Второй шанс 1

Глава 2

На следующее утро я сам вскочил в половине седьмого утра. Будильник был заведён на семь, но я собирался заняться собственным здоровьем, начав с пробежек по аллеям Лермонтовского сквера, который в будущем должен малость ужаться после возведения Спасского кафедрального собора. Его возведут на месте прежнего, взорванного в 1937 году, известный ещё и тем, что его посещал ещё император Николай II. Кеды и трико имелись, так что будем их использовать по прямому назначению.

– Ты куда в такую рань? – сонным голосом поинтересовалась проснувшаяся мама, когда я натягивал трико после гигиенических процедур.

– Бегать, – коротко ответил я.

– Бегать? С чего вдруг?

– Для здоровья полезно.

Кстати, я ведь всё ещё хожу в «Ринг», вроде бы тренировки были вечером по вторникам, средам и пятницам. Значит, вчера была? Или ввиду начала учебного года её отменили? Надо бы провентилировать этот вопрос. Занятия боксом лишним точно не будут, несмотря на отсутствие в эти годы защиты в виде шлемов моя голова сильно не пострадала, в отличие от головы Кассиуса Клея, он же Мохаммед Али. Помнится, на втором этаже за рингом висели плакаты с изображениями двух негров – Али и Теофило Стивенсона, причем плакат с Мохаммедом Храбскову привезли из-за границы чуть ли не контрабандой. Позже вычитал в сети, что после канадской Олимпиады 1976 года американский промоутер Дон Кинг предложил Стивенсону два миллиона долларов за переход в профессионалы и бой с Мохаммедом Али. Однако Теофило отказался, ответив буквально следующее: «Двум миллионам долларов я предпочитаю любовь восьми миллионов кубинцев!» И выиграл спустя четыре года московскую Олимпиаду.

Между прочим, в 80-м я стану совершеннолетним, причём к началу Олимпиады полных 18, так как день рождения у меня весной. Блин, а на взрослых соревнованиях вроде бы можно выступать только с 19-ти. Или есть какие-то исключения?[4]

Ладно, что-то я не тем озаботился. Собрался, как Витя Селезнёв[5], всё успеть? В жизни так не бывает, либо случается в виде крайне редких исключений, да им то с какими-нибудь вундеркиндами, к которым я себя отнюдь не причислял.

Так что насчёт московской Олимпиады, думаю, можно не париться, думаю, она спокойно пройдёт и без моего участия, и тот же Стивенсон в финале без проблем разберётся с Петром Заевым в первом тяжёлом весе. Тут же занозой дёрнулось, что в армию я уходил с весом 85 кг. Правда, к тому времени бокс и вообще спорт я забросил, позволив жирку осесть на животе и прочих местах моего тела. А если бы занимался? Возможно, как раз во мне было бы 81 кг. А может, всё же и меньше. Но кто там победил в полутяжёлом весе, я не помнил.

Прокручивая в памяти события будущей Олимпиады, я неторопливо бежал по аллеям сквера, размеренно прогоняя через свои лёгкие насыщенный кислородом воздух. Скакалка была намотана на кулак, закончив с пробежкой, я минут пять ещё попрыгал. Домой вернулся посвежевшим и готовым к новым свершениям. Правда, немного портила настроение мысль о предстоящих годах учёбы в «рогачке», трёх напрасно потерянных, на мой взгляд, годах жизни. Плюс два года в армии, полтора из них после «учебки» кашеваром в солдатской столовой. Кстати, кто там говорил про «школу жизни»? Если я что и вынес из армии, так это умение варить кашу и щи. Итого пять лет коту под хвост.

Мама меня встретила уже одетой, она сегодня работала в первую смену.

– Я тебе всё приготовила в училище. Пиджак, брюки и рубашка на вешалке. Авоську под учебники захвати, в сумку всё не влезет. На завтрак тебе макароны сварила с сосисками. Всё, Максик, целую, я побежала.

Да когда ж она всё успела, и завтрак сварганить, и одежду перегладить?! Женщины порой такие кудесницы… Кстати, вот чего я никогда не любил, так это когда меня называли Максиком. Но маме можно, мама – это отдельная тема, ей можно всё.

Прежде всего, впрочем, душ. Ванна общая, на две семьи, набирать её и купаться я брезговал, постоять под струями душа – это максимум. Загудела допотопная колонка, нагревая воду, и через пять минут я вышел из ванной, вытирая голову полотенцем. Из одежды на мне были только трусы, да чего соседей-то стесняться, та же тётя Маша меня и голым маленького видела. Во всяком случае я так предполагаю. А вот и она, вышла на кухню, чайник кипятиться поставила.

– Здравствуй, Максим! Не опоздаешь в училище? – спросила, нарезая на разделочной доске варёную колбасу и батон на бутерброды.

– Здрасьте, тёть Маш! Успею, линейка через час.

Костюмчик был скромный, но сидел нормально, разве что напрягала нынешняя мода с короткими полами пиджака. Теперь мне предстояло в нём проходить, насколько я помнил, весь первый курс. Потом раздамся в плечах, прибавлю несколько сантиметров в росте, и маме придётся покупать мне новый.

В училище решил идти пешком – не то чтобы сэкономить хотелось на проезде, просто не хотелось смотреть на город своей юности из окна троллейбуса второго маршрута. Я этот вид транспорта всегда предпочитал автобусам за то, что в них обычно набивалось меньше пассажиров и не воняло соляркой. И вот сейчас шёл и наслаждался видами. Недаром Пенза в годы застоя получила неофициальное звание самого зелёного города Средней Волги. Правда, в том числе и за счёт тысяч высаженных при нынешнем первом секретаре обкома партии Льве Ермине тополей, отчего каждый июнь город покрывал слой белого пуха, который мы мальчишками любили поджигать, вызывая негодование взрослых.

А сколько первоклашек с цветами в школу шлёпают, которых держат за руки мамы или бабушки. Да и школьники постарше многие с цветами, особенно это касается девчонок, одетых в коричневые платья до колен, сверху прикрытые белыми фартуками. Кто-то даже в белых колготках. На шее – пионерский галстук, у девочек постарше на груди комсомольский значок. То же самое касалось и мальчишек, все как один обряженных в костюмчики с нашитыми на рукаве куртки эмблемами из мягкого пластика с нарисованным открытым учебником и восходящим солнцем.

И всё-таки как-то не хватало привычных моему глазу жителя XXI века рекламы и ярких вывесок. Мобильника тоже. Я ещё вчера несколько раз интуитивно совал руку в карман, пытаясь отыскать там гаджет, сегодня вроде пока таких попыток не было. Всё-таки для человека будущего общение через мобильные сети и интернет настолько вошло в обыденную жизнь, что, лишившись всего этого, он чувствует себя ещё какое-то время не в своей тарелке. Однако, ко всему-то подлец-человек привыкает, сказал Достоевский устами Раскольникова, и тут я с ним совершенно согласен.

А мне даже и привыкать не хотелось, хотелось наслаждаться каждым мгновением пребывания в своей юности. В той жизни моё существование в 15 лет казалось мне достаточно серым и однообразным, даже и со своими мальчишескими радостями. И только прожив почти целую жизнь, я понял, как нужно ценить каждый её миг, особенно когда ты молод, здоров и перед тобой открываются такие горизонты, что дух захватывает. Потому что ты знаешь будущее своё и страны, да что там страны – всего мира, и от тебя зависит, останется ли история прежней или пойдёт по другому пути.

И вот тут вновь в мою голову влезла мысль: стоит ли что-то менять? Я прекрасно знал, насколько прогнила система, подтверждая поговорку о рыбе, гниющей с головы. Вряд ли вождь мирового пролетариата предполагал, что его мечты о всеобщем равенстве и светлом будущем выльются в то, что мы сейчас наблюдаем. Нет, с виду всё ещё пока прилично, даже заводы работают, рабочие получают хорошую зарплату, о которой инженеры и прочая техническая интеллигенция со своими 110 рублями могут только мечтать. Но уже запущен механизм распада, и появление в кресле генсека Меченого стало лишь закономерным итогом этого пути длиной в 70 лет. И даже если бы руководство СССР попыталось направить страну по пути «китайского экономического чуда», то эта попытка была бы обречена на провал. Менталитет не тот.

Когда страна свернула не туда? После смерти Сталина с приходом придурковатого Хрущёва? Или это случилось ещё раньше, когда Иосиф Виссарионович придушил поднявший было голову НЭП? Здесь можно лишь гадать, факт в том, что к началу 80-х коррупция в СССР достигла огромных масштабов. Даже если человеку удавалось заработать хорошие по советским меркам деньги, он зачастую не мог свободно купить то, что хотел. За границу не увезешь, но связи помогали списывать где-нибудь 1000 литров бензина и выгодно обменивать их на черном рынке на нужный товар. И такое было повсеместно. Причём в это время узнать о суде над коррупционером было почти невозможно, нечистые на руку дельцы или политики лишь изредка появлялись в газетных заметках, когда народу нужно было показать «торжество Социалистической законности». Например, «хлопковое дело» и дело «Елисеевского» с подачи Андропова – тоже достаточно неоднозначной фигуры в истории советского государства. Да и там не обошлось без перегибов, особенно в отношении директора «Елисеевского» Юрия Соколова. Он сейчас, кстати, ещё жив и вполне здоров, может, махнуть в Москву и предупредить ветерана Великой Отечественной о грозящей ему опасности? Хотя кто меня, 15-летнего, отпустит в Москву? Да и на поезде несовершеннолетним без сопровождения взрослых вроде бы кататься запрещено. Нет, можно придумать варианты, например, на перекладных типа электричек или вообще автостопом, но пока об этом думать рано.

Опять же, на носу Афганистан, когда после ввода войск СССР оказался в политической и, возможно, экономической блокаде. А ведь и я могу угодить в Афган, а не под Йошкар-Олу, как в прошлой жизни. Хрен знает, как история может повернуться на этот раз. В глубине души сейчас я вообще мечтал не отдавать долг Родине, а если отдавать – то каким-нибудь другим способом. Мои попаданцы, между прочим, успешно предотвращали ввод войск в страну, ставшую для СССР тем же, что и Вьетнам для США. Вот только к тому времени они уже успешно выступали в роли советчиков Машерова или Романова, боюсь, мне такими темпами порезвиться не удастся. Разве что попробовать раскрутить свою ещё не написанную песню «Никогда», в которой описывается боль матери, потерявшей на «чужой» войне единственного сына. Правда, писал я её, больше ориентируясь на актуальную тогда Чечню, но в тексте это никоим образом не уточняется, хотя и ясно, что парень был отправлен в какую-то горячую точку за пределы родной страны. В голове тут же всплыл первый куплет:

Когда в середине 90-х мы с парнями выступали на сборном концерте в Доме офицеров к Дню Российской армии, многие из зрителей (особенно зрительниц в возрасте) вытирали глаза носовыми платками. Конечно, можно попробовать раскрутить вещи Розенбаума «Чёрный тюльпан» или «В горах Афгани», но, лично моё мнение, их должен исполнять сам автор. Харизма у Александра Яковлевича не чета моей, тем более я вообще пацан, и с такими песнями мне пока лучше не вылезать. Даже если решу раскручивать собственную, то лучше пусть её исполняет кто-нибудь более взрослый и известный. Я бы с радостью предложил песню тому же Розенбауму, вот только он принципиально предпочитает исполнять вещи собственного сочинения.

В общем, пока будем пока заботиться о своём личном благополучии и благополучии моих близких, а там будет видно. Может, что-то и получится сделать для страны, а не получится – значит, не судьба, задницу рвать на британский флаг я не собираюсь. В конце концов спецслужбы заставят вечно бухого Ельцина передать власть своему человеку, который наведёт какой-никакой порядок в стране. Правда, из-за вечно кипящей говном Украины разразятся всем известные события, которые заставят российскую экономику серьёзно просесть и, невзирая на санкции против олигархов, пострадают простые люди, а многие из попавших под санкции напротив, станут ещё богаче. Да, и вокруг Гаранта соберётся своя жирующая камарилья, и что там будет после 2020 года – остаётся только гадать.

М-да, что-то частенько я отвлекаюсь на философские рассуждения, видно, сознание старика заставляет постоянно сваливаться в мыслительный процесс. А между тем вот уже и она, Привокзальная площадь и здание вокзала Пенза-I с большими прямоугольными часами. К чемпионату мира по футболу 2018 года фасад вокзала изрядно перелицуют, а часы заменят на креативные, где будут только две стрелки без часовых делений, и пойди догадайся, какое время эти часы показывают. Я бы этих новаторов…

Трёхэтажное здание ТУ-9 пряталось справа от Привокзальной площади, и во дворе уже толпился народ. Девчонки тоже имелись, как-никак в училище готовили и проводниц. В девчачьей компании мелькнула белокурая головка, и меня словно током ударило: это же Лада Касаткина, моя бывшая одноклассница! Эта маленькая, тихая девчонка училась с нами класса до 5-го, потом по какой-то причине перевелась в другую школу. И да, я помнил, что на втором курсе она трагически погибнет. Смерть будет страшной, девчонка заживо сгорит в огне. Пожар случился, как после говорили, из-за старой проводки. Причём сама же и забежит в старый горящий дом. Забежит во второй раз, в первый она вынесет младшего братишку, а затем снова помчится спасать какие-то вещи. И больше из объятого пламенем строения уже не выйдет. Говорили, у Лады был парень, который вынес её уже из сгоревшего дома со слезами на глазах… Блин, невольно на ум приходит «Наутилус» с его «Я хочу быть с тобой».

Помню, как гроб с телом Лады стоял во дворе училища, а мы проходили мимо, и как шокировало меня зрелище запёкшейся до тёмно-коричневого цвета кожи. Я несколько дней тогда пребывал в шоковом состоянии, а сейчас, увидев Ладу, те воспоминания вырвались наружу подобно раскалённой магме из проснувшегося вулкана.

Вот! Вот что я постараюсь изменить – спасти Ладу от гибели! И не только её. Мой лучший школьный друг Пашка Яковенко, он погибнет, ещё будучи студентом политеха. Свяжется с какими-то бандитами, и получит нож в сердце. Я узнаю об этом, вернувшись из армии. Как так получилось, что интеллигентный, весь такой правильный Пашка имел дела с уголовниками – для меня так и осталось загадкой. С его родными я не встречался, трагическую новость узнал от общих друзей и решил, что незачем лишний раз травмировать родителей и старшего брата Пашки воспоминаниями.

– Лада, привет! – поздоровался я чуть дрогнувшим голосом.

– Максим? Привет! – улыбнулась она, удивлённо приподняв белёсые брови. – А ты что, тоже здесь будешь учиться?

– Угу, на помощника машиниста электровоза. А ты, я так понимаю, будущая проводница? – подытожил я, зная, что в прошлой реальности ей поработать проводницей так и не удалось.

Она не успела ответить, так как раздался крик:

– Группа Т-92, ко мне!

Это выкрикнул мужчина в синем костюме, в котором я сразу же узнал нашего будущего мастера. Мы у него были второй группой, три года он вёл тех, кто выпустился в этом году. Валерий Борисович держал в руках список, где ручкой отмечал фамилию подошедшего студента. Всего 21 фамилия. А вот и знакомые физиономии подтягиваются. Щебень ростом мне по плечо с неизменной вихляющей походкой, которую я помнил десятилетия спустя, Чарыков и Воронов – два другана, рыжий оптимист и душа любой компании Серёга Стрючков, длинный и немного как бы не от мира сего Миша Маслов, у которого верхушки ушей от рождения не закручивались, как у обычных людей, а были ровными, словно отутюженными. Его отец работал машинистом, и Маслов, как я помнил, не мыслил для себя другой профессии. Но почему-то поступил не в железнодорожный техникум, где сразу готовили на машинистов, а в училище. Может, экзамены завалил?

Не суть важно, главное, что теперь мы в сборе и исподтишка оценивающе осматриваем друг друга. Кто во что одет, кто как держится, стоит ли дружить с человеком или уже можно понемногу начинать его чморить…

– Так, строимся вот здесь, – между тем командует Борисыч.

Мы встаём в две шеренги, рядом с нами группа Т-93, такие же первокурсники, далее второй курс и третий. Строй замыкают три курса проводниц, в которой снова мелькает белокурая головка. Нет, Лада не в моём вкусе, этакая серая мышка, тихоня, тем не менее кинувшаяся в горящий дом. Просто мне всегда нравились девицы, которых есть за что ухватить, и чтобы если и были скромницами, то только в ролевых играх. Но это не отменяло того факта, что я должен спасти Ладу. И не только её. Надо бы покопаться в памяти, составить список тех, кто слишком рано ушёл из жизни. Сейчас в нём были пока мама, Лада и Пашка.

– Дорогие товарищи учащиеся!

Это слово взял директор училища, Николай Степанович Бузов. Надеюсь, не родственник будущей телеведущей и певицы ртом. В общем, минут пять директор толкал приветственную речь, после чего представил нам педагогов. Учительницу русского и литературы Веру Васильевну Маковскую я вспомнил сразу. Или просто Верочка, как её называли коллеги. На фоне преподавательского состава она смотрелась как лилия в зарослях чертополоха. Она мне и в прошлой жизни глянулась. Вчерашняя выпускница пединститута, стройная блондинка с осиной талией, в белой блузочке с кружевными манжетами, бежевой юбке-карандаш до колен, лишний раз подчёркивавших её фигуру, на ногах лакированные туфельки на каблуке высотой на грани дозволенного. Личико почти детское, милый вздёрнутый носик и большие, смотрящие ан мир словно бы с удивлением зелёные глаза… Я помнил, что за ней пытался ухлёстывать наш мастер, женатый, кстати, человек, во всяком случае, слухи о том, что он домогался учительницу русского и литературы, ходили по училищу. Но Маковская вроде бы дала ему от ворот поворот. Наши охламоны тоже на неё заглядывались, однако всё же держали дистанцию, Верочка как-то сразу всем дала понять, что подкаты к ней заранее обречены на провал. В качестве отместки или просто по своей хулиганской натуре однажды наши обормоты своими выходками на уроке довели её до слёз, и она убежала с урока. Правда, вернулась через десять минут, хоть и с красными глазами, причём без директора, а наши заводилы в конце урока попросили прощения.

Тогда в свои 15 поздновато созревший Максим Варченко испытывал к ней не то что сексуальное, а какое-то сверхъестественное влечение, как верующий, наверное, испытывает влечение к лику Христа, да простят мне такое сравнение. А сейчас, с высоты прожитых лет и огромного (не постыжусь этого слова) опыта общения с представительницами прекрасного пола, я смотрел на Верочку и буквально представлял, как стягиваю с неё блузку, юбку, снимаю туфельки, расстёгиваю бюстгальтер… Тьфу, хорошо, что я стою во втором ряду и никто не видит, как спереди на брюках у меня вырос бугорок.

Надо срочно переключить внимание на что-то другое, иначе линейка закончится, и моё возбуждение станет достоянием общественности. Да ещё этот относительно короткий пиджак по современной моде, полы которого ничего толком не прикрывают… Однако взгляд упорно двигался в сторону Маковской.

Между тем Бузов заявил, что сейчас с пэтэушниками проведут ознакомительные занятия мастера производственного обучения, а завтра, в пятницу, у нас полноценный учебный день. Учиться мы будем шесть дней в неделю, что я принял как неизбежное зло, в советское время учебная шестидневка считалась нормой. Учёба мне вообще была не нужна, я собирался в будущем заниматься творческой деятельностью, как минимум писать книги. Про попаданцев из будущего в СССР, понятно, тема проблематичная, так что придётся ограничиться приключениями и фантастикой. И то этот вид литературы в роли падчерицы. Сейчас чуть ли не миллионными тиражами печатают патриотическую литературу и труды классиков марксизма-ленинизма, включая многотомные сочинения Ленина. Брежнев тоже не остался в стороне, в следующем году увидит свет его трилогия «Малая земля», «Возрождение» и «Целина». Причем каждая книга тиражом, если не ошибаюсь, в 15 миллионов экземпляров. Писателям будущего о таких тиражах можно лишь мечтать.

Хотя… Почему бы не соединить в одной книге патриотическую тему, фантастику и приключения? Был у меня в одном из романов попаданец в Великую Отечественную. Я не большой любитель закидывать героев в эту эпоху, просто вдохновился тогда тетралогией Конюшевского, плюс наложились эмоции от просмотра картины «Мы из будущего». В общем, решил рискнуть, и вроде неплохо получилось. Это ещё когда я сотрудничал с издательством, роман тогда вышел в бумаге тиражом 3 тысячи, а потом ещё и дополнительный такой же напечатали. По сюжету в 1941-й у меня угодил мажор и бездельник, как раз в окружение, и к концу войны так перековался, что вся грудь была в орденах. Почему бы то же самое не провернуть сейчас? То есть наш современник, наверняка комсомолец, сынок какого-нибудь профессора, ведёт праздную жизнь, пока волею случая не оказывается заброшенным в лето или раннюю осень 1941 года. То есть когда нашим пришлось особенно туго. Пусть, как в фильме, попадёт голым, а то если в одежде из будущего – сразу примут за шпиона и поставят к стенке. Одежонку по пути к своим где-нибудь подыщет. Да, без документов тоже, но в то время ввиду панического отступления и постоянных прорывов из окружения это происходило в массовом порядке. В конце концов, я автор, и уж как-нибудь помогу выкрутиться своему герою при встрече с сотрудником НКВД[6].

Придётся, конечно, освежить знания о войне, почитать книги, а ещё лучше – пообщаться с непосредственными участниками тех событий, благо большинству из них сейчас в районе пятидесяти-шестидесяти, многие ещё даже на пенсию не вышли, так что события тех лет должны помнить хорошо.

Внутри училища витал стойкий запах олифы, похоже, не так давно красили не только стены, но и парты, судя по их чуть ли не новому внешнему виду. Как и ожидалось, в классе (или аудитории, как назвал кабинет, где мы собрались, Валерий Борисович) прошла ознакомительная встреча, в ходе которой мастер заявил, что тем, кто решит его по глупости или умышленно подставить – серьёзно не поздоровится. Посему никаких прогулов и безобразия на уроках и переменах. Что касается успеваемости, он надеется на нашу сознательность, благодаря которой мы можем иногда словить «трояк», но «двоек» желательно избегать. Иначе Валерий Борисович обидится и найдёт, как наказать неуспевающего студента.

– У нас в армии старшина был, – сказал мастер с недоброй интонацией, – так тот, если кто накуролесит – делал вот так.

Валерий Борисович подошёл к сидевшему за первой партой, сложившему перед собой руки, словно первоклассник, Маслову и надавил указательным пальцем тому под левую ключицу.

– Ай!

Несчастный Миша подскочил на месте, в аудитории раздались смешки.

– Отставить ржач! Это ещё лёгкая форма наказания, не дай боже вам узнать, что такое «пассатижи».

Даже спустя десятилетия я прекрасно помнил эту демонстрацию телесного воздействия в первый день учёбы, вернее, знакомства с училищем и педсоставом. И, несмотря на обещания, Борисыч за три года так и не показал, что такое «пассатижи». Возможно, просто припугнул, всё-таки был риск, что-то из учащихся на него «стуканёт», и мастер не то что из училища вылетит, но и под статью попадёт. А вообще он был свойским мужиком, по возможности предпочитал решать возникающие проблемы без привлечения руководства училища, и мои одногруппники были рады альтернативе отделаться подзатыльником вместо стояния на ковре в директорском кабинете под угрозой отчисления из училища.

– А что насчёт стипендии? – подаёт голос Щебень.

– А тебе что, ничего не объясняли, когда ты в училище поступал? Стипендию будете получать в размере тридцати рублей в месяц. Если, конечно, с учёбой и поведением всё будет нормально.

Точно, тридцатник нам платили, я уж и забыл за давностью лет! Очень даже кстати, какой-никакой, а уже добытчик в семье. Хотя тридцатью рублями я ограничиваться не собирался, хотелось всё же изыскать способ более доходного заработка.

А дальше в наш класс заявилась очкастая и дотошная девица, представившаяся секретарём комитета комсомола училища Еленой Фроловой. Память услужливо подсказала, что она была выпускницей пединститута, а когда я учился на втором курсе, её перевели инструктором в райком комсомола. Нас, комсомольцев, поставили на учёт, дабы мы не забывали платить взносы, после чего был избран комсорг группы, которым стал Сергей Стрючков, на удивление не оказавший очкастой почти никакого сопротивления, кроме фразы:

– Может быть, кто-то сам изъявит желание?

– Я успела изучить дела будущих учеников, и знаю, что в школе ты был твёрдым ударником, вёл активную общественную жизнь, так что других вариантов я не вижу, – строго заявила Фролова, поправляя очки на веснушчатом носу. – И между прочим, у вас в группе ещё семь ребят, которые не состоят в комсомоле. Надеюсь, к концу первого курса этот недочёт будет исправлен.

Я уже знал из прошлой жизни, что этим дело и закончится, и помню, как тогда в первый день учёбы, узнав, с какой характеристикой Стрючков пришёл в училище, удивился его выбору. Твёрдый ударник, активист, он легко мог перейти в 9 класс, а затем поступить в ВУЗ, однако почему-то выбрал средне-специальное учебное заведение. Позже выяснилось, что его отец, как и у Маслова, работает машинистом, и он тоже решил пойти по стопам родителя.

После того, как разобрались с комсомольскими делами, все отправились в библиотеку училища получать учебники за 9 класс плюс специализированную литературу. Библиотека располагалась на втором этаже по соседству с кабинетом стоматолога. Да-да, в нашем училище даже такой имелся, хотя и работала в нём приходящий из поликлиники врач. Как гласила табличка, кабинет работает по вторникам и четвергам с 9 утра до 12 часов дня. Зубы врачиха не рвала, только сверлила, и я прекрасно помнил, как этой осенью, кажется, даже менее чем через месяц, она поставит мне цементные пломбы на два зуба. Причём сверлить и удалять нервы будет без анестезии. Я невольно вздрогнул, представляя, что мне предстоит пережить. А деваться некуда, к стоматологу проверять зубы нас отправляли в принудительном порядке. Невольно провёл кончиком языка по зубам, вспоминая, какие из них подлежат ремонту.

Наконец вся эта суета закончилась, и нас с потяжелевшими сумками, портфелями и авоськами отпустили до завтра.

По пути зашёл на Кураева в клуб «Ринг». Словно и не было сорока лет, когда я последний раз переступал порог клуба. Так-то я в течение жизни я частенько проходил мимо, но почему-то стеснялся зайти, тем более что Храбскова не стало ещё в 90-е, оказалось, у него были проблемы с сердцем, которые он не афишировал, а более молодыми тренерами я не был знаком.

По случаю 1 сентября тренировок не было, но клуб оказался открыт, а сам Валерий Анатольевич в небольшом спортзале отрабатывал удары по мешку, только вместо боксёрских перчаток на его руках были шингарты, или, как мы их называли, шингарки.

– А, Варченко! – почему-то немного смутившись, сказал он, когда с порога зала поздоровался. – Ты чего пришёл-то? Сегодня же 1 сентября, выходной, тренировка завтра.

– Вот я и пришёл узнать, когда мы тренируемся. Теперь узнал – так что пойду дальше до дома.

– Погоди… Хорошо что ты зашёл. У нас через две недели первенство области, я в твоём весе хотел Димку Мамина выставить, но он парень, сам знаешь, без царя в голове, может начудить и не прийти. Давай-ка подстрахуемся, я и тебя тоже заявлю, готов выступить?

– Почему бы и нет?

Я пожал плечами, почувствовав лёгкий выброс адреналина. Это я удачно зашёл. В той жизни мне такого предложения не делали, а Мамин, помнится, и в самом деле проигнорировал соревнования, тренер как в воду глядел. Потом оправдывался, что его срочно в деревню к бабушке отправили огород копать. И по идее Храбсков должен был Димку отчислить, но в очередной раз сделал скидку на его талант. И, кстати, следующий турнир, в ноябре на первенство города, Мамин выиграл, в финале как раз одолев меня.

А первенство области, между прочим, являлось отборочным турниром к первенству РСФСР. Вот было бы здорово выиграть область и поехать на всероссийский турнир!

– Тогда я тебя заявляю. Принесёшь разрешение от родителей, надеюсь, они не будут против. Перед турниром, как обычно, медобследование в диспансере, ну у тебя вроде хронических болячек нет… И старайся тренировок не пропускать, сейчас для тебя наступает ответственный момент.

– Ну как, сынок, первый день в училище? – с порога задала вопрос мама, вернувшись с первой смены.

– Нормально, мам, пока эмоции позитивные. Оборудование в классах вполне современное, педагогический коллектив профессиональный и отзывчивый, ребята в группе дружные, – отрапортовал я, словно по бумажке. – А ещё Валерий Анатольевич заявляет меня на первенство области по боксу. От тебя нужно будет разрешение.

– Ох, там же тебя побить могут…

– Мам, ещё неизвестно, кто кого побьёт. Кстати, я ужин приготовил, картошку на молоке с тушёнкой помял. Ничего, что я тушёнку взял? Тогда садись есть, я сейчас чайник поставлю.

Вечером мы вместе смотрели телевизор, потом мама легла спать, а я, включив настольную лампу, положил перед собой стопку листов дешевенькой бумаги формата А-4, которые мама частенько приносила с работы просто потому, что была возможность принести (а в советское время несли всё, что плохо лежало). Кстати, в это время формат А-4 ещё не существовал, он назывался 11-й формат, что, в общем-то, сути дела не меняло. В общем, сел писать начало будущей книги. Той самой, о которой размышлял сегодня с утра по пути в училище. Зачем откладывать дело в долгий ящик, когда никто не мешает приступить к его осуществлению прямо сейчас?! Сверху первого листа написал название: «Остаться в живых». Да, помню, был такой сериал, даже два, один американцы сняли про попавших на, как им казалось, необитаемый остров, а второй уже позже наши – про Великую Отечественную. Пока же это словосочетание никто не застолбил, так что имею полное право его использовать.

Через два часа, уже лёжа в постели, думал, что когда закончу, а это, наверное, ближе к зиме (хотя фиг его знает, я последние лет двадцать набирал исключительно на компьютерной клавиатуре, а тут ручкой приходится писать), то придётся договариваться с какой-нибудь секретаршей, чтобы перепечатала книгу. Так что надо снова копить дензнаки, за просто так никто такую работу проделывать не будет.

Идея собирать стеклотару меня совсем не прельщала. Может и правда на станцию устроиться разгружать вагоны? Ну а что, парень я так-то крепкий, общей картины, думаю, не испорчу. Или можно на стройку податься, уж траншеи копать да цемент таскать у меня силёнок хватит. Правда, всё это по большому счёту копейки, но если трудиться усердно – на оплату секретарши можно наскрести. В смысле, на оплату её труда, а не то, о чём некоторые подумали.

Блин, жаль, что у меня нет печатной машинки. Вот тогда бы точно не заморачивался, а тупо стучал бы по клавишам. После армии я снова пришел в депо, но уже учеником кузнеца: ездить ночами, как я уже упоминал, меня совсем не прельщало. И вот тогда я решил всерьёз занятья литературным трудом, начал откладывать с зарплаты, и через полгода купил небольшую пишущую машинку «Любава». Меня ещё пугали рассказами, что каждая проданная машинка регистрируется соответствующими органами, однако меня никто никуда не вызывал и контрольных экземпляров отпечатанного текста не требовал.

Конечно, печатать на машинке – тот ещё геморрой, с одной только лентой так наваландаешься, что проклянёшь всё на свете. Но альтернативы-то не было, это в Штатах вскоре появятся первые персональные компьютеры, на которых можно будет набирать текст и сохранять на гибкую дискету, а в СССР… В СССР «персоналки», несколько я помню, появились перед самым развалом страны, во всяком случае лично я впервые увидел такую машинку летом 1991 года. И конечно же, это была импортная IBM, а не что-то естественного производства[7].

Так что альтернативы, повторюсь, пишущей машинке в нашей стране и тем более провинциальной Пензе нет и в ближайшие годы не предвидится. Сейчас я был бы и этому рад. Жаль, что нет у меня денег и на покупку машинки. Даже если бы не потратился на кафешку для одногруппников, всё равно не хватило бы, «Любаву», помнится, я приобрёл за 180 рублей. Заглядывался на электрическую «Эрику», но платить за неё 280 рублей (а были и дороже) просто душила жаба.

И тут меня осенило, я даже сел в постели. Прокат! Сейчас в пункте прокате взять можно почти всё, что угодно, от лыж до телевизора и холодильника. Может быть, и пишущая машинка в нормальном состоянии имеется? Паспорт вроде бы нужен, ну так можно и маму попросить со мной сходить, на неё пускай оформят. На какой срок максимальный срок, интересно, можно взять вещь? Хорошо бы сразу на три месяца. Правда, как я матушке объясню, где научился на машинке печатать… Ну можно сказать, что хочу научиться, так как в будущем хочу стать писателем. И для начала при ней тыкать неуверенно, а потом всё быстрее и быстрее. Мол, у меня талант к работе на пишмашинке.

Ближайший пункт проката находился вроде бы на Куйбышева, за Лермонтовским сквером, пешком минут двадцать. Вот завтра после училища и схожу на разведку. А то всё-таки писанина ручкой – детский сад какой-то, к тому же у меня такой почерк, что не всякая машинистка разберёт. А вдруг ещё листы перепутает или вообще потеряет? Это же будет катастрофа! Нет уж, лучше набирать самому. С этими мыслями я повернулся на правый бок, как привык спать с возрастом, и вскоре безмятежно засопел.

Утро снова началось с пробежки, я решил себе это взять за правило. Первый учебный день прошёл без эксцессов, если не считать, что весь урок литературы я не столько слушал, о чём говорила Верочка, сколько пытался утихомирить свои гормоны.

– Ребята, по программе 9-го класса мы начинаем изучать произведение нашего великого земляка Михаила Юрьевича Лермонтова «Герой нашего времени»? Может быть, кто-то его уже читал?

– Да какой он земляк!

Это у меня вырвалось непроизвольно, и то вполголоса. Но Верочка услышала.

– Варченко, почему ты считаешь, что Лермонтов не является нашим земляком?

Блин, дёрнул же меня чёрт за язык. Придётся вставать и отвечать.

– Хотя после свадьбы родители Лермонтова поселились в Тарханах, рожать супругу Юрий Петрович повёз в Москву. Там в ночь со 2 на 3 октября (15 октября по новому стилю) 1814 года и появился на свет будущий великий поэт. А детство его, это верно, прошло в усадьбе бабушки в Тарханах, и возможно, благодаря именно Елизавете Алексеевне и воспитанию, которое она дала внуку, из него и вырос прекрасный поэт и прозаик, обладавший, тем не менее, весьма дурным характером.

– Дурным характером? – зарумянилась Верочка. – Максим, с чего ты это взял?

С чего я взял? Хм… Вообще-то биографию Лермонтова в своё время я неплохо изучил, по иронии судьбы один из моих попаданцев как раз попадает в те времена и на Кавказе встречает поэта. Причём сначала решает помочь тому избежать гибели на роковой дуэли, но, познакомившись с Михаилов поближе, понял, насколько тот пакостлив, и предоставил истории идти своим чередом. Так что тут-то Остапа, как говорится, и понесло.

– Вера Васильевна, официальная история замалчивает некоторые факты из жизни поэта, но его биографам они прекрасно известны. Лермонтов был зол, завистлив, язвителен, коварен и вероломен, и это подтверждается как многочисленными воспоминаниями современников, так и произведениями самого Лермонтова. Например, у Лермонтова было мало друзей, так как большинство людей после знакомства с ним уже не хотели продолжать дальнейшее общение. Со слов его друзей, от него практически никогда нельзя было услышать комплимент или похвалу, он всегда язвительно и злобно шутил. Писатель мог при всех высмеять даже своего близкого друга. Ну а как он вёл себя с женщинами, которых всё-таки умудрялся в себя влюбить – это отдельная история, чего только стоит судьба несчастной Екатерины Сушковой. Ну а что касается роковой дуэли, то Лермонтов буквально затерроризировал Мартынова своими насмешками. А ведь тогда к словам относились далеко не так спокойно, как сейчас. Мартынов в тот же день настойчиво попросил его прекратить отпускать шуточки в его адрес. На что узнал от заносчивого барчука, что он будет шутить над кем хочет и когда хочет, а от дуэлей никогда не отказывался и готов дать оппоненту удовлетворение, если тот считает себя оскорблённым. После этого Мартынову не оставалось ничего другого, как прислать секунданта. К тому же Мартынов заступился за поруганную честь сестры, о романе с которой Лермонтов рассказывал направо и налево в язвительных тонах. Это если вкратце, – закончил я, садясь на свой стул.

В аудитории повисла тишина. Верочка смотрела на меня, часто-часто моргая и приоткрыв пухлые губки, за которыми прятался ровный ряд жемчужно-белых зубок. Наконец, проглотив ком, она выдавила из себя.

– Действительно, ребята, существует такая версия событий, приведших к печальному исходу, и что характер у Лермонтова был непростой, тоже известно. Однако это не отменяет того факта, что Михаил Юрьевич был великим поэтом и, кстати, ещё и прозаиком, раз уж мы заговорили о «Герое нашего времени». Так что идём в библиотеку, нашу или по месту жительства, берём книгу, а в следующую пятницу я буду вас спрашивать содержание произведения. Хоть это и роман, но он не такой уж и большой, легко осилите за неделю.

В этот момент прозвучал звонок.

– Все свободны, а ты, Максим, задержись, пожалуйста.

Что ж, раз просят – задержусь. Оказаться с Верочкой один на один я уж точно не против. Вот только вряд ли она будет показывать мне стриптиз.

– Максим, – начала она, когда класс опустел, – признаться, я удивлена твоими познаниями относительно биографии Лермонтова. Где ты всё это прочитал? Мне кажется, в библиотеке вряд ли можно найти такого рода информацию. То, что биографии великих людей перед публикацией тщательно рецензируются, не секрет, вот только первоисточник зачастую хранится в архиве, куда даже мне не попасть. Наш педагог в институте тоже кое-что интересное рассказывал о Лермонтове, может, ты с ним знаком?

М-да, надо как-то выкручиваться. Наговорил с три короба, не подумавши, дал волю эмоциям, распустил хвост, а теперь ломай голову, как объяснить столь глубокие познания о жизни скандального поэта.

– Так я это… Дома у меня приёмник стоит, и как-то случайно я поймал Радио «Свобода». С помехами, но разобрать, о чём говорят, было можно. А там как раз ведущий и его гость говорили о Лермонтове. Вот я и заслушался. А поскольку на память никогда не жаловался, то как-то вот отложилось…

Приёмник у нас дома действительно стоял, правда, «вражеские голоса» по нему поймать было крайне затруднительно, глушили их на совесть. Но в этот момент просто никакой другой отмазки в голову мне не пришло. Задним числом я укорил себя, что уж лучше бы промолчал. Если Верочка донесёт на меня директору, в отдел городского образования или, чем чёрт не шутит, в соответствующие органы, то из училища меня попрут в два счёт. И из комсомола тоже.

– Максим, ты же взрослый парень, и должен знать, что такие радиостанции, как «Радио «Свобода» или «Голос Америки» слушать нельзя. Там же идёт постоянная клевета на советский строй, которую неокрепшие умы подростков впитывают, как губка.

Вот не поймёшь, то взрослым парнем называет, то на неокрепший ум намекает. Или взрослый – это в плане физического развития? Так я бы не сказал, что я такой уж здоровяк, хотя да, кость у меня широкая как говорит мама, в батю пошёл.

– Я ж говорю, случайно на эту волну попал, а тут про Лермонтова говорят, я даже не понял сначала, что это за радиостанция, пока там заставка не пошла. Вера Васильевна, я вам торжественно обещаю, что специально ловить эти радиостанции больше не буду.

И даже приложил правую ладонь к груди, тем самым усиливая эффект своей клятвы.

– Ладно, Варченко, ступай, а то сейчас перемена закончится, – вздохнула она. – И не забудь о домашнем задании.

– В общем-то, я все пять глав «Героя нашего времени» помню если не наизусть, то сюжет могу пересказать подробно.

– Молодец, я поняла, что ты юноша начитанный, но не стоит отрываться от коллектива.

Из класса я вышел со взмокшей спиной. Всё-таки давно мне не приходилось выкручиваться, особенно из ситуаций, в которые сам себя загнал. Пока вроде бы обошлось, но на будущее сделаю себе зарубку не лезть поперёк батьки в пекло. То, на что в XXI веке посмотрели бы сквозь пальцы, сейчас может обернуться большими неприятностями. И об этом нужно помнить постоянно.

А пока из училища прямиком в прокат, разузнать насчёт машинки. И вечером на тренировку. Если всё задуманное сложится, то ближайшее будущее обещает быть довольно насыщенным.