Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья

Глава 5

В первый день 1978 года снова бездельничал. Отвык уже от такого времяпрепровождения. Посмотрел хоккейный матч между «Виннипег джетс» и сборной СССР. Причём играли в Токио, а «Виннипег» представлял не НХЛ, а ВХА — вторую по силе заокеанскую лигу. В присутствии 9000 зрителей сборная Советского Союза одержала уверенную победу — 5:1. Другого исхода никто, уверен, и не ожидал.

Потом меня снова потянуло прогуляться. На этот раз отправился в «Родину», там в 16 часов показывали параллельно «Служебный роман» и «Золотое путешествие Синдбада». Выбрал американскую киноленту. Картину Рязанова я на канале «Мосфильм» в той жизни обсмотрелся, а эту серию про Синдбада смотрел раза два, и первый как раз в кинотеатре. Причём, такое чувство, что в этом же… Точно, в «Родине»! И ходил один, тогда ещё девушки у меня не было. Собственно, и сейчас нет, с грустью констатировал я. И про себя добавил, что уж лучше без девушки, чем с такой, которая может в любой момент предать, польстившись… Ладно, надоело каждый раз одну и ту же пластинку гонять.

А домой как раз вернусь к финальному концерту Всесоюзного телевизионного фестиваля «Песня-77», трансляция начинается в 19 часов с копейками. Может, снова прозвучит какая-нибудь вещь из числа тех, что я спёр у настоящих авторов… Вот, снова начинаю заниматься самобичеванием, в который уже раз. Коренев, прекращай уже по всякому поводу рефлексировать!

Зал оказался заполненным примерно на две трети, и то преимущественно ребятнёй, причём некоторые, я так понял, пришли с родителями. Больше тех, кто с мамой, чем с папой, а одна девочка пришла, я так полагаю, с бабушкой, если судить по возрасту женщины.

Билет у меня был на восьмой ряд, 17-е место. Однако многие рассаживались как хотели ввиду наличия свободных мест. Я в итоге уселся в последнем ряду, но тоже посередине. А прямо передо мной через ряд уже сидели две девушки, лет по двадцать обеим. Одна в пальто с капюшоном и платочке, из-под которого выбивались русые пряди, вторая в полушубке, свою меховую шапочку сняла, и ничто не мешало роскошной чёрной гриве лежать волнами на плечах, спускаясь по спине до лопаток. Что они там рассказывали, склоняясь поочерёдно к уху друг друга, расслышать не получалось. Но явно что-то смешное, поскольку то одна, то вторая, а то и обе одновременно начинали прыскать со смеху.

А так-то, когда поворачивались в профиль, я смог заценить их внешние данные. Обе были по-своему хороши. Русоволосая обладала вздёрнутым носиком и пухлыми губками, брюнетка — прямым, «греческим» носом, губы были тонкие, но с приподнятыми уголками, а на щёчках имелись ямочки. Я аж залюбовался обеими, мысленно представляя себя то с одной, то с другой в интересных фантазиях. Вот до чего доводит длительное воздержание!

Они тоже на меня периодически косились, и в их глазах (вернее, глазу, у одной в левом, а у другой в правом в зависимости от повёрнутой ко мне стороны лица) я уловил заинтересованность. Ну а что, чай не урод, вполне себе интересный молодой человек. Да ещё и без девушки, была бы подруга — в кино по-любому с ней пошёл бы. Это они так, по моему мнению, должны были думать. А что уж было в их прекрасных головках… Как говорил герой Броневого в «Формуле любви»: «Голова — предмет тёмный, исследованию не подлежит».

Так весь фильм и сидел, косясь на девиц, а когда в зале зажёгся свет и все пошли на выход, они чуть ли не первыми выпорхнули. Видно, куда-то торопятся, с грустью подумал я. Мне-то торопиться совершенно некуда. Приду сейчас домой, приму душ, поужинаю, лягу на диван и буду смотреть «Песню-77».

Если полтора часа назад по улицам мела позёмка и вредные, мелкие снежинки кололи лицо, то сейчас немного потеплело и вокруг царила настоящая новогодняя погода. Падали крупные хлопья снега, медленно, огромными мухами, немного зависая в воздухе. Укутывали землю и стоящие машины, таяли на лицах и плечах прохожих. Романтика!

В принципе, до начала музыкальной передачи время ещё оставалось, и я медленно побрёл по своей любимой Московской, вниз по левой стороне, и вскоре оказался рядом с кафе «Снежок». Проходя мимо больших витринных окон, не смог не повернуть голову, посмотреть, как там внутри.

Опа, гляди ты, эти хохотушки уже здесь, сидят, лопают мороженое из креманок. Причём на этот раз обе без головных уборов, и у русой, избавившейся от платка, волосы вились задорными кудряшками. Я раздумывал буквально мгновение, после чего двинулся к входной двери. А ещё полминуты спустя стоял у столика, который занимали курносая и «гречанка».

— О, девушки, — сделал я удивлённый вид. — И вы тут! Мы в кинозале совсем недавно сидели на соседних рядах, вы ещё на меня косились. Решил после фильма зайти кофе выпить да пломбира любимого поесть, а тут гляжу — знакомые лица. Пригласите за свой столик?

Они переглянулись, пожали плечами, снова посмотрели на меня.

— Нет, если у вас важный разговор…

Я сделал движение, будто собираюсь уходить, но светленькая, ещё раз кинув быстрый взгляд на подругу, мазнула рукой:

— Да ладно, мы с Кирой ничего важного мы не обсуждаем, просто болтаем о всяком. Да, Кир?

— Ага, — кивнула тёмненькая, с интересом рассматривая меня, склонив головку на бок, словно прицениваясь. — Мне почему-то ваше лицо кажется знакомым, мы нигде раньше не встречались?

— Если только в кино, — хмыкнул я, усаживаясь на пластиковый стул. — Все угощения за мой счёт. Надеюсь, вы не против?

— А вы что, миллионер? — с ехидцей в голосе поинтересовалась Кира.

— Пока ещё нет, но лет через пять… Хотя, скорее, даже десять вполне могу им стать, — ответил я с серьёзным выражением лица. — Кстати, я ещё не представился… Арсений.

И выразительно посмотрел на светленькую. Та отчего-то немного зарумянилась, но тут же улыбнулась своими жемчужными губками:

— Меня Марина звать. А мою подругу Кирой, это вы уже знаете.

— Замечательные имена, — расплылся я в улыбке. — Ну что, давайте ещё чего-нибудь закажем. Ещё мороженого, кофе, пирожных… Давайте-давайте, не стесняйтесь. Считайте, что я Дедушка Мороз, который в Новый год исполняет любые желания.

— Так уж и любые? — хмыкнула Кира.

— Ну-у… Скажем так, в пределах разумного. Я Дед Мороз начинающий, ещё и постареть, как вы видите, не успел. Хотя вот думаю, что бороду уже пора отпускать.

— Не надо, —замотала головой Марина, — тебе, Дедушка Мороз, без бороды лучше… Ой, извините, что я на «ты».

— Ничего-ничего, я тоже хотел перейти на менее формальный вид общения. Ты как, Кира, не против?

— Нет, не против, — снова улыбнулась она, обозначив ямочки на щёчках. — Всё-таки вы… Хм, ты ненамного старше нас с Мариной. Кстати, а кем работает будущий миллионер, если не секрет. То, что он начинающий Дед Мороз, это мы уже поняли. А помимо сказочной профессии какая-то ещё имеется?

А девочка-то любопытная, ишь как прищурилась, словно следователь, допрашивающий подозреваемого. Ладно, скажу правду, вернее, часть правды. О песенном творчестве пока разглагольствовать не станем.

— Начинающий Дед Мороз трудится врачом-кардиологом в областной больнице имени Бурденко.

— Ого, — не удержалась от восклицания Марина, широко раскрыв глаза. — Такой молодой — и уже врач⁈

Ну да, в представлении обывателей врач должен быть похож на Айболита из иллюстраций к произведениям Чуковского. Старенький, с седой бородкой клинышком и в круглых очках, при этом постоянно улыбающийся, чтобы обязательно лучики морщинок в уголках добрых глаз.

— Кардиолог — это который сердце лечит? — блеснула эрудицией Кира.

— Не только, а всю сердечно-сосудистую систему, — уточнил я. — В этот список входят врождённые и приобретенные пороки сердца, патологии магистральных сосудов, сердечная недостаточность, ишемическая болезнь сердца, артериальная гипертензия, атеросклероз… В общем, работы хватает. А то, что молодой… Ну так этот недостаток со временем пройдёт.

Наконец появилась официантка, девушкам с их согласия я заказал ещё по порции мороженого, на этот раз с вишнёвым вареньем без косточек, кофе и заварные пирожные. Пирожные я им взял, несмотря на слабые возражения относительно того, что они испортят себе фигуры. Ага, а мороженое у вас как будто диетическое.

— С пары пирожных ничего не испортите, — возразил я под смешливым взглядом средних лет официантки. — Тем более Новый год, можно в честь праздника, раз в году.

Себе я заказал двойную порцию пломбира, но без варенья, и стакан кофе.

— Кстати, а вы учитесь или работаете? — спросил я, когда официантка отправилась собирать наш заказ.

— Учимся, четвёртый курс пединститута, мы с Кирой в одной группе, — ответила за обеих сразу Марина.

— Будущие педагоги?

— Ага, русский язык и литература.

— И что, планируете в будущем работать по специальности? Знакомить школьников с творчеством Пушкина и Достоевского?

— А что в этом плохого? — отозвалась Кира, бросив на меня косой взгляд.

— Кто сказал, что это плохо? — искренне удивился я. — Поверьте, я совсем не имел желания обидеть вас своим вопросом. Напротив, на мой взгляд, это самая важная специальность в школе, поскольку именно учитель русского и литературы прививает школьникам чувство патриотизма, любовь к Родине. Русский язык — это именно то, что объединяет весь русский народ. А русская литература — это бесконечно глубокий клад нравственных и патриотических идей.

Вот так высокопарно я выразился, сам от себя не ожидал, но девчонкам зашло, даже подозрительной Кире.

— Здорово сказано, Арсений, — мотнула головой Марина. — Надо запомнить, и тоже как-нибудь вставить в разговор, когда будут обсуждать профессию учителя русского языка и литературы.

— С твоей-то памятью, конечно, запомнишь, — фыркнула Кира, и обернулась ко мне. — Что ж, если в твоих словах изначально и был подвох, то последние фразы о патриотизме его искупили. Ну что, кажется, мы всё съели. Я лично уже наелась до отвала.

— Я тоже, — поддержала её подруга.

— Я не совсем, но дома у меня будет ещё хороший ужин. Мама вчера всего наготовила, буду, наверное, три дня доедать.

— А ты с мамой живёшь? — поинтересовалась Марина.

— Уже нет. Недавно она съехала к своему мужчине в Арбеково, так что теперь я сам себе хозяин.

— К мужчине? — Марина вздёрнула светлые брови. — У них любовь?

Кира бросила в её сторону негодующий взгляд, но Марина этого, кажется, не заметила.

— Вроде того, — улыбнулся я.

— А ваш… А твой отец, что с ним?

На этот раз Кира, почудилось, даже слегка пнула Марину ногой под столом, или наступила ей на ногу, отчего та поморщилась, и в свою очередь кинула на подругу возмущённый взгляд. М-да, простенькая девчушка эта Марина, что на уме — то и ан языке. На таких даже обижаться не стоит.

— Отец давно уже погиб. Работал врачом на «скорой», и их машина попала в аварию. А мама у меня ещё вполне ничего, многие мужчины на неё заглядываются. Вот и этот… загляделся. Даже предложил маме переехать к нему, так как он после развода живёт бобылём. Я одобрил это предложение. К слову, а вы почему без молодых людей гуляете? Такие вроде яркие девушки…

— А нет нас достойных, — взяла слово Кира, посмотрев на меня не без капельки высокомерия.

Судя по выражению лица Марины, она не совсем была согласна с этим утверждением, я же окончательно понял, кто в их паре лидер. И подумал, что, если дело дойдёт до интимных отношений, то я предпочёл бы их иметь с простоватой Мариной, нежели с мнящей себя королевой Кирой. Мало того, что мне в прошлой жизни хватило заморочек с бабами, так ещё и в этой бывшая одноклассница успела накидать дерьма на вентилятор. Не-е-ет, нас теперь голыми руками не возьмёшь. Иди-ка ты, Кира, лесом! А если Марина будет продолжать ей смотреть в рот, выполняя, как собачка, все команды, то и ей туда же дорога. Пусть в девках хоть до пенсии сидят.

Не то что я собирался предложить Марине руку и сердце, боже упаси! Но в качестве партнёрши без обязательств, что в моём 21 веке встречалось сплошь и рядом, иметь не отказался бы. Глядишь, они обе ещё и впрямь девственницы, с таким-то подходом к этому вопросу её подруги.

— Каков же идеал мужчины, который вас достоин? — поинтересовался я. — Надеюсь, не банальный принц на белом коне?

— А что, от принца я бы не отказалась. Тем более на белом коне. Или хотя бы от его эквивалента. В смысле принца, а не коня, — хихикнула Марина.

Ого, девица даже такие слова знает… Эквивалента! Впрочем, в институте их должны же хоть чему-то научить, к тому же всё-таки 4-й курс.

— Это как в анекдоте. Одна девушка ждала-ждала принца на белом коне… А пришел почтальон и принёс ей пенсию.

Девушки рассмеялись, причём Марина более задорно.

— Не знаю насчёт принцев, — сказала Кира. — но если серьёзно, то мой идеал мужчины — не очень старый, хотя бы немного симпатичный, уже чего-то достигший в жизни. С хорошей зарплатой, имеющий собственную квартиру… Двухкомнатную, а лучше трёхкомнатную, неизвестно же, сколько будет детей. И желательно личный автомобиль, как минимум «Жигули». Но лучше «Волгу».

— Хм… С такими запросами вам, девочки, нужно в Москву ехать. В Пензе такие мужчины наперечёт, и их уже наверняка расхватали до вас с Мариной. Другое дело, что в столице своих прелестниц хватает, и чтобы их подвинуть, девушке из провинции придётся приложить немалые усилия. В ней должна быть какая-то изюминка, на которую клюнет холостой, относительно молодой и состоятельный москвич. И вообще, советская девушка должна думать не о том, как удачно выйти замуж, чтобы потом всю жизнь кататься, как сыр в масле, а о том, какую лепту она может внести в построение светлого коммунистического будущего.

Я улыбнулся, давай понять, что это была как бы шутка.

— Что-нибудь ещё будете заказывать?

Рядом со столиком нарисовалась официантка. Видимо, ей надоело смотреть, как мы сидим и болтаем, но ничего больше не заказываем.

Я вопросительно пострел на девушек. Так-то они уже говорили, что наелись, но кто их знает, может, пока мы болтали, они снова успели проголодаться.

— Я уже всё, — мотнула головой Марина.

— Я тоже, — поддержала подругу Кира.

— А я, как и говорил, оставил место для ужина. Сколько с нас?

Ужин на троих, включая те порции мороженого, что девушки не успели оплатить, когда я пришёл, обошёлся всего в 2 рубля 15 копеек.

— Спасибо за прекрасно проведённый вечер, — поблагодарил я подружек, когда мы вышли на улицу. — Мне наверх, а вам куда?

— Мы на Кирова живём, возле рынка, — сказала Кира. — В соседних домах.

— Здорово как, давайте я вас провожу. А то мало ли, вечер, подвыпившие могут ходить…

— Да проводи, — дёрнула плечиком Кира, опередив едва успевшую открыть рот Марину, которая, судя по её виду, тоже была совсем не против. — А то и правда, Новый год, для многих он ещё продолжается.

Киру я сплавил раньше, чему несказанно обрадовался, так как именно на Марину положил глаз. Прощаясь, правда, Кира как-то недвусмысленно поглядела на подругу, словно пытаясь ей что-то донести, но та, показалось, ничего не поняла. Русоволосая Марина действительно жила в соседнем доме, как две капли похожим на тот, в котором обитала Кира. 5-этажки были сталинской постройки, и квартиры просторные, с высокими потолками. В прежней жизни в доме, где живёт Кира, обитал один шапочный знакомый, я бывал у него однажды в середине 90-х по какому-то деловому вопросу, сейчас уже и не вспомню. Тот хвалился, как парой лет раньше выселил отсюда вдовую, не имеющую наследников старушку в однокомнатную в Арбеково, заплатив чуть ли не в два раза меньше рыночной стоимости. Мол, разменяешь, бабуля, старьё на новостройку, да ещё и денег тебе за вторую комнату привалит. Та и повелась. Ну а что, одинокой старушке «двушка» ни к чему, а пенсия нищенская была при Ельцине, хотя и при Путине пенсионеры не сильно обогатились.

Мы остановились у двери подъезда, над которой тускло светила забранная в мутное стекло и металлическую сетка лампа.

— Что ж, я свою миссию выполнил, желаю спокойной ночи!

— Вообще-то спать ещё рано, наверное, ещё даже восьми нет. А я раньше одиннадцати не ложусь.

— А чем же планируешь заниматься?

— Ну-у… Например, слушать музыку. Мне Лёша Свиблов, однокурсник наш, позавчера дал послушать бобину с записью последнего альбома ансамбля «ABBA». Завтра уже обещала вернуть, а ещё не слушала, всё как-то некогда было.

— Это который называется «Arrival», то бишь «Прибытие»?

— Да, — чуть округлила глаза Марина. — А ты что, уже где-то его слышал?

— Было дело, — уклончиво ответил я. — Он же бы выпущен ещё в 76-м.

Не будешь же утверждать, что слышал я его ещё в той жизни, не поймёт девчонка. И кстати, в этом году пластинку выпустит фирма «Мелодия». Только достать её можно будет по огромному блату.

— И как? Есть там классные песни?

— И не одна, взять хотя бы «Dancing Queen» или «Money, Money, Money». Это уже хиты на все времена.

— Сегодня же весь альбом послушаю… Ладно, пошла я. Спасибо большое за мороженое, кофе и пирожные!

— Давай ещё как-нибудь посидим, — предложил я.

— Давай, — без раздумий согласилась Марина.

— Отлично! Только… Знаешь, давай без Киры, а? Мне кажется, она над тобой довлеет.

— Без Киры?

— Ну да, а что такого? Тебе неудобно перед ней? Так ты и не говори, что со мной куда-то ходила. Она же ведь не следит за тобой. Или следит?

— Нет, конечно! — рассмеялась Марина. — Ещё чего не хватало. Просто мы с ней с детского сада дружим, в одном классе учились, а потом вместе в институт поступили, на один факультет. Так и получается, что всё время вместе.

— Надеюсь, муж у вас будет не один на двоих, — хмыкнул я. — Ну так что, телефон у тебя есть домашний?

— Конечно, в этих домах когда-то практически все квартиры телефонизировали, нам поставили телефон одним из первых, папа всё-таки директор ГТС[1], Григорий Степанович Богданов[2].

— Ого, это серьёзно, — без тени иронии заметил. — У меня дома тоже стоит. Обменяемся номерами?

Домой я шёл в весьма приподнятом и, можно даже сказать, возбуждённом состоянии, поскольку в мыслях уже раздевал Марину, представляя её полные груди, чуть выпуклый животик (она была склонна к небольшой полноте), и лобок, покрытый тёмными, курчавыми волосками.

Я принципиально решил не звонить первым. Что-то мне подсказывало, что девчонка сама позвонит, как только появится возможность куда-то выйти без подруги. Собственно, я ей так и сказал, мол, появится свободное время — звони. Или рано утром, до того, как я ухожу в больницу, либо часов в восемь вечера, когда я уже возвращаюсь домой. Следующее дежурство у меня с 3 на 6 января, в этот промежуток времени я буду недоступен, говорил я, записывая на вырванном из карманного блокнота листочке номер своего домашнего. Туда же, в блокнот, вписал её номер. Так, на всякий случай, поскольку звонить первым, как я уже упоминал, не собирался по принципиальным соображениям. Захочет девчонка дальнейшего со мной общения — прекрасно, но пусть сама проявляет инициативу, побегает за мной, грубо говоря, как собачонка.

Цинично? Не отрицаю. Но вести Марину под венец в моих планах не значилось, я ей так и скажу, если начнёт вдруг делать какие-то недвусмысленные намёки. А вот доставить удовольствие друг другу без всяких обязательств… Почему бы и нет? И вообще для студентки это будет школа взрослых отношений. Не удивлюсь, если она ещё девственница. Потом, когда повзрослеет, ещё благодарить будет за полученный опыт.

И она позвонила. В пятницу вечером, когда я только вышел из ванной и раздумывал, чем себя порадовать на ужин, раздался телефонный звонок.

— Арсений? — услышал я в трубке знакомый голос.

— Привет, Марин! Я самый.

— Привет! Завтра сходим куда-нибудь?

— Запросто! С самого утра в твоём полном распоряжении.

— Ой, я в выходные поспать люблю, раньше девяти не встаю. Давай ближе к вечеру встретимся.

— Без вопросов! А куда пойдём?

— А куда хочешь? Кино, ресторан?.. О, слушай, сегодня же в филармонии Ободзинский выступает. Я афишу видел, у нас тут на тумбе прилеплена. Не «АББА», конечно, но в его репертуаре есть несколько хороших вещей.

— Ой, — снова ойкнула она, — у меня папа обожает Ободзинского…

— Нет, папу мы с собой не возьмём, — заявил я тоном, не терпящим возражений. — Он, кстати, билет не купил случайно? Два билета? А то, чего доброго, столкнёмся там с твоими родителями, у них могут появиться вопросы.

— Почему вопросы? Я вообще-то про тебя уже рассказала, в тот же вечер. Как ты нас с Кирой угощал, как провождал до дома, что работаешь врачом… Папа с мамой ничего против нашей дружбы не имеют, напротив, говорят, что пора уже начать встречаться с молодым человеком, а то я всё с Кирой, да с Кирой.

М-да, святая простота… Может, зря я свёл с Мариной знакомство? А то ведь, не исключено, родители начнут питать надежды на дочкино замужество, а я к такому повороту событий после недавно расстроенной свадьбы не готов. Мне нужно время, чтобы прийти в себя и снова начать доверять женщинам настолько, чтобы согласиться с одной из них отправиться в ЗАГС. А может и вообще не отправлюсь в это жизни. В той два раза женатым был, единственная радость — дочка родилась в первом браке.

— Ну так что, мы идём на Ободзинского? — вырвала меня из размышлений Марина.

— Конечно, я же сам предложил.

— А вдруг билетов уже нет?

— Для меня всегда есть, — с налётом апломба заявил я.

Хотя, если и правда закончились, а это было вполне вероятно, и я позвоню Гришину, а того не окажется ни дома, ни на репетиционной базе, то… То будет полная и глубокая задница. Бог с ним, с Ободзинским, я перед девушкой буду выглядеть самонадеянным лгуном. Сам себя уважать перестану.

В общем, в девять утра, как только открылись двери филармонии, я уже стоял у окошка кассы, где полная женщина с химической завивкой и ярко-накрашенными губами в ответ на мой вопрос ответила с ноткой недовольства в голосе:

— Билеты позавчера ещё закончились. Вот только, похоже, людям придётся их сдавать обратно.

— Почему? — задаю я резонный вопрос.

— Ободзинский вчера вечером приехал простуженный. Насморк, горло больное, и температура высокая. Даже «скорую» вызывали ночью. Те ему укол сделали от температуры, таблеток навыписывали, и уехали. Это мне так наш директор сказал. Мол, скорее всего концерта не будет, так что готовь деньги, когда понесут билеты обратно.

Вот те раз! Хотя… Хотя, с другой стороны, далеко не всё ещё потеряно.

— Не подскажете, в какой гостинице он остановился?

— А вам зачем? — подозрительно спрашивает кассирша.

— Хочу букет цветов ему передать, — на хожу сочиняю я.

— Нужны ему вашим цветы в таком-то состоянии… В «России» он остановился.

Я успеваю метнуться домой и вскоре уже вхожу в двери гостиницы «Россия» с портфелем, в котором лежит набор игл. Подхожу к стойке регистрации, за которой сидит довольно симпатичная женщина средних лет:

— Доброе утро! Подскажите пожалуйста, в каком номере остановился Валерий Ободзинский?

— А вы кто? — спрашивает она, поднимая на меня умело подведённые глаза.

— Я работаю в кардиологическом отделении областной больницы. Меня коллеги из «скорой» попросили навестить Ободзинского, у них подозрение на проблемы с сердцем, а певец ехать в больницу отказывается, — говорю я как ни в чём ни бывало.

Жаль, что удостоверения нам не выдают, а мой возраст, вероятно, вызвал у администраторши сомнение. Но уверенность, с которой я всё это говорю, оказывает своё действие. Она немного колеблется, затем всё же называет номер, в котором остановился Ободзинский, и я по лестнице (лифты в этом 5-этажном здании не предусмотрены, если только грузовой где-то есть) поднимаюсь на третий этаж, в номер «люкс». Запыхался совсем немного, хоть и быстро поднимался, но всё же с полминуты восстанавливаю дыхание, после чего трижды стучу костяшками пальцев по лакированному покрытию двери. Буквально через несколько секунд она распахивается, и на пороге вижу… Нет, не Ободзинского, а какого-то мужика с усами и бакенбардами а-ля Мулявин. Его брови немного удивлённо приподнимаются, похоже, думал, что это горничная, или ещё кого-то ждал.

— Вам кого? — спрашивает он.

Мужик загораживает собой проход, но я вижу в глубине номера часть кровати, на которой кто-то лежит. Впрочем, понятно кто — болезный Ободзинский.

Я повторяю сказанное несколькими минутами раньше дежурной на ресепшн. Мужчина подозрительно меня разглядывает, наверное, тоже возраст не внушает доверия. Поэтому я с уверенностью в голосе добавляю:

— Поверьте, к вечернему выступлению Валерий… э-э-э…

— Владимирович, — подсказывает «Мулявин».

— К вечернему выступлению Валерий Владимирович будет в полном порядке.

— Чем же вы собираетесь его лечить? У вас имеются чудо-пилюли?

— Лучше! Чудо-иглы!

— Что-что? — непонимающе моргает он. — Иглы?

— Именно, иглы. Слышали когда-нибудь про иглорефлексотерапию? Ну или проще говоря иглоукалывание?

— Не только слышал, но и испытывал на себе. У меня в Москве есть знакомый невролог, который этим занимается.

— Не Ларин, случайно?

— Нет, Москаленко Владимир Федосеевич.

— А я у Ларина учился, его вся Москва знает… Ну и как, польза была?

— Пожалуй, что да… Но там работал врач с большим опытом, а что вы из себя представляете…

— Вас как звать?

— Шахнарович Павел Александрович[3]. Администратор Валерия Владимировича.

— А меня Арсений Ильич, молодой, но, как говорят, очень перспективный врач. Так вот, Павел Александрович, можно я всё-таки зайду? А то разговаривать на пороге не слишком комфортно.

Он сделал пару шагов назад, я шагнул следом за ним, закрывая за собой дверь. В этот момент из комнаты раздался простуженный, с сипотцой голос:

— Паша, кто там?

— Это к тебе. Местный эскулап, хочет в тебя иглами потыкать?

— Какими ещё иглами?

— Да вот он сам тебе всё сейчас и расскажет.

Ободзинский, одетый в спортивный костюм без всяких эмблем, выглядел точно таким же, каким я его видел на кадрах хроники в той жизни. Только вид болезненный: покрасневший нос, слезящиеся глаза, потрескавшиеся губы… Ну ничего, и не с такими проблемами справлялись. Хотя банальной простуды в моём списке добрых дел пока ещё не наблюдалось. Ну уж перед такой ерундой точно не спасую. Ерундой… Знал бы я, как она мне встанет, эта ерунда.

Когда я закончил короткий обзор всех прелестей, связанных с целебной силой иглоукалывания, заверив Ободзинского, что хуже уж точно не будет, тот махнул рукой:

— Ладно, валяйте. Что нужно делать?

— Снимите кофту и переворачивайтесь на живот. Подушку положите так, чтобы вам было удобно… Павел Александрович, вы не могли бы немного погулять? Не в обиду, просто при посторонних пациент может испытывать душевный дискомфорт, да и врачу приятнее работать, когда никто не стоит за спиной.

Шахнарович не стал вставать в позу, быстренько испарился, а я приступил к работе. Пока одну за другой вкручивал иглы в кожу певца, вёл с ним спокойную, непринуждённую беседу. Мы обменивались вопросами и ответами, и вскоре я выяснил, что Шахнарович и вызывал «скорую», но толку от их укола и таблеток, за которыми директор тут же сбегал в ближайшую аптеку, пока чуть. Разве что температуру удалось сбить, а с голосом просто беда.

— Иглоукалывание и не с такими вещами справляется, — самоуверенно заявил я. — Так, всё готово. А заодно я сейчас сделаю вам небольшой энергетический массаж.

— Что это ещё за зверь такой? — чуть шевельнулся пациент.

— Энергетический массаж усилит воздействие игл на акупунктурные точки вашего организма. Может быть, слышали когда-нибудь про энергию «ци»? Нет? Ну тогда просто доверьтесь мне, повторяю — хуже не будет.

И он доверился. А что ему, собственно, ещё оставалось делать? Вот только всё оказалось не так легко, как я изначально предполагал. После диагностики выяснилось, что нужно оздоравливать практически весь организм. Для начала очистить верхние дыхательные пути от риновируса, затем снизить в крови количество лейкоцитов, а заодно и холестерина, и наконец убрать воспаление с голосовых связок, вернув им девственную упругость. На всё это ушло чуть больше получаса и значительная масса моей «ци», а пациент почувствовал лишь тепло на коже и неудобство от продолжительного лежания в одной позе.

Когда я снял иглы со спины Ободзинского, разрешил ему сесть и поинтересовался его самочувствием, певец признался, что удивительным образом чувствует себя совершенно здоровым. Причём в его голосе я уже не слышал болезненной сиплости.

— А связки? Попробуйте что-нибудь напеть, — попросил я.

Ободзинский встал, оправил своё трико, в котором выглядел немного забавно, откашлялся и запел:

Эти глаза напротив — калейдоскоп огней.

Эти глаза напротив — ярче и всё теплей.

Эти глаза напротив — чайного цвета.

Эти глаза напротив — что это? Что это?

Сначала пел негромко, как-то неуверенно, но затем голос набирал силу, и на припеве уже, как мне показалось, дилетанту, выложился полностью. Я даже невольно поморщился, когда исполнитель взял особо высокую ноту. К этому моменту в дверном проёме уже стоял Шахнарович и с ошарашенным видом взирал на происходящее.

Ободзинский закончил припев и замолчал с таким видом, словно бы сам не верил в происходящее. Посмотрел на меня и медленно произнёс:

— Не может быть! Но как? Как вы это сделали⁈

— Великая сила медицины, — через силу улыбнулся я.

Хотелось упасть на освободившуюся постель и полежать хотя бы с полчасика. Однако решил дотерпеть до дома. Между тем певец и его импресарио наперебой восхищались моими феноменальными, как выразился Павел Александрович, способностями. И наконец прозвучал вопрос:

— Молодой человек, как мы можем вас отблагодарить?

Ну и я сказал про билеты. Мол, все распроданы, а я девушке обещал сводить её на Ободзинского.

— Да какие проблемы⁈ — воскликнул администратор звезды эстрады. — Лучшие места! Никуда не уходите, я прямо сейчас отсюда позвоню директору филармонии. Скажите вашу фамилию. Коренев? Два билета? Момент!

В итоге нам были обещаны два пригласительных в директорскую ложу, которые я мог по дороге забрать в областной филармонии, находившейся на полпути между гостиницей и моим домом. Но прежде чем я распрощался, Шахнарович задумчиво пробормотал:

— Подождите, вас же Арсений звать? Арсений Коренев… Хм, где-то я уже слышал эти имя и фамилию. Да и лицо знакомое.

— Ещё бы не знакомое, — ухмыльнулся Ободзинский. — Этот парень в «Музыкальном киоске» впервые исполнил песню «Букет».

— Точно! — хлопнул себя по ляжкам администратор. — А я-то думаю… Да, вы же говорили, что врач, а сочинительство для вас всего лишь хобби… Вот так нам повезло, Валера!

Отпираться было бессмысленно, и я покаянно кивнул:

— Есть за мной такой грешок, сочиняю изредка.

— Арсений, а может, и для Валеры что-нибудь сочините, а? Или у вас уже что-то имеется в загашнике?

— А что, и правда, — подключился Ободзинский. — Не завалялось ничего приличного? Поверьте, внакладе не останетесь.

Вот же блин… Думал, что «Букет» станет последней сочинённой «мною» песней, а тут вот для уважаемого исполнителя просят. Мало того, он сам просит, если уж на то пошло. В общем-то, шлягеров для концертной программы у него и так хватает, одни «Эти глаза напротив» чего стоят. А с другой стороны, и отказывать неудобно. Да и то, что внакладе не останусь — это само собой. Песня в исполнении такой эстрадной величины в мгновение ока обретёт всесоюзную популярность, её станут исполнять все, кому ни лень, в том числе и те коллективы, что за свои выступления берут деньги. А значит — по-любому потекут авторские отчисления. Честно сказать, денег-то у меня и так хватало, хотя некоторые считают, что денег много не бывает.

— Ладно, — вздохнул я, — есть у меня одна вещица, как раз для вашего репертуара, Валерий Владимирович. Но если есть такая возможность, давайте я вам после концерта её, скажем так, покажу.

— У нас поезд на Москву в 20.10, через пятьдесят минут после концерта, — сказал Шахнарович. — Если только вы нам партитуру принесёте, чтобы мы после с ней ознакомились…

Вот же засада, это надо будет Гришина срочно искать. Давно собирался засесть за изучение нот, но так руки и не дошли. Думал, что всё равно эти несколько песен — мой предел, ничего больше сочинять не придётся. Но вот гляди ты, пристали уважаемые люди, и не откажешь.

— Я же ведь и нот-то не знаю, — развёл я руки в стороны. — Если только под гитару…

— Найдём, не вопрос, — оживился Павел Александрович. — Вы, главное, после концерта приходите за кулисы, прямо в гримуборную. Наиграете, напоёте — а я или Валерий Владимирович запишем.

Пока шёл домой, всё думал, чем же порадовать Ободзинского. С такими мыслями и в филармонию загляну. Причём пригласительные мне дала та самая кассирша, которая и сообщила о болезни певца.

— Концерт состоится, — заверил я её, принимая два прямоугольника плотной бумаги.

А по возвращении домой — время было почти одиннадцать — тут же позвонил Богдановым. Трубку подняла её мама, так я решил, услышав голос, сказавший: «Алло?»

— Здравствуйте, могу я услышать Марину?

— Мариночку? Один момент!

Несколько секунд спустя я уже общался с Богдановой-младшей, и моё сообщение о пригласительных в директорскую ложу вызвало у неё щенячий восторг.

— Как ты их достал⁈

— Секрет фирмы, — банально пошутил я. — Пришлось немного напрячься, но оно того стоило. Концерт в шесть вечера, в половине шестого встречаемся у парадного входа.

Положив трубку, я с вожделением посмотрел на диван, однако, прежде чем рухнуть на него, успел завести будильник на 16 часов. Не хватало ещё проспать свидание и заодно концерт, ради билетов пришлось и впрямь напрячься.

Не сказать, что выспался и как следует отдохнул за эти несколько часов сна, в который я провалился, едва моя голова коснулась подушки, но чувствовал себя вполне сносно. Ещё и аппетит зверский навалился. Я отварил полукилограммовую пачку пельменей «Русские» с узорами на красной упаковке, заправил готовый продукт сметаной и с аппетитом употребил по назначению. Потом ещё навёл большую кружку сладкого чая, под которую схомячил три баранки. Вчера купленных, и хранившихся в герметичной упаковке, а потому почти свежих. Надеюсь, в театре по большому не приспичит, думал я, поглаживая тугой живот. Растолстеть я не боялся, у меня и так-то сам по себе обмен веществ всегда был на уровне, а уж когда я начал расходовать энергию на исцеление, то если бы так не ел, то вскоре стал бы дистрофиком, падающим от слабости. Каждый сеанс исцеления был подобен бою в ринге, если сопоставлять расход моей жизненной силы. Иногда «соперник» доставался серьёзный, и приходилось расходовать больше сил, а после, соответственно, больше употреблять белков, жиров и углеводов на их восстановление.

Потом взял гитару, побренчал, восстанавливая в голове слова и аккорды известной в 80-е песни. Вроде ничего так, хотя, конечно, и не идеал. Ну да они музыканты, разберутся.

У входа в филармонию я появился немного раньше запланированного времени. Без цветов. Во-первых, я не собираюсь пока изображать из себя пылкого влюблённого, а во-вторых — таскать этот букет придётся Марине весь вечер, если только она не захочет его бросить с балкона Ободзинскому. Не мне же за ней носить цветы, как оруженосцу. Кому дарены — тот пусть и носит.

Марина появилась без двадцати пяти, опоздав ровно на пять минут, когда зрителей уже начали запускать в недра филармонии. Причём… со своим букетом белых хризантем.

— Это для Ободзинского, — сразу пояснила она. — Папа как узнал, что я иду на его концерт, сказал, чтобы я на Центральный рынок заскочила и купила цветы, чтобы вручить Валерию Владимировичу от всей нашей семьи.

— Хорошая мысль, — кисло улыбнулся я. — С балкона ему кинешь или после концерта за кулисами отдашь лично?

— А что, можно будет и лично?

Её глаза расширились и загорелись, я про себя даже рассмеялся такой непосредственности.

— Думаю, что попробовать можно… Ну что, идём?

Приятно было сознавать, что этот концерт при аншлаге смог состояться благодаря тебе. Марина, кстати, продолжила расспрашивать, как я умудрился достать пригласительные на такие козырные места. Решил всё же сказать часть правды.

— Представляешь, заглядываю утром в окошко кассы, интересуюсь наличием билетов. А нет, говорит тётенька, были, да вышли. Я не успеваю расстроиться, как она добавляет, что концерт-то, оказывается, может и не состояться по причине болезни артиста. Я такой: «Девушка, а в какой гостинице товарищ артист остановился?» Выясняется, что в гостинице «Россия». А надо тебе, Мариночка, заметить, что с некоторых пор я практикую революционную методику под названием иглорефлексотерапия. Не слышала? Это китайцы с корейцами изобрели, кто-то из них, причём несколько тысяч лет назад. В какую-то часть тела человека вводятся очень тонкие иголочки, которые воздействуют на акупунктурные точки, то есть на нервные окончания. Грубо говоря, рефлексотерапия воздействует через нервную систему на все органы и системы человека. И если верить китайцам с корейцами, то она способна излечить практически любое заболевание. Надо только знать, на какие точки воздействовать.

— А ты где этому выучился? — перебила меня она.

— Долгая история, как-нибудь расскажу… В общем, проник я в номер Ободзинского, провёл сеанс иглоукалывания, и от болезни не осталось и следа. А за это его администратор одарил меня парочкой пригласительных.

— Ничего себе… Это прямо какая-то фантастика!

— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, — процитировал я строчку из известной песни. — На самом деле, как я уже упоминал, эти знания, ныне почти забытые, уходят корнями в глубокую древность. Вот у тебя — тьфу-тьфу — что-нибудь заболит, а тут я со своими иголочками. Потыкал — и всё прошло.

— Что, правда?

— Честное пионерское!.. Да правда, правда, — поспешит я заверить её, заметив, как Марина начала надувать свои пи без того пухлые губки. — Ладно, идём в директорскую ложу, пока туда всякие не набежали и не заняли наши места.

Мы оказались первыми, причём тут стояли не такие кресла, как в зрительном зале, скорее, полукресла с мягкой обивкой. Впрочем, достаточно удобные. В пригласительных места не были указаны, но проведшая нас в ложу капельдинер указала, куда можно сесть. С краю, но и отсюда всё было прекрасно видно. Надеюсь, что и слышно.

Центральные места, как выяснилось чуть позже, заняли не кто иной, как Мясников с женой. Георг Васильевич, увидев меня, даже замер на секунду, а затем расплылся в улыбке:

— Арсений, вы ли это⁈ Какими судьбами?

— Да вот, девушку решил сводить на концерт.

— Это вот эту? — он покосился на Марину с улыбкой. — Позвольте узнать ваше имя?

— Марина, — пролепетала та, делая попытку встать, но Мясников лёгким движением руки остановил её.

— Очень приятно, а меня Георг Васильевич. А это моя супруга Вера Ивановна, — представил он скромно одетую женщину, которая чуть кивнула и улыбнулась краешком губ.

Не знаю, намеренно он сел рядом со мной или так получилось, но у нас было время поговорить до начала концерта. Мясников первым делом поинтересовался, как мне удалось попасть в директорскую ложу? Неужто я успел исцелить директора или кого-то из его близких. Пришлось повторять историю про лечение Ободзинского. Георг Васильевич слушал и кивал, заключив мой монолог словами:

— Значит, иглоукалывание… Нет, правда оно ставит всех на ноги?

— В целом да, — сказал я и понизил голос. — Но в случае с Ободзинским я на всякий случай добавил энергии «ци», о которой вам рассказывал и благодаря которой излечил старушку, к которой мы с вами ездили. Чтобы уж наверняка.

— То есть концерт состоится благодаря вам? Однако… Кстати, — Мясников тоже понизил голос, склонившись к самому моему уху. — У вас с этой Мариной серьёзно? Кто она вообще?

— Студентка пединститута, 4-й курс. Познакомились 1 января, это наше первое свидание. А насчёт серьёзно или нет… Не знаю, время, как говорится, покажет. А то уже один раз обжёгся.

В этот момент начал гаснуть свет, а когда зал практически полностью погрузился во мрак, кулисы стали разъезжаться, открывая освещённую софитами сцену, на которой свои места заняли музыканты. Понятно, что Ободзинский не собирался петь под фонограмму, пусть даже минусовую. Тем более в СССР сейчас толком и не знают, что это такое[4].

Появление Ободзинского, на которого тут же оказался направлен луч прожектора, было встречено овацией. Певец был одет в строгий чёрный костюм с белоснежной сорочкой и чёрным галстуком-бабочкой. Его полуботинки были начищены до такой степени, что в них можно было смотреться, как в зеркало.

Музыканты уже отыграли бодрое вступление, и Ободзинский запел:

Город праздничный, небо голубое

Огоньки блестят, солнце светит

Хорошо сегодня вместе нам с тобою

До зари бродить по площадям…

Только закончив петь, певец поздоровался с залом:

— Добрый вечер, дорогие друзья! Я впервые в вашем замечательном городе, и сейчас воочию наблюдаю, какие в нём живут прекрасные люди.

Аплодисменты и Ободзинский продолжает:

— А ведь этого концерта могло и не быть. Да-да, ещё утром я лежал весь разбитый, и даже говорить толком не мог, только сипел. Простудился, бывает всякое в нашей гастрольной жизни… Но тут случилось чудо: появился молодой человек, который сказал, что в считанные минуты поставит меня на ноги. Я не поверил, и зря, поскольку буквально не прошло и получаса, как я уже чувствовал себя совершенно здоровым. И этот молодой человек здесь, в этом зале.

Все тут же начали оборачиваться, выискивая взглядом загадочного лекаря, а я от смущения сидел красный, как рак. А Ободзинский повернулся, протягивая в сторону ложи руку:

— Арсений, покажитесь публике, я хочу, чтобы и вам досталась доля аплодисментов. Ведь во многом благодаря вам я сейчас нахожусь на этой сцене.

Что ж, пришлось вставать и как болванчику раскланиваться. Ой и стыдобища… Хотя, казалось бы, чего стыдиться? Но нет, я чувствовал себя последним болваном. Однако свою порцию. Аплодисментов, как и обещал Валерий Владимирович, я получил.

— Ой, Сеня, а я ведь не поверила, — горячо зашептала мне на ухо Маринка, когда я сел на стул. — Вернее, не до конца поверила, думала, что приврал. Прости меня, пожалуйста!

А Мясников просто потрепал меня по плечу, ободряюще улыбнувшись.

В течение часа с лишним прозвучали «Фиалки», «Спасибо тебе, море», «Что-то случилось», «Неотправленное письмо», «Восточная песни» и, конечно же, «Эти глаза напротив». Ободзинского буквально завалили цветами.

А наш черёд дарить цветы настал после того, как публика уже почти покинула зал. Владлен Иннокентьевич уже поджидал нас на выходе из ложи и, не обращая никакого внимания на Мясникова с супругой (откуда бы ему их знать) повёл нас с Мариной в гримёрку Ободзинского.

— Ну как вам концерт?

Это было первое, что мы услышали, едва переступив порог комнаты, где певец, ещё не успев переодеться, вытирал вспотевшее лицо мохеровым полотенцем.

— Бесподобно! — совершенно искренне заявил я. — А моя девушка, испытывающая похожие эмоции, хотела бы вручить вам букет.

Марина просто сияла от счастья. Она не верила своим глазам, которые напоминали два небольших блюдца, и вообще казалось, что она сейчас разрыдается. Ишь как раскраснелась, как вздымается грудь. Неплохая, кстати, троечка точно есть…

Вот такая она меня заводила ещё больше, я даже почувствовал, как набухает спереди в штанах, и мне тут же захотелось провалиться сквозь землю. Пришлось срочно переключаться на другую тему, заставил вспомнить себя любимого из прошлой жизни, дочку, внуков… Фух, вроде отпустило.

Букет тем временем был вручен, а Марина получила от певца свою порцию комплиментов, и теперь уже, казалось, счастье, обуревавшее её, достигло критической точки, грозя вылиться во что-нибудь типа лобызания рук (а заодно и ног) кумира. Но кумир был настроен более деловито, и напомнил мне насчёт обещания исполнить песню, каковую он готов принять в качестве подарка. Естественно, с отчислением авторских, как напомнил стоявший рядом Павел Александрович. Тот уже и акустическую гитару приготовил — инструмент стоял в углу гримёрки.

— Ты что, песни сочиняешь? — спросила негромко Марина, но Ободзинский её услышал.

— Так вы что же, не знали, что ваш молодой человек — тот самый Арсении Коренев, автор нескольких шлягеров, в том числе песни «Букет»? — искренне удивился он.

— Мы встречаемся не так давно, а я решил пока не хвалиться, — сказал я, беря в руки гитару и чувствуя на себе какой-то странный взгляд Марины.

Присел на свободный стул, взял пару аккордов. Вроде строит.

— Садитесь, — придвинул моей девушке ещё один свободный стул Шахнарович.

Она села на самый краешек, будто опасаясь, что сидушка под ней провалится, а я, собравшись с духом, заиграл перебором и начал негромко:

Даже в зеркале разбитом

Над осколками склонясь

В отражениях забытых

Вновь увидишь ты меня

И любовь бездумной птицей

Разобьет твое окно

Снова буду тебе сниться

Буду сниться все равно

Краем глаза наблюдал за реакцией собравшихся. То есть реакция Марины меня сейчас мало интересовала, гораздо важнее было то, как отреагируют Шахнарович и прежде всего сам Ободзинский. Но по его бесстрастному лицу пока ничего нельзя было прочитать. Я выдержал небольшую паузу и запел октавой выше, ударив по струнам на втором слове припева:

Единственная моя, с ветром обрученная

Светом озаренная, светлая моя

А зачем мне теперь заря

Звезды падают в моря

И срывая якоря прочь летит душа моя

В общем, допел ещё не придуманный Газмановым и не исполненный Киркоровым шлягер до конца и уставился на двух мужчин, ожидая их реакции.

— А что, Валера, очень даже неплохо, — с какой-то осторожностью заметил Павел Александрович.

Ободзинский ещё какое-то время молчал, а затем расплылся в улыбке:

— Не то что неплохо, а замечательно! Молодой человек, у вас несомненный талант… Паша, мы берём эту песню! Дай мне бумагу и карандаш.

Ноты и текст Ободзинский записывал минут десять, то и дело прося меня напеть то куплет, то припев. Я попросил сделать дубликат, дабы задокументировать его у пензенского представителя ВААП.

Марина же по-прежнему сидела в каком-то немом восторге, не смея открыть рта. Что ж, сегодня для тебя, девочка, открылось много интересного. А Филя ещё споёт: «Зайка моя! Я твой зайчик…»

[1] ГТС — Городская телефонная станция

[2] Григорий Степанович Богданов возглавлял Пензенскую ГТС с 1972 по 1982 гг.

[3] Павел Александрович Шахнарович несколько лет был администратором Ободзинского

[4] Первый известный прецедент случился на записи «Песня года-72, когда Кола Бельды аккомпанировали музыканты с неподключенными электрогитарами. В 1976 году 'Песня года» все-таки окончательно перешла к выступлениям под фонограмму. Артисты всегда были за живые выступления, но телевизионный формат требовал зрелищности, а возможностей для профессиональной обработки звука не имелось.