Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы.

Вступительное слово

Отечественная и зарубежная историография всегда уделяли значительное внимание проблемам российской модернизации. Однако не будет преувеличением сказать, что в литературе наиболее раскрученными преобразованиями остаются так называемые Великие реформы царя-освободителя Александра II. Им посвящён обширный пласт исследовательских трудов, где модернизация 1860-70-х годов презентована в качестве некого образца, по которому должно оцениваться любое реформаторство в России.

В данной же книге речь пойдёт о завершающем этапе существования империи — эпохе Николая II. На ней останавливают своё внимание различные исследователи, пытающиеся осмыслить судьбоносный период нашего прошлого. Тогда в России родилась в полном смысле публичная политика, сформировались партии, была учреждена Государственная дума и т. д. Неудивительно, что интерес к этому этапу не угасает. Поражает другое: столь востребованная эпоха во многом остаётся своего рода terra incognita исторического ландшафта.

Виной тому крайняя политизированность предреволюционного периода, ведь родословные нынешних политических игроков берут начало как раз в нём. Разумеется, рождение либерально-общественного бренда, черносотенного движения и того же большевизма с точки зрения их последователей обязано выглядеть выигрышно. Поэтому, как правило, мы по-прежнему сталкиваемся с различными научно-медийными проекциями, обслуживающими конкретные политические потребности, но весьма далёкими от реалий. И под этим оказалось погребено немало того, что способно в корне изменить традиционные представления о царской России в последний период её существования.

У автора это понимание наметилось в ходе подготовки книги «Питер — Москва: схватка за Россию» (2014). В ней рассматривалось противостояние купеческой элиты и петербургской бюрократии. Непосредственно о купечестве ко времени выхода той книги было сказано и написано более чем достаточно. Но хотелось выяснить подробнее, как же происходило его взаимодействие с реакционными, как убеждала историография, чиновничьими верхами, которые препятствовали развитию бизнеса, а значит, и прогрессу. Этот тезис десятилетиями воспроизводили все, кто так или иначе погружался в эпоху Николая II. Однако знакомство с новым кругом источников, существенно расширившимся в постсоветский период, определило новые исследовательские рубежи. Стало очевидно: главные будущие открытия связаны с полной переоценкой роли бюрократии в два предреволюционных десятилетия, начиная с качественных изменений её состава и заканчивая её расхождениями с придворной средой как традиционным центром власти. Эти расхождения были связаны с разным видением того, каким путём должна развиваться страна. Собственно, именно они, эти расхождения, и составляли суть эпохи.

Приходится признать: противостояние правительства и купечества, которому посвящена книга «Питер — Москва: схватка за Россию» было далеко не определяющим. Долгие годы оно тлело подспудно, оставаясь на втором плане, а в острую фазу вступило в 1905 году, задним числом объявленном годом первой русской революции. Правда, и эти события вывели купечество на авансцену политической жизни совсем ненадолго. И лишь с лета 1915-го оно начинает играть весомую роль в борьбе с правительственными силами, выступив под либерально-западными знамёнами с большинством Государственной думы.

Подчеркнём: чрезмерное историографическое увлечение этим сюжетом как раз и мешает увидеть модернизационный проект, разработанный частью государственной элиты того времени. Отдельные его фрагменты кочуют по разным монографиям, где их приписывают кому угодно, но только не настоящим его авторам. Чтобы внести ясность, необходима расчистка исторического полотна, устранение всевозможных наслоений, серьёзно исказивших подлинные реалии. О реформах Николая II ещё недавно говорить было не принято: непонятным оставался сам предмет разговора. Как и либеральные, так и советские идеологические стандарты проявляли удивительное единодушие в оценке последнего царствования. Эпоха мракобесия, блокирования прогресса, вырождения верхов, или, иначе говоря, прелюдия к гибели империи. Преодоление этих стереотипов, укоренившихся в отечественной историографии, началось в постсоветские годы. Отправной точкой стало воспевание кадетской партии, по убеждению московской группы исследователей, располагавшей искомой программой развития, которую не дала осуществить реакционная бюрократическая клика. Презентация реформаторских потенций кадетов совпала с воспеванием фигуры С.Ю. Витте, чем занялся круг питерских учёных. Продолжилось всё П.А. Столыпиным, на рекламирование которого навалились уже всем миром, поскольку становилось очевидным, что кадетскими общественниками обойтись не получится.

Сами по себе отмеченные подвижки представляют значительный шаг вперёд, поскольку тема реформ в царствование Николая II наконец-то получила необходимое звучание. Однако историческая легитимация этого периода далека от завершения, а проводимая тогда модернизация страны ещё не выяснена с должной полнотой. Достигнутые рубежи могут считаться окончательными лишь теми, кто слабо знаком с корпусом многообразных источников и по каким-то причинам не утруждает себя их разработкой. Только в этом случае возможны такие перлы, как, например: если не «чудо Витте», то «мы говорили бы теперь об ином варианте развития Российской империи»[1]. Сочетание «модернизация Витте — Столыпина», коим с лёгкостью оперируют в последнее время, вообще нельзя признать корректным по причине устойчивого неприятия, антагонизма в их отношениях. Так недолго обнаружить и «кадетско-столыпинский» вариант реформ, смешав заклятых оппонентов в одном «флаконе». Нельзя пройти мимо и ещё одного принципиального момента: если Витте относил к своим непосредственным заслугам любые преобразовательные усилия, то Столыпин позиционировал себя более скромно, никогда не претендуя на единоличное реформаторское авторство. Причисление же его к архитекторам модернизации, развернувшейся в начале XX века, является плохой услугой отечественному реформаторству, ограничивая его субъектность и вариативность.

Следующим шагом в изучении завершающего периода империи является «выведение в историографический свет» целого слоя управленцев, которые и являлись архитекторами экономического курса при Николае II. Преобразования начала XX столетия можно квалифицировать как наиболее масштабные за всю историю существования России. Разрекламированные Великие реформы Александра II явно уступают им по системности и глубине. В то же время адресовать модернизационные заслуги непосредственно Николаю II, к чему склоны нынешние ультрамонархические круги, значило бы находиться во власти воображаемого. Это, мягко говоря, не приближает к пониманию того, кем и как в действительности вырабатывался и осуществлялся реформаторский курс.

Большую помощь в подготовке настоящей книги оказали труды учёных, относящихся к так называемому новому направлению. Эта советская научная школа, полностью разгромленная в начале 1970-х годов брежневской челядью, внесла ощутимый вклад в осмысление России, как тогда говорили, периода империализма.

А.Л. Сидоров, И.Ф. Гиндин, К.Н. Тарновский, П.В. Волобуев и др. подняли вопрос об отличиях буржуазного строительства в России от западной модели, основанной на свободном рынке. Именно благодаря им была разработана точка зрения на российский капитализм как результат в первую очередь целенаправленных усилий государства, а не конкурентных действий субъектов рынка. Другое дело, что постсоветские реалии не располагали к позитивному восприятию подобного. Однако сегодня очевидно, что именно идеи названных учёных должны служить отправной точкой для будущих исследований.

На повестке дня — не лёгкая корректировка сложившегося постсоветского исследовательского формата, а выход на новый уровень осмысления материала.