Вторая встреча

XXIII



ОЧНАЯ СТАВКА

Джек Райт вошел в кабинет развязно, пренебрежительно улыбаясь. Однако то, что у него не было спокойно на душе, выдал пытливый взгляд, каким он скользнул по стенам комнаты, тяжелым шторам, задернутым на окнах, дивану, несгораемому шкафу, стоящему в углу. Он будто хотел проверить, а не притаился ли там кто-нибудь.

Заложив руки за спину, Райт остановился перед столом и, обращаясь к полковнику Чумаку, заявил:

— Не пытайтесь задавать мне вопросов, то, что я считаю нужным, я сам скажу. Я — корреспондент известной вам газеты, хотел заглянуть по ту сторону железного занавеса и увидеть там не картонные домики, подготовленные коммунистами для показа иностранцам, а неподдельную правду.

— Ну и как?

— К сожалению, сделать этого мне не удалось. При первой попытке раскрыть тщательно оберегаемую Советами тайну, меня схватили и привезли сюда. Но я не в претензии, служба есть служба. Поэтому, если меня немедленно освободят, даю слово джентльмена, никому и ничего не сообщу из того, что произошло. Откровенно говоря, мне самому невыгодно распространяться на тему о своих неудавшихся планах. Бизнес имеет свои законы!

— Всё? — терпеливо выслушав Райта, осведомился полковник.

— Я думаю, достаточно для того, чтобы мы поняли друг друга, — ответил Райт.

— Вполне, — с едва заметной усмешкой произнес полковник и спросил: — Ваше имя и фамилия?

— Они вам известны, но извольте — Гарри Макбриттен.

— Чем вы можете это доказать?

— Разве это нужно доказывать? — удивился Райт, но в тоне прозвучала тревога. — Мой паспорт в гостинице.

— Но чтобы передать его вам, нам следует убедиться в том, что вы тот, за которого себя выдаете.

— Пожалуйста, я готов для этого сделать всё.

— Отлично. Вы не успели спрятать паспорт и автоматическую ручку, вот они, — Чумак указал на стол, где аккуратно были разложены вещи, отобранные у Райта. — Документ удостоверяет, что владелец его — Павлюк Афанасий Трофимович, кстати, и одежда, которая на вас, принадлежит тому же лицу. Но вы утверждаете, что вы не Павлюк, а Гарри Макбриттен. Однако нам известно другое ваше имя. Как тут быть?

Бандит сделал вид, что последних слов не расслышал, хотя они сильно встревожили его.

— Чепуха, — отмахнулся он. — Одежду купил я на базаре, и мне неизвестно, какие документы хранил в кармане ее прошлый владелец.

— Но вы не станете отрицать, что на паспорт Павлюка наклеивали свою фотографию. Она ведь тоже найдена.

— Нет, не стану. Я, действительно, не знал, что находится в карманах, покупаемой мной одежды. Но когда я обнаружил там паспорт, то у меня, естественно, появилось желание воспользоваться им для целей, которые я уже открыл вам. Однако, как вы знаете, я не выполнил своих намерений. Фотокарточку, приклеенную мной, я сам сорвал. И сейчас утверждаю, что паспорт не принадлежит мне. Я — не Павлюк.

— К слову, почему вы сочли нужным убить его?

— Я?.. Убить?.. — Райт негодующе вспыхнул. — Прошу вас, господин полковник, избавить меня от подобного рода обвинений хотя бы потому, что я видел бывшего хозяина моей одежды один раз на базаре и никогда больше.

— А Павлюк, сидя на том самом стуле, на котором вы сейчас сидите, утверждал, что вы бывали у него дома.

— Ложь.

— Где же вы переоделись?

— В парикмахерской.

— В какой?

— Не помню. Но, когда меня выпустят отсюда, я, конечно, найду ее и укажу.

— Значит, в тамбуре вагона вы не встречались с Павлюком?

— Нет.

— И в лейтенанта не стреляли?

— Стрелял в лейтенанта? — проговорил растерянно Райт и потер пальцами виски, словно хотел убедиться, что он не спит. — Если это, простите, не провокация, тогда... чудовищное недоразумение. Скажите, по крайней мере, когда произошли эти ужасные преступления, в которых меня обвиняют?

— Сегодня ночью.

— Но сегодня ночью я спал сном праведника в лесу и видел чудесные сны.

— Ах, вот как, — понимающе покачал головой полковник. — Значит, поездом ночью вы никуда не ехали, с Павлюком не говорили, в лейтенанта не стреляли.

— Нет. Тысячу раз — нет. И это, мне кажется, нетрудно доказать.

— Очень любопытно.

— Где произошло то, о чем вы говорите? Я могу попросить вас показать мне место на карте?

— Пожалуйста.

По знаку полковника Кочетов подвел Райта к висящей на стене карте.

— Вот здесь, — указал он на пунктирную дорожку.

— А где вы меня арестовали?

— Здесь, — майор перевел карандаш, который служил указкой, в сторону от дорожки.

Джек Райт посмотрел на масштаб карты и снисходительно улыбнулся.

— Господин полковник, а не считаете ли вы, что расстояние между этими двумя пунктами для пешего человека, да еще в мои годы, несколько великовато? Вряд ли его можно было даже пробежать за одну ночь.

— Но его можно свободно проехать на автомашине.

— О, так значит в моем распоряжении находилась шикарная гоночная машина? Ну, это совсем мило. Только я сомневаюсь, чтобы нашлись такие простаки, которые поверили бы подобной выдумке.

Полковник внимательно и с невозмутимым спокойствием выслушивал ответы Райта, при этом по выражению лица его невозможно было догадаться, к каким заключениям приходил он. Ему, опытному следователю, не один раз приходилось вести подобные допросы, во время которых он успевал изучить задержанного, разгадать его тактику защиты, нащупать в ней слабые места. Но как бы арестованный ни ухищрялся, чтобы запутать следы преступления и уйти от ответственности, это не могло помочь ему. Ведь как ниточка ни вьется, но к клубочку приведет, — в кругу друзей любил шутить Алексей Александрович и при этом неизменно добавлял: — Однако... на ниточку надейся, но и сам не плошай.

— Вы тут заявили, что вам нетрудно будет найти доказательства. Но вы ведь, говорите, не знали места происшествия. Расстояние только сейчас уточнили на карте. На чём же тогда основывалось ваше утверждение? — продолжал допрос Чумак.

— На вашем сообщении, уважаемый господин полковник, — любезно поклонился Райт. — Вы назвали железнодорожный поезд, а он не мог находиться там, где был я — в глухом лесу.

Джек ожидал, что его ловкий ответ взорвет полковника и тот «приоткроет свои карты». Однако полковник только кивнул головой, как бы в знак того, что его удовлетворил ответ, и по-прежнему спокойно, не повышая голоса, спросил:

— Тогда возможно вы и к колхозному амбару не подходили?

— Нет почему же? У меня, господин полковник, нет оснований что-либо скрывать от вас. К амбару я подходил. Меня разбудил дождичек. Как назло, кончились папиросы. И я, заядлый курильщик, забыв осторожность, отправился на поиски табака.

— С пистолетом?

— Да, он был при мне. Но, прошу учесть, я находился один в лесу. Ночь. На меня могли наброситься дикие звери. Говорят, в России полно медведей. Согласитесь, господин полковник, что оружие в лесу часто не бывает лишним.

— Колхознице Антонине Измайловой вы выдали себя за сотрудника советских органов государственной безопасности.

— Мало ли что говорит мужчина, находясь наедине с хорошенькой девушкой в лесу. Прошу не придавать этому значения, — с налетом фривольности, ответил Джек Райт и совершил ошибку.

Наивный характер, какой полковник сознательно придавал некоторым своим вопросам, методически притуплял настороженность самоуверенного диверсанта. Легкость, с которой он находил ответы, заставила его изменить свое первоначальное решение, отказаться от каких бы то ни было объяснений, отмолчаться.

— Вы хорошо говорите по-русски. Почему в гостинице вы это скрывали? — поинтересовался Чумак.

— Цель своей поездки в Советский Союз я уже имел честь объяснить вам. В мои планы не входило, чтобы русские знали, что я понимаю их, знаю язык.

— Но это помогло бы вам скорее добраться до «истины», — с откровенной иронией произнес полковник.

— Я не торопился. Причем, каждый работает, как умеет. Возможно, я был не прав.

Алексей Александрович опять удовлетворенно кивнул головой и указал на автоматическую ручку, лежащую на столе.

— Вы не отрицаете, что эта ручка принадлежит вам?

— Если это не копия моей, то не отрицаю, — последовал ответ.

— На ней есть следы ваших пальцев, как, впрочем, и на остальных предметах, отобранных у вас.

— Если это так, как вы говорите, то у меня нет сомнений. Это моя ручка, — вызывающе проговорил Джек Райт, а сам подумал: «Ну, держись, старина, начинается!..»

— В нее вмонтирован баллон с бациллами.

К изумлению Райта, полковник сказал эту фразу таким будничным тоном, словно не придавал серьезного значения сообщаемому факту.

«Что это значит? — подумал Джек Райт. — Полковник не мог не понять, что в нашей игре баллон с бациллами козырный туз! Почему же тогда он так легко его выложил? На что дальше рассчитывал? О нет, доведись Райту, он бы по-другому повел допрос». Однако надо было что-то отвечать.

— Неужели? — озабоченно пробормотал Джек и тут же облегченно вздохнул: — Как хорошо, что я никогда не занимался изготовлением автоматических ручек.

Чумак едва заметно улыбнулся.

— Остается подтвердить, что вы Гарри Макбриттен. Как вы намерены это сделать? — спросил он.

— Право, не знаю. Надеюсь, вы поможете. Справедливость должна восторжествовать.

— Это верно, — согласился полковник и предложил: — Может быть, очную ставку?

— Пожалуйста, — охотно отозвался Джек Райт, которому все же казалось, что его дела не так уж плохи. Силу советской контрразведки он знал. И потому был убежден, что полковник, которого так и не смог разгадать, не верит ни одному его слову. Однако для серьезного обвинения этого было мало. Требовались доказательства, а их, надеялся Райт, следствию нелегко будет добыть. Баллон с бациллами, конечно, служил уликой. Но он цел. Преступление не совершено! Да и готовилось ли оно? Это ведь тоже нужно доказать суду. На каждый возможный вопрос Райт приготовил ответ и не один. Опровергнуть его заявления могли бы свидетели. Но их нет в живых! Колхозница в счет не шла. Ничего дурного он там не сделал. Гнался? Да. Девушка понравилась, хотел поцеловать!..

В Испании при схожем стечении обстоятельств, когда для обвинения Райта не хватало улик, следователь счел лучшим для благополучия своей карьеры вообще не заводить дела.

Здесь на это, конечно, не похоже, но голову вешать рано!..

Так тешил себя Джек Райт, уверенный в своей счастливой судьбе, пока майор куда-то выходил из кабинета, а полковник Чумак листал объемистое дело и перебрасывался короткими замечаниями с сидевшим в стороне Михаилом Тимофеевичем.

Прошло несколько минут, дверь снова распахнулась, и в кабинет, сопровождаемый майором Кочетовым, вбежал Томас Купер.

Он только вскользь глянул в сторону, где сидел Райт, и любезно поздоровался с полковниками.

— А с господином Макбриттеном почему вы не здороваетесь? — вежливо осведомился Чумак.

— С Макбриттен? — удивился руководитель делегации, недоуменно поглядел вокруг и приподнял плечи.— Я не видать Гарри.

— Да вот он, сидит у стены, — указал на Райта полковник.

— Это не Гарри, разочарованно возразил Купер.

Райт не выдержал. Он вскочил на ноги и широко распростер объятия:

— Томас, старина!

Купер отпрянул от него. Лицо иностранца вдруг побагровело. Он присмотрелся к Джеку, но обратился к полковнику:

— Гарри нет черный глаза.

— Он носил ложную роговицу, окрашенную в голубой цвет, — пояснил полковник Чумак и указал на лежавшие на столе линзочки. — Вот они. Волосы были покрашены в светлый тон.

Томас Купер поглядел на стол и, увидев рядом с линзами автоматическую ручку, узнал ее.

— Его ручка.

— Да. В нее вмонтирован баллон со смертоносными бациллами.

Припомнив, видимо, разговор о ручке, который произошел в гостинице с майором, Томас Купер с уважением поднял взгляд на его спокойное, мужественное лицо и затем повернулся к Райту.

— Это правда?

Джек предпочел лучшим уклониться от прямого ответа.

— Не знаю. Ручку мне подарили перед отъездом на вокзале. Кажется вы, Томас, при этом присутствовали и теперь, надеюсь, не откажетесь сообщить подробности, которые, вероятно, захотят узнать господа офицеры. От ваших слов, дорогой мой соотечественник, — продолжал он особо подчеркнуто, — сейчас очень многое зависит. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Да, да...

С минуту руководитель иностранной профсоюзной делегации стоял, стиснув зубы, и глядел так, словно видел что-то находящееся далеко за стенами кабинета, в котором находился.

Потом перевел взгляд на Джека Райта и вдруг, размахнувшись, сильно ударил его в лицо.

Кулак потомственного каменщика, надо полагать, был нелегкий, потому что даже отлично тренированный диверсант едва удержался на ногах.

— Я прошу извинять мой поступок, — Томас Купер степенно поклонился Алексею Александровичу. — Спасибо за большой наука. Я нашел ответ на свой главный вопрос. Я твердо узнавать, кто хочет война! Мне теперь хорошо понимать, почему наш босс и все его патрон не любят ваша страна, где каждый каменщик есть хозяин. Я догадаться, зачем надо сюда, к вам, посылать диверсант с яд. Советский Союз — наш большой друг. Он хочет мир. Всем мир! На это я будет давать честный слово всем своим товарищ.

Руководитель профсоюзной делегации горячо пожал руки советским офицерам и вышел из кабинета, даже не взглянув на Райта.

Поведение иностранца устраняло всякую тень подозрения в том, что он принимал какое-то участие в готовящемся преступлении.

— Пожалуй, очных ставок больше устраивать не следует, — сказал полковник Чумак, наблюдая за растерявшимся Райтом. — Чего доброго, узнав про вас все и, особенно, то, что вы тут замышляли, ваши знакомые так энергично начнут действовать, что нам придётся всерьёз вас оборонять, чтобы избавить от увечий.

— Купер дурак, — огрызнулся Джек. — Он ещё поплатится за это.

— Не думаю, — возразил полковник. — Мы не одобряем его... неожиданных действий, но и не собираемся предавать их огласке. Однако вернёмся к делу. Как же нам быть с установлением вашей личности? Может быть, воспользуемся имеющимися в нашем распоряжении документами? — Чумак открыл папку. — Вот здесь ваша фотография, описание примет, отпечатки пальцев и даже полная биография. Не угодно ли убедиться?

— Охотно, — Райт посмотрел на документы и усмехнулся. — Фотография имеет большое сходство со мной, возможно и отпечатки пальцев окажутся теми, что надо, и приметы. Но почему тот, кто написал здесь «Джек Райт», не выбрал имя позвучнее, скажем, Мигель Сервантес де Сааведра или Рембрандт Харменс ван Рейн? Ведь помешать этому никто не мог. Он писал, что хотел.

Хотя Райту удалось внешне сохранить спокойствие, в душе с каждой минутой нарастала тревога. Она мешала сосредоточиться, и это злило.

«Я опознан, — скребла сознание мысль. — Значит просто выкрутиться не удастся. Нужно готовиться к упорной обороне...»