Второй шанс 6

Глава 3

В понедельник в училище заявились майор, представившийся заместителем начальника ОВД по Останкинскому району Москвы, и корреспондент «Вечерней Москвы». Один пришёл, чтобы при всём наличном составе учебного заведения вручить мне грамоту за спасение ребёнка, а второй – чтобы взять небольшое интервью и сфотографировать меня с этой самой грамотой.

До этого я в стенах училища ни словом не обмолвился о случившемся, так что для всех визит представителя органов правопорядка и журналиста стал неожиданностью. После окончания торжественной части директор СПТУ распорядился срочно вывесить на всеобщее обозрение стенгазету с описанием подвига. И грамоту у меня выпросил, сказал, что оформит в рамку и повесит у себя в кабинете. Мне не жалко, пожалуйста! А Инге завтрашний номер «Вечерки» предъявлю, хотя она и так поверила бы.

Тем же вечером в начале седьмого раздался звонок с «Мелодии». Оказалось, они хотят видеть в стенах своей студии вокально-инструментальный ансамбль «GoodOk», дабы сделать запись и выпустить диск-гигант. На вполне прагматичный вопрос, каким тиражом напечатают пластинку и сколько нам заплатать, последовал уклончивый ответ типа, это будет обговорено при подписании договора. Который, к слову, в случае, если руководитель коллектива является несовершеннолетним, должен подписать его совершеннолетний представитель. А-а-а, про себя взвыл я, да когда же мне уже восемнадцать-то исполнится?!!

– Я могу надеяться, что на пластинке название коллектива будет выполнено латинскими буквами?

– Лично я не имею ничего против, но на подписании договора уже точно обо всём договоритесь.

– А когда мы должны появиться в студии, и когда нужно подписать договор?

– Когда ваш коллектив сможет собраться в Москве? – последовал встречный вопрос. – Запишите телефон, по которому можно будет со мной связаться. Меня зовут Валентина Григорьевна, звонить можно с 9 утра до 6 вечера, хотя иногда меня может на месте и не оказаться.

Ну вот, теперь придётся думать, как собрать оригинальный состав. Саню с Гольдбергом я решил не подключать, они пришли на всё готовенькое, и по большому счёту отношения к песням, которые мы будем записывать, не имеют. Так, Валька в Москве, с этим уже легче. Ленку надо искать в Ленинграде, может, её родители всё же подскажут какие-то координаты… С Юрцом всё сложно, как его из воинской части выцепить? А приглашать барабанщика со стороны не лежала душа. Я уже видел дизайн обложки с нашими физиономиями, и каково будет Юрке держать в руках такую пластинку, где вместо него изображён какой-то левый тип?

– Ты чего пригорюнился? – услышал я голос Инги, которая в этот момент оторвалась от чтения модного журнала.

Когда я объяснил ей, в чём дело, она тоже на какое-то время задумалась, а затем, прищурившись, изрекла:

– А может быть, мне позвонить дяде Серёже? Он сейчас при таких полномочиях… Да ты и сам можешь позвонить, вы же с ним чуть ли не друзья.

А что, попытка не пытка. Набрал домашний номер Козырева, трубку подняла жена, сказал, что супруг задерживается на работе, обещал быть к девяти часам. Сергей Борисович сам перезвонил без пяти девять.

– Что у тебя опять стряслось? Или это не телефонный разговор?

– Да нет, – успокоил я его, – вполне телефонный.

Снова пришлось пересказывать суть дела.

– Вытащить человека на пару дней из части? – задумчиво повторил Козырев. – В принципе, нет ничего невозможного, нужно только узнать, как он себя проявляет по службе, а то, может, с «губы» не вылезает.

– Да вы что, Сергей Борисович, какая «губа»! Мы с ним, кстати, переписываться начали, позавчера только от Юрки ответное письмо получил, пишет, что всё у него здорово, никакой дедовщины, они там в музыкальной роте даже песни нашей группы исполняют.

– Диктуй адрес и номер части, попробую завтра с утра дозвониться.

– Спасибо огромное, Сергей Борисович…

– Погоди ещё благодарить, спасибо скажешь, когда вы эту свою пластинку запишете. Как, кстати, на «Голубой огонёк» сходили?

– Прекрасно сходили, я там даже всех организовал свою новую песню петь, надеюсь, её не вырежут из эфира.

– Свою? – хмыкнул в трубку Козырев.

– Хм, ну, скажем так, позаимствовал, так ведь ещё неизвестно, напишет настоящий автор её в рамках новой реальности или нет…

– Ты это, по телефону давай-ка без намёков про всякие реальности. Понял? Вот и хорошо… Инга там что делает? Журнал читает? Телевизор смотрит? Привет ей передавай.

– Инга, тебе привет от дяди, – крикнул я. – И она вам передаёт, говорит, что любит вас.

Следом я набрал номер общежития, где проживал Валька. Тот прибежал к трубке через пять минут, новость о грядущей записи на «Мелодии» воспринял со сдержанным оптимизмом.

– Давно пора было нам сделать такое предложение, – заметил он. – А то в музыкальных отделах пылятся диски с какой-то фигнёй, а хорошие группы только на подпольных магнитоальбомах услышать можно.

Затем позвонил родителям Лены. На моё счастье, те уже знали не только адрес, по которому проживали дочка с хахалем, но и её рабочий телефон. Ленка, оказывается, успела устроиться преподавателем в музыкальную школу, и можно было позвонить в приёмную.

Ей я позвонил на следующий день, как только вернулся из училища, по пути купив свежий номер «Вечерней Москвы» с заметкой про себя любимого. А ничего так я на фото выгляжу, глядишь, поклонницы вырезать на память начнут.

– Макс! – взвизгнула Ленка на том конце провода. – Я так по всем вам соскучилась… Что? На «Мелодию» приглашают? Диск записывать? Ничего себе! А когда? Пока сам не знаешь? Юрка да, в армии… Как он там? Всё хорошо, пишет? Я? Да у меня вроде тоже неплохо. Игорёша мой по морской части, что-то там со связью связанное… Ой, смешно сказала… Меня-то? Да думаю, отпустят на денёк-другой, у нас директор музыкальной школы Маргарита Петровна – очень хорошая женщина. Ты мне только как определишься с датой – сразу звони. Да, на этот… Слушай, ручка с бумажкой есть? Запиши номер наших с Игорем соседей, они тоже хорошие люди… Записал? Ну ладно, ты уж не траться, межгород денег стоит… Ой, как же я по вам всем соскучилась, даже не верится, что снова встретимся!

Такой вот родник эмоций на меня выплеснулся через трубку телефона, хотя раньше я считал Лену достаточно сдержанной девушкой. Ну, был момент, когда она меня в своём подъезде едва не изнасиловала, но это был всего лишь эпизод и так давно, что уже даже и не верится, что такое могло быть.

В среду, 19-го декабря, позвонил Козырев. Причём с радостной новостью – после Нового года Юрке дадут недельный отпуск, успеет и в Пензу наведаться, и с нами на студии записаться.

– Отслужившим меньше года отпуск дают только в виде исключения, – пояснил Сергей Борисович. – Но мне пошли навстречу.

Ещё бы не пошли! Не знаю уж, как Козырев представился, но с человеком его положения лучше не спорить.

– Так что с 3 по 10 января Скопцев в твоём распоряжении. Твой домашний телефон ему обещали передать, – добавил на прощание собеседник.

Я на следующий день позвонил на фирму грамзаписи, и сообщил, что мы сможем собраться на студии ориентировочно с 5 по 10 января. Это я сделал поправку на то, что Юрка дома проведёт хотя бы пару дней, прежде чем заявится в Москву. А с мамой для подписания договора можем подъехать хоть 2-го января. Затем я снова обзвонил Валю и Лену, а Юрка теперь должен сам со мной связаться по приезду в Пензу. Хотя, может, и раньше позвонит, а может и вообще сначала решит завалиться в Москву. В общем, ждём вестей от Юрки и уже по нему ориентируемся.

Накануне премьеры «Остаться в живых» мы с Ингой решали вопрос с очередным вечерним платьем. Инвалютных рублей оставалось с гулькин нос, и поэтому в том числе я с нетерпением ждал приезда мамы, чтобы она сняла со своего счёта во «Внешпосылторге» хотя бы пару тысяч. Хотя, по моим прикидкам, учитывая, что ещё и «Вояж» пошёл по международным радиостанциям (сам недавно слышал эту информацию от Севы Новгородцева, который заодно и поставил песню в эфир своей программы)… Так вот, учитывая этот факт, на нашем счету инвалютных рублей должно быть куда больше, даже не считая всех вычтенных налогов. Кстати, пользуясь случаем, что-нибудь куплю родителям в «Берёзке».

А пока нам с Ингой пришлось думать, где достать ей наряд на выход. Ввиду невозможности заглянуть в эту самую «Берёзку» мы устроили рейд по ЦУМу, ГУМу и ещё нескольким более-менее известным магазинам, но предлагаемый ассортимент Ингу категорически не устраивал. Да и мне, если честно, ничего не нравилось. Обратились в пару ателье, но в одном приличной ткани не нашлось, а в другом сказали, что даже срочный заказ они смогут выполнить не ранее чем на следующей неделе, так как сегодня уже пятница близится к вечеру, а в воскресенье у них законный выходной. Всё же прошлись по фарце, даже пару платьев Инга примерила на «конспиративной» квартире, но и здесь ничего подходящего не нашлось. Чтобы не уходить совсем уж с пустыми руками, взяли в подарок её маме флакон французских духов. Подумав, я прихватил ещё и духи для Люды – лёхиной подруги. Что-то мне подсказывало, что в будущем мы будем дружить семьями.

– Что же делать-то? – спрашивала меня Инга с глазами, в которых плескалась неизбывная тоска.

Я только вздыхал в ответ… В это время мы миновали улицу Кузнецкий Мост, и мой взгляд зацепился за вывеску «Общесоюзный Дом моделей одежды».

– Стоп! Давай-ка зайдём, – предложил я, томимый неясным предчувствием.

– Зачем? – не поняла Инга.

– Пока сам не знаю…

Наверное, это судьба, но первым, кого мы встретили в вестибюле, был… Вячеслав Зайцев. Ещё вполне моложавый, одетый в стильное драповое пальто с большим воротником, не исключено, пошитое по его же эскизам.

– Вячеслав… Простите, не помню вашего отчества…

– Да? Что вы хотели, молодые… О, а я ведь вас где-то видел!

– Не исключено, – скромно улыбнулся я, – бывает, и по телевизору мелькаю, на днях участвовал в записи программ «Песня-79» и «Голубой огонёк». Максим Варченко меня звать.

– Точно! Молодой композитор и, кажется, ещё и писатель. Очень, очень приятно! – протянул он мне руку. – А к нам какими судьбами?

Когда я объяснил ситуацию, Зайцев, смерив Ингу оценивающим взглядом профессионала, переспросил:

– Так вы здесь хотите найти готовое платье для своей девушки?

– Сшить же, наверное, всё равно не успеете.

– Ну, сам-то я, во-первых, не шью, – ухмыльнулся модельер. – Я конструирую одежду, а шьют её другие люди. А во-вторых, могу предложить вариант с прокатом платья.

Мы с Ингой переглянулись. В её глазах я прочитал готовность на что угодно, лишь бы выглядеть на премьере королевой.

– Прокат на один вечер, причём бесплатно, – присовокупил модельер. – Платье от самого Вячеслава Зайцева.

И с довольной миной переводит взгляд с меня на Ингу и обратно. Ну понятно, ему в случае чего реклама. И не боится, что платье мы можем испортить или попросту не вернуть. Хотя, конечно, понимает, что украсть-то мы не украдём, а вот испортить… Всякое бывает, вдруг заденет подолом за что-то острое и порвёт. Или кофе, скажем, на себя выльет.

– Так, ребята, решайтесь, а то мне через, – он посмотрел на часы, – через сорок минут надо быть у одного человека, а он не любит, когда опаздывают.

– Мы согласны, – заявил я за нас двоих.

Зайцев словно бы заранее определил, что именно может подойти моей спутнице и, когда мы оказались в огромной костюмерной, снял с вешалок несколько платьев.

– Сначала примерьте вот это.

Он протянул Инге одно из платьев.

– А где у вас переодеться можно?

– Девушка, вы что, стесняетесь меня?! Вы знаете, сколько мне по роду моей деятельности приходится видеть полуголых девиц? Причём даже без бюстгальтеров! Нет, ну если так уж стесняетесь, то можете зайти за стойку с одеждой.

Инга так и сделала. А платье на ней сидело великолепно, вот что значит глаз-алмаз! Бежевое, с орнаментном от левого плеча, тянущимся до самого низа, заканчивавшегося на уровне колен.

– Снимайте, – тоном, не терпящим возражений, распорядился модельер. – Теперь примерьте вот это.

В итоге всё же именно бежевое платье нами было одобрено как самое подходящее для грядущего вечера. Очень уж красиво оно облегало фигуру Инги. К тому же к платью Зайцев подобрал такого же цвета бежевые туфли на шпильке.

– А что, держитесь вы на них уверенно, – заявил он, глядя, как Инга пытается идти, словно по подиуму. – Только не нужно так вульгарно вилять попой, вы же советская девушка.

Инга покраснела, но этот румянец так ей сейчас шёл… По ходу дела мы узнали от Зайцева, что он собирается распрощаться с Домом моделей, чтобы сотрудничать с фабрикой индпошива № 19[6].

– Тесно мне тут, – позёвывая, говорил модельер. – Не дают развернуться творческому человеку.

Десять минут спустя мы покинули «Общесоюзный Дом моделей одежды», а я держал подмышкой свёрток, в котором покоились платье и туфли. Слава не взял с нас даже расписки!

А вообще-то, думал я, собираясь 23-го с Ингой на премьеру, что-то от этих светских мероприятий я уже начал уставать. Даже потренироваться толком не получается, по возвращении из Японии лишь три раза сумел заскочить в зал, сразу же, кстати, обрадовав Грачёва сувенирами, вручив ему вымпелы практически всех сборных. Быстрее бы закончился этот декабрь… Ну хоть 31 числа наши с Ингой родители приедут. Её папа с мамой приезжают на день, мои будут гостить два дня, и то потому, что 1 января все предприятия закрыты, включая офис «Внешпосылторга», и снять чеки со счёта мама сможет только на следующий день. Это я сам её попросил. Благо что три комнаты, и в каждой есть где улечься всем гостям, так что в этом плане проблем не предвидится. Разве что утром очередь в туалет.

– Ну как я? – уже в который раз спросила Инга, крутясь перед большим зеркалом в прихожей.

– Королева, – заученно выдал я, пытаясь завязать на шее галстук. – Любимая, поможешь мне с галстуком?

– Сейчас, Макс, минутку… Слушай, а не высоковат каблук, как ты думаешь?

– В самый раз! Ну ты мне поможешь наконец с галстуком?

К «Ударнику» подъехали на такси. На этот раз в «Чародейку» заезжать не стали, Инга договорилась с мастером, что та примет её на дому. А жила она в Черёмушках, вот оттуда мы сейчас и прибыли.

На фасаде «Ударника» с удовлетворением обнаруживаю огромную афишу нашей кинокартины. Харатьян изображён с ППШ в руках, бегущим прямо на зрителя, со взглядом, в котором читалась твёрдая решимость во что бы то ни стало покрошить на фарш десяток-другой фашистов.

Нас же ждут с другой стороны, на служебном входе. Вместе с бабушкой-вахтёршей здесь дежурит сержант милиции, показываю ему наш пригласительный, докладываю, что мы члены съёмочной группы, после чего милиционер машет рукой:

– Проходите на второй этаж, там ваши собираются в кабинете директора.

В неожиданно просторном кабинете сидящими на стульях и диване обнаруживаем тех же, кто присутствовал на прогоне фильма: Ростоцкого, Корн, Катаева, Дашкевича, Харатьяна, Щербакова, Адомайтиса, Матвеева, а также ещё одну женщину, оказавшуюся монтажёром. Плюс Бобриков и за директорским столом какой-то упитанный мужик в помятом костюме и крупных очках. Перед ним стакан с чаем в подстаканнике, в пальцах наполовину выкуренная сигарета. Директор кинотеатра? Как вскоре выяснилось, я сильно ошибся.

– А вот и автор сценария, – объявляет Бобриков, вставая со стула и протягивая руку. – Он же и автор книги, по которой снят фильм. Ну и его девушка, как я понимаю. Прекрасно выглядите!

Грузный мужчина в очках тоже поднялся и протянул руку:

– Ермаш, Филипп Тимофеевич!

Ого, это серьёзно, когда на премьеру приходит председатель Государственного комитета СССР по кинематографии. Вряд ли он посещает каждую премьеру, учитывая, что в год наши киностудии выпускают сотни фильмов.

– Очень приятно! Максим!

– Инга! – тоже представляется моя спутница, чью ладошку Ермаш осторожно сжимает в своей лапище.

– Давайте я вам помогу снять дублёнку.

Ишь ты, какой галантный. Падок на молоденьких Филипп Тимофеевич? Или это простая учтивость?

Не успел он помочь моей девушке избавить от верхней одежды, как дверь открывается, и на пороге появляется немолодая женщина с подносом, уставленном десятком стаканов чая.

– Вот, товарищи, разбирайте.

– Спасибо, Виктория Васильевна, – говорит Бобриков, потянувшись к стакану.

Наверное, это и есть директор кинотеатра. Вряд ли секретарша, потому что приёмная перед кабинетом отсутствовала, по пути мы миновали только дверь с табличкой «Бухгалтерия» и окошком выдачи зарплаты.

Нам, а также Харатьяну с Щербаковым, как самым, наверное, молодым, чаю не досталось, но мы с Ингой особо и не переживали, потому что перед выходом и перекусили, чтобы на премьере животы не подводило, и чаю попили в том числе. Правда, было это два с лишним часа назад, но в желудке пока не урчало. Да и чай здесь предлагали только с карамельками и сушками. Что-то плохо подготовилась директриса, для Ермаша нужно было выставить бутылочку коньяка с лимончиком и коробку шоколадных конфет. Либо это будет потом, без свидетелей?

Мы сидели с краешка дивана, прислушиваясь к разговорам «взрослых», которые в данный момент обсуждали положение дел в советском кинематографе. По словам Ермаша, всё обстояло почти идеально, в его спиче прозвучала даже фраза: «Скоро мы утрём нос Голливуду». Я про себя ухмыльнулся, понимая, что Голливуду мы и скоро не утрём, и нескоро. Если вообще когда-нибудь утрём, в чём я сильно сомневался.

Минут через десять было предложено переместиться в зрительный зал. Ага, фильм будет демонстрироваться на широкоформатном экране, и это здорово! Весь первый ряд отдан в наше распоряжение. По центру, естественно, уселся Ермаш, я сел рядом с Ростоцким, Инга по левую руку от меня. Зал постепенно заполнялся зрителями, а внутри меня вместо ожидаемого волнения поселилось странное умиротворение.

Первым на авансцену перед экраном вышел Ермаш. Для него поставили стойку с микрофоном. Правда, ещё раньше вышла директриса кинотеатра, которая и объявила Ермаша.

– Добрый вечер, товарищи! – начал он, откашлявшись. – Сегодня мы здесь собрались, чтобы посмотреть новый художественный фильм кинорежиссёра Станислава Иосифовича Ростоцкого, он называется «Остаться в живых». Фильм вроде бы о войне, но в то же время в нём присутствует доля фантастики… А давайте лучше о картине расскажет сам режиссёр! Станислав Иосифович, идите сюда.

Что-то мне подсказывает, что так и было задумано, никакой это не экспромт. Но в любом случае, думаю, Ростоцкому было что сказать. Он вкратце рассказал о фильме по сценарию молодого, но талантливого писателя Максима Варченко, не раскрывая все детали сюжета, а затем предложил наконец посмотреть картину, и это предложение было встречно аплодисментами.

Премьера обошлась без «Фитиля» и прочих киножурналов типа «Новости дня». Не тот случай, так сказать. Вот когда в зале погас свет и на экране появились титры, зазвучала музыка Дашкевича, пусть я даже всё это видел на приёмке – вот тогда сердечко у меня учащённо забилось. А Инга смотрела фильм впервые, и она почти сразу вцепилась в моё запястье и не отпускала его до самого конца картины.

Всё-таки широкоформатный экран – это вещь! И звук здесь был на порядок круче, чем на сдаче фильма, иногда даже я вздрагивал, когда раздавался очередной взрыв. Когда же после финальных титров снова дали свет, весь зал встал и аплодировал минут пять точно. Кто-то даже крикнул «Браво». А мы всей съёмочной группой сразу же поднялись на ту самую авансцену, улыбались и кланялись, улыбались и кланялись… Какая-то девушка подбежала и вручила мне букет хризантем, я, немного замешкавшись от смущения, передал букет Ростоцкому. Так бы, может, и Инге отдал, да она сидела в первом ряду, вернее, аплодируя вместе со всеми. А рядом с ней стояли и тоже аплодировали Ермаш с Бобриковым. Сначала-то они сидели, но когда увидели, что весь зал стоит, то тоже выбрались из своих кресел.

– Большое спасибо, друзья, за ваши аплодисменты! – чуть ли не крикнул Ростоцкий в микрофон, который на время сеанса был убран в сторону, а сейчас снова возвращён на место. – Очень приятно видеть ваши счастливые, одухотворённые лица. Значит, мы не зря потратили столько сил и времени, работая над этой лентой.

Снова аплодисменты, впрочем, уже менее продолжительные. А дальше Станислав Иосифович представляет членов съёмочной группы, каждому вновь достаётся порция аплодисментов. Ростоцкий берёт инициативу в свои руки, рассказывает о том, как проходили съёмки, а затем предлагает зрителям задать вопросы, если они у них имеются. Как выяснилось, имелись. Первым с места выкрикнул вопрос очкастый парень в цивильной тройке:

– В печати уже вышла вторая книга о приключениях Виктора Фомина под названием «В предгорьях Карпат». Будет ли снято продолжение по этой книге?

– Хороший вопрос, – улыбнулся Ростоцкий. – Думаю, он адресован скорее всего мне. После выхода второй книги мы, конечно же, сразу подумали, что неплохо было бы снять продолжение. Но ещё нужно было понять, как зритель примет первый фильм. Судя по вашей реакции, лента вам пришлась по душе.

– Ещё бы! Да! Конечно! – послышались выкрики из зала.

– В таком случае я спрошу директора киностудии детских и юношеских фильмов имени Горького товарища Бобрикова. Василий Кузьмич, вы как, не против того, чтобы мы взялись снимать продолжение?

Принявший к тому времени сидячую позу Бобриков снова встаёт и, повернувшись к зрителям лицом, с вымученной улыбкой и приложив руки к груди, говорит, что лично он после такого оглушительного успеха, конечно же, приложит все силы к тому, чтобы продолжение также вышло на экраны. Снова сев под одобрительный гул публики, повернулся к Ермашу. Тот кивнул, и Бобриков, как показалось, облегчённо выдохнул.

– А у меня вопрос к автору сценария, – взяла слово молодая женщина. – Максим, вы ведь не только пишете книги, но ещё и сочиняете песни. А некоторые из них даже прозвучали в этом фильме. Скажите, не планируется выпустить отдельную пластинку, в которую войдут песни из этого кинофильма?

– Спасибо за вопрос. Знаете, я как-то ещё и не думал над этим, но если поступит такое предложение от фирмы грамзаписи «Мелодия», я буду только рад. Да и Владимир Сергеевич, уверен, тоже не будет против, – посмотрел я с улыбкой на Дашкевича. – А пока могу порадовать поклонников вокально-инструментального ансамбля «GoodOk». Мне, как его основателю и идейному вдохновителю, поступило предложение как раз с «Мелодии» записаться у них на студии. Они хотят выпустить диск-гигант, я думаю, это станет отличным подарком для поклонников нашего коллектива.

Снова овация, чуть ли не на минуту. Видно, и впрямь у нас в этом зале немало фанатов.

– Но я слышала, – наконец сумела докричаться вопрошающая, – что ваша группа распалась. Это правда?

– Простите, вас как зовут?

– Анастасия.

– Так вот, Анастасия, в силу объективных причин коллектив и в самом деле распался. Барабанщик Юра Скопцев ушёл служить в армию, клавишница Елена Кутузова за своим молодым человеком уехала в Ленинград, бас-гитарист Валя Гольцман поступил в институт культуры. Но на запись пластинки мы должны все собраться снова. Однако речь сейчас не о моём музыкальном творчестве, а о фильме. Может быть, кто-то желает добавить ложку дёгтя в бочку с мёдом? Ни у кого по картине нет никаких замечаний?

– Нет! Всё отлично! Не будет вам ложки дёгтя!

Последняя фраза кого-то из зрителей была встречена общим хохотом. Задали ещё пару вопросов, после чего к микрофону подошла директриса и предложила расходиться. Ростоцкий вручил букет Корн, отчего та заметно смутилась, видимо, не привыкнув к проявлениям такого рода внимания со стороны своего босса.

В скверике напротив «Ударника» стояла украшенная пластмассовыми игрушками ель, вокруг которой был залит каток. Несмотря на относительно позднее время, народу там хватало, в том числе и ребятни. Сегодня воскресенье, завтра с утра в школу, а кому-то и в садик, но ведь не спят, веселятся. Хотя и у меня было такое же детство.

– Макс, – дёрнула меня за рукав Инга, – а мы с тобой ёлку дома ставить будем?

Надо же, у меня в этой круговерти совсем из головы вылетело, что мы до сих пор не поставили в квартире главный символ Нового года. О чём я и сообщил Инге.

– А я вчера зашла в «Первомайский» за тетрадками, там как раз рядом с универмагом ёлочный базар. А ещё в самом универмаге большой выбор ёлочных украшений на первом этаже.

– Так давай завтра после учёбы и заглянем, – предложил я.

Однако ёлочный базар наши запросы удовлетворить не смог.

– А что вы хотели, лучшие ёлки уже разобрали, – развёл руками продавец – мужик в телогрейке, шапке-ушанке и валенках, в которые были заправлены ватные штаны.

У меня появилась дикая идея съездить на дачу и срубить там ёлку, заодно проверив, как обстоят дела в загородном доме. Позвонил Лёхе, поделился своими мыслями, но тот меня отговорил от столь необдуманного поступка.

– Там сейчас лесники лютуют, могут и штрафануть. Потом всплывёт где-нибудь эта история… На кой это тебе нужно, особенно учитывая твою знаменитость? Ты знаешь что… Попробуй лучше с этим продавцом с ёлочного базара договориться, может он тебе под заказ привезёт что-то приличное.

Я так и поступил, и действительно, на следующий день мужик за червонец презентовал мне отличную, пушистую ёлку высотой в пару метров. Для наших трёхметровых потолков сойдёт, ещё и звезда на верхушку влезет даже учитывая, что лесную красавицу пришлось устанавливать в специально приобретённое в хозяйственном магазине напротив нашего дома эмалированное ведро.

А игрушки мы всё-таки купили в «Первомайском». Помимо шаров купили гирлянду и пластмассовых Деда Мороза со Снегурочкой. Поставили сказочных персонажей под ёлку, обложив ватой, словно снегом.

Опять же, пришлось озаботиться покупкой продуктов к новогоднему столу. В магазинах бешеные очереди, сметают всё подряд. С автовокзала толпы приезжих растекаются по продмагам, причём автобусы прибывают не только с Подмосковья, но и с ближайших областей. В целом ситуация с продуктами после тех знаменитых рейдов Бобкова значительно улучшилась, но новогодний ажиотаж никто не отменял.

Чёрт, как же плохо без инвалютных рубликов! Сейчас бы завалились в «Берёзку» на Сиреневом бульваре, там прекрасный продуктовый отдел, набрали бы шампанского, хорошего вина, сыра, салями и прочих деликатесов. Определённо заставлю маму снять всё с её счёта подчистую, чтоб впредь не попадать в подобную ситуацию.

На выручку за три дня до Нового года неожиданно пришёл Сергей Борисович. Оказалось, Инга по телефону с ним по-родственному пообщалась, а между делом поплакалась, что достать продукты на новогодний стол не представляется возможным, а ведь приедут её и мои родители. Вот стыдоба-то будет… Козырев перезвонил через час и сказал, чтобы завтра, 29-го, к трём часам дня я подошёл к кабинету директора «Елисеевского» Маргариты Петровны Васильчиковой. Обо мне будут предупреждены. Только на халяву рассчитывать не стоит, ну это как бы подразумевалось само собой. И плюс мы оба должны помалкивать, при каких обстоятельствах получили продуктовый набор, даже нашим родителям не имеем права рассказать правду.

Обо всех этих переговорах я узнал уже по факту, вечером, по возвращении из редакции «Московского комсомольца». Меня туда пригласили на интервью для «Звуковой дорожки» и больше часа я рассказывал журналисту о себе и своём творчестве. По книгам прошлись вскользь, про бокс вообще был один вопрос, почти всё интервью оказалось посвящено музыке. А отказываться от предложения Козырева я посчитал глупым, хотя подозреваю, что ему нелегко было сделать этот звонок директору «Елисеевского» и попросить об одной небольшой услуге. Опять же, получается, Соколов под страхом смерти уволился, а его преемник продолжает заниматься тем же? Или это всего лишь разовая акция? В любом случае Сергей Борисович пошёл на определённый риск, думаю, узнай Бобков о таком поступке подчинённого – всыпал бы ему по первое число.

Ровно в три часа дня я торкнулся в дверь приёмной Васильчиковой. Пошёл один, без Инги, она в этот день сдавала последний сессионный зачёт. Да и с её слов я понял, что ей не было команды идти со мной.

К моему величайшему удивлению, секретаршей оказалась та же самая стильно одетая женщина, которая меня встретила, когда я просил передать записку Соколову. При моём появлении глаза женщины заметно округлились.

– Вы?!

– Кхм… Добрый день, – поздоровался я как ни в чём ни бывало. – Я к Маргарите Васильевне, моя фамилия Варченко. Мне назначено на пятнадцать часов.

– Подождите, я же помню, это вы просили передать какую-то записку Юрию Константиновичу два года назад, после чего он… Ну вы же, только выглядели, само собой, моложе!

– Извините, вы меня, наверное, с кем-то путаете, – улыбнутся я как можно душевнее. – Я два года назад жил в Пензе, а в Москве если и появлялся, то по большим праздникам, и уж никак не мог передать записку какому-то Юрию Константиновичу.

В глазах секретарши появилось сомнение, после моей отповеди она уже не была столь уверена в своей зрительной памяти. Хотела ещё что-то сказать, видимо, по этому поводу, но в последний момент передумала, встала и после короткого стука дёрнула на себя дверь директорского кабинета.

– Маргарита Петровна, к вам Варченко…

– Пусть заходит.

Пять минут спустя под всё ещё растерянным взглядом секретарши я покидал директорский кабинет, прижимая к себе большой пакет из вощёной бумаги. Теперь-то за деликатесы на праздничном столе можно было не волноваться. А я снова оказался в долгу перед Сергеем Борисовичем. Хотя эту ситуацию можно повернуть так, что он просто помог любимой племяшке, чьи мама с папой также окажутся за этим самым праздничным столом.

Впрочем, ещё нужно было позаботиться о наборе для оливье и фруктах. В продуктовом рядом с домом купили картошку, яйца, майонез и венгерский консервированный горошек. За мандаринами и мясом мотанулись на Измайловский рынок. Народу много, но отоварились без каких-либо проблем, хоть и заплатили втридорога. В кои-то веки наш не самый маленький холодильник оказался забит практически битком.

Утром 31-го мы с Ингой встречали на Казанском вокзале наших родителей. Стараниями Михаила Борисовича все четверо сватов оказались в одном купе, так что выходили они из одного вагона.

Наобнимавшись-наплакавшись (слезу пустили Инга и обе мамы), мы умудрились поймать два таксомотора, на которых и добрались до 5-й Парковой. Михаил Борисович и Нина Андреевна первым делом осмотрели квартиру, поцокав языками. Надеюсь, после этой «экскурсии» у них не осталось сомнений, что дочка сделала достойный выбор.

Затем женщины тут же принялись готовить на стол, а мужская часть компании, сидя у телевизора, занялась обсуждением глобальных преобразований в советском обществе. Я, честно сказать, был удивлён, когда батя, которого я всегда подозревал в некоей приземлённости, разразился целым монологом, как и куда, по его мнению, СССР должен двигаться дальше. Причём некоторые из его рассуждений показались мне вполне здравыми.

А тут и Сергей Борисыч подъехал! Ну а как не повидаться с братом, коли представилась такая возможность? Как раз и перекус подоспел в виде обеда. Женщины нам принесли еду в комнату, так как кухня была оккупирована ими до самого вечера. Батя откуда-то, словно фокусник, извлёк бутылку водки, на всех четверых, включая меня, разлили по рюмкам, продолжая свой диспут, в который включился и Сергей Борисыч. Правда, он больше слушал, а главным спикером был мой отец, который и так-то разговорчив, а когда поддаст – вообще не держит язык за зубами. Надеюсь, ничего крамольного он говорить не собирается.

А я, посидев с ними немного за компанию, предпочёл за лучшее удалиться в свой кабинет, где отдался во власть музыки. Включил на синтезаторе ритм-секцию – ударные и бас, взял в руки акустическую гитару и стал наигрывать в надежде, что родится что-нибудь приличное. Минут через десять понял, что вырисовывается нечто лирическое, причём на эту мелодию лучше всего ложился англоязычный текст. Следующие часа полтора я сочинял слова припева, в итоге с наложением аккордов получилось следующее:

G Hm Em

Em C D

G Hm Em

Em C D G

Ну да, получается, песня про мир, за мир во всём мире, что война – это плохо, бла-бла-бла… А что, в преддверии Олимпиады в тему: песня, как и спорт, должна объединять, а не разъединять.

От музыкальных экзерсисов меня отвлёк Сергей Борисович:

– Не помешал?

– Нет, конечно, заходите.

– Как твой синтезатор, оправдывает ожидания?

– Ещё бы! Думаю, таких в Союзе раз-два и обчёлся, если мой вообще не в единственном экземпляре.

– Ну а ты как думаешь, что год грядущий нам готовит?

– А хрен его знает, Сергей Борисович, что он нам готовит.

– В смысле «хрен его знает»?

– Под нашим с вами влиянием всё так поменялось, что я уже и предположить боюсь, как оно там дальше пойдет.

– Что, никаких воспоминаний больше не всплывало?

– О политике уж точно нет. Всякие катастрофы, чрезвычайные ситуации и тому подобное, я уже вам говорил, что просто не помню. Впрочем…

– Ну-ну…

– Впрочем, вот точно помню, что Джона Леннона меньше чем через год, 8 декабря 1980-го убьют.

– Ого! Как и кто?

– Да фанатик какой-то. Марк Чэпмен кажется. Вечером Леннон будет со студии или откуда-то возвращаться, и этот придурок ему около дома несколько раз в спину выстрелит. А за пару часов до этого автограф у него возьмёт. Только вот не знаю, нужна ли вам эта информация…

– Хм, ну, не тебе и не мне судить о её важности. Всё равно спасибо! Мы подумаем…

– Это конечно, подумайте, только не забывайте, что от судьбы не уйдёшь. Помните притчу о свидании в Самарре?

– В какой Самаре? В Куйбышеве?

– Да нет, – улыбнулся я, – Самарра – с двумя «р», это город такой древний на территории Ирака. А вообще свой вариант древней притчи Сомерсет Моэм написал. В общем, Смерть рассказывает: «Жил в Багдаде купец. Послал он слугу на базар за товаром, но тот прибежал назад, бледный и дрожащий, и сказал: „Господин, на базаре в толпе меня толкнула какая-то старуха; я оглянулся и увидел, что меня толкнула сама Смерть. Она посмотрела на меня и погрозила мне. Господин, дай мне коня, уеду я из этого города, скроюсь от своей судьбы. Поеду я в Самарру, где смерть не найдет меня“. Дал купец слуге коня, сел слуга на коня, вонзил шпоры ему в бока, и помчался конь со всех ног. А купец пошел на базар, увидел меня в толпе, подошел и спросил: „Почему ты погрозила моему слуге, когда увидала его нынче утром?“ – „Я не грозила ему, – ответила я. – У меня лишь вырвался жест удивления. Я не ожидала увидеть его в Багдаде, потому что сегодня вечером у нас с ним свидание в Самарре“».

– Да уж, любопытно, – хмыкнул Козырев. – Как-то мне эта притча на глаза не попадалась раньше… Максим, я хочу с тобой серьёзно поговорить.

И взгляд сразу стал жестковатым, сверлящим, сразу видно бывалого чекиста. Блин, о чём это, интересно, он хочет со мной серьёзно поговорить?

– Я весь внимание.

– Ты, конечно, молодец, что кинулся под поезд спасать ребёнка, но впредь, пожалуйста, не совершай поступков, которые могут стоить тебе жизни. Наш человек, который должен был обеспечивать твою безопасность, уже получил, хм… выговор.

– То есть вы бы на моём месте не кинулись спасать ребёнка?

– На твоём? К счастью, я на своём месте, и жизнь не даёт мне других вариантов.

– Сергей Борисович, я всё понимаю, но не прыгни я на пути, причём когда ещё и поезда не было видно, то ребёнок мог бы погибнуть. И я себе этого никогда бы не простил. И если ситуация, не дай бог, повторится, то я поступлю точно так же.

– Пойми, – вздохнул Козырев, – другого такого носителя информации у нас нет, пусть даже ты считаешь, что всё, что мог, уже изложил в своих отчётах. Интересы Родины должно стоять выше жизни даже самого близкого тебе человека, не говоря уже о незнакомом мальчишке.

Видимо, заметив что-то в моём взгляде, Козырев тут же добавил:

– Надеюсь, жизнь больше не будет подкидывать тебе ситуации, когда нужно делать такой выбор. Кстати, не хочешь поработать с нашими, скажем так, специалистами, которые могут помочь тебе вспомнить важные события?

– Так бы и сказали, что с гипнотизёром хотите свести. Решили из меня вытряхнуть всё? А потом можно на свалку истории? Да шучу я, шучу… Но всё равно надо обдумать ваше предложение.

– Обдумай, но желательно услышать твой положительный ответ побыстрее. А на свалку истории тебе, пожалуй, рановато. Ещё столько песен и книг не написано.

– Это точно… Сергей Борисович, вы по роду работы обо всех руководителях в мире знаете?

– В общем-то да. А что?

– А вот вы знаете, как зовут собаку Бжезинского?

Козырев наморщил лоб, через полминуты, устав ждать, я ухмыльнулся:

– Ну что же вы, Сергей Борисович! Собаку Бзежинского зовут Збигнев!

Посмеялись, короче, но собеседник посоветовал с такими анекдотами быть поосторожнее.

Не успел Сергей Борисыч выйти из комнаты, как появилась Инга.

– О чём тут шептались?

– Да прям! Ничего не шептались, я твоему дяде синтезатор показывал, а заодно политический анекдот рассказал.

– А-а-а… Ну-ну, – иронично улыбнулась Инга. – А ты поспать не хочешь перед ночными бдениями?

– Компанию составишь?

– Легко, – расплылась она в улыбке.

Села рядом на раздвижную тахту, на которой нам сегодня предстояло спать ночью ввиду появления гостей. Она взяла мою ладонь в свою, водя пальцами по линии старого шрама.

– Помнишь, как на пляже подрался?

– Ещё бы…

Я прижал Ингу к себе, наши губы словно бы сами собой соприкоснулись, сначала легко, осторожно, затем более смело, и вот уже мы целуемся взасос, а кончик её языка играется с моим языком, провоцируя меня на более откровеннее действия. Ну или развратные – не будем ханжами.

Когда моя рука ползёт под кофточку, раскрасневшаяся Инга лихорадочно шепчет:

– Макс, а если сейчас кто-нибудь зайдёт? На двери даже защёлки нет!

– Логично, – грустно соглашаюсь я, – и не подопрёшь ничем, открывается наружу. Блин, у нас три дня не было секса!

– Ничего, ещё пару дней потерпишь, – заявила Инга, оправляя кофточку. – Аппетит нагуляешь… Там ведро с мусором полное, кстати, надо выкинуть.

– Так у нас же в коридоре мусоропровод есть.

– Ну вот и дотащишь ведро до мусоропровода, не нам же с твоей или моей мамой его нести. И пап наших просить неудобно. Давай, давай, растряси жирок.

– Ах так! Это я-то жирный?! Ну смотри, вот уедут родители…

– Да? И что ты мне сделаешь? – ехидно усмехнулась она.

– Вот узнаешь, – пригрозил я, с трудом сдерживая похотливую улыбку.

За стол сели ровно в 9 вечера, под программу «Время». К тому моменту Сергей Борисович с нами распрощался, Новый год он собрался встречать в кругу семьи. Все успели как следует проголодаться, и сразу же накинулись на закуски. Лично я уже исходил слюной – так на меня действовали доносящиеся с кухни ароматы, особенно когда из духовки достали сочащуюся жиром утку, которую мы с Ингой накануне купили на рынке в мясном ряду.

– Выпьем, закусим, о делах наших скорбных покалякаем, – радостно потёр ладони батя, потянувшись к бутылке «Столичной».

Гляди ты, сериал, премьера которого прошла в середине ноября, показали пока один раз, а батя уже Горбатого по памяти цитирует.

– Не торопитесь, – увещевала всех Нина Андреевна. – Нам ещё нужно дождаться боя курантов, а вы к тому времени уже носами клевать начнёте.

Наши женщины по случаю праздника приоделись. Инга в бежевом платье от Зайцева выглядела бы сногсшибательно, жаль, пришлось его вместе с туфлями вернуть владельцу. Но и в платье из «Берёзки» она смотрелась более чем.

Три часа за разговорами пролетели незаметно. Отчитываться в основном пришлось мне, когда Инга напомнила, что я снимался и в «Песне-79», и в «Голубом огоньке», который в телепрограмме стоял сразу после боя курантов. А про премьеру больше уже Инга рассказывала, я её только поправлял, если она где-то что-то путала. Впрочем, мой батя и Михаил Борисович, в обед успевшие втихаря принять на грудь (Сергей Борисыч не пил, был за рулём), понемногу начинали помаргивать и трясти головами, пытаясь справиться с наваливавшейся дремотой.

– А я тебе говорила, чтобы днём поспал, – шипела мама, незаметно толкая отца в бок. – Думаешь, не заметила, что вы тут водку пили в обед?

– Да чего там пили, так, пригубили, – оправдывался батя.

За полчаса до боя курантов я отлучился в коридор, позвонить друзьям, поздравить с наступающим Новым годом. Когда позвонил Лёхе, тот сказал, что они с Людой собираются после «Голубого огонька» прогуляться, будут в районе ёлки, что установили в нашем микрорайоне.

– Тогда мы тоже с Ингой прогуляемся. Кстати, заодно и подарки вам с Людой вручу.

– Что за подарки?

– Пока секрет, но уверен, они вам понравятся.

Успел позвонить Полевому, Бушманову и Каткову. Остальным родственникам загодя отправил поздравительные открытки.

Когда я вернулся за стол, Михаил Борисович как раз показывал пальцем в экран:

– Тихо-тихо, сейчас Бобков говорить будет.

Точно, в кадре Филипп Денисович на фоне Спасской башни, в стильном пальто, на лице приятная улыбка, а в руке бокал с шампанским, даже видно, как пузырьки поднимаются со дна.

– Дорогие друзья, дорогие граждане Советской страны! Через несколько минут пробьют часы на Спасской башне, и мы вступим в новое десятилетие, в новый 1980-й год.

Прошедший год стал годом не только очередных побед в плане укрепления могущества нашей страны, повышения его оборонного потенциала, годом крупномасштабного как промышленного, так и гражданского строительства, но и годом принятия непростых решений, озвученных на XXVI съезде нашей партии. Предстоит много потрудиться для реформирования управления государством, для повышения благосостояния советского народа. Чтобы каждый житель нашей страны мог гордится тем, что он гражданин Советского Союза. Наступающий год так же обещает быть непростым, но и в то же время все мы с радостным волнением и нетерпением ожидаем знаменательного события, когда в июле будущего года, в Москве состоится открытие XX Олимпиады. Это будут первые в истории Олимпийские игры на территории Восточной Европы, а также первые Олимпийские игры, проведённые в социалистической стране. Многое уже сделано и ещё много предстоит сделать для того, чтобы гости и спортсмены, прибывшие на Олимпиаду, почувствовали себя как дома. Наша страна во все времена славилась своим гостеприимством и хлебосольством. Уверен, что и после Игр наши гости только подтвердят этот факт.

В это я охотно верил. Бобков рассказывал о строительстве олимпийских объектов в Москве и Подмосковье, Киеве, Ленинграде, Таллине и Минске, а у меня перед глазами стояла церемония открытия в «Лужниках» и немощный Брежнев. Такие вещи из памяти не сотрёшь. Если бы не бойкот американцев и их прихлебателей… Да и без них Игры всё равно стали величайшими в истории. А на этот раз вроде бы ни о каком бойкоте речь не идёт. И если повезёт… Хотя почему повезёт?! Если я сумею выиграть на чемпионате Союза, то смогу стать участником этих самых Игр.

– Особые наши поздравления мы адресуем тем гражданам, которые в эту новогоднюю ночь работают, – говорил Генеральный секретарь. – Ведут самолеты и поезда, дежурят в больницах и на станциях «скорой помощи», охраняют рубежи нашего Отечества. Всем тем, кто в эти минуты выполняет свой профессиональный и воинский долг. В наступающем году мы также будем отмечать 35 лет Победы в Великой Отечественной войне. От всей души поздравляю с новогодними праздниками фронтовиков и тружеников тыла, людей старшего поколения, всех, кто прошел через тяжелейшие испытания ради нас с вами, ради будущего нашей Родины. Низкий вам поклон!

И действительно, взял и поклонился, правда, символично, склонив голову, на низкий поклон это не тянуло, но тем не менее…

– Мы живём в бурное, динамичное, противоречивое время, но мы можем и должны сделать всё, чтобы Советский Союз успешно развивался, чтобы всё в нашей жизни менялось только к лучшему. Сейчас мы с волнением ждём боя курантов, верим и надеемся, что всё загаданное непременно сбудется. С Новым годом! С Новым счастьем!

– Ура-а-а! – заорали мы и под бой курантов, держа в руках зажжённые бенгальские огни, чокнулись фужерами с шампанским.

Каждый загадал про себя желание, и я догадывался, чего именно хотели от предстоящего года собравшиеся за этим столом. А затем началась «раздача слонов» от меня любимого. Сначала я родителям моим и Инги подарил японские календари, а потом подарки делались исключительно женской части нашего маленького, но дружного коллектива. Нине Андреевне я вручил французские духи, своей маме – японские, ну а Инге подарил купленные три дня назад в ювелирном отделе «Первомайского» золотые кулон в виде сердечка и цепочку. Оказалось, и наши отцы тоже приготовили подарки. Моя батя вручил маме золотое колечко с маленьким топазом. Мама тут же примерила колечко на безымянный палец, а Инга уже красовалась с кулончиком на шее.

– А Миша мне подарок уже вручил, – скромно заметила Нина Андреевна. – Новые финские сапоги, в которых я сюда приехала. Вон они, в коридоре стоят.

Михаил Борисович смущённо кашлянул, после чего предложил мужской части собрания выпить уже чего-то более серьёзного, нежели шампанское. Пока пригубили по рюмашке, начался «Голубой огонёк», естественно, внимание всех присутствующих сосредоточилось на происходящем в студии «Останкино».

Я хоть и пытался помалкивать, но то и дело не выдерживал, вставлял свои комментарии по поводу того или иного действа на экране.

– А сейчас Озеров должен ко мне подойти, задать пару вопросов, и затем я сажусь за рояль и вместе с другими артистами исполняю «Замыкая круг»… Если, конечно, этот эпизод не вырезали из окончательной версии.

– А что, так может быть? – удивилась Нина Андреевна.

– Ну это же не прямая трансляция, – проявила свою осведомлённость Инга. – На монтаже программы что угодно и кого угодно могут вырезать. Сидит человек вот так, смотрит телевизор, и ждёт, когда его покажут… Ой!

Блин, что, меня действительно вырезали?! Нет, так-то я мелькал в кадре, но где мини-интервью, где наше общее исполнение песни «Замыкая круг»?! Вместо этого показали другой кусок, отснятый уже после моего эпического выступления.

– Ничего, Максим, тебе и так грех на отсутствие известности жаловаться, – попыталась меня утешить Нина Андреевна.

– Да ладно, – отмахнулся я с натянутой улыбкой, – первый, но, надеюсь, не последний «огонёк» в моей жизни.

– Тем более завтра «Песню года» показывают, – подключилась мама.

А Михаил Борисович посетовал:

– Эх, а мы уже в поезде будем.

– Так задержитесь на денёк, – предложил я.

– Нельзя, нам с Ниной на работу 3-го числа, мы и так с ней на один день кое-как отпросились.

– У нас с этим попроще, – сказала мама. – Начальство входит в положение, нам только 4-го на работу. Ой, смотрите, смотрите, и правда Озеров к Максиму подошёл.

Слава богу, не вырезали, а просто поставили на финал программы. Оно и логично, эта песня как раз подходит для финального исполнения. Смонтировали так, словно бы сразу после мини-интервью я сажусь к роялю, позади которого встают выбранные мною эстрадные исполнители, и получилось так, что будто бы они уже знали и текст, и ноты. Всё смотрелось органично, молодец Черникова, если это её рук дело. А когда пошли после окончания песни финальные титры, со всех сторон на меня посыпались поздравления. Мама же просто сияла от осознания того, какой гениальный у неё сын. Мне, конечно, было неудобно, памятуя, кто настоящий автор песни, я всячески старался прекратить поток славословий, но удалось мне это далеко не сразу. Кстати подумалось, что надо будет в ВААП зайти, зарегистрировать композицию.

«Голубой огонёк» закончился в два часа ночи, и родители стали укладываться, а мы с Ингой отправились проветрить наши головы. Вышли под первый снежок 1980 года, захватив бенгальские огни, направились к установленной перед «Первомайским» елью. Здесь гулянье было в самом разгаре.

– Здорово! С Новым годом!

Я обернулся, поучаствовав чувствительный хлопок по спине, собираясь поговорить с наглецом, и увидел улыбающуюся физиономию Лёхи, державшего в руке откупоренную бутылку шампанского. А рядом с ним стояла девушка с такой же счастливой улыбкой.

– О, Лёха, здорово! – тоже расплылся я в улыбке. – С Новым годом, с новым счастьем!

– Знакомься, это Люда, моя… моя девушка, – отчего-то засмущался он. – А у нас шампусик имеется. Будете?

– А давай!

Я отпил прямо из горла, протянул бутылку Инге, та, немного поколебавшись, тоже сделала пару маленьких глотков.

– Вы «Голубой огонёк» смотрели? – спросила она.

– А то! Макс вообще зажёг будь здоров! И песня классная!

– Спасибо, – смущённо поблагодарил я. – «Огонёк», кстати, вечером повторять будут, после программы «Время». А до неё показывают «Песню года», там я тоже вроде как должен мелькать.

– Ну это мы обязательно посмотрим, честное пионерское!

И Лёха, дурачась, отсалютовал, вскинув ладонь к голове.

– А вот обещанный подарок, – сказал я, вручая ему пару бобин японской лески.

– Вещь… Макс, вот удружил так удружил!

– Лови на здоровье, – усмехнулся я, – с тебя сушёная рыбка. А это вам, Людмила!

И протянул флакон духов. В общем, сделал людей счастливыми.

Домой мы вернулись в четвёртом часу утра и продрыхли чуть ли не до обеда. Потом перекусили остатками новогодних яств, после чего родители Инги стали собираться в дорогу. Проводили, не обошлось без слёз со стороны Нины Андреевны, да и у Инги глаза были на мокром месте. Домой вернулись галопом, чтобы успеть к началу «Песни года». Такси поймать не удалось, поэтому пришлось спускаться в метро. Ну ничего, мы люди не гордые, главное, что успели. Мама снова испытала чувство гордости за меня, да и от отца удостоился похлопывания по плещу. Инга просто улыбалась, держа меня за руку.

На следующее утро она отправилась в универ, а я, заранее отпросившись у директора училища (ну как не пойти навстречу главной знаменитости учебного заведения!) с мамой и батей двинули в сторону офиса «Внешпосылторга». По прибытии выяснилось, что на счету маман ни много ни мало 5700 инвалютных рублей, и это без учёта поборов со стороны государства. Когда я сказал маме, чтобы снимала всё, она малость засомневалась.

– А где ты эти деньги будешь хранить? А если воры залезут?

– Ты же должна помнить, что нам по наследству от предыдущих владельцев остался мини-сейф в стене! Мы там как раз деньги и храним. Да и не будут эти чеки лежать мёртвым грузом. Сейчас вон сразу в «Берёзку» с вами поедем, чего-нибудь себе приглядите из одежды.

– Да у меня-то и так всё есть, – отмахивается отец.

– Прям уж всё, – тут же возражает мама. – Ладно, как скажешь, Макс, деньги всё равно твои.

Я, честно говоря, побаивался, что такую сумму нам могут не выдать. Вдруг у них существуют какие-то ограничения, скажем, тысячи в две, мы столько как раз в прошлый визит сюда снимали. Однако опасался я напрасно, выдали безо всяких, ещё и, как потом рассказывала мама, получавшая деньги без нашего с отцом участия, предупредили, чтобы она аккуратнее с такой суммой, даже предлагали вызвать такси, но она сказала, что пришла с охраной. Ну да, батя вон тоже не малец сопливый, может заехать – мама не горюй, не говоря уже про меня. Конечно, против вооружённых грабителей, особенно вооружённых огнестрелом, мы вряд ли что-то сделаем, но я надеюсь, что моя способность влипать в разного рода неприятности (и потом с честью выходить из них победителем) на этот раз даст сбой. Поэтому я всё же попросил своих побыть в офисе, а сам метнулся на улицу в поисках такси. Поймав не без труда машину, сбегал за мамой с батей и мы отчалили в направлении дома. Причём, будучи, вероятно, подвержен мании преследования, я попросил водителя остановиться не у нашего, а у соседнего дома. Только когда «Волга» с шашечками на боку скрылась из виду, мы двинулись дальше, проделав остаток пути пешком.

Оставив пять тысяч дома в мини-сейфе и наскоро перекусив, с оставшейся суммой мы отправились на Ферсмана-6, где располагалась торговавшая трикотажем и тканями «Берёзка». Кстати, прошёл слух, что магазины, торгующие за инвалютные рубли, собираются ликвидировать. Мол, нечего делить общество на «аристократов» и «чернь». Надо будет у Козырева в следующую нашу встречу уточнить, а то, может, стоит уже избавляться от чеков? Да в любом случае, думаю, он бы предупредил, знает ведь наверняка, что я его племянницу как бы и на чеки тоже одеваю. И не только одеваю.

В целом, наверное, это было бы правильное решение, но что тогда будет с моим (а мне уже скоро восемнадцать, и мы переоформим его на меня) валютным счётом? На него будут оседать доллары, марки и фунты стерлингов? А как я смогу их потратить? Только во время выезда за границу? А разрешат брать любые суммы? Вопрос, конечно, сложный, требующий максимально вдумчивого и осторожного подхода. Надеюсь, у экономистов Бобкова хватит ума не нагородить огород.

Бате в «Берёзке» мы купили финскую ушанку с кожаным верхом и светло-коричневым мехом типа овчины. У мамы уже имелась дублёнка, на этот раз взяли ей полушубок из норки с капюшоном. Ну а себе я, но уже в другой «Берёзке», на следующий день, уже отправив родителей накануне в Пензу, присмотрел гитарный кабинет «Marshall». Хотел в канун Нового года заскочить к Вадиму Николаевичу, сделать себе подарок, обычных рублей в отличие от инвалютных всё-таки хватало, но… Оказалось, фарцовщик всё-таки свалил в Израиль, перед отъездом устроив распродажу имущества. Узнал об этом я от Вити, которому позвонил после того, как не смог дозвониться Вадиму Николаевичу.

– Так он всё распродал буквально за неделю, пока ты в Японии прохлаждался, – хмыкнул в трубку, сказал Витя. – Шучу, шучу, конечно, не прохлаждался, а бился на ринге. Мои поздравления, кстати! В общем, я сам у него кое-что прикупил чуть ли не по себестоимости. А ты что хотел у него присмотреть? Гитарный кабинет? Ну не знаю, кто его взял, да и знал бы – ты что, поехал бы перекупать? Посмотри в промтоварных «Берёзках», если хочешь, я тебе подскажу адреса. Записывай … Лужнецкий проезд, 25-а, улица Горького, 1, это в гостинице «Националь», на Кутузовском проспекте, дальше в гостинице «Украина», там и продовольственный, и промтоварный… Такой же в гостинице «Россия» на Разина. Ещё на Кутузовском промтоварный, только дом № 9. Дальше на Ленинском проспекте 60/2, на улице 1812 года, 12/5-а, Краснохолмская набережная, 5/9, Сиреневый бульвар, 69. Всё записал? Ну давай, удачи!

Так что повезло мне на Краснохолмской набережной, это уже третья «Берёзка» была в тот день. Обошёлся комбик в 700 чеков, так что после шапки, полушубка и гитарного кабинета у меня оставалось дома в заначке четыре тысячи семьсот инвалютных рублей.

Тем временем настало время записи нашей пластинки. С мамой мы на студию съездили подписать договор заблаговременно, а уже после её с батей отъезда мы с моими музыкантами наконец-то собрались 5-го января в студии «Мелодии». У меня была мысль прихватить из дома синтезатор, но когда я узнал, что в студии имеется полностью программируемый полифонический синтезатор со встроенным микропроцессором «Sequencial Circuits Prophet 5», то от этой идеи, само собой, отказался. В отличие от моей «Yamaha CS-80», этот имел патч-память, которая позволяла сохранять звуки, нежели каждый раз заново программировать их.

К тому времени я успел полностью сочинить песню под названием «For peace in the world», но включать её в пластинку не стал. Не нужно в русскоязычный альбом совать англоязычные вещи. По той же причине я игнорировал и «Heart-Shaped Box».

Благо хронометраж моих песен не стремился далеко за три минуты, только Валькина «Посвящение» тянула на четыре с хвостиком, то для пластинки я отобрал одиннадцать вещей: «Когда идёт дождь», «Незнакомка», «Никогда он уже не вернётся из боя», «Ковчег», «Моё сердце»[7], «Франсуаза», «Старый дом», «Моя любовь», «Снегири», «Посвящение». Вошла и «Ищу». Бонусом мы записали ещё и «Crazy Frog», это уже как по хронометражу получится, может и не влезть, сказал нам режиссёр в студии. Валя напомнил мне ещё и про «Малиновку», но я отклонил это предложение. Сказал, что песня слишком попсовая, её разве что на свадьбах исполнять.

За один день не уложились. Это не концерт, где вышел, спел – и так сойдёт. Тут «звукач» с нас три шкуры спустил, пока не посчитал, что качество материала его более-менее устраивает. Да и Лене пришлось приноравливаться к синтезатору, это не какая-нибудь «Юность». Но хорошо хоть два дня, потому что Юрке уже нужно было сваливать обратно в часть.

Ехать в общем-то недалеко, часть стояла в Калининской области. Перед расставанием вчетвером успели посидеть в «Узбекистане», где меня уже знали и пустили без проблем, хватило «синенькой» швейцару. А потом проводили Юрца на электричку, я ещё снабдил его в дорогу всякими деликатесами, не всё ж сидеть на армейском пайке.

Лена эти дни ночевала у нас с Ингой, это я сам предложил, посовещавшись со своей девушкой. Ну а что, места полно, к тому же девчонкам, которые знакомы уже два года, есть о чём поболтать. А я закрывался у себя в «кабинете», как я называл эту уютную, комнатушку, и либо музицировал, либо писал. Начал третий том о похождениях Платона Мечникова, первый, если верить Бушманову, в феврале уже увидит свет. Гонорар должны на мамину сберкнижку скинуть, а это, как заметил Валерий Николаевич, учитывая 100-тысячный тираж, порядка пяти тысяч рублей. Не говоря уже о возможных переизданиях.

Эх, жизнь, как говорится, налаживается! Ещё бы на чемпионате СССР удачно выступить… Со следующей недели прекращаю валять дурака и начинаю ходить в зал, пусть Грачёв попробует слепить за эти месяцы из меня машину для убийства. Ну или хотя бы чемпиона страны.