Я еще раз просмотрела автостоянку отеля и закрыла дверь, одно мгновение стояла с повисшей головой. Мысль о том, чтобы нанести на стены защиту, почти угрожала опрокинуть меня.
Я заплатила наличными и использовала старое, поддельное удостоверение — то, что осталось от путешествий с папой. Клерк едва ли взглянул на него, его глаза заблестели, когда я просунула на прилавок доллары. Он вернулся к просмотру мерцающего телевизора, по которому шло шоу о татуировщиках, и я с радостью взяла ключ и поплелась.
— Давайте же, еда не будет все время горячей. Или даже тепловатой, — Грейвс коснулся моего плеча.
Парни принесли груду сумок с фаст-фудом. Еще один плюс больших городов: они даже не моргнут, когда вы проезжаете через Нью-Джерси в три часа утра в угнанной машине с двумя голодными оборотнями и покупаете на шестьдесят долларов гамбургеров и картофеля фри, не говоря уже о шести больших шоколадно-молочных коктейлях.
Пепел с мордой погрузился в двойной чизбургер с беконом, пытаясь одновременно съесть его и через трубочку выпить второй молочный коктейль. У Грейвса была горстка картофеля фри, и он уже выглядел более бодрым. Если он запихнет в себя достаточно еды, то синяки заживут, и в течение двенадцати часов с ним все будет хорошо.
Мой мозг устал. Такое ощущение, что я добиралась до сути грязи. Сергей. Анна. Кристоф. Неужели я действительно сделала все это? Я моргнула, взяла гигантский гамбургер в хрустящей бумажной обертке и с трудом сглотнула.
Комок в горле не хотел уходить. Все проходило мимо него. Я ела механически, и в течение пятнадцати минут слышались только звуки чавканья, жевания, и счастливые, гудящие звуки Пепла, когда он пережевывал. Грейвс постоянно ел, веки прикрывали затемненные болью радужки глаз, плечи были сгорблены.
Через некоторое время Грейвс остановился, посмотрел на меня. В течение длинного мгновения мы смотрели друг на друга, и я приготовилась настолько, насколько могла, продолжая жевать, запивая безвкусную жвачку холодным, сладким, молочным коктейлем.
— Так что же теперь делать? — глаза Грейвса светились. Чем больше он ел, тем больше отступали тени. Он смотрел на меня так, будто мне следовало бы знать.
Ну, я знала, отчасти. Из всех нас я была единственной, кто привык к такого рода вещам. Побеги. Сценарии. Папа вбил в меня это, все детство я готовилась к подобному роду вещей.
Ответственность засела во мне, как вес холодного копья.
— Теперь мы поспим. Потом, утром, мы найдем машину, которую сможем использовать на длинные расстояния.
Он поглотил это.
— Мы не вернемся к... к ним? К Братству?
— Ты хочешь, чтобы тебя снова передали сам-знаешь-кому? Пока они будут лгать и держать меня подальше от того, чтобы я пришла за тобой? — я вздохнула, когда Пепел посмотрел на меня, его темные глаза округлились, как будто я только что кричала.
Но это не так. Я просто казалась злой. Резкой. Взрослой.
По крайней мере, взрослее, чем была на самом деле. Я хотела воды, чтобы избавиться от вкуса во рту. Он походил на пепел и старую кровь, и это было плохо. Все чизбургеры и молочные коктейли мира не смогли бы скрыть его.
Грейвс кивнул. Его лицо натянулось, появились линии, как будто он старел прямо передо мной. Раньше я видела этот взгляд, когда папа проезжал через плохую часть города, а я удостоверялась, что двери были закрыты. То же было на лицах детей, которые ютились в холоде, глядя на проезжающие машины и надеясь на то, что они не остановятся — или что остановятся, потому что дети были голодными.
Очень, очень голодными.
— Так, гм. Ты... — Грейвс посмотрел на груду картофеля фри, которая находилась перед ним. — Ты пришла туда. Одна. Ради меня.
Да, и ты почувствовал отвращение из-за того, что я наполовину кровосос. То же самое почувствовала я.
— Давай не будем говорить об этом, — я запихнула в рот еще один комок чизбургера и небрежно прожевала.
Пепел посмотрел на Грейвса, потом на меня, будто следил за теннисным матчем. Половинка картофеля свисала из его рта, и он выглядел таким грустным и напуганным, что этого было достаточно, чтобы заставить меня кричать.
Я бросила остатки гамбургера и встала, отодвигая стул от дешевого стола.
— Я собираюсь помыться.
Здесь находилась только одна кровать, но она была королевских размеров. Ванна не представляла собой ничего особенного; я бы лучше помыла ее двумя тряпками и бутылкой слюней. Но она была дешевой и безопасной на сегодняшнюю ночь, и нам нужен был отдых. Мне нужно было поспать. Мне требовалось всего несколько часов, чтобы выяснить, что, черт возьми, мы будем делать.
Я не сильно думала, спасая Грейвса. Если Сергей выжил, то будет неотступно преследовать меня, Братство будет искать меня, и каждый кровосос, который сможет пронюхать нас, попытается разорвать нас на малюсенькие кусочки.
По крайней мере, душ был горячим. Я сняла свою грязную одежду и в течение нескольких минут решила не беспокоится о том, что у меня нет чистой одежды. Я ступила под воду, пытаясь не слишком громко ойкать, когда ступни заскользили по грязному, плохо вымытому пластику.
Сухая кровь и грязь смылись. Бедра забавно чувствовались, и я намыливала себя, когда поняла, что что-то изменилось. Под брызгами я немного выгнула спину, и мне ничего не мерещилось.
Грудь увеличилась!
Я подняла руку. Когти аккуратно скользнули из кончиков пальцев, янтарного цвета и довольно изящные. У светочи появляются когти, когда они...
Я выбралась из все еще работающего душа, протерла зеркало, посмотрела на себя, опираясь на край стойки, в то время как с меня капала вода на желтоватый линолеум. Челюсть практически отвалилась, и я на самом деле увидела, что клыки немного удлинились, заострились.
Святое... Я не чувствовала ничего, кроме утомленного изумления.
Лицо стало немного другим: теперь в форме сердца, и учитывая то, что волосы были мокрыми и отброшены назад, было легче увидеть, насколько я выглядела как мама. Скулы выделялись, как у супермодели, ключицы выглядели хрупкими, и вся архитектура лица изменилась всего на несколько миллиметров.
Я официально прошла становление!
И теперь мы в бегах.
Я стояла, опираясь на немного жирную стойку, пока душ работал, и смотрела, как слезы катятся по моим новым, скульптурным щекам.