Второй выстрел

ГЛАВА 11

На следующий день я отправился к Ольгиной тетке. Я знал, что сказать ей при входе, но в остальном у меня не было никакого предварительного плана. Я даже не решил, стоит ли говорить о моих подозрениях или постараться обойтись без этого. Я бы предпочел обойтись, но в таком случае под каким предлогом завести разговор на интересующую меня тему? В общем, я решил, что сориентируюсь по ходу дела — и был прав. Все оказалось даже проще, чем я предполагал. Сам по себе мой визит Лелю, как я и думал, нисколько не удивил. Но мало того. Кажется, я уже писал, что она отличалась чрезвычайным простодушием и разговорчивостью. Не знаю, как насчет визита постороннего человека — возможно, тут бы она призадумалась… Но я-то был не посторонний, я был сосед, Ольгин приятель, человек, которому она вполне доверяла и с которым не прочь была поделиться. По-видимому, ее знакомые избегали разговоров про роковой вечер, считая, что ее надо щадить, а между тем это-то и было ошибкой. Леля относилась к тому типу людей, которые не могут переварить события, пока как следует не выговорятся. Она и не думала задаваться вопросом, зачем я ее расспрашиваю. Она просто радовалась возможности высказаться. Вот что я от нее узнал.

Первые дни после смерти моего отца Ольга, как выяснилось, не хотела видеть решительно никого. Потом «вечера» все-таки возобновились, в основном, благодаря настырности визитеров, но возобновились в каком-то странном виде. Приходить не запрещалось, даже стол накрывали по-прежнему, сама хозяйка «салона» почти не показывалась. Она выходила к гостям в самом начале, сидела с ними минут десять-пятнадцать, в основном молча, после чего уходила, сославшись на головную боль или усталость. «Ну а гости — что? — сказала Леля. — Гости посидят-посидят одни — и упадут. Что им, одним, делать-то?» После двух-трех таких историй число визитеров стало резко сокращаться. В конце концов остались только самые стойкие — «самые верные рыцари», — сказала тетка. Так что в тот, последний, вечер народу было сравнительно немного.

— А кто был?

— Этот ваш иностранец был, Джеф, но он пришел рано, раньше всех, и ушел, когда никого еще не было. Этот был… ну актер-то, с гитарой, — Гоша. Матвей был. Потом этот… представительный такой, приятный — Андрей. Потом Глинка. Еще мама ваша была и Марфа Константиновна тоже, у них кот сбежал, мы тут все кота ловили — знаете, Володя? Но ваши-то позже прибежали. Олечка уж ушла, как они прибежали…

«Соньки не было, — отметил я про себя. — Значит ли это, что ее можно исключить?» Я прикинул и понял: нет, все-таки нельзя, увы. Был еще боковой вход через террасу. Войти и выйти незамеченной было бы крайне трудно, но теоретически возможно.

— Олечка сперва с ними посидела, с гостями-то, — продолжала тетка. — Чаю попили, даже поговорили о чем-то — я уж обрадовалась. Потом она встала и говорит: пойду отдохну — и ушла к себе. Тут я смотрю: батюшки, кот! Вскочил в окно — и под диван. А следом и ваши прибежали…

Тут, как я понял, начался настоящий сумасшедший дом. Подлый кот, воспользовавшись понятной сумятицей, которую вызвало появление матери, успел выскочить из-под дивана и куда-то перепрятаться. Все прониклись этой проблемой, повскакали с мест и начали носиться по всему дому, заглядывая под шкафы и кровати. Представляю, как ошалела Ольга, которая не знала даже, что происходит! Потом она, как выяснилось, сама приняла участие в поисках — больше того, она-то кота и поймала. А что это значило? Это значило, что какое-то время ее не было в комнате. В сущности, эта идиотская петрушка с котом делала все дальнейшие расспросы бессмысленными. Если все носились по дому, как психи, то ясно, что любой мог случайно услышать Ольгины слова и «принять меры». Быстро же эта личность сориентировалась!

Кота в конце концов поймали, после чего мои благополучно отбыли восвояси. Гости посидели еще немного.

— Ушли все вместе? — поинтересовался я неизвестно зачем — ну что могла мне дать эта информация?

— Нет, — ответила Леля, припоминая. — Андрей ушел сразу после ваших — ну может, минут через пять. Гоша с доктором еще посидели, а потом вместе ушли. А Матвей еще остался — посуду мыл. А мрачный был — с ума сойти! Я уж думала: лучше б он ушел, а я сама помою. Чего там мыть — одни чашки!

«Так! — мелькнуло у меня в голове. — Мрачный и мыл посуду! Мрачный — и посуда! Это уже кое-что!»

— А доктор, Глинка этот, Олечку посмотреть хотел, — задумчиво продолжала тетка. — А она — ни в какую. Нет, и все тут. Я здорова — чего меня смотреть. А лекарство взяла. Он ей лекарство принес…

Я прямо-таки подпрыгнул.

— Какое лекарство?

— Не знаю, — тетка пожала плечами. — Может, успокоительное?.. Я-то, дура, свое снотворное ей давала, а она, должно быть, копила… — она вытащила платок и отвернулась.

«Стоп! — подумал я. — Что-то здесь не то… Ольга жаловалась, что дуреет от Лелиного снотворного. Значит, она его не копила, а принимала. Может, притворялась? Но зачем? Непохоже…» Дальше, по идее, следовали вопросы технического свойства: теткино ли снотворное привело к летальному исходу или какое-то другое? Было ли оно растворено в стакане, и куда подевался этот стакан (вымыл Матвей?)? Но все это было уже не к тетке. Это должен был выяснить по своим каналам Мышкин — если бы у него была такая возможность. Но возможности не было.

Я, как мог, постарался утешить несчастную Лелю, уверяя, что ее вины тут нет, что она, конечно, хотела, как лучше, кто же мог знать — и все в таком роде, как та ее подруга на похоронах. Она скорбно кивала, постепенно успокаиваясь, мы еще немного поговорили о том о сем, она сказала, что переезжает в город, я пообещал, что как-нибудь к ней зайду, и распрощался.

Непосредственное задание Мышкина, таким образом, было выполнено. Может, конечно, было бы лучше не расспрашивать самому, а, как он выразился, подготовить почву для его появления… Не исключено, что он смог бы узнать больше и заметил бы то, что я мог упустить. Я решил так: если он сочтет, что я недоработал, то мы просто возьмем и придем к ней вместе. На данный момент от меня больше ничего не требовалось. Однако беда была в том, что меня самого уже понесло. Ведь кто-то из них, из этих четырех… Джефа, по-видимому, можно было исключить. Во всяком случае, телефонного разговора он, безусловно, не слышал — если, конечно, опять-таки не прокрался тайком. С другой стороны, с чего бы это ему, собравшись в гости, красться тайком, а не идти через парадную дверь? Что же касается тех четырех… Я рассуждал так: раз экспертиза для нас закрыта, то что остается? Остаются разговоры. С Лелей Мышкин, может, и перестраховался, она — простая душа, а вот эти четверо действительно вряд ли захотят с ним разговаривать. Почему я решил, что они захотят разговаривать со мной — неизвестно. Мне казалось, что у нас получится эдакий приятельский разговор — совсем не то, что разговор с милиционером… Все-таки эти дикие события сильно на меня подействовали, что-то такое во мне обнаружилось, чего я раньше и сам не знал. Какой-то азарт. Четыре подозреваемых! Всего четыре!.. Если, конечно, никто не прокрался с улицы, что очень сомнительно, и если кот не был заслан специально в качестве лазутчика. Последнюю мысль я, впрочем, с негодованием отверг.

Короче говоря, я решил сам обойти всех четверых. Правда, тут была одна загвоздка: я не знал адресов. Выходило, что все пути опять-таки ведут к Мышкину. Уж адреса-то он наверняка мог узнать — как-нибудь потихоньку, не привлекая внимания. Прежде чем ехать в город, мне оставалось выяснить еще один вопрос, так я решил еще накануне. Для этого следовало наступить на горло собственной гордости и в очередной раз сунуться к Тимоше. Я заранее решил, что это необходимо. Да и какая там в общем-то гордость! Плевать я хотел на него и на его замашки! К тому же, на этот раз я точно знал, почему иду именно к нему и что мне от него нужно.

Калитка оказалась незаперта. Я прошел по узкой дорожке между двумя рядами отцветших флоксов и постучал в дверь дома. Мне открыла полная мрачная женщина с золотыми волосами, черными у корней, — Тимошина мать.

— Добрый день, — сказал я.

— Добрый, — мрачно ответила она и ткнула большим пальцем куда-то себе за спину. — Там.

Это, безусловно, означало, что «там» следует искать Тимошу. Сама она тут же развернулась и удалилась на кухню. Я постучал в дверь комнаты и вошел, не дождавшись ответа.

Тимоша сидел, уткнувшись носом в телевизор, и смотрел футбол. При моем появлении он на секунду обернулся, сделал рукой некое подобие приветственного жеста и снова уткнулся в экран. Однако на этот раз я был настроен решительно. Выключать футбол под носом у болельщика было все-таки антигуманно, поэтому я всего лишь выключил звук. К моему удивлению, он не стал протестовать, а спросил, не поворачивая головы:

— Ну чего тебе? Видишь — смотрит человек!

— Я сейчас уйду, — пообещал я. — У меня к тебе вопрос.

— Ну?

— Помнишь, ты говорил про завещание? Про то, что мой отец завещал деньги Ольге?

— Ну, помню…

— Так вот — откуда ты это взял?

Он неожиданно повернулся и уставился на меня с любопытством.

— Оттуда… Мне сказали… А что, неправда?

— Это неважно, — сурово отрезал я. — Кто тебе сказал?

Честно говоря, я не был уверен, что он захочет мне отвечать. Вполне мог послать меня, как в прошлый раз. На этот случай у меня был заготовлен простой выход — без лишних слов дать ему по уху. Обошлось, однако, без рукоприкладства. То ли он понял, к чему дело идет, то ли сам был настроен поговорить. Во всяком случае, он широко ухмыльнулся и ответил довольно охотно:

— Андрей.

— Андрей?! — я оторопел. — Он-то здесь при чем? Откуда он знает?

— Он-то? — Тимоша ухмыльнулся еще шире. — Он-то как раз знает! Они много чего знают…

Почему-то я сразу понял, что он имеет в виду.

— Ты хочешь сказать, что он… оттуда? Из органов?

— Нет, из Института благородных девиц!

— А ты откуда знаешь?

— Я знаю, — уверенно кивнул Тимоша. — Ольга когда-то говорила. А она знала. Она его сто лет знала.

Снова начиналась какая-то свистопляска. «Был в театре — насморка не было», — в очередной раз припомнилось мне. Так это что же получается? Может, он и есть — человек с платочком? Хотя кто сказал, что там был только один такой? Может, их было несколько? И вообще дело не в этом, а вот в чем: зачем ему понадобилось выдумывать все это, про завещание? Отвести подозрения от себя или от своих? Но ведь это нелепость! Ничего не стоит проверить, есть такое завещание или нет. Нет, похоже, тут что-то другое… «Стоп! — мысленно воскликнул я. — Уж не для того ли придумана эта байка, чтобы сразу выключить меня из игры, чтобы я уж наверняка в это дело не полез, испугался бы, что тут замешаны мои близкие родственники? Похоже, похоже… Постойте, но что это значит? А это значит, что есть что-то такое, что я или знаю, или, по крайней мере, могу узнать… Именно я. Вот меня и попытались «обезвредить» — способом простым и относительно безобидным. Хотел бы я знать, о чем речь! А может, я все это напридумывал?..»

Я поймал на себе Тимошин любопытный взгляд и опомнился. Должно быть, я уже минуты две стоял столбом, уставившись в стенку.

— Слушай, — спросил я на всякий случай, ни на что особенно не рассчитывая, — ты случайно не знаешь, как найти Матвея, Гошу, Глинку… ну и Андрея тоже?

— Зачем тебе? — подозрительно сощурился он.

— Нужно! — мрачно ответил я и повернулся, чтобы уходить. Я ни секунды не сомневался, что сейчас последует какая-нибудь остроумная шутка, вроде: «нужно — так сходи» — и на том беседа будет окончена. Однако ничуть не бывало. На этот раз Тимоша прямо-таки поражал любезностью. (Замечу в скобках, что через пару минут я понял, в чем дело.)

— Адресов я не знаю, а как найти — знаю. Матвей послезавтра с утра приедет перевозить Ольгину тетку в город. Это раз. Гошу можно найти в театре. Глинку — в больнице. Номер знаешь?

Я кивнул.

— Ну вот. Ну Андрея… сам понимаешь. Туда, правда, хрен пройдешь…

Меня даже зло взяло, что я сам не догадался. А туда же — преступников ловить!

— Спасибо, Тимоша, — сказал я. — Все, я пошел. Пока. Смотри свой футбол.

— Постой… — неожиданно пробормотал он с какой-то новой и совершенно непривычной для меня интонацией: просительно, чуть ли не жалобно… — Постой… Ты узнал, где Сонька?

Тут-то я и понял, почему он отвечал на мои вопросы. Отвечал, потому что готовился задать свой.

Я покачал головой:

— Ничего я не узнал. Не вышло.

— Так ты б у ее матери спросил…

— Спрашивал, — я махнул рукой. — Ничего она толком не знает. Говорит: уехала куда-то к морю…

Тут Тимоша огорошил меня в очередной раз. Он как-то странно перекосился и процедил сквозь зубы:

— Слушай, Володька, шел бы ты, а?.. Уйди, прошу…

— Да я и так… — растерянно пробормотал я и двинулся к выходу.