Второй шанс 1

Глава 12

«Сейчас, глядя на Виктора, уже никто не признал бы в нём того самонадеянного, изнеженного родительской опекой пустозвона, каким он явился в этот жестокий, но по-своему справедливый мир. Фомин стал шире в плечах, карие, доставшиеся по наследству от матери глаза излучали спокойствие и уверенность, а речь приобрела свойственную взрослым людям рассудительность. Шагал он твердой походкой, его движения обычно были скупы и размерены, но, когда того требовала ситуация, Виктор мог двигаться с грацией хищного зверя. И это не раз помогало ему за линией фронта, что в составе партизанского отряда, что теперь, в разведроте, когда, к примеру, требовалось без лишнего шума снять часового или захватить языка.

Вот как сейчас, когда Виктор и двое его товарищей таились в густых зарослях прибрежного осота и наблюдали за позёвывавшим часовым. Немолодой немец охранял склад с боеприпасами, прислонившись к фонарному столбу с забранной в жестяной абажур лампой. Именно этот склад группе старшего лейтенанта Фомина предстояло сейчас уничтожить. Подобные задания Виктор выполнял ещё в составе партизанского отряда, он до сих пор помнил лицо первого убитого им часового. Тот был совсем мальчишкой, и Фомин боялся, что не сможет точным, сильным ударом ножа прервать человеческую жизнь, пусть даже это была жизнь фашиста. Однако тогда он сумел перебороть свой страх, а потом уже делал это механически, заставляя себя не думать о том, что у его жертвы где-нибудь в Тюрингии или Саксонии, возможно, остались жена, дети, что он не хотел идти на эту проклятую войну с русскими, которая оказалась не такой молниеносной, как обещал фюрер, но он вынужден был встать под ружьё, чтобы не оказаться в концлагере.

Смена караула произошла минут десять назад, следующий часовой заступит на пост не раньше, чем через два-три часа. Пора было действовать.

– Я пошёл, – шёпотом произнёс научившийся за проведённое в этом мире время немногословности Виктор и, оставив автомат под присмотром своих бойцов, с одним ножом ползком двинулся вперёд.

Этот стандартный нож разведчика – НР-40 Фомин получил в прошлом году, как только его перевели из пехотинцев в разведроту. Некоторые предпочитали другие ножи или даже кинжалы, как, например, оставшийся в зарослях осота Кузькин, снявший с пленного немца кинжал с вытравленной на лицевой стороне двухлезвийного клинка надписью SA «Alles fur Deutschland». Но НР-40 Виктору нравился, очень удобно лежал в руке, и сталь клинка хорошая, практически не тупилась.

Передвигаться по земле бесшумно Виктор научился ещё в партизанах. К тому же на его стороне была темнота и мошкара, слетевшаяся на свет фонаря, и заодно атаковавшая часового.

– Scheiße, verfluchte Insekten! – выругался тот, пришлёпнув на щеке очередную мошку.

Немец принялся рассматривать на ладони останки несчастного насекомого, вытер руку о китель, и в этот момент из темноты бесшумной тенью скользнула его смерть. Мгновение спустя чья-то ладонь зажала ему рот, а спину с правой стороны обожгла внезапная боль. Это клинок НР-40 вспорол правую почку фашиста, который медленно обмяк в руках Фомина. Пока он оттаскивал фрица в сторону от падавшего сверху электрического света, из зарослей так же бесшумно появились его товарищи. Теперь оставалось лишь заложить и поджечь тротиловые шашки, те рванут, а дальше сдетонируют хранящиеся на складе боеприпасы.

Фомин бросил взгляд на фосфоресцирующий циферблат наручных часов – они показывали четверть второго, естественно, ночи. Бойцы уже слаженно работали, устанавливая заряды, как вдруг из темноты раздался голос:

– Kurt, wo bist du? Hauptmann hat mich geschickt, um dir das zu sagen…

Немец не успел договорить, с удивлением обнаружив торчавшую из своей груди чёрную рукоятку ножа. Постояв так несколько секунд, он рухнул в траву, пуская ртом кровавые пузыри».

Ну всё, хватит на сегодня, пора идти встречать маму со второй смены. Мы с ней созвонились, едва я сошёл с поезда несколько часов назад. Мама, конечно, моей победе порадовалась, когда я прямо с вокзала из таксофона позвонил ей на работу, но Инга, которой я позвонил на домашний телефон ещё вчера по межгороду из Куйбышева, кажется, обрадовалась ещё больше.

– Это твой мишка мне помог, – улыбаясь, сказал я в чёрную эбонитовую мембрану с кучей дырочек, вклиниваясь в её нескончаемую восторженную тираду.

Мы договорились встретиться в понедельник вечером после репетиции, я сумел-таки выкроить часок, чтобы показать Инге захваченную по её просьбе медаль. И заодно вручить букет цветов, который я по пути из училища купил в цветочном магазине. Долгого свидания не получилось, было уже поздновато, да и погода не шептала. Прогулялись по скверу, в кафе «Парус» выпили по чашке кофе с пирожными, и я проводил Ингу домой. Следующее свидание наметили на воскресенье, раньше я не мог из-за ежедневных репетиций и тренировок, после которых ещё успевал как-то выкраивать время на книгу. Договорились быть на созвоне. Жаль, что нет у меня домашнего телефона, с уличного болтать часами о всякой ерунде, как принято у влюблённых, особенно не получится.

А в субботу у нас с ансамблем намечалась ещё одна свадьба, которую подогнала Виолетта Фёдоровна. Ехать придётся в Бессоновку, гульба намечается в местном кафе, ещё и колонки с собой повезём, там у них, если верить Виолетте, из всей аппаратуры только катушечный магнитофон с парой плохоньких динамиков. Такса стандартная – сто рублей на коллектив и бесплатная доставка туда и обратно.

– Там жених из местных, а невеста армяночка, – предупредила Виолетта. – В вашем репертуаре нет ничего с кавказским колоритом?

– Точно из Армении невеста? – уточнил я.

– Точно-точно, из самого Еревана. Я уж тоже кинулась искать все эти армянские свадебные обряды, чтобы гостям со стороны невесты потрафить.

– Ладно, найдём что-нибудь, – пообещал я.

Сейчас же, едва переступив порог нашей коммунальной квартиры, я первым делом помылся, быстро перекусил найденным в холодильнике и разогретым в духовке мясным рагу, после чего уселся за пишущую машинку. Общую тетрадь, в которой я ручкой делал черновые наброски, я брал с собой в Куйбышев, и за почти неделю пребывания там накатал сразу две главы. И сейчас, прежде чем отправиться встречать маму, напечатал довольно большой кусок.

По идее мне оставалось написать всего ничего, две, максимум три главы за исключением ещё не перепечатанного с тетради текста. Даже мелькнула мысль, а не сочинить ли продолжение, отправив своего героя вылавливать либо «лесных братьев» в Прибалтику, либо бандеровцев на Западную Украину, как это случилось с Борисом Никаноровичем? Если первую книгу удастся издать, и она будет иметь определённый успех, то можно подумать и над сиквелом. А почему нет? В будущем так называемые писатели даже трилогиями не ограничиваются, сплошь и рядом публикуют многотомники о приключениях одного и того же героя. Особенно если дело касается литературных сайтов – пиши не хочу. В конце концов, всё решает читательский спрос, о чём главным редакторам советских книжных издательств, наверное, неведомо. Хотя, конечно, всё они понимают, но под давлением сверху вынуждены печатать миллионными тиражами сочинения вождя мирового пролетариата, которые годами пылятся на полках книжных магазинов.

В понедельник моя фамилия как победителя первенства РСФСР появилась в стенгазете училища под заголовком большими красными буквами «ПОЗДРАВЛЯЕМ!» Это значит с утра наш мастер поинтересовался, как я съездил, а к концу занятий на стене первого этажа напротив входа уже висела свежая стенгазета. Мелочь – а приятно.

Вечером меня поздравили ребята из ансамбля, и мы продолжили запись нашего альбома. Сделали ещё две песни – «Никогда он уже не вернётся из боя» и «Моё сердце». По времени вышло даже чуть больше, чем в прошлый раз, когда мы записали «Одна», «Созвездие Пса» и «Незнакомка». Таким образом, на будущее у нас оставались «С Днём рождения, Инга», «Ковчег» и «Франсуаза», с которой ещё предстояло серьёзно поработать на репетициях – хотел добавить к акустической гитаре скрипку или флейту. Итого, если я ничего не путаю, получается восемь вещей. Для альбома, если сравнивать его со стандартным диском-гигантом, самое то. Хотя, конечно, о том, чтобы нас напечатали на виниле, я сейчас и не мечтал.

– А «Гимн железнодорожников» и «Проводница»? – напомнил Валентин.

– Это уж совсем другие по жанру вещи, – сказал я. – Понятно, и у нас тут солянка знатная получилось, но гимн – он и есть гимн, нечего ему тут делать, а «Проводница» – смесь попсы и шансона, чего я уж точно на нашем альбоме не потерплю.

– А то, что мы исполняем на свадьбах?

– Я же говорил, у песен есть авторы, не я сочинил все эти «Малиновки» и «Родительские дома»…. Хотя, пожалуй, «Crazy Frog» в той обработке, что я исполнил на свадьбе в «Тернополе», можно сделать инструментальным бонус-треком.

– Чем-чем? – переспросила Лена.

– Довеском, если объяснять доступно, – опередил меня Валя. – Маленьким подарком от нас слушателям. У многих групп на пластинках есть бонус-треки, и мы не хуже.

В клубе «Ринг» тоже имелась своя стенгазета. Храбсков ещё перед награждением договорился с местным фотокорреспондентом, чтобы тот за отдельную плату сфотографировал меня на пьедестале почёта и к нашему отъезду оперативно напечатал фотографии, так что теперь я с медалью на шее, грамотой, призом самому техничному боксёру и плюшевым мишкой в руках счастливо улыбался всем с чёрно-белого снимка. В том числе и самому себе, заставляя героя стенгазеты чувствовать себя слегка неловко.

– Я тут и тебе фотографию принёс, держи. Оформишь в рамочку и повесишь на стенку.

Собственно говоря, на следующий день я так и сделал. По пути в пункт проката, где я намеревался оплатить аренду машинки ещё на месяц, заглянул в магазин канцелярских принадлежностей, где и подобрал подходящую по размерам рамку, причём даже со стеклом, и всего 80 копеек. А уж вбить в штукатурку пару гвоздиков и повесить на один забранный в рамку портрет, а на другой медаль – проблем не составило.

М-да, слаб всё-таки человек, всем нам свойственно тщеславие, думал я, разглядывая себя, сфотографированного по пояс. Фотокор, кстати, мог бы снять меня и полностью, стоящим верхней ступеньке пьедестала почёта… Зато на этой фотографии частично можно разглядеть, что написано на грамоте, во всяком случае – надпись «За I место на первенстве РСФСР по боксу среди юношей 15–16 лет».

– Впереди у нас декабрьское первенство Советского Союза, – не уставал напоминать Храбсков. – Там соберутся лучшие из лучших, особенно сильна боксёрская школа в кавказских республиках и Узбекистане. Тем более узбеки постараются в родных стенах не опозориться, да и судьи вполне могут в равном бою отдать им победу. Ты единственный будешь представлять Пензу, на тебе особая ответственность.

По идее я должен был, наверное, вытянуться в струнку и гаркнуть: «Так точно, Валерий Анатольевич, не подведу!» Однако я только кивал, продолжая отрабатывать полюбившиеся комбинации, чтобы со временем довести их до совершенства. В этой жизни я старался всё делать со стопроцентной выкладкой, понимая, что мне дан шанс прожить её заново, не транжиря время на всякие пустяки.

Хотя вот Инга – это пустяк или как? Может, я зря трачу время на личные отношения, то время, которое мог бы использовать для создания новой песни или книги? Даже, пожалуй, книги в первую очередь, песни – это так, хобби, хотя за счёт выступления на свадьбах я всё же кое-что заработал. Вот и в эту субботу, в преддверии празднования Великого октября, о котором трубили растянутые по городу транспаранты, снова придётся отпрашиваться у директора. Проблем с ним не должно возникнуть, а завхоза умаслим, как обычно.

В среду Бузов сам меня вызвал к себе. В кабинете помимо него присутствовал импозантный мужчина в отлично сидящем на нём костюме, чьё высоколобое лицо показалось мне смутно знакомым.

– Знакомься, Максим, это руководитель русского народного хора профсоюзов Октябрь Васильевич Гришин.

Ну точно, я же видел его на концерте в ДК имени Дзержинского, хор открывал концерт на юбилее Пензенского отделения Куйбышевской железной дороги. Правда, само выступление хора, охраняя инструменты, я только слышал, зато потом они за кулисами проходили мимо меня, а последним шёл как раз Гришин.

Мы обменялись рукопожатиями, ладонь у автора музыки к известным песням «Восемнадцать лет» и «Милая роща» оказалась сухой и неожиданно крепкой.

– Максим, – взял бразды правления в свои руки Гришин, – вы, как я понимаю, являетесь автором музыки и текста к «Гимну железнодорожников»? Прекрасно! Дело в том, что руководство Пензенского отделения Куйбышевской железной дороги попросило наш хор исполнить этот гимн под запись на местном телевидении. Они вроде как хотят плёнку отправить в Москву, в головное министерство. Хотелось бы, конечно, сначала получить ваше принципиальнее согласие…

– Да конечно, разве я против?!

Ещё бы, моё творение (позаимствованное, будем честны сами с собой, у неизвестных авторов будущего), возможно, станет официальным гимном Министерства путей сообщения СССР! Об этом я в глубине души задумывался, ещё когда мы начали репетировать с хором гимн. А это уже какая-никакая известность, потому что как выгорит с книгой – тут ещё бабушка надвое сказала. Да ещё, может быть, какие-нибудь авторские перепадут.

– Прекрасно! – повторил Гришин. – Вы уже зарегистрировали своё произведения?

– Хм, да как-то и не думал об этом…

– Напрасно, молодой человек, напрасно… Впрочем, я вам помогу с этим делом, оформим всё быстро, комар носу не подточит. А пока хотелось бы получить у вас ноты и текст произведения. У вас здесь их случайно нет?

– Случайно есть, – сострил я, подумав, какой же ты, Макс, молодец, что заставил Вальку накатать ноты для всех наших песен, включая гимн, которые сейчас хранились «в каморке, что за актовым залом».

– Вот, Варченко, глядишь, мы с тобой с этим гимном ещё и в историю попадём… В хорошем смысле этого слова, – сказал директор, проводив Гришина.

Такова уж судьба у творческих людей, подумал я, что вокруг них всегда оказывается стая «рыб-прилипал». А без них порой никуда, как вот без того же Бузова. Не разреши он мне создать ансамбль – никакого гимна не случилось бы, как не было бы и альбома. Хорошо ещё, что на кое-какую аппаратуру потратился.

Кстати, что касается альбома… Я прекрасно понимал, что качество записи может вызвать у любого, даже непрофессионального музыканта, саркастическую ухмылку. Но на данный момент нам просто хотелось, чтобы наши песни сохранились хоть в каком-то виде. В дальнейшем, если появится такая возможность, запишемся на профессиональной аппаратуре, тем более что в Пензе, как я уже успел выяснить, имелись студии звукозаписи, и не только на местном радио, но и в некоторых Домах Культуры. Так что при желании и, возможно, наличии определённого количества дензнаков договориться реально.

Созвонившись с Ингой в среду, я узнал, что в воскресенье в нашем драмтеатре выступает знаменитый юморист Аркадий Райкин.

– Билетов в свободной продаже уже нет, представляешь?! И это при том, что они стоят по 5 рублей! Но папа обещал достать два билета, для меня и тебя. Надеюсь, ты составишь мне компанию?

– С радостью!

Ну а что, выпадает возможность в кои-то веки повысить свой культурный уровень, да ещё живого Райкина увидеть. Кто от такого откажется?

Субботняя свадьба принесла нам не сто рублей на всех, все двести, не считая натурпродукта. Женихом, как и обещала Виолетта, был местный паренёк, невзрачный с виду, невеста оказалась на полголовы его выше. На лице армяночки по имени Наринэ выделялись довольно-таки крупный нос и чёрные, густые брови, почти сросшиеся в одну сплошную линию. Монобровь, как тут же метко прокомментировал со смешком Юрец, увидев новобрачную.

Я не знаю, чем так эта Наринэ, со стороны которой в кафе присутствовали человек пятнадцать родственников и друзей, прельстила простого русского паренька. Может, чрезвычайно горяча в постели или, что более вероятно, за ней имелось хорошее приданое, так как на наших глазах новоиспечённому мужу отцом невесты были вручены ключи от новеньких «Жигулей». Как я понял из кратких объяснений нашей тамады, Наринэ являлась студенткой пединститута и сумела каким-то образом очаровать своего сокурсника, а тот был родом как раз из Бессоновки. Видимо, не надеясь выдать замуж такую «красавицу» на родине, родители девушки согласились на этот брак.

Вино и настоящий армянский коньяк, которого родня невесты привезла несколько ящиков, буквально лились рекой. Правда, местные всё же больше предпочитали водку. И если гости со стороны жениха начали пьянеть довольно быстро, то из армянские визави продержались дольше. Тем не менее, настал момент, когда подогретый очередной порцией благородного напитка отец невесты подошёл к сцене и поманил меня пальцем.

– Слюшай, брат, можешь сыграть-что-нибудь наше, армянское?

– Есть кое-что, – обнадёжил я его и сказал в микрофон. – Дорогие друзья, минуточку внимания… Сейчас по просьбе нашего дорогого гостя из Еревана мы исполним песню, которая так и называется – «Ереван».

Затем, повернувшись к барабанщику, кивнул, мол, давай счёт, Юрец.

Честно сказать, когда я пообещал Виолетте сыграть что-нибудь армянское, то от этой ещё не написанной песни в исполнении Арсена Петросова я с грехом пополам вспомнил лишь первый куплет и припев. В своё время довелось побывать в Армении, и там тогда этот шлягер звучал из каждого утюга, причём на русском языке. Решив, что писателю не зазорно на какое-то время стать и поэтом, сочинил ещё один куплет сам, посчитав, что этого достаточно. Дождавшись нужного такта, начал петь:

В общем, сотню сверху мы заработали, хотя Валентин и вздумал вдруг артачиться, заявив, что я делю заработанное нечестно. В том смысле, что все песни мои, даже если у них и есть какой-то неизвестный автор, я руководитель коллектива, значит, должен получать больше. Тем более что и с Петренко я расплачиваюсь из своих. На что я ответил:

– Валентин, чтобы я таких разговоров больше не слышал. Я считаю, что мы прежде всего друзья, а потом только коллеги, и значит, с друзьями у меня всё поровну. Без вас не было бы ансамбля, запомните это.

Кстати, помимо денег нас снова загрузили продуктами и, мало того, вручили целый ящик трёхзвёздного коньяка. Я решил, что завхозу хватит одной бутылки помимо «синенькой», а остальное мы поделим меж себя. Так что у нас дома образовался небольшой «винный подвал» в виде спрятанных в платяной шкаф нескольких полулитровых бутылок настоящего, как уверял отце невесты, армянского коньяка. Пусть и не 5 звёзд, но на халяву, как говорится, и уксус сладкий, а уж трёхзвёздочный коньяк и подавно.

На следующий день, до обеда выполнив святую обязанность посещения бабушки, в четверть седьмого вечера мы с Ингой встретились на нейтральной территории – на углу Кирова и Карла Маркса возле детского сада, которому впоследствии суждено стать Литературным музеем. Она сегодня была в модном по нынешним временам болоньевом плаще, чёрных капроновых колготках, в сапожках (явно не из кожзама) на небольшом каблучке, из-за которых советские женщины давятся в очередях. Образ дополняли кокетливо сдвинутая набок беретка и небольшая сумочка, висевшая на плече. В общем-то, всё, что было на ней сейчас надето и доступно моему взору, достать просто так в магазинах без блата или длинных очередей не представлялось возможным. Хорошо иметь папу – инструктора обкома партии. И тестя… Хм, что-то меня немного не туда повело.

– Привет!

– Привет!

Немного нерешительно, но я всё же чмокнул её в щёку. Почему-то мне показалось, что Инга не была бы против, даже если бы я поцеловал её в губы.

– Ну что, идём?

– Идём.

– Сколько я должен за билет?

– Ты с ума сошёл?!

– Нет, но ведь твой отец за них, я так думаю, деньги заплатил, и немалые…

– Макс, ну не беси меня, а!

Говорить вот это «а» в конце предложения – наверное, чисто наша, пензенская, а может, мордовская привычка, мордвы в наших краях немеряно. Я и сам грешен, иной раз проскакивает. А выражение «не беси» я от Инги услышал впервые, в совокупности с надутыми губками это могло означать, вполне вероятно, переход на следующую стадию нашего сближения.

– Я не знаю, что там заплатил папа и заплатил ли вообще, скорее всего он просто позвонил директору театра и получил билеты в подарок, они там всегда придерживают для…

– Для блатных, – закончил я фразу вместо запнувшейся Инги.

– Ну можно и так сказать, – вздохнула она. – В общем, даже если он что-то и заплатил – то это мой тебе подарок. Ты же водил меня в прошлый раз в кафе-мороженое, вот теперь я тебя веду в театр.

– Ладно, договорились… Но если в спектакле будет антракт, то я веду тебя в буфет.

К театру спускались по Кирова. Через каждые 200–300 метров – плакат или транспарант, напоминающий о 60-летии Октябрьской революции. А ведь ещё живы многие из тех, кто помнит события 1917 года, а после революции принимал участие в Гражданской войне. А кто-то даже Ленина видел. И не только в Мавзолее, хихикнул во мне бесёнок.

Под отправленным в гардероб плащом обнаружилось довольно милое коротенькое, чёрное платье с рукавом в три четверти и расклешённое книзу, которое через плечо и грудь наискосок пересекала серебристая полоска.

– Тебе очень идёт, – не смог я удержаться от комплимента. – По сравнению с тобой я просто какой-то бродяга.

– Да что ты такое говоришь, Максим?! Нормально ты выглядишь, хороший у тебя костюм. Знала бы, что ты такое скажешь – специально натянула бы джинсы и кофту.

Она даже раскраснелась во время этого короткого спича. Глядя в эти блестевшие глаза, я испытал сильнейшее желание коснуться их губами, и не окажись мы среди гомонящей толпы, я, возможно, так и поступил бы.

– Во всех ты, Душенька, нарядах хороша, – улыбнулся я. – Откуда строчка?

– М-м-м… Кажется, Пушкин.

– Почти угадала, он использовал эту строчку в качестве эпиграфа к своей повести «Барышня крестьянка» из цикла «Повести Белкина». А принадлежит она перу поэта Ипполита Федоровича Богдановича, написавшего в 1778 году поэму «Душенька».

– Ого, да ты специалист по русской поэзии восемнадцатого века?

– Ты мне льстишь, – скромно улыбнулся я.

Купив 3-копеечную программку, мы заняли свои места в 4-м ряду, настроившись наслаждаться игрой уже знаменитых актёров. Райкин реально отжигал, как принято говорить у молодёжи XXI века. Хотя этот спектакль «Люди и манекены» я видел в телеверсии, но наблюдать вживую Райкина и ассистировавших ему в репризах артистов – ни с чем несравнимое удовольствие.

В антракте, как я и обещал, повёл Ингу в буфет, хотя та и отнекивалась, напирая на то, что успела перекусить дома. За бутербродами и пирожными с газировкой образовалась небольшая давка, первыми сюда успели обитатели бельэтажа, благо что буфет так же располагался на втором этаже. Но ничего, успели откушать безе с дюшесом, и я в очередной раз отметил про себя, что газированные напитки будущего, особенно в пластиковой таре, не идут ни в какое сравнение с советским лимонадом. Или это во мне просто говорил квасной патриотизм… Квас, кстати, из бочек, который я успел попробовать, прежде чем их убрали в середине сентября, на порядок лучше той газированной хрени из тех же пластиковых бутылок. Квас НЕЛЬЗЯ газировать, он должен забродить сам. Но этим торопыгам из будущего только бы бабок срубить.

По окончании спектакля публика аплодировала актёрам стоя. А уже получая одежду в гардеробе, Инга сказала:

– Макс… можно я тебя буду так называть?

– Да без вопросов!

– Макс, а давай у служебного входа подождём Райкина, пусть он на программке распишется. У меня даже ручка с собой есть.

А мне что, я не против, я рядом с Ингой готов хоть целую вечность пробыть. Эх, влюбился, как мальчишка!.. Хотя, собственно говоря, я таковым в глазах окружающих и являюсь.

Ждать заезжую звезду пришлось минут сорок, за это время я, честно говоря, слегка продрог. Надо было под брюки натянуть треники, всё равно Инга не увидела бы, секс у нас пока не планировался. Хорошо хоть чехословацкие ботинки давали какое-никакое тепло и не думали пока промокать – весь день над городом моросил дождик и повсюду образовались лужи.

Помимо нас в ожидании автографов стояла средних лет чета и две девчонки по виду чуть старше нас. Райкин никому не отказал, а взрослые, оказалось, захватили с собой фотоаппарат и вспышку, чтобы сфотографироваться с артистом.

– Молодой человек, вас не затруднит? – попросил мужчина, передавая мне камеру «Зенит-ЕМ». – Вот это кнопка затвора.

– А можете нас сфотографировать тоже? – спросил я, возвращая камеру после того, как сделал пару снимков. – Я вам заплачу.

– Да что вы, юноша, – смущённо ответила за своего спутника дама, – какие деньги?! Олег, сфотографируй молодых людей с артистами.

Артисты стоически выдержали фотосессию, а я записал ручкой Инги и на листке из её же блокнота телефон обладателя фотокамеры, представившегося Олегом Викторовичем.

– На концерт Аркадия Исааковича попасть не удалось, несмотря на то, что за билеты мы предлагали даже тройную цену, – сокрушался Олег Викторович, прощаясь. – Решили с женой, что хотя бы попробуем сфотографироваться. Живём мы недалеко, спокойно прогулялись домой за камерой, да ещё успели поужинать.

– Олег, молодым людям, наверное, неинтересны такие подробности, – одёрнула его супруга.

– А когда можно позвонить? – спросил я.

– Сегодня уже поздно проявлять-печатать, завтра этим займусь после праздничной демонстрации. Так что в среду уже с утра можете звонить. Живём мы недалеко отсюда, на Бакунина-37.

По пути домой Инга сказала, что они с классом тоже идут на демонстрацию.

– Да и мы всем училищем, – добавил я. – Только, наверное, будем шагать в разных колоннах, вряд ли встретимся.

Довёл Ингу до подъезда, постояли, не зная, что сказать друг другу. Наконец я выдавил из себя:

– Ну давай, а то родители, наверное, волнуются, поздно уже. Спасибо тебе за спектакль….

– Тебе спасибо за вечер. Знаешь, Макс, мне с тобой намного интереснее общаться, чем с Артёмом и узким кругом наших… вернее, его друзей. Мы раньше жили в другом районе, только перед восьмым классом сюда переехали, и я перевелась в 1-ю школу. У Артёма мама в торговле на хорошей должности, а папа директор автосервиса, так что он у нас в классе ФИГУРА, и считает, что из девчонок только я ему ровня. Создаётся впечатление, что я чуть ли не его собственность. Но общаться с ним неинтересно, у него все разговоры крутятся вокруг шмоток, или хвалится пластинками, которые ему по блату достают родители. А ты… Ты не такой.

– И ты не такая, как другие девчонки.

Я чуть было не добавил, мол, папа при такой должности, а ты не зазнаёшься, но вовремя себя одёрнул. Ещё неизвестно, как бы она восприняла такой спич, может, Инге неудобно, когда ей напоминают, что она дочь ответственного партийного работника, а не, к примеру, токаря-фрезеровщика.

Инга привстала на цыпочки, и на этот раз не в щёку чмокнула, а легко коснулась своими губами моих губ, и убежала, оставив меня стоять с растерянно-восторженным видом. М-да юношеские гормоны – вещь сильная, только и успевай держать себя в руках. И на ногах, потому что в следующий миг сильнейший удар в спину отправил меня в дверь подъезда. Хорошо, что я инстинктивно успел в последний момент выставить перед собой руки, иначе имел все шансы разбить нос или губу. Опять же, действуя на инстинкте, я резким рывком ушёл в сторону, и в дверь, где я только что стоял, врезалась подошва кроссовки.

Теперь я мог разглядеть лица своих противников, которые в желтоватом свете уличного фонаря казались слегка какими-то не от мира сего. Их было двое, оба примерно на полголовы выше меня, только один пошире другого в плечах. Ребята, чисто визуально, неплохо готовы физически. И одеты неплохо, так что это точно не какая-нибудь шпана. И похоже, что один из них – вон тот, в светлой, щегольской куртке со взглядом наёмного убийцы и восточными чертами лица – точно знаком с карате. Во всяком случае, нанося мне второй удар, очень уж характерно он прижал к телу правую, согнутую в локте руку.

На волне Перестройки, когда чуть ли не в каждом подвале организовалась «качалка» или клуб восточных единоборств, я на некоторое время тоже поддался этому увлечению. Правда, походив полгода, понял, что это не моё, хотя сэнсэй и просил не бросать, уверяя, что у меня как минимум хорошая растяжка. Это да, растяжка у меня, честно сказать, от природы неплохая, в каратэ я её неплохо ещё подтянул, легко садился и на продольный, и на поперечный шпагат. С годами, конечно, такого уже не выделывал, заматерел, лишний вес опять же… Но сейчас, имея снова молодое тело, я в рамках тренировочного процесса как утром после пробежки, так и во время занятий в клубе уделал некоторое внимание и растяжке. А после полугодовых занятий карате в моей голове осела лишь базовая часть, и сейчас я более-менее мог классифицировать наносимые мне удары.

Спина болела, но, вроде бы, кости и внутренние органы были целы. Жаль, на куртке наверняка остался грязный след от подошвы, придётся дома оттирать мокрой тряпкой, а то и в машинке стирать.

– Если не хочешь остаться инвалидом, советую тебе перестать видеться с Ингой, – сказал плечистый. – Пообещаешь – больше не тронем.

Ого, вот оно что… И впрямь не какая-то шпана, тут, оказывается, Инга замешана. Интересно, это он к ней клинья подбивает, или попросил кто-то? Почему-то я больше склонялся ко второму варианту, и даже догадывался, кто мог оказаться в роли заказчика.

А пока я молчал, проигрывая в голове возможные варианты. Попробовать убежать – могут и догнать, да и что мне, каждый раз от них бегать? Эта мысль вызвала у меня приступ самой настоящей ярости, которую мне с трудом удалось удержать в узде.

– Инвалидом, значит, сделаете, – процедил я сквозь зубы. – Ладно, давайте посмотрим, кто кого сделает инвалидом.

– Смотри, я тебя предупреждал…

Я был готов к молниеносной атаке, которая и в самом деле не замедлила себя ждать. Правда, была она не настолько уж и молниеносной, до чёрного пояса парню ещё расти и расти. Плечистый собирался провести простой, но эффективный приём – удар мае-гери, целя пяткой мне в лицо. А я сделал то, чего он от меня не ожидал – не сделал попытки закрыть голову руками или хотя, s отпрыгнуть. Я просто сел на поперечный шпагат, вернее даже сказать, упал – настолько быстро это у меня получилось, хотя и сопровождалось треском рвущейся материи брюк, а в следующий миг мой кулак вонзился ему в пах.

Минус один, подумал я, глядя, как незадачливый каратист, схватившись за собственную промежность, с тихим воем корчится на выщербленном асфальте. Ничего, отойдёт, будут у него детишки, хотя несколько дней придётся ходить враскоряку – в последний момент я всё же успел чуть уменьшить силу удара. Вот штаны жаль, как бы не пришлось новые покупать. Мама вряд ли меня за них по головке погладит.

А в дело тут же вступил «азиат», попытавшийся провести опять же ногой удар в голову, пользуясь моей временной статичностью. Я мог попытаться поставить блок, но при этом так и остаться в невыгодном положении, поэтому предпочёл резко откинуть корпус и голову назад, и перекатом уйти в сторону. Удалось, хотя подошва и прошла в каких-то сантиметрах от моей головы, с которой в этот момент слетела кепка.

Не успел вскочить на ноги, как пришлось делать скачок назад – ступня каратиста снова пролетела перед моим носом. А затем снова и снова, мне не оставалось ничего другого, как попросту кружить вокруг азиата, держась на дистанции, превышающей длину его ног.

Да этот парень просто какой-то Брюс Ли, разве что не пищит, а делает всё молча! Хотя Брюс всё же популяризировал направление Вин-чун, но в данный момент мне было не до сравнений стилей восточных единоборств, приходилось думать о том, как не попасть под раздачу и при этом выбрать момент для ответной атаки. Должен же он когда-нибудь выдохнуться, в конце концов!

Долгожданная передышка наступила почти спустя минуту, и я постарался использовать её по максимуму, сделав резкий и широкий шаг вперёд со сдвоенным джебом и финальным свингом – боковым, только с дистанции. Цели достиг только первый джеб, а вот от второго и свинга оппонент сумел закрыться блоком, о который я конкретно отбил костяшки правой руки.

Только этого не хватало! Теперь правой рукой я смогу разве что защищаться, если попытаюсь ударить – боюсь, ещё одного такого же блока мои пальцы не выдержат. Не пора ли всё же сделать ноги? Нет, не пора, пристыдил я сам себя, нужно вопрос с претензиями на Ингу решить здесь и сейчас. Вернее, сделать так, чтобы у этих парней больше не возникло желания не то что подходить ко мне, но даже смотреть в мою сторону. А с тем, кто всю эту кашу заварил, мы ещё поговорим.

«Азиат» тем временем, видимо, малость передохнув, снова пошёл в атаку. Лоу-кика я совсем не ожидал, думал, он снова начнёт работать по верхним этажам, и удар по голени застал меня врасплох. Чёрт, как же больно… Я с трудом удержал равновесие, прыгая на одной ноге назад, в темноту, подальше от этой машины убийства, хотя, надеюсь, до летального исхода дело всё же не дойдёт. Вряд ли это входило в его планы, он же обещал всего лишь покалечить.

Тьфу, ну что за пораженческие мысли лезут в голову! Ну-ка соберись, хватит нюни распускать! Тем более ноге уже вроде бы стало полегче, на неё уже более-менее можно было наступать. И в этот момент, продолжая пятиться, я почувствовал под ногой какой-то предмет. Похоже, что палка, которая может стать моим оружием, ведь в уличной драке, как известно, все способы хороши. Я быстро нагнулся, и моя ладонь ощутила влажную поверхность дерева – это был ещё достаточно крепкий на ощупь сук длиной около метра. А в мою голову уже вновь летела нога, и у меня было всего мгновение на то, чтобы сделать встречное движение своим «бо»[36].

Что это так громко треснуло, неужто кость? Нет, к счастью, это сломался пополам мой импровизированный боевой шест, но и ноге соперника неслабо досталось. Наконец-то я услышал, как невозмутимый «азиат» стонет от боли. Что, ножка болит? Ничего, я только что испытывал такие же ощущения, когда ты мне зарядил в голень, та всё ещё побаливала. Хотя и не так сильно, как сразу после пропущенного удара.

Пользуясь временной растерянностью противника, я прыгнул вперёд и чуть ли не в фазе полёта нанёс удар левой, в который вложил всю свою силу и скопившуюся ярость. Голова каратиста мотнулась назад, он непроизвольно попятился, и тут я уже от всей души зарядил ногой ему в грудь, точно в солнечное сплетение. «Азиат» рухнул передо мной на колени, возникло сильное желание добавить ногой в удобно подставленную голову, но я всё же сумел сдержаться. Эдак и впрямь можно покалечить, что может завершиться инвалидностью одного и сроком другого. Доказывай потом, что ты не верблюд.

– Ну что, хватит или ещё добавить?

На всякий случай я сделал шаг назад, вдруг мой противник симулирует, а сам уже пришёл в себя и готовится к неожиданной контратаке. Но, похоже, ему и впрямь было хреново, он всё ещё пытался сделать полноценный вдох. А его соратник стоял, прислонившись к двери подъезда, и всё баюкал свою несчастную мошонку, чуть ли не пуская слезу. Пожалуй, с ним я и поговорю. Только по пути кепку подберу… Надо же, практически не испачкалась, подумал я, водружая её обратно на голову.

– Итак, что мы будем делать дальше? – с невозмутимым видом поинтересовался я, подступив к страдальцу, поигрывая половинкой обломанной палки. – Сейчас я могу тебя окончательно отправить на больничную койку, но мне, скажу честно, этого не хочется. Мы же сможем всё решить миром, верно?

– Д-да, – простонал тот, и я заметил, что у него в уголке глаза и в самом деле блестит слезинка.

– Значит, ты обещаешь, что с твоей стороны и со стороны твоего азиатского друга больше не будет попыток причинить мне какой-либо вред?

– Да говорю же – да! Ау-у-у…

– Да не стони ты так, люди услышат, ещё милицию вызовут… А твои причиндалы поболят пару дней – и всё будет нормально. Итак, договорились, вы на моём пути больше не встречаетесь, мы забыли друг о друге. Хотя, конечно, по-хорошему мне с вас денег на новые штаны не мешало бы потрясти, ну да ладно, прощаю… И вот что, прежде чем расстанемся, надеюсь, навсегда… Кто попросил вас со мной разобраться?

Парень молчал, стиснув зубы, даже стонать перестал, сейчас в его взгляде читались одновременно упрямство и обречённость. Тоже мне, герой нашёлся, прямо-таки партизан на допросе у фашистов.

– Ладно, можешь не говорить, сам догадаюсь, – вздохнул я, морщась от боли в отбитых костяшках. – Прощай, надеюсь, с тобой и твоим раскосым дружком я виделся в первый и последний раз.

По пути домой, занявшем пару минут, я думал, что как-то очень уж часто влипаю во всякого рода неприятности, заканчивавшиеся мордобоем. Драться на ринге – это одно, а вот на улице, когда можешь схлопотать кирпичом по голове или ножом в бок – совсем другое. В первой своей жизни такого и в помине не было.

Дома я сказал маме, что пришлось отбиваться от каких-то хулиганов, которых я обратил в позорное бегство, однако понеся при этом небольшой материальный ущерб.

– Ой, горе ты моё луковое, – вздохнула она, осматривая порванные и грязные штаны. – Легче новые купить, чем эти зашить. У тебя стипендия, когда? На днях? Вот как раз сходим и брюки купим, под цвет твоего пиджака. А пока попробую заштопать. Жалко, нет у нас швейной машинки, хотя можно завтра отнести к Ленке Устиновой, её попросить…

– Так мне в чём тогда на демонстрацию идти, в трениках?

– Ой, и правда… Но даже если я сама их зашью, так ведь штаны-то какие грязные, стирать всё равно надо. К утру они не высохнут, время вон уже одиннадцать вечера.

Впрочем, мама нашла выход из ситуации, заставила примерить отцовский костюм, который тот надевал последний раз бог знает когда. Штаны оказались чуть великоваты, но с ремнём держались нормально, а снизу мама обещала ушить прямо сейчас. Пиджак же хоть и висел на мне, как на вешалке, но был явно велик.

– Да он вообще не нужен, – заявил я. – Всё равно на мне будет куртка, я под неё можно и свитер надеть. А куртку я сейчас сам ототру, она вроде не очень сильно испачкалась.

Таким образом вопрос с одеждой был решён, и на следующее утро я топтался возле училища с полученным в свои руки транспарантом, гласившим, что пензенские железнодорожники достойно выполняют решения XXV съезда Коммунистической партии Советского союза. Рассчитывал, что сегодня вволю поработаю над книгой, добью предпоследнюю главу и примусь за финал. Аренду машинки пришлось продлить ещё на месяц, надеюсь, в последний раз. Если буду писать ещё книгу, то, возможно, вновь придётся воспользоваться услугами проката. А может, к тому времени смогу позволить и прибрести машинку в личное пользование, не исключено, что меня всё же издадут и я получу причитающийся мне гонорара. В СССР, насколько я знаю, писатели зарабатывали неплохо, с одних только переизданий могли кормиться до конца своих дней и ещё внуков обеспечить. Плюс дачи в Переделкино и прочих писательских посёлках. Не всем, конечно, так везло, а в первую очередь тем, кто писал «правильные» книги, но даже издав за всю жизнь две-три книги, человек мог уже не заботиться о завтрашнем дне. Удастся ли мне пополнить эти ряды – покажет время. А если история двинется по уже однажды пройдённому сценарию, то уж лет через двадцать-тридцать я по-любому смогу стать известным щелкопёром. Помимо своих книг можно замахнуться и на чужие бестселлеры, на какого-нибудь «Гарри Поттера», некоторые книжные попаданцы в СССР с удовольствием её переписывают, а потом по их книгам ещё и фильмы снимают. Или лучше я не буду замахиваться. Если уж как музыкант решил не тырить чужие хиты, то как писатель, думаю, тоже смогу обойтись собственными силами. В 90-е можно отправить в издательства свои романы-фэнтези, в ту пору этот жанр как раз пользовался особым спросом. А когда у народа начнётся ностальгия по Советскому Союзу, я выйду на книжный рынок с книгами про попаданцев. Но вполне может случиться так, что не будет ни Перестройки, ни развала великой державы – «эффект бабочки» ещё никто не отменял. И тогда, если я хочу стать известным советским писателем, придётся как-то встраиваться в эту систему. Правда, очень уж не хочется писать хрень, которая будет пылиться на библиотечных полках. Надеюсь, ради дачи в Переделкино и прочих плюшек, которые сейчас имеют идеологически выдержанные писатели, до такого я не докачусь.

Двинулись нестройными рядами в сторону площади Ленина, на подходе к которой мы влились в дружную семью работников Железнодорожного района и встали за колонной локомотивного депо с небольшим, но собственным духовым оркестром. Повсюду разноцветные воздушные шарики, транспаранты, славящие партию и напоминающие о 60-летии Великой Октябрьской революции, огромные плакаты с портретами Ленина и Брежнева, установленные на конструкции с велосипедными колёсами… Из динамиков несутся бодрые, революционные песни, настраивающие на торжественный лад, которую время от времени перекрывает голос стоявшего на трибуне ведущего с его патриотичными лозунгами и комментариями типа: «Вот мимо трибуны проходит колонна трудящихся Пензенского часового завода. Ура работникам часовой промышленности!»

А после я слышу в динамики, что сегодня в среду у Ростка была заложена капсула с посланием потомкам. Ага, точно, первая была заложена там же 10 лет назад, к полувековому юбилею революции, а сегодня приурочили к 60-летию. Вскроют их в 2017-м, и когда зачитают тексты, то многих накроет ностальгия, а многие лишь грустно усмехнутся.

Потом ещё одна новость – к 60-летию революции было принято решение о строительстве на улице Московской светомузыкального фонтана. Точно, то-то я хожу по центральной улице города и чувствую, что чего-то не хватает… Нет, конечно, я-то сразу вспомнил, ещё впервые пройдясь по Московской после попадания в своё молодое тело, что фонтан будет возведён ещё до 80-го года, вот только запамятовал, когда именно. Станет потом излюбленным местом прогулок горожан. А в 2020-м его настигнет реконструкция. вот только её окончания мне так и не довелось увидеть, разве что на 3D рисунке на ограждении с информацией. что за подрядная организация проводит реконструкцию объекта.

Да, давненько я не ходил на демонстрации, аж горло сдавило от воспоминаний и в носу предательски защипало. Вроде как показуха, а всё ж любил народ такие вещи, есть повод опрокинуть рюмку-другую, закусив крепкие напитки салатом «Оливье» из докторской колбасы и майонеза «Провансаль». Опять же, внеплановый выходной, за который тебе всё равно зарплата капает.

Вот и наша очередь миновать местный «мавзолей», с которого на проходящие мимо колонны демонстрантов с улыбкой взирали первые лица города и области: первый секретарь обкома партии Лев Ермин, второй секретарь Георг Мясников, председатель горисполкома Александр Щербаков… Ещё относительно молоды, видно, что люди не торопятся на пенсию и готовы работать на благо народа не покладая рук. Ну и на своё тоже, как же без этого.

Хотя, что уж кривить душой, советские партийные деятели жили куда скромнее, чем нынешние губернаторы и мэры. Да вон покойного Кузьмича взять… Правда, пока он ещё вполне живой и руководит автоколонной. Как стал губернатором, так сразу за ним закрепилось прозвище «Моя доля». Именно с этого выражения он начинал разговор, когда к нему обращались предприниматели с просьбой разрешить открыть какой-то бизнес. Перестройка и последующий развал страны словно сорвали вентили, все – многие во всяком случае – стали хапать кто во что горазд. И ничего и никого не боялись, только при новом Президенте, сменившим пропившего совесть и мозги Ельцина, начали более-менее наводить порядок.

Миновав площадь, мы под чутким руководством шедшего во главе нашей группы Валерия Борисовича свернули налево, чтобы вернуться в училище, сдать транспаранты, у кого они имелись, и с чистой совестью разойтись по домам. И в этот момент мой взгляд зацепился за знакомый болоньевый плащ. Точно, Инга! Щебечет, как я понял, с одноклассниками, собравшимися у поворота на улицу Славы. Моя физиономия непроизвольно расплылась в улыбке, я уже хотел было рвануть к ней, но тут в группе одноклассников я заметил и другие знакомые лица – тех, кто приходил на день рождения Инги, и в частности чернявого Артёма, который сегодня был очень уж хмур. И я догадывался, что могло послужить тому причиной.

Улыбка на моём лице уступила место гримасе отвращения, смешанной с ненавистью.

– Серёга, будь другом, отнеси мой транспарант, а то мне нужно срочно исчезнуть, – обратился к в Стрючкову. – Мастак будет спрашивать – придумай что-нибудь, скажи, с животом мне плохо стало, побежал кусты искать.

Решив таким образом вопрос с отмазкой, я незаметно отбился от своей группы, выбрав местечко у Доски почёта, откуда открывался неплохой обзор, и стал наблюдать. Инга сотоварищи что-то обсуждали ещё с минуту, после чего стали расходиться. Моя девушка (я уже считал её таковой с полным на то основанием) направилась вверх по Кирова под ручку с одной из подруг, которую я видел на дне рождения Инги. Артём было двинулся за ними следом, что-то говоря и размахивая при этом руками, но Инга, я так понял, его отфутболила. Тогда тот вместе с Эдуардом двинулся в противоположную сторону, как раз мимо меня, и мне пришлось спрятаться за Доску почёта.

Теперь предстояло поиграть в детектива, и я, держась на достаточной дистанции, чтобы меня не заметили и в то же время чтобы не потерять цель из виду, двинулся следом за этой парочкой. Наличие Эдуарда несколько осложняло мою задачу, но, в конце концов, не станет же он провожать своего дружка до самого подъезда, если, конечно, они не живут в одном доме. А может, и на одной лестничной площадке, всё может быть.

Артём с Эдиком зашли в «Домовую кухню» рядом с Центральным рынком, через большое панорамное стекло я видел, как они перекусывают за столиком, таким же «стоячим», как и в куйбышевской «Кулинарии». Ждал их минут пятнадцать, уже и дождик начал накрапывать, стало совсем зябко, хорошо, что догадался надеть под отцовские брюки треники.

Наконец перекус был закончен, и парочка двинулась дальше. Я неотступно следовал за ними и дождался-таки момента, когда они пойдут каждый своей дорогой. Естественно, я выбрал Артёма. Демонстрация закончилась, и снова открылось движение для общественного транспорта. Хорошо, что он не сел в автобус или троллейбус, где мне было бы намного труднее оставаться незаметным. Похоже, живёт где-то в районе центра.

Я догнал его в одной из подворотен на Пушкина. Услышав за спиной шаги, он обернулся и в его глазах я прочитал явное желание оказаться от этого места как можно дальше. Может, даже в самой жопе мира типа Зимбабве, лишь бы не стоять сейчас напротив меня с посеревшим лицом.

– Артём! Вот так встреча! А ты чего это такой испуганный, как-будто свою смерть увидел?

Он вжался спиной в стенку, словно надеясь волшебным образом пройти сквозь неё, оставив меня с носом. Но фокус в стиле Гарри Поттера и платформы номер девять и три четверти не удался. Я подошёл к нему вплотную, на расстояние в пределах полуметра, уставившись в его расширенные от ужаса зрачки, сам себе напоминая удава, гипнотизирующего кролика. После чего взял Артёма за отвороты куртки и начал негромко и медленно, выговаривая каждое слово, говорить:

– А теперь слушай сюда, мразь… Вчера вечером я имел дело с парой ребят, которые выучили несколько приёмов карате и посчитали себя достаточно крутыми для того, чтобы сделать мне больно. Но больно сделал им я. Не знаю уж, отчитались они перед тобой по телефону обо всём или о чём-то умолчали, но, поверь мне, они ещё не скоро смогут посещать свои тренировки. Я вообще не большой любитель калечить людей, ты уж поверь мне на слово. Но иногда возникают ситуации, когда без этого не обойтись.

Артёма реально трясло, лицо приняло какой-то синюшный оттенок, и я даже испугался, не упадёт ли он в обморок, а то и, чего доброго, кони двинет. Но продолжил гнуть свою линию.

– Надеюсь, что тебе больше не придёт в голову глупая мысль подсылать ко мне кого-либо ещё. Поверь мне, итог будет тем же, но потом я найду тебя, как нашёл сейчас, и одним разговором дело не обойдётся. И главное… С кем дружить Инге – это её личное дело. Ты меня понял?

– П-п-понял…

– Вот и молодец.

Я похлопал его по плечу, повернулся и спокойно пошёл прочь, искать ближайший таксофон. Теперь можно и позвонить Олегу Викторовичу насчёт обещанных фотографий.