Вторая радуга

Длинная зимняя ночь

Галина вошла вслед за братьями и Харламов, поймав её взор, кивнул девушке, глазами указав на стоящий в сторонке стул. Хоменкова села, оглядываясь с явным недоверием. Собрал участников на эту встречу он — по просьбе директора — но для всех остальных это выглядело его собственной инициативой. Собрались не только члены команды — всем было рекомендовано привести кого-либо со стороны. Сам он пригласил Лёню Куткова, остальные тоже привели, кто кого мог и хотел. Только Галя никого не смогла пригласить, отчего чувствовала себя не в своей тарелке.

Юноша рассадил всех так, чтобы никто не сидел рядом со своими хорошими знакомыми. Члены команды, как он ощутил, разом напряглись — остальные же восприняли сиё действие, как должное.

— А Ольгу ты куда посадишь? — с участливым видом поинтересовалась Мариэтта у него, когда разобралась, по какому принципу юноша распределял места.

Ей досталась в соседи Инга Баканова и Сергей Алешин, к чему она отнеслась с пониманием — не одна она страдает, всем досталось поровну.

— Ольги не будет. Содержание нашей беседы она, если захочет, легко уловит. Но ей это вряд ли будет интересно.

— А о чём речь-то? — заинтересовался Лёшка. — Экзотические позы соития обсуждать будем?

Девушка, которую он привёл с собой, хихикнула. В общем, как единодушно соглашались школьные парни, с девицами приятного облика в школе было туго. Всего лишь относительно миловидная Мариэтта могла считаться, по здешним меркам, первой красавицей. Зато созданий, подобных Инге — чахлых, неуклюжих, с физиономией, от которой хотелось побыстрее отвести глаза — было большинство. Так же и Лёшкина девушка, Элла Новак, красотой не блистала. Она к тому же была длинной, как жердь, и на четыре года старше своего приятеля. Зато её лоб украшала красная повязка. И Лёшка как-то говорил, что рассерженная Элла могла скосить мигренью целый полк на расстоянии пятнадцати километров. Ермолай втайне подозревал, что её, как и некоторых других, держат в школе не ради обучения, а чтобы надежнее предохранять от неё окружающих.

— Почти угадал, Лёха, — весело отозвался Харламов. — Только соитие наше началось лет восемьдесят назад и продолжается поныне. Вот сейчас все вместе удобную позу и выберем…

Обсуждать проклятый вопрос, десятилетиями мучавший всё уцелевшее население: что такое расщеп и отчего он случился, было делом заведомо дохлым. Действительно: отчего это в один далеко не прекрасный момент по меридианам 80 и 100 градусов вдруг пролёг от полюса до полюса Край, ограничив ровными непреодолимыми преградами расщеп? Вот ведь вопрос, всем вопросам вопрос. Обсуждали его десятилетиями — и без всякого толка — и учёные, и все, кому не лень. Обсуждали в школах, оттачивая на неразрешимом вопросе способности фантазии и логики. И все знали, что возможных ответа было всего четыре. То есть ответов было множество, но в итоге сводились они к этим четырем.

Первый ответ был прост как палец, был абсолютно неопровержим, но почему-то мало кого устраивал. Ответ этот был таков: чудо. Случилось оно, неважно, волею Небес или Преисподней, было послано нам во спасение или в наказание, или то был знак, значение коего никто пока не уяснил — важно, что оно случилось. И столь неубедительны были остальные возможные ответы, что чудо никто не рисковал вслух однозначно отвергать.

Второй ответ куда больше устраивал здравомыслящих и образованных людей. В соответствии с этим вариантом, расщеп произошёл вследствие физического эксперимента. Кто сей эксперимент поставил, с какой целью, была ли эта цель достигнута или наоборот, получились вовсе нежелательные последствия — об этом можно было только гадать. Слабым местом этого варианта был тот неоспоримый факт, что после расщепа в некоторых областях пространства вдруг изменились казавшиеся незыблемыми законы физики. А природу Края вообще никому не удалось постичь, она, казалось, вообще не подчинялась известным человечеству законам. При таких обстоятельствах верить в классическую физику хотелось не всем.

Третьим ответом на вопрос о природе расщепа было магическое действие. Почти что равнозначное чуду для классического атеиста, но — далеко не оно. Магическое действие совершили люди — и, значит, другие люди могли постичь природу этого действия и попытаться его изменить. Этот ответ выбирали многие, и весьма серьёзным подспорьем для уверовавших в него служило увеличивающееся количество проявлений паранормальных способностей, отмеченное после отделения от Материнского Мира. Нетрудно догадаться, что среди идущих Путём Радуги сей вариант казался наиболее вероятным. Если кто и получил выгоду от отделения, то это район Тибета, религиозное и культурное влияние которого резко усилилось. А Тибет всегда славился весьма продвинутыми в духовном совершенстве подвижниками. Кто их знает, каких высот духа они достигли в своём стремлении слиться с Абсолютом?

Четвёртый ответ больше всего устраивал консервативных и рассудительных людей; они объясняли случившееся пока непознанным законом природы. Аналогией, призванной донести суть сего предположения до умов простаков, было выбрано явление метаморфоза насекомых. Как гусеница, когда приходит время, превращается в куколку, а та, в свою очередь — в бабочку, так же и наш мир изменился в соответствии с законом природы. И пришёл к своему нынешнему состоянию, кардинально отличающемуся от предыдущего. В рамках этого взгляда, по крайней мере, можно было предсказать, что возврата к минувшему состоянию ждать не стоило.

Другие ответы предсказать будущее достоверно не могли. Чудо, оно принципиально непредсказуемо. Мифический физический эксперимент, если он и был, столь надёжно скрыл свои следы, что возможность его повторения сама по себе уже казалась чудом. О мистиках, колдунах и бодхисатвах, способных перекроить нашу планету никто ничего достоверного не слышал. Так что обсуждать вопрос расщепа собравшимся здесь довольно здравомыслящим людям резонно казалось делом заведомо обречённым.

— Мы что-то подобное обсуждали, — удивилась Збинякова, подружка Инги, — только беседу вёл кто-то из преподавателей…

— Юрий Константинович собирался подойти, — признался Ермолай.

Лысого не было, а все остальные собрались в полном составе. Начинать без него? Может, директор специально задержался, чтобы дать ему возможность попробовать себя? Юноша обвёл взором настороженно глядящих на него школяров. Из них всех безмятежно спокойной выглядела только Мариэтта. И он прекрасно понимал, отчего она так спокойна. Узоян лишь немногим уступала ему самому в понимании мотивов, движущих членами группы. Но если Ермолая заботили куда больше его отношения с Ольгой и развитие собственных способностей, то для Мари на первом месте было её собственное положение в группе. Так что сейчас ей было всё равно, как пойдёт разговор, и насколько успешно справится юноша. Не справится — ну и ладно, в большей степени к ней станет прислушиваться. Справится — так ведь она ему ничуть не мешала, лишь благожелательно наблюдала.

Он не мог объяснить свою уверенность в том, что правильно оценил мысли Мариэтты. Да если и ошибся — всё равно ясно, что суть разговора девушке не столь интересна. В отличие от всех остальных.

— Мы пока начнём, я думаю. Вопросы мы с директором обговаривали, он считает, что нам найдётся, что обсудить. Есть другие мнения? Отлично.

Для начала юноша предложил всем собравшимся для начала определиться, какой вариант возникновения расщепа каждый предпочитает сам для себя. Просто высказать вслух, без обоснования. А затем подумать над следующими вопросами: стоит ли изучать причину возникновения расщепа, допуская, что изучение само по себе способно повлиять на существующий порядок вещей?

— И тесно связанный с этим следующий вопрос: если и следует изучать, то стоит ли достигнутые результаты оглашать перед широкой публикой?

Элла Новак, как и некоторые другие опытные школяры сразу уловили суть вопроса. Им не приходилось объяснять, что идущие Путём Радуги как раз и заняты постижением загадочных свойств Края. И вполне могла возникнуть ситуация, когда их успехи могли напрямик повлиять на свойства Края.

— Предположим, мы открыли некое поле и пытаемся под его прикрытием проникнуть за Край, — пояснил для всех Лёня. — Есть гипотетическая возможность, что это поле невозвратимо нарушит целостность Края. А что за ним, нам неизвестно. Вдруг — вакуум, и наш мир в эту дырку разом и высосет? Это сейчас мы школяры, способные лишь на мелкие шалости. А если суждено кому-то из нас стать мастерами, тогда, пожалуй, уже поздно будет такими вопросами задаваться.

— Может быть тем, кто готов любой ценой таранить Край, стать мастерами как раз не суждено? — предположила Узоян.

Ермолай примирительно заметил, что подобные крайности они как раз обсуждать не станут. Скорее, им желательно постараться понять — для себя самих — где пролегает граница допустимого. Сам он в понимании природы расщепа колебался между последствиями эксперимента и мистическим деянием; собственно, их он для себя не считал нужным разделять. И, конечно, он последовательно стоял за всестороннее изучение Края и расщепа.

— Человечество не может остановиться в своём познании мира. Невозможно представить, чтобы мир мы изучали, а Край — нет. Отказаться от исследований — это значит ступить на путь деградации. А вот объявлять результаты исследований широко я бы не стал. Слишком опасными могут оказаться последствия. Синий Исход помните? Серия групповых самоубийств, унесшая за пять лет четыре миллиона жизней — и всё благодаря ничем не подтверждённой теории.

— Я об этом раньше не слышала, напомни, — тихо попросила Инга.

Мариэтта посмотрела на неё с неприкрытым удивлением, а юноше пришлось рассказывать, что согласно теории Синей Тени, их расщеп являлся копией, меньшей размерности, части реального мира. Каждый живущий в нём имел, якобы, полноценный оригинал в реальном мире. И смерть в расщепе вела лишь к воссоединению с оригиналом. Доказательств не было никаких, но поверивших нашлось множество.

— Расщеп, я думаю, это закон природы. Его надо изучать. Синий Исход показывает, что отказ от изучения тоже может оказаться опасен. — Сашка поднял голову и чётко выговаривал слова. — Исследования должны быть явными, с публикацией результатов. Только пусть эти публикации не выходят за границы специальных изданий. Я думаю, идущие Путём Радуги такое ограничение смогут организовать…

Лёшка предположил, что так оно в действительности происходит. Он также стоял за продолжение исследований, расщеп тоже полагал проявлением законов природы, а вот насчёт утаивания результатов исследований сомневался. Доводы за и против казались ему равноценными.

Игорь предпочитал верить в эксперимент, который отделил нас от Материнского Мира, расщеп ему категорически не нравился, но он полагал, что подходить к исследованию свойств Края надо очень осторожно, избегая малейшего риска. Он считал также, что результаты исследований должны быть известны всему человечеству.

— Если какая-то группа людей скрывает от широких масс жизненно важную для всех информацию, то это уже шаг к диктатуре. А чем кончается диктатура, я думаю, объяснять никому не надо, исторических примеров масса.

— А как же Синий Исход? — поддела его Мариэтта. — Как раз теорию Синей Тени объясняли на каждом углу, растолковывая любому дебилу. Вот и растолковали…

— Ты что, за тайные изыскания, Мари? — спросила Инга, разом порозовев.

— Да, я за тайные изыскания без всяких ограничений. Я думаю, то был эксперимент и нам надо узнать, чем же он на самом деле кончился. Или, скорее, он не кончился, и мы вообще живы только потому, что он ещё продолжается.

— Возможно, Мариэтта права, — произнёс Харламов, пристально глядя Инге в глаза. — Никто здесь не в состоянии опровергнуть её точку зрения. А ты как думаешь, где нам, идущим Путём Радуги, следует остановиться?

Инга стояла тоже за неограниченные исследования. Расщеп полагала законом природы и не видела смысла осторожничать. И предлагала широко извещать всех желающих о достигнутых результатах.

— И так Учением Радуги интересуются лишь те, кто наделён соответствующими способностями. А всем остальным до этого дела нет. Чего скрывать-то?

Юноша невозмутимо заметил, что школа Радуги, которую вырезали в Бангладеш, скрывала и содержание учения и даже своё местонахождение. И ведь нашлись интересующиеся, даже меры безопасности изучили — а уж их-то точно держали в тайне. После чего интересующиеся уничтожили и школяров и преподавателей.

— Школы Радуги, как понимает любой разумный человек, сами по себе могут быть оружием, — заметил Лёня.

— Вот эта тайна и вызывает к ним всеобщую вражду, — бухнул Женька, который до этого с разочарованным видом слушал беседу. — Раз что-то делается тайно, то у любого человека возникнет подозрение, что здесь только и делают, что ищут средства Край разломать ко всем чертям!

— Тебе Край особенно дорог? — спросил Ермолай. — Ты вроде ещё летом обнаружил в расщепе массу достоинств.

— Да, расщеп — это чудо, чудо спасительное. Жизнь без войн, без тайфунов и землетрясений, с раз и навсегда установившимся климатом. Кто скажет, что это плохо! И незачем лезть в спасительное чудо со своими попытками всё исправить и вернуть в прежнее состояние!

Шатохин был резко против любых исследований, способных повлиять на существующий порядок вещей. Харламов отметил, что Мариэтта с любопытством смотрела не на Женьку, постепенно распалявшегося, а на него. Разговор постепенно уплывал из-под его контроля. Он обратился с вопросами к Гале и братьям, но их ответов уже никто не слушал. Братья вообще не имели определённой точки зрения.

— Вот! — воскликнул Женька торжествующе. — Вот будущие выпускники школы, которые даже не задумываются, к чему в итоге приведёт их деятельность!

— Я тоже против тайны, — изрекла перетрусившая вдруг Хоменкова. — То, чем мы тут занимаемся, должно быть известно всем. Можно публиковать результаты в научных журналах, их мало кто читает.

— Найдётся щелкопер из журналистов, прочтёт. Сам ничего не поймёт, но в газетёнке тиснет собственные бредни, прикрывшись научным авторитетом. И получится новый Синий Исход, — возразил Лёня.

— Бросьте ерунду городить, — процедила презрительно Мариэтта, — ведь ясно же, что за такими вот резвыми писаками присматривают мастера Радуги. И что мы здесь обсуждаем, если эти проблемы уже давно решены? Нам, правда, об этом напрямик не рассказывают, но умный поймёт и без слов.

Дверь открылась, и в неё бочком протиснулся Лысый. Стараясь стать незаметнее, он пробрался к свободному стулу, и сел рядом с Лёней. Школяры немедленно замолкли и дружно на него уставились. Харламов ощутил, что облегчение испытал не только он: и Женька, и Лёня, и молчаливая девушка Игоря, Елена Токмакова. А подруга Мариэтты, Вера Осипова, та сразу обратилась к нему с вопросом:

— Юрий Константинович, достижения мастеров Радуги хранятся в тайне только из соображений безопасности, или нельзя исключить новый Синий Исход?

Директор хмыкнул, глянул зачем-то в окно, где тусклое зимнее солнце набрасывало линии теней на заснеженном склоне, и горестно покачал головой.

— Молодость, молодость… Разве можно так ставить вопрос: то или это? Это компьютер работает в двоичном коде, или ноль, или единица, а человеку приходится рассматривать куда больше возможностей. На те вопросы, что вы обсуждали, большинство ответов будет звучать так: и то, и другое. Дьявол, как вы, должно быть, слышали, прячется в деталях. Никто из вас не знает, почему концепция Яшинбаева получила название теории Синей Тени?

Селиванов обвёл взглядом лица школяров и вновь вздохнул.

— А мне казалось, что в нашу школу в основном отбираются люди ищущие, вдумчивые. Увы… Так вот, физики сохранили результаты множества наблюдений и измерений, сделанных ещё в Материнском Мире. И выяснилось, что с тех времён слегка изменился цвет неба. Изменения незначительны, меньше двух процентов, и не всякий глаз такую разницу способен уловить. Но приборы определили — небо в расщепе чуть-чуть синее. Яшинбаев предположил, что Материнский Мир существовал в многомерном пространстве, часть измерений которого была свёрнута и имела нулевое значение. Потом что-то случилось, и некоторые измерения приобрели отличное от нуля значение. Материнский Мир этого события не заметил, но у него появилось некоторое количество проекций. Расщеп и является одной из таких проекций. Условно её назвали Синей. Почему, надеюсь, понятно?

Он поднял глаза и мельком глянул на Ермолая. Тот, слушая директора, мысленно прокручивал в голове предыдущий разговор, обнаруживая в нём всё новые сделанные им ошибки. Казалось, Селиванов опоздал намеренно, дабы и он сам и вся группа осознали, что они всего-навсего новички.

— Одним из допущений этой концепции, на котором даже автор не настаивал, было постулирование уникальности сложно организованных существ. Попросту говоря, каждый человек существовал только в Материнском Мире, а в расщепе маячила лишь его тень. Тень, естественно, умереть не может. Но кто-то решил, что сознание тени при смерти тела здесь перемещается в неизменном состоянии в Материнский Мир. Ну, последствия всем известны…

— А концепция эта в наше время, в целом, опровергнута? — спросил Шатохин.

Юноша ожидал от него чего угодно, но не такого вопроса. Какое вообще дело Женьке, который только что пошёл наперекор всей группе — и ведь не мог не понимать последствий — до полузабытой теории, которая кардинально противоречила его взглядам? Разве что он хотел получить из уст директора подтверждение своих взглядов.

— Как ни странно, однозначно не опровергнута. Со временем выяснилось, что она многого не объясняет, и интерес учёных к ней существенно упал. Подобные теории требуют для своего доказательства или опровержения грандиозных экспериментов. Дорогих, возможно — бесполезных, и к тому же несущих опасность нового сдвига мироздания. Что, — провозгласил директор радостно, — возвращает нас к теме нашего разговора. Конкретно, вот для этой теории — стоит ли человечеству отвлекать огромные средства для исследований в этом направлении? Представьте, что решение зависит от вас лично…

В данном случае за исследования высказались лишь трое: Лёня Кутков, Сашка Богачёв и Харламов. Лёня мотивировал необходимость исследований тем, что Синий Исход мог повториться, и необходимо было точно знать, существуем ли мы на самом деле, или просто в головах теней на экране пробудились самостоятельные мысли.

— Чисто эмоциональный аргумент, — фыркнула Вера.

— Нет, пожалуй, — возразил Лысый, — тут и философский смысл имеется, и для религии этот вопрос важен.

Сашка основывался на том, что отказ от исследований рано или поздно вообще убьёт науку, а затем начнётся деградация человечества. Никто не возразил. Аргумент был очевидным, но как-то плохо применялся к данному случаю. Ермолай же сказал, что вопрос финансовой целесообразности здесь вообще малозначим, так как наука способна открывать нечто новое в совершенно неожиданном месте.

— Возможно, исследование теории Синей Тени будет иметь побочным следствие научный или технологический прорыв, способный многократно окупиться. К тому же кроме дорогостоящих физических проектов, есть исследования в парапсихологической области. Здесь можно опасаться как раз достигнутых результатов…

— Можно опасаться, — подтвердил Юрий Константинович, — Женя абсолютно прав. Вообще в какой-то мере правы все, здесь присутствующие, но отсюда никоим образом не следует, что если мы примем какое-то решение, всё человечество пожелает ему последовать. Но Ермолай вывел нас на новый поворот темы, за что ему большое спасибо. Как раз мы, здесь присутствующие, обладаем опытом путешествия в иные миры. Путешествия эти не физические, путешествует наш дух, но мой вопрос от этого обстоятельства не меняется. Стоит ли нам проникать в эти миры? И стоит ли, если у кого есть возможность, в этих мирах действовать? Прошу высказываться.

Юноша слегка озадаченно наблюдал, как бодро высказывались члены группы. Ну, ладно Новак, Кутков или Токмакова, которые в школе не первый год. Но Шатохин и Мариэтта тоже с полным знанием дела проявили к путешествиям духа полное безразличие! Дескать, если кому хочется — и на здоровье. Женька, правда, оговорился, что даже в путешествии духа не стоит что-то в воображаемых мирах менять, Мариэтте же и такая возможность казалась несущественной. Лёня, Лёшка и Галя считали путешествия и изменения в воображаемых мирах вполне допустимыми. А вот Баканова — нет.

— На каком основании вы вообще называете эти миры воображаемыми? А если они реальны, только реальны как-то иначе? Даже наше присутствие может повлиять на жизнь их обитателей непредсказуемым образом, а если мы там кого-то прихлопнем, то чем это обернётся для жителей этого мира?

Лысый в углу кашлянул, и когда присутствующие посмотрели в его сторону, тихо сказал, ни к кому не обращаясь:

— В буддизме принята концепция перевоплощений. Отчего никто из верующих без риска для собственной кармы не может оборвать жизнь живого существа. Даже если это овод, присевший напиться твоей крови. Мне кажется, с нашими воздействиями на мир духов есть определённая аналогия.

Сашка заметил, что Инга весьма далека от буддизма. Ей просто самой крайне не нравятся подобные путешествия, отчего она их отрицает в принципе. Он, Сашка, также против подобных путешествий — они как раз самим своим фактом разрушающе воздействуют на путешественников. Но, уж если такие путешествия зачем-то нужны, то ограничений в поведении путешественников быть не должно.

— Это всё так, если миры, в которые мы попадали, абсолютно иллюзорны, — усомнился неожиданно Игорь. — А если они частично реальны, пусть на уровне отдалённой тени-проекции? Вдруг наше секундное появление там — для кого-то свой расщеп и Край?

— Тогда тебе лучше спать ночью без сновидений, — поддела его Мариэтта. — А если твои ночные грёзы тоже способны изменять реальность? Представь, скольких существ из твоих снов ты обрёк на ужасные страдания или смерть!

— Я бы на твоём месте не стала насмешничать, — сердито заявила Инга. — Ольга, та полностью уверена, что мир духов реален. А у неё, если ты помнишь, жёлтая повязка…

Мариэтта зашевелила губами, затем неожиданно глянула на Ермолая и разом успокоилась.

— Оли с нами нет, ей наш детский лепет неинтересен, как я понимаю. Но вот Харламов здесь, и до сих пор не промолвил ни слова, — она доброжелательно улыбнулась юноше.

Лысый неожиданно сказал, что лично он весьма бы удивился, если бы ученик взялся высказываться по поводу совершенно незнакомых ему вещей.

— Вы здесь — то есть те из вас, кто учится первый год — путешествовали с Ольгой Аникутиной. Её миры, которые она вам демонстрировала, крайне своеобразны. Но Ольга не единственный проводник школы в такого рода путешествиях. Есть и иные миры, и некоторые из них реальны настолько, что обнаружить отличия от нашего мира невозможно. Такое же состояние, как справедливо заметила Мариэтта Узоян, возможно и в сновидениях. Степень реальности или иллюзорности духовных миров остаётся вопросом дискуссионным…

Но директора мало кто слушал. Вопросительные взоры сосредоточились на Ермолае, и, заметив это, Селиванов сразу переключился:

— У Харламова нет практики путешествий духа. Его способности предполагают иной путь обучения. Оттого он сейчас и молчит.

Вечером в комнату ребят без приглашения пришли Инга и Ольга. Девушки сели на кровать Харламова, высыпали из принесенного кулька на тарелку виноград. Игорь засуетился, пытаясь принять гостей получше, но дочь шамана пресекла его поползновения, ненароком обронив, что разговор предстоит деловой.

— Девушки у вас, как я понимаю, гостят нечасто. Инга, а ты что, и по-соседски не заходишь?

Баканова смутилась и пролепетала, что её не приглашали.

— Заходи без приглашения, — пожал плечами Игорь.

Ермолай явственно понял, что сосед видеть её особо не желает; но девушка, кажется, его настроения не уловила, приняла слова всерьёз. Ольга посмотрела на неё оценивающе — и вдруг заговорила о том, как они станут отмечать Новый Год. Ёлку, ясное дело, организует школа: выкопают с корнями, поставят в середине двора, украсят. В новогоднюю ночь вокруг неё будут гореть костры и факела. А вот само празднество отдано на откуп школьникам. Найдутся среди них и такие, что спокойно лягут в эту ночь спать. Но новички, да и вообще те, кто не чужд обычных человеческих развлечений, обычно жаждут веселья: танцев, веселых игр, подарков, маскарада.

Ингу тема заинтересовала. Юношу же неприятно поразило то, с какой небрежность дочь шамана упомянула, что в новогоднюю ночь местная традиция повелевает ночевать не в своих постелях, а с милым дружком или подружкой.

— Так что, ребята-девчонки, сговаривайтесь заранее, чтобы свободные комнаты суматошно не искать.

— Всё равно всё решается в последний момент, — с видом знатока сообщил Жолудев, — если всё заранее расписывать, то какой же это праздник? Так мы нашей группой соберемся?

Аникутина пожала плечами. Группа, хотят они того или нет, окажется центром притяжения для всех неприкаянных одиночек. Столовую обычно оккупировали ребята Дружинкина, а вот помещения в Большом Доме на третьем этаже были свободны. Не очень большая компания могла разместиться там вполне комфортно. Следовало только позаботиться о неком сценарии празднества и украшениях. Инга всерьёз принялась предлагать что-то, Ольга поддакивала, Игорь тоже увлёкся, а юноша старался понять, что ему-то на новогоднем празднике полагалось делать?

Аникутина, ясное дело, воспользовалась случаем, чтобы сильнее привязать Ингу к группе. Привела её в гости к парням, добилась, чтобы ей разрешили заходить по-простому, намекнула, что в праздник появятся шансы на флирт или любовное приключение. Получалось, Ольга как бы дала ей задание собрать весёлую компанию: в общем, Баканова при деле, чувствует свою нужность, и думать не думает о том, что ещё днём она категорически выступала против путешествий духа. Ход мыслей Ольги был юноше понятен. Непонятным оставалось, что будет делать она сама. Дочь шамана, поразительное дело, собиралась просто повеселиться. А он в её планах вообще не присутствовал, что уязвляло.

— Оля, а ты почему Ерёму в путешествие не взяла? — полюбопытствовала Инга, обнаружив, что юноша присел рядом и запустил руку в тарелку с виноградом.

— Он сам должен научиться. Его миры будут другими. Если всё будет хорошо, сами со временем увидите.

— Да я бы и на твои посмотрел с удовольствием, — заявил Харламов.

— Если готов, то хоть сейчас, — пожала плечами Аникутина.

— Пойдём? — спросил юноша, и дочь шамана аккуратно поднялась, стараясь не просыпать косточки.

Они перебежали двор по натоптанной тропинке, при этом Ольга отчётливо дала понять ему, что идея совместного путешествия ей кажется лишней.

— Честно говоря, я бы тебе отказала, но уж очень удобный случай оставить тех двоих наедине.

— Сводничества от тебя не ожидал. Этим больше Мариэтта занимается.

— Ты должен помнить, что без Инги существование нашей группы наполовину теряет смысл. А ей остро необходим либо любовник, либо надёжный друг. И кандидатуры всего две: ты или Игорь. В новогоднюю ночь ситуация должна разрешиться, другого такого случая придётся ждать слишком долго.

Но последующие его вопросы девушка прервала, попросив подготовить сознание к необычным переживаниям.

— Меня ты будешь ощущать постоянно. У нас общий мусун, так что возвращение из путешествия поодиночке нам не грозит. Управлять буду я, так что оставайся зрителем и не вмешивайся, что бы ни происходило.

Они уже спустились в подземелье башни. Раньше юноша никогда не видел этих коридоров, выложенных диким камнем. Только пол был из кирпичей, едва-едва скреплённых бетонной массой. Ольга затворила за собой железную дверь.

— Кресло видишь? Садись. Факел зажигать незачем.

Как ни странно, сейчас Харламов видел в полной темноте. То, что девушка назвала креслом, представляло собой слегка обтёсанный пенек со спинкой. Сама она присела на лежащее у стены бревно, сложив руки на коленях.

— "Сосредоточься на мне, посмотри мне в глаза, посмотри глубже, ещё глубже…" — мысленный приказ, которому он с удовольствием повиновался, позволил ему увидеть; да увидеть ли? — вообще непонятно, какими чувствами он сейчас пользовался — неспешно падающую вниз тёмную клубящуюся массу.

Он продолжал ощущать своё тело, неподвижно сидящее на примитивном кресле, и в то же время он летел, летел, влекомый непонятной силой. Впереди переливалось лилово-серым пульсирующее пятно, вокруг которого иногда появлялись серебристые сияющие крылья. Откуда-то он знал, что это была Ольга. То есть не Ольга — в этом тёмном, бесформенном мире физически их обоих не было. Это была её душа, разум, астральное тело, бесплотный дух — как говорится, нужное подчеркнуть. Себя Ермолай в этом мире вообще не воспринимал, что его нисколько не расстраивало. А клубящиеся массы не посветлели, нет, но — оформились. И стало понятно, что поднимаются путешествующие души вдоль неподвижной стены, по которой навстречу им, вниз, переливались, пузырясь, пепельно-серые волны клейкой жидкости.

Разобрать, что творилось вокруг, возможности не было. Пронизывали пространство черные молнии, проносились мохнатые клубки, а изредка он видел воронов. То, что это именно эти птицы, понятно было благодаря некоему внутреннему чувству. Он понимал, в каком мире находится — мире странствий душ эвенкийских шаманов. Сюда брала с собой Ольга других участников группы. И юноша догадывался, что вскоре они увидят Энгдекит, великую реку шаманов, объединяющую три мира.

Теперь они летели над рекой, струящейся сквозь бесконечный лес. Красок не было. Тёмно-серое небо над головой, с застывшими тучами, белая с серыми прожилками-водоворотами река, угольно-чёрные деревья внизу. Это ещё был не Энгдекит, а лишь его приток, на котором обитали души шаманов — предков Ольги. Харламову захотелось узнать, что будет дальше и мгновенно серебристые крылья летящей впереди него фигуры слились в туманное сияние. Промелькнули и исчезли внизу крыши домов, вокруг которых стояли люди — но различить их сверху юноша не мог, он даже не понял, во что они были одеты. А затем его внимание привлекла к себе могучая река, берега которой терялись в тумане отдалённого горизонта. По реке катились, равномерно вздымаясь, огромные волны. Воды Энгдекита казались чёрными, но в каждом месте к черноте примешивался свой цвет. Зелень переплеталась то с синевой, то с алым цветом, а царил среди них охряной, ржавый цвет.

Их путь пересекла размытая фигура огромного медведя, двигавшегося на задних лапах прямо по воде. Впрочем, Ермолай понимал, что то была никак не вода. В передних лапах медведь держал острогу, а на плече у него висела сумка. Неужели он охотился за рыбой, здесь? Юношу потянуло влево и он отчётливо ощутил сопротивление. Что-то замедляло движение, отбрасывая их назад. Ольга безмолвно позвала: "Помоги!", и он послушно собрал свою силу, отдавая её своей проводнице. Вскоре они приблизились к берегу. Теперь они двигались не столь быстро, и можно было разглядеть в устье притока небольшое поселение. Навстречу им взмыла снизу яркая жёлтая фигурка, вокруг которой струилось и трепетало сияние.

Слух уловил незнакомые слова, но интонации сомнений не вызывали — то был вопрос. Дочь шамана ответила, и сразу же задала свой вопрос. Ответ — и юноша вдруг почувствовал, как непреодолимая сила тянет его назад. Он не сопротивлялся. Ему ещё удалось почувствовать сожаление Ольги, но тут же он понял, что сидит в полной темноте на пеньке в подземелье. Мир, в котором он был долю секунды назад, исчез почти мгновенно. Да и был ли он? Харламов случившееся помнил отчётливо, но воспоминания эти настолько не вязались с реальностью вокруг, что он никак не мог объединить их в единое целое.

— Свет зажечь? — спросила Аникутина усталым голосом.

— Как хочешь, — Ермолай в полной темноте уже не видел, но признаваться не хотелось. Не хотелось и вставать. Усталость словно пригвоздила его к месту. Теперь он понимал, для чего здесь стоит пенек со спинкой. Удивляло другое — как это Ольга, которая была проводником, и тратила значительно больше сил, обходилась древесным стволом.

— Ты не испугался и не удивился, — продолжила девушка, — а когда я попросила, смог помочь. Твои способности велики. Но почему ты не пожелал остаться, едва я заговорила с сородичем?

Юноша честно признался, что ему стало не так интересно. Эвенкийского языка он не знал, а мир духов всё же был местом, в котором не сильно хотелось задержаться.

— Что это был за родич?

— Шаман, направивший душу в поисках Оми больного. Я успела ему сказать, что живу на Енисее. Он с Амура. А потом тебе стало скучно, и больше я не успела спросить ничего…

— Так он с другого расщепа?

— С расщепа ли, из Материнского ли Мира, теперь уже не узнаешь. Впрочем, я не раз встречала шаманов вне плоти, но впервые мне удалось с одним из них заговорить. Такое до меня смогли совершить немногие.

— Так значит, шаманы в мире духов давно встречаются с обитателями Материнского Мира?

Ольга удивилась его восторгу. Да, её народ всегда верил, что их сородичи за пределами расщепа всё так же охотятся на зверя, приглашают соседей отведать голову оленя, и соблюдают заветы неба Бугу. Сомнений не было никогда. А то, что странствующие души шаманов способны встречаться порой на путях духа, ничего не меняло. Край оставался Краем и Материнский Мир был по-прежнему недостижим для их физических тел.

— В том мире, где мы с тобой побывали, нельзя воплотиться в телесную форму. Но есть иные миры, где это возможно. Тебе надо научиться воплощаться в каком-либо из них. Ты сможешь.

Дочь шамана довольно быстро выпроводила его из подземелья. Сама — осталась. Хотела повторить в одиночку их совместное путешествие. Время в мире духов текло иначе, можно было встретить и своё же более раннее воплощение. А юноша застал у себя в комнате целое столпотворение. Были здесь и Мариэтта с Осиповой, и Галка с братьями, и Женька с Сашкой. Обсуждали новый год — кто с кем и как собирается праздновать. Места было мало, и Инга присела Игорю на колени. Жолудев делал вид, что служит сиденьем ввиду необходимости, а девушка выглядела королевой, добравшейся, наконец, до вожделенного трона. Мариэтта наблюдала за окружающими с ироничной улыбкой.

— О, путешественник вернулся! Энгдекит видел? — поинтересовался Сашка с нескрываемым любопытством.

Юноша кивнул. Остальные событием не заинтересовались. Да и что случилось-то? Ещё один школьник побывал в мире духов, только и всего. Их гораздо больше интересовал надвигающийся праздник.

— Кутков со Збиняковой, Токмакова, Аникутина твёрдо обещали, — перечисляла Баканова, — Новак ещё эта. Сашка, Марина участвует? Ну, пусть утром определится, — потребовала девушка.

Вера заявила, что распорядительнице следует завтра же к обеду сообщить, где они намерены веселиться, кто будет участвовать, и не планируют ли использовать какие магические умения. Ермолай присел на край кровати, и в глазах у него всё поплыло. Пришел он в себя оттого, что его тормошил Игорь.

— Проснись. Гости ушли, разденься, и ложись, как следует.

Сил возражать, и вообще разговаривать, не было.

Ёлка вплывала в школьный двор величественно, не колыхая ни одной ветвью. Ветра не было, и снег на еловых лапах так и не осыпался, пока двое преподавателей — Тараскин и Провоторова — несли её, придерживая в воздухе магическими захватами. Казалось, это не стоило им особых усилий. Ель соскользнула в подготовленную для неё яму, несколько школяров, взявшись за руки, уставились на кучу земли рядом. Куча заколебалась и медленно стекла в яму, образовав у основания небольшой холмик. Зрители разразились аплодисментами.

Ермолай с любопытством смотрел за вознёй украшателей. По школьному двору из стороны в сторону мотались озабоченные девицы, что-то перетаскивая в пакетах и сумках. Самого его, как и соседа, Инга с Галкой выставили на мороз — им понадобилась комната парней для каких-то приготовлений. Юноша не стал вникать, каких именно. После путешествия в мир духов он чувствовал себя не в своей тарелке. Несколько дней он только тем и занимался, что пытался восстановить утраченное душевное равновесие. Теперь он прекрасно понимал Сашку, предлагавшего запретить все подобные путешествия, как разрушительно влияющие на психику.

— Ерёма, чего скучаешь? — это подошла Вера, подружка Мариэтты.

— Девчонки попросили в комнате какие-то дела поделать, без свидетелей.

— А-а, — кивнула девушка, — сюрприз готовят.

И убежала, улыбаясь. Женька Шатохин подошёл, сказал небрежно:

— Это я дерево выкапывал. Справился в одиночку. Препы, понятно, общее поле поддерживали.

— Какое поле? — не сообразил Харламов сразу.

— Кинетики, как и другие паранормалы, поодиночке слабы. Двое сильнее одиночки вчетверо, трое — раз в семь. Ну, дальше суммация эффекта нарастает уже не столь заметно. А если просто поддерживать чужое поле, не прилагая собственных усилий, то усилия одиночки всего-навсего удваиваются. Мне такой поддержки хватило.

Юноша кивнул. Теорию он знал, но с применением её на практике столкнулся впервые. Женька в одиночку ёлку из земли выковырять не смог бы, в чём сознавался откровенно. Но и никто из препов в одиночку тоже не взялся бы за такую задачу. Их возможности не столь уж сильно превышали силы Шатохина.

— Так ты, похоже, красную повязку заслужил.

Женька кивнул, и сказал, что сразу ему её всё равно не вручат. Впереди январь, месяц, посвящённый обычной учёбе. Все ученики школы занимались либо дистанционно, либо заочно, получая высшее образование. В январе как раз полагалось сдавать письменные экзамены, самостоятельные и курсовые работы, а некоторым — ещё и на сессию выезжать. Женька выбрал своей специальностью строительство гидротехнических сооружений, и весь январь должен был просидеть у экрана компьютера, отрабатывая навыки проектирования и сдавая минимумы по общеобразовательным предметам. Ермолай изучал психологию, ему предстояло написать множество самостоятельных работ и отослать их в университет.

В столовой, куда они зашли своей компанией, потолок светился зелёной рябью. А в меню привычных блюд не оказалось. Сегодняшний день работники столовой посвятили гастрономическим изыскам на основе морепродуктов. Смущённые жители лесов и степей с осторожностью разглядывали красные и оранжевые тушки неведомых созданий, покоящиеся среди неведомых гарниров. Хохочущие поварихи давали пояснения наиболее осторожным. Юноша выбрал омара и салат из водорослей трёх видов. Ольга съела четыре ложки икры и погрузилась в задумчивость, так и не разобрав, наелась она или нет. Мариэтта ела нечто с непроизносимым названием с таким видом, как будто её неделю не кормили. Галка попробовала сразу несколько блюд, и вид у неё сделался растерянно-сконфуженный. Братья же поступили проще — попросили к сушеной рыбе квасу и принялись деловито снимать с неё чешую. Внезапно Харламов уловил мысль Ольги, предназначенную исключительно ему:

— Похоже, Игорь пригласит на ночь Ингу к себе. Галка останется одна, братьев уже разобрали. Придётся тебе её утешить.

Юноша отрешённо подумал, что дочь шамана, не иначе, сама провела с соседом необходимую работу. Отчего-то предложение девушки его не возмутило, хотя укладывать Галину в постель он совершенно не собирался. Но возражать дочери шамана не стал. Необычная еда, странноватая обстановка и общий настрой подействовал на него. Не хотелось думать ни о чём серьёзном. Настроение поднялось, и он подумал, что неплохо бы отколоть какой-либо весёлый трюк.

Ель во дворе уже украсили, и сейчас она блистала огнями, которые то пробегали по ней водопадом сверху вниз, то весело перемигивались друг с другом без всякого порядка. Игорь потянул его в комнату.

— Ты что, так и явишься на праздник в учебной форме? Сегодня надо быть неузнаваемым не только внутренне, но и внешне!

Он, оказалось, уже приготовил кое-что для маскарада. Клоунский наряд с круглым красным носом юноша сразу откинул в сторону, а вот жилетку, имитирующую кольчугу, примерил.

— Это костюм викинга. В нём ещё длинная рыжая борода, от самых глаз начинается, и шлем с рогами. Я викингом точно не оденусь — в такой бороде и девушку не поцелуешь.

— Ну, тогда я его возьму, — решил Харламов.

На дворе стоял приличный мороз, градусов на двадцать, но школяров это не останавливало. Они пробегали по заснеженным тропинкам между Большим и Малым домами без верхней одежды. Некоторые девчонки — даже в туфельках. Встречные улыбались и перемигивались друг с другом. Повязки на эту ночь все сняли. Девушки, не пожелавшие возиться с причёсками, одевали либо плащи с укрывающими голову капюшонами, либо накручивали на голове сложные повязки. Ольга надела на голову серебристую сетку, с которой у висков свисали два больших, украшенных сверкающими камнями кольца. Её платье, черное с синим, до колена, сверху покрывал просторный неопределенной формы прозрачный серый чехол. На ноги Аникутина надела мягкие замшевые сапожки без каблука.

Кое-кто из девчонок оделся куда более рискованно: были и короткие юбки, совершенно не сочетающиеся с сибирской зимой, и смелые декольте. Мариэтта явилась в глухом спереди платье с совершенно голой спиной. Разрез сбоку поднимался до середины бедра. На голове у неё была светящаяся, беспрерывно меняющая цвет корона. Дожидаться, пока соберутся все приглашённые, не стали. Девушки затеяли игру, в которой надо было тянуть жребий, и проигравшему приходилось выполнять шуточные задания. Потом разыгрывали подарки: победители разных конкурсов — а они были весьма разнообразны — получали призы, для себя и того, кого они пожелают одарить. Подарки скрывались в мешках, вскрытие каждого сопровождалось всеобщим хохотом.

Ермолай получил целых четыре маленьких подушечки и призадумался — так ли всё это случайно? Одну он выиграл сам, а остальные ему подарили Лёня, Инга и Элла.

— На одной сам сидеть будешь, если стул жёсткий. Вторую под голову подложишь, если за столом сон сморит. Третью — под спину, когда на кровати сидишь, облокотившись о стену. А четвёртую ты сам выиграл, значит — судьба, — объяснил свой подарок Лёня.

Когда до полночи оставалось всего ничего, открыли шампанское. Традицию в школе соблюдали, хотя спиртное сегодня никому не требовалось. Сами школяры, да и преподаватели легко создавали атмосферу всеобщего веселья, пьянящую лучше всякого вина. В торжественной тишине слушали, как бьют двенадцать раз куранты, а затем все орали новогодние поздравления, кто-то побежал во двор, водить хоровод вокруг елки, остальные устроили танцы.

К ёлке ушли Женька, Сашка и Ольга, которые предусмотрительно оделись потеплее. А Ермолаю пришлось танцевать со всеми девушками подряд. Как и Игорь, он пользовался всеобщим вниманием. Натанцевавшись, продолжили розыгрыш призов; впрочем, самые ненасытные пары всё ещё кружили в танце под тихую музыку. В первых двух розыгрышах Харламову ничего не досталось, и он присел в углу, наблюдая. Победитель, Ленка Токмакова, вытаскивала из мешка наряд Снегурочки. И в этот момент он ощутил, что Ольга испытала страх и боль.

Сосредоточившись, он понял, где она и что с ней. Аникутина была в комнате на первом этаже Малого дома, она была с парнем в постели, и — она пошла на это по собственному желанию! Ермолай выскочил за дверь, и сбежал по лестнице. Во дворе вокруг костров и ели ещё прыгали и резвились школяры, а он промчался через двор и застыл истуканом в вестибюле. Его чувства подсказывали, что Ольга сейчас не испытывает ни страданий, ни наслаждения. Поводов вламываться в чужую комнату не было. Да их не было и изначально: ведь девушка пошла на это по собственному желанию, прекрасно понимая, что делает.

Огорошенный и возмущённый юноша уловил мысленный приказ Ольги: "Не стой столбом. Присядь возле дежурной, закрой своё сознание. Я сейчас к тебе выйду". Дежурная — уже взрослая женщина с оранжевой повязкой на лбу — мельком глянула на присевшего рядом с ней на диван юношу и продолжила чтение учебника по макроэкономике. Дочь шамана появилась через пять минут. Сетку с височными кольцами она несла в руке. Пройдя мимо напряжённо смотрящего на неё Ермолая, она мысленно попросила его следовать за ней.

Здесь он никогда раньше не был. То есть в кочегарке-то был, а вот в комнате, где стояли ведра, швабры, топоры и прочий инвентарь, не был. Не было необходимости. Он даже не удивился, обнаружив, что видит в полной темноте. Дочь шамана сунула руку в шкаф без дверок, что-то повернула — и шкаф ушел в стену, открывая проход. Юноша вошёл в него вслед за девушкой, каким-то образом сообразив, как закрыть за собой потайную дверь. Впрочем, чему удивляться? Ольга наверняка знала — как, а он просто взял это из её сознания.

— Приревновал, Харламов? — озадаченно спросила девушка.

Он ощутил, что вот сейчас дочь шамана озабочена и несколько растеряна. И даже чего-то боится.

— Не ожидал от тебя, что ты ляжешь с первым попавшимся парнем, — тихо произнёс юноша.

— Ты о моём моральном облике беспокоишься, или сам бы хотел быть на его месте? — поинтересовалась Ольга, несколько успокоившись.

— Не на его месте. Меня случайные связи не интересуют. Я бы хотел быть с тобой постоянно.

— Ревнуешь, — констатировала дочь шамана. — А на каком основании? Ты за мной не ухаживал, я тебе никаких обещаний не давала. Да и вообще, ты должен бы знать, что романтические отношения с парнями меня не интересуют. То, что случилось сейчас, лишь дань местной традиции и обыкновенное женское любопытство. Я и парня выбрала совершенно случайного, который поутру обо мне навсегда забудет.

— Я не спорю, у меня нет права тебя ревновать. Только знаешь, я ничего с собой поделать не смогу. И мои чувства к тебе никуда не денутся, хоть ты со всей школой переспи.

— Ну, до этого точно не дойдёт, — пообещала Ольга и провела рукой по щеке Ермолая.

Руку он отбросил.

— О чувствах мы с тобой поговорим завтра. Разговор будет серьёзный, поэтому у меня есть одно предварительное условие… Если, конечно, тебе этот разговор интересен, — прибавила Ольга.

— Что за условие? — подался к ней юноша.

— Сейчас ты вернёшься ко всем нашим, возьмёшь Галину, пойдёте к ней, и там ты её трахнешь. Раза три, четыре, пять — на сколько здоровья хватит. Я вернусь к себе в комнату и прослежу, чтобы ты не сачковал. В ином случае наш завтрашний разговор обернётся ненужной растратой времени.

Юноша шёл через двор и удивлялся тому, как резко изменилось его настроение. Совсем недавно он беззаботно радовался празднику, не замечая, сколько людей заняты тем, чтобы этот праздник обеспечить. А сейчас он видел, как во всех углах неподвижно стояли люди, не дающие возможности вырваться буйному веселью за пределы школы. Не давали они вырваться мыслям, настроениям, создав вокруг школы непроницаемый купол. Нетрудно было догадаться, что за оградой сейчас находились опытные слышащие, отслеживающие мысленную активность на десятки километров вокруг.

Празднество продолжалось, хотя количество участников уже уменьшилось. Ермолай пригласил Галю танцевать и без всяких околичностей предложил пойти к ней и лечь в койку. Как и предсказывали Мариэтта с Ольгой, Хоменкова без всякого удивления и смущения тут же согласилась. Ему даже раздевать её, когда они вошли в комнату, не потребовалось. Всё прошло легко, и говорить с Галей особо не требовалось. Она чувствовала все желания парня и наилучшим образом их удовлетворяла. А в промежутках не приставала с разговорами. Но уже после четвертого раза юноша вдруг понял, что сыт ею по горло.

— А Инга где устроилась? — спросил он, соображая, как бы ему смыться.

— Она с Игорем пошла. До утра не вернётся, можешь не бояться.

Ольга и здесь оказалась права. Наверняка она сама эту близость организовала. Странно, ведь у Игоря была постоянная подружка…

— Сегодня ночь такая, что с постоянными партнёрами остаются лишь те, кто строит планы на длительную совместную жизнь, — Галка как раз не удивилась.

— Ночь блуда, — проворчал юноша.

— У наших далёких предков было что-то похожее. Только они праздновали это в середине лета, а в школе летом каникулы. Собственно, кому блуд не нужен, тот и не участвует. Или вот Сашкину Маринку возьми: он ей объявил, что она с ним сегодня ночевать обязана, так Маринка вообще с нами праздновать не стала, к дружинкинской команде пристроилась.

— Сашка вроде не расстроился, — заметил Харламов.

Хоменкова вообще не понимала, чего тут расстраиваться. Есть у тебя половая потребность, нашёл ты, с кем её разделить — и радуйся. Школа не то место, где создаются брачные союзы на всю жизнь. В любовь она верила, но считала её вещью редкой, и в жизненном обиходе не обязательной.

— Инга, кажется, настроена иначе, — предположил юноша.

Ему уже хотелось спать, но он стеснялся сказать об этом Галке.

— Ничего, переспит с Игорем, потом ещё с кем-нибудь, и начнёт смотреть на вещи здраво.

Может, Галка говорила что-то ещё, но он уже заснул. И проснулся, когда в окнах забрезжил поздний январский рассвет. Он оделся, посмотрел на висящий над кроватью Бакановой коврик с вышитыми играющими котятами и вдруг сообразил, что близок к тому, чтобы утратить на неё всякое влияние. Это же он должен был озаботиться тем, чтобы Инга влилась в группу окончательно и бесповоротно. Это он должен был сейчас спать с ней и принимать на себя все неизбежно связанные с этим обстоятельством сложности. Баканова не такая девица, чтобы легко и просто перенести свою первую ночь с мужчиной, для неё это будет означать кучу эмоций, которая неизбежно этому первому мужчине и достанется.

"Игорю теперь не позавидуешь. А вдруг Ольга отдалась тому парню, чтобы меня от подобных проблем освободить? Да нет, она обо мне, как мужчине, просто не думала. Если бы подумала, то, пожалуй, вообще бы на праздник не пошла".

В зале с компьютерами, куда юноша пришёл поутру, оставив Галку отсыпаться, сидело двое гололобых. Эти в празднике не участвовали. И лишь через некоторое время появилась Мариэтта, причём вместе с Сашкой. Оба были в обычной школьной форме.

— Ты прямо с танцев сюда пошёл? — удивилась Мариэтта.

— Нет, у меня переодеться не было возможности.

Сашка его ни о чём не спросил, сунул диск в компьютер и начал работать. А Мариэтта лукаво ему подмигнула, сделав рукой неприличный жест, потом повернулась к экрану, вышла в сеть и принялась общаться со знакомыми. Харламов посмотрел немного материалы для самостоятельных работ, сделал закладки на нужных местах, и прекратил занятия. В доме преподавателей, как он почувствовал, проснулась Ольга.

Он зашел прямо к ней, едва девушка позавтракала. Столовая после праздника не работала, пришлось обходиться чаем с бутербродами.

— Доброе утро, Ермолай, заходи. Выспался?

— Привет. Ты знаешь, твоими заботами как раз не выспался. Зачем тебе нужно было укладывать меня с Галкой? Чтобы мы в равном положении оказались?

Ольга растерянно поморгала, соображая. Нет, ей такая мысль в голову не приходила. Раз уж юноша собрался говорить о сердечных чувствах, то уж пусть к этому разговору сексуальная озабоченность не примешивается. Сексуально озабоченный парень может такого наговорить — сам же, успокоившись, себе не поверит. Здравое зерно в её рассуждениях было, но его такой подход неприятно зацепил.

— Женщины, Ермолай, на весь этот процесс смотрят куда прозаичнее. Нет, есть и влюбчивые, романтичные натуры, но я не из них. Ты, понятно, у нас романтик, это для окружающих приятно, но тебе самому от этого только лишние хлопоты. Так что всё, что ты мне в подземном коридоре говорил, считай, я мимо ушей пропустила. А вот то, что ты скажешь сейчас, я выслушаю со всем вниманием…

Да, когда Анька говорила, что Ольга по мировоззрению намного его старше, она не ошибалась. Харламов со своими объяснениями в любви выглядел рядом с ней, как внучек рядом с умудрённой опытом бабушкой. Девушка вообще-то любовные чувства понимала и признавала, но признавала — разумом. Сами чувства отклика в её сердце не вызывали. И страдания юноши она просто до поры не принимала в расчёт, хотя знать о них — знала. А сейчас, когда его ревность поставила её перед выбором, выбор она сделала спокойно и деловито.

— Раз ты не можешь справиться со своими чувствами, я буду с тобой. Не из взаимности, Ермолай, а сугубо из деловых соображений. Так мы группу не потеряем, и твоё обучение пойдёт быстрее…

Школа, как уже говорила Хоменкова, не была тем местом, где образовывались прочные союзы. А новогодняя ночь, та прямо стимулировала случайные связи. И ничего иного предложить было нельзя: на Путь Радуги вставали люди, в основном отягощённые серьёзными психологическими проблемами. И для них атмосфера необязательности и свободы оказывалась наиболее подходящей. К тому же она хоть чем-то компенсировала весьма серьёзные требования, которым должны были соответствовать ученики в процессе учёбы.

— Ночевать приходи ко мне, когда захочешь. Только учти — я не Галка, мне твоё общество в постели удовольствие вряд ли доставит. Для тебя я окажусь никудышной любовницей, так что ты и Галиной не брезгуй. Я ревновать не буду.

Юноша промолчал, насупившись. Но той же ночью пришёл — и не расстроился.

— Всё же сексуальный опыт великая вещь, — расслабленно пробормотала дочь шамана, поглаживая пальцами грудь Ермолая. — Я и не подозревала, что твоё удовольствие смогу ощущать, как своё. Интересно, не будь у нас общего мусуна, смогла бы я хоть что-то подобное почувствовать?

— У тебя же есть опыт.

— Ну, это не тот опыт. То был просто блуд, любопытство в чистом виде. А у нас с тобой — отношения.

Весь январь Харламов не вылезал из Ольгиной постели. И, как ни странно, учёбе это даже помогло. Он сдал все необходимые работы. Школьники, обучавшиеся одной или родственным специальностям, объединялись в группы, проводили совместные семинары, проверяли друг друга. Такая организация, а также натренированная способность концентрироваться на одном деле, позволяли им заниматься успешно, хотя времени на учёбу выделялось немного — январь зимой, июнь летом. Некоторые старшекурсники уехали в свои университеты на сессию, как того требовал учебный план.

Занятия, потребные идущим Путём Радуги, почти прекратились. Ермолай изредка посещал тренинги на концентрацию сознания, да ещё кое-кто занимался с целью стабилизации эмоций. В школе хватало экзальтированных девиц и склонных к депрессиям ребят. Юноша уже не сомневался, что многие, по названиям учебные, занятия на самом деле были скрытой принудительной психотерапией. Путешествия духа в это время совершала из их группы только Ольга, но даже она делала это редко и жаловалась, что даются они ей с большим трудом.

— Ты не думаешь, что я как-то повлиял на это? — спросил однажды юноша, глядя на разочарованный вид, с которым подруга вернулась из подземелий.

— Конечно, повлиял, — пожала плечами дочь шамана, — твои способности только начинают проявляться, от тебя ждут, что ты сам вскоре начнёшь в приват-миры выходить. А я с тобой связана — теснее не бывает. Значит, мой приват-мир неизбежно должен измениться.

— А мой приват-мир тоже должен испытать твоё влияние? — поинтересовался он.

Ольга кивнула. Приват-мир назывался так потому, что был порождением сознания одного оператора. Оператор мог брать с собой в путешествие чаще одного, иногда нескольких спутников, но они в его приват-мире почти всегда были бесплотными. Да и сам оператор воплотиться телесно в своём мире мог не всегда, а если и мог — телесное его состояние было неустойчиво.

— Группа, в которой есть несколько операторов и хотя бы один усилитель, может породить общий мир. В этом мире все путешественники воплощены телесно. Понимаешь? Операторы — мы с тобой, усилитель — Инга. Наша группа способна открыть для человечества новый мир, пребывание в котором воспринимается как абсолютная реальность.

— А зачем? — не понял юноша. — Для чего нужна столь совершенная иллюзия?

— Никто не знает, насколько общие миры реальны. Точного ответа на этот вопрос нет. Попадёшь в такой мир — сам поймёшь, объяснить словами это невозможно.

За несколько дней до конца января к Ольге зашел Женька. Ермолай был у неё, помогал ей анализировать одну из монографий. Лоб Шатохина украшала красная повязка.

— Уезжаю я, ребята. Мне предложили одну школу на Алтае, там кинетиков готовят.

Гостя поздравили, он смущённо присел на громоздкий деревянный стул.

— Спасибо. Я вам всем тоже благодарен. У меня одного дела бы пошли не так быстро.

— Не жалеешь? — спросила дочь шамана.

Спросила без всякого выражения, без подвоха, отстранённо. Юноша подумал, что вот так же она восприняла бы расставание с любым членом группы, кроме него самого.

— Не знаю, что и сказать, — признался Женька. — С ребятами расставаться жаль, а школа мне с самого начала не очень понравилась. К тому же здесь занимаются тем, что я считаю неправильным.

— Ну, надеюсь, что в новой школе у тебя таких проблем не будет.

— А вы теперь вместе живёте? — гость перевел разговор на другую тему.

Ольга кивнула, юноша тихо сказал "да", и в комнате повисла тишина. Женька поднялся, протянул руку Ермолаю.

— Удачи во всём. Всего наилучшего, Ольга.

Харламов вышел вслед за ним во двор. Шатохин залез в микроавтобус и помахал оттуда через стекло. Во дворе стояли другие члены группы, собравшись в кучку, они подняли вверх руки в прощальном привете. Автобус скрылся за воротами, ребята разошлись по комнатам. Юноша вернулся к подруге.

— Жалко Женьку.

— А ты подумал, что он сделает, если решит, что Путь Радуги угрожает его любимому уютному миру? Можешь поручиться, что он не подстережёт тебя с ножом, чтобы в спину ткнуть? Или сдаст тебя тому, кто ткнёт?

— Правда, что за такими вот усомнившимися наблюдают мастера Радуги? Чтобы в случае чего он ножик в руку и взять-то не смог бы?

Подруга странно на него посмотрела и кивнула. Мысленно он уловил её недоумение. Для Аникутиной Женька однозначно и бесповоротно был врагом. Может быть — не опасным, но приглядывать за которым стоило в любом случае. Она искренне не понимала, как её мужчина может считать иначе. Однако знала, что он не разделяет её точку зрения и признавала за ним это право.

В эти дни они с Лёней частенько выходили на лыжах. Вдвоём. Кутков обладал феноменальной памятью, и сессию сдавал без особых усилий. На лыжах он ходил лучше, так что в середине прогулки ему приходилось поджидать спутника. Лыжню они проложили таким образом, что первая половина дистанции изобиловала подъёмами, а вторая — спусками. При возвращении Ермолай мог удержаться за Леонидом и назад они возвращались вместе.

Злой ветер обдувал сопку, обжигая щёки холодом. Мелкие частицы снега секли глаза. Юноша перевел дух и посмотрел на присевшего в снег Куткова. Тот вырыл небольшую ямку и укрылся в ней от ветра. На открытом со всех сторон склоне ничего другого придумать было нельзя.

— Я говорил с Мариэттой, — смущённо произнёс Лёня, — у вас в группе освободилось место, Шатохин уехал. Узоян предлагает мне войти в группу вместо него. Она поговорила со всеми, кроме тебя и Ольги, никто не возражает.

— Я тоже не возражаю, — пожал плечами юноша. — Ольгу сам спроси. Но вообще-то наше согласие ничего не решает, как ты должен знать. Сумеешь усилить группу в реальных делах, сработаешься — тогда и войдёшь.

— Чтобы сработаться, нужно получить шанс попробовать это сделать, — облегчённо сказал Леонид.

— Шанс ты получишь в любом случае, только вот я знаешь, о чём думаю? Шатохин был кинетиком, причём специализирующимся по работе с грунтом. Это довольно редкий дар, у тебя, насколько я знаю, его нет. Не могу сказать, обязателен ли такой талант в группе, просто не знаю. Так что, сам понимаешь…

Лёня засмеялся.

— Знаешь, для группы не существует строго определённого набора способностей. Кинетики нужны, и не один, слышащие мысли нужны, и тоже не один. Операторы миров нужны, не меньше двух, экстрасенс — уловитель опасности нужен, прикрыватель нужен, закрывающий группу от враждебных слышащих, усилитель общего поля нужен. Но мне повезло, я, как и ты — универсал. Красную повязку получил, как слышащий, прочие мои способности могут раскрыться только в группе.

— Универсал — это как? — поинтересовался Харламов. — Он что — может всё?

Леонид покачал головой. Универсал мог освоить всё в теории, на самом деле приходилось выбирать. Талант кинетика, развиваясь, тормозил развитие экстрасенсорных способностей, а усилитель практически не мог стать оператором миров. И наоборот. Слышащий не мог стать прикрывателем, крышей, как попросту говорили в школе.

— Братья и Игорь — кинетики, Хоменкова — экстрасенс, вы с Ольгой — операторы, Сашка — слышащий. Инга — усилитель, Мариэтта — крыша. Мы с тобой и Лёшка — универсалы. Ольга, по-моему, тоже. Четыре универсала перекроют любые мыслимые потребности, я думаю.

Вернувшись, Ермолай заметил в столовой знакомое лицо. Одноклассник, Гриша Рахимов, с красной повязкой на лбу, с удовольствием уписывал пельмени. Рядом с ним сидела одна из поварих и что-то рассказывала. Гришка ничем не показывал, что слушает. Юноша включил свои способности — и понял, что Григорию разъясняли правила школы. Удивительным казалось одно — почему это делала повариха? Харламов знал, что посторонних людей в школе не бывает. Любой из работников обладал определёнными талантами, любой знал лучше учеников все тайны школы.

Юноша сел в сторонке, но так, чтобы Рахимов мог его видеть. Одноклассник кинул на него взгляд и сразу о чём-то спросил повариху. Вопрос был явно о нём. Повариха сказала два слова, Гришка кивнул, и повариха продолжила рассказ. Позже, поднявшись от стола, Григорий подсел к однокласснику.

— Привет, Ерёма! Странно, что ты до сих пор без повязки.

— Здорово, Гриш! Во мне предполагают талант оператора миров, так что пока я свой мир не открою, рассчитывать мне не на что. Меня ничему и не учат. А ты какими судьбами?

— По обмену. Есть такая программа, по которой школы учениками меняются. Числюсь я за своей школой, так что учиться вместе с вами не буду. У меня своё задание, о котором школьникам рассказывать не положено. Как там Ольга Аникутина поживает?

— Отлично. Жёлтая повязка, инструктор…

Разговора не получалось. Григорий не хотел про себя ничего рассказывать, о делах школы ему и так сообщили. Вспомнили общих знакомых, но у тех ничего кардинально не менялось, так что и эта тема быстро оказалась исчерпанной.

— Обо мне, Ерёма, лучше школьникам ничего не говорить. Спросят — одноклассник, и всё. Даст бог, вместе поработаем, а нет — так в Ручейном летом увидимся…

Рахимов ушёл, оставив чувство недосказанности. Гришка ему не доверял, причём не доверял — по приказу. И это, ясное дело, не огорчить такое отношение никак не могло. Юноша ощущал себя сторожевым псом, которого приучали рвать того, на кого укажет хозяин. Вся его сущность против того восставала. Но что было делать? Он прекрасно понимал, что любой преподаватель сразу же скажет ему, что он уже знает всё, что позволяет знать на данный момент его уровень подготовки. Продвинься дальше в учёбе — узнаешь больше. Право на знания требовалось заслужить. С этим юноша не спорил, тут всё обоснованно. Но ведь его и не готовили, как других!

Дочь шамана тоже ничем не пожелала помочь.

— Выйдешь в свой приват-мир, заслужишь красную повязку — перестанешь такими вопросами мучиться.

— Легко сказать, — пробурчал Харламов.

— У тебя есть к тому способности, пытайся…

Способов научить оператора открывать свой индивидуальный мир не было. И опыт другого оператора ничем помочь не мог. Как в сказке: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. И именно это ему предстояло совершить. Более того, дочь шамана однозначно сказала, что от успешности его действий зависит и дальнейшее развитие всей группы. Брать ли в неё Куткова, а если брать, то в какой роли? Какие качества развивать в универсалах? Готовить дальше группу уже с этим составом или подождать, пока в школу поступит Вика, частично уже в группу вовлечённая?

Решать эти вопросы, не зная толком, насколько Ермолай готов к роли оператора миров, было невозможно.

В феврале, когда редкий мелкий снег, падая, размывал очертания сосен за оградой, Игорь на минутку заскочил к себе и обнаружил сидящего на кровати с мрачным видом Харламова. Не надо было быть слышащим, чтобы сообразить, что друга постигла крупная неприятность.

— С Ольгой поссорился, что ли?

— Нет, — хмуро выдавил из себя юноша. — Не поссорился. Изолирован за неуспеваемость.

Жолудев не понял. Он никогда не отличался сообразительностью. Пришлось объяснять, что открыть свой приват-мир ему так и не удалось, вот Ольга и решила, что их совместное проживание может быть тому помехой. Возражать было бесполезно, да он и не чувствовал себя вправе это делать. Возможно, подруга была права; только жизнь могла рассудить.

— Ну, Ерёма, ты мрачность-то с лица убери. Вдруг Баканова зайдёт? Представляешь, как её реакция на нас всех отразится?

Инга, которая отныне делила Игоря с его прежней подружкой, Еленой Токмаковой, не заставила себя ждать.

— Да ты не расстраивайся, Ермолай. Она вообще вся правильная, Ольга, её не переделаешь. Понадобится тебе женщина, заходи, поможем.

Сосед кивнул одобряюще: мол, действительно помогут, не сомневайся. А там и Галка подошла, тоже посочувствовала.

— Она сама с детства этому научилась, а Ерёме каково? И что, действительно никто помочь не может? Потерпела бы, видно же, что парень старается.

Он действительно старался. По семь-восемь раз на дню спускался в подземелье башни, садился в полной темноте в кресло и представлял себе самые невозможные комбинации образов, стараясь одновременно перестать ощущать собственное тело.

— Я бы перед попыткой попробовал долго не спать, почитал бы какую сказочную фантастику, и принял бы травяную настойку со стимулирующим эффектом, — посоветовал Сашка Богачёв.

— По отдельности я все эти элементы уже пробовал, — признался юноша. — Попробую в комбинации.

Леонид, напротив, полагал полезным полное и длительное уединение. В идеале — запереться на неделю в подземельях башни.

— На Ольгу не обижайся. У тебя с ней тесная связь, ты практически не можешь уединиться, даже уйдя в лес. Возможно, это и препятствует. Она тебе помочь желает, оттого и удалила тебя от себя. Я бы на её месте вообще тебя в Гималаи загнал…

Юноша не спорил. Он даже провёл три дня под башней, но добился только того, что неожиданно научился видеть в полной темноте, и даже сквозь метровые стены.

— Похоже, этот метод ведёт не туда, — сожалеюще сообщил он Лёне на очередной лыжной прогулке.

— Да, с подготовкой универсалов всегда есть сложности, — откликнулся тот. — Вроде способности есть ко всему, а что-то даётся легко и с охотой, а что-то никак не идёт, хоть ты тресни. А может, попробуешь предельную физическую нагрузку? Те же лыжи, в огромной дозе — можешь попытаться прямо сейчас. Я обеспечу безопасность.

Юноша носился кругами по сопкам, пока не загонял себя до полусмерти, так, что Куткову пришлось вызывать мысленно из школы братьев, чтобы они довели обессиленного Ермолая до Малого Дома. Весь следующий день юноша провёл в постели, пищу ему приносила Галка. Потраченные усилия и перенесённые страдания оказались напрасными. Приват-мир не открылся.

Ольга, которую он попросил помочь обсудить иные возможности достижения результата, давать ему советы отказалась.

— Ты выслушай всё, что ребята тебе предложат, обдумай, и испробуй лишь то, что сам сочтёшь целесообразным. Я тебе подскажу ещё три возможности, но ты не спеши их опробовать только потому, что их предложила я. Ты и только ты здесь окончательный судья…

Подруга в его комнате не задержалась, но от её краткого присутствия он, казалось, разом обрёл второе дыхание. Обдумывая предложенные варианты, отбросил два из них, как абсолютно невыполнимые. Встать под водопад или отдаться на волю стремительного водного потока — в этом явно что-то было. Но для такой попытки следовало дождаться лета, а он всё ещё надеялся управиться до конца весны. Использовать мази, снижающие чувствительность кожи до полного онемения, он тоже не стал. Во-первых, онемения и потери чувствительности можно было добиться самовнушением, и путь этот он неоднократно опробовал. Во-вторых, ему казалось, что такое ограничение не лучшим образом повлияет на его возможный приват-мир. Существовало стойкое убеждение, что характеристики первого приват-мира влияли на все дальнейшие действия операторов миров: на другие приват-миры и на созданные при помощи операторов общие миры. Доказательств, как оно сплошь и рядом бывает, никто не предоставил, но к первому своему миру все операторы относились крайне трепетно.

Третья идея Ольги несла, по серьёзному размышлению, здравое зерно. Предполагалось, что он, уже сейчас ориентированный на группу и чувствующий за неё ответственность, лучший результат покажет не в одиночестве, не в темноте подземелья, а среди своих соратников. Здесь сразу прямо-таки бросались в глаза определённые сложности: если группа сосредоточится на нём, то почти невозможно будет избежать её разнонаправленного влияния. Кто-то будет ему помогать, кто-то — наоборот. Так пловец, напрягая все силы, может преодолеть течение реки, или, по крайней мере, его учесть, чтобы двигаться в нужном направлении. Но что делать пловцу, если он попал в движущийся водоворот, который, к тому же, то сливается с другими, то отщепляет от себя меньшие вращающиеся воронки? Как учесть беспрерывно меняющееся течение?

Если же группа будет занята решением задачи, не обращая на своего члена внимания, то уже задача будет действовать на него определяющим образом. И опять подходящих условий не получится.

Мариэтта поймала его во дворе, когда он в очередной раз направился в башню.

— Здорово, Харламов! Выглядишь усталым. Отдохнул бы, на лыжах покатался, в сети посидел, с одноклассниками пообщался.

Юноша неохотно остановился, понимая, что эти общие фразы лишь прелюдия перед серьёзным разговором. Мари, надо отдать ей должное, пустой болтовнёй не увлекалась.

— Некогда развлекаться. Знаешь, должно быть, что из-за меня вся группа простаивает. А ты помаленьку мысли научилась читать?

— Не мой талант. А предвидеть твои действия можно и без особых способностей. Кстати, обычно операторов миров готовят больше года, так что спешке ты обязан собственной сексуальной привлекательности. Любишь кататься, люби и саночки возить.

— Причём здесь моя привлекательность? — удивился несостоявшийся оператор миров.

— Ну как это, при чём? С Оленькой ты сожительствуешь, так? А она, как всем известно, в мужиках не нуждается, да и романтических чувств напрочь лишена. Чтобы такую железную запрограммированную конструкцию в койку уложить, талантов рядового человека абсолютно недостаточно. Так что ты совершил подвиг, я честно говорю, но подвиг твой лежит не на Пути Радуги, а в каком-то боковом тупичке. Вот Лысый и компания встревожились, что ты мотивацию потерял. И на Аникутину надежда слаба, она против тебя не пойдёт, ты её держишь крепко.

— Всё-то ты знаешь, — покачал головой юноша, — удивительно.

— У каждого свои таланты. Но я не об этом. Что ты скажешь, если я подумаю о выходе из группы?

В школах Радуги все стремились в группы, а тут… Девушка говорила серьёзно, но мотивов её он понять не мог.

— Тебе плохо с нами? Идеологические разногласия? Не уверена в себе? Я не вижу причин, тебя же в школу не силком привезли.

— Не угадал. Причина необычна, назвать её я не могу. И школу я не покидаю, продолжу обучение по индивидуальной программе. Никто в группе, я выясняла осторожно, против моего ухода не будет. Разве что ты.

— Если ты твёрдо решила, и если все уже согласны, то что для тебя значит моё мнение? — удивился юноша.

Мариэтта, заметно нервничая, объяснила, что сама она ещё не окончательно решила. Да и решение зависело не только от неё. А ребят она спрашивала осторожно, в предположительно-шутливой форме, никто и не подумал, что она всерьёз.

— Аникутину я не спрашивала, — призналась девушка, — но в школе порядки известные: без лидеров группы нельзя принять такого решения. Вот я спрашиваю тебя. А ты сам уже Олю спроси. Она не поймёт, если я не стану объяснять причин своего решения, может обидеться.

— Железная запрограммированная конструкция может обидеться? Однако…, — покачал головой юноша, обиженный за подругу.

— Харламов, бабы иногда относятся друг к другу ревниво, даже если они не делят одного мужика. Есть у них такая особенность, поверь на слово.

Мариэтта, как ни удивительно, в этот момент потеряла всю самоуверенность.

— Ты обдумай этот вопрос. И с Олей поговори, когда она в добром расположении духа будет. Ладно?

Юноша кивнул, выбросил на время этот вопрос из головы, и направился в башню. Но открыть мир ему снова не удалось.