Шанадар
Шанадар плотнее закутался в накидку, но холод пробирался сквозь швы. Он изо всех сил пытался поспевать за легкой рысцой Стаи Канис, бежавшей вверх и вниз по холмам, сквозь высокие кочки травы, порой росшие так густо, что ему приходилось протискиваться, избегая змей и тварей покрупнее, что звали эти заросли домом.
Он пересек еще один глубокий овраг, с трудом поднимая ноги.
А я-то думал, что готов!
Измученный, он плюхнулся на землю у валуна, не обращая внимания на разбегающихся от его появления муравьев. Огромный камень хоть немного защищал от холодного воздуха, а тепло, накопленное за день, просачивалось сквозь его одежду.
К тому времени, как Стая Канис вернется, я отдохну.
Он думал, что ежедневные походы по разнообразным ландшафтам вокруг его стоянки подготовят его к безостановочному путешествию по разным землям. Он мог бежать трусцой от восхода Солнца до заката, едва сбивая дыхание.
Это было не то. Темп, заданный Стаей Канис, был утомительнее, чем рысца. Они подчинялись внутреннему инстинкту, которого не было у Шанадара, инстинкту, что подсказывал им, какая скорость нужна, чтобы достичь цели вовремя и спасти Ю'унг. Иногда это был шаг, иногда — рысца. В другие разы — бег во весь опор. Их миссия состояла в том, чтобы выполнить приказ Ксосы, и ни в чем меньшем. Работа Шанадара — не отставать.
По правде говоря, как только Шанадар приспособился, он перестал возражать. Казалось, Стая Канис знала все, чего он не знал об этом путешествии.
Станет легче, — заверил он себя без всякой на то причины.
Он дрожал, погруженный в свои мысли, прижав колени к животу и спиной прислонившись к валуну. Сегодня утром вчерашний теплый воздух стал мучительно ледяным, и он надел свою толстую накидку из шкуры Мамонта. Она согревала зверя. Почему бы ей не сработать и для него?
Неужели так и будет все наше путешествие — один день слишком жарко, следующий — слишком холодно?
Умп и Белая Полоса присоединились к нему, прижавшись к нему своим теплым мехом.
Шанадар склонил голову.
— Вы никогда не мерзнете, да?
Умп зевнул и спрятал свою утепленную мехом голову между покрытыми мехом лапами.
— Моя рубаха — как ваша шкура, только швы пропускают воздух. Мне нужно научиться затягивать их потуже.
Он сунул почти онемевшие пальцы под тела своих спутников и, зевая, пробормотал себе под нос:
— Не мешало бы развести огонь.
Но до ночной стоянки огня было не видать.
Порыв ветра вырвал его волосы из-под кожаного ремешка. Густые пряди хлестнули по лицу, на миг ослепив его, пока он не завязал их снова.
Умп гавкнул, а Белая Полоса, что была поменьше, нахмурилась.
Будто псы из Стаи Канис умеют хмуриться.
— Передышка кончилась?
Оба вскочили и бросились прочь. Он неуклюже поднялся на ноги, когда они скрылись в высоких, трепещущих на ветру травах.
Он крикнул им вслед:
— Не ждите меня!
Ему не нужно было их видеть, чтобы знать, куда они направляются. Они всегда шли туда, где просыпалось Солнце. Большую часть дня Шанадар шагал один, и лишь приглушенное гавканье и рычание указывали на местоположение его стаи. Если он сбивался с пути, они появлялись и грубым лаем направляли его туда, куда следовало. Шанадар был этому благодарен. Он часто терял свой обратный путь.
Он вскинул голову. Тяжелые тучи скрывали небо, так что он не был уверен, сколько еще осталось светлого времени, но их темные подбрюшья обещали дождь.
Нужно найти укрытие.
Он завернул за поворот тропы и увидел псов, лежащих перед пещерой. Они смотрели на него, и у каждого в пасти была наполовину съеденная наземная птица.
— Надеюсь, вы поделитесь.
Они трусцой вбежали в пещеру, не проверяя ее, а значит, были здесь уже достаточно долго, чтобы не только поохотиться, но и разведать укрытие. Они бросили тушки у холодного очага и свернулись клубком. Шанадар мигом развел огонь, приготовил и съел мясо, а затем уснул в остатках травяного гнезда, оставленного прежними обитателями, подумав, что утром, перед уходом, ему следует натереть тело мазью, чтобы унять боль в ноющих мышцах.
До сих пор путь вел их по знакомым Шанадару местам, но сегодня все, что он видел на пути вперед, было новым. Он побрел дальше.
Вчерашние темные тучи уплыли за горизонт, уступив место пушистым белым облачкам и синему небу. Тепло Солнца было желанным, пока не стало беспощадным; зной окутывал его, словно тяжелый туман. Он сунул одежду в свою суму и позволил редким порывам ветра остудить его. Пот струился по лицу, пока он ускорял шаг. Впереди виднелся небольшой лесок, его темный и манящий полог.
Подожду там Стаю Канис.
Когда он добрался туда, Умп уже лежал под деревом, прищурив глаза и вытянув лапы.
— О, хорошо. Давай отдохнем…
Но большой пес вскочил на ноги, тявкнул на Шанадара и сорвался с места, скрывшись за поворотом пути вперед. Шанадару ничего не оставалось, как погнаться за ним.
Шанадар принюхался к двум тропам, что лежали перед ним. Одна была хорошо утоптана, другая — заросла.
По какой они пошли?
Он вдохнул глубже, пытаясь уловить запах Стаи Канис, но утоптанная тропа пахла пылью, а заросшая — пометом.
Та ведет туда, где просыпается Солнце. Должно быть, они пошли по ней.
Не успел он и шагу ступить в заросли, преграждавшие ему путь, как с противоположной тропы рявкнул Умп.
Шанадар проворчал:
— Ты что, проверял меня?
Уши торчком, хвост трубой — Умп не потрудился ответить.
— Неудивительно, что я не мог тебя унюхать. Ты весь в помете и пыли!
Что, в общем-то, было неплохой идеей.
Шанадар крикнул, хотя ни одного из спутников не было рядом:
— Темные тучи на горизонте! Нам нужно укрытие!
Он не видел их с самой развилки, но, словно по команде, из кустов рысцой выбежал Умп, а за ним — Белая Полоса. Сведя брови, Белая Полоса сделала круг и плюхнулась на землю. Умп сделал то же самое.
Шанадар смерил взглядом сначала их, потом темнеющее небо.
— И это лучшее время для передышки?
Умп одним движением длинного языка лизнул морду своей подруги. Она перевернулась на спину, ее лапы повисли над внушительной грудной клеткой.
Шанадар крикнул им, продолжая идти:
— Я найду укрытие. Догоняйте!
Он побежал трусцой вперед, высматривая, и ускорил шаг, когда воздух стал гуще от влаги. Впереди виднелся утес, а это часто означало пещеры. Первые капли дождя упали ему на голову — крупные, тяжелые капли, и за ними последовало множество их друзей. Он был уже достаточно близко к утесу, чтобы разглядеть, что в нем действительно есть пещеры, и метнулся к той, что казалась надежной.
— Умп! Белая Полоса! Здесь пещера!
Он услышал за спиной топот лап, приглушенный, но быстро нарастающий.
— Вы тоже торопитесь! — крикнул он через плечо. — А я-то думал, вам дождь нипочем.
Редкие капли превратились в ливень. Шанадар принюхался, но чуял только воду, прислушался, но слышал лишь, как дождь барабанит по сухой земле. Не видя никакой опасности, кроме усиливающейся бури, он не сбавлял скорости. Когда он уже был готов ворваться в пещеру, Умп взвыл и отшвырнул его в сторону. Шанадар тяжело рухнул на землю и заскользил по ней. Пес навалился сверху, не давая подняться.
— Зачем ты…
И тут он услышал его — зловещее шевеление прямо внутри пещеры. Это была не одна змея — целое гнездо. Когда один змей выскользнул из темной пещеры, Умп и Белая Полоса схватили Шанадара за руку и оттащили его достаточно далеко, чтобы змеи не достали его даже своим длинным броском.
— Я не… Вы спасли меня…
Псы отпустили его и побежали трусцой вдоль утеса, миновав следующую пещеру, прежде чем остановиться, принюхаться и исчезнуть в другой темной дыре. Шанадар поднялся на ватные ноги, качнулся вперед и рухнул на землю, на руки, слишком слабые, чтобы удержать его. Он глубоко вздохнул и поклялся в следующий раз больше доверять Стае Канис.
Шанадар вытащил костяную флейту из своей сумы, провел большим пальцем по гладкой поверхности, затем закрыл одно отверстие, потом другое. Стая Канис отдала Шанадару белку. Теперь они спали у самого входа в пещеру, высунув морды наружу. Шанадар заделал дыру в рубахе, которую прорвал об острый камень, когда Умп сбил его с ног. Сон не шел, и он решил поупражняться с флейтой.
Эти отверстия, должно быть, для пальцев. Подушечки моих пальцев идеально ложатся на них.
Нажимая, он представлял, какой звук издала бы флейта в руках того, кто знает, что делает.
В лицо ему ткнулась теплая и мягкая морда. Солнечный свет лился сквозь вход в пещеру.
— Белая Полоса. Пора идти?
Один короткий лай, и она развернулась и унеслась прочь. Шанадар доел последние куски вчерашней белки, сунул флейту обратно в суму и погнался за Белой Полосой. Утро перетекло в сумерки, прежде чем он увидел кого-либо из псов, и то это была Белая Полоса, манящая его за собой.
— Умп нашел гнездо? — Длинная неглубокая тень темнела на подъеме впереди. — Похоже на уступ.
На его осторожное приближение ответило рычание. Он замер, и огромные тела Умпа и Белой Полосы тут же оказались по бокам от него.
— Койот. — Он вгляделся в глубину, в движущиеся тени. — Со щенками. Найдем другое гнездо.
Белая Полоса резво побежала вдоль высокого утеса, уши навострив, хвост подняв, шаги ее были уверенными и сильными, а затем исчезла. Шанадар не видел хорошо спрятанную нору, пока почти не наткнулся на нее. Внутри раздавалось игривое пыхтение псов. Как только Шанадар вошел, они выскочили наружу, едва не сбив его с ног в своем рвении найти еду.
— Я разведу огонь! — крикнул он и вытащил уголек из наплечной сумы.
Псы не возвращались, поэтому он приготовил себе стебли растений и грибы. Утолив голод, он постукивал загрубевшими кончиками пальцев по отверстиям костяной флейты, его мысли блуждали, и он едва заметил, как псы свернулись рядом с ним у тепла костра. Вскоре его пальцы сами опускались куда хотели, словно зная, что делать, без его ведома.
— Как думаешь, отверстия сделаны намеренно? Или случайно?
Белая Полоса свела брови.
Шанадар потер единственное отверстие на обратной стороне.
— Согласен. Это объяснило бы их ровное расположение. Я дул в оба конца, но птичьей песни не получается.
Низкое гавканье.
— Я пытаюсь связаться с Ксосой. Я разберусь. Обещаю.
Белая Полоса пристально смотрела на Шанадара, уши подняв, голову склонив, пушистый хвост трубой. Шанадар не сомневался, о чем она спрашивает, и у него не было ответа.
Они брели дальше. Белая Полоса теперь часто оставалась с Шанадаром, пока Умп разведывал, направляя их редким тихим воем или тявканьем, чтобы обозначить свое местоположение. Шанадар наслаждался грубой землей под своими загрубевшими от ходьбы ступнями и россыпью запахов вокруг, тишину нарушали лишь редкие птичьи трели и стрекот насекомых. Он ел на ходу, как раз сейчас наслаждаясь острым вкусом дикого лука во рту.
— Белая Полоса. Сколько здесь съедобных растений! Мой род, должно быть, бывал в этих краях. — Он впился зубами в волокнистый стебель, медленно пережевывая и смакуя вкус. — Мой прежний клан часто собирал бы здесь припасы. — Он сглотнул, откусил еще, шагая широко и уверенно, и обвел взглядом пейзаж. — Я не тоскую по клану…
Белая Полоса зарычала, а Умп подбежал, посмотрел на свою подругу, а затем оскалился на Шанадара.
Глаза его распахнулись. Псы из Стаи Канис никогда ему не угрожали. Он потер ладони, потом провел по рукам, открыл рот в надежде, что на ум придет что-нибудь дельное, но ничего не пришло. Он не то имел в виду, что они услышали, но, как обычно, сболтнул не те слова.
— Умп. Белая Полоса. Я имел в виду мой прежний клан. Вы не клан — вы стая. Разница огромна, и она прежде всего во мне. Ксоса зовет это чувством. Сначала это казалось бессмыслицей, но теперь, живя с вами, я понимаю. Надеюсь, вы простите меня.
Губы Умпа опустились, скрыв клыки, но Шанадар не был уверен, означает ли это прощение.
Если они все еще сердятся, они дадут мне знать, и мы придумаем, как это исправить.
В тот вечер псы вели себя так, словно ничего не случилось, поэтому Шанадар решил задать вопрос, не дававший ему покоя.
— Умп. Что случится у моря без берегов? — Голос его дрогнул, и он замолчал, давая себе время прийти в себя, а Умпу — ответить, но пес молчал, и Шанадар продолжил:
— Я бы хотел пойти с вами, куда бы вы ни отправились дальше.
Вот. Он сказал это, хотя и знал, что не сможет присоединиться к ним, если тоже не умрет.
Интересно, стали бы мои глаза голубыми?
Он продолжал, словно не ведая об этой суровой правде. Я хочу навсегда стать частью вашей стаи.
Они смотрели на него, опустив хвосты и подметая ими пыль.
— Это возможно?
Тихое поскуливание. Тяжелый вздох.
Голос Шанадара дрогнул от горечи, а взгляд затуманился.
— Конечно, я понимаю, что это значит, но до вас я нигде не был своим. — Он почесал укус на руке, не заботясь о том, что звучит отчаянно.
Умп фыркнул, его голубые глаза были устремлены на Шанадара, уши навострены. Белая Полоса стояла рядом. Больше ничего не было сказано, но псы не ушли на охоту.
Шанадар закончил свою трапезу и вырезал зарубку на бедренной кости, которую носил в суме, чтобы отмечать дни пути. Он предполагал, что к тому времени, как он доберется до Ю'унг, вся поверхность кости покроется зарубками, дав ей наглядное свидетельство долгого предстоящего им странствия.
Псы храпели в своем логове, а Шанадар вышел наружу, чтобы понаблюдать за Луной, которую, как всегда, сопровождала ее верная стая мерцающих звезд. Пока он стоял там, снова пошел дождь, ровный и холодный, барабаня по скалистому укрытию, защищавшему пещеру. Он отступил ко входу в пещеру, наслаждаясь брызгами, что увлажняли его лицо.
Чувствует ли Ксоса прохладную влагу воды? Или нежное прикосновение ветра…
Тропа началась ровной и гладкой, но вскоре ее преградила полоса грязевых луж от вчерашнего дождя. Каждый шаг Шанадара тонул в жиже по щиколотку, и ему приходилось с силой выдергивать ногу. Спешить было невозможно, поэтому он не торопился, наслаждаясь ощущением грязи на голой коже и между пальцами. Он мурлыкал себе под нос, вторя мелодичным звукам вокруг.
Солнце уже высоко поднялось по небу, прежде чем он добрался до сухой земли.
Последнее облако испарилось, и Солнце палило беспрепятственно. Он перекатывался с носка на пятку, чтобы не обжечь подошвы, но жгучий жар все равно проникал сквозь толстые мозоли. Он мог бы надеть свою обувь, но не стал.
Он поник, когда палящий зной высасывал из его тела влагу. Чем быстрее он торопился, тем короче становились его шаги. Вскоре он уже шатался, почти падая вперед, а не перекатываясь с пятки на носок. Пот увлажнял его лицо и шею, пока не перестал. Ему нужно было срочно найти тень и воду. Немедленно. Он вяло оглядел свой путь вперед, глаза его были скорее закрыты, чем открыты. Подойдет даже чахлая тень от сухостоя. Кузнечики стрекотали в редких сухих стеблях. Ветерок должен был бы остудить его, но он был слишком горячим. Дышать стало трудно.
Вскоре жажда завладела всеми его путаными мыслями. Шанадар редко носил с собой воду, потому что пруды и ручьи всегда были легко доступны. Но не здесь, к чему он не был готов. Никаких водопоев, ни слюны в пересохшем рту, язык распух и мешал глотать, вызывая рвотные позывы. Воздух обжигал пересохшее горло, и он выдохнул.
Какие советы Старейшин я пропустил, которые должен был услышать? Что-то о том, чтобы слизывать утреннюю росу с листьев.
Слишком поздно для этого!
Темные пятна на земле, указывающие на влагу.
Шанадар огляделся вокруг и увидел лишь унылое, коричневое однообразие.
Найди следы. Кто-то живет здесь и знает, где вода.
Но не было ни следов, ни признаков жизни, потому что здесь никто не жил.
И тут — что-то. Впереди по пути — лесок!
В толстых лианах часто бывает вода, поднимающаяся по стволам деревьев.
Он зашаркал быстрее, упал на четвереньки и пополз, отказываясь сдаваться, потому что дал обещание. Наконец он вполз в тень под пологом деревьев. Лесная подстилка, скрытая густыми ветвями, остудила его ступни. Он ковылял по лесу, уверенный, что хотя бы на одном дереве найдется вьющаяся лиана, но ничего не нашел.
Лес сменился лугом и еще более жгучим зноем. Требовалась вся его сосредоточенность, чтобы поднять ногу и опустить ее куда-нибудь перед другой. Флейта выскользнула из его пальцев.
Почему она у меня в руке?
Он нащупал ее в пыли и убрал в свою походную суму.
Я не могу потерять единственный способ связаться с Ксосой.
Шанадар ковылял дальше, шатаясь от усталости. В какой-то момент, которого он не помнил, Умп толкнул его в бедро, поддерживая. Шанадар рассмеялся, споткнулся и отскочил от бока зверя, наткнувшись на Белую Полосу с другой стороны. Ее шерсть лоснилась здоровьем, мышцы перекатывались под кожей.
— Вчера я замерзал. Теперь мне слишком жарко. Спасибо за помощь.
Из их пастей капала слюна. Был ли он в таком отчаянии, чтобы слизать ее с их губ?
Тяжелое дыхание.
— Вы знаете, где вода.
Оба завиляли пушистыми хвостами и начали пробираться через долину к другому лесу.
Он потерял равновесие и рухнул на колени.
— Я немного вздремну… — Но Умп прикусил его за плечо. — Хорошо! — И он поднялся на ноги, опираясь на спину Умпа.
Казалось, прошла вечность, но наконец Шанадар тоже его учуял — легкий, далекий запах. Он побрел дальше, теперь им двигала цель. Вскоре он взобрался на пологий хребет, с которого открывался широкий вид во все стороны. В центре раскинулась травянистая равнина, окаймленная лесом. Он почти скатился по склону, не стал вставать, а пополз в деревья, по хорошо утоптанной тропе к пруду, который обещал ему его нюх. Вцепившись в сырую землю, он распростерся на берегу, окунул лицо в воду и жадно глотнул.
Утолив жажду, Шанадар посмотрел в умные глаза Умпа, не удивившись, что тот был здесь.
— Боялся, что я утону? — Ему не нужен был ответ Умпа. — Вы слишком много трудились, спасая мне жизнь.
Умп фыркнул.
Шанадар вытащил из сумы олений желудок — тот, что сунула ему в руки мать, когда он уходил из единственного клана, который когда-либо знал. Она настаивала, что он может спасти ему жизнь, потому что вмещает достаточно воды на целый день. Возможно, так и было бы, если бы где-то на обратном пути он не забыл его пополнить.
Шанадар не спеша наполнил бурдюк, наслаждаясь тем, как проясняется его затуманенный мозг и тает вялость. Закончив, он положил предплечья на колени и отдыхал.
Но недолго. Сумерки уже спустились по утесам. Скоро Солнце исчезнет. Умп и Белая Полоса сорвались с места, а Шанадар пытался не отставать, надеясь, что они найдут укрытие на ночь. Тьма уже покрыла большую часть земли, когда он обогнул огромный валун и чуть не врезался во вход в пещеру. Он резко остановился и принюхался: старый помет, пыльные кости с едва уловимым запахом плоти, недавние следы Стаи Канис, легкий дух Прямоходящего.
Ничего тревожного.
Он входил, делая один размеренный шаг за другим, пока его зрение не привыкло к темноте. Он мог стоять в полный рост, и пещера была достаточно широкой, чтобы развести руки, не касаясь ничего. Быстрая проверка заверила его, что сзади нет туннелей, через которые могли бы прокрасться хищники. В потолке над очагом зияло дымовое отверстие. В нише лежала куча трута.
Он прошептал себе под нос:
— Мой род жил здесь.
Пока он подбрасывал в яму растопку и зажигал ее своим огнивом, прибыли псы из Стаи Канис: Белая Полоса принесла зайца и бросила его к ногам Шанадара, а Умп — недоеденную газель. Они плюхнулись у очага, пока Шанадар раздувал огонь и бросал зайца на плоский камень готовиться. Вскоре дразнящие запахи мяса, жира и горящего дерева поплыли по пещере.
Заяц был частично съеден, поэтому Шанадар достал из своей походной сумы корень, чтобы съесть его с мясом. Когда он вернулся к очагу, между Умпом и Белой Полосой лежал щенок и грыз ногу газели. Щенок был круглым, пушистым и совершенно белым, за исключением черной полосы на голове — там же, где у Белой Полосы была ее отметина. Взрослые быстро лизнули щенка в морду и продолжили есть.
Это их логово.
— Ты Пламя.
Щенок посмотрел на Шанадара, его желтые глаза сверкали, лапы обнимали кусок мяса, затем он снова принялся за еду.
— Ксоса говорила о тебе.
Рычание эхом отразилось от стен. Шанадар замер. Огромный тигрового окраса пес, чья шерсть лоснилась здоровьем, вошел в пещеру. Он остановился в подсвеченном луной входе, расставив лапы, оскалив клыки; одно ухо с черным кончиком было разорвано.
Старая битва, в которой этот зверь победил.
Морду его тронула седина, но голубые глаза говорили о необузданной жестокости — настолько же настороженные, насколько доверчивыми были глаза Умпа. В памяти всплыло воспоминание.
Ах. Это Рваное Ухо. Ксоса предупреждала меня о нем, говорила, что он может перегрызть мне горло, если сочтет меня угрозой для своей стаи.
Шанадар сделал непроницаемое лицо и сказал:
— Я тоже ждал встречи с тобой. — Он похлопал себя по груди. — Я — Шанадар.
Рваное Ухо ответил рычанием.
Вопреки его воле, рука Шанадара задрожала, а колени подогнулись. Хуже того, по пещере поплыл смрад его собственного страха.
Надо вести себя так, будто визиты огромных хищников и крошечных пушистых комочков — это нормально! Может, в стае Канис это и было «нормально».
— Я соберу дров, для… для огня, — его голос дрожал, несмотря на все усилия.
Его злит мой страх?
Сейчас с этим ничего было не поделать, поэтому он обошел самого большого пса, которого когда-либо видел, и поспешил наружу. Взгляд пса жег ему спину, пока он тащил бревно к очагу, не торопясь, придумывая, как подойти к новому гостю, чтобы тот, возможно, его стерпел.
— Помоги мне.
На лбу Шанадара выступил пот, а руки дрожали, когда он засовывал один конец бревна в огонь. Загривок Рваного Уха опустился, когда он подошел к Шанадару.
— Когда конец прогорит, подтолкни бревно дальше в пламя. Или разбуди меня, — и он указал губами на дальнюю стену. — Хотя сомневаюсь, что усну.
Шанадар пододвинулся и насадил кусок шипящей туши на конец палки. Прежде чем откусить, он предложил его Рваному Уху и Пламени. Оба проигнорировали его, присоединившись к Умпу и Белой Полосе в нише пещеры.
Позже, когда мясо было съедено, а кости обсосаны, Шанадар достал флейту. Он обнаружил, что звук меняется в зависимости от того, какие отверстия он закрывает пальцами, а быстрое и повторяющееся закрывание-открывание отверстий издавало приятную трель, если дуть определенным образом в один из концов.
Наконец он зевнул.
— Утомительный был день.
Ответом ему был храп из логова псов, так что Шанадар скользнул в то, что было гнездом прежних обитателей. Остатки травы, отпугивающей насекомых, все еще лежали поверх обычных стеблей.
Шанадар лег ничком, подложив под голову наплечную суму. Холодная ночь удержит в своих логовах всех, кроме самых выносливых незваных гостей. Внутри пещеры огонь согревал пространство, а запах диких псов разносился повсюду, наверняка просачиваясь и на поляну перед входом. Шанадар пытался не спать на случай, если Рваному Уху понадобится помощь, чтобы подтолкнуть бревно в очаг, но усталость победила.
В его сне материализовалась Ксоса.
— Мои друзья одобряют, Шанадар.
Она не стала ждать его ответа.
На следующий день, еще до первых лучей Солнца, Пламя и Рваное Ухо исчезли. Их уход не обеспокоил Умпа и Белую Полосу, поэтому Шанадар собрал свою наплечную суму и копье и отправился в путь.
Дни шли, и Шанадар чувствовал присутствие Рваного Уха, хотя редко его видел.
Он приходил посмотреть, справлюсь ли я с заданием Ксосы?
В стае установился свой порядок, где псы брали на себя самые важные задачи, оставляя Шанадару менее значительные дела. Казалось, они считали, что это соответствует его способностям, но они недооценивали своего Прямоходящего соплеменника.
Шанадар рухнул в тень. Последние несколько движений Солнца по небу путь был медленным и утомительным, через сухие русла, прорезавшие глубокие овраги в лугах. Он не видел и не слышал псов с тех пор, как покинул пещеру на рассвете, за исключением редкого тявканья или воя, сообщавшего ему о смене направления.
— Я отдыхаю. Мне все равно, что вам это не нужно, — пробормотал он, скорее себе, зная, что если его не окажется там, где они его ожидают, они придут на поиски.
Съестного было мало, лишь сухие стебли, выжженные Солнцем в хрустящее ничто, на переваривание которого уходило больше сил, чем они давали. Вместо этого он порылся в своей суме в поисках рогоза, который собрал у последнего водопоя, и жевал его, оглядывая окрестности. Он не искал псов, просто наслаждался тишиной…
…пока к нему не устремился знакомый топот лап, и Умп с Белой Полосой резко остановились, их хвосты и лапы застыли, и они взвыли в унисон. Шанадар посмотрел сначала на Умпа, потом на Белую Полосу.
Что-то не так…
У него перехватило горло. Каким-то образом он понял.
— Это Пламя.
Забыв об усталости, он вскочил на ноги, схватил копье и сорвался с места. Псы неслись через потрескавшееся поле, пересекая мешанину из неглубоких узких оврагов и невысоких подъемов. Издалека до Шанадара донесся жалобный скулеж. Его отчаяние покрыло кожу мурашками страха, и он побежал быстрее. Невдалеке, идя почти по следу Шанадара, слышался еще один топот, еще одних лап, но слишком легкий для Стаи Канис.
Койоты!
Теперь он мчался во весь опор.
— Пламя! — крикнул он, столько же чтобы предупредить щенка о своем присутствии, сколько и чтобы предостеречь Койота, что Пламя хоть и мал, но у него большие защитники.
Койот дернулся на голос Шанадара, увидел одинокого Прямоходящего и сбросил его со счетов. Что он мог сделать против их большой стаи?
Ты не заметил остальную часть моей стаи.
Высокая трава скрывала псов и подала Шанадару идею, как спасти жизнь щенка, не потеряв свою.
Твой план, Койот, — отвлечь меня, схватить Пламя, трясти, пока не сломается шея. Тогда у меня не будет причин рисковать своей жизнью дальше.
Эта тактика, вероятно, часто срабатывала, но Койот не знал о тайном оружии Шанадара.
Смерть не заберет Пламя, пока я жив.
Злобное рычание возвестило о прибытии закаленного в боях Рваного Уха. Шанадар не хотел бы оказаться его целью.
Он разорвет Койота ради забавы. Не могу представить, что он сделает, защищая Пламя.
Шанадар взвыл, делясь своим планом с остальными.
Он достиг узкого оврага, откуда доносилось отчаянное тявканье. На дне был белый щенок. Как только лицо Шанадара появилось над краем, Пламя прыгнул, скатился обратно и заскреб землю передними лапами, но не смог зацепиться, все время не сводя взгляда с Шанадара.
— Пламя! Как ты угодил в эту беду?
Щенок ответил тявканьем, пока Шанадар оценивал положение стаи, насколько надежную защиту они обеспечивают.
Они преграждают Койоту доступ ко мне и к Пламени.
Стая койотов значительно превосходила по численности Стаю Канис, но не в решимости. Умп, Белая Полоса и Рваное Ухо стояли в ряд, расставив лапы, с поднятыми загривками и опущенными головами, готовые сделать то, что должно. Шанадар видел, как вожак стаи койотов оценивает их шансы. Стоил ли маленький щенок — мясо, которым многих не накормишь, — таких неприятностей со Стаей Канис?
Шанадар снова посмотрел на Пламя, чтобы понять, что он должен сделать для его спасения. Вокруг его лапы обвилась лиана, привязывая его ко дну оврага.
— Все будет хорошо. Перестань волноваться.
Шанадар бросил свое копье и прыгнул в овраг. Пламя приветствовал его, облизывая лицо и легонько покусывая за шею и плечи.
— Не двигайся, Пламя, — и он перерезал лиану резцом, достаточно острым, чтобы валить небольшие деревья.
— Вот. Ты свободен.
Он сунул щенка в суму, не обращая внимания на возмущенный визг Пламени, а затем играючи вскарабкался по земляному склону.
К этому времени схватка хищников была в самом разгаре.
Шанадар выхватил копье и крикнул:
— Готовьтесь! В бой!
Стая Канис схватилась с койотами впереди, а Шанадар ударом в шею убрал одного сзади, сбросил тело с древка и бросился на следующего. А за ним — на другого. Многие пали, прежде чем Койот понял, что лучшее спасение — бегство.
Раздался пронзительный визг, и Шанадар вытащил щенка из наплечной сумы. Пламя сильно дрожал, а его дыхание было таким частым, что Шанадар не понимал, как щенок успевает вдыхать между судорожными вздохами.
— Ты в порядке, — сказал он и обнял дрожащего малыша.
К нему рысцой подбежал Рваное Ухо. Пламя вырвался из объятий Шанадара и бросился к нему. Они принялись бороться, к ним присоединились Умп и Белая Полоса, облизывая и покусывая друг друга за морды и лапы.
С горизонта донесся тихий вой. На фоне неба, очерченная его светом, стояла лоснящаяся серая волчица, навострив уши и расставив лапы, ее шерсть была белой от лап до колен. Пламя схватил камень, промчался кругом, а затем взбежал на холм. Волчица скрылась за гребнем, щенок — за ней, и об их движении говорил лишь гул возбужденно топочущих лап, пока и он не затих, сменившись прощальным воем звериной семьи Шанадара.
Шанадар вытер глаза, глядя вслед неугомонному малышу и прекрасной серой волчице.
Ни к кому конкретно не обращаясь, он спросил:
— Это подруга Рваного Уха?
Умп заскулил, а Белая Полоса тряхнула ушами.
— Я так и думал.
Несколько дней спустя из глубины валунов донесся яростный вой. К тому времени, как Шанадар добрался туда, земля была усеяна изувеченными телами койотов.
— Это те, что сбежали.
Стая Канис послала весть. Нападешь на одного из нас — умрут все.
Они подбежали к Шанадару, от их шерсти шел сильный запах крови, морды были красными, а хвосты — гордо подняты. Шанадар огладил их шеи, крупы, лапы, грудь и все остальное, проверяя, нет ли ран, но не нашел ни одной. Прежде чем он добрался до Рваного Уха, большой пес умчался прочь.
На следующий день Шанадар почувствовал такое единение со стаей, какого никогда не испытывал в своем племени. Несмотря на отсутствие висячих ушей, острых клыков и меха, он стал равным, достойным защиты.
Не потому ли они приняли Ксосу? Потому что она спасла одного из их стаи?
— Умп. Расскажи мне о Ксосе.
Умп ответил стоном, что было у него вместо речи. Чем больше времени Шанадар проводил со Стаей Канис, тем больше движения тела и звуки стирали различия в общении.
— Ксоса сказала, вы ее спасли.
Умп припал грудью к земле, расставив передние лапы и положив между ними голову.
Шанадар пожевал комок битума, чтобы очистить застрявшие между зубами остатки пищи, и задумался о жизни Стаи Канис.
Шанадар достал из сумы камень с красными полосами, благоговейно провел большим пальцем по его гладким щекам и вгляделся в пустые глазницы.
— Кто раскрасил твое лицо?
Может, и мне нужна раскраска?
То, что с ним говорил древний камень, было лишь одной из многих тайн, появившихся после встречи с Ксосой. Как и костяная флейта, Мудрый Камень обычно успокаивал его. Нутром, глубоко внутри, куда не добирались слова, он напоминал о Ксосе. Шанадар в последний раз провел большим пальцем по камню, прежде чем положить его у своего лежбища, чтобы легко было найти в темноте.
Но сегодня он не принес успокоения. Вместо этого нахлынули воспоминания, заполнив его сны. Мозг перебирал их, пытаясь сложить обрывки воедино. Наконец он встал, прошелся по кругу, призывая ответы, но они не приходили, и тогда он вышел наружу. Вдалеке он услышал вой и взбежал на склон, уворачиваясь от кустов и камней в тусклом свете Луны, и наконец остановился на плоском плато, когда другой вой наполнил разреженный ночной воздух. С этой возвышенности, с ее беспрепятственным обзором, он слушал, завороженный поднятой мордой, приоткрытой пастью, поврежденным ухом, очерченным приглушенным сиянием Луны.
Он говорит с Умпом и Белой Полосой.
Рваное Ухо часто спал в стороне, но пел серенады своей стае, давая им знать, где он и что все в порядке. Сегодня, когда он закончил, Шанадар вытащил костяную флейту из своей наплечной сумы. На последней тренировке он дул в один конец, одновременно трепеща ладонью над другим, словно крыльями птицы, открывая и закрывая воздушный проход. Звук был необычным, но приятным. Сегодня подушечки его пальцев сами нашли отверстия на кости, почти без его участия. Меланхоличная песня полилась сама собой, без каких-либо действий со стороны Шанадара.
Неужели тот, кто играл на ней раньше, оставил в ней музыку?
Усталость от безостановочного бега и ходьбы больше не была проблемой. Шанадар временами уставал, но находил обходные пути. Например, если холм был необычайно крут, он использовал свое копье как посох, а наконечник затачивал, пока его спутники спали. Беспокойство об опасности со стороны хищников тоже почти исчезло. Те, кто считал большого Прямоходящего лакомым куском, чуяли дикий запах Стаи Канис на его теле и вокруг него и обходили его стороной.
Шанадар утолял жажду на берегу реки, когда в поле зрения появилось бревно, а на его качающемся стволе подпрыгивало что-то круглое и белое.
Шанадар резко выпрямился.
— Пламя? Пламя!
Щенок взвыл, и в его диком отчаянном тявканье смешались надежда, облегчение и безысходность. Шанадар уже слышал это раньше, на дне оврага, когда тот запутался в лиане, а Койот намеревался сделать этот бой последним для щенка.
— Почему ты на бревне посреди реки? Неважно. Тебе нельзя там оставаться.
Но как его спасти?
Пламя вцепился когтями в размокшую кору, широко раскрыв глаза и глядя на Шанадара, и издал череду жалобных стонов. Молодой щенок устал, это было ясно, и голос его охрип. Словно в подтверждение этому, он потерял равновесие и с воплем рухнул на живот, оседлав бревно.
— Держись! Я доберусь до тебя!
Но как? Бревно несло по самой быстрине, далеко от Шанадара, и это была не самая страшная часть беды, в которую попал Пламя. За поворотом впереди таилась катастрофа, которую щенок не мог видеть, но Шанадар знал — там время на спасение его соплеменника истечет.
Как ему и велели, щенок отважно держался, доверяя Шанадару, не ведая о своей неминуемой гибели.
Шанадар втянул воздух и заставил себя говорить спокойно.
— Я бывал и в худших ситуациях, Пламя. Все будет хорошо. У меня есть план!
Это была ложь. Он понятия не имел, как спасти щенка, но знал одно: смерть Пламени недопустима.
Вой и лай взорвали воздух, когда Умп и Белая Полоса понеслись по берегу к Шанадару. Они остановились у самой кромки воды, то бросаясь вперед, то отступая, и каждый их лай был отчаяннее предыдущего. Некоторые из Стаи Канис умели плавать, но, видимо, не эти.
Это и подало Шанадару идею.
Шанадар крикнул в ответ с большей бравадой, чем ожидал от себя:
— Я его достану. Будьте готовы!
По правде говоря, плавал Шанадар ровно настолько, чтобы держаться на воде. Он никогда не проверял свои навыки, спасая паникующего пса.
Пробуду в ледяной воде слишком долго — замерзну. Добраться до бревна, схватить Пламя и вернуться на берег, пока тело не отказало.
Мимо проплывали льдины, круша все на своем пути. Окаменевший взгляд Пламени был прикован к Шанадару, пока тот бежал по берегу, обвязывая вокруг талии лиану из своей наплечной сумы.
— Смотри на меня!
Он пробрался по воде вперед плывущего бревна с его обезумевшим пассажиром, а затем вошел в реку, в ледяную, становящуюся все глубже воду.
— Хва-атай лиану, что я б-бро-осаю! — крикнул он Пламени, показывая жестами, в надежде, что щенок поймет его план.
За его спиной Умп лаял, резко и громко, переводя указания. Пламя скулил, его лапы скользили по вращающемуся бревну, он был сбит с толку, но хотел угодить. Шанадар вцепился пальцами ног в дно реки, чтобы течение не сбило его, и зашаркал вперед. Он добрался до места, где надеялся перехватить ствол, и расставил ноги для большей устойчивости. В тот момент, который, как он надеялся, был удачным, он метнул лиану. Обезумевший Пламя щелкнул зубами по змеящейся веревке и промахнулся.
Руки Шанадара дрожали, пока он подтягивал лиану.
— Еще раз!
Вой и тявканье с берега подбадривали сородичей, но Шанадар метал лиану, а щенок снова и снова промахивался. Бревно пронесло мимо, и отчаянные, широко распахнутые карие глаза Пламени молили Шанадара не сдаваться.
— Я иду!
Шанадар побежал вниз по течению, растирая руки, чтобы согреться. Зубы его так стучали, что он прикусил язык.
Обогнав бревно, Шанадар снова ринулся в воду. Этот бросок вышел неуклюжим: руки онемели, а пальцы окоченели и не слушались. Неудивительно, что он промахнулся.
— Н-ничего страш-шного! Я д-до-брошу л-лиану!
Рев впереди подсказал Шанадару: этот относительно спокойный поток вот-вот превратится в бурлящий водоворот пенных волн, который, завернув за следующий изгиб, поглотит и качающийся плот, и его дрожащего седока.
Нужен другой план.
Неожиданно он швырнул один конец лианы Умпу, зная, что волк окажется на месте.
— Умп! Лови!
Тот недоуменно тряхнул ушами, и Шанадар крикнул, когда лиана летела к берегу:
— Хватай зубами!
Умп заскулил и цапнул лиану, а Шанадар тем временем бросился в ледяную воду. В мгновение ока его ноги потеряли дно. Он почувствовал натяжение — Умп потянул, давая понять, что все понял. Шанадар заработал руками, изображая плавание. К своему удивлению, тело держалось на воде — пока огромная волна не накрыла его с головой. Умп рванул лиану, и Шанадар отчаянно забил ногами, сумев вырваться на поверхность. Он жадно глотал воздух, озираясь в поисках бревна, и нашел его, когда оно врезалось ему в висок.
— А-а-аргх! — и он пошел ко дну. Удар по голове и ледяная вода оказались слишком сильным испытанием.
Он погрузился в забвение, но ненадолго. Что-то стиснуло его талию, и пронзительный лай прорвался сквозь туман. Шанадар чуть не глотнул воды, вовремя остановившись. Его ноги коснулись мягкого дна реки, и он с силой оттолкнулся, устремляясь к свету наверху. Поверхность воды расступилась, и он растопыренными пальцами зашлепал по ней. Почти ослепший, он ударил по воде, наткнулся на мокрую кору и вскарабкался на округлую поверхность. Вода и мусор слепили его, но яростный лай подсказал, что это то самое бревно.
— Я с т-тобой, Пл-пла-мя, — проговорил Шанадар и вцепился в него онемевшими пальцами.
— Пламя! Иди сюда! — К его изумлению, щенок бросился ему на грудь. — Я буду д-держать тебя... Тяжелое дыхание. Умп и... и Белая П-полоса... вытащат нас на берег.
Бревно несло вниз по течению, и Шанадар одной рукой прижимал к груди Пламя, а другой вцепился в лиану, как в спасительную нить. Которой она и была. Наконец его ноги нащупали песчаное дно реки. Умп схватил Пламя за загривок и вынес в безопасное место.
Надеюсь, и меня кто-нибудь вытащит на берег.
Словно по команде, Белая Полоса мягко взяла пастью руку Шанадара и потащила его из воды. Он упал, но вместо того, чтобы подняться, отряхнулся, как это делали волки, сбрасывая с себя лишнюю воду.
— Теперь я понимаю, почему вы так делаете! Мне уже теплее!
Он поднялся, пошатнулся, не чувствуя ног, и снова рухнул. Он было собрался встать, но Умп сбил его с ног в буйном восторге от спасения Пламени. Щенок, ковыляя на одеревеневших лапах, подбежал к нему, виляя всем телом, и поднял заднюю лапу.
— Ты просто замерз. — Он сунул грязный комок в свою суму. — Свернись в шкуре.
Пламя так и сделал, словно там ему и было место, и из сумы выглядывали лишь большие бусины глаз.
Умп и Белая Полоса смотрели на щенка, их хвосты хлопали по мохнатым бокам, и тут Шанадар заметил свое копье рядом с Белой Полосой.
— Ты принесла его. — Он бросил его там, где вошел в воду, чтобы догнать Пламя. — Пойдем. Дневной свет почти иссяк. К тому же, мы с Пламенем дрожим.
Не столько щенок, потому что у него был двойной подшерсток, сколько Шанадар, который едва мог удержать копье — так сильно тряслись его руки.
Стая сорвалась с места. Вскоре они добрались до большого логова. Пламя быстро согрело внутреннее пространство, и все уснули, кроме Шанадара. Он пытался, но каждый, даже самый тихий, шорох заставлял его вскакивать. В какой-то момент появилась Ксоса.
— Ты показал, что ты — часть стаи, Шанадар, что ты готов прийти на помощь остальным, невзирая на опасность.
Настало утро, и Пламя исчез, но Шанадар не сомневался, что видит щенка не в последний раз.
Большинство ночей бывший клан Шанадара делился у племенного очага историями о встреченных Прямоходящих и о местонахождении стад. Не то было в новом «клане» Шанадара — Стае Канис. Они заканчивали есть и ложились спать, что всегда случалось задолго до того, как Шанадар уставал.
Он усмехнулся. Я бы тоже, может, спал больше, если бы мне не нужно было чинить одежду, точить орудия, заострять копья или толочь целебные травы.
Часто, закончив свои дела, он упражнялся с костяной флейтой. Прошло много ночей, прежде чем он начал воспроизводить нечто большее, чем просто гудение, свист и птичьи трели. Он мог воссоздать шелест листьев, ветер, гуляющий в кронах деревьев, журчание воды в ручье и рев больших кошек, утверждающих свое господство.
И вот настал день, когда он нашел применение поразительной способности костяной флейты подражать чему угодно.
Они с Умпом брели по земле, осматривая окрестности и обсуждая различия в тактике разведки, когда у Шанадара волосы на затылке встали дыбом.
Гиены, стая... большая, судя по сильному запаху и дрожи земли под ногами. Обходят с флангов.
Он незаметно, краем глаза, взглянул на Умпа. Волк был хорошо спрятан в высокой траве, но шерсть на его загривке напряглась.
Шанадар подал знак: Они думают, что я в ловушке. Помнишь идею, о которой я говорил раньше? Я собираюсь ее попробовать. Ничего не делай, пока мне не будет грозить смертельная опасность.
Тихо подкралась Белая Полоса.
Группа продолжала идти: гиены вели себя как вожаки, Стая Канис готовилась к бою, а Шанадар, хихикая про себя, делал вид, что ничего не замечает.
Стая гиен громко фыркнула, объявляя о своем присутствии и неминуемом нападении. Это был сигнал для Шанадара.
Он вытащил флейту и сыграл боевой клич естественного врага гиен. Несостоявшиеся вожаки замерли, подергивая головами, вероятно, недоумевая, почему они слышат своего смертельного врага, но ничего не чуют. Шанадар добавил гул стаи, несущейся по лугам к нему, и гиены обратились в бегство.
Умп и Белая Полоса подняли головы к своему соплеменнику, и в их голубых глазах появилось новое уважение.
В ту ночь Шанадар упражнялся в воспроизведении звуков других хищников. Это не заняло много времени, потому что их было не так уж много. Все еще не чувствуя усталости, он начал играть мелодии, которые слышал в своих мыслях.
Может, одна из них позовет Ксосу.
К его удивлению, она появилась.
Умп подпрыгнул и поставил огромные лапы на плечи Ксосы, облизал ей лицо, пока она его трепала. Когда их игра закончилась, настала очередь Белой Полосы.
Наконец, когда волки успокоились, Шанадар спросил:
— Это я тебя позвал?
— Нет, но твоя музыка помогла тебя легко найти. Ничто другое в природе не звучит так, как эта флейта. Нет, я здесь потому, что ты должен двигаться быстрее. У нас заканчивается время.
— Быстрее? Как?
— Странствуй по ночам.
Шанадар дернулся, не уверенный, что правильно расслышал. Его род редко странствовал по ночам, и то лишь в крайних случаях.
— Ночью? Это опасно.
Ксоса пристально посмотрела на него.
— Почему?
Пока он перечислял причины, Ксоса в каждом случае объясняла, почему он неправ. Когда у него закончились оправдания, она исчезла.
Своей стае он сказал:
— Полагаю, мы будем странствовать по ночам, но нам нужен план.
Они решили спать, когда спят и Солнце, и Луна, а странствовать, когда бодрствует кто-либо из них. Стае Канис нужно было больше сна, поэтому они также спали, пока ждали, когда Шанадар их догонит.
Группа отправилась в путь с приходом Луны, сосредоточившись на огромных задачах, что ждали их в конце пути. Они бежали трусцой, а не шли, ели то, что находили, и тратили как можно меньше времени на утоление жажды. Поскольку большая часть их пути теперь проходила при слабом освещении, группа приучила себя меньше полагаться на зрение и больше — на обоняние, слух и осязание. Шанадар прислушивался к вибрациям под ногами, к скрежету сдвигаемой земли или сланца, к хрусту листьев под ногами. Он изучал движение звезд по небу, делая выводы и гадая, не связано ли это с тем, что Луна то растет, то убывает. Это питало его любопытство и помогало коротать время.
Иногда силы покидали Шанадара, и Стае Канис приходилось ждать, пока он спит, но в целом новый замысел себя оправдывал.
Путь им преградила широкая река. Обычно Шанадар находил естественный переход — бобровую плотину или мелководье, — поэтому он прошел далеко в обе стороны, но ничего не нашел.
Он фыркнул.
— Нам нужна лодка.
Его прежнему клану требовался всего один день, чтобы построить лодку, годную для коротких переправ. Они сдирали кору с огромного ствола, вставляли внутрь каркас для формы и запечатывали концы. Для долгих плаваний по воде такая не годилась, но стае Шанадара нужно было лишь пересечь реку, так что он счел это хорошим решением.
Он видел, как собирают такие лодки, и в общих чертах представлял, что делать.
Найти дерево шириной в мои плечи, снять кору единым полотном и заделать дыры, оставшиеся после снятия шкуры, чтобы лодка не пропускала воду.
Он нашел ствол нужного размера и принялся за работу. Сдирать кору было похоже на свежевание туши, но труднее, потому что ствол был большим и неподвижным. Работая, он оценил мастерство тех, у кого это выглядело так просто. Он не выказывал им должного уважения.
Возьму поваленное дерево, так будет легче добраться до всей его длины.
Он нашел достаточно длинное и широкое, но тут же столкнулся с проблемой.
Кора уже гниет.
Она отваливалась кусками, а не сходила единым полотном.
Свалю дерево, а потом сниму кору. Это должно помочь.
Ему удалось повалить дерево, хотя это оказалось намного труднее и медленнее, чем он ожидал. Но попытка в одиночку отделить кору породила целый ряд проблем, которых он не предвидел. Он наделал множество трещин, которые можно было заделать, но для этого потребовалось бы огромное количество клея. Поиски материалов для такого количества клея задержали бы его еще больше.
Он глотнул воды и присел на корточки, уперев локти в колени, и задумался.
Плот из бревен сделать проще, и для моих нужд он ничуть не хуже. Можно использовать уже поваленные деревья. Неважно, что они подгнили, ведь кору я снимать не буду.
Он обрубил деревья до одинаковой длины, а затем выложил их в ряд у берега, связывая лианой. Его копье послужит шестом там, где река будет достаточно мелкой. В глубоких местах он воспользуется длинной гладкой веткой. Пора было подумать о последней детали — парусе.
Нужен ли он? Нет. Скорость в данном случае не имеет значения, а шестом мы переправимся ничуть не хуже.
Все было готово. Шанадар приложил пальцы к промежутку между Солнцем и горизонтом.
Времени хватит.
Он привязал веревки к псам и к себе и объяснил план, который был встречен стонами и тявканьем.
Псы ступали на плот с опаской, и он их успокоил:
— Все будет хорошо. Если упадете, кто-нибудь из нас втащит вас обратно.
Он дернул веревку, показывая, как они связаны, как один может при необходимости вытащить другого из воды в безопасное место.
Удовлетворенный, Шанадар столкнул платформу в реку, где ее подхватило течение. Он управлял ею шестами, то отталкиваясь, то направляя, чтобы уберечь плот от препятствий и водоворотов. Он пытался держать курс к противоположному берегу, но спокойная вода стала бурной, и плот понесло вниз по течению. Волны захлестывали седоков.
— Мы почти у берега. Не волнуйтесь! — Хотя это было не так, и Шанадар, по правде говоря, был обеспокоен.
Он отталкивался деревянным шестом от валунов, грозивших опрокинуть платформу, часто лишь чудом избегая крушения. Шесты гнулись до предела. Ему следовало потратить время и закалить их на огне. Снова и снова он огибал огромные валуны, радуясь, что маленький плот еще не утонул.
— Думаю, худшее позади.
Он верил в это, пока не залаял Умп. Это был не приветственный лай и не похвала. Это было предостережение. Они завернули за изгиб, и Шанадар сглотнул.
— Пороги.
Пенные белые гребни преграждали путь к противоположному берегу, скрывая под собой всевозможные подводные опасности.
— Я знаю, что делать, Умп, — сказал он, хотя голос его дрожал. Он видел однажды, как это делают и напрягся, пытаясь выудить воспоминания из темных закоулков памяти. Он надеялся, что они послужат ему лучше, чем те, что он вызывал для постройки лодки из коры.
Владея шестом, как оружием, он уворачивался от препятствий, сначала с одной стороны, потом с другой. Белая Полоса соскользнула в воду, и Умп втащил ее обратно, но Шанадар едва заметил это, слишком занятый уклонением от валуна, прежде чем тот разнес бы лодку в щепки.
От этого он увернулся, но не от следующего. Плот со всего маху врезался в перевернутый ствол и разлетелся на куски. Единственной удачей было то, что корни дерева вросли в берег, и группа, цепляясь, перебралась по стволу, пока их ноги не коснулись дна реки, и они не выбрались на сушу.
— Ну и команда из нас! — взвизгнул Шанадар.
У Шанадара не было сил ни чинить порванную рубаху, ни точить наконечник копья, затупившийся о речное дно. Он втащил себя на уступ, который нашла Белая Полоса, — достаточно высоко, чтобы его не достала даже разлившаяся река. Руки его дрожали так сильно, что он чаще ронял трут, чем держал его, но в конце концов разжег огонь, разложил свою одежду сушиться и уснул, слишком уставший, чтобы обращать внимание на холод.
Солнце искрилось на воде, а Умп счищал остатки завтрака со своих брылей. Шанадар уловил гнусный запах, а затем его чуть не стошнило при виде тушки белки у его лежбища. Потребовались все его силы, чтобы доковылять до реки и напиться вдоволь. Когда он встал, головокружение сбило его с ног, и он отступил на уступ, рухнул и, дрожа, провалился в небытие.
Сознание вырвало его из сна, или его подобия. Тело Шанадара было мокрым от пота, лицо горело. Он вытащил травы из своей промокшей сумы, проглотил их и растворился в блаженном беспамятстве, измученный попытками понять, почему ему так плохо.
Зубы его стучали, во рту пересохло, пальцы заледенели.
Где те, кто следит за огнем?
Влажный мех на его лежбище был холодным, но он плотнее закутался в него и зарылся в листья и мусор. К нему прижалось мохнатое тепло, утешая, пока он погружался во тьму.
Когда он проснулся в следующий раз, сияла Луна. Жажда терзала его тело, и он слизал воду с кустов вокруг и попытался вспомнить, почему он один, вдали от своего клана.
Я со своей стаей. Мы идем спасать самку, которую я никогда не встречал.
Он, шатаясь, прошелся по поляне, голова кружилась уже не так сильно, как в прошлый раз, и чуть не споткнулся о кусок крольчатины, который, должно быть, оставила ему его стая. Он проглотил его и пододвинулся ближе к чадящему огню, едва ли достаточно яркому, чтобы давать тепло, не говоря уже о защите. Он подбросил трут, чтобы накормить крошечные язычки пламени, и стал раздувать его.
Отдохну, восстановлю силы, — и он снова отключился.
Ксоса пыталась говорить с ним, ее голос был приглушенным и неразборчивым. Его попытки ответить были тщетны.
Когда Шанадар проснулся в следующий раз, головокружение прошло, и в голове больше не стучало. Он выполз из своего липкого, грязного гнезда, опорожнился и доковылял до реки, где пил, пока желудок не наполнился до отказа.
Подошли Умп и Белая Полоса, их широко раскрытые глаза и поднятые уши спрашивали, как он себя чувствует.
— Мне лучше.
Они резвились, хвосты так и хлопали по густому меху. Последние звезды мерцали на гладкой поверхности воды. Пережить этот день будет непросто, но он должен.
Шанадар изобразил нечто, что, как он надеялся, сойдет за усмешку.
— Я вечно буду благодарен вам за то, что защищали меня.
Они отправились в путь. Умп и Белая Полоса шли впереди, их темп был медленнее обычного. Шанадар пытался не отставать, не обращать внимания на слабость, просачивающуюся в его суставы и мышцы, но чем дальше он шел, тем сильнее болело все — и внутри, и снаружи. Вдобавок ко всему, он почувствовал покалывание от чьего-то взгляда.
Сам виноват. От меня несет хворобью.
Появился Умп, уши навострены, загривок едва поднят. Шанадар немного расслабился и выдавил слабую усмешку.
— Ты тоже знаешь, что они здесь.
Умп продолжал осматриваться, тихо, чтобы не спугнуть преследователя. Белая Полоса подбежала к своему партнеру, ее хвост застыл.
Загривок гладкий.
Кто бы или что бы это ни было, оно ее не пугало.
Она мягко обхватила пастью запястье Шанадара и потащила его к темной дыре, почти затерянной в мшистой скальной стене. Он ввалился внутрь и свернулся, прижавшись к теплу.
«Я сделал все, что мог», — подумал он и тут же провалился в беспамятство.
Шанадара скрутило, он рухнул на колени, и его вырвало. Над горизонтом показались первые лучи солнца.
Надо идти!
Он прижал ладони к пульсирующей голове и повалился на бок.
Сперва отдохну…
Землю окутала тьма. Он приоткрыл слипшиеся веки, учуяв собственную вонь и поняв — это дурной знак. Он лежал в небольшой яме, судя по запаху, недавно занятой кем-то из Стаи Канис. Влажная морда обнюхала его потную шею.
— Умп?
Но Умп — если это был он — лишь заскулил и отстранился. Лоб Шанадара горел. Попытка приподняться, даже на локтях, вызывала головокружение.
Если мир перестанет кружиться, меня перестанет тошнить, — подумал он, и его снова вырвало зеленой желчью.
Последнее, что он помнил из еды, — это горсть растений от головокружения и тошноты.
Он очнулся. Воняло от него уже не так сильно, хотя как такое возможно, он не знал. Огромная серая волчица сидела на корточках в ладони от его лица, обдавая его нос дыханием с привкусом крысятины. Ее загривок был гладким, а в голубых глазах читалась тревога. В пасти она держала ногу орикса, которую бросила рядом с Шанадаром.
Он нахмурился.
— Если Ксоса послала тебя, потому что я умираю, то я не умираю. — Он схватил кусок. — Но я голоден. — И он впился зубами в самую мясистую часть ноги.
Пока он жевал, он думал о том, какой долгий путь проделал. Раньше он был сам себе и самой большой поддержкой, и самым главным сомневающимся, но в те времена цена неудачи была невелика. Теперь же предать свою стаю — эту стаю — было для него невыносимо.
Прекрасная волчица смотрела ему прямо в глаза, ее блестящая бело-серая шерсть дышала здоровьем. Она моргнула, все еще не до конца доверяя Шанадару, но уже больше, ведь этот долговязый Прямоходящий спас младшего члена ее стаи.
Он откусил еще кусок, а затем подвинул ляжку на середину между ними.
— Угощайся. Я все это не съем.
Она оторвала кусок и проглотила его целиком.
— Ты Спирит, подруга Рваного Уха.
Она согласно заскулила, не удивившись, что он говорит на языке Стаи Канис.
Он пожевал еще, сглотнул и спросил:
— Как Пламя?
Спирит зевнула.
— Хорошо, — сказал он и откусил еще от ноги орикса, удивляясь своему голоду. — Мой клан никогда не делился едой. Мать, может, и поделилась бы, но остальные дали бы мне умереть с голоду.
Я бы не променял эту стаю ни на какой клан.
Спирит тихо взвыла, казалось, услышав не только то, что он сказал, но и то, о чем он умолчал.
Шанадар похлопал себя по животу, отодвинул ляжку подальше, и Спирит одним махом проглотила то, что он не доел.
— Мне нужно починить рваный плащ, прежде чем мы уйдем.
Он вытащил веревку и тонкую птичью косточку и зашил прореху, оставшуюся после бурной переправы через реку. Спирит свернулась калачиком перед навесом, отдыхая, но не дремля, и вскочила на лапы при появлении Умпа. Едва взглянув друг на друга, псы сорвались с места.
— Не волнуйтесь! Я иду!
Шанадар сунул свой починочный набор в наплечную суму и накинул шкуру. Не в силах подавить чистую радость от хорошего самочувствия, он вскинул руки и, закружившись, побежал по обратному пути Стаи Канис. Какая бы хворь его ни мучила, она прошла, и он чувствовал себя здоровее, чем когда-либо.
Я был бы счастлив, если бы дух Канис жил во мне. И горд.
Белая Полоса бежала рядом с ним, ее загривок был слегка напряжен.
Волосы на затылке Шанадара тоже встали дыбом, а сердце забилось сильнее.
— За нами снова следят.
Белая Полоса издала сдавленный вой, объясняя свой план.
— Я понял, — и он вытащил свою костяную флейту.
В последующие дни почва стала густой и темно-коричневой. Время от времени земля дрожала, словно кто-то тряс ее из-под низу. Шанадар никогда не испытывал подобных толчков.
Группа обогнула выступ нависающего утеса в надежде найти укрытие до того, как Солнце скроется за горизонтом, но вместо этого наткнулась на дымящуюся гору. Дымные шпили вздымались над ее вершиной и водопадом стекали по склонам на равнину у ее подножия.
Она прорычала низкое, раскатистое предостережение, которое пришельцы ни за что не приняли бы за приветствие.