Тяжелая, запертая железная дверь была покрыта ржавчиной, но тем не менее оставалась твердой. Стены здесь были каменными и не обшиты панелью. Никаких бархатных драпировок, никаких мраморных бюстов, никаких книжных полок или шкафов. У каждой школы есть технические места, о которых они даже не беспокоятся. Обычно это отличные места, чтобы можно было проскользнуть незамеченным, если вы не хотите, чтобы вас увидели.
Но я была здесь по другой причине.
Дверь была заперта, ключ висел на гвозде. Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы достать его. Он был на такой высоте, что изменившиеся парни-оборотни могли легко дотянуться до него.
Леон отступил. Низкое, пульсирующее рычание прогремело через огромную, железную дверь, но я была не в настроении.
— Прекрати! — отрезала я, и рычание прекратилось. — Ты же знаешь, что это я. Боже!
— Он реагирует на меня, — Леон отступил дальше и прислонился к стене в добрых пятнадцати шагах. Он закрыл глаза и, судя по всему, слегка задремал.
Меня не обманывали, но я действительно ценила уединенность.
Я толкнула дверь. Она застонала, несмотря на то, что я смазала маслом петли в первую ночь, когда мы привезли его сюда. Было слишком тяжело сделать что-нибудь еще.
По крайней мере, по ночам он больше не бросался на стену. И он поправился после того, как сражался сразу с тремя вампирами. Это была опасная ситуация, но он справился со всем.
Я чувствовала себя хорошо из-за этого, даже при том, что не имела к его выздоровлению никакого отношения. Это все Дибс: он латал его и боролся за его жизнь.
Пепел поприветствовал меня низким хныканьем, опуская свою узкую голову. Бледная полоса, бегущая вдоль левого виска, пылала в свете, исходящем из коридора. Покрытая коркой челюсть, куда я выстрелила папиной серебряной пулей, медленно заживала. Никто не был уверен, находилось ли серебро все еще в его плоти и кости, мешая контролю Сергея, или призыву, как сказал бы мрачно Кристоф. Если серебро вышло из его тела, а я была одна с ним в комнате...
... ну, они звали его Сломленным по определенным причинам. Сломленный по воле короля вампиров. Я смотрела на то, кем мог стать Грейвс, только он не был бы волосатым и не был бы способен превратиться в парня.
Никто не мог сказать мне, что произойдет. Даже Нэт, а она была, вероятно, единственной личностью, к которой я могла прийти и рассказать все. Хотя я еще не подходила к ней. Я работала над этим.
У меня даже была записка в ванной, запертая в ящике туалетного столика с небрежным почерком Сергея, сделанным грубыми, ржаво-красными чернилами: «Раз ты забрала моего Сломленного, я сломлю другого».
Комната являлась фактически клеткой. Там была длинная, узкая, металлическая полка, которая служила кроватью, и он не раскромсал одеяло, которое я принесла в последний раз. Миска с едой была облизана дочиста и стояла в углу, и это тоже было прогрессом. Там был унитаз, но я не смотрела на него. Вместо этого я прошла в клетку к полке-кровати, подняла одеяло и взбила его, потом быстрыми движениями сложила его.
— Ты больше не рвешь их. Это здорово!
Пепел сел на задние лапы. Почти восемь футов оборотня, которого сложно остановить, рассматривало меня, склонив голову на бок. Он рассматривал весь мир, как золотистый ретривер, который хочет поиграть, но боится подойти к хозяину.
— Все виды удовольствий! Сначала меня избивают, потом на меня нападает Монстр Спагетти. Только не так уж приятно и забавно отбиваться от множества спагетти, когда ты голый в душе. С тобой когда-нибудь случалось нечто подобное? Вероятно, нет, — я упала на кровать, неловка держа тяжелое одеяло. Я небрежно сложила его; края были грязными. Бабушке не понравилось бы это.
Возможно, теперь я могла бы даже занести матрас. Здесь очень весело — со мной и со Сломленным. Мы оба бесполезные. По крайней мере, он бесполезен для Сергея. Или мы так надеялись.
Хотя Пепел довольно полезный, когда дело доходит до спасения моей шкуры.
Сломленный оборотень сел дальше. Если бы у него стояли уши, то они повисли бы.
— Ты же знаешь, мы хорошая команда, — я не смотрела прямо на него. Я достаточно знала о бродячих собаках, чтобы не делать этого. Он медленно пододвинулся ближе, перемещаясь с медленной, гибкой грацией. — Прошлой ночью мы надрали вампиру задницу, не так ли?
Он издал низкий, скулящий шум, склонил голову. Он отлично понимал, когда я была расстроена. Забавно, что он единственный парень, кто действительно понимал это. Или, по крайней мере, кто знал, как держать рот на замке, когда я была рядом.
Конечно, тот факт, что его челюсть, пока он находился в такой форме, не была приспособлена к говорению, вероятно, имел некоторое отношение к этому.
Было где-то между двенадцатью и часом ночи, почти время обеда в Школе. Если бы я была там, где, как предполагалось, должна быть, то сидела бы на стуле в пустом классе, пытаясь по команде вызвать трансформацию, пока наставник читал лекции. Потом появился бы Кристоф и вставил бы свои пять копеек.
Внезапно моя кожа зачесалась: снаружи опустилась ночь. Школа владела большой территорией зеленой зоны. Я не могла дождаться еще одного дневного забега, даже если за мной по пятам ходил дампир. Теперь я понимаю, что, если бы только я могла словить их, пока они следили за мной, и выяснить, как становиться невидимой... в общем, это было бы стоящим умением.
Спиннинг обещал мне, что я смогу стать кроликом, когда пройду становление. Я не могла дождаться этого! Это честь быть выбранной для забега. Дибс угощал нас пиццей и пивом — герой дня.
Пепел двинулся вперед. Его ушибленная щека потерлась о мое колено. Он снова завыл и немного потерся.
Я вслепую положила вниз руки. Мои пальцы встретили кривизну его черепа. Волосы терлись о кожу, как будто были живыми. Я погладила его, почесала за ушами — опустила руку ниже, изгибы хрящей прятались в меху.
Он затрепетал. Мех слегка рябил, волны проходили по нему, как ветер по кукурузе.
Иногда, когда я так делала, показывались участки белой кожи. Столь хрупкой, неровной, столь мягкой под всем этим мехом и дикостью. Выглядело так, будто те кусочки кожи никогда не видели солнца.
— Жаль, что я не знаю, сколько тебе лет, — я почесала и успокоилась, разглаживая мех, но избегая прикосновений к обнаженной коже, когда та показывалась. Это просто... это просто казалось неправильным. — Ты знал Кристофа, да?
Завывания переросли в низкое рычание. Я постучала по его узкой голове.
— Прекрати это! Я просто спросила.
Рычание изменилось, как будто он пытался заговорить. Казалось, он пытался произнести мое имя. «Рууууу... — длинная пауза. — Груууууу».
— Все хорошо, — я села прямо, открыла глаза и успокоила его. — Серьезно. Это только вопрос. Эй, я знаю. Пошли погуляем, а? Прогулка? Тебе нравится эта идея?
Господи Боже, Дрю! Он мог в любое время подвязать тебя за кишки, но ты ведешь себя с ним так, будто он собачка. Не очень умно!
Я ничего не могла с собой поделать. Не тогда, когда он прислонялся к моей ноге, как собачка в холодную ночь, и оранжевый блеск закручивался в его зрачках под тяжелыми веками.
Он не выглядел слишком радостным по поводу того, чтобы прогуляться, но я скользнула к краю кровати, врезаясь в него.
— Возможно, ты готов. Мы можем побродить? Только до конца коридора и...
— Плохая идея, — сказал Кристоф, стоя у двери.
Я практически подпрыгнула, убирая свободную руку от обнадеживающего медальона. Пепел напрягся, но его голова не покинула моего колена.
Кристоф не выглядел сердитым. Он просто стоял, прислонившись к дверному косяку, руки скрещены на груди. Никогда, даже за миллионы лет, я не смогу выглядеть так грациозна, стоя тихо. Большинство других дампиров тоже не смогли бы. Он выглядел так, будто весь мир был не больше, чем фоторамкой, выгодно подчеркивающей его с правой стороны, но не способом «я такой привлекательный». Больше в виде иллюстрации — той, что висит в дорогой кофейне, где-нибудь на западном побережье.
Пепел моргнул совершенно сознательно. Сперва правым глазом, потом левым. Пятнышки и водовороты оранжевого слились вместе в устойчивый свет в его глазах.
Я запустила пальцы в густой ершик волос позади шеи оборотня. Никто, кроме Грейвса, никогда не стоял в дверях, когда я навещала Пепла, и тогда все было хорошо. Или, по крайней мере, менее запутано, чем сейчас.
— Раньше ты не приходил сюда, — я была рада, что не одела туфли. Нет ничего, кроме как смотреть на парня, которого поцеловала и накричала в одну и ту же ночь, что могло заставить почувствовать меня благодарной за наличие брони.
— Тогда не было никакой необходимости. И у нас с Пеплом есть... история, — на его лице появилась небольшая, натянутая улыбка. — Также у нас чрезвычайное заседание Совета. Требуется твое присутствие.
Он сказал это так, будто действительно «требуется». Полагаю, что так оно и было.
— Это насчет душа, да?
— Только мимоходом. Появилась информация, — пауза была значительной, но его выражение не изменилось. — Об Анне.
Напряженность Пепла превратилась в звук. Мысленное рычание было настолько низким, что я почувствовала его в костях, и одеяло упало с кровати. Он повернул голову назад, глядя на меня, его глаза — оранжевые лампы.
— Держите на привязи собаку, миледи, — Кристоф ощутимо напрягся, и трансформация мягко скользнула по нему. Волосы пригладились назад, темнея, теперь его глаза тоже пылали холодным, очень холодным голубым. — Кажется, ты единственная, кто может удерживать его в спокойном состоянии.
— О, да ладно! Я вешу четверть того, что весит он в этой форме. Как будто я смогу остановить его, если он будет преследовать тебя, — все равно я надеялась, что этого не произойдет. Из всех вещей, которые могли величать эту ночь худшей, конечно с моим участием, — и это говорит о чем-то — это если Кристоф и Пепел сцепятся в клетке. Со мной, стоящей там.
— Если он нападет на меня, то ты потеряешь своего Сломленного, — ему удалось выдать это как констатацию факта. — Теперь он твой. Серебро не отвечает за это, — Кристоф выпрямился и сделал один осознанный шаг через порог. С пятки на носок, делая движения так, что у него был баланс в любой момент.
Он ожидал, что Пепел выкинет что-нибудь.
Сломленный оборотень был очень тихим. Он смотрел на меня — не на Кристофа.
— Я хочу взять его на прогулку, — я не имела в виду именно сейчас, но я также не хотела откладывать это. Я украдкой бросила еще один взгляд на лицо Кристофа. Мои пальцы болели, находясь в меху Пепла, кулаки сильно сжались и потели. Сломленный все еще смотрел на меня, и его губы беззвучно поднялись, показывая острые, очень белые зубы.
Много зубов.
— Не сегодня, Дрю. Пожалуйста, — и как так случалось, что Кристоф мог иногда просить меня о чем-то? Если бы он делал это почаще, то я не была бы такой расстроенной.
Мой подбородок упрямо поднялся. «Это взгляд мула», — говорил в памяти голос бабушки, и ее потеря быстро поднялась к горлу.
— Тогда когда?
— Завтра ночью. У нас не будет занятий с малайками. Ты стараешься сильнее, чем я когда-либо видел от других учеников. Думаю, тебе нужен выходной.
— Тогда это займет еще больше времени. Мы, как предполагается, не должны расслабляться, Кристоф. Ты расслабляешься, а потом тебя ловят. Разве это не ты сказал мне?
— То, что я говорю тебе во время занятий, не требуется повторять. Это моя работа давить на тебя, Дрю. Я должен быть вдвое сильнее, чем все, что ты можешь обнаружить здесь. Я тренировал сотни Куросов. Некоторые из них мертвы. Иногда мне интересно, если бы я был более безжалостным, сильнее давил ни них, были ли бы они все еще живы.
Держу пари, он не думал о них. Судя по выражению его лица, спорю, что он думал о ком-то другом. Ком-то с моими волосами, только гладкими локонами вместо вьющихся, и лицом в форме сердца.
О моей маме. Он тоже тренировал ее.
— И ты хочешь, чтобы я взяла отпуск, — да, я была стервой. Но он всегда имел чертовы ответы! Это было утешительно, пока не становилось все наоборот.
Папа уже сказал бы мне позаниматься ката и заставил бы меня делать петли. И я бы смогла сделать их.
Не так ли? Как папа справлялся со всем этим? Он даже не рассказал мне об основных вещах, касающихся меня. О том, кто я или что, кем был он, кем была мама... но мне не следовало знать это, не так ли? Я знала все, что требовалось, когда была его помощницей. Его маленькой девочкой.
Папиной маленькой принцессой. Которая пустила пулю в зомби-отца.
Из всех мыслей именно эта запутает все в голове, что должно быть расставлено по полочкам.
Кристоф не двигался.
— Я надеюсь на лучшее, но тренирую тебя к худшему, — он вздохнул. — Совет ожидает тебя, Дрю.
— Они могут обойтись без меня, — если бы я и дальше держалась бодро, то тон болезненного терпения раскололся бы. Мне еще не удалось заставить его выйти из себя, но я продолжала стараться. Я почти чувствовала, как он держал себя в руках.
Его глаза светились так же, как у Пепла, ярким, пронзительным голубым.
— Нет. Не могут. Ты единственная светоча, которая есть у нас. Ты глава Братства, даже если большинство из твоих обязательств формальные с этой точки зрения. И информация об Анне может привести к... другой информации. К которой ты выражаешь огромный интерес.
Он никогда не упоминал Грейвса по имени. Это было отчасти оскорбительно.
Я похлопала свободной рукой по голове Пепла, приглаживая его волосы. Он был тихим, как камень, показывая зубы, смотря на меня. Это не напугало меня настолько сильно, насколько должно было. Выбившиеся пряди упали мне на лицо. Жаль, что волосы не распустились полностью: я могла бы спрятать свое выражение лица.
— Им больше нравилось, когда всем управляла Анна. По крайней мере, она все время знала, что делать.
— Когда она впервые приехала, то была такой же глубоко неуверенной, как ты, — Кристоф выбирал слова очень, очень осторожно. И он был напряжен, его плечи стали твердыми.
— Держу пари, ты помогал ей справиться со всем этим, не так ли. Ты такой услужливый, — да. Я была полнейшей сукой, ладно? Я просто не могла остановиться.
Он стал таким же тихим, как Пепел.
— Я делал то, чего требовали обязанности.
— Ты поэтому находишься здесь? Из-за обязанностей?
Он вздохнул.
— Нет. Прямо сейчас я понимаю твои гнев и одиночество настолько сильно, насколько не обращаю внимания на твои дневные игры.
Мой подбородок упрямо поднялся.
— Ты не знаешь, какого это быть все время запертой здесь.
— Именно поэтому я позволяю тебе выходить в течение дня и только придерживаюсь дистанции. Ради твоей безопасности.
— Позволяешь мне выходить. Как будто я заключенная.
— Почему мы не обращаемся к тому, что действительно беспокоит тебя, кохана?
О, нет ничего, что бы заставило меня хотеть сделать это.
— Иногда, — обратилась я к стене напротив меня, не глядя ни на кого из них, — я действительно ненавижу тебя, Кристоф.
— Ты ведешь себя со мной импульсивно, потому что это безопасно.
О, черт возьми! Что вы делаете, когда кто-то говорит вам нечто подобное? Я еще раз взглянула на него украдкой, и все напряжение ушло из его плеч. Трансформация тоже ушла. Он просто стоял, как если бы я не удерживала разъяренного оборотня, как если бы здесь, в этой узкой клетке, мы были одни. Его руки повисли, свободные и пустые, и он смотрел прямо на меня.
На мое лицо. Где каждая мелочь, которую я чувствовала, вероятно, была написана неоновыми буквами. И подчеркнута.
— Из всех слов, которые я могла бы выбрать, чтобы описать тебя... — я действительно собиралась сказать, и «безопасность» не было одним из тех слов. Но это была бы ложь. Я не чувствовала себя с ним в такой безопасности, в какой чувствовала себя, когда Грейвс спал со мной в одной комнате, где я знала, что проснусь и все будет хорошо.
Нет, Кристоф был той безопасностью, у которой имелись зубы. Когда вы знали, что все плохое находится за дверями, но ни ничего из этого не так плохо, как вещи, которые находятся внутри и сторожат вас. Он был как поездка на американских горках или обманщик. Совсем не утешительно!
Только это то утешение, когда обманщик находится на вашей стороне.
— Которое ты бы выбрала? — он все еще смотрел на меня.
Я похлопала Пепла по голове.
— Полагаю, противный — было бы отличным словом. Двигайся, малыш.
Сломленный оборотень послушно отошел в сторону. Он двинулся назад, пытаясь проскочить между мной и Кристофом так, чтобы это не было слишком очевидно. Я протянула руку, достала до головы и мягко толкнула его.
— Иди сюда! Не думай, что я ничего не вижу.
Он был крепким и стойким, но наконец он перешел на мою сторону. Я расстелила одеяло на полке-кровати.
— Я вернусь. Доброй ночи. И не беспокойся. Ты показываешь больше коже, чем когда-либо. Ты превращаешься. Я знаю, что ты сможешь.
Да! Правильно! Но Кристоф ничего не сказал, и Пепел бросил мне длительный, необычный взгляд. Как будто он понимал и поверил мне. И как будто хотел сказать что-то еще, но не мог. Челюсть хрустнула, когда он открыл рот, показывая в зевке все свои белые зубы. Звук прибыл из глубины горла, и я могла поклясться Богом, что он пытался произнести мое имя.