Второй шанс 1

Глава 7

Нет, голосок у Лады всё-таки довольно миленький и нежный, как и она сама – тростиночка на ветру. Вот сейчас пела под наш аккомпанемент песню «Проводница», и я буквально представил на нашей сцене молоденькую Людмилу Сенчину. А уж как я уговаривал Ладу спеть сольно! Это была целая эпопея. Девчонка упёрлась – и ни в какую. Мол, в хоре петь согласна, не так страшно, а одной стоять на сцене перед целым залом… Да я же в обморок со страху упаду!

Но недаром говорится, что вода камень точит. По идее, я мог бы и сам сдаться, найти более сговорчивую кандидатуру, но почему-то мне приспичило заставить исполнить эту вещь именно Ладу. Что любопытно, в прежней жизни песню «Проводница» я слышал от силы раза два-три, но, когда на сдаче гимна общался с Бузовым, из памяти вдруг волшебным образом выскочили и мелодия, и текст. Вернее, почему-то только первые два куплета и припев. Я уж подумал, не помощь ли это от «ловца»? В любом случае, ещё два куплета мне пришлось сочинять самому, угробив на это пару часов того времени, которое я мог потратить на книгу. Но я должен был это сделать, чтобы начать репетировать песню как можно раньше. И вот теперь лада с микрофоном в руках стояла на авансцене и выводила своим голоском припев:

Да, я зарекался брать чужие песни, но гимн и «Проводницу» пришлось использовать как способ достижения поставленной перед собой цели. К тому же не такие уж это и хиты, чтобы вокруг них устраивать половецкие пляски. Хочется продвигать своё творчество, пусть даже половина песен как минимум в это время той же цензурой будет воспринята неоднозначно. Можно, конечно, что-то почистить в текстах, но этим мы займёмся позже, когда всё устаканится и под ногами появится твёрдый фундамент. Пока же мы стояли на болотистой почве, которая в любой момент могла дать слабину и затянуть нас в трясину. И, в конце концов, что мешает песням без официального разрешения пойти в народ? Сколько их таких, полуподпольных исполнителей и групп, чьё творчество множится на катушечных магнитофонах… И чем я хуже их? Понятно, что органы могу меня и моих музыкантов вычислить и такое устроить, что мало не покажется, уж из училища исключат однозначно. Но, как говорится, кто не рискует – тот не пьёт шампанского. Да и влететь может, в общем-то, за распространение записей, а мы этим пока заниматься не планируем. Как и писать в текстах крамолу, очерняющую советский строй и его отдельных представителей.

– По-моему, неплохо, – сказал Валентин после очередного прогона.

– Согласен, – кивнул я. – Валь, можешь переложить мелодию на ноты? А то у меня с этим делом не очень, а ноты могут понадобиться.

– Да легко!

– И гимн заодно, ок?

– Без проблем… Кстати, я договорился с отцом насчёт тебя. Завтра у тебя же будет окошко между уроками и тренировкой? На четыре часа он тебя ждёт у нас дома. Вот, я адрес заранее на бумажке записал, держи.

Прежде чем расстаться, я поинтересовался у Лады, как обстоит дело с электропроводкой в её доме. Выяснилось, что все жильцы кроме одной спившейся тётки подписали заявление и завтра мама Лады отнесёт его в пожнадзор.

На следующий день в назначенное время я звонил в дверь 14-й квартиры дома № 21 по улице Пушкина. Меня уже ждали, дверь открыл Валентин, который сразу предложил мне пушистые тапочки, и проводил в гостиную. А ничего так 3-комнатная квартирка, потолки почему-то не такие уж и низкие для «хрущёвки», или просто так кажется… Вообще такое чувство, что недавно здесь делали ремонт, обои с какими-то китайскими узорами буквально сияли свежестью, а потолок – побелкой. Это они ещё не знают про подвесные потолки, а то бы, думаю, за этим дело не стало.

Две комнаты жилые, я так понял, родители обитают в большой, которая зал, а Валентину выделили комнату поменьше, дверь в которую была открыта, и я мог видеть часть внутреннего убранства. В зале не сказать что такая уж дорогая обстановка, но чувствуется, что это не ширпотреб. Стенка небось румынская, хрусталь, но меня больше привлёк катушечный магнитофон «Грюндиг». Сразу вспомнились строки из песни Высоцкого:

Из кухни, откуда доносились приятные запахи, появилась мама моего музыкального соратника, Валя представил её как Елену Владимировну. Похоже, в своё время папа Валентина влюбился в чистокровную русскую девушку, но сын всё же больше смахивает на папашу. После знакомства с мамой меня подтолкнули в сторону третьей комнаты, дверь в которую вдруг распахнулась и на пороге появился невысокий и упитанный кучерявый мужчина. М-да, Валя не во всём напоминал отца, будучи на голову выше и в два раза тоньше.

– Валентин, это и есть ваш руководитель ансамбля? Ну что ж, давай знакомь нас. Меня зовут Борис Ефимович.

– Максим, – пожал я пухлую руку.

– Проходите, Максим, у меня уже всё готово.

Хм, вот это я понимаю стоматологический кабинет! Стены отделаны кафелем, раковина с водопроводом, шкаф стеклянный с прозрачными стеклами. На верхней полке – коробка с надписью «антианафилактическая укладка». Стеклянный стол, на котором под стерильной простынёй лежат инструменты. На другом – специальный электрический бикс для кипячения инструментов и небольшой термошкаф.

В центре кабинета стоит сверкавшая никелированными деталями бормашина, удобное кресло с подголовником, которое словно приглашало сесть в него и расслабиться, чтобы получить удовольствие. Рядом с бормашиной стул стоматолога на регулируемой стойке с круглой подушкой под задницу.

– Бормашина немецкая, – гордо провёл по блестящей поверхности аппарата Борис Ефимович. – В Пензе примерно такая, но чуть более устаревшая модель стоит только в облисполкоме. По сравнению с отечественными – небо и земля. Садитесь, юноша, посмотрим, что у вас во рту.

Во рту у меня обнаружились два коренных зуба справа и слева, требовавших пломбирования. Что стоматолог и собирался сделать в ближайшее время. Валька хоть и говорил, что его отец не возьмёт с меня денег, но я на всякий случай постарался уточнить этот вопрос.

– Максим, вы меня обижаете! – всплеснул руками Борис Ефимович. – Валя вам должен был передать, что для его друга я всё сделаю бесплатно. Передал? Ну вот, видите, зачем же вы переспрашиваете? Я вам даже из импортного материала пломбы поставлю. Давайте-ка, не будем терять время, открывайте пошире, сделаем анестезию. Надеюсь, у вас нет аллергии на лидокаин? А мы сейчас проверим.

Ваткой, смоченной в растворе лидокаина, он провёл по моим деснам, после чего принялся ждать реакцию организма.

– Вроде всё нормально, – наконец удовлетворённо потёр руки Гольцман, приступая к анестезии.

Ещё бы шприцы были одноразовые… За те час пятнадцать, что я провёл в кресле, Борис Ефимович совершенно безболезненно просверлил каналы в больных зубах, удалил нервы, всё там внутри почистил и поставил пломбы из композитных материалов.

– Вот и всё, – довольно заявил Валин отец. – Два часа не есть, не пить горячего и слишком холодного. Твёрдую пищу постарайтесь не есть сутки. Десять лет этим пломбам я гарантирую. Если вы, конечно, не станете слишком часто подставлять челюсть под удары соперников. Вы ведь ещё и боксом занимаетесь, как я слышал?

– Так и есть, в воскресенье выиграл первенство области, – не смог я удержаться от саморекламы.

– Мои поздравления, молодой человек! Что ж, предложил бы вам чаю с тортом – у жены вчера был день рождения, и пара кусочков в холодильнике ещё лежит – но, как я уже говорил, два часа во рту не должно быть ничего, кроме слюны. Хотя… осталось ещё полкоробочки шоколадных конфет. Скушаете их потом за здоровье моей супруги.

От конфет я не оказался, пусть это и были «Птичье молоко», но этот сорт конфет мне всегда нравился. Сначала я любил обкусывать шоколадную скорлупку, а потом смаковать уже само суфле. И маму угощу, она хоть и не большая сластёна, насколько я помнил, но распробовать конфеты вряд ли откажется.

Но в любом случае, получалось, что на тренировку я шёл голодным, у меня даже в животе бурчало, когда я лупил по мешку и спарринговал с объявившимся Маминым. Тот, кстати, выдал ту же отмазку по поводу своего отсутствия на турнире, что и в моей прошлой жизни, за что удостоился от тренера пятидесяти штрафных отжиманий. Зато, вернувшись домой, сварил себе манную кашу с молоком, бросил в тарелку кусочек масла и с удовольствием всё это схомячил. Мама сегодня во вторую, снова идти встречать. Перед тем, как выйти из дома, успел накарябать в черновике две с половиной страницы, которые в машинописном варианте превратятся в одну. Ну и что, в любом случае дело с книгой движется, седьмую главу уже пишу. Такими темпами я не то что Нового года, до зимы успею написать книгу. И это с учётом загруженности в боксёрском зале и на репетициях.

Вчера показывала первые шесть глав Иннокентию Павловичу, до этого я рукопись ему не носил, так тот, читая, от преизбытка чувств даже слегка прослезился. А завтра понесу к Шульгину, забегу на перемене. Пусть и он оценит, внесёт коррективы, если где-то, на его взгляд, я успел накосячить.

А ещё на завтра до репетиции у меня был запланирован рейд по музыкальным отделам магазинов, торгующих электроникой. В задачу входило высмотреть наличие микшерского пульта и доложить об этом Бузову, чтобы тот, в свою очередь, поспешил раскошелиться. Хотя в отношении успешных поисков я испытывал сомнение, в «Электроне» в прошлый раз пульт мне не попадался, и не факт, что повезёт в других местах.

Ради очистки совести я снова заглянул в «Электрон», затем съездил на Коммунистическую в «Голубой экран». В отделе музыкальных инструментов пульта тоже не обнаружил, но задержался, изучая ассортимент грамзаписей. В этот раз моё внимание привлёк диск-гигант «Саймон и Гарфункель». Ого, оказывается, и эту парочку у нас на «Мелодии» издавали. Стоила, правда, 3.50, а я на всякий случай таскал с собой пятёрку и, ничтоже сумняшеся, приобрёл диск с хитами американского дуэта.

Я ведь не текстовик, а мелодист. Кто-то ищет какой-то глубокий смысл в текстах песен, а я прежде всего западаю на мелодию. Поэтому, наверное, не являюсь большим поклонником творчества Высоцкого. В то же время, например, обожаю Никольского, сумевшего в своём творчестве объединить и красивую музыку, и тексты, изобилующие яркими, сочными образами.

Или вот это:

И как тут не представить себя сидящим у окна, по которому сползают капли влаги, и за которым осенняя серость? Лично меня от этой песни сразу же охватывает щемящее сердце чувство какой-то светлой печали. Правда, строчка «Моя любовь сменила цвет» в толерантном будущем будет звучать двусмысленно, и вот сейчас-то мне почему-то очень хотелось, чтобы такое будущее не наступило.

Покинув «Голубой экран» с винилом подмышкой, я уже собирался двинуться в сторону остановки, но тут моё внимание привлекла вывеска «Комиссионный магазин». Как же я мог забыть о комиссионках?! В Пензе их, если не ошибаюсь, два или три, и в них можно было обнаружить чуть ли не всё, что угодно.

Действительно, чего здесь только не было… Бижутерия, косметика, парфюмерия, столовые сервизы, телефонные аппараты, фены, магнитофоны, телевизоры, пара холодильников, акустические гитары и даже одна электрогитара – «Орфей» от братской Болгарии… И – я просто не поверил своим глазам – в дальнем углу стоял стереофонический усилитель высшего класса, он же микшерский пульт «Трембита-002-стерео»!

Словно опасаясь, что это видение, мираж, который сейчас растает в воздухе лёгкой дымкой, я рванул к аппарату и замер над ним, буквально затаив дыхание. Да-а, этот аппарат производства Львовского ПО имени Ленина мне был знаком, когда-то в 90-е в нашей репетиционной стоял точно такой же. Для больших концертов усилитель-микшер, конечно, не подходил. Из-за недостаточной по эстрадным меркам мощности для обеспечения необходимого уровня громкости аппарат использовался в предельных режимах «все регуляторы до упора», что при долговременном использовании приводило к сгоранию динамических головок в акустических системах, а за ними и выходных транзисторов в усилителе. Но нам для репетиций «Трембиты» вполне хватало, и для школьного ансамбля, думаю, мощности будет достаточно.

Взгляд зацепился за ценник – 350 рублей. Ого, почему так дёшево, если память не изменяет, в СССР «Трембита» этой модели стоила под 600 рублей. Наверняка какая-то неисправность, с грустью подумал я. Решил выяснить этот вопрос у женщины-продавца.

Оказалось, стереофонический усилитель исправен, если я буду брать – это можно проверить. Причина скидки в акустических системах, вернее, в их отсутствии. А так аппарат почти новый, по словам сдавшего его в комиссионку, усилитель приобретался около года назад для обеспечения музыкального оформления на танцах в сельском клубе, и пользовались им от силы три месяца. А потом кто-то ночью залез в окно и спёр колонки. Аппарат стоял без дела ещё несколько месяцев, а затем клуб получил новую технику, а старую (относительно старую) «Трембиту» было решено сдать в комиссионный.

– Если будете брать, я подключу магнитофон и колонки, сможете проверить работоспособность усилителя, – сказала поднаторевшая в этих делах продавец.

– Надеюсь, что буду. Нам в училище надо, для ансамбля. Директор попросил список необходимого, а меня как руководителя коллектива попросил всё это найти. Завтра скажу ему, что в вашем магазине стоит усилитель, надеюсь, он станет нашим.

– Тогда поторопитесь, вещь хорошая, люди смотрят, прицениваются, может уйти в любой момент.

Я с трудом сдержался, чтобы не прыснуть. Фраза до ужаса напомнила спич героя Миронова из фильма «Берегись автомобиля». Тот тоже работал продавцом в комиссионном магазине и, продавая заграничный магнитофон героине Волчек, вздыхал: «Я не настаиваю. Вещь уйдет в секунду». Усилитель «Трембита» хоть и не отечественной сборки, но тоже является достаточно дефицитной вещью, даже невзирая на свою стоимость – пять с лишним инженерских зарплат.

– А может вам ещё что-то нужно для ансамбля? – почему-то понизив голос и стреляя по сторонам, спросила продавщица.

– В общем-то, кое-что нужно… Например, синтезатор и педаль эффектов для гитары.

– Синтезатор?

Она прикусила накрашенную губу, отчего помада отпечаталась на её передних зубах, а вот на золотой коронке крайнего резца не отпечатался. Несколько секунд помучавшись сомнениями, она наконец изрекла:

– Знаешь что, мальчик, у меня в подсобке лежит один синтезатор, его просили отложить на пару дней, но вторую неделю человек не приходит. Я уже хотела его выставить в торговый зал, а тут ты появился. Если заинтересует – отложу ещё на три дня.

– А что за модель и сколько стоит? – спросил я с замиранием сердца.

– Модель? Ой, не помню. Постой здесь, я сейчас вынесу, сам посмотришь. А стоит 500 рублей.

Синтезатор оказался младшим братом стоявшего в «Электронике» электромузыкального инструмента «Юность-75». Глядя на надпись на верхней панели «Юность-73», я мысленно прикидывал, стоит ли бэушная машинка не последней модели пятисот рублей. Всё познаётся в сравнении, и я попросил разрешения включить аппарат.

– Ну тогда, так уж и быть, подключай его к усилителю, который смотрел, заодно и его проверишь.

И то и другое работало как часы, никаких нареканий у меня не возникло, хотя звук местами и не совсем ублажал мой слух. Но это уже так клепают на заводе, я-то помню, как должны звучать отечественная музыкальная аппаратура и инструменты. Да, не буржуйская техника, но и стоит на порядок дешевле. Хотя. Оборвал я сам себя, у нас и зарплаты на несколько порядков ниже. У них квалифицированный врач или инженер получает столько, сколько их советским коллегам такой же квалификации и не снилось. Всё проклятая война виновата, как говорил один мой знакомый коммунист из будущего. Ну да, война… Германия, правда, также лежала в руинах, но восстановилась куда быстрее СССР. Неужто весь секрет в помощи американцев и их плане Маршалла?

Мы договорились с продавщицей, что она помимо синтезатора три дня придержит ещё и усилитель. Я надеялся за это время уговорить Бузова приобрести технику. На следующий день прямо с утра завалился в кабинет директора и без обиняков выложил ему весь расклад. Узнав, что приобретения могут обойтись гораздо дешевле, чем предполагалось, он было радостно потёр ладони, но тут же выражение его сменилось ан менее весёлое.

– Три дня придержат? Чёрт, а нам фонды выделят только в начале октября, это почти две недели ждать.

Николай Степанович с задумчивым видом принялся яростно чесать переносицу. Спустя примерно минуту посмотрел на меня, и по его взгляду я понял, что он что-то придумал.

– Есть у нас такой пунктик в договоре, позволяющий выделить некоторую сумму из фонда в счёт будущих поступлений, – сказал Бузов. – Тем более что начальник финуправления отделения дороги – мой хороший знакомый. Прямо сейчас ему и позвоню. А ты ступай, учись, сейчас уже звонок прозвенит.

Всё-таки Николай Степанович молодец, сумел-таки решить вопрос. Два дня спустя возле комиссионного магазина остановился Москвич» с кузовом, в народе получившим прозвище «пирожок». За рулём сидел завхоз Петренко, рядом с ним директор, а в кузове в духоте и темноте десять минут, что мы добирались от училища до комиссионки, тряслись я и мой одногруппник Миша Маслов, приданный в роли грузчика. Мне же предстояло не только ещё раз проверить работоспособность техники, но и помочь Маслову тащить всё это в кузов, а потом сидеть и следить в потёмках, чтобы ничего по пути не поломалось на пензенском кочковатом асфальте.

К прибытию на репетицию Вали и Юры всё уже было подключено и готово к использованию. Я им специально ничего не говорил о том, что обнаружил в комиссионке, боялся сглазить… Да, вот такой я суеверный, и хоть понимаю, что это чушь собачья, но один фиг, увидев перебегающую мне дорогу чёрную кошку, всё равно трижды сплюну через левое плечо, а лучше дождусь, когда кто-нибудь пройдет через «опасное место» передо мной.

– Вот это вещь! – хором воскликнули басист и ударник, увидев приобретения.

Причём если восклицание Валентина касалось синтезатора, то Юрка выразил свои эмоции относительно усилителя. Правда, несколько секунд спустя Валя переключил своё внимание на «Трембиту», выдав усилку-микшеру соответствующую порцию эпитетов, заметив при этом, что аналогичный аппарат стоит у них в «кульке» и проявляет себя с достаточно неплохой стороны.

Гольцман немного умел играть на фортепиано, а вот с устройством синтезатора был знаком, пожалуй что, даже похуже меня. Я тоже мог кое-что сыграть на клавишных, но так как никаких музыкальных школ не заканчивал, то моё умение носило весьма любительский характер. Повторяю, что я даже не знал нот, и сыграть на фортепиано если что-то и мог, то лишь исключительно на слух.

Таким образом, сразу же назрел вопрос приглашения клавишника. И тут снова помог Валентин.

– Есть у нас в группе девчонка, Лена Кутузова, она и музыкальную школу по классу фортепиано закончила, и синтезатор успела освоить. Может, стоит её посмотреть?

– Отчего же, разбавим наш сугубо мужской коллектив прекрасным полом, – хмыкнул я. – Зови, конечно, если действительно что-то умеет – пусть остаётся клавишником.

Лена Кутузова оказалась довольно фигуристой девицей с достаточно крепким для её 16 лет задом и уже вполне округлившимися грудями. На лицо не сказать что красавица, но довольно милая. Валя меня зачем-то предупредил, что у неё есть жених, парень с третьего курса, с хорового отделения. Я поблагодарил за информацию, заметив, что мне эти подробности знать ни к чему, так как я не планирую заводить роман с нашим новым клавишником. Валя с понимающим видом кивнул, видимо, предположив, что у меня уже кто-то есть.

Эх, если бы оно так и было… И сразу же мысли о Верочке. Ну почему мне не 24?! Ладно, я бы согласился быть на год или даже два помладше её, всё равно разница в возрасте не так бы бросалась в глаза. Конечно, не исключено, что у неё уже есть молодой человек, и мои надежды относительно взаимных чувств с Верочкой и выеденного яйца не стоят. Но мечтать мне никто не запретит, и если в прошлой жизни я так и не рискнул подкатить к учительнице, то что может помешать в этой реальности? Возраст? Пожалуй, это самая главная проблема. Однако, глядя на себя в зеркало, я видел уже не щекастого подростка, которым был в прошлой жизни в эти годы, и каковым вернулся в это тело из будущего… За почти месяц пребывания в своей юности я каким-то чудесным образом сумел слегка преобразить этот организм, теперь он выглядел пусть немного, но брутальное, и над верхней губой даже стал проявляться первый пушок. И самое главное, взгляд принадлежал не мальчишке, а 58-летнему мужику. Может, мне просто так казалось, однако, встречаясь со своим отражением в зеркале, я никак не мог отделаться от ощущения, что на меня смотрит взрослый человек.

Лена довольно уверенно встала за электромузыкальный инструмент «Юность-73», заявив, что ей уже как-то приходилось иметь дело с подобной моделью. И тут же на нём выдала «Клён» от «Синей птицы», да ещё и спела, пусть и без микрофона. Вообще-то песня от лица мужчины, но голос клавишницы оказался хорошо поставленным, даже немного грубоватым для её возраста, так что у меня даже закралось подозрение, не курит ли она в свои 16?

– Отлично! – заявил я, когда мини-концерт закончился. – А теперь давайте попробуем исполнить ту же самую вещь с полноценным аккомпанементом. На будущее можно будет попробовать включать в наш репертуар песни советских ВИА, если, конечно, какие-то вышестоящие инстанции не будут иметь ничего против.

– Если мы станем выступать бесплатно, то и требовать с нас ничего не смогут, поскольку мы на своих концертах не наживаемся, – добавил умный Валя и тут же поправился. – Я так слышал.

– А кстати, народ, – подал голос Юрец. – Есть возможность выступить за деньги.

Эта фраза меня заинтриговала. Оказалось, в селе Кучки, где у Юрки живёт бабушка, через полторы недели, в субботу и воскресенье гуляет большая свадьба с кучей приглашённых. Музыкальное сопровождение должен был создавать местный гармонист, вот только родители жениха заявили, что такое событие случается раз в жизни, и они хотят видеть на свадьбе настоящий ансамбль. Даже готовы оплатить его выступление. Родители невесты, не желая ударить лицом в грязь, поддержали идею. Правда, выяснилось, что такие вещи обговариваются далеко заранее, а не за пару недель до бракосочетания. В общем, свадьбе грозило играться всё же под гармонь и частушки.

– Так у нас репертуара-то даже нет, – резонно заметил я.

– За полторы недели можно попробовать выучить с десяток песен, которые обычно поют на свадьбах, – сказал Валентин. – В том числе магомаевскую «Свадьбу».

– Нужно где-то достать ноты, аккорды, тексты… У вас есть?

Оказалось, у парней с этим загвоздка. На что я махнул рукой, мол, накидаю аккордов, а на ноты Валя потом сам, если захочет, переложит.

– И сколько за свадьбу готовы выложить? – задал я, наконец, самый животрепещущий вопрос.

– За несколько часов на сцене платят сотню. Плюс с утра доставка своим транспортом в село и обратно вечером в тот же день. В субботу, в смысле… Не говоря уже о халявном хавчике и выпивке.

– Насчёт выпивки, кстати… При знакомстве не стал говорить, вроде как не доросли ещё квасить, но сейчас скажу: в нашем коллективе «сухой закон». Если решили где-то прибухнуть – за пределами училища, на репетиции в пьяном или похмельном виде являться запрещено. Все усекли?

Я посмотрел на Юрку, тот вздохнул, но возражений не последовало. А что касается свадьбы, то на нос при таком раскладе выходило почти по семьдесят рэ. Почему не по полтиннику, если делить на четверых? Потому что Лена именно в ту субботу намеревалась идти к подруге на день рождения, и пропусти она это событие – подружка обидится на всю жизнь. Так что в село могло поехать только трио, даже Валентин согласился поиграть на свадьбе.

Вот только кто нам разрешит забрать отсюда на два дня аппаратуру и инструменты? Идти к директору? Я живо представил себе эту картину, и у меня непроизвольно по коже побежали мурашки. Опять же, в субботу у нас учебный день, как сбежишь?

А перед глазами так и маячили красные червонцы с профилем Ильича, которые я мысленно уже тратил… На что? На джинсы не хватит, если только нас не пригласят ещё на несколько таких свадеб. Ну да не суть, деньги лишними никогда не бывают, этот факт я уяснил за свою предыдущую жизнь.

А может, попробовать решить вопрос, не привлекая директора. Например, с завхозом? Это у него ключи от актового зала, без него всё равно ничего отсюда не вынесешь. Но, чёрт возьми, это дополнительный риск. Из-за нескольких десяток можно влететь по-крупному. Ладно, решено, иду к директору.

Бузов всё ещё сидел в своём кабинете, когда я к нему постучался.

– Варченко, входи, – сделал он приглашающий жест рукой. – Рассказывай, что у тебя?

Ну я и рассказал… Правда, приврал, что свадьба у моей родни, слёзно просили выручить. А когда закончил, Николай Степанович посмотрел на меня с хитрым прищуром.

– Почему бы не дать заработать таким талантливым ребятам… Да и родня всё-таки, опять же – с ансамблем веселее, будет что вспомнить… Но вот я-то что с этого иметь буду?

– Прямо мои мысли читаетt, Николай Степанович, – улыбнулся я как можно обаятельнее. – Только что хотел вам предложить равную долю – все получают по двадцать пять рублей, включая вас.

– А эта, девочка ваша?

– Она не сможет с нами поехать, поэтому нас будет трое.

Бузов думал недолго.

– Ладно, даю добро. Моя доля пригодится для нужд училища. Иногда – сам понимать должен, хоть и молодой – что неучтёнка может пригодиться в любой момент. С завхозом сам поговорю, чтобы помог вам с погрузкой и вечером дождался.

А когда я уже был в дверях, вслед мне, словно бы с долей юмора, сказал:

– Ох и шустрый ты, Варченко! Чувствую, подведёшь меня когда-нибудь под монастырь. B eчти, если что – я про вашу затею ничего не знал, скажу, что это ваша самодеятельность.

Тёртый калач Бузов, ничего не скажешь, страхуется… Ладно, будем надеяться, обойдётся без эксцессов. Теперь оставалось договориться с организаторами свадьбы, и об этом я попросил, конечно же, Юрку. Пусть я номинально и руководитель ансамбля, но он там свой, ему и карты в руки. И ещё нужно было отрепетировать новые песни, список которых мы совместными усилиями составили. В него вошли, как уже говорилось, магомаевская «Свадьба», далее для танца жениха и невесты подойдут «Эти глаза напротив» или «Как прекрасен этот мир». Следом в список вошли «Всё, что есть у меня», «Не надо печалиться» из репертуара «Самоцветов» и «Там, где клён шумит» от ВИА «Синяя птица». А дальше я стал предлагать песни, которые, как выяснилось путём осторожных расспросов моих музыкантов, судя по всему, ещё не были написаны, иначе они бы о них слышали. Первым делом я предложил «Обручальное кольцо», похоже, она должна была появиться на свет в ближайшие год-два[21], если мне память не изменяет. Незамысловатый текст я помнил, а музыку подобрать не так уж сложно. Я даже не собирался приписывать себе авторство, заявил парням, что уже слышал несколько раз эту вещь, и странно, что они ещё не её слышали. То же самое я сказал и о песнях «Родительский дом», «Малиновка», и «Птица счастья», которые, судя по всему, тоже появятся через несколько лет. Подумав, внёс в список и «Электричку», которую в моей реальности пела Алёна Апина. Кстати, там же и железная дорога как бы фигурирует, можно и на концертах к Дню железнодорожника исполнять.

После этого я посчитал репертуар собранным. Ради ежедневных репетиций я отпросился у Храбскова на полторы недели. Мол, по вечерам нас будут гонять на Пензу-IV, разгружать вагоны с дынями и арбузами. Ну а что, реально же на втором курсе нас гоняли на арбузы. Юрка, съездив в ближайшее воскресенье в Кучки, до которых от Пензы километров 30, сумел договориться с брачующимися, вернее, с их родителями, и теперь уже отступать было поздно.

Разучивание песен проходило ударными темпами и, кстати, не сумело избежать внимания Бузова, заглянувшего как-то в актовый зал, за дверью которого было прекрасно слышно, что мы пели и играли.

– Молодцы, такие песни мне нравятся, – поддержал нас Николай Степанович. – Если вам на юбилейном концерте разрешат спеть и другие песни, кроме гимна и «Проводницы», то что-то типа «Электрички» как раз сгодится.

Субботнее утро порадовало солнечной, тёплой погодой. Как и договаривались, я был отпущен с занятий мастером по просьбе директора. Ровно в 9 утра Петренко открыл дверь запасного выхода, у которой уже топтались Валька с Юркой. Те сбежали из училища, прикинувшись прихворнувшими. Сработал фокус с градусником, которому я их обучил, а сам использовал когда-то в юности, если не хотел идти в школу или училище. Фокус основывался на серийности выпускаемых в стране градусников, которые были похожи, как братья-близнецы. Берёшь такой градусник, встряхиваешь его до нужной отметки, например, 37.5, и перед тем, как зайти в кабинет медсестры, суёшь подмышку. Медсестра даёт тебе свой градусник, который ты засовываешь во внутренний карман пиджака, а спустя несколько минут отдаёшь свой, с уже набитой температурой. Всё гениальное, как говорится, просто.

Ещё минут десять спустя подкатил 452-й УАЗ. За рулём «буханки» сидел немолодой, небритый тип в кепке.

– Малость заплутал, пока ехал, – заявил он, распахивая задние дверцы. – Вместо Пензы-I приехал на Пензу-III, хорошо, мне там быстро всё объяснили.

К тому времени инструменты и аппаратура уже стояли в предбаннике служебного выхода, оставалось всё лишь загрузить.

– Вы уж постарайтесь сильно не задерживаться, – с кислой миной напутствовал меня завхоз.

До Кучек добрались без происшествий, хотя последний участок дороги оказался грунтовкой, и нам пришлось крепко держать опасно раскачивавшиеся колонки. Оказалось, ввиду хорошей погоды – на дворе стояло бабье лето – свадьбу решили играть на свежем воздухе. Мы выгрузились на пустыре недалеко от сельского клуба, от которого к импровизированной сцене был перекинут электрический провод с тройником под три вилки. Я навскидку прикинул, что тройника нам по идее должно хватить: микрофоны, инструменты и колонки можно было одновременно запитать на «Трембиту», хотя на всякий случай мы захватили ещё один усилитель – УМ-50.

На пустыре уже стояли рядами длинные столы и скамейки, на которых через два часа предстояло разместиться гостям праздника. То есть времени на саунд-чек у нас имелось достаточно, и мы принялись за дело, не откладывая его в долгий ящик. Правда, предварительно пообщавшись с тамадой Виолеттой Фёдоровной. Это была полненькая, но очень живая женщина с невероятной причёской, над которой, видимо, в парикмахерской колдовали не меньше часа. Странно, подумал я, обычно тамада работает в тандеме с каким-нибудь диджеем или музыкальным коллективом, заранее решая все связанные с мероприятием вопросы, включая музыкальное сопровождение. Видимо, эта тамада (или этот) из числа любителей.

Виолетта Фёдоровна удивилась – ой, какие вы молоденькие – и поинтересовалась нашим репертуаром. Список песен её удовлетворил, хотя она и призналась, что названия нескольких видит впервые, после чего заверила нас, что договор в силе, и за три часа на площадке мы получим обещанные 100 рублей. Когда же я было заикнулся насчёт аванса, собеседница посмотрела на меня с чувством оскорблённого достоинства и произнесла с пафосом:

– Максим, у нас не обманывают!

При этом «у нас» произнесла с нажимом. Ага, знаем мы, как не обманывают… Но промолчал, понадеявшись на честность организаторов торжества.

Пока разогревались, стали подтягиваться любопытные сельчане, среди которых превалировали старики и дети. Один из шустрых пацанов лет семи на вид попытался даже залезть на сцену, но Юрок сумел как-то дотянуться до него и щёлкнуть по лбу барабанной палочкой. Больше таких поползновений никто из молодёжи и тем более стариков не совершал.

Подходили, кстати, и те, кто знал Максима, кричали ему всякую ерунду ни о чём, тот же сидел за барабанами такой довольный, что, казалось, вот-вот лопнет от гордости. После очередного антракта к нему пробилась его бабуля – вполне ещё бодрая старушка, буквально зацеловавшая нашего барабанщика.

По ходу дела стараниями нескольких человек, преимущественного женского пола, на столах появлялись спиртные напитки и закуски, доставляемые из клуба. Видимо, он использовался сейчас как кухня. При виде простых, но сытных угощений у меня началось обильное слюноотделение, так что попытка спеть могла вызвать затруднение. Тырить еду со стола посчитал ниже своего достоинства. Видимо, заметив мои страдания, Виолетта Фёдоровна быстренько организовала нам лёгкий перекус, которого вполне хватило, чтобы утолить голод.

Наконец начали подтягиваться гости, а вот и новобрачные подъехали. М-да, век лимузинов и свадебных кортежей в этих краях наступит нескоро, думал я, глядя, как очередная пара молодожёнов покидает салон 21-й «Волги», а рядом паркуются мотоциклисты на «Днепрах», «Уралах», «Минсках», «ИЖаках» и «Восходах»… У одного парня даже была «Ява», причём с коляской, в которой сидели сразу двое гостей, не считая расположившейся за спиной мотоциклиста девицы.

Ну тут мы и грянули «Обручальное кольцо». Народ сначала офигел от незнакомой песни, но со второго припева несколько голосов подхватили: «Обручальное кольцо-о-о, не простое украшенье-е-е…» Последний припев орали считай все собравшиеся, после чего по требованию особо активной части гостей песню пришлось исполнять на бис.

Затем все наконец расселись за столами и тамада приступила к выполнению своих обязанностей.

– Дорогие молодожёны, вот и свершилось это важное великое событие в вашей жизни – вы стали мужем и женой… Пусть ваша жизнь будет лёгкой и воздушной… Поклонитесь родителям за то, что вас родили, за то, что воспитали…

И всё в таком духе. Народ уже начал нервничать – водка на столах стыла. Кто-то самый нетерпеливый потянулся к бутылке. Наконец речь закончилась, и последовала команда поднять тост за молодых. Потом за родителей. Потом ещё за что-то… Когда народ малость набрался, Виолетта Фёдоровна дала нам отмашку, и я, сказав в микрофон, что песня посвящается родителям молодожёнов, посмотрел на Вальку, после чего тот затянул:

Ну а что, не моим же относительно нежным, ещё не сломавшимся голоском это петь, тут нужен голос тональностью пониже. Затем мы сыграли «Всё, что в жизни есть у меня…» Эту песню народ уже знал и многие сразу её подхватили. А уж когда все как следует приняли на грудь и веселье полилось через край, мы и магомаевскую «Свадьбу» пустили в ход. Пели дуэтом с Валькой, один я бы надорвался, да и ему сольно вокалировать было не с руки. Потом я, взяв инициативу в свои руки, объявил танец молодожёнов, и мы заиграли «Клён». Куплет я исполнял один, на припеве подключался бас-гитарист. Туфли у невесты были на средней высоты каблуке, и танцевать на пусть и утоптанной, но всё же земле оказалось не так комфортно, как если бы всё происходило в клубе. Но пара справилась, и я подбодрил их криком:

– Блестяще! Все просто любовались вашим танцем! А теперь танцуем все!

Я ударил по струнам, и зазвучала «Птица счастья». Изрядно разогретые спиртным гости тут же ринулись в пляс. Потом они так же отплясывали под «Электричку». Глядя на довольных сельчан, я и сам испытывал чувство, как говорится, глубокого удовлетворения. Похоже, первый блин – выступления перед Бузовым не в счёт – получился не комом.

И словно сглазил! Сначала, услышав женский визг, я подумал, что это кто-то слишком бурно радуется за молодожёнов. А когда увидел, откуда исходит источник звука, понял, что ошибался. Женщина лет тридцати пяти визжала по причине того, что её лупил какой-то мужик, охаживал своими кулачищами так, что мама не горюй. Один из гостей попытался было схватить драчуна за руку, но отлетел в сторону на пару метров и на четвереньках пополз в сторону. И при этом основная масса народу делала вид, что ничего криминального не происходит, продолжая нестройными голосами подпевать нам и отплясывать. Разве что Виолетта Фёдоровна скакала рядом с местом побоища и растерянно размахивала руками.

Понятно, какая свадьба без баяна… То есть без драки?! Но женщину-то зачем бить? Я решительно остановил исполнение песни и сказал в микрофон:

– Товарищи, что же это такое? На ваших глазах женщину бьют, а вы делаете вид, будто ничего не происходит!

– Да это Васька свою жену гулящую лупит, Таньку. Он всегда её бьёт, когда выпьет, – пьяно заржал оказавшийся возле сцены мужичок. – А дураков лезть под его кулаки нэма. Хочешь – сам попробуй.

И снова заржал аки конь. Ладно, раз здесь собрались одни трусы, за дело возьмётся 15-летний пацан. Двигаюсь к ревнивому Василию, пока не представляя, как мне совладать с этим здоровяком, в котором, кстати, не так уж и много жира. Такой заедет в сопатку – мало не покажется. Но отступать поздно, назвался груздем…

Ревнивец не обращал на меня внимания до тех пор, пока я не схватил его за руку, которой он намеревался нанести своей скрючившейся на лавке жене ещё один удар. Надо же, моих силёнок хватило, чтобы предотвратить это самое действо, могущее обернуться очередным синяком на довольно-таки симпатичном лице Татьяны. Не исключено, что и впрямь блядует, так ведь пусть этот доморощенный Отелло сначала поищет недостатки в себе, ведь не просто так женщины бегают налево.

– Ты кто, пацан? – глядя на меня мутными глазами, спросил Вася, пока не делая попытки освободить руку.

– Неважно… Давай-ка, Василий, прекращай жену бить, да ещё при всём честном народе. Тут свадьба, а ты разборки устроил, потерпел бы до дома. А вообще стыдно должно быть такому здоровому мужику, как ты, лупить хрупкую женщину.

– Да пошёл ты на… Танька – блядь подзаборная, я её за дело наказываю, а ты иди отсюда на…

Два раза послал, а это уже перебор. Я отпустил его руку, а секунду спустя той же правой провёл размашистый, с оттяжечкой удар в район излюбленной печени, благо что соперник успел вновь переключить внимание на гулящую жену, почему-то даже не сделавшую попытки убежать. Вася тут же согнулся пополам, а в следующее мгновение содержимое его желудка с характерным звуком оказалось извергнуто на пожелтевшую травку.

– Вот это удар! – прокомментировал кто-то из стоявших рядом мужиков.

– Помогите ей кто-нибудь.

Я кивнул на зашуганную жену драчуна, размазывавшую по лицу тушь вперемешку со слезами. А тот неожиданно пришёл в себя очень быстро. Только что хрипел, выплёвывая блевотину, и вот уже выпрямляется, а в глазах плещется уже не водка, а голимая ярость.

– С-с-ука…

Вася хватает со стола нож с приличных размеров лезвием, и я понимаю, что сейчас меня будут резать. Если я, конечно, не убегу. Но бегать от этого недоумка мне совершенно не хотелось, а потому я тоже схватил со стола… Но не нож, а полупустую бутылку шампанского с заткнутым пробкой горлышком. И когда в мою сторону, сверкнув на солнце, словно бы в замедленной съёмке, начало своё движение лезвие ножа, я, держа бутылку за горлышко, обрушил толстое стекло на лучезапястный сустав супостата. По голове бить не стал, такой бутылкой можно и череп проломить, а мне совсем не хочется начинать свою новую жизнь со срока на малолетке, где вроде бы нравы даже похлеще, чем на взросляке.

Однако, когда я явственно услышал хруст ломаемой кости, всё внутри меня дрогнуло. В следующее мгновение уже невооружённым глазом можно было увидеть, как рука нападавшего немного искривилась возле запястья.

– Убили-и-и!

Ну и звонкий же голос у несчастной супруги этого Василия. Всё-таки русская душа по сути своей парадоксальна. Только что вопила под ударами пудовых кулаков своего муженька, а сейчас уже орёт, что его убили.

– Что ж ты, ирод, руки-то людям ломаешь?! Ваську нашего инвалидом сделал!

Это уже какая-то тётка на меня накинулась чуть ли не с кулаками. Да и остальные негодующе гудели, выставляя меня чуть ли не фашистом и маньяком-убийцей. И это меня так взбесило, что я заорал:

– А ну тихо!

И когда гул стих, разве что побитая Татьяна продолжала причитать над сидевшим на земле Василием, который баюкал сломанную руку, продолжил чуть более тихо:

– Что ж вы за люди-то такие? На ваших глазах этот невменяемый тип буквально убивал женщину, а заступиться за неё попытался только один, и тот, получив по морде, отползсторону. А когда я остановил избиение, на меня накинулись с ножом. Я не пойму, у вас это считается в порядке вещей, вот так, когда здоровенные амбалы бьют женщин и кидаются на людей с ножами? Тогда я могу вам только посочувствовать. И, в конце-то концов, я что, должен был стоять и покорно ждать, пока этот невменяемый тип понаделает во мне дырок? Да я его, считайте, от тюрьмы спас! За убийство несовершеннолетнего он бы схлопотал лет десять. А так одолжение даже сделал, и не только ему. Из-за сломанной руки Василия его несчастная жена месяца три сможет чувствовать себя спокойно. Вы согласны или имеются возражения?

Ответом мне была тишина. Люди стояли и молча переглядывались, только Татьяна стенала и стенала, как заведённая пластинка. И тогда я решил, что, пожалуй, представлений на сегодня достаточно.

– Виолетта Фёдоровна, думаю, мы своё отработали с лихвой, – повернулся я к лупавшей глазами тамаде. – Извольте произвести расчёт. И насчёт машины распорядитесь, чтобы доставили нас туда, откуда забирали.

– А если он или его жена в милицию заявление накатают? – спрашивал Валентин, придерживая на грунтовке опасно раскачивающиюся акустическую колонку.

– Не накатают, я их знаю, – махнул рукой Юрец. – Этот Васька уже как-то отсидел срок, ему в ментовку западло идти, и Таньке своей запретит. Придумают что-нибудь, типа неудачно упал и сломал руку.

А я думал, что ни в чём нельзя быть уверенным наверняка. Меня всё ещё малость потряхивало после произошедшего, и воображение невольно рисовало возможные последствия моего в общем-то благородного по отношению к даме (если эту Татьяну можно было так назвать) поступка.

К училищу мы подъехали уже затемно.

– Ну наконец-то, – сказал завхоз, отпирая дверь служебного выхода, – я уж думал, может, сегодня и не обернётесь.

В половине восьмого мы вчетвером вышли из училища. Донельзя довольный Петренко с пятью рублями в кармане (я не удержался от оплаты его времени) двинулся к подземному переходу, мы с Валей и Юркой какое-то время шли вместе, обсуждая перипетии поездки.

Дома я собирался гордо выложить перед матерью честно заработанные двадцать рублей за минусом пятёрки на на пузырь и закусь завхозу. Я не скрывал от неё того, что мы ездили калымить на свадьбе, в этом ничего постыдного нет, а деньги – вот они, приятно шуршат в кармане. Однако, не успев переступить порог, услышал новость, что дядю Вову забрали.

– Куда? – опешил я, не сразу вспомнив, что сам же и писал письмо в горздравотдел.

– Так в больницу, к туберкулёзникам. Приходили участковый и бригада врачей, оказывается, кто-то их жильцов написал анонимку, что в доме проживает больной туберкулёзом. Нам участковый это письмо показывал. Ну теперь хоть бояться не будем, что заразу подцепим… А ты как съездил?

Рассказал, не упоминая инцидент с Василием, выложил перед мамой на стол честно заработанные, она поохала (какой ты у меня молодец, добытчик), и помчалась на кухню, греть ужин. В комнате было есть спокойнее, но и на кухне у нас имелся столик, и на этот раз я решил перекусить, сидя за ним. Мама, убедившись, что на столе всё есть, пошла смотреть «Шире круг».

Когда я уже заканчивал расправляться со шницелем и пюре, услышал за спиной звук открываемой двери. Тут же прекратил есть, сообразив, кто вышел из соседней комнаты, откуда доносились приглушённый звук телевизора, возле которого Тикуняев-младший мог сидеть часами, даже если шли передачи для взрослых.

– Максим, спасибо тебе!

Едва не поперхнувшись, я обернулся к соседке:

– За что, тёть Маш?

– Что помог брата в больницу пристроить.

– Да с чего вы…

– Я же знаю, что это ты письмо на своей машинке напечатал, ни у кого в нашем доме машинки больше нет. Я ведь и сама боялась, как бы мы с Андрейкой эту самую палочку не подхватили, но не выгонять же брата на улицу… Так что ещё раз спасибо тебе!

Фух, вроде обошлось, подумал я, когда за соседкой закрылось дверь в её комнату. Я не подтвердил вслух, что это моих рук дело, но и не опроверг. Ну и хорошо, что ещё и тёте Маше угодил. Да и больного, может, малость подлечат в больнице. Короче говоря, одним добрым делом больше.