Вторая радуга

Дом возле озера

Старенький автобус дребезжал на ухабах проселочной дороги. Ермолай с чувством ожидания смотрел на голые сопки, вздымающиеся над реденьким лесом. Сбор в Абакане оказался на редкость коротким: на его документы мельком взглянули и попросили пройти в автобус, стоявший тут же на улице. Едва автобус заполнился, как пришел уже знакомый по Краю Муртаза, поздоровался, сел за руль и завёл двигатель. Чуть не час они ехали по степи, а затем дорога полезла в гору. Сидевший рядом Игорь Жолудев мрачно пробормотал, что озеро не иначе как высокогорное, оттого и прозвано ледяным.

— Здесь поблизости нет высокогорья, — лениво ответил ему Харламов. Едва почувствовав присутствие Ольги неподалеку, он сразу успокоился. — Озеро может прятаться в тени горы, тогда лёд в нем сохранится надолго. Нам до школы осталось несколько километров, — добавил он, предупреждая назревающий вопрос Игоря.

— Это по прямой — несколько, — скептически заметил тот, хватаясь за спинку сиденья спереди на резком повороте.

Лёшка Константинов сзади выдал очередную хохму, и девчонки заливисто захохотали. Среди них была уже знакомая по давнему путешествию Мариэтта, с прочими предстояло познакомиться в школе. На переднем сидении, возле Муртазы, сидел еще один старый знакомый — Сашка Богачев. С ним юноша поздоровался с полным безразличием. Странно, но к нему он ни испытывал ни интереса, ни каких-либо чувств. И, похоже, Сашка прекрасно это понимал. Может, оттого он выглядел настороженным и молчаливым. Ещё трое незнакомых ребят, сев в автобус, сразу начали заигрывать с девчонками, так что Ермолай в общий разговор не вписался, и молча глядел в окно.

Автобус, завывая мотором, огибал очередную сопку. Места вокруг были безлюдные — это юноша чувствовал безошибочно. Лишь за сопкой находились люди, но, кроме присутствия Ольги, он не мог определить ни их особенностей, ни даже их количества. Зато Богачев на переднем сидении, едва из-за леса показался серый двухэтажный дом с такого же цвета башней рядом, весь словно сжался. Он явно смог воспринять нечто, Харламову недоступное.

Автобус проехал в распахнутые ворота низкой — по подбородок стоящему человеку — каменной ограды и остановился возле другого дома, прежде неразличимого из-за деревьев. Перед этим домом, тоже двухэтажным, но пониже, находилась мощеная площадка. На неё вновь приехавшие ученики и вылезли, осматриваясь по сторонам. Меньший дом, стоявший возле самого леса, явно был жилым: небольшие окна, дымящие над высокой крышей трубы, люди внутри. Напротив него, на другой стороне двора, возвышался дом побольше. Те же серые камни стен, островерхая крыша — но окна в доме были высокими, большими, и они были открыты, несмотря на стоявший вокруг ощутимый холодок.

Большой дом соединялся с башней одноэтажным зданием. Сама башня, с плоской крышей, зубцами над ней и узкими окнами-бойницами словно перебралась в расщеп Енисей-Иравади из средневековой Европы. От башни тянуло запахом свежего хлеба.

— Школа — там, — протянул руку в сторону большого дома Игорь.

Над входом в дом красовалось изображение радуги, а рядом, на камне, было высечено несколько строк. Поскольку Муртаза сразу уехал, ученики оказались предоставлены сами себе, и Ермолай подошел ко входу в школу.

"Красный — действие; оранжевый — готовность к действию. Желтый — восприятие, зеленый — понимание. Голубой — проникновение, синий — взаимодействие, фиолетовый — слияние". Оглянувшись на Жолудева, он кивнул на выбитые в камне строчки. Игорь пожал плечами. Сашка Богачев подошел к ним, и хотя его никто не спрашивал, тихо сказал:

— Это должны быть ступени постижения, которых мы сможем достичь здесь. Последние три, по правде, я слабо могу себе представить.

— Последние — это какие цвета? — недоумевал Игорь. — Начинать надо с красного или фиолетового? Что проще: действие или слияние?

— Знать бы ещё, что под этим слиянием понимать, — в сердцах произнес Харламов.

Он так и не сумел ничего узнать о Посвященных Слияния, одной из которых была дочь шамана. Его отец ничего про них не знал. Лишь полагал, что Посвященные Слияния — одна из многочисленных сект, возникших после расщепа. И появление этого слова здесь, в школе Радуги, никак не могло быть случайным. Считать ступени обучения, ясное дело, надо было с красного цвета радуги. Действие, если брать его видимую, финальную часть, в жизни чаще всего оказывалось делом простым. Да, может быть, требовавшим усилий, отваги, но — простым. А вот всё, что само это действие подготавливало…

— Начинать надо с красного, — уверенно сказал Сашка. — Физическое действие — лишь окончание сложной последовательности проявлений жизненной активности. И если человека нельзя научить действию, то вообще нет смысла учить его чему-либо другому.

Ермолаю последнее суждение показалось ошибочным, но он промолчал. За входом, он чувствовал, находилась женщина и слушала их разговор с легкой усмешкой. Вообще в большом доме было довольно много людей, но состояния большинства из них он не мог ощутить. А Ольга находилась под башней, но дух её в это мгновение отправился в свойственное шаманам путешествие, так что увидеться сейчас с нею было невозможно.

Юноша потянул на себя высокую дверь, и та на удивление легко подалась. Дверь оказалась двойной, за второй дверью находился короткий коридор, в котором сидела и вязала за столом тощая пожилая женщина с красной повязкой на голове. Игорь и Сашка зашли вслед за ним и стояли за спиной, ожидая развития событий.

— Новенькие? — тётка прищурилась. — И сразу зашли в школу, не поинтересовавшись условиями проживания? Похвально.

Она опустила голову, всматриваясь в лежащие на столе бумаги, потом подняла глаза на стоявшего ближе новичка.

— Харламов, — в голосе была констатация очевидного факта. Она взглянула ему за спину и неуверенно спросила: — Богачев?

Сашка сзади подал какой-то знак, скорее всего — кивнул, и взгляд тётки переместился в сторону Игоря. Она пожала плечами и спросила его фамилию.

— Да, Жолудев, есть такой, — произнесла она с интонацией, смысла которой Ермолай понять не смог. — А я Елизавета Семеновна Минаевская, здешняя распорядительница. Нас трое, распорядительниц. Когда всех новичков привезут, состоится общее собрание, а потом — распределение по комнатам. А пока вы свободны.

— Мы хотели узнать… — начал Игорь, и распорядительница кивнула, а Сашка дернул Игоря за рукав, отчего тот замолчал.

— Вы хотели узнать, что означают слова, выбитые на входе в школу. Я немного слышала ваши рассуждения, в том числе и мысленные, — она сделала паузу, любуясь произведенным впечатлением.

Игорь мгновенно покраснел и отступил назад. Видимо, ему было стыдно за свои рассуждения. Сашка Богачев просто ждал ответа, его навык понимания окружающих подготовил к возможности того, что и его мысли станут известны кому-либо, и он давно ничего не стыдился и не боялся. А Харламов припомнил, что думал он больше об Ольге, чем о цветах радуги и оттого ощутил злость на человека, вникшего в не предназначенные для посторонних чувства.

— Да, красный цвет — это цвет действия, и ему уделяется наибольшее внимание. Вы видите, что я в повязке красного цвета. Первое время новички у нас ходят без повязок, — она хихикнула, — это называется ходить гололобым. А потом, когда сдадите экзамен, получите право на красную повязку. Если же вам суждено, со временем смените её на оранжевую, а там, если таков ваш удел, и на желтую. У нас нет первого, второго и последующих классов, иногда новички и ребята, обучающиеся уже по десять лет, посещают одни и те же уроки.

— Десять лет? — изумился Жолудев, а Сашка и Ермолай, умевшие понимать других людей, почувствовали — десять лет здесь занимались не учебой, а чем-то другим.

— Обучение строго индивидуальное, — радостно пояснила распорядительница. — Но об этом вы всё узнаете, со временем. А пока можете пройтись по школе. Большое здание у нас учебное, переход к башне — жилье преподавателей и служащих, башня — кухня, столовая, спортивный зал. А живут ученики в малом доме, через двор от школы.

На первом этаже учебного дома по обе стороны от длинного коридора, пронизывающего здание насквозь, шли ряды дверей, ведущих в небольшие помещения. Столы и стулья в классах располагались произвольно. Легко было догадаться, что их постоянно переставляют с места на место. Лишь в большом зале, высотой в два этажа, сиденья стояли ровными рядами, как в обычной студенческой аудитории, и обращены они были к кафедре, за которой виднелась обычная школьная доска. Удивительно, но вид этой доски сразу снял владеющее ими напряжение.

— Странно, что здесь позволяют бродить, кому попало, — произнес Игорь, когда они поднялись по узкой каменной лестнице на второй этаж, обнаружив там такие же классы.

— Кто попало сюда вообще не попадает, — возразил ему Богачёв. — А учеников ограничивать в получении знаний ни в одной школе мира не принято.

Ермолай, который точно знал, что очень даже во многих школах доступ учеников к знаниям если не ограничивали, то — регулировали, вновь промолчал. В школе Радуги, как легко было понять, настроения и желания учащегося значили для успеха обучения намного больше, чем где бы то ни было в другом месте. Они поднялись на третий этаж, который ограничивался четырьмя большими классами, в каждый из которых вели двойные двери. И каждая дверь была выполнена из перемежающихся слоев камня, металла и дерева. Едва школяры решили, что все это сделано для звукоизоляции, как в открытую дверь вошла Инга Баканова. Девчонка, одетая в пышное, но довольно короткое платье, ребятам обрадовалась.

— А я только что приехала, и сразу наших искать. Мне и сказали, что вы в школе. Тягу к знаниям не убьёшь, верно?

При виде девушки лица Игоря и Сашки несколько поскучнели. Они прекрасно её знали по совместному походу на Край, и там Инга оказалась особой, требовавшей к себе усиленного внимания. Это внимание возвращалась сторицей — все быстро уловили, что её хорошее настроение служит гарантией прекрасного самочувствия любого члена группы, но всё равно необходимость постоянно об этой девице заботиться напрягала. Харламов не раз думал, как же им повезло, что Баканова лишена способности к чтению мыслей.

— Там ещё Лёшка и Мариэтта во дворе, — сообщил Жолудев.

— Да, я их видела. А со мной приехала Галка и братья.

— Почти все наши собрались, — повеселел Сашка. — Ольга тоже здесь. Нет только Женьки и Виктории.

Ермолай сообщил, что Вика присоединится к ним через год.

— А ты откуда знаешь, что Ольга здесь? — спросил он Сашку.

— Ну, тебя и её я издалека чувствую, — заскромничал тот.

— Издалека… Это в километрах сколько?

— С десяток-другой. А ты за сколько?

На лице Инги явственно проступило разочарование, и Игорь предложил им всем спуститься во двор. Во дворе, кроме сжавшихся в кучку новичков — гололобых — лениво прохаживались юноши и девушки с красными повязками на голове. Один из них подошел к юноше и протянул руку.

— Лёня Кутков. А ты Ермолай?

— Он самый, — пожал протянутую руку новичок. — Я уже и здесь известен?

— Мне про тебя Ольга Аникутина говорила, наш второй тренер. Ах, да, ты же наших порядков не знаешь… У нас здесь есть преподаватели, есть инструкторы, есть старшие и вторые тренеры. Тренерами могут быть и ученики школы, если у них оранжевая или более высокая повязки. У Ольги повязка желтая.

— И что же она про меня говорила? — поинтересовался юноша, краем глаза ловя заинтересованные взгляды новичков.

— Про тебя — как раз не особенно много, — поправился Лёня, — больше про твою семью. Я ведь впервые встретился здесь с людьми, родители которых тоже вступили на Путь Радуги. В моей семье всё по-другому, — признался он печально.

— Мои родители — учителя. Работают в школе. А старшую сестру даже на Край не отпустили.

— Я знаю. Но ведь это не мешает им идти Путем Радуги? Тебя же никто в твоем окружении прокаженным не считает?

Внезапно Ермолай почувствовал Леонида. Это было похоже на неожиданный мягкий толчок. Он сразу понял — каково это… Когда собственная мать громко причитает, не стесняясь посторонних, считая божьей карой рождение такого урода, как её единственный сын. Когда отец с тобой не разговаривает, а только кричит, отыскав истинные или мнимые провинности. Когда в школе ты изгой и немногие одноклассники, согласные с тобой говорить, соглашаются делать это только без свидетелей. Оскорбления, унижения, даже побои — до определенного момента.

— Зато потом ты решил все проблемы?

— Не решил, — покачал головой Леонид, — я-то ведь знаю, что они со мной говорят исключительно по моему приказу, пусть даже никто из обычных людей об этом не догадывается. Они со мной не общаются, они мне подчиняются. Да, мне стало легче, но от одиночества я не избавился.

Кутков завидовал. В его представлении Харламов получил от жизни всё, чего был лишен он сам — заботливых и любящих родителей, уважающих его сестёр, друзей и одноклассников, для которых его способности были не печатью проклятия, а всего лишь определенными особенностями, ничего не решающими.

— Ты знаешь, всё же между теми, кто побывал на Краю и остальными пролегает некий барьер. И мы всё реже общаемся с обычными людьми…

Хотя юноша был уверен, что Леонид чувствует его мысли, он все же предпочитал объясняться словами. Так получалось точнее. Зависть Куткова его не задела: тот завидовал по-хорошему, без скрытого недоброжелательства.

— Твоя семья и Ольгу приняла, а уж она так от обычных людей отличается, что у нас в поселке её бы просто убили, — Леонид сказал это с полной убежденность.

Вырос он в шахтёрском поселке Кузбасса, где быть в чём-то отличным от окружающих почиталось непростительным недостатком. Люди там пили водку, дрались — и по злобе, и так, для развлечения. Мужская часть населения через одного побывала под судом. Образованность в поселке ни в грош ни ставили, и лишь учителям прощали некоторую интеллигентность и готовность разговаривать с Леней. Что с них взять, у них работа такая…

— За что же они так Путь Радуги ненавидят? — спросил недоуменно Харламов. — У нас в поселке такого в помине нет.

— Да они не то, чтобы специально вступивших на Путь Радуги ненавидят. До таких тонкостей у нас просто не доросли. Ненавидят всех, кто чем-то от них отличается. Но я слышал, что есть и те, кто желает остановить идущих Путем Радуги. Открыто, конечно, в этом никто не признаётся — мы ведь не беззащитны, как ты и сам понимаешь.

Во двор въехал школьный автобус, и из него высыпали во двор новички, среди которых был и Женька Шатохин. Леонид незаметно отошел в сторонку, а Женька бросился здороваться со старыми знакомыми. Впрочем, времени на разговоры им не предоставили — в большом зале начиналось собрание для новичков. Ермолай сел рядом с Игорем, а рядом пристроилась робко улыбающаяся Инга.

На кафедру шаркающей походкой просеменил пожилой сутулый человек в сером потертом костюме. Лысину на его голове обрамлял венчик седых волос, кончик длинного носа, свисал, кажется, ниже седых усов. Он негромко прокашлялся, но в зале и без того стояла полная тишина. Юноша чувствовал, что дочь шамана вернулась из своего путешествия и сейчас находится в коридоре. В зал она входить не собиралась, что порядком его удивило.

— Я директор школы "У ледяного озера", Юрий Константинович Селиванов. Кличка — Лысый; у педагогов бывают прозвища, так я своё называю сразу, чтобы вы не теряли времени на выдумывание нового. Само озеро находится за двумя сопками отсюда, там расположен так называемый Верхний дом нашей школы. В нем занимаются обладатели оранжевых, желтых и иных повязок. Вы, после некоторого обучения, сроки которого совершенно индивидуальны, сдаёте экзамен и получаете красную повязку. Кто не сдаст, что тоже случается, хоть и очень редко, тот переводится в другую школу. Часть из тех, кто сдаст, получит предложения из других школ, остальные продолжат обучение, пытаясь получить оранжевую повязку. Основная цель обучения в нашей школе — это как раз красная повязка, так что не удивляйтесь, если встретите человека, который учится у нас с красной повязкой многие годы. Еще раз повторяю — сроки, как и содержание вашего обучения строго индивидуальны.

Лысый — надо сказать, прозвище на редкость плохо директору подходило — обвел зал внимательным взглядом и продолжил.

— Хочу предупредить, что наша школа отличается от других тем, что совершенно не готовит учеников к жизни в обычном мире. Мы учим тех, кто готов идти Путем Радуги всю свою жизнь, отказавшись от обычных мирских удовольствий. Об этом вам подробно расскажут в своё время, и со временем, если кто-то из вас окажется к такому пути не готов, вас подберёт одна из ближайших школ. Но такие решения мы будем принимать после всестороннего обдумывания, избегая поспешности. Из этой особенности нашей школы вытекают два следствия. Первое — мы уделяем повышенное внимание безопасности своих учеников. Среди преподавателей и инструкторов школы есть люди, способные вступить в бой с целым воинским подразделением — и победить. Вас также самым серьезным образом будут учить самозащите. Соблюдений тайны и отсутствие контактов с внешним миром — тоже средство самозащиты. Ученики и персонал нашей школы никому за её пределами не раскрывают её местонахождения и того, что в ней происходит.

Селиванов помолчал, а затем нехотя произнес:

— Следствие второе. За всеми вами будет вестись серьезнейшее наблюдение. И мы будем призывать всех учеников принять в нем участие. Многие из вас способны проникать в мысли и чувства окружающих. Среди персонала этим искусством владеют почти все. И тем не менее, если кто из ваших товарищей вдруг усомнится в целесообразности существования школы или каких-то наших правил, об этом следует сообщить кому-либо из персонала. Это обязательное требование безопасности. Для разрешения сомнений у вас будут многочисленные учебные занятия: дискуссии, разборы жизненных ситуаций и тому подобное. Чтобы моё требование не показалось вам слишком близким к параноидному бреду, упомяну, что пятнадцать лет назад такая же школа в Бангладеш была полностью уничтожена. Учащихся и персонал просто вырезали ножами. А ведь тамошние мастера были не хуже нас обучены самозащите. Их подвело предательство.

Новички настороженно переглянулись. Инга вся побелела, и Ермолай сжал ей руку, мысленно приказывая успокоиться. Да и многие другие, как он чувствовал, порядком струхнули.

— Бояться, однако, не надо. После первых же занятий вы убедитесь в своих силах. Мы приглашаем к себе только тех, чьи способности позволяют подготовить из вас если не бойцов, то мастеров Пути Радуги, — успокоил их директор. — Школа включает в себя учебный комплекс из Большого дома, — директор сделал жест рукой, обведя вокруг головы, — и башни. В галерее между Большим домом и башней живут преподаватели и прочий персонал, а учащиеся размещаются в жилом доме. Самостоятельный выход за пределы школы новичкам без повязок запрещен. Столовая находится в башне, на первом этаже. Сейчас вы пойдёте в жилой дом, где распорядительницы разместят вас по комнатам, потом — обед, ну, а сразу после него начнётся ваше обучение в нашей школе. Добро пожаловать!

Вторую распорядительницу, зловредно-въедливую тетку, звали Ниной Григорьевной, и она извела всех своими бесчисленными вопросами и медлительностью. Наконец, юношу определили вместе с Игорем в маленькую комнатку под крышей, окнами в лес. Рядом с ними поселили братьев, а напротив — Галю Хоменкову с Ингой Бакановой. Соседство обеих девиц не особенно обрадовало, но они смирились. С чем они смириться не могли, так это с сортиром, располагавшимся за оградой школы, в лесу. Выйти к нему можно было через высокую, окованную металлом, дверь, закрывавшуюся изнутри на огромный засов.

— А как же зимой? — потрясенно произнесла Инга. — Здесь, наверное, морозы стоят, не хуже наших.

— Ночные горшки есть, барышня, — утешила её распорядительница. — У каждого — свой. Здесь не город, канализацию никто строить не станет.

Оказалось, однако, что в большом здании есть настоящий, привычный для цивилизованного человека туалет, а в башне был даже душ. Только воды на одну помывку отводилось всего пять литров. К тому же в душ пускали по талонам, каждому на месяц полагалось по шесть штук.

— Ученики между собой договариваются, меняются. Все привыкают, привыкнете и вы, — ободряюще заявила распорядительница.

В столовой Ермолай сразу почувствовал себя, как дома. На доске возле входа было мелом написано, какая пища сегодня: ученики сами брали ложки и тарелки и накладывали себе, кто сколько и чего хотел. Деликатесов не было — обычная, привычная всем еда. Посуду за собой убирали. Мыли её работники кухни, которым показали всех новичков и назвали их имена. Как две пухлогубые девчонки ухитрялись всех разом запомнить, юноша не понял. Не иначе, их этому специально учили.

— На кухне всегда кто-то есть, — наставляла распорядительница, — даже ночью. Имейте в виду. Другой постоянный пост — на входе в Большой дом. В жилом доме всегда дежурит кто-то из учеников, обладателей повязок.

После обеда собрались возле входа в башню. По одному подходили преподаватели, инструкторы и уводили с собой того или иного новичка. Чаще — сразу двоих или троих. Преподаватели носили на голове повязки с семицветной радугой, а инструкторы — с радугой трехцветной: красный, оранжевый и желтый цвета. К Харламову распорядительница подвела увядшую, но ещё стройную даму в семицветной повязке и представила её: Елена Артемовна. Против ожидания, та повела его назад в башню, и они спустились по винтовой лестнице на два уровня. Лестница уходила дальше вниз, юноша же с преподавательницей свернули в небольшой коридорчик, в котором было всего две двери. Та, в которую они вошли, вела в тесную комнатку, меблированную маленьким столиком, табуреткой и лежанкой.

— Садись, Ермолай, — предложила Елена Артемовна, остановившись в дверях.

Ученик сел на лежанку, а преподавательница, улыбнувшись ему, закрыла тяжелую дверь и присела на табуретку. В держателе на стене горела длинная свеча, рядом на полочке лежали еще две.

— Спрашивай, — предложила Елена Артемовна.

Харламов сразу определил, что она умело закрывала свое сознание. Он мог уловить только быстрое мельтешение разрозненных образов, где чаще всего встречался как раз его образ.

— Почему мы занимаемся здесь, а не в Большом доме?

— Ты — слышащий, чтец. Под землей для тебя меньше посторонних раздражителей. Те, кто развивает эту сторону таланта, занимаются здесь.

— А почему школа выстроена в виде замка?

— Ты первый, кто спросил почти сразу, — улыбнулась преподавательница. — Это, безусловно, не прихоть и не случайность. Школа Радуги нашего типа должна быть крепостью и в прямом, и в переносном смысле. И форма здесь тоже важна, даже если отвлечься от функциональных возможностей самого сооружения.

Новичку казалось, что защитные возможности здешних стен не столь и велики. Но защищаться предполагалось вовсе не от танковых атак или налетов бомбардировщиков — для отражения подобных нападений школа имела, что выставить в свою защиту. Стены были призваны защищать от нападения незаметно подкравшегося врага, каковой мог, по мнению Елены Артемовны, быть вооружен только холодным оружием. Как она объясняла, скрыть от персонала школы огнестрельное оружие на расстоянии больше километра было совершенно невозможным делом.

— А почему возле жилого дома туалет типа сортир, а в самой школе — нормальный?

— Все спрашивают. Ну что же, мы здесь никого не обманываем. Из экономии — это первое. И чтобы дисциплинировать учеников — второе. Для тех же целей ограничена доза воды для помывки. Это и на преподавателей распространяется…

— Если речь идет об экономии, почему все постройки каменные? — не согласился ученик.

— Дерево легко может сгореть. Соблазна и возможности поджечь камень нет. Потом, после школы, здесь будет турбаза. Больше двадцати лет ни одна из наших школ на одном месте не находится.

Но о том, какие люди и зачем собираются напасть на школу, Елена Артемовна говорить отказалась. Рано, мол, сначала повязку заслужи.

— Я смотрю, в школу попали все мои соседи по лодке, в которой мы на Край плыли…

— Не случайно, — разом поняла его мысль собеседница. — Мы надеемся, что из вашей группы образуется со временем костяк крепкой команды. Ученики с оранжевыми повязками и выше у нас не только учатся…

Харламов предположил, что для команды требуется набор людей с определёнными способностями. Видимо, путешествие на лодке позволило считать их всех пригодными. Но его предположение оказалось верным лишь отчасти. Да, их всех пригласили в школу Радуги, готовящую бойцов и мастеров, не рассчитанную на выпуск учеников в обычный мир, но это не значило, что все они полностью пригодны для задач школы.

— Вот тебе кто кажется слабым звеном? — спросила Артемовна. — Так, навскидку, по первому впечатлению?

— Боюсь, что на мой ответ повлияют личные симпатии, — попробовал юноша увильнуть.

На секунду преподавательница сняла защиту мысли, и он уловил её легкое торжество. Ермолай Харламов, считавшийся основным участником группы наряду с Ольгой, растерялся и пытается уклониться от ответа! Через мгновение защита восстановилась, а Елена Артемовна с улыбкой на него смотрела.

— Симпатии, антипатии есть у всех. Я тебя спросила — ответь, пожалуйста. Ты ведь плыл с ними всеми, и ты слышащий.

Собравшись, юноша принялся отвечать:

— Женька Шатохин — я не знаю, чего ему в жизни надо. Он и сам не знает. Опасен. Следующая — Инга. Но с ней сложнее. Она не только слаба — по своей сути, она и сильна своим талантом умножать общие усилия. Ответ неопределенный. Мариэтта. Недобрая, группа будет держать её на дистанции. Братья — безынициативны. Я сам — не уверен, что хорошему делу можно служить такими полицейскими методами.

— Ну-ну, — неопределенно покачала головой собеседница. — Значит, во всех остальных ты уверен. Не ожидала. Но рассудит нас жизнь. Насчет Инги ты совершенно прав, но её пригодность в значительной степени зависит от тебя, Ермолай. Не от тебя одного, но от тебя — в наибольшей степени.

— Я же говорил — симпатии…

Артемовна только плечами пожала:

— Кстати, насчет полицейских методов. Ты ведь прав — по существу. Полицейские методы пригодны для раскрытия или предотвращения преступлений, во всех иных случаях они оскорбительны. Но одной из сторон деятельности нашей школы как раз и является предотвращение любых покушений на жизнь ступивших на Путь Радуги. И если, как я ожидаю, тебя ждет успех в наших стенах, ты столкнешься, и не раз, с насилием, угрозой смерти и необходимостью защитить жизнь товарищей.

Ужинал юноша в одиночестве. В столовой находились и другие ученики, незнакомые. Все они быстро проглатывали пищу и убегали. После ужина продолжились бесчисленные упражнения по выстраиванию мысленной защиты. Тренировала его сама Артемовна, намекнувшая, что такую честь он заслужил своими выдающимися талантами. И уже на исходе сил юноша заметил, что преподавательница всё чаще на него внимательно поглядывает.

— Где сейчас Ольга Аникутина? — внезапно требовательно спросила она.

— В башне, под нами, занимается с Сашкой, — без раздумий, автоматически ответил ученик.

Артемовна попросила его подождать и вышла на минутку. Вернувшись, она не стала садиться.

— Она не может закрыть своё сознание от тебя, ты — от неё. А вот от меня ты почти закрылся, молодец. Я буду неделикатна, но попрошу ответить — как ты относишься к Ольге? Как можно короче ответь.

— Я в нее влюблён, — тихо сказал Ермолай и опустил глаза.

Он уснул быстро, почти не слыша рассказов Игоря о проведённом дне. В школе, где почти все в той или иной степени могли ощутить его переживания и уловить кое-что из мыслей, требовалось очень строго следить за собой. Любой человек допускает, пусть на секунду, мысли, которых стыдится. Но, находясь среди вступивших на Путь Радуги, следовало либо допустить право других на такие мысли — в том числе касающиеся и тебя и тех, кто тебе дорог — либо самому напрочь от них избавиться. Имелась ещё одна возможность: научиться создавать и поддерживать постоянную мыслезащиту. Поскольку каждый из путей ничего стопроцентно не гарантировал, использовались все три разом. Попадались, конечно, среди учеников и такие люди, обучить которых чувствовать чужие мысли и эмоции не могли даже преподаватели школы. Эти так и жили в неведении, как на самом деле относятся к ним окружающие. Но Ермолаю Харламову, с его развитым даром, как намекнула Артемовна, даже мыслезащита не могла быть помехой.

Оттого, прекрасно понимая, сколько всего отвратительного и неприятного он в ближайшее время о себе услышит — то есть прочтёт в мыслях, — юноша хотя бы других желал защитить от подобной опасности со своей стороны. И нечего скрывать — то, что он не мог закрыть свое сознание от Ольги, принуждало самым серьёзным образом навести порядок в своих мыслях и чувствах. Отныне, если он хотел наладить добрые отношения с окружающими, ему предстояло думать о каждом из них исключительно доброжелательно. Те ограничения, что большинство воспитанных людей накладывает на себя в разговоре, здесь требовалось накладывать на себя и в мыслях. Трудно, но вполне посильно для любого нормального человека. А о том, что очень многие из его однокашников никак в этом смысле нормальными людьми не были, он уже сейчас думать себе запрещал.

Поутру Жолудев обиженно поинтересовался, помнит ли сосед хоть что-то, что ему вчера рассказывали.

— Ну да, — спокойно отозвался юноша, — ты согнул осину со стволом в ладонь толщиной силой мысли. Правда, далеко не с первой попытки. А вот про успехи остальных, извини, прослушал. Устал очень…

Женька Шатохин, как оказалось, крошил камень взглядом. Братья тоже сумели что-то передвинуть на приличном расстоянии, но без Галки это у них получалось плохо.

— Игорь, а вас не предупреждали, что о своих талантах лучше лишнего не рассказывать? — поинтересовался Ермолай, предотвращая неизбежные вопросы к себе.

— Нет, а что, тебе велено держать свои таланты в секрете?

— Я думал, всем велено…

К обеду Артемовна сочла, что мыслезащиту ученик выстраивает и держит в достаточной для новичка степени, и отпустила его на воздух, побродить под пасмурным сентябрьским небом. Уже было понятно, объяснили, почему прежде всех иных занятий его понуждали скрывать свои мысли от окружающих. В команде, основой которой должны были стать люди с их лодки, имелось три потенциальных лидера, составляющие силу и ценность их группы. Одним из них был юноша, чьи таланты, по утверждению преподавательницы, только начинали раскрываться. Двумя другими — Ольга и Инга. И оттого, как сложатся отношения между ними троими, зависел успех всего начинания.

— Это ведь всего лишь проект, возможность, спроектированная из расчёта ваших возможностей. На моей памяти сколько таких команд рассыпалось, едва начав решать серьёзные задачи…

— Но задачи-то те наверняка были не учебные, — перебил преподавательницу юноша. — Мне все время на какие-то великие задачи намекают, но ничего своими именами не называют. Я ведь я худо-бедно слышащий, понимаю, когда меня за нос водят.

— Задачи могут быть и учебными, тебе никто не лгал. Но от сильных команд мы ждем решения задач… научных. Так их называть будет точнее всего. А тайна здесь в том, что эти задачи могут оказаться опасными для тех, кто их решает. Это правда, о которой хорошо осведомлены обладатели оранжевых повязок. У тебя с Ольгой установилась прочная мысленная связь, так что пытаться скрывать что-то от тебя действительно бесполезно. Но чем позже ты узнаешь подробности, тем вернее ты сможешь разобраться в сути происходящего. Да, и в дальнейшем постарайся не перебивать преподавателя, Харламов. Иди, отдыхай.

Поднимаясь с лежанки, юноша снял мысленную защиту и постарался как можно точнее припомнить слова Инны Гришиной про воинов Блеклой Радуги. Но Артемовна даже и виду не подала, что заметила. Должно быть, его поведение вполне укладывалось в кем-то заранее просчитанные рамки. Наткнувшись во дворе на скучающую Ингу, он полностью утвердился в своем предположении.

— Бездельничаешь?

— Инструктор заметил, что я устала, и отправил меня во двор. Сказал, чтобы не стояла, ходила кругами.

Девушка, ясное дело, кругами не ходила, прислонилась к стенке в том месте, где она была ниже и смотрела через неё на дальние сопки. Впрочем, она и раньше вела себя так: любую физическую нагрузку выносила в небольших размерах, а затем говорила, что устала. Подвигнуть её после этого на какие-то действия было решительно невозможно.

— Чем занималась, если не секрет?

— От тебя какие секреты? Помогала красноповязочникам защитное поле ставить. Они без меня его вшестером ставят, а со мной троих хватает.

Юноша не знал, что это за защитное поле, и девушка объяснила. На земле или где угодно — в данном случае это был учебный класс — выкладывается ряд камней, кирпичей, деревяшек или иных объектов. А ученики над этим рядом воздвигают его невидимый аналог, в той же степени непроницаемый для физических предметов. Можно выстроить один над другим несколько таких рядов. Истинные мастера, используя всего лишь ряд кирпичей, могли соорудить защитное поле величиной с полноценную крепостную стену, способную защитить даже от артиллерийских снарядов.

Обладатели красных повязок, ясное дело, могли поставить пока в высоту лишь два-три таких ряда. Но Ермолай мгновенно сообразил, что их даже самых незначительных усилий окажется достаточно, чтобы превратить ограду замка в серьезную преграду для любого штурма. А если за дело возьмутся преподаватели школы, замок вообще превратится в неуязвимый для обычных вооружений форт.

— Значит, ты для них вроде цемента при постройке стены. А мне что, ты всё подряд можешь рассказывать, что знаешь?

Баканова кивнула. Он без слов знал, что точно так ей и сказали — "никаких секретов от Харламова". Девушка по своему простодушию даже не удивилась, а Ермолай разом осознал, что в этой школе отношения между учениками на самотек никто не пускает. Их проектируют, умело сочетая подходящих друг другу, совместимых людей, чтобы создать ансамбль с заранее заданными свойствами. В этом деле не обойтись без людей, играющих роль цемента. Но только цемента недостаточно, люди ведь не камни. Позарез нужны были люди, стягивающие вокруг себя группу собственной привлекательностью. И, как он не раздумывал, получалось, что лучше его самого кандидатуры на эту роль нет.

Дочь шамана была чересчур своеобразна, да и склад её души не позволил бы ей уживаться с девчонками. Игорь и Сашка слишком просты, бесхитростны, да у них и лидерских способностей незаметно. С их мнением никто не станет считаться. Женька явно напряжен, замучен своими проблемами. Братья, извините за прямоту, просто тупы, Лёшка же сразу занял место остряка и балагура, и выйти из этого положения уже не сможет. Галя отпадала, да у нее и претензий таких не было. Мариэтта? У той с волевыми качествами всё в порядке, но общее отношение к ней достаточно прохладное. Уж очень она себялюбива. И не так, как Инга, по-детски открыто и непосредственно, а по-взрослому, сознательно не щадя порой чужого самолюбия. И все члены группы это прекрасно улавливают.

В обед к нему подсела Ольга. Харламов чувствовал её присутствие, её озабоченное настроение беспрерывно. Он знал, что она о нём постоянно думает, и думает не по-плохому, и оттого не стремился немедленно с ней встретиться. Школа мала, здесь невозможно не наткнуться друг на друга, а то, что дочь шамана не станет его избегать, он чувствовал со всей определенностью. Вот и сейчас, едва заметив девушку, он уже знал — разговор предстоит исключительно деловой.

— Как семья? — она позволила себе только один личный вопрос.

Её черные, коротко остриженные волосы прикрывала желтая повязка. Как и все ученики, она носила здешнюю форму — зелено-желтые мелкими квадратиками широкие брюки, заправленные в высокие ботинки, черный легкий свитер и курточку цвета хаки со множеством карманчиков. Выглядела Ольга не уставшей, но порядком озабоченной.

— Хорошо смотришься в желтой повязке… Посвященная Слияния. В семье все нормально, тебе привет передают, приглашают летом в гости.

— Анну допросил, — констатировала без злобы Ольга. — Вечно ты туда свой нос сунешь, куда тебя через неделю все равно бы за руку привели.

Юноша просто плыл от восторга: вот так, спокойно, попросту сидеть с желанной девушкой в месте, которое они оба сейчас считали своим домом, и обсуждать общие проблемы. Улавливать её чувства, понимать недоговоренное и знать, что и тебя понимают так же хорошо.

— Анька мне всё доказывала, что ты психологически старше меня на целую вечность. Похоже, и ты тоже в этом уверена.

Он мог передать ей всё мысленно — но говорить с Ольгой словами было намного приятнее.

— Женщина психологически всегда старше мужчины. Способность к материнству задаётся природой; а мужчине способность к отцовству надо воспитывать поступками, которые вмиг не совершишь. Здесь, в школе, кстати, взрослость чётко измеряется цветом повязки.

Она усмехнулась, и Ермолай в ответ растянул рот до ушей.

— Ты не радуйся раньше времени. Нам с тобой предстоит решить небольшой психологический этюд. Наладить отношения с Ингой. Ты уже знаешь, зачем. Вот и думай, что и как делать. Если она постоянно нас вместе будет видеть, сомневаюсь, что это пойдет делу на пользу.

И дочь шамана ушла, оставив его сидеть в задумчивости над тарелкой с недоеденным супом. Как всегда, девушка ограничила общение с ним самыми необходимыми словами. Да и те она роняла скупо — Харламов иногда не всё и понимал. И при этом юноша не сомневался — точнее, чувствовал, знал — что общение с ним для дочери шамана приятнее и легче, чем общение с любым другим человеком из их лодочной команды. Но и здесь, в школе Радуги, в их отношениях ничего не изменилось. Девушка всё так же удерживала его на расстоянии. Да ещё и эта желтая повязка у нее на голове! Как это она так быстро её заслужила?

Сосредоточиться у него не получалось, оттого он и не спешил в подземелье. Артемовна даже при выставленной защите его присутствие во дворе почувствует и сама под башню не станет спускаться. Здесь никого из учеников никуда не подгоняли. Каждый знал — если он считает нужным, может отдохнуть от занятий. Но потом придется наверстывать упущенное. Хоть каждый и занимался по собственной программе, но все понимали — заслужить повязку можно, только показывая хорошие результаты.

Если Харламов и хотел отдохнуть, придти в себя, у него не получилось. Подошел Лёня Кутков, показал выставленный большой палец:

— Защита мыслей у тебя — на все сто, — и пошел себе, ни о чём не спрашивая.

Прошла Хоменкова, уныло тащась за деловито шагающими братьями. Ей было не по себе. Братья с утра до вечера тренировали волевое воздействие на неодушевленную материю, а она присутствовала при них никому не нужной нянькой.

— Галина, — окликнул её юноша. — Тебе преподаватель что-нибудь про твои способности говорил?

Галка кивнула. С ней беседовал сам директор. Лысый отметил у нее два таланта — обострённое предвидение опасности и умение руководить братьями. Поговорил, спросил, чего она хочет.

— Ты понимаешь, Гала, здесь совсем другая школа. Ты сказала, что хотела бы присмотреться. Вот тебе и предоставили такую возможность. Ты же не можешь вечно ходить всюду за ребятами. Они оттачивают свой талант, а тебе надо заниматься своим.

— Как? — растерянно спросила Галка, глядя в спины исчезающим в Большом доме братьям. — К кому мне идти? Никто, кроме директора, со мной не разговаривал.

Ермолай пожал плечами:

— Возможно, ты и не хотела. Здесь вообще-то твои желания на расстоянии улавливают. Если бы ты действительно захотела…

Галина еще растерянно потопталась возле него, не зная, как поступить, но тут к ней подошла распорядительница и пригласила в Большой дом. На прощанье Хоменкова послала юноше благодарный взгляд.

— Пользуешься популярностью, Ерёма, — поддела его Мариэтта, стоявшая неподалёку.

Вот её мыслей Харламов совершенно не мог воспринимать. Быть может, этим и объяснялось его настороженное к ней отношение. А девушка остановилась возле него и доброжелательно улыбнулась. Инга, та улыбалась как-то заискивающе, очевидным образом выпрашивая внимание окружающих. Мариэтта у окружающих ничего не выпрашивала. Она до них снисходила. Но снисходила, не как Надька Белова — с горных вершин в пастушьи хижины, нет. Она снисходила к собеседнику, как к равному, как к столь же интересному и уважаемому человеку; только вот снисходить она могла, лишь когда позволяло время. И, ощущая это, каждый должен был быть ей за это благодарен.

Юноша даже удивился появляющимся у него при её виде ассоциациям. Может, оттого, что он не мог напрямую вникнуть в её эмоционально-рассудочный мир, ему приходилось столько додумывать, опираясь на внешний рисунок поведения?

— Смотри, отобьешь Галю у братьев, придется тебе самому у них нянькой быть.

— Вот уж к чему не стремлюсь, — машинально ответил Харламов.

— Ты не стремишься, это верно, — согласилась Мариэтта Узоян, — а Ольга твоя ещё меньше тебя. Но ведь почему-то назначили старшими именно вас. Так что придется нас, недорослей, нянчить. Ну, с мальчиками Оленька как-нибудь справится, а вот девиц придется тебе, Ерёма, воспитывать. Я тебе сочувствую, учти.

— Кто тебе сказал, что нас с Ольгой старшими назначили? — поразился юноша. — Над кем старшими?

Мариэтта, не особо чванясь, коротко описала свое понимания сложившейся ситуации. Она быстро поняла, что оказалась на особом положении. Если всех других разобрали учителя и инструкторы и сразу принялись совершенствовать врожденные таланты, то с ней беседовали все преподаватели по очереди, пытаясь пробудить в ней собственный интерес. Она и мысли пробовала читать — без пользы, и воздействие на материальные предметы ей не удалось.

— Я, конечно, спросила — неужели после всех тестов и испытания на Краю преподаватели школы до сих пор не знают, к чему я пригодна? А здесь, Ерёма, люди честные, врать никто не стал. "Знаем, — говорят, — только эти качества можно развивать исключительно у обладателей оранжевых повязок. А пока придётся заняться чем-либо другим, чтобы ту повязку заслужить". Вот так, прямо и без обид. И поселили меня на первом этаже, вместе с другими, не до конца проверенными. Откровенничать же разрешили только с тобой или с Ольгой. Никто мне не говорил, что вы — старшие. Только ведь догадаться нетрудно.

— Ну, с Ольгой понятно, — задумчиво почесал нос Ермолай, — она с малолетства идет Путем Радуги, знает и умеет столько, что заслужила желтую повязку. Здесь все ясно. Но я-то почему?

— Есть у меня одно предположение, — Мариэтта, как ни в чём ни бывало, протянула руку и принялась теребить пуговицу на нагрудном кармане юноши. — Прости меня за прямоту, но все в нашей лодочной команде слегка сдвинутые. И я тоже, естественно, отрицать не стану. Но иные сдвинуты настолько, что в обычном мире им уже нет места. Не смогут они среди людей жить. И они это чувствуют — на Ольгу посмотри. А есть люди, которые способны влиться в обычный мир и чего-то там достичь. Себя я отношу именно к ним. Да и ты, пожалуй, в принципе нормальный человек. А на нормального человека хоть семь повязок нацепи — он всё равно нормальным останется. Вот оттого ты и старший…

— Значит, в нашей лодочной команде больше и нормальных людей нет? А Игорь?

— Вот видишь, — вздохнула девушка, убирая руку от пуговицы, — ты всего лишь одно имя назвал. Игорь вполне ничего, когда он среди других. Когда в команде. А останься он один — растеряется, пойдет за первым, кто его позовет. Даже братья, пожалуй, не столь внушаемы — если дело не касается Галины, разумеется.

Возразить было нечего. Он сам, пожалуй, те же самые мысли мог сформулировать куда точнее. Единственное, насчет чего он сомневался — это собственная "нормальность". Обычные люди духов не видят, даже если им в этом помогают шаманы самой высокой квалификации. Но узнать об этом эпизоде Мариэтта как раз не могла. Ольга не расскажет никому, разве что своим друзьям, Посвященным Слияния. Кости нет в школе — в конце августа его пригласил университет Красноярска принять участие в исследовательской программе. Его пригласили не учиться, а работать подопытным кроликом, но Богомолов и такому предложению обрадовался. А больше никто о том случае рассказать не мог.

— По идее, старшей должна бы быть ты?

Девушка отступила на шаг, подняла руку и провела ладонью себе по лбу.

— Ты что, не видишь? У меня лоб голый!

Харламов в ответ улыбнулся, хлопнул себя по лбу и принялся с недоумением рассматривать ладонь, на которой ничего не было.

— Кстати, Мариэтта, ты никогда не слышала — кто такие Посвященные Слияния?

Через неделю напряженных занятий, из которых большая часть пришлась на обучение умению управлять своим психическим состоянием, Ермолая отвели на чердак Большого дома. Там, на дощатом настиле, стояли маленькие столики с компьютерами. Пять компьютеров, и всего два из них заняты. У одного из них сидела Мариэтта, но она не обернулась.

— На сопке находится транслятор, антенна в установлена в чердачном окне. Круглосуточное соединение с сетью, — пояснил инструктор, уже знакомый Муртаза. — Делать можешь что захочешь, но через полчаса компьютер предупредит тебя, что время истекло. После этого у тебя останется две с половиной минуты, чтобы завершить задачу и сохранить данные. Не успеешь — он сам выключится.

Юноша в растерянности положил пальцы на клавиатуру. За прошедшие дни он уже и забыть успел о достижениях цивилизации. И вот — ему выделили время, довольно ограниченное, и на что же его потратить? Долго он не раздумывал, и установил в поисковике запрос на сведения по психологии формирования групп. Как и следовало ожидать, весь сеанс он провел в поиске, так что даже сохранять ему было нечего. Уходя, он оглянулся. Мариэтта шустро барабанила по клавишам, набирая какой-то текст. Ей, судя по всему, время не ограничивали.

И вновь он располагал свободным временем посреди дня, и, похоже, не случайно как раз в этот момент из башни с умирающим видом выплыла Инга и, радостно улыбаясь, засеменила к юноше.

— Привет! — мыслей своих она не скрывала, её, возможно, этому даже не учили, и сейчас она намеревалась вывалить на него кучу сведений о своих успехах.

— И тебе здоровья и колдовской мощи, — откликнулся юноша, уже усвоивший, что теперь Баканову обучали усиливать действия братьев, и они втроем передвинули на полметра микроавтобус. — Наслышан, наслышан о твоих успехах. Не удивлюсь, если тебе на днях повязку на голову приладят. Никого, кроме братьев, из наших не видела?

И снова он поразился, насколько умело планировали учебный процесс преподаватели школы "У ледяного озера". Девушке якобы случайно встречались все. С Женькой она ходила в сопки, помогала ему сверлить взглядом камень. С Игорем — пыталась помочь тому воздействовать на живую материю; безуспешно. Ольга брала её с собой в путешествие души, что оставило у девушки незабываемые впечатления, но и порядком перепугало. Сашка Богачев учил её читать мысли, и в этом деле никакого таланта она не проявила. Да и сам Сашка в её присутствии улучшения своих способностей не обнаружил.

Мариэтта сидела рядом с ней, когда Инга усиливала воздействие красноповязочников и, хоть и редко, их усилия складывались.

— Ну, Мари меня подолгу терпеть не может, — призналась девушка. — Когда я ей надоедаю, у меня всё из рук валится, а это на результатах сразу сказывается.

— А ты не пробовала вести себя так, чтобы не надоедать? — легко спросил Ермолай. — Здесь, кажется, и этому могут научить.

Баканова не нашлась, что ответить. Но и не обиделась, только задумалась. Воспользовавшись этим, юноша убежал в подземелье башни. Артемовна появилась буквально через несколько минут.

— Видел сейчас Ингу. Она, Елена Артемовна, уже со всеми нашими в занятиях поучаствовала. Но не со мной, хотя, собственно, чем бы она мне помогла, не представляю. Но и я с другими не встречаюсь, чем они заняты, лишь с их слов знаю. Может, это не совсем правильно?

— Если хочешь, встречи с членами группы можно устроить. Только не рано ли? Ведь твои собственные способности едва начали пробуждаться. Ты сейчас только слышащий, и в этом качестве даже Богачев умеет больше, чем ты.

— Но ведь меня ничему другому и не учат!

Елена Артемовна немного вздохнула и осуждающе покачала головой.

— Ты наверное знаешь, когда нужна спешка? Способности твои достаточно многогранны, и оттого начинать надо с главного — с твоей способности управлять собой.

— Ну да, инструктор по контролю равновесия нам так и говорил — "самая трудная работа — работа над собой", — вслух припомнил ученик. Даже сейчас привычка к поддержанию защиты срабатывала, и он использовал только словесную речь. — И что, никто из остальных в этом так сильно, как я, не нуждается?

— Да все они нуждаются. Только тебе надо развивать умение отвечать и за остальных тоже. У Аникутиной всё в порядке, она человек ответственный и уже взрослый, а тебе ещё предстоит многому научиться. Понимаешь, почему есть смысл как можно больше держать тебя наедине с собой?

Через неделю Ермолай и Ольга повели всю команду в короткий поход по сопкам вокруг замка. Им предстояло выбирать маршрут, ориентируясь на выполнение ряда заданий. Задания должен был прочитать в мыслях преподавателя Сашка Богачев, после того как отряд удалится от школы на пять километров. Как положено, предполагались и дефицит времени, и необходимость соблюдать скрытность. Оружия, несмотря на явно милитаристский характер похода, им не выдали. Палаток полагалось отряду две, один топорик, ножи — каждому. Выяснилось, что и братья, и Игорь неплохо умеют бросать их в цель. Когда Инга заикнулась об угрозе нападения волков, Ольга лишь взглянула на нее, и та немедленно замолчала.

Осенью в предгорьях Абаканского хребта уже довольно прохладно, хотя снег ещё не ложится. На ходу отряд разогрелся, кое-кто даже куртки снял. Баканова, единственная, шла без груза. И все вскоре заметили, какими взглядами награждала её Мариэтта. Заметили все, кроме Инги.

— Оля, разве мы ещё не прошли положенного расстояния? — поинтересовалась злобным голосом девица Узоян, когда они, по самым скромным подсчетам, удалились от школы километров на восемь.

— Уже прошли, — согласилась дочь шамана. — Я хотела вывести нас к сопке, с которой видно Верхнее здание школы. Многим хотелось посмотреть.

Мариэтта глянула на Баканову, на Ермолая — и нехотя проворчала:

— Надеюсь, что назад нам никого не придется на руках нести…

— Мы и к этому должны быть готовы, — возразила Ольга.

С той сопки, на голой вершине которой они сейчас сидели, сбросив на землю рюкзаки с грузом, Верхнее здание выглядело белой игрушкой на берегу мелкого озерца. Склон сопки закрывал часть озера, но казалось отчего-то, что оно невелико, с полкилометра в поперечнике.

— И здесь замок, только поменьше — пара башен и дом между ними, — сказал в пространство Женька.

— И на вершине бытия, где лужа мелкая налево, две башни белые стоят, как монумент уставшей деве, — продекламировал Лёшка, вызвав улыбку Инги и косой взгляд Мариэтты.

— Почему замок, наверное, все знают. Могу только добавить, что зимой там очень холодно. Башни вообще не отапливаются. Озеро мелкое, зимой промерзает насквозь, оттаивает к июню, — сообщила Аникутина.

Ей никто не ответил, и они некоторое время молчали, поглядывая на серо-зеленые склоны голых сопок. Даже внизу, в распадках, растительности было не так и много. Деревья, кое-где облетевшие, росли редко, образуя небольшие, насквозь просматриваемые рощицы. Стоило подняться на вершину любой сопки, и на километр-полтора вокруг не смог бы незаметно передвигаться даже заяц.

— Кто-нибудь объяснит мне, недоучке, как здесь можно соблюдать скрытность? — спросила Мариэтта, глядя на Харламова.

Юноша оглянулся на Ольгу, но та молчала, явно предоставляя ему возможность выкручиваться самостоятельно.

— Если обнаружить наблюдателя мысленным поиском, то можно выстроить маршрут так, чтобы нас всё время сопки закрывали. Я не думаю, что нас будет искать такой уж большой отряд. Скорее, это будет группа из трех-четырех человек.

Дочь шамана пришла ему на помощь, подтвердив, что так всё и есть, но Мариэтта в её сторону даже не посмотрела.

— Так ведь те, кто нас будет искать, тоже кое-чему обучены? Им достаточно уловить присутствие наших мыслей, взять направление, а после этого они растянутся цепочкой и пойдут себе по вершинам сопок, придерживаясь нужного направления. И через час, или пусть через два мы окажемся у них на виду.

Ольга равнодушно сказала, что мысли членов отряда она сумеет прикрыть. На каждый щит, ясное дело, найдется более совершенный меч, так что лёгкой прогулки у них всё равно не получится. Но и считать себя обречёнными раньше времени не стоит.

— Если все отдохнули, то мы можем спуститься вниз. Едва Саша прочтёт задание, охотники на нас получат приказ начинать.

Все глянули в сторону Верхнего здания школы, где с наибольшей вероятностью мог находиться отряд охотников и, не сговариваясь, ползком отодвинулись в сторону противоположного склона сопки.

— А если охотники ещё до приказа за нашими мыслями проследят? Чтобы сразу получить преимущество и быстрее нас поймать? — вроде бы безразлично спросила Галя. До сих пор она молчала, и её присутствия в отряде почти не замечалось, так что её вопрос озадачил всех. Но Сашка только усмехнулся и пояснил, что наблюдающие за походом и охотой преподаватели этот момент точно не упустят. Ермолай представил, сколько хорошо натренированных и одарённых людей буквально через полчаса старательно попытаются проникнуть в его мысли, и его настроение разом упало. В их отряде были люди, совершенно неспособные скрывать собственные мысли. Хорошо, их прикроет Ольга, но всем остальным: ему самому, Сашке, Женьке, Игорю, Лёшке и Галке придется контролировать свои мысли очень тщательно. Любая размолвка, намек на ссору — и эмоции прорвутся через барьер.

— Так, народ, собрались, вопросы только ко мне, и только по делу. Спустимся до ближайших деревьев, спрячемся, как сможем, и Сашка начнет. Вперед, орлы!

Его команде подчинились сразу; а дочь шамана, как он почувствовал, успокоилась. С этого момента юноша уже не думал ни о чём постороннем. В голове крутились только сведения о действиях охотников — их месторасположение иногда определяли не только Сашка с Ольгой, но и он сам, — да ещё расчёт маршрута, прикрытие членов отряда, выполняющих задания и прочие заботы, столь привычные для командира любой разведгруппы. И только к обеду следующего дня, когда члены отряда, донельзя вымотанные, вернулись в школу и отправились на отдых, юноша вновь вспомнил о мысли, не дававшей ему покоя с того момента, как он оказался за школьной оградой.

Едва ополоснувшись в душе пятью литрами воды — даже выполнение заданий за пределами школы не давало права нарушить помывочный лимит, — он вновь проверил свои возможности. Да, всё так и есть: в жилом доме он почти ничьих мыслей не воспринимал. В Большом доме, в башне, за пределами школы — мог, а в своей комнате — нет. Правда, до Ольги он дотягивался в любой момент, он и сейчас точно знал, что она спит, но больше ничьих переживаний не ощущал. Даже Игоря, который спал на соседней кровати. Обдумывать столь загадочное явление он уже был не в состоянии, и крепко заснул.

Вечером их всех собрали в одном из классов. Директор сидел в углу, легким кивком приветствуя входящих учеников. Харламов, как оказалось, пришел вслед за Женькой. Понемногу собрались и остальные. Дочь шамана пришла последней, на её лице вновь застыла маска непонятного выражения, столь привлекательного и отталкивающего одновременно, что будоражило юношу ещё в Ручейном.

— Раз все собрались, начнем, — скучающе произнес Лысый, и посмотрел на Женьку. — Что получилось, что не получилось, Шатохин?

Члены отряда, как один, считали свой поход удачным. Дочь шамана, впрочем, не спрашивали, причём Харламов догадался, что так оно и будет, едва директор начал опрос с Женьки. А когда пришла его очередь, он коротко сказал:

— С решением задачи воздействия на заданные объекты мы справились. Скрытность удалось обеспечить частично, трижды нас обнаруживали, и приходилось тратить время на маневры ухода. Задача установления групповой сплочённости тоже может считаться выполненной.

— Спасибо, Харламов. — Директор встал и зашагал по классу, лавируя между столами. — Наверное, все догадались, почему старшим вашей возможной группы назначен Ермолай Харламов? Только он сейчас чётко сформулировал три основные задачи учебного похода и оценил успешность выполнения каждого из них. Поход первый: вам противостояли малочисленные и не очень хорошо подготовленные охотники. Вам не пришлось сталкиваться с использованием в качестве наблюдателей животных и растений. Да, мы умеем и такое, — пояснил он, заметив реакцию Игоря, — но это высшёе мастерство, до которого вы, надеюсь, дорастёте в конце концов. И впервые со дня появления в стенах нашей школы ваша группа действовала именно как группа. До настоящей, полноценной сплочённости ещё далеко. Да и состав группы может измениться. Но первый, один из многих, этап вы уже прошли. Поздравляю.

Селиванов вновь сел и вопросил, обведя всех испытующим взором:

— Вопросы?

— Хотелось бы знать, — поднял руку Шатохин, — конечную цель нашего обучения. Сегодня мы изображали диверсантов во вражеском тылу. Это игровая форма такая, чтобы было веселее, или из нас именно диверсантов готовят?

— Не форма, — покачал головой Лысый, — и готовят не диверсантов. До конкретных ответов вы пока не доросли, но наши ученики иногда попадают в ситуации, где их жизни угрожает реальная опасность. Задачи наши научные, но среда, в которой можно оказаться при их решении, бывает весьма враждебной. Поэтому скрытность, маскировка и самозащита — обязательные элементы подготовки. Пока я не могу пояснить вам свои мысли ни одним конкретным примером, для этого надо заслужить хотя бы красную повязку.

Женька недовольно вздохнул, а Мариэтта сварливо уточнила:

— Надеюсь, нам в дальнейшем никого резать-убивать не придётся?

Директор сухо ответил, что этого он гарантировать не может. Вся подготовка для того, мол, и ведётся, чтобы сохранить свою жизнь без применения крайних средств, но без них обойтись удаётся не всегда.

— Вы понимаете, что речь сейчас идёт о редчайших случаях, с которыми могут — только могут — столкнуться наиболее успешные школьники. В конце концов, можно и на рынке Абакана на нож хулигана нарваться…

Игорь заметил, что физической самозащите их пока и не учат. Да и вообще, к походу они были не готовы, не готовы даже физически.

— Припомните, что написано над входом в школьное здание? Готовность к действию — не так ли? — числится вторым уровнем достижения. Вот и тренируйте её! В башне есть спортзал, по вашему желанию найдутся инструкторы, сможете по горам сутки напролет лазать, если такое желание возникнет…

Вопросов больше не было, и Лысый попросил остаться Аникутину и Харламова, а остальных отпустил.

— Ну, что, молодые люди, получится у нас группа? — он посмотрел на юношу, хмыкнул себе в усы и уставился на Ольгу. — Да понимаю я, что рано такой вопрос задавать. Но и меня поймите: уже собранную группу, если она успела как-то сработаться, распустить очень непросто. Даже если группа эта никуда не годится. А вашу группу сейчас распустить легче легкого: три-четыре похода в других составах — и всё, готово, вы и сами забудете друг друга.

Ольга пожала плечами и промолчала. Промолчала она и мысленно, и директор понял её не хуже Ермолая. А юноша ответил, что он полностью уверен в Лёшке, Игоре и Сашке. Да и братья с Галкой — товарищи надёжные, от них он никакого подвоха не ждал. А трудности, скорее всего, начнутся тогда, когда станет ясна истинная цель подготовки команды.

— Вот когда все красные повязки заслужат, — изрёк директор, — тогда и поговорим в открытую. Если что, нескольких кандидатов для вашей группы мы подберем без труда. У нас больше половины учеников вообще ни в какие группы не годятся, но хватает и таких, для которых просто не нашлось подходящей команды.

Они немного помолчали, потом Селиванов вынул трёхцветную повязку из кармана пиджака и протянул Аникутиной:

— С этого момента ты заодно и инструктор. Но лучше эту повязку надевать только во время исполнения служебных обязанностей…

Директор поднялся, показывая, что разговор окончен. Харламов поднял руку. Ольга, несомненно, уже уловившая ход его мыслей, быстро вышла из класса. Стараясь скрыть разочарование, вызванное её уходом, юноша спросил:

— Юрий Константинович, мои способности в жилом доме как-то резко гаснут. В чём причина?

— На верхнем этаже жилого дома, а также в преподавательском доме налажена система подавления способности воспринимать чужие мысли. Она не абсолютна, но позволяет подобным тебе расслабиться. К тому же во сне никто из учеников мыслезащиту поддерживать не умеет, а сны нам следует защищать даже больше, чем бодрствующее сознание.

Возвращаясь в жилой дом, юноша припомнил: Мариэтта что-то говорила о том, что на первом этаже селят не совсем надёжных учеников. Он-то полагал, что их там пытаются воспитывать холодом! А речь шла о более серьёзных вещах. Ведь не только он не мог ощущать переживания своего соседа по комнате и всех других учеников на этаже; его мысли тоже для всех оставались тайной. А мысли Мариэтты… Он тут же припомнил, что её мысли тоже никто воспринимать не мог — у девчонки был врождённый блок. Зато у Женьки такого блока не было, и его сны могли поведать о его глубоких переживаниях куда больше, чем смог бы рассказать он сам.

И ещё одно обстоятельство не то чтобы мешало — нет, оно его прямо скажем, радовало, но при этом и беспокоило своей непонятностью. Мысли Ольги он мог воспринимать, даже находясь в жилом доме. И когда она возвращалась к себе, в защищённое от восприятия мысли здание, это ничуть не влияло на установившуюся между ними связь. Чтобы убедиться в этом, Харламов сосредоточился и послал ей мысленный вопрос, сформулировав его как можно чётче. Ответ пришел мгновенно, как будто Ольга, не отвлекаясь, бросила в его сторону пару слов.

Их связь была иного рода, она основывалась на общем для них мусуне. Так объяснила это дочь эвенкийского шамана; но она, безусловно, знала, что существует и другое объяснение. Вообще девушка — а её чувства Ермолай воспринимал куда лучше, чем мысли — не возражала против такой формы общения. Только она, как и в их словесных разговорах, старалась ничего подробно не объяснять и считала юношу неподготовленным к таким действиям. Уловил в её сознании юноша и некоторое нежелание способствовать развитию его талантов. Но здесь девушка испытывала сомнения. Причём нежелание было сознательным, продиктованным некоторыми принципами тех самых Посвященных Слияния, но в глубине души Ольга хотела видеть его рядом с собой не гололобым новичком, а во всём равным ей мастером.

Харламов не стал вникать в дело, которым она занималась с двумя девушками в оранжевых повязках. Там было что-то, касающееся дальнего поиска людей, наделённых определёнными свойствами. Как он мог ощущать присутствие Ольги в своём сознании — девушка присутствовала в нём постоянно, но занимала весьма скромное место, позволяющее уловить лишь сильные эмоции и общее направление деятельности, — так и Аникутина могла определить, в какой степени он вникал в её занятия. Юноша тоже ограничивался минимальным присутствием в её сознании, боясь расстроить девушку непрошеной навязчивостью. Но, как оба они догадывались, слишком долго такие их отношения продолжаться не могли.

Игорь был в комнате. Он лежал на кровати, свесив длинные ноги в сторону, и сонно смотрел в потолок. Но не спал.

— Чего Лысый хотел? — спросил он равнодушно, выдержав паузу.

Ермолай сразу определил, что пауза маловата для вопроса, заданного от нечего делать. Жолудеву было не всё равно.

— Спросил, не хотим ли мы с Ольгой, или кто-то из нас, уже сейчас распустить группу.

— Ну, и?

— Не хотим, — коротко ответил Харламов.

Сосед просиял и сел на кровати. В общем, до того со своим напарником и соседом юноша почти не общался, о чём сейчас пожалел. Игорь, оказывается, знал о порядках в школе куда больше его. Сейчас в ней действовали четыре готовые команды, в трех из которых все давно были взрослыми, с повязками синих, зеленых и желтых цветов. Их члены собирались сразу в Верхнем здании, на берегу ледяного озера. В четвёртой команде большинство носило оранжевые повязки, они поднимались в Верхнее здание примерно раз в месяц. Лидером этой команды был Вениамин Дружинкин. Его Харламов несколько раз видел в столовой.

— В команде способности любого ученика развиваются намного сильнее. И не только тот талант, которым тебя природа наградила — ты начинаешь перенимать способности у других. Здесь полно учеников, которые годами ждут, что их подберет какая-то команда. Они так и ходят в красных повязках, точно зная, что одиночками, без команды, оранжевой не заслужат никогда.

Юноша припомнил, что говорил ему директор, и посочувствовал беднягам. Впрочем, Жолудев говорил, что команды с первого раза никогда не собирались полностью — так что шанс попасть на замену у них имелся. Но вот так, годами, ждать… На одного выбывшего приходилось не менее десятка желающих его заменить — а пригодность для команды определялась отнюдь не только талантом и усердием, нужно было суметь войти в уже сложившуюся группу, не потревожив ненароком налаженных отношений.

Игорь не утверждал, что членам группы все завидуют. Всё же талант у каждого свой, быть может, и цели в жизни весьма различны. Но что желающих попасть в группу — их группу — достаточно, он знал точно. Ермолай поболтал ещё немного с соседом, а потом ему стало скучно, и он отправился в подземелье башни. Артемовна пришла туда через пятнадцать минут. Была она весьма не в духе и сквозь её мыслезащиту ученик уловил образ одного из преподавателей-мужчин. Она и сердилась и обижалась на него одновременно. Юноше такие двойственные чувства никогда не нравились, разобраться в них он не мог и пожелал, чтобы Елена Артемовна покрепче выстроила свою мыслезащиту. Преподавательница заметно покраснела и дрожащим голосом спросила:

— Ты что, Харламов, походом не вполне доволен? Только ты и Ольга пожелали учёбой заняться, на ночь глядя.

— Я собой недоволен, — признался ученик. — Мало знаю, умею, с людьми отношения поверхностные, даже не учусь ничему толком. Только сегодня узнал, что в жилом доме чувствование мыслей искусственно притупляется. Но Ольгу я всё равно чувствую…

— Там другое, — кивнула преподавательница, — но это уровень зеленой повязки, об этом пока не думай. А систему заглушки мыслевосприятия дополняет общий запрет думать на некоторые темы. Ты вышел за пределы школы, одну из запретных тем обнаружил, вот запрет для тебя и перестал действовать. Есть и ещё запреты, их тоже тебе придётся преодолевать самостоятельно.

Юноша признался, что ничего он не преодолевал — просто спросил. В одном случае директора, в другом — Ольгу.

— То, что ты захотел и сумел спросить — уже преодоление. Если бы ты не смог преодолеть запрет, то забыл бы спросить, задал бы другой вопрос.

— Другой вопрос уже задала Мариэтта. Нам придётся кого-то убивать?

Артемовна выстроила совершенно непробиваемую защиту и, тщательно подбирая слова, заявила, что от действия исследовательских команд школы ни один человек расщепа Енисей-Иравади не пострадал. Но это не значит, что с точки зрения этики их действия совершенно безупречны. И если Ермолай категорически против лишения жизни разумного существа, даже при условии самозащиты или спасения другого человека, то лучше ему сразу об этом заявить.

— Я не столь категоричен, — покачал головой ученик. И они принялись отрабатывать обнаружение поискового состояния сознания.

В октябре вершины сопок забелил снег, а по утрам заиндевевшая трава покрывала ботинки пятнами влаги. Ермолай несколько раз работал в паре с членами группы: Игорь и Инга в его присутствии показывали прекрасные результаты. Остальные на его соседство улучшением результатов не отзывались. С Мариэттой он несколько раз сталкивался возле компьютеров. Она, оказывается, вела переписку со своими знакомыми вне школы.

— Никто в школе мне ничего не запрещает. Здесь вообще собраны люди весьма разумные, не всякий университет такими кадрами может похвастать. Я, кстати, нашла, кто такие Посвященные Слияния, — девушка подмигнула юноше, намекая, что здесь говорить на эту тему не стоит.

Во дворе, прохаживаясь вдоль стены, она неожиданно спросила, чувствует ли он под собой подземный ход.

— Что-то во мне после похода изменилось, — призналась Мари, — я когда с сопок вернулась, думала — всё! Отдохну и примусь собирать вещи. Мимозу Ингу эту терпеть, дуру Галку с её любовниками, неврастеника Шатохина — увольте. А потом отдохнула — и вроде ничего. У меня уже получается водные потоки под землёй различать, да вот и ход подземный…

Ход тянулся от жилого дома под башню, и его Харламов почувствовал без особых усилий. Может быть, и на его восприятие был наложен запрет?

— А кто у Галки любовники?

— Да братья, кто же ещё на неё позарится? Рядом живешь, а того не знаешь, что она в их комнате регулярно ночует. Стены, правда, здесь солидные, сквозь них даже выстрелы не расслышишь. А знаю я откуда? Да Инга рассказывала. Она, мне кажется, ей завидует.

Юноша пробормотал, что не понимает, чему тут завидовать. Мариэтта усмехнулась:

— Ей, конечно, больше хочется, чтобы в отсутствие Галки к ней ты заглянул. Или Игорь. Только вы ребята нормальные, такая мысль вам в голову точно не придёт. Если совсем невмоготу станет, пригласите на ночь Галину. Ей не впервой двоих ублажать, а братья точно ревновать не станут. — Мариэтта удовлетворенно улыбнулась, словно показывая, что свалила с плеч огромную тяжесть, позаботившись о сексуально озабоченных молодых людях, и не подвергая умалению ничьей нравственности.

— Ты что-то нашла о Посвященных Слияния, — напомнил юноша, которому такой разговор был неприятен.

— Ну да, сплетни нас не интересуют, главное — наука. Тогда слушай, — девушка перестала улыбаться. — Есть такая секта, они считают, что магическими усилиями можно вернуть наш расщеп в Материнский Мир. Секта тайная, проникшим в её секреты приходится несладко. Не убивают, но из нормальной жизни выводят качественно. Но внимательнее всех они следят за врагами вставших на Путь Радуги и за предателями. Так что учти — если ты заслужишь оранжевую повязку, а потом пойдёшь на попятный и объявишь, что Школы Радуги — рассадник зла, вполне можешь весьма быстро закончить свой земной путь. Среди этих Посвященных наверняка найдутся выпускники нашей школы, а на что способен мастер с синей или фиолетовой повязкой, даже представить невозможно.

Не могла Мариэтта точно сказать, в каких отношениях находилась секта со Школами Радуги. То есть их школа всякую связь с сектой отрицали, но неизвестно было, как смотрела на это секта. Те усилия, которые сектанты прилагали для защиты школ, говорили о многом.

— Наверное, у них порядком настоящих врагов, — вслух подумал Ермолай, — не всем же слияние с Материнским Миром понравится. Вот религии, мне кажется, этому втайне воспротивятся.

— А уж как члены всех правительств такому повороту дел обрадуются… — мечтательно протянула Мариэтта. — Они спят и просто мечтают, чтобы в один прекрасный день разом власти лишиться, стать обычными людьми в огромном незнакомом мире. Так что врагов у Посвященных Слияния больше, чем ты способен себе представить. Да и у школ недоброжелателей достаточно, здесь никто не шутит, когда нам с утра до ночи правила безопасного поведения в головы вдалбливает. Я лично ещё не решила окончательно, пойду ли Путем Радуги, — она оглянулась по сторонам и продолжать не стала.

Вокруг никого не было, но они стояли молча, обдумывая сказанное. Если девушка и ждала от собеседника продолжения разговора, то ей пришлось разочароваться. Так это или нет, но стоять рядом с ним в молчании она не стала. А Харламов, глядя ей вслед, думал только об одном: "почему Мариэтта не спросила, откуда он мог услышать о Посвященных Слияния"?

В середине ноября прочно лёг снег, и в перечне занятий появились лыжные прогулки. Тренировались ученики не на беговых лыжах, а на охотничьих. Широкие и короткие, они не столько скользили по снегу, сколько не давали ноге провалиться в сугроб. Теперь Ермолай ходил на лыжах в компании Инги, Лёни Куткова и ещё одной девушки, Иры Збиняковой, столь же чахлом создании, что и Баканова.

— Передохнём? — предложил как-то Лёня, подождав девчонок на крутом подъёме. Юноша насупился, но Леонид ему весело подмигнул и громко сказал. — Враг не дремлет, дело ясное, и давно на нас ножи наточил, но мы ребята смелые, вчетвером одного не боимся.

— Чего встали! — хватая воздух ртом, простонала Инга, — идём дальше.

Ирка посмотрела на неё, страдальчески хлюпая носом, и протиснулась мимо Харламова, продолжая подъём.

— Я чего-то не понял… — ошарашено пробормотал Ермолай.

Кутков сделал страшные глаза и, понизив голос, очень чётко сказал, что, по слухам, в окрестностях школы бродит страшный враг, поклявшийся лишить жизни первого же встречного школяра, будь тот с повязкой или без.

— Ученики с Верхнего здания специально одного из их банды пропустили в окрестности школы. Если мы его встретим, появится возможность позабавиться, — Леонид вновь подмигнул, кивнув в сторону девиц, ходко поднимающихся в гору.

Вернувшись в школьный двор, юноша узнал, что Кутков вовсе не шутил: так оно в точности и было. Ермолай сам, используя свой талант, мысленно отыскал врага, уже четвёртый раз обходящего одну и ту же сопку. Тренирующиеся на настоящем супостате ученики заставляли его то оступиться на ровном месте, то создавали в его сознании картину преследующей волчьей стаи, а в его ружье мастера телекинеза давно согнули курки и рассыпали порох в патронах. Бедолагу гоняли несколько часов, а потом его повернули лицом в степь и оставили в покое, злого, измученного, запуганного до полусмерти.

— Ты чего испугалась, Инга? Тебе разве не говорили, что любой красноповязочник такого одиночку либо разоружит на расстоянии, либо плутать среди трех сосен заставит? А с нами сразу двое были, да и мы с тобой сами кое-что умеем…

— Это вы, парни, всегда в драку лезете…

— Да какая может быть драка, Инга? Ты же идёшь Путем Радуги — обычный человек рядом с тобой, что котёнок. Разве ты с котятами сражаешься?

Они стояли с лыжами в руках, мысленно прослеживая уходящего врага.

— Он горожанин, в лесу не ориентируется. Сейчас очухается, по компасу направление возьмёт, и к утру до накатанной дороги добредёт, — уточнил Леонид. — Это его первый поход в поисках нашей школы. Здесь каждую зиму несколько групп под видом туристов крутятся. Некоторые, вроде этих, с оружием, а кто поумнее — с фотоаппаратами, в хорошую погоду. Они ведь не знают, что любой снимок можно испортить прямо в момент создания, и на фотографии может оказаться вместо заснеженных сопок берег Брахмапутры с греющимися на солнце крокодилами, например.

— Он шёл с ружьём, и хотел меня убить, — обиженно и зло возразила девушка. — Как вы можете смеяться? А если бы он неожиданно на нас выскочил?

Ермолай грустно вздохнул и порекомендовал Бакановой усиленно изучать восприятие мыслей обычного человека. А потом весьма невежливо ушёл, чтобы не участвовать в надвигающейся ссоре. Ирина вполне соглашалась с Ингой, но при этом была куда более злопамятной; это он даже сквозь её защиту улавливал. Уходя, он пожалел Леонида, на котором две испуганные и обиженные девицы немедленно принялись вымещать свои эмоции.

В последующие несколько дней в школе только и говорили, что об успешном отражении нападения. Братья и Галина, которая определила угрозу лишь чуть позже, чем это сделали преподаватели и инструкторы школы, ходили, задрав нос. Вклад братьев, ясное дело, был минимален — они лишь выпотрошили на расстоянии патронташ того единственного врага, которого в учебных целях пропустили в окрестности школы. Но братьям об этом не сказала даже Галка; при всей свойственной ей скудности соображения у неё хватило ума понять, что оценивать и угрозу, и усилия по её устранению в данном случае лучше с порядочным преувеличением.

Может, она поверила в себя и по другой, вполне прозаической причине — первой из всей команды она заслужила красную повязку. Торжественного вручения не было, да и причину вслух объявлять было незачем: все и так знали, что Галина Хоменкова определила и назвала угрожающую школе опасность за шесть часов до приближения враждебной группы. Собрались в столовой, сдвинули столы. Спиртного в школе не признавали принципиально, но сладостями баловаться было дозволено. И по такому великому поводу на столе появились ананасы и прочие южные фрукты, торт и несколько доверху заполненных конфетниц.

Раскрасневшаяся Галина с красной повязкой на лбу сияющими глазами обводила товарищей, а те искренне радовались её успеху. Довольной выглядела даже Ольга, которая лучше других понимала, сколь мизерен их успех по сравнению с тем путем, который предстояло им преодолеть. Оправившаяся от испуга Инга, которой было стыдно за проявленную робость, отчаянно Галке завидовала. На Ермолая, свидетеля её трусости, она старалась не смотреть. Расслабившиеся школяры отпустили мысли на волю. Мысли Мариэтты юноше были недоступны — но ему казалось, что веселящаяся брюнетка ведет себя естественно, и говорит то, что думает. Увы, сам он не мог сказать этого о себе, об Ольге, которая постоянно витала мыслями в иных мирах, спускаясь на грешную землю лишь некоторой частью сознания, и не мог сказать этого о Шатохине, который радоваться-то радовался, но никак не мог понять одной важной вещи. Женьку интересовало, отчего решившиеся на обречённую попытку враги так ненавидят Школы Радуги. И он заранее не верил всем тем ответам, которые мог получить в школе.