Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья

Глава 6

В тот вечер я снова провожал Марину домой. На этот раз вопросы из неё сыпались, как из рога изобилия. Естественно, её интересовал тот факт, что я сочиняю песни, заставила перечислить весь мой небольшой пока репертуар. Идти было совсем ничего, буквально через дорогу, и потом мы стояли под тем самым фонарём, благо погода позволяла болтать на улице, и мы никуда не торопились. Но, когда часовая стрелка на циферблате моих «Командирских» перевалила за девять, я сказал, что, наверное, её родители уже начинают волноваться.

— Да, надо идти, — тихо вздохнула она.

Однако девушка не спешила покидать меня, и я спросил Марину, какие у неё планы на завтрашнее воскресенье. Та ответила, что ничего особо не планировала, и тогда я предложил активный вид отдыха. А именно катание с гор на лыжах на горе «Просека». Там действительно была лесная просека на длинном, пологом склоне, а внизу имелось даже кафе-буфет в срубовом домике под названием «Теремок». А в будущем появится кафе «Засека», о котором упоминал Мясников. В прошлой жизни я несколько раз там катался зимой на лыжах, а в этой пока такой возможности не представлялось.

— А у меня ведь и лыж нет, и кататься я на них с горы не умею, — грустно сказала Марина, а в глазах набухли слёзы. — Только на обычных на физкультуре по лесу ходила.

— Ну, лыжи мы в прокат возьмём, у меня их тоже нет, — успокоил её я. — А кататься я тебя и буду учить. Надо же когда-то начинать.

Сам-то я, честно говоря, был не ахти каким горнолыжником, но надеялся, что тело помнит основные движения, и уж азам спуска на лыжах с горы я свою подопечную научу. Главное — делать всё это с уверенным видом, показывая, что ты как минимум носишь значок «Мастер спорта СССР».

В общем, Марина согласилась, и в 11 утра появилась у пункта проката лыж по соседству с уже упомянутым «Теремком», неподалёку от начала горнолыжного спуска. Была она одета в тёплый спортивный костюм и короткую курточку. На руках — вязаные рукавички. День выдался солнечным, но не сказать, что морозным, градусник за окном час назад, когда я выходил из дома в практически таком же одеянии, показывал минус семь.

— Привет! Ты давно уже тут?

— Да минут пятнадцать. Ну что, идём лыжи выбирать?

На самом-то деле лыжи полноценными горными можно было назвать с натяжкой. Чуть шире и чуть короче обычных беговых, да жёсткие крепления под ботинки сделаны, а ботинки можно было получить тоже здесь вместе с лыжами и палками. Палки, кстати, были обычными, но для равновесия в принципе годились.

К счастью, наши размеры ещё оставались, хотя вся амуниция от лыж до ботинок была далеко не первой свежести. Но мы на такие мелочи внимания не обращали. Я с энтузиазмом принялся учить Марину азам катания на горных лыжах, и у неё, надо сказать, пусть и не сразу, но начало получаться.

По ходу дела Марина рассказала, что вчера поздно вечером имела беседу с подругой. Та, узнав про поход в театр, который состоялся без её участия, вроде как обиделась. Это Марина ей ещё про сегодняшнее катание на лыжах не рассказала. На что я заметил, мол, давно пора было отучаться от опеки этой Киры, привыкать думать своей головой. А сам подумал, не делаю ли я пакость, внося своего рода раскол в отношения подруг? Поматрошу Маринку и брошу, у меня в планах по-прежнему не значились серьёзные и долговременные отношения. А тут и с Кирой дела не ахти, подруга в обидках. М-да, нехорошо может получиться. Ладно, не стоит забивать голову такими сложностями, пока Марине со мной хорошо, и мне с ней тоже, вот и будем продолжать радоваться жизни и собственной молодости.

Через час с небольшим заглянули в «Теремок», где выпили горячего чаю с пирожками, и снова отправились на трассу. Жаль, подъёмника не было. Простенький бугельный подъёмник имелся, но на другой, более отдалённой трассе — на горе «Ветерок» возле посёлка Дубрава. А туда добираться — это что-то с чем-то, хотя вроде бы и пригород. Но именно там обосновался горнолыжный клуб «Вираж», а здесь, у будущего ресторана «Засека» катаются обычные любители.

К исходу второго часа катания я уже изрядно взмок под курткой, то и дело своим ходом взбираясь после спуска на гору, да и Марина раскраснелась, выбившаяся из-под шапочки прядь волос прилипла ко лбу.

— Ух, давно я так не уставала, — сказала она, с довольным видом облизывая губы острым розовым язычком, отчего внутри меня поднялась волна желания.

— Я тоже весь мокрый. Ну что, может, хватит на первый раз?

Она подумала пару секунд, после чего тряхнула головой:

— Ладно, на первый раз хватит. Ещё и ноги болят с непривычки…

Мы повернулись в сторону проката, и в этот момент снизу раздались крики. Повернувшись на звуки, увидел, как по склону в какой-то распластанной и безвольной позе скользит горнолыжник с одной лыжей на ноге — вторая улетела в сторону. Я сразу понял, что лихач прыгнул с небольшого трамплина, находившегося сбоку от основного спуска. И прыгнул, мягко говоря, неудачно. Скольжение тела остановилось, но пострадавший не подавал признаков жизни.

— Что с ним?

В голосе Марины чувствовалась неподдельная тревога.

— Спущусь, посмотрю, — сказал я. — Думаю, помощь медика там точно не помешает.

Я оттолкнулся палками от утрамбованного снега, и несколько секунд спустя уже был у места трагедии. Лежавшего — а это был парень лет семнадцати-восемнадцати — успели окружить находившиеся поблизости лыжники.

— Товарищи, я врач! Позвольте осмотреть пострадавшего.

Я отстегнул крепления на лыжах и опустился возле пострадавшего на колени. Тот находился в сознании, и выглядело всё в целом не так уж и страшно. Но первое впечатление зачастую бывает обманчивым.

— Как ты себя чувствуешь, что болит? — решил я начать со стандартных вопросов. — Голова кружится? Помнишь, как тебя зовут?

— Ничего не болит, — негромко и вроде бы даже удивлённо ответил парень. — Звать Денис. Голова не кружится. Вот только… Только почему-то не могу пошевелить ни рукой, ни ногой.

На мгновение мне стало не по себе. Вот только перелома шейных позвонков нам и не хватало. Краем глаза увидел стоявшую рядом Марину. А вообще зрителей хватало, да и постороннего шума тоже. Каждый норовил высказать своё мнение, наиболее часто звучало, что нужно вызвать «скорую помощь».

— Да, вызовите «скорую», может, в «Теремке» или в пункте проката есть телефон, — сказал я. — А я пока попробую оказать пострадавшему первую помощь. Большая просьба не мешать. Ты, Денис, не переживай, сейчас мы поставим тебя на ноги, только не дёргайся.

Последнее замечание было явно лишним, он и так не мог дёргаться при всём желании. Это я уже осознал задним числом. А пока же, невзирая на шёпотки типа: «Какую такую помощь он ему окажет?» приступил к работе. Моих познаний хватило, чтобы диагностировать у Дениса так называемый перелом «ныряльщика», или перелом Гиббса, затронувший второй шейный позвонок. Хорошо ещё, что обошлось без осколков, но спинной мозг был повреждён.

— Ничего страшного, — успокоил я собравшихся. — Там всего лишь небольшое защемление. Сейчас я кое-что очень аккуратно вправлю парнишке, а вы, товарищи, помолчите, мне нужно сосредоточиться.

Хорошо, что среди толпившихся здесь лыжников не было тех, кто хоть что-то соображал в медицине, и конкретно в травматологии. Иначе, услышав от пострадавшего про полное отсутствие чувствительно в руках и ногах моментально сделали бы правильный вывод. А так я им втюхивал совершенно левую тему про какое-то защемление, и вроде прокатывало.

А дальше началось экспресс-лечение. То есть ускоренное исцеление с повышенной затратой моей «ци», так как в любой момент могла появиться бригада «скорой» и вырвать пациента из моих рук. Ну или ещё какая-нибудь случайность вмешаться.

Я не засекал, сколько точно прошло времени, но навскидку не более двадцати минут, в течение которых «паутинки» не только восстановили костную ткань позвонка, но и вернули былую девственность спинному мозгу. Это я понял, когда Денис сказал:

— Я руки чувствую… И ногами могу шевелить!

Я про себя облегчённо выдохнул и попытался встать, но ноги меня не держали. Впору самому прикидывать пострадавшим. Вон как раз и двое в белых халатах, поверх которых надеты форменные телогрейки, спускаются по склону. Женщина полненькая, ей трудно, в сапогах скользит, и кто-то из мужчин-лыжников решается ей помочь. Вторая молоденькая фельдшер, шустро семенит под горку с укладкой в руке. Она, естественно оказывается на месте трагедии (трагедии ли?) первой и тут же спрашивает:

— Кому плохо? Кто у вас разбился?

— С парнем всё в порядке, — сказал я, делая вторую попытку принять вертикальное положение, на этот раз более удачное. — Отделался ушибами. Но лучше сделать рентген, может, пара рёбер и треснула.

Денис тем временем уже принял сидячее положение и не без страха поглядывал на молодую фельдшерицу и кое-как доковылявшую по склону горы врачиху. Та была тут же проинформирована о положении дел, и приняла решение, что парня нужно доставить к машине «скорой помощи».

— Так, мужчины, в машине лежат носилки, нужно их принести сюда и на них же транспортировать пострадавшего в машину. Кто готов помочь?

— Да не надо, со мной всё нормально, — запротестовал было Денис и даже предпринял попытку встать.

— Куда ты⁈ — прикрикнула на него врач. — Ну-ка ляг и лежи смирно. А вдруг какой обломок кости смесится?

Так под шумок мы с Мариной и выбрались оттуда. Честно скажу, после такого единовременного выброса энергии подъём дался ой как нелегко, впору было самому на носилки проситься. Но я сдюжил, да ещё и старался перед своей девушкой вида не показать, хотя давалось мне это с огромным трудом.

Наверху отдышался, сдали инвентарь, и я сразу же нацелился в «Теремок». Надо же было подкрепиться изрядным количествам глюкозы. Ну и Маринка угостилась со мной за компанию. Хотя, конечно, то, как я поедаю три заварных пирожных в придачу к пяти пирожкам с повидлом на фоне трёх стаканов чая, а в каждом по три лодыжки сахара — её не могло не впечатлить.

А мне же заметно полегчало, тем более, как я заметил, энергетический баланс моего организма в последнее время восстанавливаться стал быстрее, чем года полтора назад, когда всё только начиналось. Даже Марина отметила, что мой вид стал как-то бодрее, румянец заиграл на щеках, хотя мне казалось, что от морозца и наших спортивных игрищ щёки и без того должны были пылать.

В итоге сорок минут спустя, как мы покинули «Теремок», вышли из автобуса на Советской площади. Ну да, я пригласил Марину к себе в гости, заявив, что даже на обычной газовой плите в казане приготовлю настоящий узбекский плов — все ингредиенты уже готовы, а ещё в морозилке хранятся несколько порций пломбира. Его можно будет выложить в чашки и полить вареньем, каковое тоже у меня имеется.

— Сенька, я с тобой стану жирной, как корова, меня никто любить не будет! — шутливо возмутилась она.

— Ну, во-первых, коровы жирными не бывают, только свинки. А во-вторых, раз в неделю можно позволить себе как следует наесться вкуснятины. И в-третьих, я тебя буду любить в любом виде.

Мы как раз ехали в воняющем соляркой «Икарусе», стояли в «гармошке» между отсеками, рядом с нами не было никого, в щель мелькал асфальт, под ногами гремел металл, и нас никто не слышал. Так что мы могли общаться вполне нормальными голосами.

В общем, мне удалось заманить Марину к себе, посмотреть, как живёт холостяк и отведать моего плова, который я учился готовить в прошлой жизни у пензенского узбека по имени Ислом. Тот лежал в моём отделении году эдак в 2011-м, я лично его вёл, и так Ислом был благодарен за хорошее лечение, что принёс на всё отделение огромное блюдо горячего, только что приготовленного плова, который нам пришлось есть по его просьбе руками, иначе, мол, вкус будет не тот. Плов был великолепным, я такого доселе ещё не пробовал, ну и попросил Ислома научить готовить такой же. Тот пригласил меня к себе домой, и показал, как на обычной газовой плите можно приготовить настоящий узбекский плов. Правда, когда я первый раз приготовил и дал ему попробовать, он сказал:

— Это у тебя не плов, а шавля[1].

Со второго раза получилось, после этого я неоднократно угощал родных и друзей, которые не уставали нахваливать мой плов. Надеюсь, и в этот раз не облажаюсь, хотя, признаться, за ингредиентами пришлось побегать. Нормальную баранину даже на рынке достать было проблемой, хорошо, подвели меня к одному рубщику с большим носом и большими усами, и тот буквально из-под полы продал пару кило отборной баранины. Там же купил зиру, барбарис, чеснок…

Готовка происходила на глазах Марины, которая за этим священнодействием наблюдала с неподдельным любопытством. Перед этим она сняла тёплую кофту, под которой оказалась только лёгкая маечка с короткими рукавами, очень живописно обтягивающая прелести девушки. Но она, казалось, на это не обращала ровным счётом никакого внимания.

— Кстати, ты бы позвонила родителям, — сказал я ей, обжаривая в курдючном жире куски мяса. — По идее ты уже должна была вернуться, волнуются, наверное.

— А что им сказать?

— Да так и скажи, что я затащил тебя в гости и скоро буду кормить настоящим узбекским пловом. Ещё и с собой дам, родителей угостишь. Телефон в прихожей.

Когда мясо обжарилось до золотистой корочки, отправил в казан порезанную соломкой морковь. Затем туда же отправился лук, когда и он поджарился, долил воды, добавил соли, потушил мясо с овощами, затем настал черёд половины зиры и барбариса. Через 15 минут зирвак был готов, и настал черёд риса…

Без пяти три мы наконец сели за стол. Ели, конечно, не пальцами, впрочем, вкус плова от этого был ничуть не хуже. Осилили треть казана, ещё треть для родителей Марины я наложил в двухлитровую банку и укутал полотенцем.

— А теперь по мороженому, — сказал я, направляясь к холодильнику. — Или сначала кофе с пирожными? У меня в холодильнике пара трубочек.

— Ой, столько сразу жирного и сладкого… И хочется, и колется. Да и места в желудке почти не осталось.

— А мы не будем торопиться, — улыбнулся я. — Пока посмотрим телевизор или музыку послушаем, а как малость утрамбуется — перейдём к десертам.

— Давай! А какая у тебя есть музыка? Между прочим, я «АББУ» всю раз десять прослушала. Классные песни.

— «АББЫ» у меня нет, зато имеется подборка французской эстрады. Ты как к ней относишься?

— Хорошо, — тряхнула русыми прядями гостья. — А из фильма «Шербургские зонтики» есть песня? Ну, где они в кафе обнимаются?

— Есть, как раз первая, — хмыкнул я, вытаскивая из выстроившихся на полке бобин в коробках нужную.

Я поставил запись, звук подкрутил погромче среднего, и плюхнулся на диван рядом с Мариной. Зазвучала боженственная музыка Леграна, а затем и вокал Даниэль Ликари, дублировавшей Катрин Денёв. Следом подключился Жозе Бартель, чьим голосом на экране пел Нино Костельнуово. Я откинулся на спинку дивана и закрыл глаза, перед этим успев заметить на лице Марины грустно-мечтательное выражение.

А когда следующую песню запел Джо Дассен, я неожиданно почувствовал, как на тыльную сторону моей ладони легли чьи-то пальцы. Ну как чьи… Понятно, чьи, кроме нас с Мариной в этой квартире никого не было.

Я чуть приоткрыл левый глаз, скосив его на Марину, та всё с тем же выражением смотрела в какую-то точку перед собой. И тогда я правой ладонью накрыл её пальцы на моей левой ладони, соорудив своего рода «бутерброд». Тут она повернулась ко мне, и в её глазах я увидел ЖЕЛАНИЕ.

Да-да, именно ЖЕЛАНИЕ большими буквами. Ещё и кончик языка так сексуально (хотя, возможно, она непреднамеренно это сделала, а на каких-то женских инстинктах) облизал пересохшие полные губы, что вся расслабленность моя мигом улетучилась, а детородный орган мгновенно принял боевое положение.

А потом мы поцеловались. И ещё раз, теперь уже поцелуй был куда дольше и жарче. Я сам не заметил, как мои пальцы скользнули по её майке, а потом вдруг оказались уже под ней. Я нащупал гладкую ткань бюстгальтера, заключившую в себя две спелые дыньки, и когда сквозь материю коснулся напрягшегося соска, Марина, не размыкая поцелуя, тихо простонала, и попытки отстраниться не сделала. Я запустил под маечку вторую руку, принявшись аккуратно расстёгивать один за другим крючки бюстгальтера, при этом пытаясь вспомнить, куда я спрятал упаковку купленной у московской фарцы югославских презервативов.

А Джо Дассен пел своим бархатным баритоном:

Et si tu n’existais pas,

Je ne serais qu’un point de plus

Dans ce monde qui vient et qui va,

Je me sentirais perdu,

J’aurais besoin de toi…

Нет, Марина не была девственницей, хотя я бы этому совсем не удивился. Очень уж неопытной она выглядела в постели. Когда мы закончили и лежали рядом, глядя в потолок счастливыми глазами, я так и спросил, сколько у неё было до меня мужчин? Марина со смущённым румянцем на щеках ответила, что один, когда она училась на первом курсе. Причём и она у него была первой. Партнёр и сам боялся до чёртиков, и по итогу впечатления остались не самые приятные.

— Не то что в этот раз, — добавила она с мечтательной улыбкой, что мне изрядно польстило. — А у тебя много было женщин?

— Как тебе сказать, — пробормотал я, пытаясь вспомнить любовниц по обеим жизням. — Скажем так, не одна… Ты как, для мороженого созрела?

Домой я её привёл к 6 вечера. Подниматься не стал, прощались у подъезда. И снова целовались. Уж сколько этих поцелуев было в моей жизни, а каждый новый кажется жарче и слаще. Как бы не влюбиться всерьёз. А что, с меня станется. Ещё, чего доброго, сам сделаю предложение руки и сердца.

На прощание договорились куда-нибудь сходить в следующие выходные. Тем же вечером Марина мне позвонила. Мы так и договаривались, позвонит, всё ли дома нормально в связи с её долгим отсутствием.

— Я в ванной с телефоном закрылось, — громким шёпотом сообщила девушка. — Длины провода из коридора хватило. Мне кажется, мама что-то подозревает, но вслух ничего не говорит.

— В любом случае можно не переживать, последствий не будет, — намекаю я на югославский презерватив. — Кстати, плов твои родители попробовали?

Оказалось, что да, причём от такой вкусноты были в восторге. Это они его ещё разогревали, а вот если бы с пылу, с жару… Кто знает, возможно, когда-нибудь я для них и приготовлю. Хотя с какой бы стати, я же не собираюсь завязывать с Маринкой длительные отношения… Я старый циник, но всё же не нужно Марине дурить голову, пусть даже на серьёзные отношения я пока ничем не намекал. Ну то есть понятно, что между нами уже случилось кое-что серьёзное, однако я должен дать ей понять: под венец я её не поведу.

Во вторник, пользуясь отгулом после ночного дежурства, встретился с представителем ВААП, зарегистрировал песню «Единственная моя». А вечером набрал домашний номер Шумского. Замглавы областного УКГБ оказался на месте. Я так и рассчитывал, потому и позвонил ближе к 9 часам, когда даже трудоголики возвращаются в лоно семьи.

— Владимир Борисович, у меня тут новая сказка придумалась…

— Понял, — моментально отреагировал он на кодовую фразу. — Не по телефону. Завтра в сквере Лермонтова, где и в прошлый раз, сможете появиться вечерком, после работы? Часиков в семь?

На следующий день без пяти семь я прохаживался у бюста поэта, а ровно в 19.00 появился и Шумский. Стянул с правой руки чёрную кожаную перчатку, я со своей — вязаную, обменялись рукопожатием. И тут же я протянул ему свёрнутый вчетверо тетрадный листок.

— Вот, держите, Владимир Борисович… Я тут записал свои видения, чтобы вы лишний раз не напрягались. Всё равно ведь записывать в блокнот или тетрадку стали бы с моих слов? А в таких погодных условиях это не самое приятное занятие. Или на подкорку запоминать? Ну не суть… Что касается видений, давайте ещё и на словах расскажу. Опять какой-то маньяк мне привиделся.

— Ну-ка, рассказывайте всё в подробностях, — нахмурился Шумский.

— В подробностях там, — я кивнул на карман, в который чекист спрятал мою записку. — Но и не сказать, чтобы сильно много. В общем, видел указатель возле трассы: «Деревня Солоники». А следующая картинка — мужчина в каких-то кустах душит женщину чем-то вроде шарфа. Вечер или ночь, луна за облаками, от снега света недостаточно отражается, поэтому лиц разглядеть не удалось. Дальше я вижу, как этот мужчина уже насилует мёртвую женщину. Ну и последняя картинка, которая может дать ответы на многие вопросы — «Доска почёта», фотография мужчины и подпись: «Секретарь парткома Геннадий Михасевич».

— Вот даже как? — поднимает брови Шумский.

— Да, имя, фамилию и должность я точно запомнил, сразу же записал, как только пришёл в себя.

— Что ж, будем работать, — почесал кончик носа Владимир Борисович. — Спасибо, что не забываете делиться своими видениями. Надеюсь, и в этот раз от них будет польза.

Ну ещё, я всё-таки тебе, дружок, имя с фамилией назвал. Вот в каком году Михасевич стал парторгом… Не факт, что уже занимает сей пост. А может, мне картинка из будущего прилетела! В любом случае я дал очень конкретную наводку, и тут только дело техники — взять преступника тёпленьким.

Мои экзерсисы с иглоукалыванием продолжались, демонстрируя неплохие результаты. Повторюсь, что лишь в самых крайних случаях я прибегал к ДАРу. Для меня самого как учёного (да-да, врач — это и учёный тоже) было интересно, насколько иглорефлексотерапия справляется с самыми разными заболеваниями. Я начал брать больных и из других отделений. У меня проходили курсы лечения пациенты терапевтического, урологического, неврологического, кардиохирургии и нейрохирургии (в том числе послеоперационное лечение), ЛОР-отделения… Редкий раз я уходил из больницы с коллегами, частенько задерживаясь на час-другой, чтобы провести сеанс иглоукалывания для страждущих. И при этом совершенно бесплатно. Хотя Румянцев, я слышал, выбивал для меня дополнительную ставку, но пока что-то не слишком удачно.

Я не роптал, что работаю забесплатно, в конце концов, заимствованные у композиторов и поэтов песни из прошлой жизни давали ежемесячно стабильный и очень неплохой доход. Просто было немного обидно, что на мою шею уселись некоторые личности и чувствуют себя вполне неплохо. Как тот же Романовский, которому перепадала частица моих лавров, и причём немалая. Как же, он считал чуть ли не своей заслугой то, что именно при его отделении внедрялись инновационные методы лечения. Как бы эта гнида вообще не взялась докторскую писать по иглорефлексотерапии, недаром в последнее время Романовский стал живо интересоваться тем, чем я занимался в своём кабинете с больными, заглядывать во время сеансов, что-то записывать. Ну уж нет, хрен ему, а не докторскую!

Я тут сам пока понемногу кандидатскую шарашу, считай, половина уже готова, хотя времени на это уходит немало. Это вам не прошлую кандидатскую из той жизни повторять, решил вот на свою голову к новым высотам устремиться. Как бы не сломать шею на этом неизведанном в отечественной медицине пути.

А руководителем проекта хочу вписать Ларина, надеюсь, он не откажет. Не Романовского же, в самом деле. К тому же в кандидатской на Германа Анатольевича и ссылаюсь. Надо только по ходу дела публиковаться в специализированных изданиях, готовя почву для будущей диссертации. Например, в журналах типа «Клинической медицины» и «Терапевтического архива». На эту тему нужно поговорить с Лариным, может у него имеются кое-какие подвязки.

А в идеале написать что-то типа монографии, в которой будут описаны сам способ, методика, показания и противопоказания. То есть учебник с приложением атласа нужных точек, на русском языке.

Учитывая то, что у меня и так сейчас имеются палаты контрольная и обычная, то материал практически собран, нужно его только как положено структурировать и собрать таблицы. Можно через наш Облздрав решить вопрос с поездками и выступлениями на кататься на различных медицинских конференциях и форумах.

Между делом я начал учиться на права, причём экстерном. Помог замначальника областного ГАИ подполковник Стриженко, который угодил в наше отделение со стенокардией. Думаю, причиной стал малоподвижный образ жизни и лишний вес. В общем, на второй день потыкал я в него иголками, ну и, честно говоря, ДАРом немного попользовался для усиления эффекта. Гаишник моментально пошёл на поправку, ну и на радостях, как та золотая рыбка, предложил исполнить чуть ли не любое моё желание. Я сказал, что достаточно будет обладания правами на вождение легкового автотранспорта, коим планирую в перспективе обзавестись. И что ПДД я знаю, и теорию могу сдать, и практику, но понимаю, что этого мне никто без полного обучения не позволит. Стриженко ухмыльнулся и для проверки задал мне несколько вопросов по правилам дорожного движения, на которые я уверенно ответил. Дальше он меня свёл с преподавателем из ДОСААФ, который согласился взять меня на обучение экстерном.

Тем временем наше свидание в субботу с Мариной накрылось медным тазом. А случилось это потому, что мне пришлось ехать на выходные в Москву. Причём не с кем-нибудь, а с Ерминым в фирменном поезде «Сура». Правда, в купейном вагоне, а не в СВ — там ехал Лев Борисович. А Георг Васильевич, я так понял, в отсутствие первого лица остался пока руководить областью.

Началось всё с того, что в четверг вечером Мясников мне и позвонил, сообщив, что первый секретарь обкома отправляется в златоглавую, где в субботу на ВДНХ открывается павильон Пензенской области, на котором будут представлены образцы достижений нашей промышленности и сельского хозяйства. То есть посетители выставки смогут увидеть пензенские велосипеды, часы, пианино, образцы вычислительной техники от заводов «ВЭМ» и «Счётмаш», и даже какого-то легендарного племенного быка по кличке Василий.

Не знаю, удастся ли заглянуть на ВДНХ или нет, потому как мне предстояла ответственная миссия — поставить на ноги родственницу Ермина. Да, вот так, дошла очередь и до первого секретаря обкома партии. Я знал, что это рано или поздно произойдёт, что если не самому Льву Борисовичу понадобится моя помощь, то кому-то из его близких. Уж с Мясникова станется сообщить о моих чудодейственных, экстрасенсорных способностях, чтобы заслужить лишний бонус перед шефом, думаю, он только ждал подходящего случая. Вот он и представился.

Вскоре я переступал порог кабинета самого Ермина. До этого общаться с ним напрямую мне ни в прошлой, ни в этой жизни не доводилось. Думал, и в этой не получится, поскольку, как я помнил, в следующем году Ермин Пензу покинет, перебравшись в столицу, где займёт пост первого заместителя Председателя Совета Министров РСФСР. От таких предложений, понятное дело, не отказываются. Правда, перспектива его ждёт не самая весёлая, так как после прихода к власти Горбачёва его, представителя «брежневской гвардии», быстренько отправят на пенсию. А в ноябре 2004-го и вовсе выбросится из окна лестничной площадки 8-го этажа своей московской квартиры, по официальной версии страдая от приступов головной боли.

Лев Борисович начал без экивоков, сразу объяснив суть дела.

— Арсений, у меня есть двоюродная сестра Анастасия, она живёт в Москве. Настя мне очень дорога, всё наше детство прошло бок о бок. Она мне как родная. Со временем Настя выучилась на технолога пищевой промышленности, вышла замуж за секретаря райкома, который быстро пошёл по карьерной лестнице и получил вызов в Москву. Они уехали втроём, включая сына-подростка. В общем, с полгода назад у Насти начались головные боли и головокружения. Сначала слабые, а затем всё более сильные. Всех врачей обошла, однако причину найти так и не смогли. То есть сначала одна версия выдвигалась, затем другая, назначались разные схемы лечения, какие только таблетки она не пила, даже из Америки привозили… Эффект если и был, то кратковременный. А месяц назад причину всё-таки обнаружили: небольшая опухоль в мозгу, которая давит на вестибулярный аппарат. Онкология. Единственный плюс, что растёт она медленно, и метастаз пока не дала. А вот расположена она так, что полезть туда, не задев жизненно важные органы, практически невозможно. Да и возраст… Единственный, кто берётся оперировать — это Коновалов. Александр Николаевич. Директор НИИ нейрохирургии им. Н. Н. Бурденко. Может, слышали?

— Что-то слышал, говорят, хороший нейрохирург, — покивал я.

В прежней моей реальности Коновалов при жизни стал легендой. Когда меня не стало, Коновалову было 90, и он всё ещё наведывался в операционную.

— А вы что, согласились?

— Я-то да, а вот Анастасия боится. Уж как я ни уговаривал, муж уговаривал, да и Коновалов сам с ней беседовал — ни в какую. Не лягу под нож — и всё! Не знаю, сколько мне Господь, говорит, отвёл, но хочу последние дни прожить рядом с близкими людьми. Тем более своё я уже пожила, внуков дождалась. Даже под наблюдение врачей в институт отказалась ложиться. На днях только из рабочего кабинета по телефону с ней разговаривал, потом Георг Васильевич зашёл, заметил моё состояние, спросил, что за причина… Ну я и разоткровенничался. Выслушал он меня, и говорит, мол, есть у меня знакомый врач, молодой, но руками настоящие чудеса творит. Рассказал, как возил вас на свою малую родину, где вы его пожилой знакомой вторую молодость вернули. Как венгерского гостя пользовали. Предложил, чтобы вы с нами в Москву съездили, посмотрели Анастасию, мол, попытка не пытка, хуже не станет. Вы как, согласны на эти выходные в столицу махнуть?

— А сама-то Анастасия как, не против?

— Не против.

— Что ж, можно попробовать, — про себя вздохнул я.

— Спасибо, — с чувством сказал руководитель региона. — И… Не знаю, как сказать… В общем, Георг Васильевич меня предупредил, что вы за свою работу денег не берёте…

— Не беру, — улыбнулся я. — Мне будет достаточно того, что, если вдруг — хотя это крайне маловероятно… Но если вдруг мне понадобится помощь серьёзного человека, то я смогу обратиться к вам напрямую.

Ермин улыбнулся в ответ, погрозил мне указательным пальцем:

— А вы парень не промах. Так уж и быть, обращайтесь, сейчас я вам напишу номер своего домашнего телефона.

Ну и что мне было делать с запланированным свиданием? Позвонил Марине, объяснил ситуацию, что таким людям отказывать в их просьбах не принято. Она отнеслась с пониманием. Договорились, что следующее воскресенье (по графику я дежурил с пятницы на субботу) мы проведём вместе. Пока да, пока я не хочу её бросать, хотя по-прежнему на серьёзные отношения, венцом которых станет поход в ЗАГС, не рассчитываю. Понятно, что девочка может влюбиться по-настоящему, но это уже, как говорил один питерский футболист, ваши ожидания — ваши проблемы. Я же никаких намёков не делаю, мы просто приятно проводим время, к тому же я обучаю свою девушку, так сказать, премудростям сексуальной жизни. А что, в будущем пригодится.

Так что в Москву я поехал с лёгким сердцем. Единственное, что тревожило — справлюсь ли я с этой злосчастной опухолью? В принципе, рак я уже побеждал, если вспомнить авторитета из Ленинграда, а с тех пор моя сила вроде как увеличилась, потому я если и переживал, то не сильно. В конце концов если не справлюсь — попробую эту Анастасию уговорить всё же лечь под скальпель Коновалова. Внушать я умею, опять же можно вспомнить пьянчугу из Куракино. Правда, там всё закончилось печально, но и ситуация была немного другая. Филимонов полез в петлю от тоски, так как заменить водку ему было нечем. А у этой женщины ест смысл жить — семья. Это ещё ого-го какой стимул!

Как я уже упоминал, Ермин заселился в СВ, причём, я так догадываюсь, один в купе на двоих. Перед посадкой попросил о цели визита никому ни слова, официально я был проведён как прикреплённый к пензенской делегации врач. Клятвенно пообещал главе области держать язык за зубами.

Мне же пришлось ехать в соседнем вагоне, в купе на четверых. Причём моими соседями были чиновники из обкома партии: двое заведующих какими-то отделами мужского пола и председатель того самого колхоза, откуда был привезён на ВДНХ племенной бык. Это была женщина, я бы даже сказал — бой-баба, лет около пятидесяти, представившаяся Марьей Семёновной. Именно Марьей, а не Марией. Подумалось, что если у неё имеется супруг, то точно подкаблучник.

Сразу же заняла одну из нижних полок, мне досталась верхняя, как и Владимиру Игоревичу — это один из заведующих отделом. Второго заведующего звали Андрея Вячеславович. Он тоже внизу расположился, так как комплекцией был несколько крупнее товарища.

Не успели мы покинуть городскую черту, как Марья Семёновна начала выставлять на стол простую, но аппетитную снедь, к которой прилагалась пол-литра самогона.

— Пить много не будем, — сразу предупредила она. — Завтра на ВДНХ нужно быть в полной боевой готовности. Так что бутылочку уговорим — и на боковую.

— Я пас, — замотал головой мой сосед по нижней полке, — у меня язва двенадцатиперстной кишки. Врачи строго-настрого запретили употреблять спиртное.

— Точно, — подтвердил Андрей Вячеславович, — Володя сидит на строгой диете.

— Ну и зря, — с серьёзным видом изрекла председательша. — Это я насчёт пития. У нас в селе у одного мужика язва желудка была, так он её как раз 60-градусным самогоном вылечил.

— Это как? — удивился Владимир Игоревич.

— А вот так! Язва от крепкого спиртного стерилизовалась и зарубцевалась.

Я про себя посмеялся над этим мифом, а язвенник всё равно отказался пить. И достал из портфеля бутылку кефира. Бр-р-р, тёплый кефир — как такое можно пить⁈ Вот охлаждённый, из холодильника — совсем другое дело.

Я же подсел к столу, выложив, как и Андрей Вячеславович, в общую кучу свои припасы. Самогонка оказалась ядрёной, закусь вкусной, понемногу завязался разговор. Мне пришлось рассказывать заранее заготовленную историю, что меня отправили в качестве своеобразного фельдшера, приглядывать за здоровьем членов нашей делегации. Чисто на всякий пожарный.

— Не молод-то приглядывать? — с сомнением поинтересовалась Марья Семёновна, со смачным звуком отрывая от курицы аппетитную ножку.

Тот же вопрос читался на лицах и завотделами. Я хмыкнул:

— Молод не молод, а кое-какое имя успел себе заработать.

Не стану же я раскрывать все детали того, почему меня пригласили в эту поездку. Лучше буду говорить загадками, пусть додумывают сами.

— А я вас знаю, — вдруг сказал язвенник. — Вы в областной больнице работаете, и проводите сеансы иглоукалывания. Я просто там был недавно, общался со своим врачом, а вы как раз мимо проходили, вон он и показал на вас, мол, молодой, а уже к нему очереди километровые на эти самые сеансы. Даже, как мне показалось, не без чувства зависти это сказал.

Разговор тут же перешёл на иглоукалывание, той же Марье Семёновне захотелось знать всё про это инновационное лечение, на рассказ ушло минут пятнадцать.

— И что, прямо любую болезнь можно иголками вылечить? — с сомнением поинтересовалась председательша.

— Ну не любую, наверное, но многие заболевания, — сказал я. — Много зависит от продолжительности лечения. Вот если бы я взялся за вашу, Владимир Игоревич, язву, то сеансов за десять, глядишь, она бы и зарубцевалась.

А с использованием ДАРа вообще за раз, подумал я. Язвенник выразил полную готовность лечь под иголки, и мы даже предварительно договорились, когда он придёт ко мне в больницу.

— А от ожирения это помогает? — поинтересовался Андрей Вячеславович.

— И от ожирения тоже, — кивнул я. — Хотели бы заодно записаться?

— Почему бы и нет?

Ну а что, в конце концов, два завотделом в обкоме партии — люди далеко не последние, в будущем могут оказаться полезными. Мало ли как в жизни повернуться может. А тут и Марья Семёновна подключилась.

— Слушай, Сеня, — она как-то сразу органично перешла со мной на «ты», как если не с близким родственником, то как минимум хорошим знакомым. — А вот у моей матери — ей 76 исполнилось в том году — у неё со слухом проблемы. Это как-то лечится? Потому как врач в районной поликлинике сказал, что это возрастное, и посоветовал купить слуховой аппарат. В Пензе такие продают, я узнавала.

— В принципе, можно было бы попробовать, — пожал я плечами. — Но это нужно опять же договариваться на определённое время… Вам откуда её возить придётся?

— Из Сосновки. Это Бековский район.

— Ого, не ближний свет. А ведь одним сеансом, скорее всего, не обойдётся, если вообще мой метод поможет. Потому что с такой проблемой мне пока сталкиваться не доводилось. Не исключено, что там уже пошли необратимые процессы, против которых и традиционная, и нетрадиционная медицина бессильны. Но попробовать можно.

Спать улеглись, когда наш состав миновал Рузаевку. А Москва встретила нас пургой. Правда, мы с Ерминым сразу загрузились в поджидавшую его «Волгу», тогда как моим попутчикам до гостиницы придётся добираться пешком, благо поселили нас всех в «Ленинградской», что высилась на Комсомольской площади. А это от Казанского вокзала, где причалила наша «Сура», по прямой примерно полторы сотни метров. Лев Борисович, вопреки моим предположениям, что он остановится у родственницы, тоже поселился в гостинице, но, в отличие от нашей троицы, в «люксе». Собственно, меня с завотделами поселили в трёхместном номере, а вот Марью Семёновну в двухместный, соседкой её стала коллега — председатель совхоза из Краснодарского края.

Ещё в машине, пока ехали в гостиницу, Ермин сказал:

— Сейчас заселимся, и где-то через часочек сразу вам придётся со мной проехать на ВДНХ, у нас в 11 открытие павильона. Там немного покрутитесь, а потом вас машина доставит обратно в гостиницу, и отдыхайте до вечера. Мне придётся задержаться, ожидается появление Косыгина. Я Анастасию предупредил, что мы будем не раньше девятнадцати часов. И ещё раз прошу — никому о настоящей цели вашего визита в Москву!

Ну а что, я был не против выспаться, пусть даже несколько часов. Потому что для меня сон в поезде — это не сон, а настоящая экзекуция. Никогда мог в поездах нормально выспаться, и эта поездка не стала исключением. Ещё к тому же то ли от выпитого, то ли от обильной еды снилась какая-то хрень, в туалет бегал в два ночи, ещё и Андрей Вячеславович похрапывал.

Мои соседи, включая Марью Семёновну, тоже отправились на ВДНХ. Только на автобусе, с ещё парой десятков таких же участников выставки, приехавших из других регионов. Павильон был обставлен солидно, мне понравилось, и в отдельном загончике мирно жевал комбикорм знаменитый бык-осеменитель. За ним присматривал зоотехник колхоза, который, как выяснилось, приехал со этим быком накануне, и всем тут, связанным с племенной скотиной, руководил.

На открытие и впрямь пожаловал председатель Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин. Поручался с Ерминым, выслушал от него доклад, передал помощнику красочный буклет о регионе, который ему вручил Лев Борисович, походил туда-сюда, и отбыл осматривать соседние павильоны.

Я глядел ему вслед и думал, что не мешало бы большого партийного чиновника подлечить. Пару лет назад, если память не изменяет, он перенёс инсульт, а впереди парочка микроинфарктов. В декабре 1980-го его не станет.

Первым делом по возвращению в гостиницу отправился обедать. В ресторане в это время было не очень многолюдно. Заказал харчо, цыплёнка табака с овощным гарниром, бутылочку охлаждённого «Боржоми», слоёнку с творогом и кофе с сахаром и сливками. Вернувшись в номер, включил телевизор, раскрыл купленный в холле первого этажа свежий номер «Московского комсомольца». Страницы здоровенные, формата А2, впрочем, как и у большинства газет в это время. Правда, при этом «МК» являлся не всесоюзным изданием, а был московской областной и городской комсомольской газетой — органом МК и МГК ВЛКСМ.

Первая полоса, украшенная изображением олимпийского Мишки, посвящена приближающейся Олимпиаде, до которой осталось два с половиной года. Репортажи со строящихся олимпийских объектов Москвы. В частности, освещалась работа по возведению «Олимпийской деревни», спорткомплекса «Олимпийский» на проспекте Мира, гостиничного комплекса «Измайлово», международного аэропорта «Шереметьево-2», реконструкции «Лужников», где устанавливались дополнительные осветительные мачты… Мимоходом было упомянуто о строительстве в Таллине Центра парусного спорта, и реконструкции стадионов в Ленинграде, Киеве и Минске, которым наряду с «Лужниками» предстояло принимать матчи футбольного турнира Олимпиады.

Эх, попасть бы на Игры… В той жизни не удалось, может, в этой как-то удастся реализовать несбывшуюся мечту.

Зевнул и понял, что поспать всё-таки лишним не будет. В половине шестого, разбудив меня, в номер ввалились уставшие Владимир Игоревич и Андрей Вячеславович.

— О, уже дрыхнуть изволят! — сказал последний. — Когда успели-то? Вроде с нами были…

— Меня Ермин пораньше отпустил, после открытия.

— Голодный как собака, — выдохнул язвенник, падая на кровать. — Даже нормально пообедать не удалось, хорошо хоть в буфете кефир с булочкой нашлись. А мне доктор прописал питаться регулярно, через определённые промежутки времени.

Ну ничего, страдалец, подумал я, придёшь ко мне на приём — подлечу.

— Ну вот сейчас в ресторане и поужинаем, — добавил Андрей Вячеславович. — Были там сегодня, Арсений?

— Был, обедал, вроде ничего так, и цены не заоблачные.

— Вот и славно, — констатировал Андрей Вячеславович. — И за Марьей Семёновной зайдём, она с нами вернулась.

Так что отправились ужинать всем нашим купе. Председательша выглядела довольной, так как бык вёл себя смирно и даже удостоился от Косыгина поглаживания по холке.

А как только вернулись наверх, объявился Ермин. А то я уже начал волноваться, вроде на семь вечера договаривались быть у его сестры. Он постучался в номер, уже в верхней одежде, попросил меня выйти в коридор, где сообщил, что машина внизу уже ждёт.

— Одевайтесь, я вас здесь подожду.

Соседи удивились, мол, куда это босс меня в ночь потащил, на что я, играя бровями и надувая щёки, ответил:

— Это страшный партийный секрет. За разглашение — сразу расстрел. Или как минимум десять лет без права переписки.

— Ну вы и фантазёр, Арсений, — хохотнул Андрей Вячеславович.

Вскоре всё та же «Волга», на которой мы добирались с вокзала в гостиницу, вырулила на Краснопрудную улицу, а спустя двадцать минут остановилась у 12-этажного дома на улице Гастелло.

— Вы надолго? — поинтересовался водитель. — А то мне в гараж не позднее девяти нужно вернуться.

Ермин вопросительно посмотрел на меня, я пожал плечами, мол, как пойдёт.

— Тогда не ждите нас, езжайте в гараж, — махнул рукой Лев Борисович. — Сами до гостиницы доберёмся.

Мы вошли в подъезд, на лифте поднялись на 7-й этаж. Я видел, как волнуется Ермин, как на его лбу выступили бисеринки пота. Да я и сам малость волновался. Всё-таки не был на 100 процентов уверен в удаче своей миссии. Согласен, ДАР пока не подводил, пусть даже приходилось выжимать себя до последней капли, как было с питерским вором. Однако рано или поздно может случиться облом-с, дорогие господа, причём в самый неподходящий момент. То есть когда исцеляю большую шишку или кого-то из её близких.

Мы вышли из лифта, Лев Борисович подошёл к двери, обитой цвета красного дерева дерматином с кнопочками, между которыми была натянута тонкая проволока, образуя рисунок ромбами. Немного помедлив, нажал кнопку звонка. С той стороны раздалась гаснущая трель, после чего ещё спустя секунд десять щёлкнул замок и дверь распахнулась.

— Здравствуй, Костя! — кивнул Ермин мужчине, на вид примерного его ровеснику.

— И тебе, Лев, не хворать. Заходите, товарищи.

Он шагнул в сторону, пропуская нас.

— А это и есть тот самый Арсений. Арсений, знакомься, это Константин Сергеевич Крупский — муж Анастасии.

Я пожал протянутую ладонь, оказавшуюся узкой, но при этом крепкой и сухой.

— Как она? — спросил Ермин.

— Прилегла с час назад, сказала, может поспать удастся до вашего прихода, а так с утра голова периодически кружилась, — тяжело вздохнул тёзка Станиславского, который тоже был Константином Сергеевичем.

В этот момент под аркой дверного проёма, ведущего в зал, появилась худая, немолодая женщина в запахнутом халате. Лицо её хранило следы былой красоты. Под большими, некогда, видимо, пленившего не одного мужчину глазами пролегли тёмные круги, уголки рта скорбно опущены. Весь её вид говорил о том, что она уже смирилась с неизбежным, слабо веря, что какой-то молодой врач избавит её от неизлечимого заболевания.

— Лёва…

— Здравствуй, Настя!

Голос Ермина дрогнул, в следующий миг он шагнул к сестре и обнял её. Та несмело обняла в ответ. У меня почему-то в горле встал ком, казалось, они прощаются друг с другом. Константин Сергеевич стоял на прежнем месте, смущённо уставившись в потёртый паркет, которым был выстлан пол.

Наконец они разомкнули объятия, Ермин, моментально вернувший себе былую солидность, представил меня, и мы прошли в зал.

— Чай будете? — спросила принявшая на себя обязанности хозяйки Анастасия.

— Ну, у меня с утра практически во рту крошки не было с этим ВДНХ, — крякнул Ермин. — Не откажусь.

— Тогда, может, суп гороховый? Я с утра сварила целую кастрюлю, Костя говорит, что неделю её будет есть.

— А что, можно, — согласился Ермин. — Арсений, присаживайтесь, и вам нальют супчику.

— Супчику не надо, я хорошо поужинал, — сказал я, занимая предложенный стул. — А вот чайку с чем-нибудь сладеньким…

— Есть печенье «Курабье», шоколадные пряники, и какие-то конфеты на кухне в вазе лежали, — сказала хозяйка. — Сейчас принесу.

— Может, нам на кухню и переместиться? — предложил Лев Борисович.

— Да ладно, — отмахнулась она, — сидите, чай не каждый день такие люди в гости приезжают.

На лице женщины впервые появилось подобие улыбки. Вскоре первый секретарь Пензенского обкома партии вовсю наяривал гороховый суп, а я пил заваренный с липовым цветом душистый чай, то и дело протягивая руку к большой вазе, в которую были наложены печенюшки и конфеты. Не то что я хотел есть, но заполнить внутренние аккумуляторы до отказа в преддверии серьёзной работы — дело нужное.

Константин Сергеевич тоже чайком баловался, так, чисто за компанию, а Анастасия Викторовна — отчество я выяснил по ходу чаепития — просто сидела и смотрела, как ест её двоюродный брат, иногда осторожно косясь в мою сторону. Побаивалась, как боятся всего неизвестного, и в то же время в её взгляде я видел плохо скрываемую надежду. Что ж, постараюсь эту надежду оправдать.

[1] Шавля — блюдо из риса, вкусное, если правильно приготовить, но не плов.