Вторая встреча

XVIII



СХВАТКА

Благополучно пробравшись через заднюю, оказавшуюся не запертой дверь в вагон, Павлюк залез на самую верхнюю полку, но чувствовал себя там, словно на раскалённых углях. Он всё время беспокойно ворочался, тяжело и приглушённо вздыхал, временами кряхтел, точно поднимал что-то тяжёлое. Полежав немного на спине, он вдруг приподнимался на локтях и к чему-то прислушивался.

Скоро поезд тронулся, застучали колёса вагона.

В соседнем купе кто-то тихо разговаривал. Где-то дальше женщина, укачивая ребёнка, негромко и монотонно напевала:

— А-а-а, а-а-а, а-а-а...

Павлюк осторожно переваливался на бок и, свесив голову, внимательно осматривал купе, в котором находился.

Время было ночное. Пассажиры спали. Тускло светила электрическая лампочка дежурного освещения.

Афанасий ложился навзничь, утомлённо опускал голову на согнутую руку, но спустя минуту опять приподнимался и настораживался. Когда хлопала входная дверь, он поджимал ноги, забивался в дальний угол и со страхом глядел на ту часть прохода, которая была ему видна с верхней полки.

Поезд миновал одну станцию, другую. Павлюк несколько успокоился, повернулся на живот и, уткнувшись лицом в кулаки, забылся в тяжёлом сне.

Проснулся он оттого, что вагон, звякнув буферами, вдруг качнулся от сильного толчка. Афанасий поднял голову, глянул в окно на мокрый асфальт перрона, по которому торопливо бегали во все стороны пассажиры, и быстро спустился со своей полки.

— Давно стоим? — спросил он пассажира, старавшегося засунуть чемодан под сидение.

— Давно, паровоз прицепили.

— А на дворе дождь, — Павлюк посмотрел на рябые лужицы, в которых ярко отражались мелкими блёстками электрические фонари.

— Сыплет небольшой, — подтвердил пассажир.

Афанасий нерешительно потоптался на месте, затем направился к выходу. Не дойдя до тамбура, он остановился в маленькой прихожей перед служебным купе и посмотрел в окно.

На перроне стоял милиционер.

Павлюк отшатнулся от окна, торопливо вернулся обратно и залез на верхнюю полку. Его трясло, точно в лихорадке.

Сипло прозвучал свисток паровоза, и поезд снова двинулся в путь. Мимо окон прополз перрон, потом мелькнули фонари на стрелках, отражая откуда-то падающий свет, сверкнули рельсы соседнего пути, и всё погрузилось во мрак. Часто-часто застучали колёса вагона.

Выждав немного, Павлюк опять спустился на пол, прошёл через весь вагон, заглядывая в каждое купе, вышел в тамбур и по шатким, скрежещущим стальным листам перехода перебрался в другой вагон.

Здесь, как и в первом вагоне, он шёл, внимательно засматривая в лица пассажиров.

У четвёртого купе Афанасий немного задержался, посмотрел по сторонам и осторожно присел на свободный край скамьи.

В тот же момент мужчина в чёрной тужурке, сидевший в тёмном углу у окна, поднял голову, пристально посмотрел на Павлюка и дёрнул себя за левое ухо.

Афанасий приглушённо вздохнул, поднялся со скамьи и поплёлся обратно. Он остановился в тамбуре и, словно от холода, передёрнул плечами.

Дверь открылась, и в тамбур быстро вошёл высокий, несколько сутулый мужчина в чёрной тужурке.

Павлюк бросился к нему и растерянно отпрянул.

Лицо, одежда мужчины были хорошо известны Павлюку, но глаза были совершенно другие, чёрные, точно без зрачков.

— Почему вы здесь? — резко прозвучал знакомый голос «белобрысого».

«Вот ведь как может человек изменить свою наружность», — мелькнула мысль у Павлюка, и он сказал: — Всё погибло. Домой возвращаться нельзя, там вас ждут. Мне удалось бежать.

— Бежать?

Толстые губы Джека Райта скривились от презрения и злобы.

Знакомя Райта с деталями предстоящей диверсии, шеф предупреждал:

— Всё предусмотрено и рассчитано с такой ювелирной точностью и тонкостью, что вам, Джек, нужно страшиться только одного: чтобы вас не схватили за руку с поличным. Всё остальное вам никак не угрожает. Поэтому я и утверждаю: если вы не совсем безнадёжный тупица, то ваш провал практически невозможен. О своей поездке в Советскую Россию вы станете очень скоро вспоминать, как о приятнейшем времяпровождении. Ведь, находясь там, вы, хотя и под чужим именем, но будете на легальном положении, в качестве, так сказать, «желанного гостя»...

И действительно, до сих пор, по твёрдому мнению Райта, всё шло сравнительно гладко, и он, не без оснований, считал себя в полной безопасности. Таился и путал свои следы он только для того, чтобы не быть раньше времени разгаданным, и чтобы это не помешало ему выполнить задание.

Он отлично понимал, что его внезапное исчезновение из состава делегации будет очень скоро обнаружено и розыском займутся лучшие оперативные силы советской контрразведки. В короткий срок всё будет поставлено на ноги. Но и при таких обстоятельствах сохранялась возможность проскользнуть в совхоз незамеченным. Гарантией успеха служили внезапность исчезновения и небольшое время, требующееся для того, чтобы добраться до цели. Правда, в первый же день, как рассчитывал Райт, до совхоза добраться не удалось. Единственный в сутки поезд в ту сторону отправился раньше, нежели Джек успел преобразиться. Это несколько осложняло положение, но не могло настолько обескуражить опытного диверсанта, привыкшего к большему риску, чтобы заставить его отступиться от намеченных планов. Тем более, что перед Райтом, по существу, стояла только одна трудность — незамеченным добраться до совхоза. Взрывать и жечь там было ничего не нужно, а следовательно, и беспокоиться о безопасных путях отхода. В этом заключалась сильнейшая сторона разработанного шефом плана! Требовалось сделать короткий и быстрый бросок в одну сторону. После выполнения задания, когда в карманах останутся носовой платок, зубочистка, перочинный ножичек и кошелёк с мелочью, Джек мог совершенно не опасаться разоблачения. Он даже подумывал, а не объявить ли самому, выйдя за ворота совхоза, что он гость из-за границы, случайно попавший не туда, куда его приглашали. Возможно, его при этом задержат, доставят в милицию или ещё куда-нибудь, но судить или сажать в тюрьму никто не станет. За что? Улик ведь никаких!

Микроскопические посланцы доктора Франческо Синьорелли примутся за своё страшное дело не вдруг и, главное, без излишнего шума. Самое большее, что могут сделать с Райтом — предложить ему немедленно покинуть пределы Советского Союза! А это к тому времени будет полностью соответствовать его интересам...

Конечно, Райт был уверен, что так он не поступит, это походило бы на ребячество. «А жаль, — досадовал он, — могла бы получиться довольно забавная история! Было бы над чем посмеяться!..» В мемуарах, которыми Райт полагал заняться «на склоне лет», это была бы, как ему представлялось, любопытная страничка...

Простота и безнаказанность диверсии настолько увлекли Райта, что он предложил шефу выполнить задание, не прибегая к содействию помощников. Но шеф отклонил эту просьбу. Не менее важным он считал необходимость установить нарушенную связь с агентами, которых, как знал Райт, не так уж много. Советские люди не поддавались вербовке...

Обвинения в убийстве Рогулина и Забелиной Джек совсем не опасался. А что они покойники, это у него сомнений не вызывало. Прежде всего, казалось весьма сомнительным, чтобы кто-то вообще заподозрил бы тут насильственную смерть. Но даже если бы это всё же случилось и, больше того, Райту пришлось бы признаться в том, что он навестил Рогулина в его квартире, то сама мать покойного засвидетельствовала бы, что её сын любезно проводил гостя до двери и затем возвратился в комнату здоровым и невредимым. С Забелиной дело обстояло ещё проще. Вместе их никто не видел, а в зале кинотеатра присутствовали сотни зрителей, которые могли подтвердить, что на девушку никто не покушался. Поэтому установить хотя бы сомнительную закономерность между смертями Рогулина и Забелиной и встречами с Райтом становилось невозможным. Опытный следователь мог бы, конечно, докопаться до такого предположения, но доказать его суду он бы не сумел. А суду нужны факты!

Опасался Джек Райт только одного: чтобы ему никто не помешал добраться до совхоза. А потом — всё, что угодно! Он может даже назвать своё имя.

И вот, когда до цели осталось немногим больше двух десятков километров, является вдруг Павлюк и сообщает, что он бежал из-под ареста.

Конечно, Афанасий Павлюк мог поверить, что ему удалось обмануть бдительность охраны. Но не так прост был Райт. Очевидцем событий он не являлся, но ему сразу стало ясно, что Павлюку сознательно предоставили возможность побега. И сделано это было для того, чтобы Афанасий Павлюк навёл на след!..

Как быть? Разгрузить немедленно карманы и спокойно ждать прихода советских контрразведчиков, чтобы заявить о том, что он сел не в тот поезд... или попытаться довести дело до конца?

Как всегда, в трудную минуту мысль Джека Райта работала чётко и быстро.

До совхоза считанные минуты езды. Можно сейчас же на ходу спрыгнуть с поезда и дойти пешком, можно, повиснув на сцепах и соединительных шлангах, проболтаться небольшое время под вагонами. Джек специально этому обучался. Пока офицеры советской госбезопасности будут метаться из конца в конец по всему железнодорожному составу в поисках вдруг пропавшего пассажира, Райт будет у цели. О дальнейшем тревожиться не следовало...

Можно так, можно иначе. Но в обоих случаях Павлюк оказывался лишним. К тому же, любой следователь непременно постарается сделать его главным свидетелем обвинения, на его показаниях будут строиться доказательства.

Павлюк становился опасным для Райта, его нужно было немедленно «убрать».

Но сюда обязательно должны явиться советские контрразведчики. Возможно, они уже совсем близко.

Близко, но ещё не здесь!

Афанасию Павлюку показалось, что известие, которое он сообщил, на какую-то долю секунды смутило «белобрысого». Он выдвинул вперёд нижнюю челюсть, недобро прищурил глаза, тронул перстень на пальце, но тут же оправился и благодарно протянул руку.

— Спасибо. Вы хорошо сделали, что предупредили меня. Этого я не забуду.

Павлюк обрадовался. Он спешил найти агента, но в то же время опасался встречи с ним. Обычно в подобных случаях диверсанты, чтобы надёжнее замести следы, убивали своих помощников. Афанасий это знал и, на всякий случай крепко сжимал в кармане тяжёлый остроугольный камень, который поднял с земли, когда ещё садился в поезд.

Неожиданно дело приняло хороший оборот. От сердца отлегло, Павлюк почувствовал себя спасённым. Он довольно улыбнулся и с признательностью крепко пожал протянутую ему ладонь двумя руками.

— А теперь быстро в вагон, — приказал Джек Райт и добродушно похлопал его по шее.

Павлюку при этом показалось будто Райт неосторожно царапнул его чуть повыше ворота рубахи, но не придал этому значения.

— Проедете пять остановок, на шестой сойдёте, — продолжал Джек. — Ждите меня там и никуда не отлучайтесь. Будьте готовы немедленно следовать дальше, куда — я скажу потом.

— Не беспокойтесь, всё будет в порядке, — охотно согласился Павлюк, решив даже, чтобы не портить установившихся отношений, не просить денег на курево и питание. «Как-нибудь обойдусь, — подумал он. — Вытерплю...»

Короткое свидание закончилось.

Ободрённый, повеселевший Афанасий Павлюк двинулся обратно, однако почувствовал вдруг такое сильное головокружение, что оказался вынужденным остановиться и припасть лбом к холодной и скользкой стене вагона.

— Ничего... это сейчас пройдёт, — через силу виновато пробормотал он. — Видать, переволновался очень...

Джек Райт, хладнокровно наблюдавший за Павлюком, зло усмехнулся. Удовлетворённо кивнув головой, он шагнул к наружной двери и сильным рывком распахнул её.

Из темноты обдало сырым, пронизывающим ветром.

Павлюк с трудом повернулся. Глаза его расширились, лицо потемнело и исказилось болью. Он силился что-то сказать, очевидно, попросить Райта помочь ему. Но посиневшие губы только беззвучно вздрагивали, взбивая пенящуюся слюну.

Джек безразлично оглянулся на своего помощника. Готовясь к прыжку, чтобы не выронить в темноте пистолет, вынул его из кармана, перенёс ногу за порог и нащупал верхнюю ступеньку.

Внезапно в тамбуре появился Рудницкий. За ним в дверях показались ещё двое.

— Стой! Стрелять буду! — с угрозой крикнул лейтенант.

Всего несколькими минутами назад Джек Райт мог не опасаться встречи с представителями Советской власти. Для этого ему достаточно было освободить свои карманы от компрометирующего груза и сочинить нехитрую историю, чтобы как-то объяснить своё присутствие в поезде. Теперь делать это было поздно. Случилось как раз то, от чего так настойчиво предостерегал шеф, — он попался с поличным! Пистолет, который он держал в руках, обоймы с патронами, ампула с бациллами служили уликами, в достаточной мере изобличающими подлинные намерения Джека Райта. Кроме того, он твёрдо знал — умрёт Павлюк. Чтобы сократить время агонии, Райт вспрыснул ему столько яда, как никому другому. Смерть Павлюка отягощала вину. Спасение заключалось в одном — надо было бежать.

Бежать во что бы то ни стало!

Но в тамбур входили офицеры. Решительность советских воинов Джек Райт в своё время испытал на собственной шкуре. Пуля пограничника оставила неизгладимый след на мочке левого уха. Теперь он боялся, чтобы в него второй раз не принялись стрелять, а это неизбежно должно было случиться, если он сделает хоть шаг.

В этот критический для Райта момент, не желая того, помог ему Павлюк. Когда Рудницкий вбегал в тамбур, Афанасию сделалось совсем плохо. Запрокинув голову, он схватился скрюченными конвульсией пальцами за горло, захрипел, точно его кто-то душил, и, загораживая узкий проход, грохнулся на пол.

Секундной заминкой воспользовался Райт. Он вскинул пистолет и почти в упор выстрелил в Рудницкого. Стрелял он наверняка, промаха тут быть не могло.

Лейтенант, прикрывая своим телом тех, кто следовал за ним, последним усилием откинулся назад, на дверь.

Джек Райт не рискнул ждать появления в тамбуре остальных офицеров, исход схватки с которыми был для него опасным. Не медля ни секунды, он прыгнул в темноту.

Уже отрываясь от вагона, он успел заметить у ног падающего на пол лейтенанта корчащегося в предсмертных судорогах Павлюка.