону. Джапаридзе изменился в лице, поглядев на меня слегка по-другому. С уважением во взгляде, что ли. Я же про себя усмехнулся и, подняв на прощание кулак в знаменитом жесте Че Гевары, направился к выходу.

Деньги я пересчитал уже в машине. Три тысячи, копейка к копейке. Вернее, четвертная к четвертной. Что ж, теперь с чистой совестью можно ехать на малую родину.

Загрузка...