Фиолетово-звёздное рассветное небо Камета раскинулось над головой. Морщинистый шар местной луны просвечивал сквозь желтую мглу, обволакивающую горизонт. Песок под ногами высасывал из ног последние остатки тепла. Вся одежда группы оставалась на другом берегу озера, там, где они останавливались во время предыдущего погружения.
Маринка, фигуристая и грудастая девица, приплясывала на холодном песке, и чувство радостного недоумения на её лице постепенно сменялось гримасой озабоченности. Её в расщепе предупреждали, что с утра здесь холодно, а одежда отсутствует, и делать её времени нет. Она кивала и обещала потерпеть. И вот она в мире, куда так вожделенно мечтала попасть, приплясывает голой на ледяном песке под взглядами ребят. Ребята, ясное дело, тоже в костюмах Адама, но это обстоятельство ничуть не греет. Сашка отошёл в сторону и внимательно прослушивает всё вокруг. А Кутков с Константиновым залезли в склад и разводят там из деревянной трухи костёр — в складе ничуть не теплее, чем под открытым небом.
— Марина, там дымно будет, вся вентиляция только через дверь. Тебе не помешает? — участливо спрашивает Ольга.
Она, как и Инга, тоже голышом. Но на это обстоятельство внимания не обращает, да и парни всё равно задерживают взгляд только на Марине, и та мечтает только о том, чтобы поскорее забраться в тёплый и тёмный склад, спрятаться и от холода и от чужих глаз. А вот Инга, та наоборот — просто таки расцветает, проходя обнажённой среди парней, хотя те её вообще не замечают.
— Пусть дым, лишь бы не холод, — отвечает Маринка и начинает подпрыгивать на доске, лежащей возле каменной скамьи.
— Доску только не сломай, Сашка её под спину положит, если под скамейкой станет прятаться, — беспокоится Галка, давно присевшая на другой доске — все доски выдраны из раскопанной под песком лодки — и с интересом наблюдающая за струйкой дыма, выходящей из двери склада.
Ермолай бродил вокруг, пытаясь уловить под песком присутствие других строений или ещё каких предметов. Древесины у них немного, сейчас вся она взлетит дымом вверх, а ведь они собирались выстругать себе деревянные сандалии-сабо. Но ничего нет, ощущается только каменная площадка шагах в семидесяти от склада. Он начал копать, Сашка быстро к нему присоединился, прихватив большой керамический черепок. Вдвоём они освободили от песка столбик на краю площадки. Рядом со столбиком стояла статуя существа, похожего на длинноногую свинью с лошадиной шеей. Из шеи торчали два бивня, а сзади завивался изгибом толстый хвост.
— Глянь, Оля, это не тот кентавр, которого ты видела?
На зов археологов собрались все, даже обычно равнодушная Хоменкова. Аникутина нерешительно покачала головой и сказала, что её образ напоминал классического кентавра: четыре ноги, торс и руки. Здесь же ноги похожи, вместо торса могучая шея, а рук нет.
— Да это не бивни, пожалуй, — пригляделся зять.
И впрямь, два прямых удлинённых одинаковых выступа, заканчивающиеся как бы свиными пятачками, напоминали то ли удвоенный тонкий хобот, то ли утолщённые усики-щупальца. Сашка предположил, что эти псевдоподии играли роль рук, и дочь шамана согласилась, что в таком варианте это создание больше напоминало кентавра. Они раскопали соседний столбик и обнаружили возле него такую же точно фигурку. Фигурки были небольшими, по колено людям и лишь чуть ниже столбиков.
— Странно, что на той стороне озера нет подобной архитектуры, — задумчиво сказал Богачёв. — Там дорога начинается сразу от примитивного причала, а здесь — мощёные площадки с украшениями, скамьи, склад. Не думаю я, что это просто порт…
А тем временем Лёшка сообщил, что склад прогрелся, и они могут начинать. Экстрасенсы сели в углу, поближе к костру, пристроив ягодицы и ноги на уцелевшие куски дерева. В догорающем костре тлели угли, дым ел глаза, но зато они сразу согрелись. Маринка сидела в середке, между Галкой и Ермолаем, дочь шамана устроилась напротив неё, зять с Константиновым пристроились по бокам. Их способности прямого чувствования только-только пробудились, и достижений от них не ждали. Инге было поручено присматривать за костром, и она копошилась в углу, сгребая деревянное крошево.
Непривычное это было занятие — всматриваться в угли костра, пытаясь углядеть в них образы Камета. У каждого человека есть своё предпочтение. Кому-то нужны образы зрительные, чтобы лучше разобраться в проблеме, и такой человек как бы "видит" её глазами. Он даже в речи употребляет соответствующие обороты: "посмотри", "увидел" — даже когда речь идёт о вещах, материально вообще не существующих. Другие предпочитают образы звуковые, им надо любую сложность проговорить про себя, чтобы понять, как оно есть. А третьи вообще предпочитают довериться внутренним ощущениям, "телесному чувству".
Марина, конечно, об этом прекрасно знала, оттого беспрерывно заунывно что-то бормотала на неизвестном языке, нагружая не только зрение, но и слух. И если Галка точно знала, в каком виде она получает прямое чувствование — так экстрасенсы называли свой талант — то из остальных только Ольга имела некоторый опыт в этой области. Не назовёшь же опытом отдельные, неизвестно почему и когда возникающие предчувствия и интуитивные озарения.
Но вскоре юноша почувствовал, что образы пошли. Пошли потоком, разные — и картинки, и звучащие в голове комментарии к ним, и просто неожиданные предупреждения и откровения. Сколько это продолжалось, он не знал. Пришёл в себя, когда его толкнула супруга.
— Ты не спишь ли, Ермолай Николаевич?
А под небом Камета уже потеплело, и ребята увлечённо рылись в песке. Тут и командир припомнил, что среди образов встречался и облик этого места до катастрофы, ещё когда плескались здесь воды озера, а сточеры прятались под тем, что ребята сочли скамейками, дабы придти в состояние сосредоточения и суметь открыть ворота в иные миры. Где-то между скамейками в мраморных плитах были выбиты их магические знаки, и он тщетно пытался вспомнить их очертания.
— Что ты откапываешь? — спросил он Галку, отшвыривающую ладонями из ямы песок со скоростью пулемёта.
— Карту.
А Леонид искал, причём в том же самом месте, солнечные часы, на которых вместо цифр по краям были картинки, на которых изображались процедуры перехода в иной мир. Ольга задумчиво следила за действиями Галки. Её образы были иными — ей привиделось, что на этой площадке приносили в жертву людей из Материнского Мира, дабы прондаги сточеров, те самые диски, один из которых подобрал Игорь, впитали в себя боль и муку жертвы. Дочь шамана рассчитывала найти ещё прондаг. Первый они несли с собой и оставили вместе с одеждой.
Инга просто копала вместе со всеми. Константинов рылся в сторонке — он считал, что там может оказаться полноценная, реалистичная фигура сточера, а не те грубые изваяния, что стояли у каждого столба.
— Столбы и фигуры они мазали кровью, — мрачно сказала Аникутина.
— Обряд? Людоедство?
— Магия. Сточеры питаются растительной пищей. Кровь людей требовалась им совсем для других целей…
Её муж имел иное представление о хозяевах Камета, но спорить не стал. Истина могла оказаться равно далекой от представлений их обоих. Однако, где же Маринка?
Он сосредоточился в поиске, и едва не расхохотался. Маринка вообще слабо прикрывала свои мысли, а Сашка находился в таком состоянии, что ему было не до этого. Эти двое забрались в склад, чтобы заняться любовью. Супруга уловила его веселье и вздохнула. Харламов на секунду даже подумал, что это её проделки, но потом усовестился: Маринка явно считала, что секс на Камете — это лучшее переживание в её жизни.
Хоменкова с Кутковым докопались до мраморного пола и расчищали нанесённый на них узор. В небольших углублениях там и тут обнаруживались прондаги, и Ольга внимательно их разглядывала. Ермолай подобрал черепок и тоже начал отбрасывать в сторону песок, помогая товарищам. Вскоре к ним присоединился и Сашка, а Перелыгина села на кучу песка и снисходительно наблюдала за раскопками.
— Марина, а ты что поняла относительно этого места? — спросил командир.
— Храм, порт, почитаемое место, школа, площадь для диспутов, место казней… Это место заменяло им город. Сейчас они построили себе другое — там, в горах.
— Что вообще здесь произошло? — поднял голову от рисунка на мраморе Сашка.
— Катастрофа изменила климат. Камет безжизненен, уцелела лишь ограниченная Краем область, — уверенно ответила Маринка.
Рисунок, освобождённый от песка, становился больше — но росла и груда песка по краям. Уже было понятно, что это не карта в привычном для ребят виде, на солнечные часы тоже было мало похоже. Некоторые группы линий и завитков повторялись — чаще там, где в рисунке сверкали начищенными боками прондаги.
— Пожалуй, достаточно, — остановил лихорадочные раскопки Харламов. — Сейчас у вас песок назад посыплется. Сюда надо толпу народа приводить, чтобы всё площадку расчистить.
— Нам вообще рекомендовали сразу вернуться и писать отчёт, не отвлекаясь, — промурлыкала довольная Перелыгина.
— Саш, вернись в расщеп, и Марину захвати. Мы очень скоро будем, — скомандовал Ермолай.
Всё-таки зрелище мгновенного исчезновения производило впечатление. Ради одного этого стоило сюда пробиваться. На том месте, где только что сидела Перелыгина, взвился с негромким хлопком поднятый порывом ветра песочный столб. И осыпался в бессилии. Звякнул о древний мрамор черепок кувшина, которым копал Сашка. И всё. Два их товарища бесследно исчезли из мира песков и горящих в дневном небе звёзд.
— Лёха! Ты скоро?
Константинов уже откопал спину сточера. С подмогой дело пошло веселее. Статуя, чуть больше метра в высоту, была выполнена из дерева и раскрашена. Сточер напоминал свинью с длинным носом, а из шеи торчали два извивающихся отростка.
— Точно не бивни. Скорее — подобие рук. Лапы-то у него кошачьи, с такими только по деревьям лазать. Как же они прондаги-то изготавливали? — удивилась дочь шамана.
Ей никто не ответил. Под носом статуи обнаружилась каменная подставка, в которой в три ряда были выбиты пятнадцать отверстий — как раз по размеру прондага каждое.
— Лёшка, ты его хорошо запомнил? В расщепе зарисуешь? Тогда возвращаемся.
Лысый так и этак поворачивал рисунок с изображением сточера. Константинов рисовал лучше всех в группе: он рисовал действительно хорошо, а Марина, честно говоря, неважно. Но остальные, можно сказать, тоже лишь марали бумагу. Впрочем, даже такие рисунки передавали некоторые особенности изображаемого. Больше всех нарисовала Марина — и карту горного хребта, и деревья, плодами и листьями которых питались молодые сточеры, и ритуально-жертвенный комплекс, и хвать-шары, и птиц. На Камете не было хищных животных, только птицы, зато в достатке обитали плотоядные растения.
Маринка и Ольга отчего-то получили при прямом чувствовании множество образов именно в этом направлении. Галка уловила только то, что могло угрожать людям, но не всё полученное могла внятно объяснить. Леонид узнал многое о самой планете и Крае, Лёшка и Ермолай нахватали кучу образов отовсюду. Сплошь и рядом образы одного противоречили образам другого. Харламову с Ольгой, когда они пытались обмениваться несовпадающими образами, становилось настолько плохо, что их отправили проходить специальный психотренинг, чтобы восстановить возможность бессловесного общения.
За бесчисленными упражнениями, попытками усвоить чужие представления как свои, а свои — как плод воображения, ему так и не удалось обсудить с супругой реальность общих миров. Дочь шамана считала такое обстоятельство естественным, Ермолай же множественности миров поразился куда больше, чем чудесам Камета и собственным способностям. Пока супруги восстанавливали душевное равновесие и писали отчёты, остальные члены группы ещё несколько раз погружались в Камет.
Галка с братьями и Вика брали с собой помощников к ритуально-жертвенному комплексу и расчистили площадку с узором полностью. Игорь с Сашкой вернулись в точку первого погружения, прихватив с собой Ингу и трех помощников; они изготовили одежду, и даже смастерили хлипкую обувь, позволяющую идти по песку. Потом Ингу отправили в расщеп, а сами направились на юг, поближе к Краю. После сеанса коллективного прямого чувствования они знали, что вдали от гор следовало опасаться только хвать-шаров. Но те для любого кинетика не представляли никакой опасности.
Лишь через три погружения группы к дальнейшим исследованиям допустили командира с супругой, а Куткова забрали, чтобы продолжить исследования Реденла. Вскоре к нему должна была присоединиться и Ольга, а пока группа с Лысым и Мариэттой собралась в Большом доме. Загадочный узор жертвенного комплекса, нарисованный на большом листе бумаги и приколотый к доске, притягивал взоры.
— Как я понял, по внешности и размерам сточеров расхождений нет, — утвердительно произнёс директор и продолжил перечисление:
— Все также согласны, что откопанная площадка является местом соблюдения неких ритуалов, весьма для цивилизации сточеров важных. Далее начинаются расхождения. Ритуалы либо религиозные, либо светские, либо имеют практическое значение, либо нет. Делались ли жертвоприношения? — тоже нет однозначного мнения.
В жертвоприношениях была уверена только дочь шамана, а командир, который тоже видел в прямом чувствовании потоки крови, льющейся на прондаги, понимал полученное знание совершенно иначе.
— Трое из шестерых уверены, что люди были то ли жертвами, то ли слугами сточеров, и эти трое как раз более подготовленные экстрасенсы, — продолжил Лысый. — И никто не способен сказать, насколько велики были паранормальные способности аборигенов. Телепаты — да, остальное под вопросом.
— Между нами нет противоречий, — подняла руку Ольга, — Ермолай уловил их способность открывать миры, Галина утверждает, что они сильные кинетики, а мне показалось, что они все — универсалы в нашем смысле слова, только для развития способностей им необходимы были ритуалы, которые и осуществлялись на той площадке. К тому же они просто должны быть кинетиками — рук-то у них нет, щупальцами тонкой работы не выполнишь.
— А им нужна была тонкая работа? — усмехнулся Константинов. — А рабы или там слуги с двумя руками, каждая — с пятью пальцами, они на что?
Дочь шамана вообще сомневалась, что изготовление прондагов или статуй могло быть доверено рабам. Ей казалось, что люди использовались только на вспомогательных работах: в роли моряков или строителей. Харламов, который в прошлом Камета людей вообще не видел, промолчал. Здесь было самое болезненное — в чисто физическом смысле тоже — его расхождение с Аникутиной, то, которое они договорились вообще не обсуждать, пока не появятся новые сведения.
— Давайте посмотрим на этот рисунок, — вернул всех к обсуждению Селиванов, — мы так и не решили, что это вообще такое…
Конечно, и на этот раз ничего не решили, слишком разнообразны были те версии, которые высказывали экстрасенсы. Сошлись, правда, на том, что рисунок имел сакрально-магический смысл, и прондаги в нём то ли придавали ему силы, то ли наоборот, черпали её из рисунка. Галка оставалась при своём мнении — карта; но если она и была права, то всё равно было непонятно, картой чего мог быть этот набор изгибающихся линий, напоминающий в плане изогнутую восьмёрку, исписанную изнутри завитками. Кроме командира, никто не считал скамейки как бы медитативными лежбищами, хотя и иных функций никто не предлагал. Для сточеров они были слишком высокими, да и вообще: зачем четвероногим скамейки?
— Итак, что вы решили делать дальше? — поинтересовался Селиванов, как будто группа не произвела уже два погружения по его плану.
— Игорь и братья Алешины идут к югу, чтобы как можно ближе подобраться к Краю, — ответил Константинов, обнаружив, что все смотрят на него. — Остальные осторожно двигаются к северу от озера, проверяя всё вокруг и прикрываясь. Район опасный, растительности много, есть и хищная. Куткова, Харламова и Аникутиной с нами нет, потому мы перестраховываемся на каждом шагу.
— Вам ещё повезло, — Лысый ободряюще улыбнулся, — что в Камете нет ни опасных насекомых, ни микробиологической опасности. Вот с этим делом справиться было бы труднее всего. Но, к счастью, прямое чувствование такой опасности не обнаружило. То ли наши белковые системы совершенно несовместимы, то ли длительные холодные ночи препятствуют распространению инфекций. Но пока вы можете не бояться, и это очень хорошая новость. А командир к вам присоединится в ближайшее время. Ольгу я забираю, и Константинова тоже. Они нужны в Реденле. Сейчас зима, река замёрзла, стала прекрасным зимником. Надо быстрее добраться до тамошних городов…
Лысый в своём старом клетчатом пиджаке расхаживал вдоль доски, внимательно посматривая на школяров. Мариэтта сидела молча, понимая, что помочь ничем не может.
— Кто-нибудь из учёных с нами пойдёт? — спросил Богачёв.
— Мы надеемся, что вы установите контакт со сточерами. Может, тогда сегодняшние вопросы разрешатся. Тогда и учёные подоспеют. К тому же следует разобраться с опасностями Камета. Марина тут много чего нарисовала, но нет гарантий, что нам известны все ловушки. Я прав, Марина? — поинтересовался Юрий Константинович.
Перелыгина кивнула, а Лёшка ехидно добавил, что сама она точно чувствовала себя в полной безопасности, и предложил пускать их с Сашкой впереди всех в подозрительных местах. Девушка пожала плечами — мол, я не против, а Сашка разом покраснел и опустил глаза. Вика, которая уже знала о любовном приключении бывшего дружка, в его сторону даже не посмотрела.
— Я думаю, сточеры бы Марину с Сашей поняли, — сказал нейтральным тоном Лысый. — Но мы, мне кажется, сейчас обсуждаем только два погружения на север Камета. Дальше спутник закроет собой светило и на долгий период там станет холодно, к тому же в фазе затмения меняется циркуляция атмосферы, начинаются ураганы. Так вот, Ермолай и компания, хотелось бы знать, собираетесь ли вы открыть себя сточерам и попытаться установить с ними связь, или предпочтёте незаметно брести по направлению к горам?
Командир сразу глянул вопросительно в сторону Виктории. Та пожала плечами. Галка пожелала оставаться незаметной, Инга тоже, а Сашка был не против попробовать установить связь. Братьям скрытность надоела — впрочем, их постоянно в северную экспедицию и не брали. Остальных спрашивать смысла не было: за Игорем закрепили южное направление, универсалов направили на исследование Реденла. Опять получалось, что его мнение даже при простом учёте численности становилось решающим. Впрочем, Ольга настаивала на скрытности, так как сточеры представлялись ей кровожадными созданиями, только и думающими, как бы поработить людей. Но об этом знал только её муж, их связь была недоступна для восприятия всех остальных.
— Рисковать не будем, тихонько подойдём поближе к горам, — решил командир. — А что там насчёт ураганов, Юрий Константинович? Мы ведь каждый раз одежду оставляем просто на песочке…
Ничего хорошего их не ожидало. Леонид получил прямое чувствование, касающееся здешних затмений — при них менялся весь атмосферный баланс, настолько сильно влияла долгая тень на общую температуру. В горах холодало, зато теплее становилось в низине, где обычно стояли ночные морозы. Ветер дул в сторону гор, и сильнее всего он бывал на уровне высохшего озера. Но где ни оставь одежду — её унесёт, запорошит песком и тогда — делай новую, трать время. А чем дальше к югу, тем реже встречались растения.
— Ураганы сильнее в начале и конце затмения, — рассказывал директор, — но и не самый сильный ветер способен весьма и весьма изменить ландшафт. Я бы рекомендовал закопать одежду и вернуться в расщеп с этого места. Когда погрузитесь вновь, копайте, где стоите. Гарантий нет, одежду может сдуть вместе с грунтом, но ничего другого не придумаешь…
Ермолай быстро огляделся: от вертикальных скал уже обозначился поток тепла, рядом возвышалось тонкое деревце, ветви которого, увешанные длинными жёлтыми листьями, вцепились кончиками в скалу. Свободная ветка оценила появление нового объекта и медленно начала искривляться, вытягиваясь в его сторону. Он отошёл на шаг в сторону и ветка разочарованно застыла. На песке его ожидала набёдренная повязка, маечка, и — вот счастье-то! — сработанные из дерева тапочки. Одевшись, он двинулся по следам и вскоре догнал свою группу.
Галка, Сережка Алёшин, Инга, Сашка, и он сам — вот все, кто шёл нынче в сторону гор. Вику на время отрядили в южную группу.
— Как там дела на юге, командир? — поинтересовался Богачёв.
— Запустили астральный глаз, осмотрели пустыню на три десятка километров вокруг. Там растительность вообще исчезает, на юге. Я так и не понял, отчего Лысый настаивал на прикрытии южной группы, — последнюю фразу он произнёс специально для Сашки, чтобы тот не думал, что Харламов старается удержать Вику подальше от него.
— Но ведь хвать-шары чуют присутствие человека, если тот не прикрыт, — нашел объяснение Сашка.
Сильным ходокам хвать-шары опасны не были, они даже размеренно идущего человека догнать не могли, но командир промолчал. Группа медленно петляла среди низких скал, со всех сторон обросших кустами и мелкими деревцами. Ермолай с Сашкой прослушивали округу, затем командир рукой указывал направление, и, если Галка одобряла, они быстрым шагом или бегом преодолевали с полсотни метров. Затем процедура повторялась. Во время одной из остановок Галина небрежно спросила:
— Ермолай, а с кем ты запускал там астральный глаз? Универсалы в Реденле, Инга была здесь, а Вика, как и прочие, этого делать не умеет.
— Зато я умею. А черпать силу можно из любого члена группы. Инга, ясное дело, предпочтительнее, но там требовалась только ближняя разведка.
— Сам бы ты не справился? — поинтересовалась Баканова.
Юноша покачал головой. Собственно, он не пробовал, нельзя было исключить, что можно это сделать и в одиночку.
— Передохнули? Гала, на ту скалу, — он вытянул руку, — безопасно?
Они держались левее скальной гряды, по которой некогда проходила древняя дорога. Когда светило ушло на другую сторону, пришлось карабкаться по скалам наверх. Идти по остаткам дороги было нерезонно. И провалов с трещинами было — не счесть, и хищные белые цветы облюбовали дорогу для себя. Охотились эти растения на летающую добычу, подманивая её шевелящимися тычинками, которые сверху напоминали ползущую гусеницу. Но людям не стоило прикасаться даже к внешней стороне венчика, чтобы цветок не атаковал добычу острыми ядовитыми жгутиками.
Спустившись с правой стороны, они некоторое время шли по осыпающемуся косогору, где не было растений, но вскоре изодрали обувь и спустились ниже, подыскивая подходящие деревья, чтобы снять с них кору.
— А впереди-то обрыв, — заметил Сергей, опробовавший новые тапочки путём подъёма на относительно пологую скалу.
Да, возвышающийся вертикальной стеной обрыв простирался влево и вправо, насколько мог разглядеть глаз. В этот раз они так и не дошли до него. На дороге стало больше непреодолимых провалов, скалы внизу слились в сплошной частокол, в проходах колыхались фиолетовые отростки Земляных Глоток, к которым не рекомендовалось подходить ближе пяти метров. Они некоторое время придерживались склона гряды, по которой пролегала дорога, но вскоре косогор сменился крутым склоном и школяры были вынуждены спуститься.
— Нет, Мари, мы не сразу сдались. Мы с Серегой по очереди Земляные Глотки отключали. Он их крошил-рубил, а я просто усыплял, чтобы группа могла протиснуться мимо. Конечно, мы демаскировали себя такими действиями, — командир развёл руками. — Но я же знал, что мы вот-вот уйдём, да и Галка с Сашкой были на страже…
— В горах нас заметили, — пробормотал Сашка. — Я не успел предупредить, Ерёма сам скомандовал возвращение.
— Ну и чего вы своим геройством добились? — ядовито спросила Мариэтта, — кроме того, что засветились перед сточерами?
— Вышли на большую пологую скалу, метров сто можно двигаться по ней, да и дорогу сверху можно высмотреть.
Узоян тщательно записывала рассказы членов группы, посматривая в блокнот, где была записана сложная схема опроса. Во всяком случае, её вопросы не повторялись. Потом она спросила, на каком основании он принял решение о возвращении — ведь впереди был безопасный путь по скале. И когда командир признался, что поступил интуитивно, Мариэтта в отчаянии опустила блокнот.
— Харламов, если ты начнёшь поступать по интуиции, мы не сможем тебе помочь. Ты это понимаешь? Методика исследования миров отработана в деталях, но помогает она тогда, когда опирается на факты. Чего ты почувствовал? Угрозу? От кого?
Юноша поднял правую ладонь на уровень головы, прерывая вопросы. Откинулся в кресле, закрыв глаза и минуту сидел, недвижимый. Члены группы тоже замерли, стараясь не шуметь.
— Сточеры заметили нашу деятельность, заинтересовались. Я не стал ждать их дальнейших действий. Моей защиты не хватает, когда нас начинают целенаправленно искать.
Мариэтта махнула рукой и сказала, что его интуицию они обсудят потом. В молчании группа ожидала возвращения южной экспедиции. Но и у тех возникла серьёзная проблема: они достигли ровного глиняного участка, усыпанного острыми камнями. Можно было аккуратно поставить ногу между ними, не столь и плотно камни лежали, но двигаться таким образом — и утомительно и медленно. Вновь требовался запуск астрального глаза, может, неприятный участок можно было обойти. Так что в следующем погружении Ермолаю вновь нужно было погрузиться сначала на южной точке, а затем переместиться на северную.
— Слушай, с тобой можно поговорить? — подошла к нему после отчёта Виктория.
Что ему оставалось делать? Он согласился, они зашли в свободную комнату, оба закрыли мысли индивидуальными и групповыми защитами. Клюзова выглядела немного растерянной.
— Скажи, Сашка всегда был такой злой, или я его сама крепко достала? Его сексуальный подвиг в ритуальном комплексе, знаешь, это чересчур. Я его, конечно, не имею права упрекать, он человек свободный, но он мог хотя бы не рассказывать всем подробностей…
— Так он же не о тебе подробности рассказывал, — удивился командир, — если вообще рассказывал. На него это не похоже.
— Не он, так его шлюха — какая разница? А рассказы его половым гигантом выставляют, и девке этой вся школа теперь завидует.
— Для Маринки это единственная возможность попасть в историю. В группу она не входит, как исследователь — пригодна в единичных случаях. Вот она свой случай на все сто и использовала. Это всё по-человечески понятно, правда?
Вика вроде соглашалась, но обида на Сашку не проходила. Получалось, что Маринка отчаянным поступком отбила у Клюзовой парня, а к таким обломам Вика оказалась не готова. Сашку возвращать она не собиралась, сама хотела помаленьку дать ему отлуп. Но раньше оказалась в роли брошенной.
— А чего ты хотела? Парни тоже не жаждут быть брошенными, так что извини, если Сашка не сдержался. Но мне кажется, что инициатива принадлежала в данном случае Марине.
— Вечно вы, парни, друг за друга стоите. Он мог бы и вспомнить, что его отправили Камет исследовать, а для развлечений и в школе времени достаточно. Ты, руководитель, отчего позволил этой парочке развлекаться? — разъярилась пуще прежнего Клюзова.
Юноша начал объяснять, что он вообще не позволял, и был после сеанса прямого чувствования слишком ошарашен и увлечён раскопками, но его слова Вику уже не интересовали.
— В общем, скажи ему — если не извинится передо мной, то пусть не ждёт, что я с ним стану разговаривать!
Разъярённая девица — это ещё тот фрукт. Особенно Виктория, способности которой спасали её от чужого воздействия. Впрочем, разъярена она была не до той степени, чтобы не слушать доводов рассудка.
— Ясное дело, ты совершенно права с точки зрения обычных норм поведения, — понимающе промолвил командир. — Но в Камете ваши размолвки могут угробить всю группу разом. Месть получится страшная, но насладиться ей будет некому. Может, ты всё же изберешь другой вариант, не столь кровопролитный?
— Не беспокойся, на Камет мои намерения не распространяются, — отрезала Вика и вышла из комнаты.
А после его доставала Мариэтта, до печёнок возмущённая тем, что Харламов не выполнил собственного обещания и явно выраженных пожеланий администрации школы. Узоян, понятное дело, не Вика. В руках себя держит, эмоций столько, сколько и полагается по ситуации, да и повод для разговора куда более серьёзный — с её точки зрения он пошёл на ненужный риск. Двести метров пути и возможность оглядеться, здесь, в расщепе, казались мелочью. И не объяснишь, что Камет переворачивает все взгляды и оценки, тебе скажут — на то ты и лидер, наделённый суперталантами, чтобы не поддаваться сиюминутным желаниям.
— Да, разумом я с тобой согласен, — в который раз повторил командир. — А вот интуиция подсказывает, что всё, что творится ниже обрыва, сточеры всерьёз не воспринимают.
— Слушай, Харламов, твоя интуиция выше всякой критики, конечно, но в подобных случаях лучше руководствоваться логикой и ранее разработанным планом. Интуицию применяй в ситуациях, где ни логика, ни план помочь не смогут. Я повторяюсь, кстати, Это я уже говорила, — Мариэтта придержала праведный пыл, заметив, что Ермолай основательно упёрся. — Ладно, какие предвидятся трудности?
На юг он собирался взять Вику и Ингу, чтобы они помогли запустить астральный глаз. Потом намеревался немного проводить группу, несколько километров прикрывая её от возможного наблюдения.
— На юг я предполагаю отправить братьев с помощниками, Игорь нужнее на севере. Как ни крути, а Земляные Глотки нейтрализовывать придётся.
— Кто на юге командовать будет, Рахимов? — черканула в своём блокноте Мариэтта.
— Братья воспримут это болезненно. Лучше пусть Галка, она не даст лишний раз рискнуть, а Гришка и рядовым членом умные мысли высказать сможет.
Взятый помощником, Рахимов естественным образом оказывался, в отсутствие лидеров группы или Богачёва, неформальным руководителем. И если Галка или Игорь относились к этому обстоятельству спокойно, то прочие выражали явное недовольство. Странным образом Сашка, почти не тратя слов, легко оказывался лидером в отсутствие операторов миров. Ермолай Богачёву доверял полностью, зная, что тот в любой ситуации способен сохранять холодный рассудок.
Мариэтте такие импровизации не нравились, она вообще предложила сначала погрузиться сильной группой на юге, а потом — на севере. Вариант Ермолая предполагал чрезмерную нагрузку на него: и как на руководителя, и как на прикрытие, а на севере ему пришлось бы стать и экстрасенсом.
— Что касается сточеров, я интуитивно доверяю здесь только себе, Ольге и Алексею; и каждому из троих по разным причинам. Оттого столько на себя и взял. Опять моя интуиция, скажешь?
— Скажу. И добавлю, что до обрыва можете дойти, но подниматься на него — ни в коем случае. И никакого астрального глаза на севере!
Да, камней под ногами хватало. Острые, от одного до двадцати сантиметров в поперечнике, они лежали на ровной мёрзлой глине так, будто их только что аккуратно сюда положили. Ермолай припомнил физический механизм, позволяющий камням "всплывать" из толщи земли, и решил не удивляться. Инга рядом взвизгнула от холода и прижалась к нему всем телом.
— Запускай, пока я не замёрзла!
Галка с братьями и помощниками отошла в сторону, Вика некоторое время поглядывала на сложенные в кучу набёдренные повязки, потом махнула рукой и присоединилась к остальным, накрыв их плотной защитой. Астральный глаз воспарил над едва освещённой равниной, показывая широко раскинувшиеся каменистые поля, перемежающиеся длинными языками песка. Песчаные полосы образовывали сетчатую структуру, и сквозь неё он разглядел длинную ровную полосу, ниткой прорезавшую и каменные поля и невысокие песчаные дюны. Километрах в трех, если взять влево, проходила древняя дорога, а вдали возле неё виднелись выступающие из песка остатки строений.
Харламов послал глаз дальше, вдоль дороги. Волны песчаных дюн мгновенно промелькнули внизу, а на горизонте фиолетовой стеной возник Край. "Километров шестьдесят-восемьдесят" — оценил он дальность, и приблизил глаз к Краю вплотную. Фиолетовая стена казалась плотной только у поверхности. Подняв глаз, Ермолай на мгновение увидал необыкновенную картину. Но в следующее мгновение Инга воскликнула, он почувствовал её бессилие, и глаз, лишённый поддержки, исчез.
— В расщеп возвращайся, немедленно! — скомандовал командир, едва успев подхватить обмякшее тело девушки.
Спустя секунду его руки, внезапно утратившие тяжесть её тела, сами собой взлетели вверх.
— Что с ней?
— Я забрал слишком много энергии, — смущённо признался Ермолай. — До Края дорогу исследовал. Нам туда, — показал он направление рукой.
До древней дороги он и Виктория сопровождали южную группу. Шли по песку, берегли ноги. Вика прикрывала, а он, отходя в сторону, время от времени прослушивал окрестности. Среди помощников был один неплохой слышащий, так что группа могла не бояться неожиданностей и после его возвращения. Дорога оказалось столь же неровной, что и окружающие поля — на ней, правда, не было камней, а покрывавший её песчаник босые ноги не ранил. Перекрывавшие древнюю дорогу песчаные заносы оказались невысокими. Светило уже поднялось над горизонтом, и его лучи приятно ласкали обнажённое тело.
Огромный спутник Камета висел теперь прямо над головой. Стоит ему подняться чуть выше — и тень спутника закроет всю доступную землянам область Камета. Но произойдёт это не сегодня, и даже не к следующему погружению. Зато вызванные надвигающимся затмением ураганы уже предвещали свой приход легким ветерком, сдувающим пыль с песчаных гребней заносов.
— Ну, ребята, дальше вы сами. Не спешите, не рискуйте. Достаточно будет, если сегодня вы дойдёте до развалин у дороги и осмотрите их, — Харламов поднял руку в прощальном приветствии и спустя мгновение уже был в своём собственном теле, принадлежащем расщепу.
Инга уже оклемалась — пила чай, рядом с её креслом стояла пустая тарелка, усыпанная крошками. С ней всё было в порядке. Вика тоже выглядела нормально и подмигнула в ответ на вопросительный взгляд командира. Группа была готова к погружению.
— Харламов, что-то интересное увидел? — спросила Узоян.
Кивнув, он попросил лист бумаги и несколькими линиями набросал рисунок: край стола и лежащая на нём авторучка.
— Вот, возьми, — протянул он свой опус Мариэтте. — Глянул сквозь Край и увидел вот это. Погружаемся, орлы!
С вершины скалы раскрывшийся внизу частокол камней и торчащих зарослей оптимизма не внушал. Вика на Сашку демонстративно внимания не обращала и молчала. Впрочем, без дела в Камете никто не болтал, так что её молчание оставалось незамеченным. Богачёв, только что вернувшийся с другого края скалы, покачал головой. Никакой активности вокруг он не обнаружил.
— Инга, ты одеваться будешь? Или так и понесёшь юбку в руках? — не выдержала Виктория.
Баканова растерянно посмотрела на одежду в руках и нехотя оделась. Сашка смотрел на одевающуюся Ингу с кислым выражением лица, Игорь растерянно поглядывал на Вику, а та с неподдельным интересом уставилась на обрыв вдали.
— Какие будут предложения?
На вопрос командира откликнулась только Виктория, и то — убедившись, что остальные молчат. Она предложила вернуться на дорогу — её ближайший участок снизу казался проходимым, а подъём — доступным.
— А если мы там уткнёмся в пропасть и спуститься не сможем?
— Вернёмся. К тому же мы не знаем, как там на другой стороне дороги. Может, там вообще нельзя пройти.
До дороги они добрались без особого труда: Игорь аккуратно усыпил несколько хищных растений и они прошли между ними. Скала изобиловала трещинами, так что подъём труда не представлял. А там они убедились, что Виктория была права — с другой стороны дороги простиралась полоса голых камней. Спуск был не столь прост, а камни, оказалось, назвать гладкими не смог бы и завзятый оптимист. Пришлось некоторое время тащиться по дороге, карабкаясь через трещины. Потом они спустились и вновь боролись с хищными растениями между скал.
Километра через три разведчики вернулись на дорогу, так как с обеих сторон теперь лежал густой лес, в котором порхали птицы. Жолудев долго прислушивался к своим ощущениям, а потом сказал, что лес этот — коллективный хищник, и пройти сквозь него они не сумеют. Ермолай, который и до этого смотрел на торчащие из коричнево-лиловых сплошных крон серые колючие сучки с порядочным опасением, вопросительно глянул на Сашку. Тот пожал плечами — "мысли" растительности он воспринимать не умел.
Пришлось вновь идти по дороге, беспрерывно перебираясь через провалы. К их счастью, ни один из них не был слишком глубоким. А хищный лес вскоре уступил место обычной низкой и редкой растительности.
— Оглядимся? — остановился Игорь.
Вика остановилась и стояла с каменным выражением лица, пока Сашка отбегал назад, уходя из-под защиты, чтобы прослушать окрестности. Тишина — показал он жестом.
— Здесь мы можем спуститься, вот тот откос будто предназначен для этого. Внизу песок, а мы без обуви остались. К тому же там и обувь новую можно сделать…
Игорь был прав: ногам нижний путь сулил больший комфорт, а их продвижению — большую скорость. Но при этом внизу ждали в засаде хищные растения, не все им известные, да и подняться на древнюю дорогу можно было далеко не везде. Вполне возможно, лёгкий путь обернулся бы вынужденным возвращением и потерей времени. Но и на дороге можно было нарваться на крутой провал — и точно так же вернуться, несолоно хлебавши.
— Кто за спуск?
Оказалось — единогласно. Вика негромко фыркнула, злобно глянув на Сашку, поднявшего руку одновременно с ней. Тот с деловитым видом осматривал остатки своих тапочек. Инга свои просто выкинула, командир глянул на неё и сделал то же самое. Первое, чем они занялись внизу — соорудили себе новую обувь. А затем побежали, пользуясь тем, что местность это позволяла. Древняя дорога рядом вскоре окончательно превратилась в руины. Когда-то здесь она возвышалась на толстых каменных колоннах, и некоторые из них до сих пор стояли в полный рост. Другие — разрушились либо упали; а полотно дороги рассыпалось на куски и лежало среди колонн грудой мусора.
— Саш, такую дорогу в Древнем Египте могли соорудить?
— Могли. Но только к общенациональной святыне, по меньшему поводу никто бы и не почесался. Здесь скорее технический уровень древнего Рима. Бетон они знали, а железобетон — нет.
Вскоре дорогу им преградил овраг. Явно это было русло руки или ручья, заполненное сейчас песком. Гладкая песчаная поверхность немедленно вызвала у Харламова подозрения, и он запустил туда камнем. Песок взметнулся вверх и забурлил: глаз едва успел уловить мгновенное движение щупальца. Спустя секунду пыль осела — овраг устилала ровная гладкая песчаная поверхность.
— Ого, кто тут спрятался, — восхищённо протянул Игорь. — Ну-ка, Виктория, прикрой и меня и эту тварь, я её пощекочу слегка…
Инга встала рядом и обняла Игоря, который что-то шевелил губами, напряжённо глядя вниз. Три длинных щупальца осторожно вылезли из песка, сплелись между собой и вытянулись вверх.
— Да это же готовая пила, — ахнул Сашка, разглядев частокол зубцов, с двух сторон обрамляющий каждое щупальце.
Игорь резко выдохнул и махнул рукой. Щупальца, как будто их подрубили, рухнули на песок.
— Это не пила, это больше похоже на внешние челюсти, — сообщил Жолудев, обозревая дело своих рук. — Между прочим, я этот корнеплод почувствовал только тогда, когда Ерёма запустил в него камнем. Мы можем перебираться на ту сторону, корнеплод до утра шевелиться не сможет.
Девчонки отчаянно трусили. К тому же Инга, сползая по камням, изодрала юбку в клочья и отчего-то расстроилась. Вика даже предложила ей свою, но Баканова на замену не согласилась. Песок возле "корнеплода" оказался рыхлым, они вязли в нём по колено, да ещё исцарапали руки и ноги, карабкаясь по каменистому склону оврага. Так что Харламов предложил всем заняться одеждой, пока он сам прогуляется немного. Двигаться дальше вместе с расстроенной Ингой он не хотел.
На той стороне древняя дорога оказалась в пригодном для передвижения состоянии. Было видно, как она по прямой пересекает обширную котловину, заросшую невысокой растительностью. Здесь встречались растения незнакомых видов, впрочем, дальнюю часть котловины было видно неважно. Пыльная мгла размазывала очертания обрыва. До него, казалось, оставалось километра два.
— Ерёма, смотри, — Игорь встревожено указал на птиц, кружащихся в вышине. — Они появились только что.
Сашка агрессии со стороны птиц не улавливал, но случайным их появление тоже не считал.
— Пора возвращаться? Нас наверняка заметили, — проскулила упавшая духом Инга.
Её настроения не подняла даже новая юбка, сплетённая из длинных узких листьев. Командир кивнул, хотя его одолевало прямо противоположное желание. Но интуиция подсказывала, что их действительно обнаружили и установили за ними наблюдение.
— Поднимемся на гребень котловины, вы все на неё посмотрите, снимете одежду — и в расщеп. А я один пробегусь по дороге, посмотрю, что за дальним гребнем котловины, и через пятнадцать минут вернусь…
Инга смолчала, а Сашка не преминул спросить, почему командир хочет бежать один, и чем ему остальные мешают.
— Если за нами наблюдают, то лучше сбить их с толку. Я бы вас послал направо, но там хищники произрастают, а нам лишний риск не нужен. Хотите, ждите меня ровно пятнадцать минут, вернёмся одновременно.
Так и договорились. Ребята медленно отошли в сторону от дороги, а Ермолай, с охапкой одежды в руках, ровным шагом припустил по древней дороге. Бежалось легко. Левая обочина местами была свободна от песка, старое покрытие слегка раскрошилось, но оставалось ровным. Птицы над головой, которых он воспринимал не зрением, а иными чувствами, равнодушно следили за его передвижением. Среди них не встречалось достаточно крупных, чтобы напасть на человека.
Белые цветы вдоль обочины настораживались при его приближении, но этим хищникам требовалось, чтобы жертва сама к ним прикоснулась, чего человек делать не собирался. Внезапно порыв ветра сзади поднял облако пыли. Юноша уловил мысль Сашки — у ребят всё было нормально, они укрылись от ветра за крупным камнем. По внутренним часам прошло двенадцать минут, когда он достиг противоположного края котловины. Он остановился, запоминая открывшуюся картину, и в этот момент с неба к нему спикировали две крупные птицы.
Оказавшись в своём истинном теле, Ермолай сразу глянул в сторону Галки. Нет, южная группа пока не возвратилась. Мариэтта смотрела вопросительно, а Сашка молча спрашивал, докладывать ли. Командир рассказал сам:
— Когда мы дошли до котловины с хорошей дорогой, обнаружили, что над нами кружат птицы. Ребята ушли немного в сторону, а я по дороге добежал до края котловины. Оттуда до обрыва оставалось метров триста. Я разглядывал обрыв, и тут ко мне подлетели две птицы и сбросили в руки деревянный посох. Просто посох, гладкий, без причуд. Я положил одежду между камнями и придавил её посохом. Да, ещё надо сказать, что начались порывы ветра…
Мариэтта промолчала, а Сашка добавил, что он засёк источник воли, управлявшей птицами — там же, в горах. Виктория сидела насупленная, Баканова просто отдыхала, а Игорь рисовал на листе бумаги вновь открытые растения. Чтобы скоротать время, начал рисовать и Харламов. Мариэтта, подождав, пока он закончит первый лист, бегло на него взглянула, забрала себе и попросила его перекинуться парой слов наедине.
— К тебе пока всего одна просьба: не рассказывай никому, кроме Лысого и Ольги, что ты видел за Краем…
Сначала два слова сказала Галина: мол, спокойно шли по дороге, потом шли по дороге, борясь с ветром, потом просто пробивались сквозь пыльную бурю, лишь в надежде достигнуть усмотренных Гришкой стен. А после они отсиживались в этих стенах и бродили по подземельям. Но об этом рассказывал уже Рахимов:
— Три здания, уверен, были когда-то жилыми. Фундаменты хлипкие, а вокруг древесные остатки стен. Другие два — явно общественные. Одно — точь-в-точь каменный христианский храм с колокольней рядом и подземными усыпальницами. Стены — наполовину, и крыша разрушены, но колокольня сохранилась весьма прилично, три нижних яруса целы. Колокола из песка выглядывают…
— В усыпальницах-то кто? — не выдержал Сашка.
— Чуть позднее расскажу об усыпальницах, — кивнул Гришка. — Второе здание общественное, прямые коридоры, множество кабинетов с остатками мебели. Рухлядь страшная, но разобраться можно, столы и шкафы — полные аналоги земных образцов. Второе здание сохранилась, как двухэтажное — похоже, третий этаж был деревянным. От него ведёт подземный ход к храму, ход сохранился великолепно, как и подземелье с усыпальницами. Усыпальницы мраморные, останки сохранились прекрасно. Захоронены там существа двух видов — одни явно сточеры, другие однозначно люди. Сточеры голышом, как и жили, а люди захоронены в одежде. Но на надгробиях у тех и других высечен крест…
Только братья остались равнодушными к результатам южной группы, остальными овладело лихорадочное возбуждение. Вопросы, предположения… По рукам ходили рисунки Григория — контуры зданий он передавал изумительно. Мариэтта то и дело что-то чиркала в своём блокноте, уточняя разные детали. Харламов уловил, что интересовалась Узоян вовсе не Каметом, её интересовали поступки и реакции членов группы, обоснования поступков, любые предположения по поводу неразгаданных загадок. Он и сам проделывал подобный анализ, но чисто автоматически, обдумывая другие проблемы, тогда как Мари занималась исключительно этим.
Как попадали люди на Камет? Вытаскивали ли их сточеры с помощь магических ритуалов, как слуг и рабов, или же люди некогда жили здесь, как полноценные аборигены? А может, люди были пришельцами, установившими со сточерами дружественные отношения? Остался ли кто из них на Камете, или все погибли при катастрофе? Отчего-то юношу подобные вопросы не слишком волновали. Он полагал, что со временем все загадки разъяснятся. Сточеры — вот кто был настоящей загадкой. И загадка эта касалась не прошлого, а самого сиюминутного настоящего.
Только вернувшись в школу, отдохнув, вдоволь налюбившись с Олей, Харламов вдруг сумел облечь в слова некое мимолётное впечатление. Ребята изменились. Не все, но насчёт братьев, Игоря и Галки он был полностью уверен. И супруга его уверенность подтвердила:
— Тебе не показалось. Таков отпечаток, налагаемый общими мирами. После них люди становятся безразличными к расщепу и всем его делам. Оттого каждую группу ограничивают в исследовании их мира. Ты же знаешь — после первичной разведки группа прекращает исследования и далее используется в качестве проводников. Проводники, как и операторы миров — низшая каста среди мастеров Радуги. У многих из них напрочь исчезает интерес и к другим мирам, и к делам расщепа. Это такая зависимость, которая, к счастью, развивается не у всех. Нам с тобой, Лёне, даже Сашке бояться нечего. Быть может, Алексея она тоже не коснётся. Сам не сообразил, почему? Мужики иногда бестолковы, верю, — усмехнулась подруга. — Любовь, Ермолай. Влюблённому нет дела до чужих миров…
Засыпая, он всё пытался понять: в кого же в итоге влюблён Сашка?
Обычная школьная жизнь, однако, показалась и ему пресной. Не радовал замечательный стол в столовой, лыжные прогулки навевали скуку, а дежурства по обеспечению безопасности казались надуманными. Ольга через день водила в Реденл исследователей. По замёрзшей реке — она, как выяснилось, Реденлом и называлась — на лыжах местного изготовления земляне двигались к большим городам. Миновав несколько небольших деревень, живущих рекой и охотой, они ничего не прибавили к своим знаниям об этом мире.
— Есть новый вид защиты, несущественность называется, — восторженно поведал Константинов. — Я попробовал пару раз. Суть в том, что ты внушаешь любому видящему тебя человеку, что он увидел нечто столь неважное, что об этом стоит немедленно забыть. Против часового, который на страже, такая защита не сработает, а вот случайный прохожий отведёт глаза в сторону. Мы так однажды прошли сквозь деревню, и никто на нас даже глаз не поднял. Только собаки гавкали…
Лёшка тоже погружался в Реденл. Каждый раз туда уходили либо два универсала, либо универсал и хороший кинетик. И если зять рьяно относился к исследованию своего мира, то Константинов охотнее осваивал новые навыки. Ермолай тоже кое-что попробовал — и сам поразился, насколько легко он освоил несущественность. Приятно было идти по двору и понимать, что никто тебя в упор не видит. Впрочем, никто — это преувеличение, все слышащие саму несущественность прекрасно замечали. Для них это был просто очередной, весьма слабенький, вариант мыслезащиты.
Лысый, встречи с которым командир выжидал три дня, к его видению за Краем отнёсся спокойно:
— Ты, должно быть, решил, что Камет — это такой стеклянный ящик на столе экспериментатора? Не скажу, что положу голову на плаху, отвергая такую возможность, но внутренние детали обстановки комнаты видели до тебя многие… Вообще, есть люди, которые за каждым Краем видят свои образы. Уже одно это настраивает на мысли, что образы эти — не обязательно то, что за Краем. А раз мы даже приближённо не знаем, что же такое Край, число гипотез может быть неисчислимо…
— А с помощью астрального глаза за Край заглядывали? — упрямо поинтересовался Харламов.
Директор вздохнул, и его длинный нос опустился ещё ниже. Ученик отчётливо уловил колебания собеседника. Лгать тот не хотел, как и говорить правду.
— В расщепе это бесполезно. Правда, Ермолай Харламов у нас один, так что на него это ограничение может и не распространяться. В других мирах — да, заглядывали. Иногда видели продолжение — такую же местность, как перед Краем. Виды Края столь же разнообразны, как и миры, иногда это довольно низкая стенка…
Директор пытался доказать, что астральный глаз ничем не превосходил обычное зрение, но сам в это не очень-то верил.
— Конечно, есть теория ступеней реальности, и Край считается одним из индикаторов этой самой реальности. Его отсутствие означает высшие уровни реальности, его проницаемость — чуть меньшие, возможность заглянуть за него — ещё меньшие, а полная непроницаемость, как у нас — это характеристика иллюзорных миров. Если ты согласишься считать себя иллюзией, то тогда и я, пожалуй, сочту что видел ты нечто стоящее.
"Отчего это Лысый пиджак не надел?" — вдруг некстати подумал ученик. Действительно, сегодня директор ходил в тёплом свитере.
— Могу я надеяться, что после окончания разведки Камета мы вернёмся к этому разговору на несколько иной основе?
Лысый аж подпрыгнул от возбуждения:
— Конечно! Только произойдёт это не завтра. В общих мирах время от времени обнаруживаются разумные существа, чаще — люди. Способность к паранормальным проявлениям среди них редкость, а сточеры как раз телепаты, в прошлом взаимодействовавшие с людьми. Такие существа открыты впервые, вам есть чем гордиться. Никто не знает, чем обернётся это открытие, но нет сомнений, что ваши ребята могут рассчитывать на самые радужные перспективы. Что из них осуществится, сам понимаешь, покажет время и только время.
Чему Селиванов так радовался, оставалось непонятным. Но рад он был несказанно. Даже у Харламова разом поднялось настроение. А ребята, надо признать честно, скучали. Инга, правда, исправно посещала спортзал и неутомимо махала мечом. Озадаченный юноша не постыдился вникнуть в её мысли — девушка готовила себя к погружению в миры, где напрочь исчезали паранормальные способности.
Обеспокоенный Сашка нашел Харламова на лыжне.
— Знаешь, командир, ты в группе единственный, кто способен читать других издалека. В Камете я несколько раз слышал сточеров. Не разобрался, моей квалификации не хватило. Да может, и ничьей бы не хватило. В общем, мне показалось, что мысли свои они не закрывают. А нас они слышат, наша защита для них — ничто.
— Допускаю, что ты прав. И что?
— Надо бы тебе их послушать. Ты ведь знаешь, как определяется квалификация слышащих?
Конечно, основы командир знал. Красная повязка давалась за умение улавливать мысли большинства людей в пределах поля зрения. Людей, не пользующихся защитой и не имеющих врождённого блока против чтецов. Оранжевая давалась за загоризонтное обнаружение и прослушивание одиночных незнакомых людей без защиты. Жёлтая предполагала умение обнаруживать враждебные замыслов среди толпы незнакомцев. Дальше он не знал — не интересовался. Универсалов оценивали по другим критериям.
— Расстояние не столь важно. Конечно, чтец должен уметь работать за пределами прямой видимости, но расстояние относится не к искусству слышащего, а к его силе. Я сильный, но повязка у меня пока оранжевая. А владелец зелёной повязки уже должен брать кое-что из-под индивидуальной защиты и уметь влиять на мысли простых людей в поле зрения. Обладатель голубой повязки преодолевает простую защиту и большинство случаев врождённого блока, он же влияет на чужие мысли за горизонтом. У синих повязок — то же самое, только он преодолевает групповую защиту на уровне оранжевых повязок. А обладатель фиолетовой прослушивает одновременно несколько защищённых сознаний почти под любой защитой. Он же способен отдать приказ через защиту, и приказ этот останется незамеченным. Вы с Ольгой приманивали животных? Это уровень зелёных повязок…
Вдвоём они с женой могли больше, чем поодиночке, хотя Сашка утверждал, что способности нескольких слышащих не складывались и не умножались. Ермолай не стал его разубеждать.
— То есть ты полагаешь, что я услышу больше, чем ты?
— Из-за одного этого я бы твоё время не стал тратить. Ты ведь ещё и экстрасенс. Прямое чувствование и мыслеслушание совершенно между собой не связаны. Что, если мы ещё раз возьмём Марину, экстрасенсы начнут свой поиск, а ты одновременно попытаешься прослушивать мысли сточеров? Только ты на это и способен, Ольга на таком расстоянии ничего определённого не возьмёт.
Он, конечно, догадывался, что Сашка родил эту идею больше для того, чтобы лишний раз погрузить Марину в Камет. Но в его предложении имелось рациональное зерно. Ему самому уже не раз казалось, что сточеры смогли уловить их сеанс прямого чувствования — предположение, которое он ничем не мог обосновать, и которое шло вразрез со всеми привычными представлениями. Может быть, Сашка уловил его затаённые страхи и оттого предложил такую идею?
Ольга, как ни странно, мгновенно согласилась. Только она настаивала на том, чтобы супруг либо вообще не участвовал в прямом чувствовании, либо ограничил его одним вопросом, который никого больше бы не интересовал. В первую очередь не интересовал бы её, Аникутину. Слишком болезненными были воспоминания об их совместном экстрасенсорном опыте.
— Слушай, а отчего Инга так уверена, что мы окажемся в мире, где нет магии?
— Так группа Дружинкина именно в таком мире и работает. Есть безымянный мир, в который попадает множество групп, работающих севернее Гималаев. Магия там присутствует в абсолютно зачаточном состоянии — то есть мы с тобой вряд ли почувствуем присутствие человека за сто метров в лесу. Края там нет, оттого этот мир считается пригодным для Возвратного Прорыва…
— А это что такое? — изумился муж.
Существовала, оказывается, гипотеза, что при одновременном возвращении из такого мира, если группа находилась вне пределов проекции расщепа, можно было попасть прямиком в Материнский Мир. При погружении земляне оказывались в проекции расщепа, уходили за её пределы и пробовали вернуться. Возвращение в расщеп оттуда было невозможным — но иногда группы бесследно исчезали; пропадали и их тела в "холодильнике". Были ли это случаи Возвратного Прорыва? Никто не знал…
В мире этом, имевшем скучный номер двадцать три, постоянно действовали разные группы землян, а их обеспечивали группы поддержки. Одежда, ночлег, оружие — обо всём следовало позаботиться. Двадцать третий мир был населён людьми, говорившими на земных языках, только дальше ветряных мельниц техническое развитие у них не шагнуло, а общественные отношения пребывали на уровне классического феодализма.
— А если вся группа однажды безвозвратно исчезнет, как администрация школы объяснит это обстоятельство? — вслух подумал Ермолай.
— Так они, как и мы, написали расписку о добровольном участии в эксперименте с непредсказуемыми последствиями. Риск пропасть не столь высок, куда проще нарваться на воинственных аборигенов. Тогда остаётся надеяться на владение мечом да крепкий доспех. А Инга зря старается: Камет как мир гораздо ценнее, её никуда больше не пустят…
Дочь шамана, оказывается, никогда не говорила об этом мужу лишь потому, что совершенно в Возвратный Прорыв не верила и, естественно, считала возню с двадцать третьим миром занятием никчемным. Командир ещё раз убедился, что даже его связь с Ольгой не делает их мысли друг для друга прозрачными. Она знала о безымянных мирах, но для неё это казалось неважным — и Харламов, заботливо подобные сведения собиравший, так ничего от самого близкого человека и не узнал.
Ребята рвались в Камет. Игорь жаждал побродить по котловине, которую пересёк командир, посмотреть новые виды растений. Всем хотелось забраться на обрыв, причём Кутков был отчего-то уверен, что там их ожидает жара и влажность, что там текут реки и вообще — вся суть мира сосредоточена на обрыве, а они пока что видели только руины. Галка подозревала, что на обрыв их просто не пустят. Она сама, независимо от Сашки, предложила повторить коллективное прямое чувствование. Только Сашка настаивал, что процедура должна пройти в ритуальном месте, ей же больше нравились окрестности обрыва. Лёшка тоже жаждал экстрасенсорики — он считал, что такие сеансы развивают его способности.
— Лёха, а ты чего не просишь, чтобы Эллу в Камет взяли? — поинтересовался командир. — Все своих друзей-подруг предлагают в помощники…
— Не дай бог, чтобы она там понадобилась, — мрачно сказал Константинов. — Сточеры, как я понимаю, обычные млекопитающие, с кровеносной и нервной системой, наподобие нашей. Элла может заставить их испытывать боль, головокружение, довести до шока или инфаркта. И радиус её действия в узком секторе — до тридцати километров. Это вроде атомной бомбы — годится для устрашения, но лучше никогда не применять. Может, потом я возьму её на экскурсию. Погрузиться мы ведь можем в любой точке расщепа, Верхний дом просто лучше всего охраняется.
Юрий Константинович против нового плана исследований не возражал. Он только напомнил, что Женьке обещано погружение в Камет, и обстоятельства сейчас так совпали, что его таланты вполне могли пригодиться.
— Возьмёшь его, погрузитесь возле котловины, доберётесь до обрыва. Пусть он там посмотрит, что к чему. Может, ступеньки какие выбьет в скале или совет даст. В общем, важно, чтобы он почувствовал себя нужным. Что касается Камета, ему можно рассказать всё, а вот о других мирах — не стоит. Ермолай, перед тем как поедешь на встречу с ним — а встреча пусть пройдёт вне школы — зайди ко мне, обсудим детали.
Встретились они, как настоящие конспираторы, на пустынной дороге. Джип Шатохина и невзрачный пикап Леонида встали рядом на продуваемом всеми ветрами поле. Женька пересел к Ермолаю.
— Это Куткова машина вроде? — во взгляде его читалось снисхождение.
— Она самая. Он мне одолжил ради такого случая.
— Ты и водить научился?
— Только сегодня, — универсал не стал рассказывать, что он, как слышащий, смог разом впитать в себя чужой водительский опыт.
Для настоящего вождения этого было недостаточно, но с управлением на пустынной дороге он справлялся уверенно.
— Один приехал? Без охраны?
— Да ты что! Но разве настоящая охрана станет на глазах у нас маячить? Нас, Женя, такие зубры охраняют — на десять километров муха без спроса не подлетит. Наши тела здесь после погружения останутся недвижны и бесчувственны, разве можно их без присмотра бросать? Так нам с тобой и возвращаться окажется некуда…
После короткого инструктажа Женька, слегка струхнувший, решительно предложил начинать. И они вцепились друг в друга, разом ощутив, что едут куда-то вниз и назад. Перед глазами мелькнуло пыльное здешнее небо, в котором виднелись немигающие звёзды и песчаный поток остановился. Они лежали у склона невысокой дюны. Оглядевшись, Ермолай узнал очертания знакомой котловины. Только возле её гребня бури воздвигли приличный песчаный вал. Место, где он оставил одежду, оказалось похороненным под слоем песка.
— Слушай, ну её, эту одежду, всё равно не холодно, — предложил он ошалело оглядывающемуся Шатохину. — Неохота копать. Пойдём к обрыву так.
— А если кто нас увидит?
— Об этом я узнаю заранее, — пообещал проводник в мир Камета. — Да здесь нет людей, а сточеры, как мы предполагаем, сами ходят в природном виде. Птиц же ты не станешь стесняться?
Птицы, слава богу, над головами не кружили. Так, летала одна над верхушками оранжевых деревьев, вызывая у Женьки беспокойство. Вид вокруг, надо признать, настолько отличался от привычного расщепа, что неподготовленному человеку простительно было и обалдеть. Оранжево-красная растительность, черные и рыжие скалы, тёмное небо с огромной зеленоватой луной — и необычные запахи, будоражащие, пугающие. Но Шатохин собрался и решительно полез на груду песка вслед за проводником.
— И что, вам обязательно надо наверх? — скептически поинтересовался он, когда спустя пятнадцать минут они осматривали руины древней дороги.
Место, где дорога некогда взбиралась на обрыв, было выбрано удачно — обрыв в этом месте понижался. Но опоры, некогда поддерживающие дорогу, как и сама она, давно рухнули. А обрыв под дорогой, как назло, был тщательно выровнен до состояния гладкой вертикальной стены. А слева и справа обрыв имел природный вид: расщелины, выступы. Но там он был куда выше — под сотню метров.
— Ты же видишь, что влево и вправо ничего подходящего нет, нигде не вскарабкаешься. А здесь всего метров тридцать, если от самого высокого обломка считать, — ответил Ермолай.
— Ты границу между красными и желтыми слоями видишь? Так вот, ниже этой границы — гранит. К ним даже с моими талантами подходить бесполезно. Максимум, что я смогу — углубления проковырять, за которые пальцами можно будет ухватиться. Скалолазу хватит, только кто у вас скалолаз?
Проводник разом понял, что подняться здесь они не смогут. Зато граница гранитов и более мягких пород — Шатохин своих мыслей не прикрывал, да и не смог бы — в одном месте разрубалась довольно глубокой вертикальной расщелиной. А с осадочными породами Женька справлялся, что проходческий комбайн.
— Пойдем, глянем на ту трещину, — указал он рукой, — кажется, по ней можно подняться до мягкой породы.
Шатохин признал, что лучшего варианта не было. По расщелине поднимались враспорку. Женька попутно крошил гранит, оставляя ступеньки для рук и ног, Ермолай страховал снизу. Они поднялись примерно на высоту шестиэтажного дома, и здесь твёрдая порода уступила место песчанику. На сжавшегося в комок проводника посыпалась лавина крошек и пыли. Это кинетик принялся бурить в породе проход. Когда они смотрели снизу, то решили, что от расщелины им предстояло прорубить по горизонтали метра три, а дальше гранитная скала образовывала выступ, по которому можно было дойти почти до древней дороги.
— Ерёма, поднимись, будешь грунт отгребать, — позвал вскоре Евгений.
Сколько они возились, сказать было трудно. Ветра не было, поднявшаяся пыль висела плотным удушливым облаком, и когда они вылезли на выступ, лучше не стало. Женька нашёл в этом и приятную сторону — он плохо переносил высоту, а пыль не позволяла разглядеть уходящий вниз обрыв во всех его бередящих душу деталях. На выступе встречались узкие места, и кинетик расширял их, добавляя новые порции пыли. Когда они вышли на чистое место, Шатохин глянул вниз и заскучал. Здесь было не меньше сорока метров высоты, и он предпочёл двигаться дальше на четвереньках, прижимаясь поближе к скале.
Выступ кончился уходящей вверх трещиной, протиснуться в которую смогла бы только ящерица. Женька вздохнул, и принялся вновь крошить песчаник. Трещина оказала ему неоценимую помощь — он отколупывал ровные пластины породы с одной её стороны, пропихивал их назад проводнику, а тот кидал их под обрыв. Вскоре трещина пошла вертикально вверх, и пришлось копать в горизонтальном направлении. Здесь они чуть не задохнулись в пыли, но внезапно кусок породы вывалился в пустоту, и в глаза горнопроходчикам ударил луч света. Они пробились.
Всего несколько движений понадобилась кинетику, чтобы расширить проход, и он, не спрашиваясь, пролез сквозь него. Ермолай последовал за ним. Они стояли на осыпи, из-под которой выныривала и уходила вверх древняя дорога. С другой стороны осыпь оканчивалась обрывом.
— В один прекрасный момент эта куча рухнет вниз, — мрачно пообещал Шатохин. — Ну что, посмотрим на ваш мир?
— Посмотрим. конечно. Но только одним глазом, — отрезал проводник. — Иди за мной.
Они поднялись по дороге и осторожно выглянули из-за поросшего густой рыжей травой бугра. Но таились земляне напрасно. Влево и вправо уходили заросли кустарников, и только дорога позволяла заметить, что чуть дальше кустарники сменялись деревьями с бело-красными стволами. Прямо по дороге тяжёлыми прыжками к ним приближалась птица размером с петуха. Гребешок на голове ярко синел, а сама птица была песочного цвета. Едва глянув на неё, проводник прошипел:
— Уходим!
Они вновь собрались в Верхнем доме: Харламов с супругой, братья Алёшины, Галина Хоменкова, Игорь, Инга, Вика, Сашка, Константинов и Кутков. Здесь же присутствовали Лысый и Мариэтта. Директор произнёс прочувствованную речь о важности и сложности открытого ими мира, о том, что наступил важный и трудный этап в его исследовании. Кое-что в его речи, касавшееся исследование других миров, было слушателям вновь. Без остановок Селиванов перешёл к грядущему погружению.
— Затмение и вызванные им бури кончились. Харламов с Шатохиным уже погружались и сумели взобраться на обрыв. Там теплее, там богатая растительность, и, есть некоторая надежда, что их не заметили и вся группа сможет погрузиться там. Шатохин в дальнейших исследованиях не участвует, — пояснил директор, отреагировав на вопросительные взгляды. — Далее. Ритуальное место вновь занесено песком. Там погружался Кутков со своей супругой. Она, как и Шатохин, внешний член группы, её пребывание в Камете может в дальнейшем группе пригодиться. Леонид с Анной расчистили часть загадочного рисунка с прондагами, одну скамейку, вход в склад. По плану у нас впереди ещё один сеанс прямого чувствования. Перелыгина — координатор, Хоменкова, Кутков, Константинов и Аникутина — участники. У каждого из участников свой вопрос, на который они постараются найти ответ. В охранении задействованы Александр Алёшин и Виктория Клюзова. Ермолай Харламов в роли свободного художника постарается быть и слышащим и экстрасенсом одновременно: есть гипотеза, что такой способ разведки окажется наиболее продуктивным. Старшая — Ольга Аникутина.
Лысый замолчал и ожидающе посмотрел на ребят. Вика засияла, как будто её наградили — фамилия Богачёва названа не была. Мариэтта кинула опасливый взгляд на Сашку, но тот был спокоен — в конце концов, он просил за Марину, не за себя, и повода расстраиваться не было.
— У нас остаются незанятыми Сергей Алёшин, Инга, Игорь и Александр Богачёв. Вам, ребята, поручается южное направление. Старший — Богачёв. Возьмёте по своему выбору помощников, ещё раз осмотрите остатки церкви — быть может, буря чего из песка сама выкопала. Находки оставьте в подземелье, возле гробниц, а сами по дороге продвинетесь к Краю, насколько сможете.
Игорь и Сашка мгновенно обменялись взглядами, Инга разочарованно опустила голову. Однако возражений и вопросов не было и "северяне", прихватив Марину, поднялись в зал-"холодильник" и разместились в креслах вокруг горящей на столе свечи. Вновь последовало знакомое чувство сдавливания и Ермолай почувствовал под ногами чуть тёплый песок. Он остался на ногах — песок Камета прилипал к телу, как земной, и приятных ощущёний не вызывал.
Ольга решила, что спускаться в склад им незачем. Экстрасенсы уселись в кружок прямо на расчищенном участке рисунка. Вика побродила немного вокруг и облюбовала себе место на одной из скамеек, выбрав ту, что находилась напротив Перелыгиной. Сашок Алёхин держался рядом с ней. Командир прикинул зону действия "крыши" Виктории и устроился за её пределами, тоже присев на расчищенный участок скамейки. Сеанс прямого чувствования начался.
На этот раз он протекал иначе. И не только потому, что сегодня юноша решал одновременно две задачи, разделив своё сознание на независимо работающие части. Иначе воспринимался весь Камет — теперь он стал для него неким единством, ощущаемым в полном объёме, и даже кучка экстрасенсов воспринималась обыденным элементом пейзажа. Где-то в горах сточеры отметили их усилия, отметили с полным спокойствием. Их не останавливала "крыша" Виктории — они просто не обращали на неё внимания. Способности сточеров к прямому чувствованию неизмеримо превосходила людскую, к тому же они легко могли людьми-экстрасенсами манипулировать. Но — не считали нужным.
К происходящему они относились даже положительно — и, повернув голову, командир мог видеть, чем его группа порадовала хозяев этого мира. Вика опёрлась руками о скамейку, нагнувшись, а сзади пристроился совершающий ритмичные движения Алёхин. Девица вызывающе отдавалась ему прямо перед глазами Маринки, даром, что та была так погружена в себя, что ничего в буквальном смысле перед собой не видела. Ермолай запоздало сообразил, что совокупление на этой площадке некогда бывало столь же привычным ритуалом, что и смерть. И пришельцы, повторив ритуал — откуда-то он знал, что это же совершили и Лёня с Анькой — лишь подтвердили верность традициям.
Часть его разума, задействованная в прямом чувствовании, сейчас была недоступна осознанию. Но при этом полученное знание соединялось с тем, что Харламов улавливал в мыслях сточеров, создавая временную иллюзию всеведения. Сточеры, как казалось ему, землянами не интересовались. Да и нужда в слугах уже исчезла — на Камете случилась утрата веры; сточеры больше не поклонялись тому, чему некогда посвящались грандиозные усилия, ради чего жертвовали жизнью аборигены и для чего им требовались люди.
Тот кустарник и лес, который с близкого расстояния рассматривали они с Шатохиным, были единственной средой обитания сточеров, средой в значительной степени подконтрольной. Ступи в растительность нога нежеланного гостя — и его покусают хищные листья, обольёт ядовитым соком развесистое бело-красное дерево, глубокие корни, сжавшись, обрушат у пришельца под ногами землю. Ему, Ермолаю, хозяева леса дали посох, как указание на то, что дороги и пустыни предоставлены в его распоряжение. А большего пришельцу дозволено не было, и сточеры немного удивлялись, отчего это люди оказались столь непонятливы.
И ещё он знал, что мысли людей лишь частично доступны сточерам, и в давние времена, чтобы изменить это обстоятельство, некоторые сточеры даже становились людьми. Становились физически, приобретая человеческое тело с его органами чувств и навыками. Перевоплощенцы могли уже полноценно общаться с людьми, сохраняя разум и сознание сточера.
Вика с Сашком закончили, усевшись на скамейку рядышком. Виктория сохраняла безмятежность даже тогда, когда Харламов поднялся и подошёл к ним.
— Вика, крыша больше не нужна. Сточеры наши мысли полноценно не воспринимают, они больше полагаются на прямое чувствование. Давай расчистим вот этот участок, — он показал на то место, где должен был располагаться центр рисунка.
Зачем это было нужно, он ещё не знал. Но в правоте своей не сомневался. Вскоре к ним присоединились и пришедшие в себя экстрасенсы. Командир точно определил место: в причудливом завитке сплетались три линии, шесть прондагов образовывали правильный шестиугольник. Значение этого места он не мог выразить словами: но веяло от шестиугольника древней загадочной силой. Дочь шамана присела, сдула со священных дисков песок и аккуратно дотронулась до каждого из них, двигаясь по часовой стрелке.
— Кровь идущей поперёк хребтов в Зрачке Истины откроет ей дорогу, — провозгласила неожиданно Хоменкова.
Сказала — и с недоумением оглядела остальных. Марина кивнула, соглашаясь, а Ольга чиркнула ногтем по руке и аккуратно уронила закапавшую кровь на каждый из прондагов.