Вышел хеджер из тумана

Даже знаменитые инвесторы имеют золотые периоды

Несколько лет назад Уоррен Баффет выступил в школе бизнеса Колумбийского университета с речью под названием «Великие последователи Грэма и Додда», посвященной годовщине публикации классического произведения Бенджамина Грэма и Дэвида Додда «Анализ ценных бумаг». В своей речи он высказал критику в адрес тех профессоров, которые утверждают, что фондовый рынок эффективен, что цены отражают все, и что нет и не может быть никаких недооцененных акций, а инвесторы, доходность которых превосходит среднерыночные показатели, просто удачливы. В качестве иллюстрации он привел отчеты 10 управляющих компаний, преданных стратегии инвестирования в ценность активов.

Все эти 10 компаний имели исключительно высокую доходность, в течение длительных периодов времени значительно превосходящую прирост основных биржевых индексов. Например, компания Pacific Partners более чем за 19 лет достигла показателя среднегодовой доходности в 32,9 % против 7,8 % аналогичного показателя по индексу S&P 500. Более чем 16 лет партнеры Твиди Брауна наслаждались общей доходностью в 936 % против 238,5 % по индексу S&P. Собственный отчет Баффета, конечно, тоже является ярким примером.

Однако удивительное открытие заключается в том, что все эти суперзвезды, за исключением непосредственно Баффета, проигрывали индексу S&P 500 по годовой доходности в 30-40 % случаев. Темплтон, который не входил в список Баффета, также отставал от индекса приблизительно 40 % времени. Никому не удавалось превосходить S&P на постоянной основе, вероятно, потому, что никго не ставил перед собой такой цели. Однако отставания в большинстве случаев (хотя и не всегда) были незначительными в отличие от превышений, которые в некоторых случаях были просто огромны. Большинство задержек происходило в те годы, когда средние значения совершали значительные скачки.

Кроме того, лишь с двумя исключениями, все упомянутые Баффетом великие инвесторы имели длительные спады (в три или три из четырех лет подряд). Почти неизменно длительным всплескам доходности предшествовали периоды спада. Очевидно, что закрытие клиентских счетов на дне падения доходности становилось дорогостоящей ошибкой. И наоборот, такое решение было бы эффективным после четырех- или пятилетних периодов с высоким уровнем доходности. В показателях работы управляющих ясно прослеживается наличие трех-пятилетних циклов, что, вероятно, связано со спецификой инвестиционных стилей управляющих и доминирующими рыночными идеями. Что я подразумеваю, говоря о правиле возвращения к средним значениям?

Иногда случаются удивительные истории. Замечательный пример — компания Pacific Partners, которая после побед над индексом S&P 500 в течение пяти лет подряд, причем с большим преимуществом (последние три года из этой серии принесли инвесторам 120,114 и 65 %), затем в течение следующих четырех лет и в пяти из шести лет подряд отставала от динамики изменения индекса S&P 500. Затем Pacific Partners вновь вышла в лидеры этого соревнования с положительным результатом в 127,8 % и обгоняла рост индекса на протяжении еще трех лет, хотя и с менее захватывающим преимуществом. Вы могли бы сказать, что, будучи клиентом, вы просто не можете допустить столь высокой волатильности своей доходности. Однако в течение тех 19 лет, за которые S&P 500 поднялся на 316 % (по 7,9 % в год), партнеры Pacific Partners за вычетом комиссионного вознаграждения получили прибыль в 5 530 % или 23,6 % в год. Столь высокий уровень доходности стоит того, чтобы потерпеть некоторые неудобства.

Еще один пример — Чарли Мангер, любитель чтения, который позже стал партнером Баффета. Однажды Мангер имел резкий спад в работе, когда он отставал от индекса S&P 500 на протяжении четырех из пяти лет, но за 13-летний промежуток времени, который включал и упомянутую «черную полосу», его средняя доходность составила 19,8 % против 5 % по индексу. Аналогично Твиди Браун, добившийся превосходной долгосрочной доходности, в течение трех из четырех лет отставал от S&P 500. Фонд Sequoia проигрывал S&P 500 в течение первых трех с половиной лет своего существования, но, сумев преодолеть последствия столь обескураживающего старта, затем поднялся на вершину славы.

Что бы ни делал Баффет, но серия поражений в соревновании с индексом S&P 500 из двух или трех лет подряд (даже не четырех) привела бы к тому, что его инвестиционные управляющие лишились бы протекции большинства инвестиционных консультантов, которые доминируют над этим бизнесом и, вероятно, денег большинства институциональных клиентов. Люди имеют короткую память, а бизнес управления деньгами сильно зависит от статистических показателей и консультантов, которые, чтобы оправдать свою зарплату, должны рекомендовать клиентам сменить фонд.

Учитывая все вышесказанное, неудивительно, что Стив чувствует себя, как в осажденной неприятелем крепости. Он просто не может найти акции, которые выглядят достаточно дешевыми для покупки, а те, что он все-таки имеет, стоят на месте, и он задается вопросом, является ли он неудачником, и не следует ли ему изменить свое инвестиционное мышление. Я посоветовал ему гнуть свою линию и не сдаваться. Он ответил, что его длительное бездействие влечет за собой неприятности, и иногда, до и после болезненной встречи с клиентом, он испытывает серьезные боли в животе, которые, по мнению его доктора, на самом деле вызваны нервным стрессом. Он упомянул, что подумывает даже о том, чтобы уйти из «большого спорта» и управлять только своими собственными деньгами. Стиву приблизительно 50 лет, и он конкурентоспособный, активно мыслящий человек. Я думаю, что уход в отставку был бы для него неправильным решением, потому что, по моему мнению, он вряд ли был бы счастлив, находясь вне игры. Я уверен, что он выплывет, но на дне своего рабочего спада ему придется испытать на себе всю жесткость этого неумолимого бизнеса.

ГЛАВА 16

Как удержать в руках птицу удачи?

Сохранение и преумножение своего благосостояния — задача, безусловно, важная, но при ее решении большинство людей терпит неудачу. Сложившийся годами стандартный подход, к которому обычно прибегал каждый благоразумный человек, состоял в том, чтобы нанять для управления своими активами U.S. Trust, Morgan Guaranty, Scudder Stevens & Clark или какую-то другую престижную компанию. К сожалению, сейчас эти учреждения выглядят лишь собственной бледной тенью. Извините, но, на мой взгляд, общий уровень инвестирования (в противоположность продажам) и компетентность в том, что теперь называют управлением частным капиталом, находятся на низком уровне. Профессионалы вытесняются бюрократами. В этой главе представлен обзор некоторых нетрадиционных методов накопления богатства.

В смутные времена спасают драгоценности

Когда я несколько лет назад был в Гонконге, я посетил пожилого патриарха очень богатого китайского семейства, деньгами которого я управлял. В то время ему, должно быть, было за девяносто, но он все еще носил звание генерала.

Будучи генералом Национальной гвардии, он воевал с японцами, а затем с коммунистами. После Второй мировой войны он долго путешествовал по Китаю. Генерал очень стар и хил, а также немного склонен к мрачным воспоминаниям, но кто вел бы себя иначе, повидав то, что довелось увидеть этому человеку? Так или иначе, у нас состоялся разговор о трудностях сохранения личных капиталов в Азии, прошедшей через сотни войн, депрессий, инфляций и революций.

Его семейство владеет большим инвестиционным портфелем, которым распоряжаются три основные компании по управлению капиталовложениями, но на этот раз Генерал решил пофилософствовать на тему использования накоплений в смутные времена, когда, как он заметил, вы действительно в них нуждаетесь. «Бумажные активы — прекрасные и удобные вещи в нормальные времена, — сказал он, — но они бесполезны, когда правит анархия. А такое случается примерно каждые 50 лет. В прошлом веке так было в Азии, России и Европе, и периодическое появление четырех всадников апокалипсиса — Войны, Голода, Мора и Смерти — неотъемлемая часть истории человечества».

По мнению старика, качественные драгоценности были столь же хорошим вкладом в ценность и страховкой от кризисов, как любой другой инструмент, который он знал, и фактически ювелирные изделия являются лучшим вкладом, чем золото. Богатые семейства должны иметь страховой фонд точно так же, как они имеют страховой полис или недвижимость, предназначенные наследникам. Необходимо, чтобы этот страховой фонд можно было легко переносить, легко прятать и, кроме того, составляющие его активы должны обладать высокой рыночной ликвидностью. И Мария-Антуанетта, и российская царица засовывали свои драгоценности в лифчики и другие предметы одежды, когда революции вынудили их бежать из дворцов.

Он сказал, что когда японцы взяли Гонконг в 1941 году, его семья всего за одну ночь оказалась на грани между богатством и бедностью. Мужчины были далеко, в армии, но в доме оставались бабушка, дедушка, мать, жена и дети, его собственные и трех его братьев. Так что требовалось прокормить немало ртов. Действовавшая до сей поры британская экономическая система распалась одновременно с оккупацией, и все банковские депозиты были заморожены. Местные жители полагали, что японцы с их вооруженными силами и идеей всеазиатской сферы процветания пришли надолго, возможно даже навсегда. Тем временем пал Сингапур, 200 тыс. британских солдат сдались в плен, а два самых мощных в Азиатских морях линейных корабля «Отпор» и «Принц Уэльский» были потоплены японскими самолетами. Семья Генерала владела в Гонконге многочисленной недвижимостью, сданной в аренду, но арендаторы просто прекратили платить арендную плату. Заграничные активы семейства были в сохранности, но не было никакого способа получить их наличными. Все источники дохода разом иссякли, поскольку местная экономика вернулась к бартеру.

Семья выжила в следующие несколько лет только потому, что женщины продавали свои драгоценности, чтобы заплатить за еду и защиту. В Гонконге в 1942 году драгоценности имели большую ценность и обладали высокой покупательной способностью, потому что китайские подружки японских солдат хотели их иметь. Проститутки получали от японских солдат деньги и вещи, но самые красивые куртизанки желали накапливать и носить ювелирные изделия. В результате японские офицеры приобретали украшения, чтобы делать подарки своим содержанкам. «Немые бриллианты часто действуют на женский ум сильнее всякого красноречия», — писал Шекспир. И японцы, и их подруги, очевидно, относились к золоту с меньшим трепетом. Оно не было декоративно. Запас драгоценностей дал семейству Генерала возможность выжить в смутные времена 1942 и 1943 годов.

Солдаты победившей армии всегда ищут секса с женщинами оккупированной страны. Женщины, естественно, хотят получить что-то взамен, поэтому то, что рассказал старый Генерал, имеет отношение не только к Гонконгу. Драгоценности всегда использовались для украшения и подтверждения статуса и богатства их владельцев. Кроме того, ювелирные изделия являются инструментом сохранения капитала в атмосфере галопирующей инфляции. Исследования показывают, что золото и серебро являются превосходными инфляционными хеджевыми инструментами, и так как они тоже относятся к драгоценностям (драгоценным металлам), в периоды высокой инфляции их ценность в качестве инструмента, сохраняющего покупательную способность, растет. Конечно, это имело место в Германии в период Веймарской республики, и, как правильно поется в одной известной песне, лучшие друзья девушек — бриллианты. Даже не алмазы, поскольку алмазы — это товар с управляемой ценой.

Старый Генерал продолжал развивать свою теорию о драгоценностях. Он утверждал, что в наше время, когда банковские системы всего мира завязаны в компьютерную сеть, уязвимую со стороны социального и технологического терроризма, это создает условия для того, чтобы события, подобные произошедшим в 1941 году в Гонконге, могли повториться снова. Если бы сбой электропитания продлился достаточно долго, и кредитная, и транспортная системы Соединенных Штатов были бы повреждены, условия жизни могли бы стать ужасными, а бумажные деньги как средство для расчетов могли бы потерять свою ценность. Вероятно, экономика перешла бы на бартер. В этих условиях ювелирные изделия могли бы стать предпочтительной валютой.

Это интригующая концепция. Я не могу найти точного описания того, какие именно ювелирные изделия можно считать драгоценными предметами коллекционирования. Один эксперт называет антиквариатом те драгоценности, которые были сделаны до 1950-х годов; другой говорит, что это должны быть авторские работы, ценность которых признается ювелирными дизайнерами, такие как, например, коллекции Арт Деко от Картье, продаваемые по цене выше номинала, а также прекрасные украшения для костюмов. «Чем больше эта вещь похожа на произведение искусства, тем лучше», — заметил эксперт. Современные драгоценности, чтобы представлять собой ценность, должны удовлетворять требованиям моды. На недавнем аукционе в Женеве все уникальные украшения превысили свою начальную стоимость, при этом алмазы и крупные бриллианты продавались не особенно хорошо.

Мне сложно думать о ювелирных изделиях как об основном классе активов, в который можно вложить серьезные деньги. Однако как способ хранения некоторой части капитала они подходят не хуже, чем произведения искусства, и не только из эстетических соображений. Их можно легко передать дочерям или иным родственникам: избежав при этом уплаты налога на дарение, или по наследству также без уплаты налогов. Драгоценности легко переносить и легко прятать, поэтому беженцы, убегающие от погромов, всегда использовали этот способ, чтобы унести с собой свое богатство. И, как и говорил старый Генерал, ювелирные украшения могли быть неоценимы в случае кризиса.

Я был очарован этим разговором. Он заставил меня понять, что за исключением тех, кто испытал на себе все тяготы бегства с насиженного места, мы, американцы, не имеем ни малейшего понятия о том_; что будем делать в случае оккупации нашей территории иностранной армией или катастрофы, которая может привести к полной анархии. Мы не задумываемся о том, как быстро в этом случае испарится наше бумажное богатство. Только те, кто прибыл в Соединенные Штаты, спасаясь от Гитлера или коммунизма, могут это понять. Остальные же не уделяют вопросу страхования своего богатства должного внимания.

Считайте прибыль с учетом накладных расходов и налогов

Как-то раз я обедал с Сэмом, своим старым другом, который приблизительно 15 лет назад продал свою компанию и отошел от дел с улыбкой и хорошей суммой денег. С тех пор он упорно трудился как над улучшением своей игры в гольф, так и над преумножением своего личного капитала. И ему удалось достичь успеха в обоих направлениях. Попутно он пришел к некоторым интересным заключениям о том, как американские налогоплательщики должны управлять своими деньгами.

Резюмируя философию Сэма, можно сказать, что любая прибыль должна рассматриваться и оцениваться после оплаты накладных расходов и, прежде всего, после выплаты налогов. «Грязная прибыль» — это всего лишь иллюзия, поэтому значение имеет только прибыль, остающаяся после выплаты налогов. Ликвидность и прозрачность формы размещения капитала являются критическими важными факторами. Инвестор должен иметь возможность в любой момент изменить свое мнение и вновь превратить свой капитал в денежную форму. Именно поэтому Сэм не делает больших вложений в недвижимость или нефтяные и газовые дела: «Слишком сложно, слишком неликвидно и слишком высокие накладные расходы. Кроме того, для таких вложений невозможно вычислить доходность, поскольку они выплачивают деньги более десяти лет».

Сэм не пользуется услугами компаний по управлению частными капиталами. Их лучшие специалисты работают на инвестиционные фонды или институциональных инвесторов, а индивидуальные вкладчики остаются обделенными их вниманием, даже если вкладывают крупные капиталы. Кроме того, в нынешних условиях лучшие и наиболее яркие кадры неизбежно перемещаются в хеджевые фонды. Он утверждает, что ни одна из крупнейших инвестиционных компаний в Европе или Соединенных Штатах не сосредоточена на управлении частными капиталами. В результате Сэм сконцентрировался на хеджевых фондах. Он не использует фонды фондов, потому что хорошо знает, что хеджевые фонды, которые на них работают, помимо комиссионного вознаграждения, откусывают немалые куски от инвестиционной прибыли. С другой стороны, он признает, что вложения в фонды фондов действительно являются хорошим вариантом для менее осведомленных людей.

«Хеджевые фонды эффектны, — говорит Сэм, — и когда ваши деньги вложены в тот из них, который летит в космос, зарабатывая при этом все большую доходность, вам будет о чем поговорить во время коктейля на каком-нибудь приеме. Но американские налогоплательщики должны оценивать прибыль, которую они получат, после вычета 20 %-ного комиссионного вознаграждения и налогов на прибыль». Он вкладывает капитал только в достойные хеджевые фонды, которые имеют активные стратегии, и следуют им. Он желает жить с волатильностью. Рыночно-нейтральные стратегии инвестирования его не привлекают.

Сэм вкладывает свои деньги в крупные фонды, управляющих которых он хорошо знает. За последнее десятилетие три хеджевых фонда, в которые вложены его деньги, обеспечили доходность (с учетом выплаты комиссионного вознаграждения, до вычета налогов) в 25,4 % в год против 11,1 % в год для S&P 500. Волатильность фондов за этот период была на уровне 21 % против 15,8 % для S&P. Это означает, что время от времени могут случаться 10 %-ные падения в течение месяца. После уплаты налогов доходность уменьшается до 16,3 %, поскольку полученная прибыль на 71 % является краткосрочной из-за высокой интенсивности трейдинга. Конечно, доходность по S&P 500 также рассчитана без учета налогов.

Мой друг ищет крупные фонды с устойчивым управлением, которое способно превзойти рынок и защитить ваш капитал в плохие времена. Собственно, это все, чего можно желать. Вы не должны ожидать, что они заработают вам деньги на падающем рынке, и вы должны отдавать себе отчет, что вам придется заплатить немалую сумму налогов. Очевидно, что для освобожденных от уплаты налогов учреждений ситуация выглядит по-другому, и Сэм думает, что хеджевые фонды замечательно подходят для среднего размера неуправляемых фондов или фондов под управлением некомпетентных инвестиционных комитетов. Поскольку они не платят налоги, составная выгода может быть баснословной.

Выбор хеджевого фонда и момента для инвестиций требуют исследовательской и напряженной работы. Точка входа является критически важным фактором. «Никто не говорит о высоком проценте неудач среди вновь созданных хеджевых фондов. Только потому, что менеджеры говорят, что они собираются поддерживать низкий уровень риска и всегда будут иметь много “коротких” позиций, не подразумевает, что они не могут потерять большую сумму денег. Иногда цена акций, по которым открыты “длинные” позиции, падает, а тех, что проданы в “шорт” повышается». Сэм также очень подозрительно относится к американским «успешно расширяющимся» фондам, полагая, что они могут вести игру на международных и валютных рынках. «Валютный и японский фондовый рынки уничтожили некоторых из моих лучших друзей», — с печалью в голосе говорит он. Он также указывает на то, что многие хеджевые фонды, которые открылись в последнее время, на самом деле были фондами, использовавшими исключительно «длинные» позиции, и многие из них сильно пострадали или прекратили свое существование в период «медвежьего» рынка.

Мой друг для начала вносит в новый приглянувшийся ему фонд 1 млн долл., «просто чтобы посмотреть». Тем самым он пытается познакомиться с этим фондом поближе, почитать их сообщения, понять его инвестиционный стиль и посетить собрания партнеров. Он наносит визиты в их офисы. Если в течение нескольких лет ему нравится то, что он видит, и фонд преуспевает, он увеличивает размер счета. Однако он замечает, что результаты, полученные вне трех его основных фондов, до сих пор были посредственными.

Базисная стратегия Сэма состоит в том, чтобы вкладывать 75 % своих денег в четыре или пять основных хеджевых фондов, которым он полностью доверяет. Остальное он отдает в управление команде «дублеров», состоящей из десятка восходящих звезд. Он признает, что размер фонда — враг доходности, но фонды, входящие в его основную группу, являются крупными. Управляющие мирового класса привлекают капиталы, и фонд должен обладать достаточным весом для привлечения под свое крыло лучших молодых талантов, а также страховым капиталом. В отношении любого фонда, при первых признаках появления спеси или снижения эффективности управления, Сэм начинает уменьшать размер своего счета. Плохие годовые результаты или серьезный месячный спад и волатильность не беспокоят его до тех пор, пока он убежден, что управляющие остаются сосредоточенными и нацеленными на достижение результата. Он хочет, чтобы они были одержимыми, ушедшими в себя, даже немного неприятными людьми. Ему нравятся скандалисты, и его нисколько не беспокоит, что лучшие управляющие хеджевых фондов часто бывают людьми очень жесткими по отношению к своим сотрудникам, и продавцы с Уолл-стрит их не любят, потому что те считают их дураками.

Восходящие звезды привлекательны тем, что их активы не являются слишком большими, поэтому они более мобильны в управлении, могут менять свои позиции гораздо быстрее, чем гигантские фонды, что дает огромное преимущество, если что-то идет не так, как надо, а также могут вкладывать капитал в мелкие и средние по размеру компании. С учетом всех обстоятельств, Сэм считает, что хеджевые фонды — это лучшая форма помещения капитала для богатых людей, но они требуют постоянного к себе внимания и некоторого ноу-хау при выборе.

Вообще, Сэм предпочитает быть владельцем, а не кредитором, и, как отмечалось выше, он очень трепетно относится к уплате налогов. В результате он не инвестирует в облигации с облагаемым налогом доходом или в казначейские, защищенные от инфляции обязательства. «Эти бумаги не подходят для частных инвесторов, — говорит он, — потому что вы платите налоги с доходности, сопоставимой с инфляцией, так что реальный результат получается прак-тически нулевым». Во вложениях в недвижимость слишком много хитростей, и фонды, которые он рассматривал, сосредоточены на собственных сделках и гонорарах вместо того, чтобы поставить во главу угла генерирование прибыли для своих инвесторов. Другими словами, интересы учредителей не совпадают с целями инвесторов. С инвестициями в нефть и газ та же самая история. Сделки на этом рынке всегда кажутся соблазнительными, но почти неизменно заканчиваются обогащением главных партнеров, в то время как инвесторы получают сущие гроши.

Сэм вкладывает в хеджевые фонды две трети своих денег. Он действительно считает, что каждый обеспеченный человек должен иметь в максимальной степени освобожденный от налогов резерв «на черный день». Насколько большим должен быть такой резервный фонд? Это зависит от возраста и богатства индивидуума. «В идеале, — говорит он, — размер запаса должен позволить вам продолжать жить в привычном режиме в том случае, если фондовые рынки потерпят крах и останутся лежать в руинах». Требования к его понятию привычного образа жизни, возможно, завышены, но общая концепция все-таки имеет смысл. «Столь страшный результат маловероятен, — добавляет он, — но зачем рисковать? Тем более что налоговые освобождения сейчас относительно дешевы».

Венчурный капитал — «гламурненько», но рискованно... зато вы можете получить огромную прибыль

Что касается венчурного капитала и прямого инвестирования в акционерный капитал, Сэм признает, что он упустил «золотое дно». Однако он утверждает, что, как способ стать более богатым по принципу «мы сидим, а денежки идут», венчурный капитал значительно переоценен. Преобладает миф о том, что венчурный капитал — это чудесный класс активов, и инвестиционные советники приводят невероятные данные о долгосрочной годовой доходности, которой удалось достигнуть на этом рынке таким профессиональным инвесторам, как Йельский фонд, J. Н. Whitney и Venrock (каждый из них зарабатывал около 30 % в год в течение 30 лет). Нет никакого сомнения в том, что, когда все складывается наилучшим образом, и вы получаете прибыль, — это замечательно. Однако Сэм рассказывал мне, что, когда они собираются компанией старых богатых парней, после нескольких рюмок некоторые из них признают, что потеряли свои инвестиции в венчурный капитал. Если смотреть на этот рынок беспристрастным взглядом, венчурный капитал — опасный, зверский бизнес, сопряженный с банкротствами и обремененный большим процентом неудачных вложений, а также с низкими шансами для входа в него новых компаний. Кроме того, из этого бизнеса очень трудно выйти, потому что вы не можете вытащить свои деньги в любой момент. Однако если вы вкладываете капитал в нужное время и с соответствующими партнерами, вы можете полу-чить замечательную выгоду.

Индекс венчурной экономики, упомянутый в главе 10, свидетельствует, что средний ожидаемый доход для фондов венчурного капитала за период с 1969 по 2002 годы составил 15,8 % годовых, что вполне нормально для низколиквидных инвестиций. Простые инвестиции в американские акции (которые имеют мгновенную ликвидность) принесли 10,6 % годовых за тот же самый период времени. Точка начала отсчета времени в данном случае имеет важное значение. Исследование, проведенное журналом The Economist по данным за период с 1988 по 2000 год, дало показатель ежегодной доходности в 12 %.

Выбор управляющего является очень трудным и абсолютно критически важным для рискового капитала, так же как и в случае с прямым инвестированием в акционерный капитал. Недавнее исследование фондов, специализирующихся на венчурных вложениях, проведенное компанией Horsley-Bridges Partners, показало, что в период между 1990 годом и июнем 2003 года в венчурные фонды было инвестировано 195 млрд долл. Из всех этих фондов 25 % лучших, вложив 20 млрд долл., возвратили своим инвесторам 80 млрд долл., а возможно, и больше, если смотреть в будущее. Остальная часть инвесторов в венчурный промышленный капитал, бросивших на это дело 175 млрд долл., не имела никакой отдачи вообще, а в реальном выражении они даже потеряли 10 %. Очевидно, что поскольку венчурные фонды между 1990 годом и июнем 2003 года вложили огромные средства в созревший к настоящему времени венчурный капитал, статистика может улучшиться, но пока этого не произошло. Кто знает, отражает ли текущая стоимость их портфелей рыночную действительность после банкротств в интернет- и технологическом секторе? Вероятно, имеется необходимость выполнить переоценку портфелей.

Удивительная вещь, венчурный капитал «пузыря» Силиконовой долины так никогда и не был по-настоящему дефлирован. Денежный навес на венчурном рынке сегодня оценивается в 80-100 млрд долл., а в IV квартале 2004 года на него пришло еще 10 млрд долл. новых денег. Этот навес появился в результате того, что в период всеобщего ажиотажа для входа на венчурный рынок потенциальным инвесторам приходилось вкладывать свои деньги в соответствующие фонды без возможности досрочного выхода. Кроме того, они должны были согласиться на выплату твердой ставки комиссионных (обычно 2 % в год) от суммы как инвестированного, так и неинвес-тированного капитала. Венчурные фонды, таким образом, не имеют никакого стимула возвращать любые деньги, пока они зарабатывают свои, продолжая сидеть во взятых позициях. ВIV квартале 2004 года венчурные фонды инвестировали в новые предприятия приблизительно 7 млрд долл., т. е. меньше, чем та сумма, что была вложена в эти фонды. Бизнес-экосистема Силиконовой долины уже основательно запружена инвестициями.

Я думаю, что прямо сейчас неподходящее время для того, чтобы вкладывать новые деньги в венчурный капитал. Как замечательно написал Говард Маркс Оуктри: «Не существует такой инвестиционной идеи, которая была бы настолько хорошей, чтобы ее нельзя было испортить слишком высокой ценой за вход». Венчурный бизнес — это семейное предприятие, которое приносит либо все, либо ничего. При этом цикл является почти библейским (семь щедрых лет сопровождаются семью скудными). Все 1990-е годы были щедрыми, и этот класс активов все еще переживает последствия. Однажды, несколько лет назад, Дэвид Свенсен показал мне статистику доходности Йельского фонда от прямых инвестиций в акционерный капитал (табл. 16.1). За более чем 25 лет Йельский фонд заработал в среднем 35 % в год на инвестициях в венчурный капитал и 31 % на прямых инвестициях с учетом всех выплат. Я не знаю больше никого, кто смог бы сработать со столь же высокой эффективностью по столь диверсифицированной программе. Заметьте, что Йельский фонд имел 168%-ную прибыль на портфеле прямого инвестирования в акционерный капитал, в который в 2000 году было вложено 2 млрд долл. С такими аргументами не поспоришь.

Таблица 16.)

Доходность прямых инвестиций в акционерный капитал осуществленных Йельским фондом {%)

Финансовый

год

Венчурные

инвестиции

Прямые инвестиции в капитал (LBO)

Между

народные

инвестиции

Итоговый

результат

1978

27,2

35,3

нет данных

33,9

1979

-2,2

-3,0

нет данных

-2,8

1980

208,1

231,9

нет данных

225,5

1981

33,3

-16,6

нет данных

-0,5

1982

25,6

47,5

нет данных

-2,2

1983

123,4

-10,1

нет данных

91,4

1984

3,7

41,6

нет данных

9,2

1985

-ЮД

5,6

нет данных

-5,0

1986

2,6

34,0

нет данных

15,8

1987

25,4

23,9

нет данных

24,3

1988

-0,7

7,3

нет данных

3,3

1989

-0,3

38,7

13,4

23,4

1990

15,6

7,8

-4,4

11,8

1991

11,6

14,7

-10,0

6,1

1992

28,3

7,2

4,1

14,6

1993

13,6

57,3

-0,2

32,3

1994

20,2

18,7

24,0

24,6

1995

37,8

26,3

13,1

27,0

1996

124,8

30,9

33,7

60,2

1997

37,6

22,3

90,2

36,2

1998

38,5

46,4

1,9

29,0

1999

133,9

24,8

15,4

37,8

2000

701,0

35,1

38,3

168,5

2001

9,0

-14,7

-3,9

-5,4

2002

-39,9

-11 >2

-0,7

-23,3

2003

нет данных

8,4

2,9

39,4

Продолжение $

Таблица 16.1 (продолжение)

Финансовый

год

Венчурные

инвестиции

Прямые инвестиции в капитал (LBO)

Между

народные

инвестиции

Итотовый

результат

Последние пять лет

107,4

18,9

18,0

36,0

Последние десять лет

53,5

21,6

15,7

31,4

За весь период

35,3

■

35,3

13,4

33,9

Источник: Йельский фонд

Йельский фонд блестяще избежал резни, начавшейся с банкротствами технологических компаний. Свенсен умалчивает, как ему это удалось, но я подозреваю, что в тот момент, когда рынки сошли с ума в 1999 и 2000 годах, Йельский фонд купил опционы пут¹ и продал «в шорт» индексные фьючерсы, чтобы застраховать свои вложения в венчурный капитал и портфели прямых инвестиций. Затем, в более спокойный период, он превратил свои портфельные компании в публичные и быстро распродал акции, распределив их среди своих клиентов.

Другая проблема, с которой сталкивается инвестор, заключается в том, что необходимо быть достаточно храбрым для того, чтобы противостоять тому уровню волатильности, который свойственен прямым инвестициям в акционерный капитал. Посмотрите, например, на доходность от прямых вложений, полученную Йельским фондом: более 231 % в 1980 году, а затем снижение на 74 % за последующие три года. Попробуйте в такой ситуации объясниться с вашим инвестиционным комитетом в начале 1984 года. В первые годы своего существования наиболее эффективные венчурные фонды показывают удивительную доходность, уровень которой становится причиной массового притока свежих денег и появления орды подражателей, многие из которых неопытны, не осведомлены и не компетентны. В результате доходность исчезает, и толпы опоздавших молча довольствуются плачевным результатом.

Исследование, проведенное The Economist, также подтверждает, что при выборе фонда венчурного капитала вас подстерегают опасности. В долгосрочной перспективе разница между доходностью, обеспечиваемой лучшими фондами, и медианным ее значением становится огромной. Даже в первые годы своего существования многие венчурные фонды фактически теряют деньги. Двадцатитрехпроцентный спрэд между верхним и нижним квартилями доходности венчурных фондов, сформировавшийся за эти годы, безусловно, является наиболее широким среди всех классов активов. Прямые инвестиции в капитал занимают в этом рейтинге второе место с разбросом доходности между 25 % лучших и 75 % остальных, равным 14 пунктам, в то время как на более эффективных рынках — акций и инструментов с фиксированной доходностью — подобный спрэд составляет лишь два-четыре процентных пункта.

Относитесь к выбору хеджевых фондов скептически и с осторожностью

Правильный выбор хеджевого фонда не менее важен. За пять лет, заканчивающихся 31 марта 2003 года, спрэд между доходностью 25 % лучших и 75 % остальных хеджевых фондов, согласно данным TASS, составил 9,5 процентных пунктов (12,7 % годовых против 3,2 % соответственно, индекс S&P 500 за тот же самый период снизился на 3,8 % годовых). Естественно, что волатильность доходности хеджевых фондов намного ниже, чем у компаний, осуществляющих прямые инвестиции в акционерный капитал: 15 % для хеджевых фондов против 21 %. Что касается хеджевых фондов фондов, спрэд доходности в этом случае меньше: 5,3 процентного пункта (9,2 % годовых против 3,9 %, с волатильностью в 12 %). Конечно, хеджевые фонды намного более ликвидны, чем фонды прямых инвестиций в акционерный капитал, и обычно более прозрачны.

Что касается стратегии моего приятеля и его рассуждений о налоге на наследство, то я думаю, что это очень хорошо подходит для учреждений или портфелей стоимостью 100 млн долл. или больше инвестиционного капитала. Но давайте представим, что вы уходите на пенсию с капиталом, скажем, в 25 млн долл. и опытом работы в мире инвестиций. Вы полагаете, что вам необходим чистый доход в размере между 400-500 тыс. долл. в год, чтобы продолжать вести свой привычный образ жизни, и вы имеете 150 тыс. долл. прочего дохода от вашей пенсии, социального обеспечения и т. д. Тогда вы должны поместить 5 млн долл. в портфель высококачественных, среднесрочно свободных от налога активов, который приносит вам примерно 225 тыс. долл. Я бы купил на 2 млн долл. (85 тыс. долл. дохода до вычетов) 10-летние долгосрочные казначейские обязательства в качестве стратегического резерва. Затем из оставшихся 18 млн долл. я бы вложил 5-7 млн долл. в индексные фонды акций. Остающиеся 10-13 млн долл. должны пойти в любые 5-10 хеджевых фондов (если вы можете их правильно выбрать) или в несколько фондов фондов. Суть этой идеи: облигации покупаются для дохода, акции для роста, а вложения в хеджевые фонды осуществляются для того, чтобы чувствовать себя спокойно при любой биржевой погоде. Очевидно, что это упрощенная модель, и многое зависит от вашего уровня дохода и знаний, а также от компетентности вашего финансового советника.

Сэм также имеет свой взгляд на перспективы бизнеса хеджевых фондов. Он говорит, что действительно классные из них, имеющие хорошую долгосрочную доходность, затопляются деньгами. Поскольку они уже имеют больше, чем тот объем активов, с которым они могли бы справляться достаточно оперативно, им приходится перекладывать большую часть новых денег. В основном они отдают их под управление перспективным деловым молодым парням, имеющим шансы стать победителями. Менеджеры хедж-фонда говорят своим клиентам, что нашли для них новый, находящийся на стадии становления фонд, управляемый пятью самыми сильными молодыми парнями, равных которым не было уже много лет. Менеджеры указывают и на то, что молодые парни, не закостеневшие в старых представлениях о рынке, могут без опаски срывать звезды с небес, но их горячность может дать и обратный эффект. Но они, как опытные хеджеры, берут на себя обязанность пристально, как ястреб за мышами, наблюдать за перспективной молодежью. И инвесторы проглатывают эту наживку, считая, что им предложили наилучший вариант.

Например, Сэм рассказал о парне по имени Джимми, живущем в Ньюарке, который является «диким» трейдером, имеющим блистательный инвестиционный отчет. На пике славы комиссионные Джимми составляли 50 % от прибыли без какой-либо твердой ставки вознаграждения. Джимми — ответственный человек. Он знает, что не может управлять миллиардами тем же самым хитрым и скользким способом, которым он пользовался при управлении несколькими сотнями миллионов. Поэтому он решил сформировать собственную империю хеджевого фонда и снизил свои комиссионные до 30 % от прибыли плюс фиксированный тариф 2 % от стоимости активов. Пока у него все получается, деньги будут продолжать вливаться в его фонд, несмотря на возмутительную плату. Чтобы управляться с денежным потоком, он привлекает в свой бизнес молодых самородков. Например, на прошлой неделе он переманил к себе из другого хеджевого фонда одного такого молодого инвестиционного гения, заплатив ему 300 млн долл. Ему был предложен контракт, по которому парень будет получать 15 % от прибыли и 1 % от фиксированных плат, то есть столько же, сколько сам Джимми. Такие деньги могут вскружить голову кому угодно. С другой стороны, уже в следующем году этот парень рискует заработать раннюю язву или мигрень, потому что Джимми славится своим быстрым хуком. Если вы работаете с Джимми, вы должны пахать как лошадь, не ожидая похвалы. В противном случае вас ожидает только публичное обливание грязью. Джимми уверен, что сам он никогда не ошибается в отношении акций или людей. По его мнению, любое неправильное решение происходит только по вине его сотрудников.

Сумасшествие в фондах фондов тоже начинает приобретать ясные очертания. Чарли Мангер, со свойственной ему афористичной иронией, недавно заметил, что ему нравится идея создания «фонда фондов фондов». Он говорит: «Если заработки на втором уровне хороши, то третий уровень должен быть еще лучше». Увы, это уже происходит. Основанный в Лондоне фонд фондов с капиталом в

3,8 млрд долл. в целях диверсификации создает фонд фондов фондов, который вложит свой капитал в 11 основных фондов фондов.

Еще один пример. Поскольку банки входят в бизнес фондов фондов, напрашивается использование кредитного плеча. Один богатый господин имеет желание вложить 2 млн долл. в банковский фонд.

«Вот что я вам скажу, — доверительно сообщает ему консультант по частным инвестициям, — как вы можете видеть из нашего отчета, наш фонд имеет низкую волатильность и обеспечивает доходность в 8 % годовых. Так почему бы вам не взять у нас маржинальный кредит еще на 4 млн долл., и тогда, даже после выплаты процентов, вы сможете заработать около 20 % годовых без всякого напряга».

Сейчас, после того как рынок почти 18 месяцев пребывает в боковом тренде, когда каждый борется за долю прибыли, фонды фондов почти ничего не зарабатывают и многие из них терпят убытки от двойных выплат и накладных расходов. В результате объем заемных средств растет, а покрытие маржи фондами фондов задерживается, что, в свою очередь, приводит к соответствующему затягиванию кредитной петли для основных хеджевых фондов.

В один отнюдь не прекрасный день маржинальное кредитование может подложить хорошую свинью. Предположим, что крупный фонд фондов по какой-то причине начинает терять деньги. Активизируются маржин-коллы. В результате фонд фондов вынужден отдать своим хеджевым фондам распоряжение о ликвидации части их «длинных» позиций и выкупе некоторых «шортов». Закрытие позиций для покрытия маржинального кредита приводит к иррациональным движениям на рынке. Каждый трейдер будет ощущать последствия этих шагов на своем собственном инвестиционном портфеле, вызывая, таким образом, дальнейшие потери и закрытие маржинальных позиций. По мере распространения нервозности и слухов на рынке начинается паника. История с LTCM жива в нашей памяти, поэтому каждый инвестор стремится застраховать свой инвестиционный портфель. Хотя причиной краха 1987 года стало не страхование портфелей, но оно, несомненно, способствовало ускорению негативных процессов. Маржинальное кредитование — очень опасный инструмент, и, как гласит старая поговорка, ликвидность труслива — она исчезает при первых признаках опасности.

Не отдавайте себя в жертву хеджевым ежам сами, доверьте это дело фондам фондов

Большинство фондов фондов не предлагают клиентам маржинальное кредитование, они лишь предоставляют богатым частникам основные инвестиционные услуги. Мой приятель Сэм вкладывает основную часть своего капитала непосредственно в хеджевые фонды, и эти вложения составляют ядро его инвестиционного портфеля. Если вы очень богаты и обладаете всеми необходимыми навыками, как Сэм, инвестирование без посредников имеет для вас смысл. При этом возникает проблема времени, которое вы должны будете уделять своей инвестиционной деятельности, которая, конечно, не станет вашей профессией, но все же должна рассматриваться как ваше серьезное хобби. Чтобы составить основу своего инвестиционного портфеля из хеджевых фондов, по моим расчетам, вы должны вложиться не менее чем в пять фондов, доверить свои деньги 5-10 главным управляющим и пяти группам молодых инвестиционных гениев, При этом вам придется потратить достаточно много времени на знакомство с потенциальными управляющими вашими деньгами, изучать их, иногда общаться с менеджерами, вероятно, посещать такие конференции, как Breakers, организуемая Morgan Stanley Выслушивание десяти презентаций — малопривлекательное занятие, и самостоятельный выбор хеджевых фондов — тяжелая работа. Вы должны анализировать свои инвестиции. Никаких слухов. Вы должны полностью понять предлагаемый вам инвестиционный процесс. Если вам не могут или не хотят его объяснить, уходите. Если вам говорят о неком секретном инвестиционном алгоритме, который они разработали, скажите им до свидания. Если вы не желаете или не можете посвятить этой работе достаточное количество времени, вам лучше воспользоваться услугами фонда фондов — есть множество хороших — и вложить капитал в хедж-фонды через них. Люди, которые ими управляют, — серьезные профессионалы, и они проводят обширные и тщательные исследования и анализ рынка. Да, их услуги потребуют от вас дополнительных затрат, но диверсификация и экспертизы, которые они обеспечивают, стоят того, чтобы заплатить за них этим трудолюбивым проницательным людям.

Статистика свидетельствует, что хорошо управляемый фонд фондов в течение нескольких лет не отстает от индекса S&P 500 на хороших рынках, сохраняет ваш капитал на снижающихся рынках и делает это с более низкой волатильностью. Это немалое достижение. Во время пятилетнего бума банкротств, который закончился в марте 2003 года S&P терял 3,8 % в год, а медианная доходность фондов фондов составила 6,3 %. Четверть фондов фондов заработали в этот период 9,2 %, а пять процентов показали доходность в 15,7 %. Таким образом, инвестиции в фонды фондов имеют смысл для всех, кроме таких людей, как Сэм.

Вложения в произведения искусства: не относитесь к этому, как к инвестициям

Несколько недель назад я обедал в доме своего друга, который в течение последних 20 лет, зарабатывая в Morgan Stanley очень хорошие деньги, со страстью и со знанием дела тратил их на покупку картин западных художников, Теперь он имеет удовольствие жить в окружении замечательных произведений Ремингтона, Бьерстадта и Вайеса и наслаждаться уважением и восхищением его гостей. А также прибылью! «Я полагаю, что стоимость моей коллекции удваивается каждые пять лет, — говорит он с капелькой высокомерной самодовольности в голосе. — Такие активы приносят гораздо большее удовлетворение, нежели обладание акциями. Согласитесь, было бы странно, если бы вы начали украшать стены сертификатами акций, не говоря уже о том, что выглядят они уродливо. Элегантные женщины не начинают флиртовать с вами только потому, что вы имеете акции Intel».

Мой друг, вероятно, прав в том, что его картины дорожают на

14 % в год или около того, но это во многом благодаря его исключительному вкусу. Указанная цифра доходности не принимает во внимание высокую стоимость накладных расходов, связанных с обладанием произведениями искусства, которые включают в себя страховку, охрану и расходы на создание и поддержание необходимых условий окружающей среды, и легко могут ежегодно составить 2 % от стоимости. Я провел анализ и выяснил, что действительно доходность ценных картин американских художников была выше, чем доходность акций в период «медвежьего» рынка. Некоторые произведения искусства исключительного качества, вероятно, обладают довольно высокой ликвидностью, но это не относится к «ширпотребу». Необходимо быть знатоком. Имеет ли историческую и культурную ценность посредственная картина заурядного художника, имя которого никто не слышал, которую я купил просто так 15 лет назад? Однако мой друг прав в том, что высокое искусство является утонченной инвестиционной средой, поскольку оно обеспечивает одновременно и высокий инвестиционный доход, и эстетическое удовольствие. Только владение фермой в какой-нибудь идиллической сельской местности и наблюдение за тем, как набирает вес ваш рогатый скот, или как растут ваши деревья, отдаленно сопоставимо с инвестициями в искусство, однако вряд ли вы захотите постоянно жить в обстановке фермерского хозяйства.

Основываясь на исследованиях историков искусства, таких как Ричард Раш, можно сделать вывод, что уровень долгосрочной доходности от шедевров составляет приблизительно 9-10 % в год, без учета стоимости хранения. Имеются также доказательства того, что на рынке произведений искусства проявляются циклы Кондратьева с периодом в 50-60 лет. Прошлые пики были зафиксированы в 1770-1780 годах, около 1830 года, в 1880-х годах, в 1929 году и затем снова в конце 1980-х и в начале 1990-х годов, характеризуемых сумасшедшей японской скупкой. Можно предположить, что разрастание фондовых «пузырей» создает богатство, рост которого толкает вверх цены на произведения искусства, и наоборот. С 1990 по 1994 годы цены на картины на главных рынках, выраженные индексом Art 100, упали на 52 %, а цены на скульптуры XIX-XX веков понизились на 60 %. Но имейте в виду, что оба этих индекса показывали значительный рост с 1983 по 1990 год. Даже с учетом указанного снижения составная доходность за эти 10 лет, закончившихся в 1994 году, была равна 11,5 %. Стандартное отклонение для этого периода составило 35,7 % по сравнению с 17 % для S&P 500, 30,6 % для акций развивающихся рынков и 18,4 % для американского рынка акций растущих компаний. Начиная с момента своего появления в 1976 году и до конца 2004 года индекс Art 100 рос в среднем на 10,5 % в год при стандартном отклонении в 27,9 %.

Никакие из относящихся к оценке произведений искусства стати-стические данные нельзя считать абсолютно точными, поскольку аукционные дома и дилеры специализируются на культивировании иллюзии, что хорошее искусство никогда не понижается в цене. Ослабление доллара имело эффектом подъем цен в Соединенных Штатах и их снижение в Лондоне и Париже. Однако в отношении произведений искусства едва ли можно вести речь о возможности приобретения ликвидности по разумной цене. В последние три года работы, которые не удалось продать с аукциона, теряли в своей стоимости приблизительно по 25 %.

Конечно, так же, как и в случае с акциями, доходность инвестиций в произведения искусства зависит главным образом от того, как отдельные картины выдерживают испытание временем и от спроса. Картины, которые признаются шедеврами, обычно приносят высокий доход. Легеровская «Женщина в красном» была куплена в Париже за 200 франков в 1921 году и хранилась у покупателя до тех пор, пока не была продана на аукционе Кристи в прошлом году за 22 млн долл., доходность составила 19 % в год на протяжении почти ста лет. Картина «Ирисы» была написана Ван Гогом в 1899 году и куплена Джоан Уитни Пэйсон в 1947 году за 80 тыс. долл. Ее сын продал эту картину за 53,9 млн долл. спустя несколько недель после биржевого краха в 1987 году, с доходностью 17,7 % в год в течение 40 лет и нескольких месяцев. Неплохо для холста, на который семейство Пэйсон, возможно, любовалось все те годы. Покупателем «Ирисов» на аукционе Сотби оказался австралийский пивной магнат Алан Бонд. Рекордная цена, которую он заплатил, послужила началом «бычьего» рынка произведений искусства, для которого аукцион Сотби был основным бенефициаром. Вскоре после этого империя Бонда столкнулась с трудностями и не смогла выполнить свои кредитные обязательства. Сотби вернул себе право собственности на картину и позже продал ее (по нераскрытой цене) в Getty Museum.

Является ли конкретное произведение искусства хорошей инвестицией — вопрос, ответить на который гораздо сложнее, чем в отношении оценки акций, для которой основную роль в конечном счете играют рост балансовой стоимости, доход и дивиденды. Спады на рынке произведений искусства были тихие, но зверские. Индекс Раша (характеризующий этот рынок) повысился со 100 пунктов в 1925 году до 165 в 1929 году, а затем упал до 50 пунктов к 1934 году. В пределах длинноволнового долгосрочного цикла выделяются также циклы отдельных художественных направлений, управляемые причудами и модой, во время которых цены изменяются даже более диким образом. В 1780-х годах Гвидо Рени был популярным живописцем, и Екатерина Великая купила одну из его картин за королевскую по тем временам сумму — 3500 британских фунтов. Но Рени вышел из моды, и ни одна из его картин не была продана за 3500 девальвированных фунтов до 1958 года. Английские коллекционеры XIX века были очарованы картинами, отражавшими реальную жизнь: пейзажи и тучных трудолюбивых фермеров. Еще один причудливый спрос вызывали картины, изображавшие страдания. Ни одна из них не пользуется популярностью сегодня. Может ли случиться то же самое с коллекцией картин моего друга? Я так не думаю, но это не невозможно.

Ярким примером художественной моды служат портреты британских живописцев XVII века, таких как Ромни, Гейнсборо и Рейнольдсы, которые на протяжении всей своей жизни писали портреты под заказ за суммы, эквивалентные 175 тыс. долл. за картину (по сегодняшним ценам). Уже следующее поколение людей не горело желанием платить такие деньги за изображения грузных предков чужих людей, и цены на эти картины упали на 10 %. Со временем интерес к этому жанру быстро вырос, но вновь сошел на нет в период Великой депрессии. Летом 2002 года в Лондоне состоялась большая распродажа подобных картин. Картина «Голубой мальчик» Гейнсборо, которую герцог Вестминстерский продал в 1921 году американскому бизнесмену за 148 тыс. фунтов (10 млн долл. в сегодняшних деньгах), стоила 1,5 млн долл., а портреты Рейнольдсов, цена на которые до 1929 года доходила до 8 млн долл. в сегодняшних деньгах, были проданы за 300-400 тыс. долл.

Одним из крупнейших в истории торговцев произведениями искусства был Джеймс Дювин. Хотя его происхождение окутано завесой тайны, очаровательный и безупречно одетый Дювин был весьма успешен. Его бизнес-план был прост, но смел. Он играл на тяге сентиментальных богатых американцев к аристократическим атрибутам. После Первой мировой войны он приобрел по снизившимся ценам большое количество старых портретов, которые в течение следующих 15 лет продал американским миллионерам — своим клиентам, истинным ценителям искусства, как он их называл, — которые хотели, чтобы старинные портреты украшали стены их новых феодальных замков в Соединенных Штатах. В зените своей славы Дювин любил похвастаться, что ни одна проданная им картина уже не будет когда-либо продаваться за меньшую сумму, и в течение нескольких лет он управлял рынком картин этого жанра тем же способом, которым аукционные дома поддерживали художественный рынок в начале 1990-х годов.

Цены на портреты предков в течение нескольких лет после биржевого краха 1929 года существенно поднялись. На аукционе Кристи в 1934 году портрет Ромни, который был куплен за 700 тыс. долл. в 1928 году (умножьте на 11, чтобы получить сегодняшний масштаб цен), не привлек покупателей, и его цена была сбита до 65 тыс. долл. Это вызвало общий крах рынка портретов предков, и большинство этих картин, написанных в восемнадцатом веке, продавались всего лишь за 5 % от их максимальной стоимости. Крах фондовой биржи уничтожил многих из лучших клиентов Дювина, включая Джулиса Бэйча, который остался должен дилеру 4,4 млн долл. Однажды летним днем 1937 года, когда Дювин покидал отель «Кларидж» в Лондоне, его остановили три пожилые американские вдовы, вооруженные зонтиками. Они обнаружили, что коллекции произведений искусства их покойных мужей вдруг потеряли всю свою ценность. В процессе последовавшей беседы Дювин был опрокинут на тротуар и избит. Бейерман написал об аморальной, но элегантной жизни Дювина замечательную, интересную и поучительную книгу.

Еще одно художественное фиаско произошло в Японии в конце XX века в период всемирной биржевой лихорадки. Яцонский фондовый рынок был раздувающимся «пузырем», и к 1990 году богатство, которое он создавал, оказывало огромное влияние на цены произведений искусства во всем мире. Японские коллекционеры всегда работали через своих дилеров и имели очень конкретные вкусы. Они любили картины импрессионистов, постимпрессионистов и современные произведения, созданные между 1900 и 1950 годами. По некоторым оценкам, они скупили приблизительно 40 % картин импрессионистов, проданных на аукционах между 1987 и 1990 годами, на которые, кстати, как оказалось, пришелся пик цен.

Последний «бычий» рынок произведений искусства колебался, стимулируемый аукционными домами и дилерами, которые икрой и культурой откармливали невинных младенцев для последующей резни. В 1987 году Иккан Санада, известный японский дилер, устроил восемнадцати молодым, но очень богатым японским бизнесменам и их женам и подругам ознакомительный шоп-тур в Соединенные Штаты. Он настолько профессионально обработал этих коллекционеров-новичков, как он их называл, что они скупили половину импрессионистов на большом осеннем аукционе Сотби и 5 из 10 самых дорогих картин. За эти четыре года до достижения картинами своего ценового пика в 1990 году, Япония импортировала с Запада картин на 13,8 млрд долл.

Позднее японские банки стали продвигать кредиты на покупку произведений искусства. Банкиры утверждали, что искусство является превосходным обеспечением. Японские корпорации и бизнесмены тратили огромные суммы на свои художественные трофеи. Компания Yasuda Marine & Fire купила «Подсолнухи» Ван Гога за 39 млн долл. Реи Сайто, председатель Daishowa Paper, 15 мая 1990 года потратил 160,6 млн долл. на две картины Ренуара и Ван Гога. Он заплатил 78,1 млн долл. за Ренуара и купил вангоговский «Портрет доктора Гачета» за 82,5 млн долл. Никакие картины ни до, ни после этого не продавались по таким ценам.

В тот период Сайто с большой помпой объявил о своем желании, чтобы обе картины в случае его смерти были кремированы вместе с ним. Однако десятилетие спустя ему понадобились деньги, и он продал Ван Гога аукциону Кристи за цену, которая, как говорили, составляла одну восьмую часть от той цены, за которую он его купил. Судьба картины Ренуара осталась неизвестной, но, как полагают, он был выкуплен японским банком. Еще один рекорд был поставлен, когда японский спекулянт недвижимостью Томонори Цурумаки 30 ноября 1989 года приобрел картину Пикассо за 51,3 млн долл. По оценке токийских дилеров, те картины, которыми все еще продолжают владеть японские банки, купленные приблизительно за 5 млрд долл., сегодня могут быть проданы в лучшем случае за 1,4 млрд долл.

Я могу точно сказать, что любительское коллекционирование может привести к серьезным убыткам, если вы неправильно представляете себе будущие художественные вкусы. В конце 1940-х и в начале 1950-х годов мои родители были очарованы великолепным фарфором с ручной росписью, фигурами птиц в натуральную величину в их естественной среде обитания, которые были созданы Дороти Доути. Эти фигурки из твердого английского фарфора тонки и изящны, и поскольку они были сделаны в очень ограниченном количестве, мой отец был убежден, что в последующие годы они станут истинными коллекционными ценностями. В 1957 году королева Елизавета II подарила пару таких птиц президенту Эйзенхауэру, и цены на них взлетели. Я полагаю, что мои родители заплатили приблизительно 8-10 тыс. долл. за несколько таких эксклюзивных произведений, в то время как художественные шедевры стоили 50-100 тыс. долл. Пятьдесят лет спустя эти птички все еще очень красиво смотрятся на моей каминной полке и все еще стоят приблизительно 8 тыс. долл., если вы сможете найти на них покупателя. Если бы эти фарфоровые фигурки прирастали в цене хотя бы на 8 % в год, 50 лет спустя они стоили бы 469 тыс. долл. за штуку; при 12 % роста — 2 890 022 долл.; при 15 % — 10 836 574 долл.; а при 17,7 %, т. е. в том же темпе, как картины из коллекции госпожи Пэйсон, — 34 580 000 долл. Мой отец был очень хорошим макроинвестором фондового рынка, но, очевидно, плохим экспертом в области оценки макротенденций в искусстве.

В любом случае «медвежий» рынок произведений искусства, кажется, подошел к концу, и цены снова начали повышаться, но уже не такими сумасшедшими темпами, как раньше. При низкой доходности финансовых инструментов возможные потери в цене произведений искусства выглядят намного менее устрашающе, чем это было 10 лет назад. С другой стороны, корпоративные скандалы, запятнавшие имена их топ-менеджеров, фактически уничтожили эту категорию коллекционеров в Соединенных Штатах и Европе. «Пузырь» лопнул, и теперь цены повышаются снова в более спокойном темпе.

Когда по Европе прокатился нацистский блицкриг, еврейские семьи вынуждены были бежать, чтобы избежать Холокоста. Хотя многие из них считались богатыми, их бизнес, земли, дома и прочая недвижимость, которую они лелеяли в течение нескольких поколений, внезапно перестала представлять собой какую-либо ценность, поскольку ее потенциальные покупатели знали, что продавцы находятся в отчаянно безвыходном положении. Валюты проигравших в войне оккупированных стран так или иначе девальвировались, и, кроме того, на границах действовал валютный контроль. Драгоценности (помните моего знакомого китайского Генерала?) и произведения искусства были единственным мобильным капиталом, который мог быть относительно легко конвертирован в наличные деньги на Западе. Еврейские семьи использовали любую возможность, чтобы вывезти этот контрабандный груз в Соединенные Штаты, и, когда они наконец добрались до Нью-Йорка, этот капитал позволил им встать на ноги.

Сегодня «хеджевые ежи» являются крупными покупателями произведений искусства. Для некоторых из них коллекционирование сродни добыче трофеев; эдакая своеобразная форма хвастовства. На мой взгляд, вы должны покупать картины потому, что вам нравится [а них смотреть, и не рассматривать их как диверсификационный [ли инвестиционный инструмент.

ГЛАВА 17

Три инвестиционные религии. Конфессии роста, ценности и агностики

Точно так же как в искусстве существуют различные школы, можно выделить три большие серьезные инвестиционные религии, которые представляют приверженцы растущих акций (рост), ценных акций (т. е. акций, имеющих хорошие фундаментальные показатели — ценность) и агностики (т. е. те, кого нельзя отнести к какой-либо из двух первых категорий). Большинство инвесторов, которых я знаю, относятся или к первому, или ко второму типу. Я склонен быть инвестором в ценные акции, но имею и жилку агностика.

Распознать акции роста чрезвычайно трудно

Сторонники инвестиций в акции растущих компаний утверждают, что выгодно покупать акции компаний, доход и дивиденды которых последовательно увеличиваются. Цена, которую вы платите за эти акции, важна, но не столь критична по сравнению с правильной идентификацией истинных растущих компаний. По определению, эти компании должны иметь превосходный менеджмент, устойчивые позиции в своем бизнесе, который не особенно чувствителен к циклическим изменениям, и быть очень прибыльными. В идеале инвесторы в рост хотят владеть акциями крупного бизнеса, и они продают только тогда, когда сам бизнес начинает колебаться, а не потому что цена акций достаточно повысилась. Исследователи доказали, что если бы вы имели совершенное предвидение и покупали акции компаний с самым быстрым ростом дохода независимо от их фундаментальных оценок, то в долгосрочной перспективе вы бы превосходили рост индекса S&P 500 на 11 % ежегодно, что является огромным преимуществом.

Проблема состоит в том, что никто не обладает совершенным предвидением. Фактически мы все самонадеянны и сверхоптимистично оцениваем свои способности определять компании роста. Такого рода идентификация чрезвычайно трудна, и, как было отмечено ранее, компании роста имеют склонность по той или иной причине терять свою привлекательность, иными словами, они часто внезапно перестают расти. К тому моменту, когда инвестор может ясно идентифицировать акцию как растущую, она, скорее всего, уже будет оценена рынком по достоинству. Поэтому в итоге вы покупаете акции хорошей компании, но по слишком высокой цене.

Инвесторы в рост к тому же склонны влюбляться в компании, акции которых принесли им хорошую прибыль. Этого нельзя допускать, помните, что вы покупаете акции, а не компании. Продавайте растущие акции, когда они становятся зверски дорогими. Влюбляйтесь в людей, детей, собак, но не в акции.

Человек по имени Роув Прайс был первым откровенным защитником современной стратегии вложений исключительно в растущие акции, хотя еще в XIX веке некоторые лондонские торговые банки, шотландские трасты и швейцарские частные банки использовали подобные стратегии. В период, когда на рынках все еще были слышны отголоски недавней депрессии, внимание Прайса сначала было главным образом сосредоточено на показателе роста дивидендов. Затем, после Второй мировой войны, он расширил свое определение роста, и он, и его компания настойчиво осуществляли и популяризовали эту концепцию. В более позднее время господин Прайс стал олицетворением своей идеи, и всякий раз, когда мы с ним пересекались на различных встречах, он весьма презрительно высказывался в отношении тех инвесторов, которые не разделяли его взглядов. «Почему у инвесторов возникает желание покупать акции посредственных компаний только потому, что они дешевы, когда есть возможность приобрести акции крупных, растущих компаний?» Он дал следующее определение растущим акциям: «Это акции компаний, которые демонстрируют долгосрочный рост доходов, достигающие все новых высоких ценовых уровней на каждом новом пике основного бизнес-цикла, и исследование которых указывает на наличие признаков продолжения роста к следующему циклу с динамикой, опережающей повышение уровня жизни».

У Боба Баркера из Capital Guardian, еще одного очень успешного инвестора в растущие акции, несколько иной взгляд. «В своей работе мы концентрируемся на выявлении тех немногих компаний, которые имеют ясные перспективы очень быстрого роста чистой прибыли на длительный будущий период. Мы полностью инвестируем наш портфель именно в такие компании. Мы не уделяем внимания другим компаниям. Только подумайте, сколько времени мы сохраняем с таким подходом». Винтроп Ноултон, мудрый инвестор, уподобляет растущие акции красивым, гигантским денежным деревьям. Он имел в виду несколько иное, но я хотел бы перефразировать его высказывание о том, что большие корпорации, подобно большим деревьям, годами пускают глубоко в землю свои корни, затем начинают уверенно расти и раскидывать ветви. Деревья не растут до небес, но денежные деревья подбираются своей макушкой достаточно близко к инвестиционным небесам.

Инвесторы в ценность любят уродливые компании

Инвесторы в ценность, напротив, хотят иметь акции, которые дешевы не только относительно других акций, но также и в абсолютном выражении. Они полагают, что все инвесторы склонны ошибаться и часто недооценивают фундаментальные показатели компании. Покупая дешево, инвестор в ценности создает подушку безопасности для своих инвестиций. Истинных инвесторов в ценность не беспокоит непривлекательность компаний, в которые они вкладывают свои деньги; фактически иногда кажется, что чем уродливее выглядит компания, тем для них лучше. Их привлекают три «Н» — Невостребованные, Нелюбимые и Недооцененные акции. Конечно, они предпочитают покупать «хорошо управляемый, прибыльный бизнес по низкой цене», но таких возможностей немного и встречаются они редко. Вместо этого они покупают акции, которые продаются по цене, значительно ниже своей амортизационной стоимости, текущая прибыль которых ниже жизнеспособной прибыльности, и которые являются дешевыми с точки зрения традиционных методов оценки.

Инвесторы в ценность определенно не страдают от любви к своим акциям. Когда акции уродливых компаний, которыми они владеют, повышаются в цене, они становятся дорогими и имеют хороший спрос по цене выше их амортизационной стоимости, эти инвесторы продают их с легким сердцем и идут искать дешевизну в другом месте. Инвесторы в растущие акции заполняют свои портфели акциями крупных компаний с хорошим потенциалом роста, т. е. акциями, которыми они могут гордиться. Инвесторы в ценность наполняют свои портфели дешевыми акциями компаний, которые испытывают проблемы. Устойчивые акции, по определению, являются дешевыми относительно стоимости своих активов и прибыльности, потому что инвесторы смотрят на них с пессимизмом. Обычно в отношении этих акций на рынке имеются плохие новости, а поскольку инвесторы имеют склонность к экстраполяции, они предполагают, что плохие времена для этих компаний будут продолжаться.

Бенджамин Грэм — святой отец для инвесторов в ценности. Уоррен Баффет тоже относится к нему с уважением, но Баффет расширил определение внутренней ценности Грэма, включив в него оценку стоимости неосязаемых активов или бренда. Так как Баффет является инвестором в ценность, то размер его портфеля вынуждает его использовать стратегию «покупай и держи», хотя это можно считать инвестиционным оксюмороном. Баффет говорит, что он любит покупать хорошие компании по высоким ценам. Он любит производственный бизнес, и он понимает, что генерирует свободные денежные потоки. Поскольку технологические акции не соответствуют этим критериям, он никогда их не покупает. Бен Грэм всегда проповедовал выгоды приобретения акций (или корпоративных облигаций в этом контексте) с «подушкой безопасности». Она образуется в результате того, что ликвидационная стоимость активов компании (цена, которую заплатил бы за нее информированный бизнесмен) намного выше цены, которую вы платите за ее акции. На форзаце классической книги Грэма «Анализ ценных бумаг» приведена цитата из поэзии Хораке: «Многие из тех, что упали, должны подняться, а многие из тех, что на вершине, должны быть низвергнуты вниз».

Агностики верят в то, что ничто не вечно

Агностики не верят ни в одну религию. Они говорят, что все в инвестиционном бизнесе является временным. Их девиз «Ничто не вечно». Они указывают на то, что религиозные фанатики за свою веру часто попадают на костер. Когда растущие акции относительно дешевы, и экономическая конъюнктура им благоприятствует, агностики будут инвестировать в рост. Когда растущие акции дороги, но имеются бумаги, продающиеся дешевле их ликвидационной стоимости, они будут инвестировать в ценность. Иногда они вкладывают свои деньги и в то, и в другое. Они утверждают, что существует возможность балансировать между ростом и ценностью, из которой интеллектуальный инвестор может извлечь выгоду. Фанатики роста и ценности отвечают, что такой разброс используемых стратегий ведет к проигрышу. Я агностик, но поскольку покупка дешевых акций в большинстве случаев оказывается выгоднее покупки дорогих, я имею сильный уклон в сторону инвестиций в ценность.

Рост или ценность: какая стратегия работает лучше?

Сравнительная статистика показателей эффективности работы стратегий инвестиций в рост и в ценность однозначно свидетельствует, что в течение ряда лет ценность побеждает рост, особенно в отношении компаний с малой капитализацией. Авторитетные специалисты, такие как Ибботсон и Фама-Френч, создали индексы роста и ценности и вычислили эффективность этих стратегий. Согласно Ибботсону, с 1927 года акции крупных устойчивых компаний росли на 11,5 % в год, а мелкие компании дорожали на 14,8 %. Для сравнения, крупные растущие компании поднимались в цене в среднем на 9,2 % в год, а растущие компании с малой капитализацией — на 9,6 %. Различие в этих показателях, сложившееся более чем за 75 лет, поражает. Один доллар, инвестированный в 1927 году в каждый из этих индексов, стоил бы сегодня 35 957 долларов, если вы вложили его в недооцененные рынком акции мелкой компании, 4802 доллара для недооцененных акций крупной компании, 1089 долларов для акций мелких растущих компаний и 820 долларов для акций крупных растущих компаний! Различие результатов инвестиций в зависимости от выбора стратегии и величины капитализации компаний является поразительным. Мелкие недооцененные компании принесли почти в восемь раз большую доходность, чем крупные недооцененные, и в 40 раз больше, чем крупные растущие. Бен Грэм должен быть доволен. Только в 1930-х и в 1990-х годах имелся полный десятилетний период, когда акции крупных растущих компаний по доходности превзошли акции крупных недооцененных компаний. Акции мелких растущих компаний плелись в хвосте акций мелких недооцененных на протяжении каждого десятилетия, кроме 1930-х годов. Однако в любом году могут иметь место невероятные перекосы. Например, в 1998 году акции крупных растущих компаний принесли 33,1 %, в то время как бумаги крупных недооцененных компаний довольствовались ростом в 12,1 %.

Если вы должны выбрать для инвестиций только один инструмент, то для индивидуальных пенсионных счетов (IRA) и долгосрочных вложений в Соединенных Штатах лучше всего подходят акции мелких недооцененных компаний. Это очевидно. Акции являются высокодоходным классом активов, а бумаги компаний с малой капитализации — отличники в этом классе. К сожалению, в настоящий момент акции малых компаний и недооцененных, и растущих исторически, слишком дороги по сравнению с акциями крупных компаний. В последние шесть лет доходность акций мелких компаний была намного выше, чем крупных компаний, и бумаги недооцененных мелких компаний обоснованно обошли по этому параметру акции соответствующих растущих компаний. Но сейчас я бы предпочел подождать с покупкой каких-либо акций мелких компаний. Прямо сейчас, в середине 2005 года, акции крупных компаний выглядят относительно привлекательнее по сравнению с акциями мелких компаний, и акции растущих крупных компаний относительно дешевле по сравнению с акциями недооцененных компаний с высокой капитализацией. Индекс акций растущих компаний с высокой капитализацией, объединяющий 90 компаний, торгуется сейчас при превышении цены к доходу в 20,5 раз, а для индекса недооцененных акций это отношение равно 11,9. Значение коэффициента Р/Е для растущих акций превышает аналогичный показатель для недооцененных акций в 1,68 раза при историческом медианном значении этого отношения, равном 2,5.

На мой взгляд, для пенсионных счетов имеют смысл инвестиции в индексные фонды Vanguard. Несомненно, вы получите дополнительную прибыль, если сможете выбрать для своих вложений успешный взаимный фонд, но для этого вам придется преодолеть более серьезное сопротивление, связанное с более высокими затратами, цикличностью показателей эффективности работы управляющих, их кадрового состава и т. д. Когда конъюнктура рынка позволяет, и акции мелких компаний выглядят достаточно дешево, Vanguard формирует индексный фонд недооцененных акций компаний с малой капитализацией. Выбор акций для этого фонда основан на Индексе MSCI, кандидаты на включение в который просеиваются по восьми показателям, среди которых: отношение цены к балансовой стоимости, дивидендный доход, отношение размера дивидендов к выручке, рост продаж и рост долгосрочного дохода. MSCI определяет американские мелкие компании следующим образом: в общем рейтинге по размеру капитализации они занимают с 751 по 2500 позиции. Обращая внимание на каждую акцию, компьютер помещает их в MSCI индексы ценности или роста. Не идеальный способ, на мой взгляд, но он позволяет реализовать общий принцип. Не менее важно и то преимущество, что расходы на управление индексным фондом являются незначительными. Накладные расходы укладываются в 18-27 базисных пунктов в год, в зависимости от типа акций, находящихся в собственности. Это при том, что в случае выбора активно управляемых фондов расходы составляют 80-150 базисных пунктов, без учета коммерческих расходов.

Инвесторы в растущие компании утверждают, что индексы Vanguard и Ибботсона смехотворно упрощены. Они говорят, что обладают специальными навыками для того, чтобы распознать компании, которые способны избегать поражений и показывать длительный рост. Они утверждают, что их портфели заполнены акциями, которым принадлежит будущее. Произвольные статистические выкладки и группировки, по их мнению, ничего не доказывают. Эти управляющие иногда несколько высокомерно заявляют, что они обладают всевидящим оком, позволяющим им отличить красоту от уродства. Они презирают инвесторов в ценности, которые, по их словам, занимаются тем, что роются в навозе в поисках дешевого уродства. Единственным показательным сопоставлением эффективности стратегий, на их взгляд, является сравнение итоговой доходности портфелей профессиональных инвесторов в растущие и недооцененные активы. Они также утверждают, что с точки зрения налогообложения стратегия инвестиций в ценности является более затратной, поскольку данная религия предполагает неизбежную продажу выросших в цене акций. При этом инвесторы в растущие компании в течение многих десятилетий могут счастливо жить в тени своих вечно растущих денежных деревьев.

Приведу пример того, как это может работать, если ваш выбор акции оказался удачен. Моего отца всегда волновало его здоровье и инфляция. Он подозревал, что моя мать переживет его на много лет. Он никогда не был сторонником вложений в облигации. «Облигации торгуют сардинами, но хорошие акции эти сардины едят», — это было одно из любимых его выражений. Поэтому он создал для моей матери портфель растущих (и циклически растущих) акций, таких как: Phillip Morris, Caterpillar, Exxon, Coca-Cola, AIG, IBM, Citicorp, Hewlett-Packard, Berkshire Hathaway, GE, Merck, Pfizer и т. п. Ничего экзотического, он выбрал акции солидных долгожителей, которые не требуют никакой заботы с вашей стороны. Когда мама умерла два года назад в возрасте 95 лет, стоимость многих из открытых для нее отцом позиций была меньше, чем нынешние выплачиваемые по ним дивиденды.

Портфель моей матери в течение более чем 32 лет приносил ей в среднем 17 % в год, и ее дивидендный доход рос приблизительно такими же темпами. Я полагаю, что с поправкой на покупательную способность ее среднегодовой доход составлял примерно 12 %. Единственные налоги, которые она платила, начислялись на суммы получаемых ей дивидендов.

Кстати, о налоговых освобождениях! Конечно, поскольку она постепенно старела, появлялась необходимость продавать некоторую часть акций из ее портфеля. Независимо от того, насколько высоко выросли их цены, она продолжала держаться за них, поскольку в случае продажи ей пришлось бы заплатить огромный налог на прирост капитала, а затем еще и ее наследники должны были бы заплатить 55 %-ный налог на наследство. Конечно, уловка заключается в том, чтобы найти и держать растущие акции, которые могут выдержать испытание временем. Очевидно, что это трудно. Мы с братом Джереми пристально наблюдали за ее инвестиционным портфелем и время от времени пропалывали сорняки и производили замену акций тех компаний, которые, как мы думали, начали колебаться.

Мы были удачливы и чувствовали ветер, подгоняющий нас в спину. Я думаю, что выбирать отдельные акции — слишком опасное занятие для любителя. Как я упоминал ранее, история показывает, что продолжительность жизни растущих акций является короткой, и последующее падение может уничтожить годами копившуюся прибыль.

Что касается открытых фондов, то их управляющие приходят и уходят, а комиссионные выплаты высоки. Если вы можете найти кого-то подобного Биллу Миллеру или Легу Мэйсону, считайте это подарком небес. Как я уже говорил, индексные фонды, представленные во всех формах и размерах и берущие крохотные комиссионные, являются привлекательной альтернативой. По крайней мере, вы сможете получить доходность, точно соответствующую росту индекса. Два самых крупных индексных фонда, это, безусловно — Vanguard и Fidelity

Инвестиции в растущие компании из-за смещения к стратегии «купить и держать», несомненно, являются более эффективными с точки зрения экономии на налогах. Однако для инвесторов, свободных от налога, весомым аргументом является тот факт, что доходность реальных портфелей инвесторов в ценности превосходят доходность портфелей инвесторов в растущие компании. Нью-йоркская исследовательская компания Bernstein публикует основанные на анализе реальных портфелей результаты сравнения индексов роста и ценности, которые представлены в табл. 17.1. Этот индекс учитывает фактор выбора акций. Невероятные колебания между доходностями этих двух базовых стратегий, которые наблюдались с 1998 по 2001 годы, только подтверждают мою склонность быть агностиком. Также интересно заметить, что в период одного из самых больших за всю историю спекулятивных «пузырей» растущих акций лишь в 1998 и 1999 годах им удалось получить абсолютное преимущество над недооцененными акциями.

Таблица 17.1

Сравнение совокупной доходности, полученной от вложений в акции роста

и в недооцененные акции, %

Год

Крупные компании

Спрэд

(рост-ценность)

инвесторы в ценности

инвесторы в рост

1969

-12,1

-7,2

4,9

1970

4,0

-7,4

-11,4

1971

13,9

23,3

9,4

1972

11,0

20,1

9,1

1973

-9,3

-19,2

-9,9

1974

-16,1

-29,8

-13,7

1975

43,8

36,0

-7,8

1976

38,2

21,3

-16,9

1977

1,5

-0,9

-2,4

1978

9,3

10,7

1,4

1979

22,8

24,2

1,4

1980

26,4

38,2

11,8

1981

5,3

-1,3

-6,6

1982

25,0

26,4

1,4

1983

24,6

19,4

-5,1

1984

7,5

1,9

-5,6

1985

31,6

27,4

-4,2

1986

18,9

18,3

-0,6

1987

3,2

6,5

3,3

1988

19,6

12,9

-6,7

1989

25,6

33,1

7,5

1990

-4,3

-0,4

4,0

1991

30,0

39,4

9,5

1992

11,0

7,0

-4,0

1993

14,3

9,0

-5,3

1994

0,6

*0,8

-1,4

Таблица 17.1 (продолжение)

Год

Крупные компании

Спрэд

(рост-ценность)

инвесторы в ценности

инвесторы в рост

1995

34,4

33,5

-0,9

1996

22,4

22,3

-од

1997

28,9

30,5

1,5

1998

12,9

32,2

19,3

1999

7,4

33,4

26,0

2000

9,7

-9,3

-19,0

2001

-3,8

-20,2

-16,4

2002

-18,0

-27,3

-9,3

2003

28,6

29,6

1,0

2004

12,5

9,4

-3,1

I квартал 2005

-0,9

-3,6

-2,7

Пересчитанная на год доходность

1969-1979

8,2

4,5

-3,7

1969-2004

12,3

10,5

-1,8

1980-2004

14,2

13,3

-0,9

Источник: Sanford С. Bernstein, Inc.

¹

Опцион пут — сделка, в соответствии с условиями которой покупатель имеет право на продажу определенного актива в течение (через) определенный срок по определенной цене, уплатив за это право продавцу, обязующемуся выкупить актив, денежную премию. — Примеч. пер.