Вундергай-сыщик

Инспектор Али недоволен

Инспектор Али легонько постучал пальцами по стеклу шаровидного аквариума, и сразу же на звук стали собираться разноцветные рыбки. Первыми примчались черно-красные меченосцы и торкнулись носами в ситечко опущенной кормушки. За ними лениво пожаловали щеголеватые петушки. Снисходительно, с напускной важностью кружил у кормушки шарфовый самец: изысканна раскраска его наряда — желто-бело-красно-голубая. Элегантно перекинув через хребет синий шарф, он отведал крупицу растертого желтка, который прихватил из дома инспектора Али, и, пожевав, недовольный отплыл, между тем его соседи наворачивали, как говорится, за обе щеки.

— Ишь ты, гурман нашелся, — сказал вслух инспектор Али. — Где же я тебе деликатесы возьму при своей холостой жизни? Сам на бутербродах сижу, — он улыбнулся и щелкнул по боку аквариума. Франт дернулся, взмахнул изящным шарфом и устремился на дно к раковине.

Нарастающий треск «Химеры» возвестил о приближении Вундергая. Инспектор Али оторвался от рыбок и взглянул на часы. До встречи целый час, а Вундергай уже тут.

— Добрый день! — приветствует он с порога.

— Здравствуй, здравствуй, товарищ Вундергай, — сдержанно ответил инспектор Али и, пригласив сесть своего нештатного помощника, объявил без предисловия:

— За проведенный диспут и организацию трудового штаба массива выношу благодарность… Концерт тоже занятный… Вижу, не зря спасали петуха. Словом, молодец!

— Служу советской милиции! — откозырнул Вундергай.

Инспектор Али не ответил, наблюдая за витиеватым танцем рыбок. Осторожно вытянув из воды кормушку, стряхнул с нее капли и добавил строго:

— А вот за экзекуцию над дискоманом Газиком тебе следовало бы всыпать, хотя и выполнил ты мое задание на отлично.

— Расшифруйте, пожалуйста, что это значит? — удивился Вундергай. — Всыпать за то, что справился с заданием на отлично?

Инспектор Али сел за письменный стол, что означало — разговор будет долгим и малоприятным.

— Кто дал тебе право на допрос граждан своего массива, да еще с применением… кастрюли? Я?..

— Нет, не вы, конечно. Обстоятельства.

— Обстоятельства? Ну-ка, расскажи, что за такие обстоятельства? Домком ко мне приходила, пожаловалась на тебя от имени всего квартала. Зачем ты нахлобучил ему на голову кастрюлю?.. И к тому же долбил по ней поварешкой? Неужели нельзя было ограничиться внушением?

Вундергай нетерпеливо заерзал на месте.

— Знаете, товарищ инспектор, — сказал он. — Когда-то в детстве я заводил в доме умопомрачительные игры. Троглодиты, индейцы и разные джинны были непременными участниками придуманных мной спектаклей. Легко представить картину, которая являлась глазам моих родителей. Достаточно сказать, что у них порой было такое выражение на лицах, словно они вернулись из кругосветного путешествия, а на месте своего города застали одни развалины… Бабушка запиралась в своей комнате со страшной головной болью. Мама читала мне длинные нотации, ссылаясь на мой возраст, незаконченное начальное образование — я тогда ходил в первый класс — и на то, что отцу не стоит мешать работать над докторской, иначе он завалит дело, да и велосипеда мне не видать. Я кивал головой, чтобы они отвязались, а на следующий день, едва приготовив уроки, с прежним вдохновением давал волю своей неутомимой фантазии. Однажды мой отец, можно сказать, гуманнейший человек в округе, который и мухи не обидит, а муравья перешагнет, чтобы не раздавить… Так вот, однажды он молча взял резиновую палку для выбивания ковров и начал интенсивно выколачивать из меня дурь. Нет, не очень было больно, но зато убедительно. Решительность отца испугала, и я стал рассуждать, прежде чем выбрать форму развлечения. — Вундергай передохнул и резюмировал: — Вот потому и решил я поступить именно так. И, думаю, не ошибся. Парень-то остался не в обиде. Дошло, значит.

— А если бы ты его искалечил? Ведь ты, Вундергай, действовал, можно сказать, как официальное лицо. Ведь если бы на него не подействовал ваш визит, отца нарушителя тишины пришлось бы потревожить. Потом товарищеский суд устроили бы, орудие радиогрохота конфисковали бы… Много есть убедительных мер… Ошибаешься, друг мой, если думаешь, что лучше всего — сразу дубасить по… кастрюле. Умный поймет, а другой, глядишь, обозлится и такое натворит в отместку!.. Перевоспитание — дело кропотливое. Это не только мое мнение. Мы с тобой должны учиться у опытных педагогов-практиков.

— Выходит, чтобы исправить человека, необходима уйма времени: дни, месяцы, годы, сгорание нервных клеток?.. Мне рассказывал один старичок, что в древние времена владельцы ювелирных лавок, уходя на обед или еще куда, даже не закрывали двери на замок, а всего лишь связывали веревочкой дверные кольца, чтобы случайно собака или кошка не забрались в лавку. А про воров и не думали. Их не боялись. Нищих много было, а воров — нет. А все потому, что за хищение чужого имущества отрубали руку.

— Зачем же калечить человека?! — возмутился инспектор Али. — Добром надо стараться перевоспитать зло. Жестокость плавится от добра…

— Ага… — Вундергай иронически качнул головой. — Преступник убил человека, а ему за это — повышенное питание, лекции, кинофильмы, шахматы, мини-футбол, а может, даже и танцы… Потом он выходит на свободу — ухоженный и вдохновленный очередной идеей освоить один из подвалов банка… Согласен, — примирительно добавил Вундергай, — с малолетним нарушителем стоит повозиться, а вот дремучего, мне кажется, уже не переделать. Засохший материал — он скорее рассыплется, чем согнется.

— Криминалистики, похоже, начитался ты с избытком, — нахмурился инспектор Али. — Но в голове у тебя — каша.

— Интересуюсь всерьез, — согласился Вундергай. — Но если вы считаете, что я завалил дело, — можете мне не давать больше заданий. Я не обижусь.

— Я этого не говорил. С заданием ты справился. Но проанализировать его необходимо. Ты знаешь, что результаты каждой проведенной операции обычно обсуждаются для усовершенствования метода. А если уж ты признаешь меня своим наставником, то терпи и учись. — Инспектор Али отодвинулся вместе со стулом и достал из ящика несколько книг. — Вот смотри — Дзержинский, Макаренко, Сухомлннский… Они умели подобрать магические слова к сердцу любого человека. Любому эрудиту грош цена, если люди не верят его слову. Я надеюсь, ты учтешь мои замечания?

— Конечно. Я могу даже извиниться перед этим Газиком. Только учтите, тогда он вместе со своими предками сядет на шею общественности, а бедный соискатель, которому вы обещали помочь закончить диссертацию, никогда ее не допишет.

Инспектор Али устало посмотрел Вундергаю в глаза;

— Запомни, — сказал он. — Наша задача, чтобы к нам тянулись, прислушивались, уважали. Понял?

— Чего уж тут не понять, — вздохнул Вундергай.