Второй шанс 1

Глава 5

Удивительно, но в назначенное время оба и впрямь дожидались меня у подъезда. Бегать-то мне одному скучно не было, я, когда бегу, особенно неторопясь – о чём-нибудь размышляю или в голове крутится какая-нибудь незамысловатая песенка. Сейчас я тоже на ходу продумывал дальнейший сюжет книги, но пацаны даже во время пробежки умудрялись то и дело приставать ко мне с какими-то дурацкими вопросами. В конце концов, пришлось их слегка приструнить, мол, своей болтовнёй собьёте дыхалку, а нам ещё два круга вокруг сквера. Подействовало, словно бы я являлся негласным лидером.

По прежней жизни в этой компании ведомым был, пожалуй, только Андрюха, наверное, как самый слабый физически, хотя мы с Игорем ничем не демонстрировали какого-то превосходства.

Закончив пробежку, я принялся работать со скакалкой, а Игорь делать растяжку. Андрюха тоже стал тянуть ноги. Следующим упражнением у меня был «бой с тенью». Игорь, закончив с растяжкой, начал работать какое-то простенькое ката. Или какой-то, за 58 лет предыдущей жизни я так и не удосужился прояснить этот вопрос, тем более что герои моих книг к карате имели весьма отдалённое отношение. Если и брутальные самцы – то обычно бывшие офицеры и рукопашники. Андрей, подумав, попробовал повторять за Игорем. Всё же карате эффектнее бокса, хотя сойдись каратист и боксёр в реальном бою, ещё неизвестно, кто оказался бы сильнее.

В училище под горку как обычно шёл пешком, по привычке предавшись размышлениям. В том числе о том, как мне разорваться между книгой, боксом и музыкой, хотя будущее ансамбля виделось пока весьма туманным. Похоже, пресловутого Витю Селезнева я уже переплюнул. Репетиции, в общем-то, можно устраивать через день, чередуя с тренировками. Тогда на книгу остаются два-три часа перед сном, и воскресенье.

Конечно, можно писать, используя каждую свободную минуту. На уроках, например, таких, как литература, где обычно ничего не нужно конспектировать, сиди и слушай учителя. Парта моя третья в крайнем ряду возле окна, возможно, Верочка и не обратит на меня внимания, если я удачно спрячусь за спину впередисидящего. Или писать на переменах, но это уж совсем крайний случай, не успеешь сосредоточиться, забившись в какой-нибудь дальний угол – как звонок на урок.

В фойе всё ещё висело объявление о поиске бас-гитариста и барабанщика, только я его сорвал. Если ещё никто не отозвался, то уже и не отзовётся. Так что придётся и впрямь шлёпать в «кулёк», а возможно, и в музучилище. Культпросвет от вокзала недалеко, в квартале, сначала на разведку туда зайду, после уже можно и до музучилища прогуляться. В будущем оно будет располагаться на Захарова, которая до 1980-го будет называться Коммунальной. Пока же училище на Московской, за магазином «Снежок» с его обалденным мороженым, и как раз по дороге: если с «кульком» не повезёт – зайду туда.

Сегодня первым уроком была история. Появившись в аудитории, обнаружил небольшое столпотворение. Оказалось, одногруппники обсуждают новые джинсы Кости Воронова. Он же – Ворона. Тут как-то само собой почти у всех появились клички. Обычно сообразно фамилиям. Вот и у меня теперь было прозвище Варчелло, по моему мнению, уж всяко лучше, чем Щебень. Что-то итальянское, почти Марчелло Мастроянни.

Ну а на Вороне сверху привычные костюм и рубашка, а на ногах – джинсы «Levi's». По его словам, в выходные он ездил с родаками на рынок в Ухтинку, где они и купили ему эти штаны. Джинсы обошлись родителям Костика в полторы сотни, хотя изначально продавец просил 170. Похоже, тот, кто впарил Вороновым штаны из джинсовой ткани, всё равно хорошо наварился. На первый взгляд, может, это и не было слишком заметно, но я-то, немало изучавший «джинсовый вопрос» по ходу сочинения своих опусов, да и с молодости кое-что помнивший, видел кое-какие несостыковки. То, что по ходу носки на штанинах должны появиться потёртости, но они не появятся – покажет время. Но местами кривоватые швы и торчащие кое-где нитки не оставляли сомнений, что культовые штаны пошиты явно не в Штатах.

Джинсы в этом времени мне уже встречались, не сказать, что какой-то супердефицит, но всё же достать фирму́ стоило немалых денег. Джинсы, в которых сейчас щеголял Воронов, стоили максимум рублей 50, но, глядя на сияющую физиономию сокурсника, я не стал его разочаровывать.

Кстати, мне бы джинсы тоже не помешали, пусть бы даже и такие, как на сокурснике. А то в училище хожу в одном и том же костюме, да и на повседневку особого выбора нет. Тут не столько вопрос престижа – хотя ловить на себе заинтересованные взгляды, особенно девиц, несомненно приятно – сколько удобства. Гладить джинсы не надо – натянул и пошёл. Или нынешние джинсы без стрейча всё же надо? Ладно, не суть важно, к тому же маркость джинсов куда ниже брючной ткани, опять же, они крепче, недаром их когда-то придумали как рабочую одежду. Вот только их покупать пока не на что. Если я маму попрошу, пожалуй, она не откажет, найдёт деньги купить мне такие штаны. Правда, на семейном бюджете покупка отразится не в лучшую сторону.

М-да, к сожалению, или счастью, но я не герой моего нового романа Витя Фомин, которого родители одевали с иголочки. Честно сказать, я никогда за модой не гнался, для меня на первом месте всегда стояла практичность, и джинсы прекрасно вписывались в эту парадигму.

Как и кроссовки! Более удобной обуви, чем кроссовки с ортопедической, пружинящей стелькой, я в своей жизни не встречал. Жаль только, что сейчас в Пензе такие кроссовки точно не достанешь. Да и не факт, что в Москве или Ленинграде получилось бы найти, возможно, такие стельки для кроссовок ещё нигде не выпускают.

Купить просто фирменные кроссовки – тоже проблема. Либо нужно отстоять огромную очередь, когда случайно узнаешь, что их где-то выкинули, либо идти к фарцовщикам, брать с переплатой. Следующей весной к моему дню рождения, если память не изменяет, мама где-то достанет чешские «Ботас», в которых я прохожу до самой осени. Болгария, помнится, тоже поставляла в Союз кроссовки, назывались они кажется «Трейнинг». В 80-е у меня были немецкие «Ромика», а потом получилось и «Адидас» достать.

Кстати, когда мастер увидел на Вороне джинсы, сделал тому выговор, заявив, что училище – не танцплощадка, да и оттуда его погонят поганой метлой. И завтра чтобы пришел в обычных, тщательно выглаженных брюках.

На уроке мне удалось в специально захваченной из дома общей тетради написать пару страниц из второй главы будущей книги. Учитель истории Георгий Михайлович носил очки с сильными линзами, возможно, он просто не видел толком, чем я занимаюсь во время урока.

Урок литературы открывал вторую пару, и тут я планировал продолжить работу над романом. Удалось мне это наполовину, так как в середине урока Верочка всё же заметила, что я занимаюсь посторонними делами.

– Варченко, что ты пишешь?

Блин, вот же засада! Сказать – конспектирую её речь – прозвучит глупо, да и вдруг захочет посмотреть написанное… Я резко захлопнул тетрадь, наклонился и спрятал её в стоявшую на полу у парты сумку.

– Ничего, Вера Васильевна, – чувствуя, что краснею, ответил я.

– Как же ничего, когда я только что видела своими глазами, как ты что-то пишешь. Дай, пожалуйста, мне тетрадь.

Она встала рядом, протягивая руку, и в этот момент я почувствовал, как сильно её хочу. Даже нижнюю губу прикусил чуть ли не до крови, чтобы хоть как-то утихомирить свою взбунтовавшуюся плоть.

– Вера Васильевна, – выдавил я из себя, – я дам вам тетрадь, но только после урока. И готов буду ответить на любой ваш вопрос.

В аудитории послышались смешки, а щёки Верочка тоже начали алеть. Я её понимал, с одной стороны, надо продемонстрировать авторитет учителя, а с другой, ей явно не хотелось затевать конфликт. Тем более с учеником, который, в отличие от остальных, неплохо разбирался в литературе.

– Хорошо, после урока подойдёшь ко мне с тетрадью.

Она вернулась к доске, на которой красивым почерком мелом было написано: «Образ главного героя в романе И. А. Гончарова «Обломов». Кстати, фильм Михалкова по мотивам произведения мне нравился больше, чем книга. И режиссёр гениальный, и актёрский ансамбль – мечта!

До конца урока я сидел, как на иголках. Ещё примостившийся рядом Серёга Стрючков, который стоически терпел своё прозвище Стручок, то и дело лыбился, косясь в мою сторону. Он ещё в начале урока шёпотом интересовался, чего это я пишу, на что был дан честный ответ – роман.

– Что, серьёзно или прикалываешься? – спросил он.

– Серьёзно, – подтвердил я, – но только это между нами. Пацаны узнают – начнётся стёб на всю рогачку.

Значение слова «стёб» Серёга, я так понял, знал, так как дополнительных вопросов в этом плане не последовало. Зато последовал вопрос о сюжете, и тут я прошептал, что всё потом, на перемене, идёт урок, нас услышат, и вообще он меня отвлекает. Похоже, придётся знакомить с сюжетом не только его.

Дождавшись, когда после звонка класс опустеет, я подошёл к учительскому столу и со вздохом положил на него тетрадь. Стоя рядом, наблюдал, как Верочка немного смущённо открывает текст и пытается разобрать мой не самый плохой, но и далеко не идеальный почерк.

– Что это, какой-то рассказ?

Оно подняла на меня свои показавшиеся мне огромными глаза, и я невольно сглотнул слюну.

– Вроде того… Роман.

– Роман?!

– Угу.

– И он о войне, исходя из фрагмента, с которым я ознакомилась?

– Да, но с примесью фантастики в самом начале. Это я пишу черновик второй главы, а в первой наш современник, студент, по воле случая оказывается под Волоколамском в ноябре 41-го. Его контузит взрывом, после чего он попадает в плен, ну и дальше побег, партизаны… Надеюсь, читателю будет интересно.

Фух, ах испарина на лбу выступила, словно тяжелейший экзамен сдаю. Вот что значит гормоны. А Верочка протягивает мне тетрадь и спрашивает:

– А можно первую главу почитать?

– Хорошо, завтра принесу отпечатанный текст.

– Отпечатанный?

– Ну да, сначала черновик на бумаге ручкой пишу, потом перечитываю, вношу исправления, и чистовик печатаю уже на машинке. Мне мама её в прокате взяла, а история сотрудника проката, оказавшегося пережившим плен фронтовиком, как раз и легла в основу сюжетной линии.

– Господи, такое чувство, будто я разговариваю с взрослым человеком, – пробормотала педагог, касаясь длинными, тонкими пальцами высокого лба и глядя куда-то в пространство.

Затем, снова подняв на меня взгляд, с некоторой укоризной в голосе сказала:

– Ну а почему ты пишешь на уроке?

Объясняю ситуацию с острым дефицитом свободного времени, вижу в глазах Верочки понимание, однако на прощание она говорит:

– Максим, можешь быть свободен, но в дальнейшем я бы тебя попросила на моём уроке не отвлекаться на свои книги, а слушать преподавателя. Могу я на это рассчитывать?

Ей бы ещё очки в чёрной оправе, поверх которых она бы на меня строго посмотрела, да указку в руки – натурально ролевые игры получились в стиле учитель-ученик. Тьфу ты, да что ж за всякая фигня в голову лезет! Выпаливаю: «Конечно, Вера Васильевна!» и чуть ли не бегом покидаю класс.

Фух, вроде бы можно облегчённо выдохнуть, и вообще в глазах Верочки, вероятно, после ознакомления с моими литературными потугами я немного вырасту. Однако понимаю, что лишился 45 минут, которые мог уделить будущей книге. Таким образом, придётся окончательно забить на личной жизни типа качался в подвале, тем более мне и так тренировок хватает. Детство закончилась, не успев начаться, отныне каждая свободная минута посвящается рождению романа, на который я сделал серьёзную ставку. Бокс, музыка – это ещё как получится, бабушка надвое сказал. Сломаю (тьфу-тьфу) завтра руку – и прощай спорт. Ещё и печатать на машинке не получится. Если ломать, то левую, правой смогу хотя бы ручкой по бумаге выводить каракули. На гитаре одноруким тоже не поиграешь…

Да на фиг такие мысли, всё будет хорошо! Нужно всегда настраивать себя на позитивный лад, давно заметил по прежней жизни, что…

– А, Варченко! Как дела с ансамблем продвигаются? Гимн готов?

Этого ещё не хватало… Навстречу мне в компании мастера группы вроде бы третьего курса двигался директор училища Бузов, который ещё издали начал свой спич.

– Здравствуйте, Николай Степанович! Гимн готов, а вот ансамбль ещё не собран. Не нашлось в училище ребят, способных играть на бас-гитаре и барабанах. С вашего разрешения я сегодня загляну в культпросветучилище, на эстрадное отделение, может, там удастся с кем-то из студентов договориться.

– Чужих хочешь привести?

– Так ведь ради общего дела, – добавил я в голос просительности. – Училищу ансамбль позарез нужен. На любом мероприятии сможем выступить. Я ещё боюсь, что у нас пары идут параллельно с культпросветом, приду – а там все разошлись. Вот если бы меня на один урок отпустили, благо тут идти десять минут…

На лице директора появилось выражение, которое можно было трактовать как «а не охренел ли ты, сынок?» Однако секунды две спустя Николай Степанович задумчиво почесал переносицу и изрёк:

– Ну сходи, посмотри, только учителя предупреди, что я тебя отпустил.

– А ещё нужно оперативно собрать хор, человек шесть-семь и то неплохо было бы, – наглея, добавил я. – Согласитесь, Николай Степанович, моё сольное исполнение вряд ли придаст гимну нужную мощь, а вот сразу несколько глоток… Ну, сами понимаете. Так что хорошо бы срочно поискать в стенах училища голосистых ребят и девчат.

– Ну так и ищи, я видел твоё объявление, когда ты музыкантов искал, повесь такое же.

– Боюсь, будет тот же эффект, – грустно улыбнулся я. – Нужно устроить смотрины, и я сам отберу подходящие кандидатуры.

– Когда хочешь устроить? Сегодня?

– Сегодня я хочу найти ребят для ансамбля, а смотрины можно и завтра устроить.

– Ладно, так и сделаем… Кстати, название ансамблю придумал?

Опаньки, а вот с этим я как-то тормознул! Ведь логично же, если создаёшь музыкальный коллектив, то первым делом должно быть готово название. Как корабль назовёшь… Ну вы поняли. А тут в круговерти неотложных дел совершенно об этом не подумал. Шестерёнки в моей голове закрутились с такой скоростью, что, кажется, даже уши покраснели, хотя как это между собой связано – для меня загадка. Мысль была одна, чтобы название группы, то бишь ВИА, имело какое-то отношение к железной дороге. И тут меня осенило.

– «Гудок», – выпалил я.

– «Гудок», – повторил Бузов. – Что ж, неплохо, пусть будет «Гудок». Правда, так газета называется, нов общем-то мне нравится, сразу понятно, от какого ведомства ансамбль.

Это да, только на афишах, если до этого дойдёт, а желательно и на мембране бас-барабана (он же бочка) будет красоваться надпись «ГудОк». Отсылочка в английский язык, good и okay. А в идеале почему бы везде не писать на английском название коллектива? «GoodOk» – очень даже классно, но боюсь, Бузов не оценит по достоинству мой креатив.

Так что урок физкультуры я с чистой совестью пропустил, проведя освободившийся час в стенах культпросветучилища. Подходя к нему, невольно вспомнил трагедию, которая случится 27 октября 1993 года. Из-за пожара в разгар учебного дня погибнут двое преподавателей и семь студенток. В числе моих обязательств перед самим собой вырисовывается ещё один пожар, который я могу предотвратить. Дожить бы ещё…

В здание я проник без особых проблем. Это в постсоветском будущем на волне терактов в фойе учебных заведений сажали строгого вида охранников, зачастую предпенсионного возраста, которые и за себя-то не могли постоять, а иногда это вообще были оплывшие к старости тётки. Сейчас же за столом напротив гардероба сидела очкастая студентка с повязкой дежурной, которая при моём появлении оторвалась от чтения «Комсомольской правды».

– Опаздываешь, урок уже начался, – сказала она мне, видимо, приняв за своего.

– Девушка, увы, я не ваш студент, хотя заниматься рядом с вами почёл бы за великое счастье! Однако пришёл в этот храм искусства в надежде кое-что – а вернее кое-кого – обрести. Не будете ли вы так добры, милейшее создание, подсказать, в какой аудитории я могу найти учащихся эстрадного отделения?

– Какой курс вам нужен? – почему-то осипшим голосом спросила зарозовевшая девица.

– Э-э-э… Пожалуй, второй или третий меня устроят, – сказал я, понимая, что с первокурсниками, только начавшими обучение, связываться нет смысла.

– Вот расписание на стене.

Изучив его, я поблагодарил малость оцепеневшую дежурную и уверенно прошествовал мимо, поднявшись по лестнице на второй этаж. А вот и нужная аудитория, хотя обнаружить её можно было и не зная номера, ориентируюсь лишь на доносившиеся из-за двери звуки. Второй курс играл какой-то незнакомый инструментал, в паузах слышался зычный баритон педагога.

Сунуться туда не рискнул, до звонка простоял напротив двери класса. Наконец урок закончился, дверь распахнулась, в коридор неторопливо потекли студенты, у каждого в руках – футляр. Своей жертвой я выбрал долговязого, носатого очкарика с футляром из-под акустической гитары.

– Привет!

– Привет!

– Меня Максом зовут. Я учусь недалеко от вашего «кулька», в железнодорожном училище.

– Гольцман Валентин, – представился долговязый, аккуратно пожимая протянутую ладонь.

– Давай к окну отойдём, поговорим. Я тебя надолго не задержу.

На объяснение ситуации ушло меньше минуты, после чего долговязый Валентин погрузился в размышления, которые, к его чести, длились недолго.

– В общем-то, на бас-гитаре я и сам немного играю, поэтому могу попробовать, если ты не против. Главное, чтобы это не мешало учёбе. На барабанщиков у нас двое учатся, но один уже играет в ансамбле, да и характер у него, если честно, говнистый, – по секрету, понизив голос, сообщил Валентин. – А вот с Юрой Скопцевым можно поговорить. Ты пока никуда не уходи, я сейчас его приведу.

Юра оказался полной противоположностью Валентина – коренастым крепышом, и таким рубахой-парнем.

– А что, я с удовольствием в группе постучу, – заявил он и тут же со смешком поправился. – В смысле, побарабаню. А как группа-то называется?

Пришлось ещё с полминуты потратить на разъяснение своей затеи с названием, что вызвало у моих собеседников одобрительные возгласы.

– Да, здорово было бы на бочке латиницей название ансамбля написать, – вздохнул барабанщик. – Но если у вас такой строгий директор, действительно, вряд ли он разрешит… Или может всё-таки попробуем, а? Напишем, а если уж докопается – перепишем на русском.

– Можно попробовать, – после взятой на раздумья паузы согласился я. – Ну так что, тогда сегодня после уроков к четырём я вас жду в своём училище?

– Может, лучше в пять? – осторожно предложил Валентин с характерной фамилией Гольцман. – Мы бы перекусить успели, я живу не очень далеко отсюда, да и Юра…

– Музыкант должен быть голодным, – парировал я. – Но вообще-то у меня вечер относительно свободный, тренировка завтра, так уж и быть, давайте в пять. Я вас буду внизу ждать, проведу, если кто возникать начнёт. И, давайте договоримся сразу… Понятно, что я младше вас на год, но идея создания ансамбля на мне, а лидер в коллективе должен быть один, и в этой роли я вижу себя. Последнее слово всегда должно оставаться за мной. Если есть возражения, то говорите сразу, чтобы потом из-за этого не возникло разногласий.

Парни переглянулись, Валентин пожал плечами:

– Да я особо и не претендую на лидерство.

Этот-то понятно, по нему видно, что ведомый по жизни. Юра размышлял дольше, но всё же и он согласился признать меня вождём. Засим с лёгким сердцем я отправился в училище, а парни на следующий урок.

Вот ведь, напомнил Валя про хавчик, и у самого под ложечкой засосало. Не чинясь, на Привокзальной площади подошёл к тётке, торговавшей «тошнотиками», взял сразу пять штук на 20 копеек. Два пирожка с ливерной начинкой схомячил по пути в училище, три завернул обратно в кулёк из промасленной бумаги и заныкал в сумку, может, до вечера снова проголодаюсь. Интересно, изжога мне обеспечена или пронесёт?

Когда без четверти пять после настройки аппаратуры в актовом зале я спустился вниз, Валя с Юрцом уже топтались у входа в училище. Юра захватил с собой палочки, хоят я и говорил, что у меня имеются аж две пары, хорошо хоть Валентин не притащил гитару. Провёл их наверх и тормознул на пороге актового зала, кивнув в сторону сцены.

– Вот моё, вернее, наше богатство. Всё в рабочем состоянии, всё настроено, даже микрофон подключен.

– А неплохая установка, – одобрительно заметил Юра. – У нас в училище тоже такая есть, но на ней редко разрешают барабанить, обычно мы репетируем на энгельсских, их вроде как не жалко.

Юра тут же уселся за барабаны и принялся выбивать незамысловатый бит, добавляя хай-хет[15] и изредка крэш[16]. Я про себя отметил, как он довольно умело лавирует синкопами[17]. Валя, не теряя времени, знакомился с бас-гитарой. Сначала осмотрел её со всех сторон, чуть ли не обнюхал, только после этого воткнул шнур и цапанул первую струну. Юра сделал паузу, во время которой новоиспечённый басист исполнил что-то то ли джазовое, то ли блюзовое.

– Может, тебе медиатором удобнее? – спросил я, когда Валя сделал паузу.

– Да пока нормально, у меня на подушечках и так уже мозоли от струн, вряд ли будет намного хуже. Может, подключишь свою гитару и попробуем что-нибудь сыграть?

Что ж, меня дважды о таких вещах просить не надо, я и сам уже собирался это сделать.

– Для начала попробуем что-нибудь простенькое, – предложил я.

После недолгой дискуссии выбрали неторопливую «Girl» – проще уже некуда. Сыгранность появилась с третьей попытки, а с четвёртой я уже добавил свой вокал. Жаль, нет у нас ни микшера, ни магнитофона, интересно было бы послушать нас в записи. Затем мы попробовали «Звёздочку» группы «Цветы». Когда я подключил свой вокал, вошедший во вкус Валентин даже мне подпевал на припеве: оказалось, он фанат битлов и многие их песни знает наизусть, и при этом ещё и голос неплохой, слегка погрубее моего, а в целом дуэтом выходило вполне даже симпатично.

– Чё, может, перекур?

Юра вытащил из внутреннего кармана висевшего на спинке стула пиджака помятую пачку «Явы».

– Форточку открою, лады?

– Курить в туалете, – отрицательно покачал я головой. – Завхоз ещё здесь, если унюхает – нам кранты.

Тут же вспомнил, как сам завхоз дымил у форточки, пока я ковырялся в усилителях. Но что дозволено Юпитеру… Напомнил барабанщику, чтобы и в сортире на всякий случай курил в форточку, запах никотина в стенах училища приравнивается к уголовному преступлению. А затем, когда Юрец вернулся из туалета, он заявил, что после курева ему что-то «жрать захотелось».

– А у меня как раз три «тошнотика» в сумке, по штуке на брата.

Перекусив, мы вплотную занялись «Гимном железнодорожников», ещё в «кульке» я объяснил парням, что это наша первоочередная задача, решение которой открывает нам путь на большую сцену. Или как минимум позволит нашему ансамблю просуществовать ещё какое-то время.

Музыка для гимна несложная, а исполнять гимн будет, как я объяснил соратникам, собранный мною хор. Под занавес репетиции решили сыграть «Smoke on the Water», причем и без «педали». Стёкла в окнах реально дрожали, когда мы на всю громкость врубили наши гитары. Даже завхоз прибежал.

– Вы чего, охренели тут совсем?!

– Всё-всё, Сергей Николаевич, больше не будем.

Закончили около семи вечера, когда Петренко заявил, что ночевать тут с нами не намерен, он и так всегда последний уходит. Пять минут на сборы – и по домам. По пути к выходу я напомнил парням, что завтра репетиция отменяется, время после уроков я потрачу на поиски голосистых талантов, а вечером у меня тренировка. Так что собираемся послезавтра в это же время, то бишь в 5 вечера.

– Кстати, Валентин, ты ведь владеешь нотной грамотой? Сможешь записать ноты гимна?

Валя согласился, а Юра заявил, что притащит послезавтра трафарет, поролоновую губку и красную краску – парень всерьёз решил украсить «бочку» надписью «GoodOk».

– Тогда я, может, акустическую гитару принесу? – предложил Валентин.

Оказалось, у него дома их целых две: старая лениградка и новая чешская «Кремона», которую ему на день рождения презентовали родители. Вот старенькую он и хотел захватить. Пусть она и без звукоснимателя и аудиовыхода, однако в хорошем состоянии. Акустика, согласился я, никогда не помешает, потому сказал:

– Неси!

Шествуя домой, я испытывал душевные терзания, которые начались ещё в тот момент, когда я получил разрешение на создание ансамбля. Думал, стоит ли воровать хиты будущего и уже на подходе к дому решил, что подобным заниматься не буду. В отличие от многих попаданцев, да и мои герои в паре случаев становились известными и богатыми за счёт чужих песен. Писал – а у самого уши огнём горели, предвосхищая гневные комменты читателей. Как-будто они сами, окажись в подобной ситуации, удержались бы от соблазна позаимствовать хотя бы пару-тройку будущих хитов. Если уж и постараюсь какие-то вещи раскрутить, то свои собственные, тем более. На мой взгляд, есть вроде бы неплохие вещи, в том числе которые могут прокатить даже в эпоху «развитого социализма». Ну а если не получится – бог с ними. В конце концов, стадионы фанатов – это не мое, от такого зрелища пусть Витя Селезнев испытывает оргазм, а мне в лучшем случае какого-нибудь ДК за глаза хватит.

Бокс – тоже неплохо, но сколько в лучшем случае я отбоксирую? Лет до 30 максимум, в СССР ветераны на ринге не задерживались, нужно было уступать дорогу молодым. Жаль, талантливые советские боксёры, достигшие «критического возраста», не имели возможности перейти в профи. Хотя к моему 30-летию, если всё пойдёт по накатанной, и страна развалится в 91-м, может, и стану профессионалом. Как бы там ни было, на первом месте должны быть книги. Их можно писать до глубокой старости, пока в маразм не впадешь.

Мама сегодня работала в две смены, что для неё, увы, было не редкостью, у них вообще имелся дефицит линотиписток. Утром ушла и… В общем, пойду на ночь глядя снова её встречать. После ужина я наконец-то решил накатать анонимку на соседа в городской отдел здравоохранения. Тот, пока я жарил на сковородке картошку на себя и маму, несколько раз прошёл из своей комнату в туалет и обратно, при этом неистово кашляя. Всё, хватит его терпеть! Анонимку напечатал на машинке. Не такой уж это важности документ, чтобы органы правопорядка озаботились поиском обладателя пишущей машинки. В конце анонимки я приписал «Обеспокоенные за своё здоровье и жизни жильцы дома по ул. Карла Маркса-34». А ещё ниже добавил, что копии отправлены в облздрав, горисполком и даже обком партии. Это вам не хухры-мухры!

Конверт дома нашёлся, вот только адреса горздравотдела я не знал. Помнил только приблизительно, где он находился. Утром вышел пораньше, чтобы дойти до этого самого горздравотдела и, стоя у ещё закрытой по случаю раннего времени двери учреждения, нацарапал на конверте печатными буквами адрес отправления, в адресе отправителя указав лишь улицу и номер дома. Немного подумав, добавил жирными буквами «Срочно!», после чего бросил конверт в ближайший почтовый ящик. И только в этот момент до меня дошло, что я всё же могу спалиться. Если тётя Маша каким-то образом узнает, что анонимка была отпечатана на машинке, то сразу же догадается, на какой именно машинке. Она уже на следующий день после приобретения машинки в прокате спрашивала у матери, что это за странные звуки накануне вечером доносились из нашей комнаты. Естественно, мама ничего не стала скрывать от любопытной соседки. Но сделанного уже не воротишь, не взламывать же почтовый ящик.

С чувством, что я засунул голову в пасть льву, отправился учиться. А заодно набирать участников хора. Ещё до первого урока зашёл к Бузову, он мне снова разрешил пропустить один урок, во время которого я ходил по классам, интересуясь у студентов, кто хочет петь в хоре. Таковых набралось девять девушек, среди которых оказалась и Лада Касаткина. Желающих оказаться в хоре парней было трое – один с первого курса из параллельной группы и двое одногруппников со второго. Женщины вообще по жизни активнее мужчин, поэтому такому дисбалансу (хотя в училище преимущественно учились мальчишки) я не удивился. Скорее, удивился тому, что среди них ещё нашлись желающие поучаствовать в хоре.

По ходу дела вручил Верочке папку с первой главой моей книги. Отдал копию, всё-таки лучше перестраховаться, тем более что копирки я менял часто, и копировальную бумагу в машинке получались качественными. Обещала прочитать на первой же перемене, а ещё через урок вернула мне папку со словами:

– Максим, сюжет очень увлекательный, во всяком случае пока. Но… Я читала и не могла отделаться от мысли, что это пишет взрослый человек.

– Вера Васильевна, вы же видели, что я писал продолжение на вашем уроке. У вас на глазах. Неужели вы думаете, что я у кого-то мог украсть рукопись?

– Нет-нет, – её щёчки моментально покрылись пунцовым румянцем, – Максим, ты меня не так понял! Просто… Просто ты пишешь как взрослый, может и не как умудрённый жизнью человек, но и не как 15-летний подросток точно. Скажи мне, что ты делаешь в училище?

– Как что? Учусь на помощника машиниста… Ну, вот ещё ансамбль решили создать.

– Я не о том! Почему ты не пошёл в 9-й класс? Ведь со своими способностями после окончания школы мог бы поступить в институт, на факультет русского языка и литературы. Или ты хочешь всю жизнь ездить на поездах, может, я просто не понимаю, что это твоё призвание?

Я посмотрел чуть свысока на Верочку. Которая была ниже меня на несколько сантиметров и, сделав брови домиком, вздохнул:

– Честно? Я уже жалею, что не взялся вовремя за ум и не поставил себе целью перейти в 9-й класс. Наверное, в этом виновата свойственная моему характеру апатия, решил, что учёба в училище не будет меня напрягать, как это было бы в старших классах и тем более в вузе. Ну вот такой я лентяй по жизни… надеюсь, был. Да и приходивший к нам в школу агитировать заместитель директора очень красочно расписал все преимущества как учёбы в училище, так и работы на железной дороге, где и в самом деле помощники и особенно машинисты зарабатывают такие деньги, которые не снились ни инженеру, ни учителю… Простите, не хотел вас обидеть.

– Ничего, я не обиделась, тем более что это так и есть. Но в тебе, Максим, есть писательская искорка, и если ты в 15 лет так хорошо пишешь, то, думаю, с возрастом станешь писать ещё лучше. И этот дар нужно себе развивать, а не зарывать его в землю. Впрочем, ты сам должен сделать выбор, я всего лишь хотела дать тебе совет.

– Но вы же не предлагаете мне бросить учёбу здесь?!

– Нет, конечно, теперь уже придётся доучиваться. Но почему бы тебе после окончания училища не попробовать поступить в пединститут?

– А может, сразу в литературный институт имени Горького?

– Можно и туда, – кивнула не заметившая лёгкого сарказма в моём голосе Верочка. – Но сначала лучше всё же попробовать местный вуз, а после, имея под собой фундамент, и поехать в Москву.

В этот момент прозвучал звонок на следующий урок.

– Ой, ну я побежала! А ты, Максим, всё же подумай над моими словами.

И на прощание чмокнула меня в щёку… Ну это я так представил, мечтать, как говорится, не вредно. Так-то я стоял и смотрел, как она быстро перебирает своими модельными туфельками по застеленному жёлто-коричневым линолеумом полу, как раскачивается её обтянутая чёрной юбкой попка, и разве что не пускал слюни. Эх, где мои семнадцать лет, как пел ещё ныне живой Владимир Семёнович… Где-где, ещё два года терпеть, хотя я уже сейчас чувствовал себя вполне половозрелым самцом.

Смотрины участников будущего хора решили устроить в актовом зале по окончании последней пары. Прежде чем подключить гитару – пусть хоть какой-то аккомпанемент будет – я решил послушать будущих хористов на предмет их вокальных способностей, попросив исполнить по куплету и припеву из песни, которую они знали. По итогам прослушивания остались двое парней (один с большой натяжкой) и четыре девочки. Голосок у Лады оказался достаточно звонкий. Пусть будет, подумал я.

Отправив не прошедших конкурс восвояси, я, наконец, подключил инструмент и уже под аккомпанемент гитары мы сделали попытку спеть «Гимн железнодорожников» в хоровом исполнении. Вчера, напечатав анонимку, я заодно распечатал и текст гимна в десяти экземплярах, так что на всех хватило с лихвой. Получаться у хористов стало не сразу, но минут сорок спустя я признался самому себе, что последний вариант уже практически можно представлять на суд Бузова. Естественно, в сопровождении трио нашего ансамбля, хотя я бы не отказался и от духовой секции или как минимум клавишных в виде синтезатора.

Признав результат репетиции удобоваримым, я предложил всем собраться завтра в 5 вечера, чтобы исполнить гимн под более-менее полноценный аккомпанемент, и за эти сутки постараться выучить текст. А дабы завтра же в ожидании репетиции не умерли с голоду – пообещал накупить на всех пирожков с ливером, капустой-яйцом и повидлом. Народ был не против.

А Ладе я сделал предложение проводить её до дома. Этим я преследовал скрытую цель: мне нужно было выяснить, где она живёт, в прежней жизни я помнил лишь, что её дом находился где-то на Куйбышева, возможно, по соседству с пунктом проката, где я брал машинку. А узнав конкретное место жительства, уже смогу плясать от печки, то есть попытаться в будущем что-то предпринять в целях предотвращения пожара. Собственно, предпринять в этой ситуации можно было две вещи – переселить жильцов или заменить всю проводку в доме. С переселением я бессилен, а вот с проводкой может получиться. Попробую методом ещё одной анонимки заставить соответствующие службы заняться заменой электропроводки. В крайнем случае, можно договориться с каким-нибудь опытным электриком частным порядком, думаю, он и провод найдёт в нужном количестве, но во сколько всё это выльется в плане оплаты – даже страшно представить. Поэтому приоритетным вариантом оставалось участие в проекте коммунальных служб.

Не знаю, был у неё уже парень или нет, но Лада пожала плечами:

– Проводи, если хочешь.

Она ходила с портфелем, и я, как джентльмен, нёс его до самого дома бывшей одноклассницы. Это оказалось деревянное строение с каменным фундаментом, по виду построенное чуть ли не в прошлом веке, второй этаж и вовсе слегка накренился вбок. Чтобы получше разведать обстановку, даже зашёл в единственный, пропахший кошачьей мочой подъезд, где, наконец и распрощался с Ладой, на лице которой блуждала смущённая улыбка.

– Спасибо, что донёс портфель.

– Не за что, зато хоть узнал наконец, где живёт моя бывшая одноклассница. Теперь буду в гости заходить, – отшутился я.

А сам скользнул взглядом по стене, вдоль которой в свете тусклой лампочки тянулись перевитые шнуры электропроводки. Да уж, проводка, конечно, не прошлого века, но вполне может помнить Сталина.

Тренировка прошла в штатном режиме, но на этот раз я задерживаться не стал, стараясь как можно больше времени уделить книге. Засиделся почти до полуночи, писал в тишине ручкой, и лёг с головой, полной мыслей относительно дальнейшего развития сюжета.

Этой ночью мне снился странный сон. Странный, и очень натуральный. Будто бы иду я босиком по изумрудной, ласкающей ступни траве, слева колышется разнотравьем бескрайнее поле, а справа высокий обрыв и плеск бьющихся в его основание волн, над которыми с криками носятся неугомонные чайки. Ветер играет моими волосами, словно мама их треплет, так же нежно и любя, и так мне хорошо, в душе такое благоговение, что я чуть ли не плачу.

А рядом со мной идёт некто, которого я будто бы знаю, но так и не могу вспомнить. И при этом вроде как пытаюсь повернуть голову и посмотреть спутнику в лицо, но он каждый раз чудесным образом ускользает из моего поля зрения. Взгляд лишь цепляет его такие же босые ступни и низ черных штанов, широких, словно брюки-клеш. И такое ощущение, что у нас продолжается недавно начатый разговор.

– О чём ты подумал, когда понял, что оказался в теле 15-летнего подростка?

– Первая мысль была, что я сплю, – ответил то ли я, то ли тот, чьими глазами я сейчас видел. – Не исключал и того, что вижу галлюцинации. А вы можете мне объяснить, что произошло?

– Ты умер, – коротко и безэмоционально ответил собеседник, но затем всё же удосужился разъяснить. – 58-летний Максим Варченко умер во сне от тромба в сердце. В момент физической смерти энергетическая субстанция, которую вы называете душой, должна была отправиться в «энергетический котёл».

– Что это ещё такое?

– Гравитационный объект, который у вас принято называть сверхмассивной чёрной дырой, находящейся в центре нашей галактики, Млечного пути. В каждой галактике имеется такой «котёл», где собираются энергетические субстанции разумных существ с обитаемых планет именно этой галактики. Именно людей, все другие существа, даже которых почему-то принято считать разумными, вроде шимпанзе или дельфинов, умирают, не оставляя после себя ничего. В этом «котле» души, если можно так выразиться, «варятся», происходит смешивание, и затем, когда зарождённой жизни потребуется душа, миллиардная доля содержимого «котла» отправляется в мгновенное путешествие, занимая новое тело. В результате смешивания полностью стирается память, и при следующем возрождении человек ничего не помнит о своей прежней жизни… Да, бывают, конечно, исключения, когда диффузия каким-то образом происходит не полностью, и гипноз помогает человеку оживить отрывочные воспоминания о своём предыдущем воплощении. Но это единичные случаи, которые учёные нередко списывают на галлюцинации. Тем более что…

– То есть, выходит, правы индусы со своей религией о переселении душ? И это, получается, не первая моя жизнь?

– Колесо сансары, пожалуй, да, наиболее приближенный к реальному образец «энергетического котла». А тело появившегося на свет 58 лет назад Максима Варченко заняла субстанция, в которой смешались тысячи душ, одна из которых, кстати, когда-то принадлежала Калигуле, другая – знаменитому космическому первооткрывателю 3-го тысячелетия по имени Юн Бэй, а ещё одна – Джин Харлоу.

– А это кто такой?

– Не такой, а такая! Знаменитая в своё время голливудская актриса. Рано умерла, в 26 лет, но успела войти в число ста величайших звёзд кино по версии Американской академии киноискусства. Так что можешь гордиться, – с чуть заметным смешком констатировал собеседник.

– Ага, особенно тем, что во мне часть Калигулы, – буркнул я.

– За ним водились и великие деяния, но в целом, конечно, это была достаточно противоречивая личность.

– А как во мне оказался этот, китаец из будущего?

– В «котле» понятие пространства-времени отсутствует, так что душу может забросить как из прошлого в будущее, так и из будущего в прошлое.

– Понятно… Ну а ваша душа какие прежде имела воплощения?

– Моя энергетическая субстанция ни в какие тела никогда не вселялась, она и в «котле» никогда не варилась. Я вообще не обладаю физической сущностью, хотя ты и видишь мои босые ступни. Это всего лишь удобная для тебя трёхмерная проекция. Моя задача – следить за тем, чтобы души в момент мгновенного перемещения из умершей телесной оболочки в «котёл» и обратно в новое тело по пути нигде не заплутали. Например, в своём же теле, только переместившись во времени. В подобном случае таким, как я, приходится их отлавливать и сажать в своего рода «гравитационный сачок», а затем уже переправлять в «котёл».

– И много вас таких… ловцов?

– На один такой «котёл», как в вашей галактике, достаточно десятка.

Я резко остановился, только в этот момент до меня неожиданно дошла суть происходящего. Остановился и мой собеседник, во всяком случае, его выглядывающие из штанин босые ступни замерли в полутора метрах впереди и развернулись ко мне, словно бы ловец и впрямь всем несуществующим телом повернулся в мою сторону.

– Догадался? Я думал, сообразишь чуть пораньше, когда упомянул о путешествиях сознания во времени. Что ж, приятно было с тобой пообщаться. Хотя одиночество для нас, ловцов, понятие весьма относительное, всё же иногда чувствуешь, как не хватает общения, и такие минуты общения с душами разумных существ вносят некое разнообразие в нашу монотонную… Нет, не жизнь, в наше существование, которое не подчиняется законам пространства-времени и лишено каких-либо чувств, но каким-то образом лично я иногда ощущаю потребность в общении и смене обстановки.

Если это сон, почему так защемило сердце? Всё выглядело так явственно, что я ни секунды не сомневался: да, сейчас я общаюсь с каким-то там ловцом, который намерен меня засадить в свой «сачок» и отконвоировать в «гравитационный котёл», он же сверхмассивная чёрная дыра.

– А что же будет с телом, которое я сейчас занимаю? – тихо спросил я.

– Ничего не будет, в него снова вернётся сознание 15-летнего Максима Варченко, который не умел ни книг писать, ни на гитаре играть. Хотя, конечно, твоя мама заметит эти странные перемены, но уж как-нибудь переживёт. Главное, что сын рядом, живой и здоровый, а недавние заскоки посчитает чудачеством переходного возраста.

Я стоял, опустив голову, на которой ветер всё ещё ласково трепал волосы, и меня обуревали такие тяжкие мысли, что хотелось не то что волком выть, а подойти к обрыву и кинуться вниз. Правда, если это всё же сон или какая-то галлюцинация, то настоящего суицида не получится. Да и что это дало бы? Душу-то всё равно изымут и отправят в пункт назначения. И всё, сотрётся личность Макса Варченко, вернее, Максима Борисовича, который в 58-летнем возрасте тихо скончался в собственной постели. То, что в 77-м по-прежнему будет жить прежний 15-летний Макс Варченко, меня как-то слабо утешало.

– А никак нельзя отменить эту… – я проглотил заставивший в горле ком. – Эту операцию по извлечению моей души? Ну или хотя бы отсрочить? Понимаете, я за несколько дней успел так сродниться самим собой молодым, я испытываю от этого такое наслаждение, что… Вы просто не представляете, как мне больно лишь от одной мысли о том, что все мои планы, все надежды что-то изменить в своей жизни, в жизни моих близких, спасти, в конце концов, маму от смертельной болезни и друзей, которые должны погибнуть молодыми!

Теперь уже настала очередь моего собеседника примерно на полминуты задуматься.

– В моей практике был один случай, в викторианской Англии, тоже дама преклонных лет после сбоя, скажем так, программы, вернулась в своё молодое тело цветущей девушки. Конечно, мы, ловцы, не владеем чувствами в привычном для тебя понимании, те эмоции, которые ты ощущаешь в моём голосе, которого на самом деле не существует, не более чем эманация моих мыслей. В тот раз я выполнил свою работу, изъял душу и переправил в «котёл», и мы с ней так же пообщались, как и сейчас с тобой. Она не собиралась никого спасать, в её жизни и так было всё достаточно неплохо. И она не кричала, не впадала в истерику (я так-то тоже не впадаю вроде бы), она всё поняла и приняла как должное. Но я до сих помню её взгляд, в нём были такие тоска и боль, что даже я, существо, свободное от чувств и переживаний, испытал что-то вроде стресса. И сейчас у тебя почти такой же взгляд.

– Но вы ведь всё равно не измените своего решения, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс я.

– Не изменю. Но… Мы можем поиграть со временем.

– Это как? – с надеждой в голосе попытался я посмотреть на него, но он вновь ускользнул от меня каким-то чудесным образом.

– Я же говорю, – раздался голос уже позади меня, – что ни «котёл», ни я неподвластны пространственно-временному континууму. А это значит, что, сколько бы ты в своей новой ипостаси не прожил на Земле, для меня это может быть лишь миллионной долей секунды, а может растянуться на тысячи лет – это уже как я сам захочу. Знаешь, мне захотелось посмотреть, как в этой реальности ты изменишь свою жизнь и жизни других людей. Получится ли у тебя – не знаю, всё зависит лишь от тебя самого.

– Я правильно понимаю, что вы не станете меня сажать в свой «сачок» и бросать в «гравитационный котёл»? – спросил я с замиранием сердца.

– Верно, хотя рано или поздно ты в нём всё же окажешься. Но раз уж ошибка Вселенной дала тебе второй шанс, то попробуй им распорядиться так, чтобы потом не было стыдно ни мне, ни тебе.