— Да, опухоль имеется, и метастазы пока не сильно расползлись, в истории болезни всё написано верно, — пробормотал я, открывая глаза после тщательно проведённой диагностики.
— А как вы это определили?
— Я же говорил вам про восточную методику управления энергетическим полем, у вас тут в Москве Джуна Давиташвили этим активно занимается, называет себя экстрасенсом, слышали о такой?
— Да, что-то слышала…
— Ну вот и это что-то вроде того. Не знаю, насколько сильны способности Джуны, но у меня, скажу без лишнего бахвальства, получается не хуже. А вообще, я так думаю, профессор Коновалов мог бы с этим справиться. Но, раз уж вы не хотите ложиться под скальпель… Знаете что, давайте так договоримся. Если сеанс моего лечения особой пользы не принесёт, то вы согласитесь на операцию. Уверяю, профессор Коновалов умеет творить настоящие чудеса.
Она посмотрела на меня печальным взглядом. Упрямо сжала губы, разомкнув их только для того, чтобы сказать:
— Нет, на операцию я не соглашусь, и не уговаривайте.
Я вздохнул и развёл руки в стороны:
— Что ж, тогда я попытаюсь сделать всё возможное и невозможное.
Мы с Анастасией Васильевной уединились в небольшой комнате, вероятно, раньше принадлежавшей дочери Крупских, поскольку квартира была двухкомнатной, и родителя наверняка обитали в зале. Тут даже остались кое-какие девчачьи вещи, включая чёрно-бело фото на стене, где была изображена девчушка, похоже, первоклассница, со смущённой улыбкой на веснушчатом лице и белыми бантами в заплетённых бубликами косичках.
Здесь имелась вполне удобная кровать, но нам пригодился стул с мягкой обивкой, на который я и предложил сесть пациентке. Мне пришлось встать перед ней, что было не очень удобно, но по-другому никак: опухоль располагалась с левой стороны головы и, стоя сзади, мне пришлось бы изгибаться, чтобы приложить правую, рабочую ладонь к больному месту. Так больной и объяснил, мол, правая рука у меня рабочая, после чего закрыл глаза и приступил к диагностике.
И вот теперь пытался уговорить её в случае неудачной попытки лечения с моей стороны довериться знаменитому нейрохирургу. Но, услышав отказ, не особенно огорчился, рассчитывая всё же справиться собственными силами.
— Прошу вас снова не шевелиться, и снова полностью расслабиться, только на этот раз на более продолжительное время. Почувствуете тепло в левой части головы — не пугайтесь, это побочный эффект исцеления.
Она кивнула, и я приступил… Что сказать, времени на «сжигание» опухоли и небольших ещё, к счастью, метастаз, ушло почти сорок минут. И силы были потрачены практически все, на ногах, можно сказать, чудом держался. Но главное, что недуг был побеждён, о чём я, едва ворочая языком, тут же доложил Анастасии. Та и сама почувствовала некоторое облегчение, а если конкретно, то уменьшение давления в области левой височной доли. Да и головокружение как-то прекратилось к моменту окончания моей работы.
— Я всё равно не верю! Как это может быть⁈
Она посмотрела на меня влажными коровьими глазами,
— Завтра… Хотя завтра воскресенье. В понедельник съездите на обследование, — посоветовал я. — Если будут спрашивать, как так получилось, что опухоль пропала, говорите, что вы не специалист, им, докторам, должно быть виднее.
Я первым вышел из комнаты в зал, и на меня тут же устремились две пары глаз, в которых читался невысказанный вопрос. Я улыбнулся:
— Всё прошло успешно, Анастасия Викторовна здорова.
Несколько мгновений стояла буквально гробовая тишина, а затем Ермин голосом, в котором проскальзывала лёгкая дрожь, спросил:
— Вы в этом уверены?
— Более чем… Да вы у Анастасии Викторовны поинтересуйтесь, как она себя чувствует.
Та как раз вышла в зал следом за мной, и одарила присутствующих счастливой улыбкой.
— Лёва, поверь, я так прекрасно себя не чувствовала целую вечность.
— Но в понедельник, Константин Сергеевич, свозите супруг на обследование, — добавил я. — Опять же, просил Анастасию Викторовну, и вас попрошу — обо мне распространяться не нужно. Опухоль чудесным образом рассосалась, а как именно — вы об этом ни сном, ни духом. Просто вдруг больная почувствовала резкое улучшение самочувствия, и вы решили на всякий случай провериться… Кстати, а можно ещё чайку с печенюшками?
У кузины Ермина мы засиделись допоздна. Давненько не пил я столько чая, живот надулся и стал тугим, будто мячик. Три раза я в туалет по малой нужде бегал. Ещё и щей наваристых отведал, не смог отказаться, когда Анастасия стала кормить мужа и Льва Борисовича, а заодно и мне предложила. Под щи выпили по рюмке «Столичной». Как сказал Константин Сергеевич, из какого-то спецпайка. Я не большой специалист в горячительных напитках, но московская «Столичная» мне показалась на порядок вкуснее, если можно так выразиться, той, которую продают в пензенских вино-водочных магазинах.
За щами и бесконечным чаем (печенье с конфетами так и не кончились, в отличие от пряников) говорили и говорили. Конечно, немало вопросов было адресовано и в мою сторону, пришлось рассказать, какой медвуз заканчивал, где проходил интернатуру, по ходу дела поделился с Ерминым проблемами села, о которых знал теперь не понаслышке. Само собой, интересовались
Мне чем дальше, тем больше хотелось спать и, когда я в очередной раз не смог сдержать широкого зевка, пусть даже прикрыв рот ладонью, Ермин, выразительно посмотрев на часы, решительно заявил:
— О-о, а уже почти одиннадцать! Так, ладно, спасибо за хлеб-соль, но, однако, пора нам и в номера возвращаться. Завтра с утра снова придётся на ВДНХ ехать.
— И мне? — спросил я.
Лев Борисович улыбнулся:
— Ну, вы-то заработали себе нормальный отдых, так что отсыпайтесь.
В гостиницу мы вернулись на такси, которое по телефону вызвал Константин Сергеевич. Соседи уже видели седьмой сон. Не включая свет, и даже не приняв душ, только скинув с себя одежду, я с наслаждением рухнул в постель и почти моментально провалился в глубокий сон.
Мы все уезжали той же «Сурой» в воскресенье вечером, и потому практически целый день был в моём распоряжении. Я продрых почти до 9 утра, к тому времени мои соседи успели снова свалить на ВДНХ, им там сегодня до обеда торчать. Прислушался к себе… Самочувствие в норме, а то вчера, приступая к исцелению, думал, что снова, чего доброго, в обморок грохнусь, как было с питерским авторитетом. Растёт мой скилл, как говорила молодёжь из моего будущего. И это не могло не радовать. Становлюсь суперменом!
Приняв наконец душ, спустился в ресторан, спокойно, чуть ли не в одиночестве, позавтракал, вернулся в номер. Оделся и отправился в чуть морозную и солнечную Москву. Мой путь лежал к Ларину, который, надеюсь, в воскресенье сидит дома. Настало время сделать ему предложение стать моим научным руководителем при написании кандидатской.
Добрался на такси, мог себе позволить. Мне повезло, Герман Анатольевич был дома. Открыв дверь, расплылся в удивлённой улыбке:
— Арсений? Какими судьбами?
Пришлось рассказывать про ВДНХ, где я якобы проходил в качестве врача при пензенской делегации. О настоящей цели визита в Москву умолчал. Всё-таки о ДАРе Ларин ничего не знает, а врать, будто иглами излечил за один сеанс онкологию, мне показалось глупым. Зато под чай с пряниками (вспомнились нагло съеденные пряники у Крупских) рассказал про кабинет иглорефлексотерапии, и что практикую я там с одобрения областного отдела здравоохранения.
— А как результаты? — живо поинтересовался Герман Анатольевич.
— Прекрасные! От пациентов нет отбоя. И я тут между делом подумал, не написать ли мне кандидатскую на эту тему?
— Кандидатскую? — приподнял кустистые брови профессор.
— Её, родимую, — кивнул я. — Писать планирую не спеша, кто же мне, вчерашнему интерну, позволит вылезти с диссертацией… Посчитают за наглость. Буду собирать материал, доказательную базу, а через год-другой можно и на защиту сподобиться.
— Зрело мыслите, не по годам, — улыбнулся краешком губ Ларин. — Пожалуй, я приму ваше предложение. Но только в том случае, если диссертация окажется достойной и будет иметь, как вы верно сказали, серьёзную доказательную базу.
У меня, честно говоря, камень с души упал. Не то что я так уж сомневался, что профессор даст согласие стать моим научным руководителем… Ну кого я обманываю, конечно, опасался, нельзя ни в чём быть уверенным на 100%. Но, тем не менее, когда я своими ушами услышал положительный ответ, на душе стало легко и тепло.
Посидели ещё немного, после чего я решил, что пора и честь знать. Мало ли какие у Германа Анатольевича планы на выходной, и он, может, просто стесняется мне сказать, что ему куда-то нужно идти.
По пути на Арбате попался комиссионный магазин. Зашёл из интереса, поглядел на отечественные и импортные вещички, прикинув, стоит ли что-нибудь из этого прикупить. Вот финский двухкамерный холодильник «Rosenlew» за 1500 рэ, ставший мемом после фильма «Кавказская пленница», я бы, пожалуй, прикупил. Тем более внешний вид внушало доверие, ни одной вмятины или царапины. Внутри тоже всё выглядело идеально. По идее такие вещи нужно проверять в деле, а то вдруг там мотор шумит как погремушка, или плохо морозит. Но пока мне это ни к чему, не на горбу же его в Пензу тащить. Это нужно искать попутный грузовик или вообще нанимать в оба конца. Влетит в копеечку. Не сказать, что денег жалко, но тратить почти двойную сумму… Вот появится у меня квартира в Москве, тогда можно будет и холодильники в неё завозить.
На одной из полок под витринным стеклом лежали несколько наручных часов. Из советских «Полёт», «Ракета» и «Слава» в золотом корпусе. Были тут японские «Orient» и кварцевые «Seiko» с жидкокристаллическим экраном. Причём максимальная цена на часы стояла в 250 рублей. Как пояснил продавец, чем-то неуловимо смахивающий на актёра Андрея Миронова (кстати, по интересному совпадению сыгравшего продавца как раз «комиссионки» в фильме «Берегись автомобиля»), выше по закону цену ставить нельзя. Потому по-настоящему дорогие часы сюда не приносят.
Заметив на моём лице тень лёгкого разочарования, мужчина поинтересовался:
— А вы хотели бы предложить что-то дорогое?
— Да есть кое-что, — чуть помявшись, сказал я и уточнил. — Часы швейцарские.
— Да? А что за модель?
— «Ролекс».
Сказал я это так, словно бы у меня этих «ролексов» целый ящик на антресолях. К чести продавца, он тоже сыграл сдержанность.
— Хм, интересно… Настоящие?
— Обижаете, — совершенно естественно оскорбился я. — С руки видного деятеля Республики Конго, были подарены за то, что я спас ему жизнь.
— Это при каких же обстоятельствах? — вскинул брови собеседник.
— Долго рассказывать, — махнул я рукой. — Но не думаю, что такой человек, которого принимала в Кремле, носит на руке подделку.
Тут уже продавец заинтересовался по-настоящему.
— А они у вас случайно не с собой?
— Увы, с собой я такие вещи не ношу, опасно, знаете ли.
— А завтра могли бы принести показать?
— Тоже увы. Я из другого города, в Москве бываю только по делам. В тот раз, с часами, был участником Всесоюзной конференции молодых медиков. В гостиничном ресторане этот конголезец с женой сидели за соседним столиком. Там-то товарищу и поплохело, а я оказал ему первую помощь.
— Вон оно что… Ну так как в следующий раз в столицу соберётесь — прихватите часики. А я к тому времени постараюсь пробить по своим каналам, кто готов их купить. Потому что сами вы вряд ли найдёте достойного покупателя, а у меня имеются кое-какие связи. Естественно, я тоже хочу с этого что-то поиметь, вроде комиссионного сбора, — хмыкнул он. — Вы какую цену за них хотите?
Я пожал плечами. Об этом как-то и не задумывался. Всё же решил не борзеть.
— Если рублями, то тысяч пять. Да, пять, и ни рублём меньше. У меня эти часы лежат и пить не просят, может, я их когда-нибудь своему сыну подарю.
Если, конечно, у меня будет сын, добавил я про себя. Пока ещё вообще неизвестно, что там с семейной жизнью. Впрочем, продавец не удивился такой цене, напротив, заметил, что швейцарский механизм того стоит.
— В общем, давайте так и договоримся. Вы, как в Москву нагрянете, заходите сюда, наш магазин работает семь дней в неделю, только по субботам и воскресеньям сокращённые дни. Продавцы, правда, меняются, чтобы два выходных получалось в неделю, советское законодательств запрещает работать без выходных. Хотя я бы не отказался, — фыркнул он. — Кстати, меня звать Николай.
— А меня Арсений… Николай, а если вас не будет как раз в тот день, когда я приеду?
— Это вот я и хотел вам сказать, вы меня опередили. Если не будет, то вот номер моего домашнего, смело звоните, я живу один, так что кроме меня трубку поднять будет некому. Разве что могу отойти, в продуктовый, например, а вечером в театр. Но театр — это обычно суббота или воскресенье.
Он записал на листочке бумаги номер телефона, свернул вчетверо и протянул мне:
— Не потеряйте. А ещё лучше, если будет такая возможность, позвоните заранее из своего города. Как он, кстати, называется?
Какое-то внутреннее чувство мне подсказало, что факт своего местожительства лучше не афишировать. С другой стороны, при междугородних звонках оператор сначала сообщает абоненту, какой город на проводе, так что скрыть всё равно не удастся.
— Из Пензы я.
— Пенза, Пенза… Это где-то на Волге?
— Почти, — улыбнулся я краешком губ. — Ладно, побегу, да и вам работать надо. Будем на связи!
Пенза встретила оттепелью и дождём со снегом. Понедельник был последним командировочным днём, и я с чистой совестью позволил себе практически весь день ничего не делать, посвятив время чтению. А утро среды начал с пробежки. Бежать было трудно и даже рискованно, так как после вчерашней оттепели подморозило и выпал небольшой снежок, под которым пряталась наледь. К счастью, обошлось без перелома лодыжки и даже вывиха или растяжения связок, ещё и комплекс упражнений проделал на свежем воздухе. Аккурат возле того места, где мы не так давно встречались с Шумским. Кстати, интересно, как там обстоит дело с серийным убийцей Михасевичем? Задержали? Допрашивают? Позвонить, что ли, подполковнику… Впрочем, не стоит лишний раз беспокоить человека из столь серьёзного ведомства. Надо будет — сам позвонит.
Не успел появиться в отделении, как Романовский с кислой физиономией заявил, что к 11 часам заявится съёмочная группа пензенского телевидения, хотят снять сюжет про мой инновационный метод лечения больных при помощи иглоукалывания.
— Так что после обхода срочно садитесь писать текст, с которым выступите на камеру, но сначала я его отнесу Ардакову, пусть завизирует. И надо будет подготовить кого-то из пациентов, поздоровее, чтобы согласился попозировать.
Ну, надо так надо. По-быстрому сел и написал, мол, благодаря поддержке руководства Облздрава, а также главного врача областной больницы имени Бурденко Герасима Ивановича Ардакова удалось претворить в жизнь… И прочая и прочая. А вот Романовского не стал упоминать, перебьётся. Собственно, он и не горел желанием всё это обустраивать, и если бы не Румянцев, то и по сей день никакого кабинета иглорефлексотерапии при отделении не имелось бы.
Мой непосредственный начальник с текстом ознакомился, по ходу чтения разочек едва заметно поморщился, видимо, как раз читал то место, где перечислялись причастные к открытию кабинета. Но в целом придраться было не к чему, я отписался в лучших традициях казёнщины, так как времени выпендриваться и сто раз переписывать текст в угоду начальству уже не оставалось.
Съёмочная группа, состоявшая из журналиста, оператора, и осветителя, прибыла в половине двенадцатого. Оказалось, чаи гоняли в кабинете главврача, в сопровождении которого и заявились в отделение. Ардаков в кристально белом халате и при шапочке выглядел неимоверно важным, телевизионщикам же выдали обычные накидки. Обувь, понятно, уличная, хорошо хоть вытерли тщательно, а то с бахилами сейчас напряжёнка. Тех, синеньких из полиэтилена, ещё в природе не существует[1]. Есть только тканные, матерчатые бахилы и маски, которым находится применение в операционной, процедурном кабинете или в пункте по забору крови. Да и то они предназначены для медицинских работников, а не пациентов или посетителей.
— Здравствуйте, Куликов Дмитрий Петрович, — представился журналист, протягивая узкую ладонь.
Помнил я по той жизни его и в более зрелом возрасте, сейчас же ему на вид было лет тридцать. Следом он поздоровался с завотделением.
— Это оператор Николай, осветитель Володя, — представил он своих коллег.
Оператор тоже оказался рукопожатным, а вот какой-то забитый на вид осветитель попытки поздороваться даже не предпринял.
— Текст вы, надеюсь, выучили, и пациента подготовили? — поинтересовался Куликов.
Я кивнул:
— Выучил. А пациент предупреждён и готов в любой момент занять исходную позицию.
— Вот и славно! Что ж, мы готовы!
Он повернулся к Ардакову, тот солидно кивнул и посмотрел на меня:
— Ведите нас, Арсений Ильич, показывайте своё хозяйство.
Я чуть не прыснул, поскольку в моём прошлом-будущем выражение «показать своё хозяйство» имело двоякий смысл. Но сдержался — не место и не время.
По пути заглянул в 7-ю палату.
— Иван Никифорович, идёмте, телевидение приехало.
77-летний Иван Никифорович Корытько тут же сунул ступни в тапки и чуть ли не бегом рванул к двери. Очень уж хотелось ему стать телезвездой в родном селе, что в Наровчатском районе.
— Пациент страдает атеросклерозом сосудов сердца и со стенокардией попадает в наше отделение второй раз за последние полгода, — начал я говорить в услужливо подставленный микрофон, когда Корытько разделся и приготовился поработать подушечкой для иголок. — В прошлый раз его лечили по стандартной схеме, после улучшения самочувствия был отправлен домой. Две недели назад случился рецидив, на этот раз вместо медикаментозного лечения применяется иглоукалывание. Сегодня мы проводим третий сеанс, после предыдущих двух состояние больного заметно улучшилось.
Журналист тут же подсунул микрофон лежащему на животе Корытько,
— Скажите, Иван Никифорович, вы действительно чувствуете улучшение после данных процедур?
— Да-а, если бы не Арсений Ильич с его иголками, может, меня бы уже и на свете не было. А так чувствую себя так хорошо, как давно не чувствовал. Вот кто бы знал, что простыми иголками можно такие чудес вытворять!
Микрофон снова переместился ко мне, и я стал разъяснять, что это далеко не простые иглы, и что ставятся они по строго определённым схемам, для каждого заболевания — своя. И что сейчас я наглядно продемонстрирую, какая схема подходит для нашего пациента.
Потом был «синхрон» (так, кажется, это называется на тележурналистком сленге) с Ардаковым, который важно объяснял, что руководство областной больницы сразу поняло пользу нового метода и дало добро на открытие кабинета иглорефлексотерапии. Собственно, повторял то, что я сам недавно говорил, расхваливая в частности и нашего главврача.
Когда телевизионщики наконец откланялись, пообещав, что сюжет должен выйти в ближайшие дни, мы все вздохнули с облегчением. Всё-таки нелёгкое это дело — давать интервью.
Сюжет вышел в среду в вечернем эфире. Так бы я, наверное, пропустил его, но Ардаков держал руку на пульсе и заранее меня предупредил. На экране я себе показался немного нелепым, особенно когда бубнил про роль руководства больницы в организации лечебного процесса. Но в целом сойдёт для сельской местности. Зато маме понравилось, которая к этому времени уже стала законной супругой Лугового. Однако фамилию менять не стала, да Юрий Васильевич и не настаивал. Никаких пышных празднеств не устраивали — «молодожёны» просто посидели в ресторане.
Марина тоже видела сюжет, я посчитал нужным также предупредить и её. Ну а что, добавит мне в её глазах солидности. Мы с ней, как и договаривались, встретились в следующие выходные. Киношка, кафешка, постелюшка… Да ещё и розы с Центрального рынка. Девчонке определённо нравилось моё ухаживание, но, опять же, ни на что более серьёзное я намекать не собирался.
Пока возлежали, отдыхая, я и спросил:
— Мариш, а ты каким бы хотела видеть своего мужа?
Она отвечает не сразу, а потом тихо, с небольшим напряжением в голосе произносит:
— Похожим на тебя.
М-да, а девочка-то, кажется, всерьёз в тебя втюрилась, Коренев. И что мне с этим делать? Нет, надо срочно развеивать все её розовые мечты.
— Мариш, может, когда-нибудь тебе и встретится кто-нибудь, похожий на меня. Я уверен, рано или поздно встретится.
Снова пауза и робкий вопрос:
— А ты?
— Что я?
— Ну… Ты не хотел бы…
Она замолкает, а я буквально всеми фибрами своей души ощущал, какую бурю эмоций сейчас испытывает моя партнёрша. Ну и сволочь я! Довёл девчонку до такого состояния… А вообще-то, в который уже раз успокаивал я себя, не фиг было Марине забивать свою прекрасную головку туманными надеждами на основании только того, что с тобой разочек-другой переспали, и ты, испытав доселе неизведанные ощущения, сразу решила, что этот молодой человек — твоя судьба. Жизнь — она научит суровым реалиям, как меня научила в случае с Татьяной, и пусть уж лучше это случится раньше, когда ещё будет шанс что-то исправить, не успев себя загнать окончательно в тупик безысходности.
— Пока думаю, что рано мне думать о семье, — вздыхаю я. — Да и опыт был… Не самый приятный.
— Какой опыт?
— Видишь ли, в прошлом сентябре у меня должна была состояться свадьба. И вдруг буквально за пару недель до бракосочетания я узнаю, что моя невеста мне изменила. Представляешь, какой это был для меня удар? — добавляю я в голос трагизма, хотя мне и так невесело вспоминать об этом. — Естественно, ни о какой свадьбе уже речи идти не могло.
— Какой кошмар! — шепчет Марина.
— Да, приятного было мало… Как бы там ни было, теперь я настороженно отношусь к отношениям, готовым вылиться во что-то серьёзное.
Я замолкаю, как бы предлагая ей самой сделать выводы из только что услышанного. Марина молчит с минуту, я уже начал думать, не заснула ли она.
— Я понимаю, — снова шёпотом произносит девушка. — Понимаю, как с этим трудно жить, когда тебя предают. Но не все же такие, правда?
В её голосе слышится надежда, и от этой надежды во мне что-то вздрагивает. Не могу я оставаться бесчувственной скотиной. Пробирает до кома в горле, когда вот так… Это всё моё «богатое» прошлое виновато, опыт которого наложился на этот мерзкий случай с экс-невестой.
— Не все, — согласился я. — Народная примета гласит, что дважды в одну воронку снаряд не падает, но знаешь, как-то не хочется это проверять на себе.
— То есть ты со мной просто…
Она вскинулась, но я положил ладонь на её обнажённое плечо, успокаивая.
— Солнце моё, ну с чего ты решила, что каждое свидание, закончившееся постелью, должно обязательно заканчиваться свадьбой? Мы с тобой, по правде-то говоря, не так давно знакомы, даже месяца не прошло, а люди иной раз годами испытывают отношения. Я ничего не хочу загадывать, кто знает, вдруг мы с тобой действительно созданы друг для друга. А вполне может статься, что кто-то из нас двоих — или даже оба — встретит человека, более ему подходящего по всем параметрам. Поэтому не стоит торопиться и. грубо говоря, пороть горячку. Ты согласна?
Очередная затянувшаяся пауза, итогом которой становится чуть слышное:
— Да, Арсений, ты прав. К сожалению, прав…
После чего Марина резко вскакивает и начинает одеваться.
— Ты куда? — спрашиваю я.
— Пойду, — отвечает она, не глядя на меня. — Девятый час, я обещала не задерживаться.
— Так время ещё детское…
— Родители волнуются, — натягивая юбку и продолжая упорно отводить глаза в сторону, бубнит она себе под нос.
— Давай хоть я тебя провожу.
Я тоже встаю и тянусь к джинсам.
— Не надо, Сеня, я сама. Тут под горку пятнадцать минут идти, освещение хорошее, народу много ходит… Доберусь.
Та-ак, девочка решила встать в позу. Обиделась, значит… Собственно, этого можно было ожидать. Я не стал её провождать. Не хочет — не надо. Кто я ей, в конце концов? Сват или брат? Или жених? Ничего, остынет, подумает на досуге над своим поведением, и поймёт, что была не права. Ещё сама звонить будет. Или не будет, чисто из принципа, или от того, что стыдно признавать собственную неправоту.
Тем не менее осадочек остался, но я постарался поскорее забыть о том вечере, с головой погрузившись в работу и продолжая набирать материал для кандидатской. Конечно, совсем забыть не получалось, но работа действительно помогала отвлечься от грустных мыслей. Тут ещё Шумский наконец позвонил, завуалированно сообщив, что объект (то бишь Михасевич) задержан и даёт признательные показания.Поблагодарил и попросил в будущем не забывать информировать о видениях, даже если они покажутся мне самому полным бредом.
Ну хоть какой-то позитив… Интересно, мой телефон уже поставили на прослушку? По идее для этого, насколько я понимаю, нужно проникнуть в квартиру в отсутствие хозяина, выкрутить в трубке мембрану и поставить внутрь «жучок». Или можно на АТС посадить своего человека, чтобы тот постоянно слушал мои разговоры? Что-то такое я читал в прошлой жизни на каком-то сайте, посвящённом работе КГБ. Типа на АТС для таких вещей выделялись отдельные помещения, где специально обученные люди прослушивали телефонные разговоры, записывая их на магнитофонную ленту. М-да, тот ещё геморрой, по мне — так лучше у станка стоять или операционного стола. Ну или иголки в живого человека втыкать, чем я и продолжал заниматься практически ежедневно. Даже в выходные, когда делать было нечего, заглядывал в отделение и предлагал пациентам оздоровительную иглорефлексотерапию.
Понятно, что от желающих не было отбоя — слух о чудодейственном кабинете, в котором чуть ли не безнадёжных больных ставят на ноги, давно разнёсся не только по больнице, но и по всему городу. И ко мне уже пытались пробиться люди со стороны, даже подкарауливали у входа в медучреждение, каким-то образом узнав, как я выгляжу, и мало того, ещё и предлагали деньги. Одна довольно симпатичная женщина бальзаковского возраста, представившаяся супругой директора мебельного магазина, и поймавшая меня вечером сразу у проходной, готова была платить по пятьдесят рублей за сеанс, лишь бы это помогло ей решить проблему по женской части. Лечение, назначенное гинекологом, пользы особой не принесло, а мужу она стесняется о своей проблеме говорить.
Но и ей я заявил, что в моём кабинете обслуживаются исключительно пациенты больницы, я просто не имею права пускать туда людей с улицы.
— А если у нас дома? — вкрадчиво поинтересовалась она. — В любое удобное для вас время. Естественно, пока муж на работе. Он раньше восьми вечера домой не заявляется. А в субботу Викто́р (она так и сказала с ударением на втором слоге) тоже работает, у них только в воскресенье выходной, кроме последнего воскресенья месяца.
Да, существует такая практика в это время, что в последнее воскресенье месяца магазины работают. Продовольственные — те вообще без выходных, а вот промтоварные, хозяйственные, мебельные — в последнее воскресенье извольте распахнуть двери перед покупателем. Не знаю, с чем это связано, может, нужно всем выполнять план по продажам.
Не то что мне были нужны её 50 рублей, я на песнях свой «миллион» уже заработал, да и такая подпольная деятельность, если что, грозит реальным тюремным сроком. Незаконное предпринимательство, товарищи! В лихие 90-е я мог бы без проблем открыть кабинет иглорефлексотерапии, вооружившись или честно полученной, или в крайнем случае купленной у продажных медицинских чиновников лицензией. Но сейчас о таком приходится только мечтать.
Нет, я не против советского строя, но кое-что можно было бы изменить в лучшую сторону. Даже при Сталине существовали артели и кооперативы. И зарабатывали прилично, в войну вон сколько самолётов и танков на свои деньги купили эти артельщики. Сталину удалось вырастить эффективную систему, в которой трудились честные предприниматели, а не спекулянты и ростовщики.
Хрущ всю эту «новгородчину» похерил. Причем сделал это цинично и жестоко, фактически ограбив миллионы людей. Этот мощный сектор народного хозяйства был к 1960 году ликвидирован почти полностью. Как итог, первые продовольственные кризисы начались уже с 60-х годов.
Брежнев ничего менять не стал, и на свет стали появляться так называемые цеховики. Кто-то же должен был удовлетворять растущий спрос населения на изделия лёгкой промышленности. А в итоге это самое теневое частное предпринимательство, которое к началу 80-х приняло практически промышленные масштабы, принимало порой уродливые формы.
— Что у вас за диагноз? — вздохнув про себя, поинтересовался я у женщины.
Та поглядела по сторонам, на проходящих мимо людей и, понизив голос, сообщила, что у неё «молочница», то бишь вагинальный кандидоз. Вещь неприятная, и причин возникновения грибковой инфекции может быть много, от микротравм оболочки влагалища до злоупотребления сладостями, так как грибы Candida хорошо развиваются на клетках, богатых гликогеном.
— Знаете что, — немного поразмыслив, сказал я. — Ваш кандидоз я вылечу, и денег с вас не возьму. Но вы мне кое в чём поможете.
Её глаза вспыхнули, словно в них жила пара светлячков.
— В чём? В чем я могу вам помочь⁈
— Вы сказали, ваш муж работает директором мебельного магазина. Я пару недель назад взялся обходить эти самые мебельные магазины в поисках приличного двуспального дивана. И ничего приличного так и не нашёл!
— Какие проблемы⁈ — она буквально расцвела, широкая улыбка озарила её лицо, сверкнула золотом зубная коронка. — Муж всё сделает в лучшем виде, стоит мне только его попросить.
— Хорошо, тогда в эту субботу я у вас буду прямо с утра, часам к 10 подойду. Говорите адрес.
Ольга Ивановна со своим супругом Борисом Николаевичем Ревнивцевым обитали в арбековской новостройке, там же неподалёку располагался и открытый в позапрошлом году магазин с непритязательным названием «Мебель». Я пришёл к назначенному времени, впрочем, предварительно позвонив с уличного телефона-автомата в квартале от 9-этажки Ревнивцевых. Очень уж Ольга Ивановна опасалась, что в силу каких-то непредвиденных обстоятельств супруг задержится дома или вообще не пойдёт на работу. В таком случае наша встреча переносилась бы на неопределённый срок, о котором женщина сообщила бы мне лично, встретив меня снова у проходной. О том, что у меня есть домашний телефон, я предпочёл не сообщать — не хватало ещё звонков от озабоченной дамы.
Она была дома одна, и пять минут спустя я поднялся пешочком на третий этаж. В народе его называют еврейским, потому что якобы евреи (те, кто может себе это позволить) любят селиться именно на третьих этажах. Мол, не холодно и не шумно в отличие от первого, хороший напор воды, не надо высоко подниматься (это больше в 5-этажкам относилось, не имеющих лифта), не протечёт крыша и голуби на чердаке не шумят.
Дверь квартиры стальная, видно, опасаются воров, значит, есть что прятать. Ещё бы, у муженька-то должность блатная, нормальную мебель только через взятку, наверное, и можно купить.
Я нажал кнопку звонка, раздалась мелодичная трель, и практически тут же, словно караулила под дверь, на пороге появилась Ревнивцева с бигуди в волосах. На ней был лёгкий халатик с восточными узорами, длиной чуть выше колена, что выгодно подчёркивало довольно стройные ноги. Может, где-то под подолом выше и скрывался целлюлит, но ниже всё было достойно. Она вообще для своего возраста выглядела весьма неплохо, видно было, что ухаживала за собой, регулярно посещая парикмахерские и прочие места, где серенькую мышку могут превратить в королеву. Понятно, что это не Россия 21-го века со своими салонами красоты и косметологическими кабинетами. Но и сегодня при желании и деньгах даже в провинциальной Пензе советская женщина может выглядеть достойно. Что и доказывала своим видом Ольга Ивановна Ревнивцева.
— Арсений, здравствуйте, проходите.
Обстановка, как я и предполагал, в этой просторной двухкомнатной квартире соответствовала моим ожиданиям. И мебель, и техника достойны были уважения и в некоторой степени даже зависти. Хотя для меня, пожившего в 21-м веке, это всё равно оставалось анахронизмом.
— Прошу прощения за нескромный вопрос, без детей живёте?
— Дочь в Москве учится. А вы что заканчивали?
— Саратовский медицинский… Ну-с, я вижу, вы готовы к процедурам?
— Раздеваться?
В её глазах промелькнуло что-то такое, словно бы она ждала от меня положительного ответа, но если так, то я вынужден был Ольгу Ивановну разочаровать.
— Халатик снимите, а нижнее бельё можете оставить.
Бюстгальтер и трусики у неё были из одного комплекта, чёрные и кружевные. Явно не фабрики «Большевичка».
Понятно, что иглы в неё я втыкал для видимости, а под шумок использовал ДАР, приложив правую ладонь с активированным браслетом к копчику этой зрелой женщины. Логичнее было бы проделать эту процедуру на лобке или вообще приложив ладонь к влажной и тёплой «расщелине», однако пациентка лежала на животе с иглами в спине, да и собой разницы не было, куда прикладывать ладонь. Я так подозревал, что хоть к голове, «паутинки» и оттуда дотянулись бы до места, поражённого грибком, хотя, возможно, это заняло бы чуть больше времени. В общем, мои верные помощники за четверть часа управились с кандидозом, не оставив от него и следа, а я чувствовал себя лишь немного уставшим.
По идее надо было предложить ещё парочку сеансов для правдоподобия, но мне не хотелось сюда таскаться лишний раз, опасаясь быть застигнутым ревнивым мужем, которому Ольга Ивановна о моём визите и вообще о лечении ничего не сказала. Потому я, не спеша протирая иглы спиртом, и заявил, чтобы в понедельник она сходила к лечащему врачу и взяла направление на анализы. Не исключено, что и одного сеанса оказалось достаточно.
Едва я собрал свои пожитки, как в дверь раздался требовательный звонок. Понятно, что звонок был обычным, это он мне почему-то показался требовательным. Мы с Ольгой Николаевной переглянулись, она шёпотом произнесла:
— Сидите тихо.
После чего на цыпочках просеменила в коридор, где, надо полагать, прильнула к глазку. Вернулась через несколько секунде, глядя на меня округлившимися глазами.
— Кошмар! Это Борис!
Да уж, действительно кошмар. Ревнивый супруг (тут и фамилия под стать) отнюдь не был в курсе женушкиных махинаций, он вообще был не в курсе её проблемы со здоровьем по женской части, и потому появление в своей квартире постороннего молодого человека наедине с женой он мог расценить как адюльтер Ольги на стороне. Причём не постеснявшейся притащить любовника домой, в святая святых.
Между тем Ольга резво взялась за дело укрытия «преступника». Прыгать с балкона 3 этажа мне как-то не улыбалось, а потому, получив от хозяйски своё пальтишко и обувь, я на этом самом балконе и затаился. Если Борис Николаевич в курсе моего здесь появления, то и на балкон заглянет, и придётся мне держать ответ по полной. Не знаю, какой он комплекции, но просто так я не сдамся.
Успев натянуть и пальто, и ботинки, я сидел на корточках, чтобы меня не было видно из зала. О чём говорили супруги, я не слышал, однако в какой-то момент меня словно кувалдой по голове шибануло. Мой портфель со всеми причиндалами остался в комнате! Ну всё, мне хана… Ситуация как из дешёвого анекдота, вот только мне было не до смеха.
Я с секунды на секунду ждал появления разгневанного ревнивца Ревнивцева, однако тот не спешил вламываться на балкон. А минут через пять балконная дверь открылась, и я увидел улыбающееся лицо Ольги.
— Какие-то платёжные документы забыл дома, за ними и возвращался, — поведала она. — Не сильно замёрзли?
— Замёрз-то не сильно, — ответил я, снимая ботинки и возвращаясь в квартиру. — А что, мой портфель ваш муж не обнаружил?
— Я успела его забросить в платяной шкаф. Портфель, а не мужа, — как ни в чём ни бывало хихикнула женщина. — Заметила его буквально в последний момент, когда Борис уже разувался в прихожей, а я вернулась в комнату и увидела ваш портфель, стоящим на полу у дивана. Вот, держите своё сокровище… Согласитесь, забавное получилось приключение.
Она снова хохотнула. Да уж, обхохочешься, блин… Но смекалки у Ревнивцевой не отнять, оперативно сообразила, как избавиться от улики. Я от пережитого даже про усталость свою забыл, зато, как вернулся домой, тут же рухнул в постель и проспал до самого вечера. епавнивцевой не отнять, оперативно сообразила,
А в пятницу Ольга Ивановна снова поймала меня вечером у проходной и со счастливой улыбкой, посверкивая золотой фиксой, выдохнула:
— Арсений Ильич, я здорова! Вы волшебник!
— То есть, я так понимаю, «молочница» вас больше не беспокоит?
— Нет её, пропала, как и не было!
— Замечательно, — улыбнулся я женщине. — Значит, я могу идти за диваном?
— Конечно! Я сегодня утром с мужем поговорила, он ждёт вас завтра в течение дня. Кстати, позавчера им завезли югославские стенки, три штуки. Если я Бориса попрошу…
— Нет, спасибо, я уж как-нибудь без стенки. А он не интересовался, с чего это вдруг вы за меня хлопочете?
— А я сказала, что вы лечили мою маму, она действительно в вашем отдалении лежала год назад. Правда, врач был другой. Но Борис вряд ли будет устраивать из-за такой ерунды расследование. Так что завтра проходите выбирать диван. Как зайдёте, увидите продавщицу. Их там трое продавцов в зале, из них две женщины, но вторая неприметная, а эта пышная блондинка, звать Маргарита, для своих Марго. Подойдёте к ней и скажете, что вы от меня к Борису Николаевичу, она вас проводит.
В десять утра, положив во внутренний карман пальто туго набитый денежными знаками кошелёк, я переступил порог магазина «Мебель». М-да, зал большой, а глаз, как говорится, положить не на что. Диваны поглядел — что-то совсем ничего не приглянулось. Пресловутыми югославскими стенками и не пахнет, дураку ясно, что они в подсобном помещении, продаются своим или нужным людям, и выносятся через «чёрный ход», чтобы простой люд не разглядел покупку и не побежал жаловаться в ОБХСС. Да может, обэхээсэсники также здесь и отовариваются, покрывая директора магазина. Сколько таких случаев вскрывалось задним числом… И ничего не сделаешь; рука руку моет, круговая порука и так далее и тому подобное. Скованные одной цепью, о чем пел (вернее, будет петь) Бутусов.
Я сразу выцепил взглядом высокую блондинку, на пышной груди которой синий халат едва сходился и, казалось, пуговицы вот-вот полетят в стороны. В данный момент Марго что-то объясняла молодой паре, стоявшей возле детской кроватки. Побродил поодаль, делая вид, что разглядываю письменные столы, когда же продавщица освободилась, тут же направился к ней.
— Здравствуйте, вы Маргарита?
— А вы, наверное, от Ольги Ивановны? — улыбнулась она в ответ. — Она говорила, что придёт такой импозантный молодой человек.
— Не знаю уж, что во мне импозантного, но это она действительно обо мне говорила, — улыбнулся я в ответ. — Проводите к Борису Николаевичу?
— Конечно, идёмте.
Идти долго не пришлось, кабинет директора располагался сразу за входом в служебные помещения. Хозяин кабинета походил на небольшого медведя, причём курящего, так как вовсю дымил простой «Примой». Я мысленно представил, как могла бы протекать наша с ним схватка. Не исключено, что он меня просто выкинул бы с балкона, надеюсь, что падать пришлось бы в сугроб.
— Арсений?
Он встал из-за такого же массивного, как и сам, стола, протянул широкую ладонь. Я предполагал, что рукопожатие будет крепким, но Ревнивцев явно себя придержал, обошлось без сломанных костей.
— Думал, вы постарше будете, — заметил он как бы между прочим своим басовитым голосом, в котором проскальзывала лёгкая хрипотца. — Ладно, я так понимаю, вы за диваном пришли?
— За ним, — кивнул я.
— Идёмте на склад, посмотрим, что у нас есть.
Он встал, дал мне выйти первому, не стал запирать за собой дверь, и двинулся по коридору. Я шёл чуть позади и слева, благо ширина коридора позволяла.
— Всё в зал не выставляем, — говорил по пути Ревнивцев. — Должен быть какой-то запас… Вот на такой случай, как с вами.
И ведь не боится откровенничать с человеком, которого видит первый раз в жизни. Так в себе уверен? Есть покровители в силовых структурах или партийных органах? А возможно, и там, и там. Дефицит всем нужен: и начальнику УМВД, и прокурору области, и секретарям райкомов, горкомов и обкомов.
Склад — а вернее ангар — был размером почти с футбольное поле, освещаемый с десятком ламп в абажурах-конусах. И весь был заставлен мебелью, а ещё ящиками, в которых, судя по всему покоилась мебель в разобранном виде.
— Пойдёмте, покажу вам кое-что, — поманил меня за собой Борис Николаевич.
Вскоре мы оказались в дальнем углу ангара, где стояло несколько диванов, покрытых полиэтиленовой плёнкой. Тут были и раскладные диваны-книжки, и выдвижные, и разворачивающиеся, и кушетки, и даже стоял один клик-кляк. Были и комплекты — диваны с креслами в одной цветовой гамме. А мой глаз упал на один из раскладных диванов, с бордовой обивкой. Заметив, куда я смотрю, Ревнивцев подошёл к дивану, скинул с него плёнку и предложил для начала присесть, оценив пружинящую мягкость, а потом и показал, как раздвигается диван. Внутри два отсека, в один спокойно могли влезть пара подушек и одеяло, во второй можно было положить ещё какие-нибудь вещи.
— ГДР, — с довольным видом заявил Ревнивцев. — Правда, стоит 400 рублей, включая доставку. Хотя можно и в кредит оформить, под 5% годовых…
Последнюю фразу он произнёс с лёгким, чуть заметным пренебрежением, что от меня, однако, не ускользнуло.
— Да, врачи немного зарабатывают, — согласился я, посмеиваясь про себя. — Но на этот диван у меня денег хватит и без кредита. Могу оплатить прямо сейчас.
— Что ж, прекрасно, — потёр он ладони одну о другую. — Тогда идёмте всё оформим, и скажете, во сколько и куда привезти диван. Надеюсь, не пятый этаж? А то мои ребята не любят таскать тяжёлые вещи на последние этажи. Тут как-то на девятый им пришлось шкаф тащить. Разобранный, но всё равно приятного мало. Лифт-то в новостройке ещё не работал. А ваш диван разберут и у вас дома обратно соберут, там всё просто и надёжно, немцы умеют делать.
Да и наши умеют, когда видят заинтересованность, подумал я. Это опять же о кустарях, изжитых «кукурузником». А когда ты вынужден гнать план, не заботясь особо о качестве — то и получается… ширпотреб в самом плохом понимании этого слова.
Полтора часа спустя я уже любовался диваном в собранном виде. Мужикам я доплатил за то, чтобы старый диван они отнесли на помойку. Жаль немного, отец его ещё покупал, вернее, вместе с матерью, когда мне было 7 лет. Но у всего есть срок годности, а моя квартира не настолько велика, чтобы хранить ещё и старые диваны.
Опять же, о квартире… По идее, мне пока и этой хватает, учитывая, что живу я здесь один. Даже если женюсь, и мы заведём ребёнка — тоже нормально, всё-так две комнаты. Но всё же хотелось бы чего-то поновее и попросторнее.
Марина позвонила утром 23 февраля, когда я уже думал, звонить ли мне ей 8 марта, чтобы поздравить с Международным женским днём. Но она позвонила первой, и когда я услышал в трубке слова поздравления с «Днём Советской армии и Военно-морского флота», то у меня как-то сразу отлегло.
— Спасибо, очень приятно было услышать от тебя такие слова, — совершенно искренне сказал я. — Ты что сегодня вечером делаешь?
В общем, мы оба сделали вид, что между нами не было никаких разногласий, и тем же вечером сидели в «Волне», где по ходу праздничного ужина я получил в подарок мохеровый шарф. У меня был уже один шарфик под пальто, но этот выглядел побогаче и, самое главное, теплее. А после ресторана мы пошли ко мне, где опробовали в деле новый диван. Что мы вытворяли на нём! Уф-ф… На утро мне даже было немного стыдно вспоминать. Но главное, что Марина вроде бы как приняла мои условия игры. Никаких планов и обещаний — любовь в чистом виде, как у хиппи.
[1] На самом деле первые одноразовые полиэтиленовые бахилы появились в 1960-х годах. Они имели максимально простое исполнение и обладали относительно низкой стоимостью.