Второй выстрел

Глава 16

На следующий день сотрудники больницы вытащили меня из постели и попытались выработать некую систему, чтобы я смогла передвигаться самостоятельно. Моя правая рука наконец начала подавать признаки жизни, что не могло не радовать. Была и обратная сторона медали: эти признаки жизни проявлялись в виде зуда в кончиках пальцев, гипертрофированной чувствительности, когда малейшее прикосновение к коже невыносимо, и спазмов, зажимающих в тиски каждый мускул ниже локтя.

Из-за раны в лопатке я не могла контролировать трапециевидную мышцу. Попытки взять что-либо правой рукой давали сомнительный результат, а о том, чтобы хоть немного поднять ее через сторону, можно было смело забыть.

Спина вокруг раны была натянута и уязвима, хотя сама кожа потеряла чувствительность. Поэтому я боялась перегрузить спину, боялась, что кожа разорвется. Внутри все было как-то криво и неудобно, как в рубашке, застегнутой не на те пуговицы. От одной мысли о том, что мне предстоит задействовать мышцы спины, чтобы опираться на костыли, организм норовил хлопнуться в обморок.

Наступать на левую ногу я тоже не могла. Пуля вошла в подколенную мышцу сзади и вышла сквозь четырехглавую мышцу спереди. Только чудом она не задела по пути ни кость, ни артерии, ни крупные нервы, но даже так в голени я ощущала не больше сил, чем дряхлая курица.

В итоге физиотерапевт дал мне один костыль для левой стороны и медленно шел рядом со мной, пока я ковыляла по коридору — всего шагов шесть, — привыкая к новому способу ходьбы. Всю дорогу я волокла левую ногу по полу и чуть не прокусила себе нижнюю губу, пытаясь не разреветься просто от того, что за эти нечеловеческие усилия полагается столь ничтожная на первый взгляд награда.

Одна из медсестер нашла мне стул, на который я тут же рухнула, а физиотерапевт держал меня за руку, пока я тряслась и жадно ловила ртом воздух, подобно марафонцу, достигшему финиша, и изучала огромный путь, который мне предстояло проделать снова до вожделенной кровати.

— Тебе предстоит долгая дорога обратно, Чарли, — до отвращения жизнерадостно сообщил мне врач, — но тебе повезло, что ты вообще с нами, так что все придет, если будешь как следует работать над собой.

Работать.

Я много думала о работе — о моей работе — с тех пор, как подслушала бесцеремонную дискуссию между отцом и Шоном. За отсутствием более интересной пищи для ума я разбирала каждую фразу, вникала в каждый нюанс и пришла к выводам, осознание которых оказалось болезненнее любой физической травмы.

Как только ты начинаешь сомневаться в себе — или другие начинают в тебе сомневаться, — тебе конец.

Эти слова терзали меня сильнее всего. Зачем возвращаться назад, если мне некуда возвращаться?

Там, в лесу, я вовсе даже не поддалась эмоциям. Я вновь и вновь анализировала те последние несколько минут, но, с какой стороны ни посмотри, выстрел в Лукаса, державшего Эллу на руках, оставался неоправданным. Как я ни препарировала факты — он не угрожал жизни девочки, просто пытался спасти собственную.

Если бы я выстрелила, то не только травмировала бы ребенка, но и совершила бы убийство. Если бы я впервые применила оружие для такой цели, хорошая команда юристов могла бы побороться за меня.

Но это случилось не в первый раз.

Я попыталась подсчитать, сколько жизней на моей совести, и обнаружила, к своему ужасу, что не могу вспомнить точно. И от этого становилось еще хуже.

Или другие начинают в тебе сомневаться…

Что, если Шон больше в меня не верит? Он имеет на то полное право. Я не смогла защитить клиента. Мало того, я позволила, чтобы клиента убили, причем не враги и не какой-то одинокий преступник, а те самые люди, которые должны были по идее прийти к нам на помощь.

Чем больше я об этом думала, тем яснее понимала, что лично Шону и репутации его компании эта история грозит катастрофой. Я знала, что если выплывет наружу правда о наших отношениях, выходящих за рамки профессиональных, все станет в десять раз хуже. Шон был известен своим честолюбием. Его сотрудники получали высокую зарплату, потому что они были лучшими в своем деле и гордились этим. А следовательно, многочисленные конкуренты только и ждали, чтобы дело Шона разлетелось в пух и прах. Я могла смириться с чем угодно, но не с тем, что стану причиной его краха.

Я вдруг почувствовала себя так же, как тогда в армии, сразу после нападения. Я была не просто слаба физически, но вдобавок психологически измучена и эмоционально разбита. Шон был нужен мне сейчас больше, чем когда-либо, но я ни за что на свете не посмела бы сломать ему жизнь еще раз.

Когда Шон вошел в мою палату, из-за своих тревожных размышлений я, должно быть, приветствовала его несколько настороженно. Пару секунд он изучал меня, прежде чем ответить, как будто читал мои мысли. Ничего удивительного. Его чрезмерная проницательность не способствовала комфорту окружающих.

Медсестры приподняли мою кровать, так что теперь я могла видеть, как легко Шон передвигается по комнате. Он не стал садиться в кресло, прислонившись вместо этого плечом к стене у окна и скрестив руки на груди. Мне отчаянно хотелось, чтобы Шон ко мне прикоснулся, но я бы скорее откусила себе язык, чем попросила его об этом.

— Медсестра сказала, что тебя сегодня заставили встать.

— Прогулялась по коридору, — небрежно подтвердила я.

Шон кивнул.

— Мне вот интересно, как долго ты собираешься валяться и бездельничать.

Большего не требовалось. В глазах защипало, и нижние веки наполнились влагой, так что я старалась не моргать, чтобы Шон не увидел моих слез. Но он все равно увидел.

Тут он приблизился ко мне, нежно провел пальцами по щеке, вытер слезы. Черт, а я-то собиралась сохранять хладнокровие…

— Ну ладно тебе, Чарли, — мягко сказал он. — Надо бороться, иначе скатишься ниже плинтуса.

— Бороться? — зло фыркнула я. — Да я даже со сном пока бороться не могу. Я же тебя подвела — я полное, абсолютное ничтожество!

Шон вздохнул и прижал меня к себе, аккуратно расположив руки так, чтобы ничего не задеть. Положив голову ему на плечо, я позволила себя укачивать. Казалось, мы сидели так целую вечность, пока я не выплакала все слезы и не успокоилась. Затем Шон отстранился и посмотрел на меня, уже сурово.

— Значит, ты не спала, — констатировал он.

Я только тихо кивнула. Шон снова вздохнул.

— Не буду врать тебе, Чарли. Потерять клиента так, как мы потеряли Симону, — это всегда плохо.

— Компания пострадает, — вяло ответила я. — Твоя репутация, все, ради чего ты трудился…

— Нет, не пострадает — во всяком случае, пока я могу этому помешать, — отрезал Шон. — А именно: мы должны понять, что там произошло. Ради этого можно и задержаться тут немного. Надо разобраться, что заставило Симону стрелять в тебя. Есть хорошая новость — банкир Симоны продлил наш контракт на обеспечение безопасности его клиента.

— Кого — Симоны? — грубо спросила я. — Тебе не кажется, что уже поздновато?

Шон покачал головой.

— Эллы. После смерти Симоны у Харрингтона появился самый молодой клиент. — Шон подождал, пока я усвою эту информацию, затем оживленно добавил: — Плюс Паркер Армстронг готов присоединиться, чтобы выяснить, что на самом деле случилось с Джейксом. На данный момент объяснение, предложенное полицией, кажется уж слишком удобным для них. — Шон слегка отодвинулся, чтобы освободить мне пространство. — Для начала: где Симона раздобыла пистолет?

— В одной из кладовок Лукаса, вероятно, — предположила я. — Замок был снят и дверь открыта, когда я спустилась.

— Но почему? Зачем он дал ей оружие? Симона когда-нибудь проявляла интерес к нему?

— Нет, — ответила я, сглотнув, и попыталась сосредоточиться на фактах. — Вообще-то она была категорически против оружия. Определенно не хотела видеть его возле Эллы.

— Понятно, но как пистолет оказался у нее в руках? И если она была так категорически против и никогда не стреляла сама, как ей удалось так точно попасть в тебя — да еще дважды и в темноте?

— Возможно, она целилась в Лукаса и промахнулась, но мне не верится, что она стала бы рисковать жизнью Эллы, в которую легко могла попасть. — Я решительно помотала головой. — Я не видела, как она приближается ко мне. И не слышала. Может быть, она и не целилась в меня. Может, она просто выстрелила пару раз наобум, а я подвернулась на пути. Она могла целиться во что угодно.

Перед моими глазами встал еще один стоп-кадр: Симона склоняется над оврагом, сжимая пистолет в неуклюже вытянутых руках. И я также вспомнила злость в ее глазах, злость, которая — я могла поклясться в этом — сменилась потрясением, когда она увидела, что там лежу я…

— Значит, ты думаешь, что этот выстрел, возможно, был неумышленным? — спросил Шон, как будто прочитав мои мысли.

— Не знаю.

Я начала тереть глаза левой рукой, забыв о том, что, хотя катетер уже сняли, бабочка осталась на месте. В результате чуть не выдавила себе глаз.

— Ого, она стала подвижнее, — заметил Шон.

Я посмотрела вниз и поняла, что в рассеянности поправляю ленту, удерживающую бабочку в вене на тыльной стороне левой ладони, пальцами правой руки. Пару секунд я просто сидела, уставившись на свои руки. Покалывание еще не прошло, и каждый волосок предплечья был как электропровод в розетке, но, по крайней мере, рука выражала готовность превратиться из обособленного куска мяса в часть моего тела, пусть и не очень послушную.

— Ты можешь преодолеть это, Чарли, — сказал Шон с тихой горячностью, и я знала, что это не просто слова. — Ты поправишься.

— Ну да, лучше бы мне действительно поправиться, — ответила я с натянутой улыбкой. — Бездельничать тут не так весело, как гласит молва.

Шон хотел было что-то добавить, но мы оба услышали шаги в коридоре за дверью палаты, и когда на пороге возникла высокая худая фигура в темном костюме-тройке, для меня это уже не стало неожиданностью.

— Мисс Фокс, — серьезно приветствовал меня Руперт Харрингтон. — Как вы себя чувствуете?

— Поправляюсь, сэр, — ответила я с нарочитой бодростью, которой еще несколько секунд назад за мной определенно не наблюдалось.

Банкир Симоны с сомнением посмотрел на меня, но от комментариев воздержался.

— А, хорошо, — кивнул он наконец. — Прекрасно.

Харрингтон так и застрял на пороге, словно не был уверен, стоит ли входить. Я уже собиралась намекнуть ему, что пулевые ранения, как правило, не заразны, когда он заговорил снова:

— Послушайте, со мной пришел один человек, и я хотел бы, чтобы вы с ним побеседовали, но не знаю, как вы это воспримете и…

— Мистер Харрингтон, — оборвала его я. — Вряд ли мне сейчас хватит сил кого-нибудь покусать, вы не находите? Приглашайте сюда кого вы там прячете.

Может быть, это какой-то детектив, которого наняли вместо меня присматривать за Эллой? Я проигнорировала укол ревности. В конечном счете я не слишком хорошо справилась с этой работой, разве нет?

Харрингтон отступил на шаг в сторону и жестом пригласил кого-то, кто стоял дальше по коридору, вне моего поля зрения. После небольшой паузы перед нами появился бородатый молодой мужчина. Руки в карманах, плечи ссутулены — он явно предпочел бы находиться где угодно, только не здесь. Что ж, в этом мы были с ним солидарны.

— Э-э, здравствуйте… снова, — сказал он.

Бывший сожитель Симоны — отец Эллы — Мэтт.

Последний человек, которого я ожидала увидеть в компании нашего банкира с безупречными манерами. В конце концов, именно из-за него Харрингтон нас и нанимал изначально.

Шон обогнул кровать, оказавшись между мной и дверным проемом, и меня этот маневр почему-то взбесил.

— Ради бога, Шон! — воскликнула я. — Что, по-твоему, он сделает?

Шон отреагировал на мои слова тяжелым взглядом, но с места не сдвинулся.

На лице Харрингтона читалась неловкость.

— Как я и предупреждал, все это может показаться немного странным…

— Пожалуй, — пробормотал Шон, не сводя глаз с Мэтта.

— …но я был бы вам признателен, если бы вы выслушали этого молодого человека, прежде чем начнете делать выводы, — резковато закончил фразу банкир.

— Прошу прощения. Я знаю, что сейчас не самый подходящий момент, — начал Мэтт, нервно переводя взгляд с меня на Шона и обратно. Он выглядел старше, чем я его помнила, его продолговатое лицо осунулось, а вокруг глаз и носа была заметна краснота. Как бы они с Симоной ни ссорились, всплыли у меня в памяти слова покойной клиентки, они жили вместе пять лет и у них общая дочь. Жестокая и неожиданная гибель Симоны, несомненно, обрушилась на него сокрушительным ударом. Уж не затем ли Мэтт пришел сюда, чтобы выслушать страшные подробности из уст очевидца? У меня внутри все сжалось и похолодело.

— Заходи, Мэтт, — сказала я, устало улыбнувшись ему. — И это я прошу прощения — за все. Я должна была защитить ее.

Плечи Мэтта чуть расслабились.

— Но, по словам полиции, это она выстрелила в тебя. — В его голосе слышалось недоумение вперемешку с горечью. — Что случилось?

— Хотела бы я знать, — ответила я.

Мэтт кивнул, как будто ничего другого и не ожидал. Он вдруг страшно заинтересовался носками своих старых баскетбольных кроссовок, избегая смотреть кому-либо из нас в глаза.

— Итак, — подстегнул его Шон, — что ты хотел нам рассказать?

Мэтт сглотнул. Его кадык сильно выдавался вперед и ходил вверх-вниз за расстегнутым воротником рубашки.

— Послушайте, я знаю, что у вас нет причин доверять мне — или считать, что я сейчас говорю правду. Но, что бы вы обо мне ни думали, я искренне любил Симону. У нас были проблемы, да. Она была безумно ревнива… — Он запнулся, осознав, сколь неуместен любой намек на безумие женщины, которую застрелила полиция. — И я люблю свою дочь, — пробормотал он, на этот раз уверенно, низким голосом, дрожащим от искреннего горя. — Вы понятия не имеете, как сильно я люблю свою дочь.

Я ничего не ответила. Мэтт был не прав. Я очень хорошо понимала, что он чувствует по отношению к Элле, хотя и не была связана с ней узами крови. Если только не считать субстанцию, которую я пролила в попытке защитить ее.

Мэтт задумался, пытаясь собраться с мыслями, определить, с какого места лучше начать рассказ. Через некоторое время он как-то устало заговорил:

— Пару лет назад, когда мама Симоны тяжело заболела, мы поехали в Чикаго навестить ее. Она уже давно не могла путешествовать и никогда не видела Эллу, так что мы подумали, вдруг это ее последний шанс, — продолжал он с грустной улыбкой. — Пэм была милой женщиной. Она мне нравилась. Ужасно себя чувствовала, но никогда не жаловалась и была просто счастлива наконец познакомиться с Эллой.

На большом пальце правой руки Мэтта красовалось обручальное кольцо — три переплетающихся золотых полоски. Он рассеянно играл с ними, перекатывая узкие ленты снова и снова, по всему пальцу. Привычка, чтобы было чем занять руки.

— В общем, в результате между нами состоялся разговор, потому что уже тогда Симона носилась с идеей найти отца и доставала Пэм расспросами, пока мы у нее гостили. Думаю, она поняла, что у мамы со здоровьем беда и, если не спросить сейчас, потом будет поздно. Но Пэм не хотела говорить о бывшем муже.

— Совсем ничего не рассказала? — перебила я.

Мэтт покачал головой.

— Симоне — нет, она просто пресекла разговор. Но однажды, когда Симона ушла гулять с Эллой, Пэм подозвала меня и сказала, что Грег Лукас был жалким ублюдком, превратил ее жизнь в ад, и она всем сердцем надеется, что Симона никогда его больше не встретит. Она взяла с меня слово, — продолжил Мэтт с неуверенной улыбкой, — что я сделаю все, что в моих силах, чтобы помешать Симоне найти его.

Мэтт бросил укоризненный взгляд на Харрингтона, который сидел у окна и делал вид, будто снимает ворсинки с колена своих шерстяных брюк и ничего не слышит.

— Но это еще не все, — сказала я, вспомнив выражение беспросветного отчаяния на лице Мэтта, когда я набросилась на него в ресторане.

Он снова сглотнул и кивнул.

— У нее был мужчина — Джон.

— У кого? — уточнил Шон. — У Симоны?

— Нет, у Пэм, — нахмурился Мэтт, сбитый с мысли. — Она рассказала, что встретила Джона незадолго до того, как они с Грегом расстались, и через некоторое время именно Джон убедил ее уйти от мужа. Пэм получила развод, и они уехали, начали все с чистого листа, но Грег все время их выслеживал и угрожал. Им приходилось постоянно переезжать. Потом, когда они прожили в одном месте уже около полугода, Пэм однажды пришла домой и обнаружила, что Джон просто взял и исчез.

— Исчез?

Мэтт кивнул.

— Пэм сказала, что ушла всего на пару часов и оставила Джона присмотреть за Симоной. Когда она вернулась, в доме царил бардак, кое-какие вещи сломаны, как будто там дрались. Симона была одна, пряталась под кроватью и плакала навзрыд, а Джон исчез.

Мэтт переводил взгляд с меня на Шона и обратно, словно проверяя нашу реакцию. Лицо Харрингтона было непроницаемо. Очевидно, он слышал этот рассказ не в первый раз. Я осторожно пошевелилась на кровати.

— А в полицию обращались?

— Пэм сказала мне, что они не очень заинтересовались делом, — ответил Мэтт. — Джон был взрослым человеком, страдавшим от выходок бывшего мужа своей любовницы. В полиции решили, что он просто сбежал, и Пэм показалось, что они его не особенно и искали.

— А что насчет Грега Лукаса?

— В этом-то и странность. Раньше он ее преследовал по пятам, а после исчезновения Джона ни разу больше не побеспокоил. Пэм навела справки, и оказалось, что он ушел из армии приблизительно за месяц до того, как Джон пропал. И на следующий же день уехал из страны. — Мэтт сделал паузу, его лицо помрачнело. — Пэм клялась, что Джон не оставил бы их с Симоной вот так, ни с того ни с сего. Она была абсолютно уверена в том, что Грег Лукас его убил.

После этих слов на некоторое время повисла тишина. Все, о чем я могла думать: Элла сейчас на попечении мерзавца. А я добровольно упустила шанс избавить от него мир. Воспоминание о том, как Лукас использовал девочку в качестве живого щита, спрятавшись за ее телом, поднялось в сознании подобно монстру, который огненным языком облизал мне глаза.

— Ты конечно же рассказал все Симоне? — спросил Шон. — В тот момент или позже?

Голова Мэтта поникла.

— Пэм заставила меня пообещать, что я никогда ей ничего не расскажу, — сказал он. Должно быть, Мэтт понимал, как неубедительно это прозвучало, потому что снова поднял голову и жалобно уставился на нас, словно умоляя его понять. — Я дал ей слово. А потом, когда я в итоге нарушил обещание, было слишком поздно, — добавил он уныло. — Мы с Симоной уже расстались к тому времени. — Мэтт наградил Харрингтона гневным обвиняющим взглядом. — Ей говорили, что мне просто нужны ее деньги. Она мне не поверила.

Харрингтон откашлялся.

— Эта информация привлекла наше внимание в связи с трагической безвременной кончиной мисс Керз, — заявил он, мельком покосившись на Мэтта. — Естественно, нас беспокоит благополучие Эллы.

И тут причина, заставившая банкира прийти сюда вместе с Мэттом, сделалась очевидной. На случай, если Лукас будет лишен возможности управлять миллионами Симоны, Харрингтон объединился со следующим претендентом на трон.

— Естественно, — сказал Шон, и нотка сарказма в его голосе дала мне понять, что он пришел к тому же выводу.

Харрингтон слегка покраснел и продолжил:

— Я нахожусь здесь отчасти потому, что совет директоров, посовещавшись, вынес решение продлить контракт с вами.

У меня вырвался короткий смешок.

— С чего вдруг?

Все посмотрели на меня и нахмурились в единодушном неодобрении.

— Когда мы вчера прилетели в Бостон, я сразу направился в дом Грега и Розалинды Лукас, — уныло поведал Мэтт. — Они отказались впустить меня. — Он вновь печально уставился в пол. — Я просто хотел убедиться в том, что у моей девочки все в порядке, а они даже не дали мне ее увидеть.

— На каком основании? — поинтересовалась я. — Ты ее отец, права на ее воспитание должны автоматически перейти к тебе.

— Симона якобы сказала им, что я наркоман, — ответил Мэтт, уже с откровенной горечью. — Они, дескать, не хотят, чтобы люди, подобные мне, общались с их внучкой, и местные судьи их поддержат.

Я удивленно подняла брови и посмотрела на Шона — он пожал плечами.

— Если так оно и есть, то, скорее всего, они правы, — спокойно заметил Шон. — Хотя им придется предъявить веские доказательства.

— Разумеется, это не так! — повысил голос Мэтт. — Ну и что с того, что время от времени по выходным я покуривал травку? Кто этого не делал? Они же представили все таким образом, будто я кололся в переулках и таскал Эллу по кокаиновым притонам. — Мэтт остановился, сделал вдох, глянул на Харрингтона. — Они, судя по всему, довольно обеспеченные люди, и вы говорили, анализ ДНК дал положительный результат, так что, похоже, Лукас и правда дедушка Эллы. У меня нет шансов вернуть ее, да?

— Не в тех обстоятельствах, когда на карту поставлено так много. — Харрингтон откашлялся, как будто заставлял себя выплюнуть конфиденциальную информацию. — Тот, кто станет опекуном Эллы, получит в свое распоряжение около двадцати пяти миллионов долларов.

Мэтт угрюмо посмотрел на него.

— Тогда, похоже, мне предстоит настоящая битва.

— Не совсем так, дружище, — поправил Харрингтон, и мне показалось, что на его тонких губах мелькнула слабая улыбка. — Я бы сказал, что нам предстоит настоящая битва.