Вторжение

XX

К негодованию Ольги, которое она, впрочем, искусно замаскировала под нежной улыбкой, Бойко перебрался поближе к Немезиде и принялся рассказывать ей истории, выдуманные от начала до конца, о своих невероятных приключениях. Богиня, разумеется, понимала, что Олег совершенно бессовестно фантазирует, но слушала с интересом и искренне смеялась его забавным похождениям. Сидевший рядом с богиней Иленев с кислой физиономией пощипывал гроздь винограда. В отличие от опытной Ольги, он не мог сдерживать свои эмоции и выглядел несчастным.

Следует, однако, признать, что у Бойко и в мыслях не было пытаться отбить возлюбленную у Иленева, тем более, что Ольга рядом, и несколько патронов в магазине у нее точно остались. Но отказать себе в удовольствии произвести впечатление на прекрасную женщину Олег был просто не в состоянии.

Гости удобно разлеглись на мягких подушках вокруг низенького столика, уставленного кувшинами вина, фруктами и глубокими мисками с амврозией – пищей богов. Однако на поверку эта самая амврозия оказалась ни чем иным как манной кашей с кусочками фруктов. Похоже, что Немезида, в отличие от Артемиды, не употребляет в пищу мясо. А вот это жалко, потому как после тяжелой битвы восполнять силы манной кашкой как-то не очень… Пришедшие из леса люди и кентавры занимались уборкой дворца после учиненного разгрома и хоронили убитых, так что хозяйка принимала гостей на живописной лужайке, которую на скорую руку застелили коврами. Эти восточные ковры придавали совершенно неуместный для древнегреческого антуража восточный колорит. Солнце уже почти село, и неровный свет факелов, скрадывая яркие дневные краски, придавал этому месту сказочную таинственность.

– Ты мне ничего не рассказывал о своих друзьях, – обратилась Немезида к Иленеву.

Тот наградил Бойко таким взглядом, что наблюдавший за ними Коржавин забеспокоился. Еще не хватало сцен ревности. Боги, монстры и Отелло-Иленев в придачу. Нет, так дело не пойдет.

– Наш друг отличается скромностью, – сказал полковник, – и он безумно влюблен в тебя. В твоих объятьях он забывал обо всем.

– Нет, – рассмеялась Немезида, – в моих объятьях он помнил то, что положено помнить в таких случаях. Но я хотела бы знать о нем побольше.

Бойко, наконец, обернулся, чуть не обжегся от взгляда Ольги и посчитал за благо вернуться к ней.

– Полагаю, богиня, – улыбнулся Коржавин, – ты знаешь нашего друга куда лучше нас.

Богиня улыбнулась несколько жеманно, а Коржавин представил, как неделю назад смеялся бы при мысли о том, что он вот так будет любезничать с самой настоящей богиней, закусывая превосходное вино холодной манной кашей. Одному Богу ведомы пределы эластичности человеческой психики.

Надо сказать, что Немезида очень спокойно отнеслась к гибели своих слуг. Вроде как смерть за повелительницу входит в их прямые служебные обязанности. Похоже, оно сожалела только о том, что теперь за столом прислуживает только единственный выживший – старый кентавр, огромный и неуклюжий, каждый раз, когда он проходил с подносом, Коржавин осторожно отодвигался – не дай бог копытом на ногу наступит, потом неделю хромать придется.

Коржавин пригубил вино и вежливо поинтересовался:

– Не будет ли невежливым со стороны гостей задать несколько вопросов прекрасной хозяйке?

– Не будет. Задавайте, – быстро, словно ожидая этот вопрос, ответила Немезида.

Коржавин секунду помолчал, собираясь с мыслями и подбирая слова.

– В этот мир мы попали неожиданно… Первоначально в наши планы входило только скорейшее возвращение домой, но после встречи с Артемидой, – при упоминании этого имени по лицу Немезиды пробежала тень недовольства, – мы почувствовали, что есть иное предназначение. Мы овладели оружием, которое словно создано для нас, и мы увидели, что и здесь, в этом мире тоже не все в порядке… Ну, это ты сама знаешь… Подскажи, богиня, куда нам идти, и где оно, наше предназначение?

Пришло время задуматься Немезиде. Она поглядела в глаза полковнику и просто сказала:

– Я не знаю, – но, увидев вытянувшееся Лицо Коржавина, добавила: – вернее, я не все знаю. Подумай сам, можно ли ответить на вопрос: "как устроен мир?". На это не хватит вечности. Я покажу вам дорогу, но найти свое предназначение, и понять, на чьей ты стороне, можешь лишь ты сам.

– Понятно, – поворчал Коржавин, – опять война, свет и тьма, хорошие парни – плохие парни. Словом, покой нам только снится… Хорошо, а в чем твое предназначение, богиня?

– Служить и повиноваться Творцу, моему господину, – уверенно ответила Немезида.

– И кто он…- начал было Коржавин, но пришедшая в голову мысль заставила его подпрыгнуть, – Иленев!? Это Иленев?

– Да, – коротко сказала богиня.

А в это господин и Творец всего сущего в этом мире капитан Иленев невозмутимо ковырял ложкой в миске с амвросией. Он совершенно не разделял вегетарианских наклонностей своей верной почитательницы.

– Та-ак, – протянул Коржавин, – что же, получается, каждый из нас должен создать по миру и править там в свое удовольствие?

Султангиреев, слушая этот разговор, недовольно хмурился. Ему, как правоверному мусульманину, все истории о божествах были неинтересны. Есть мир, созданный Аллахом, никого кроме Аллаха, и Пророка Его. Все просто и понятно, и почему товарищи этого не осознают, остается загадкой. В отличие от Умара, Бойко совершенно не интересовался вопросами религии и мироустройства. Он жил сегодняшним днем, а этот день связан с Ольгой, поэтому все остальное, ну, за исключением разве что прекрасной Немезиды, все остальное неважно.

– Конечно, нет, – богиня грациозно повела плечиком, вызвав невольный вздох у Бойко, – в каждом из вас заложено умение создавать миры, но не каждый сможет им воспользоваться… Вы даже не представляете, какой силой обладает человек, куда нам, несчастным богам. Предназначение – это возможность раскрыть силу и приблизиться к совершенству. Через войну, боль, испытания.

– Итак… война?

– Да. Война – бесконечна. Главное – не ошибиться в выборе стороны, и понять – а твоя ли это война?

– Актуально, – усмехнулся Коржавин, – но это все слишком общие слова. Я так понял, что кто-то очень хочет принять нас в свои ряды.

Немезида очень внимательно посмотрела на него.

– Ты, действительно, не зря носишь этот меч. Поверь, я многого не знаю, все мои познания заложены в разуме моего Творца, – она кивнула на Иленева. Тот от неожиданности поперхнулся манной кашей.

– Я? – пробормотал психотехник. Он уже смирился с ролью Создателя, но вот новость о своих особенных познаниях была неожиданной.

– Ты давай, колись, – вставил слово Бойко, – какая там война? Откуда данные? Очень мне это интересно.

Иленев покраснел, а за него ответила Немезида:

– Могу сказать, что те же знания есть у каждого из вас. Только вы забыли, как ими пользоваться.

– Так научил бы кто…

– Разговорчики, – оборвал Коржавин, – хватит балагурить!

Полковник пригубил вина из серебряной чаши и обратился к богине:

– Скажи, а зачем…

Но Немезида встала так быстро, что легкий ветерок колыхнул пламя стоящего рядом факела:

– Все, воин, закончим с расспросами. Я могу только показать направление, а все, что касается Предназначения – с этим каждый из вас должен разобраться сам…

Немезида вдруг улыбнулась, как молодая девчонка, и сказала извиняющимся тоном:

– Извините, ребята, но я и правда не знаю, куда приведет ваша дорога. Наверное, мое Предназначение – просто указать вам ее. Может быть ваше предназначение – сложить голову, не дойдя до конца пути, а может… что толку гадать, вы все узнаете сами. Помните только одно – Предназначение – это не предопределение. Вы сами можете менять его… в отличие от нас, богов. Я иногда завидую людям, вы по-настоящему свободны. Вы можете творить миры и быть властелином своей судьбы…

– Прекрасная богиня завидует нашему могуществу, – скептически произнес Бойко, – я помню, что случилось с парнями, которые вызвали ее гнев. Тогда, в больнице…

– Я только была проводником его воли и силы, – возразила Немезида, кивнув на Иленева, – сама я не в силах повлиять на ваш мир.

Надо сказать, что Коржавин слушал эти возвышенные речи с изрядной долей иронии. Его забавляла ситуация такого возвышенного общения с богами. Разумеется, происходящее не укладывалось ни в какие рациональные рамки. Согласитесь, современному человеку, пусть даже с сознанием, адаптированным индустрией развлечений к искусственным чудесам, которые почти не уступают чудесам истинным, трудно принять наличие реальности, существование которой противоречит всему предыдущему жизненному опыту. Для Коржавина, как ни странно, палочкой-выручалочкой служила ирония. Он воспринимал высокопарные разговоры с божествами как игру, а все разговоры о Предназначениях и Предначертаниях – как принятую терминологию. Что-то подобное происходило во время проведения боевых операций за рубежом, при разговорах всегда приходилось подстраиваться к местному менталитету и сленгу, это значительно облегчало общение.

И, похоже, богиня все понимала. Она подошла к полковнику, наклонилась и сказала очень тихо:

– Я знаю одно, воин: тебе предстоит битва. И от своего мужества и разума будет зависеть судьба всего мира.

– Понятно, – сказал полковник, – я должен сразить вот этим самым мечом врага страшного, победить войско несметное…

Немезида выпрямилась и покачала головой:

– Я не сказала "победить"…- и вдруг рассмеялась. – осталась одна ночь до расставания. Вино на столе!

Она хлопнула в ладоши, зазвучала музыка, словно влейтисты и арфисты все это время скрывались рядом в лесу, и на поляну вбежала стайка совсем юных девушек, обнаженных, если не считать одеждой легкие, почти прозрачные накидки.

Коржавин недовольно поморщился. Нет, девчонки – это конечно здорово, но, признаться, как-то совсем не вовремя. После кровавой мясорубки во Дворце, где могли пострадать близкие этих красавиц… И потом, попытка приблизиться к Бойко могла плохо закончиться – Ольга была начеку, а Султангиреев, как правоверный мусульманин, избегал подобных легкомысленных контактов. А сам Коржавин боялся себе признаться, что думал об Артемиде. Хотя он прекрасно понимал, что красавица-богиня не собирается хранить верность, и скорее всего, они никогда больше не увидятся. Но воспоминания о ночи, проведенной с Артемидой, преследовали его, и полковник быстро сказал:

– Не стоит. Нам лучше выспаться, завтра будет тяжелый день.

Немезида понимающе и даже одобрительно кивнула.

– Ну, что же… тогда – до утра, – и нежно взяла за руку Иленева.

Коржавин ночью почти не спал. Тренированная психика позволяла ему моментально погрузиться в сон в любое время и в любых условиях, вот только не собирался он давать себе такую команду. Лежал на спине, смотрел на яркие как свечки звезды чужого неба, слушал незнакомые голоса ночного леса и думал. Он пытался четко разложить по полочкам всю имеющуюся информацию. Вот только вместо четкой картины оперативной обстановки и вариантов тактических действий, перед его внутренним взором появлялось лицо Артемиды. Полковник запомнил ее, какой была она в момент прощания – четко и ясно, словно на выхваченном из фильма отдельном кадре. Зеленые глаза и печальная улыбка.

Он замотал головой, стараясь отогнать наваждение. Еще не хватало, такому зубру, прошедшему, так сказать, огонь и воду, влюбиться, да еще в кого! В древнегреческую богиню, которая, скорее всего – материализованный плод воображения капитана Иленева. И, вообще, может быть вообще все, что происходит – это затянувшийся сон… Сильная история, нечего сказать. Какие уж тут оперативные планы. Есть два варианта действий – устроиться где-нибудь в этом мире, да и жить-поживать, да добра наживать, тем более, что и Артемида рядом… Правда все как-то очень упорно пытаются направить их куда-то на поиски чего-то неосязаемого и мифического. Правда, на этом пути появляются уж очень серьезные враждебные персонажи. Один каменный парень, порезвившийся во дворце Немезиды, чего стоит.

Коржавин не заметил, как наступило утро. Как ни странно, спать не хотелось совершенно. По многолетней привычке он поднялся и приступил к комплексу разминки. Со стороны могло показаться, что человек занимается самоистязанием, выворачивая суставы и растягивая связки. Потом – короткий спарринг с Султангиреевым. Умар – прекрасный боец, быстрый, сильный, решительный. Единственный недостаток – он слишком быстро входит в азарт, позволяет стихии боя овладеть разумом. В реальном бою это бывает убедительно, ярость и неуязвимость берсеркеров являются тому примером. Но сам Коржавин был приверженцем восточного стиля, когда сознание полностью очищается от эмоций. И, надо сказать, до сих пор полковник не проиграл ни одной схватки… После рукопашного поединка они несколько минут фехтовали. Коржавин почувствовал, что значительно увереннее управляется с мечом, хотя, признаться, более легкая сабля Султангиреева имела явное преимущество, и Коржавину с величайшим трудом удавалось парировать его выпады. Правда, полковник не мог отделаться от ощущения, что меч подыгрывает ему, предугадывая направление атаки противника. Да, надо сказать, если бы безо всех этих мистических штучек, Султангиреев давно бы взял вверх. А какой-нибудь мастер спорта по фехтованию с легкой рапирой преспокойно уделал бы их обоих… Умываясь после тренировки в ручье, Коржавин принял для себя решение срочно заняться тактикой боя с холодным оружием – кто знает, кого придется встретить, и можно ли в будущем надеяться на магические свойства меча.

После завтрака, который к несчастью, также был вегетарианским, отряд быстро собрался и направился вглубь леса по едва заметной тропинке. Впереди следовала Немезида, сопровождаемая огромным кентавром, вооруженным внушительной дубиной. Рядом шел, опираясь на посох, Иленев в плаще и широкополой шляпе, остальные двигались, как и положено, след в след, внимательно отслеживая ситуацию по секторам – после битвы во дворце следовало быть настороже.

Путь оказался недолгим, примерно через два часа они вышли к поляне, посередине которой зеленел сочной травой невысокий холм. Вход в пещеру, обложенный грубо отесанными известняковыми плитами был едва заметен за густым кустарником. Судя по всему, здесь очень давно никого не было – и сами плиты, и каменная дверь глубоко ушли в землю.

Немезида остановилась перед зарослями.

– Бойко, Султангиреев, – скомандовал Коржавин.

– Йе-э-эх, – Бойко испустил радостный клич, и взмахнул саблей.

Но непростыми, очень непростыми оказались эти кустики. А точнее те, кто их тут посадил. Острая казацкая сабля отпружинила от тонких веток, едва не вылетев из рук Бойко. Не лучше получилось и у Султангиреева. Ветви, словно издеваясь, слегка покачивались, показывая полное отсутствие следов от молодецких ударов.

Бойцы были явно обескуражены. Коржавин потащил из ножен Эскалибур, но Немезида жестом остановила его.

– Нет силы, способной открыть путь Предназначения, кроме воли Творца.

Бойко ухмыльнулся:

– Так пусть Творец выскажет свою волю. Иленев, валяй.

А Иленев, не отрываясь, смотрел на Немезиду.

– Почему ты не сказала сразу? – резко спросил он.

– Прости меня, повелитель, – в ее голосе звучало такое отчаяние, что Коржавин невольно вздрогнул.

– Почему ты не сказала сразу? – повторил Иленев.

– Я… я хотела, чтобы ничто нам не мешало… хотя бы в эти дни…

Иленев снял шляпу, бросил ее на траву, туда же положил посох, выпрямился и, запрокинув голову вверх, посмотрел на безоблачное небо.

– Какое хорошее утро… – он говорил совершенно спокойно, не восторгаясь красотами природы, а констатируя факт их существования. – Лучшее время для смерти.

Коржавин забеспокоился:

– Иленев… Миша, ты о чем?

Но тот словно не услышал вопроса и молча продолжал любоваться утренним небом. Ответила Немезида:

– Он… мы нашли свое Предназначение.

Коржавин выругался про себя. До сих пор все магическо-мистические проявления работали на них, и это его полностью устраивало. Устраивало до такой степени, что он даже не пытался глубоко вникнуть в суть происходящего. Но, теперь, судя по кислому выражению лица мага-психотехника, что-то идет явно не так.

Немезида подошла сзади к Иленеву и обняла за плечи.

– Не печалься. Всему приходит конец.

Коржавин деликатно поинтересовался:

– Я конечно извиняюсь… В чем, собственно, проблема? Выкорчевать кустики надо?

Немезида покачала головой.

– Боюсь, для этого не хватит всех сил этого мира. Оружие бессильно. Ты, воин, уже должен был понять, что не нельзя судить о предмете по одному его обличию. Никто не сможет пройти к проходу. Если только на это не будет воли Творца.

Снова вмешался Бойко:

– Так за чем дело стало?

Иленев осторожно отстранил руки Немезиды подошел к зарослям и задумчиво дотронулся до колючей ветки. На секунду показалось, что куст узнал его и потянулся ветвями навстречу… Но нет, должно быть, это просто порыв ветра.

– Дело в том… Если Творец покидает этот мир не тем путем, каким пришел в него, мир исчезает. Это и называется конец света.

– Погодите! – сказал вдруг Султангиреев. За последний день он произнес не более трех слов, поэтому его возглас заставил всех обернуться. – Вы хотите сказать, что этот человек – Создатель?! Бог един, и имя его – Аллах, а Моххамед, да славиться имя его, – пророк и и лучший из людей!

Коржавин еле сдержался, чтобы не скомандовать всем: "Молчать". Сейчас только теологических дискуссий недоставало. Он вдруг вспомнил историю о двух рыцарях, которые во время жаркой схватки с сарацинами затеяли спор о сущности истинной святости. Со святостью все вышло нормально – до сих пор рука одного рыцаря и голова второго хранятся в европейских монастырях. А потеряли рыцари эти части тела именно в том бою и именно в результате того самого спора.

Впрочем, Иленева было трудно отвлечь от созерцания неба, поэтому отвечать пришлось Немезиде:

– Кто есть создатель всего сущего – мы не знаем и вряд ли когда-нибудь узнаем. Мой господин – создатель этого мира, а для меня это достаточно для того, чтобы считать его Творцом. Не сомневаюсь, что есть еще и Творец Творцов, а может быть и более высшие сущности… Кто знает? Все это недоказуемо и неопровергаемо.

Султангиреев сморщился как от зубной боли. Все рассуждения о религии были ему в высшей степени неприятны, его искренне удивляла слепота людей, не желающих видеть очевидного. Но Умар, как истинный мудрец нашел в себе силы прекратить спор.

Практичный Бойко поинтересовался:

– А в чем, собственно проблема? Если только в том, что ваше божество покидает не в те ворота, откуда явился, может ему стоит здесь и остаться? Жалко все-таки…

Немезида посмотрела на него с некоторым сожалением, словно на человека, страдающего слабоумием. И сделало это так выразительно, что обычно неуязвимый для женских колкостей Бойко густо покраснел.

– Дело не в том, покинет ли Творец этот мир или нет. Он открыл запретный путь, и значит, мир должен исчезнуть. Это такой же закон, как восход и заход Солнца. Таким он его создал.

– Минуту! – Коржавина потрясла внезапно возникшая мысль. – Иленев, ты что, с самого начала так задумывал? Что когда уйдешь отсюда – все под нож?! Зачем?!

Иленев спокойно посмотрел на него. Но полковника было невозможно обмануть – он прекрасно мог читать скрываемые эмоции.

– Задумывал? Сейчас мне трудно оправдаться. Когда я первый раз оказался здесь, то и представить не мог, что это мир, созданный мною. Все выглядело красивым и… и опасным. Я предполагал, что отсюда может исходить угроза Земле. И… знаете, я не думал специально, не формулировал мысли, вроде "дай-ка я продумаю механизм разрушения". Нет, не было этого! Проклятое подсознание решило подстраховаться, и создало механизм уничтожения, активирующийся в случае угрозы Земле.

– Не понял, – нахмурился Коржавин, – ты о чем?

– Мы открываем ящик Пандоры. Это – проход в иные миры, и он существовал задолго до создания нашего древнегреческого заповедника. Они, как бы сказать, взаимозависимы. Открыв его, мы открываем путь для… а не знаю я для чего или кого! Знаю только, что здесь же существует такой же переход на Землю, и не дай нам Бог, если открытыми окажутся оба перехода!

– Нет, я просто интересуюсь, – снова вставил слово Бойко, – а зачем мы вообще туда идем? Особенно, если есть дорога домой? А мне, кстати, и тут нравится.

– Вы должны! – снова ответила Немезида. – Должны! Иначе… иначе совсем скоро может произойти непоправимое. И только лучшие воины смогут решить судьбу вселенной. Так было, и так будет. Мы все готовы принять неизбежное. И Артемида тоже, – тихо добавила она, гладя на Коржавина.

Полковник опустил голову.

– Хотя, не все, – продолжила богиня, – боги тоже хотят жить. С их слугами вы встретились вчера в моем дворце.

– Они хотели вас остановить?

– Да. Или не допустить встречи со мной.

Опустилось тягостное молчание. Трудно описать, что творилось в душе у Коржавина.