Я Гордый 5

Глава 23

Глава 23

Смахнув с белоснежного мундира несуществующую пылинку, я покосился на медаль «За отвагу» четвёртой степени. Ничего, скоро, я думаю, у нее прибавится подруг.

Золотые погоны с черными просветами придавали моему облику строгости и пафоса. Был бы дамой, сам бы в себя влюбился, честное слово!

Портной, ну тот, что главный, был в восторге от собственной работы, а уж его помощницы… Так смотрели на меня, будто хотели съесть. Хотя, может, и хотели, кто их разберет, этих работников ножниц и игл…

Покрутившись и так, и эдак, я решил, что пришло время сверкать и покорять, поэтому направился тиранить несчастных гвардеек. Ну как, тиранить — я медленно шел по коридору, стараясь не поскользнуться на набежавшей от них слюне, красуясь и делая очень озадаченное лицо. Кто сказал — озабоченное?!!! Нет, я был столпом мысли и отцом русской монархии! Я знаю, как это выглядит — фильм смотрел.

Видели бы вы, как я эстетично морщил лоб, озабоченный думами о великом. В смысле, озадаченный. Ладно, неважно — развлекался я, потому как настроение было отличным, мне нигде не жало и не давило. Ну и то, как я выглядел, мне тоже очень нравилось.

В общем, двигался я прогулочным шагом по дворцу, поймав чувство дежавю. Вот так же, помнится мне, пару лет назад я шел этой же дорогой и заглянул к Верочке… Ноги сами понесли меня в том же направлении. Традиции — это хорошо и нарушать их нельзя. Интересно, а кто сейчас тут медициной заведует?

Знакомая дверь — стучать или нет? Впрочем, я вроде как у себя дома и привык везде входить без стука. Потянул ручку, сердце пропустило удар. Она была тут! Сидя за столом, что-то писала, смешно наморщив лоб.

— Вера Алексеевна, мое почтение, -слегка поклонился я, сдерживая участившиеся стук сердца.

— Ва-Ваше Высочество! — подскочила она. Ручка вылетела у нее из рук и укатилась под стол, а после, сделав пару кульбитов, остановилась у моих ног. Она замерла, а я, наклонившись, поднял ее и положил возле ее руки.

— Прекрасно выглядите, графиня, -тепло улыбнулся я ей.

— Вы тоже, Ва…

— Не нужно официоза. Та, кто не раз спасала меня, может просто называть меня по имени. Я же себе такой вольности больше позволить не могу.

— Почему же?

— Потому что право утратил. Но не будем о грустном. Как поживаете? Слышал, у вас пополнение в семье было? Рад за вас. А тут какими судьбами? Я думал, вы оставили службу.

— Надоело дома сидеть, вот и решила вернуться. К тому же, сегодня большой прием и мои услуги могут понадобиться.

— Будем надеяться, что нет. Мы любим и уважаем лекарей. И все же желаем попадать к ним как можно реже.

— Я тоже так думаю. Значит, ты вернулся, как всегда, в сиянии блеска и славы. Поздравляю тебя со званием и медалью. Я, конечно, многого не знаю, но слышала много хорошего про тебя от гвардейцев. Муж — тот вообще тебя едва ли не боготворит.

— А вы?

— А я? А что я? Я вами горжусь, Ваше Высочество.

— Не надо меня…

— Простите, я так не могу. Между нами теперь пропасть, которую никак не перешагнуть.

Она подняла на меня глаза, в уголке которых блеснула слеза.

И глянет мгла из всех болот и всех теснин,

И засвистит весёлый кнут над пегой парою.

Ты запоёшь свою тоску, летя во тьму один,

А я, одна, заплачу песню старую.

— Где же вы были все это время? Что с вами происходило? Почему в ваших глазах поселился холод? Вы улыбаетесь, но они будто отражают ночь и тоску. И этот ваш шрам — я же опытный целитель и могу понять, как и чем его нанесли. Вы лишились тогда глаза, да и вообще, части лица. Вы должны были сойти с ума от боли! Но вы стоите передо мной — такой красивый, мужественный и… одинокий.

— Мне пришлось спешно уехать. Где я был, никто не знал и еще долго не узнает. Много чего произошло там, и я почти ни о чем не жалею.

— Почти? — она сделала шаг мне навстречу, но, опомнившись, наоборот, чуть попятилась.

Разлука — вот извечный враг российских грёз.

Разлука — вот полночный тать в счастливой полночи,

И лишь земля из-под колёс, и не расслышать из-за гроз

Ни ваших шпаг, ни наших слёз, ни слов о помощи.

— Почти, — эхом повторил я. — Там, где постоянно холодно, я научился ценить тепло дома и близких людей, что щедро делились им со мной. На многое там научился смотреть иначе. И на многих. Моя жизнь, можно сказать, разделилась на до поездки и после, и теперь я на все смотрю иначе — на людей, на друзей, на близких. Нас учили ни о чем не сожалеть — сделанного не воротишь. Нас учили отпускать прошлое — оно мешает двигаться вперед. Нас заставили принять, что за свои поступки мы и только мы несем ответственность, которую нельзя перекладывать на других.

— Но любую ношу можно разделить с близкими, и она станет легче.

— Иногда свой камень надо толкать самому.

Какой беде из века в век обречены?

Какой нужде мы платим дань, прощаясь с милыми?

И почему нам эта явь такие дарит сны,

Что — дивный свет над песнями унылыми?

— Вы говорите страшные вещи, Ваше Высочество. Что же вас так сильно изменило, хотя и не сломало? Почему вы, даже находясь среди близких, все равно одиноки?

— Я не одинок, просто еще не переключился. Там, где я был, будто иной мир, отличный от этого. Сложно притворяться комнатной болонкой, будучи бойцовым псом. А когда вернулся — сразу как-то все навалилось. Много новостей, много событий. Потом узнал о вас — повторюсь, рад, что у вас все хорошо. Вы сделали правильный выбор.

— Правильный, — кивнула она с показной уверенностью, сквозь которую сквозила фальшь. — Я люблю мужа, он хороший человек. Да и вы, как я поняла, определились с невестами.

— Да. Не успел вернуться, как сразу окольцевали. Ну, почти, — грустно улыбнулся я. — Ладно, пойду, а то меня, наверное, уже обыскались. Прощайте и всего вам самого лучшего.

— Прощай… Сергей, — услышал я в спину, и даже через закрытую дверь до меня донеслись её приглушённые рыдания.

Быть может, нам не размыкать счастливых рук?

Быть может, нам распрячь коней на веки вечные?

Но стонет север, кличет юг, и вновь колёс прощальный стук,

И вот судьба разбита вдруг о вёрсты встречные…

(«Разлука». К/ф «Гардемарины, вперед!» )

Фух, это было тяжело! Тяжело смотреть на нее и не дать волю своим рефлексам. Я уже забыл, как на меня действует эта девушка! Вот только теперь это чужая жена, так что забудь о ней и засунь куда подальше свои мысли и желания! А ведь все могло сложиться по-иному… Ладно, чего тосковать о несбывшемся. Она, надеюсь, будет счастлива, но почему же так тянет в груди?

Все, глубокий вдох-выдох и забыть сюда дорогу. С ней никакая маска не поможет — будто видит меня насквозь. Чуть не поплыл от жалости к себе. К черту такие разговоры! Так и расклеиться недолго, а оно мне надо? Хочу кутить, гулять и заниматься развратом — в отпуске я или нет⁈

Надо бы, кстати, узнать, как там мои девчонки отдыхают. Или рано еще? Да, позже с ними свяжусь. Пусть задание я им выдал и очень сложное, но уверен, они справятся. А еще хорошо бы разузнать насчет моих льда и пламени… А с другой стороны, стоит ли ворошить прошлое? Не знаю, надо подумать об этом в спокойной обстановке.

— Вот ты где! — из-за поворота вихрем вылетела на меня Катя. Вот ответьте мне на вопрос — как она всегда меня находит? Следит, что ли? — Ух ты, какой!!! — с явным удовольствием заметила она, нарезав вокруг меня круг. — Прям красавчик! Пожалуй, надо тебя к себе наручниками приковать, а то украдут. Вы что думаете? — обратилась она к стоящим в охране гвардейкам.

— И под замок посадить, чтобы никто не видел, — подтвердила одна из них.

— Под замок? — призадумалась Катя. — Точно, в моей комнате есть как раз подходящее место, куда его можно приковать!

— Но-но! — с опаской отодвинулся я от нее. — Гордеевы не размножаются в неволе! Мы — птицы гордые и свободолюбивые.

— Вот мы насчет размножения как раз и проверим.

— Проверялка еще не выросла. И куда это ты на такой скорости мчалась, позволь спросить?

— Так тебя же искала.

— Зачем?

— За надом. Пошли со мной, — схватив меня за руку, она под завистливыми взглядами охраны потащила меня вглубь дворца.

Ну да, этим дай волю, огрели бы меня по башке дубиной и утащили в пещеру. Ну никакой цивилизации. Сменили шкуры на ткань, а как были дикарями, так и остались.

— Брысь, зануда, — спихнула она со стула моего старого знакомого.

За эти годы он раздобрел так, что морда в дверь не помещалась. А вот взгляд остался все тот же — презрительный и плюющий свысока на всех. Мысленно облив меня помоями, кот, гордо задрав хвост, удалился, а Катя сунула мне в руки листок бумаги.

— Вот, прочитай. Это твой текст на выступлении. Все помнишь? Выходишь, тебя целуют в зад, ты благодаришь. Все. Никакой самодеятельности. Прочти, запомни и сожги. Потому как это государственная тайна. Лучше бы, конечно, этот листок съесть, но сжечь тоже пойдет.

— Какая может быть тайна в этом тексте? — пробежался я по нему глазами. Суть она в общем выразила правильно, но где тут интрига, ради которой стоило разводить костер?

— Ты должен говорить от души, а не по бумажке. Значит, это тайна. Выучи и прорепетируй. Максимум театральности и пафоса. Давай, сделай так, чтобы даже я поверила в твой патриотичный порыв и заплакала от счастья.

Дальше мы репетировали. Она то и дело орала: Не верю! Больше трагизма, больше пафоса, больше эмоций! А я играл как не в себя. Стоя перед зеркалом, я прочувствованно произносил текст…

Но нашу репетицию прервала мама. Смахнув рукой непрошенную слезу, она поинтересовалась, что тут происходит. Узнав, она озадачилась.

— И зачем это? Регламентом твоя речь не предусмотрена. Отдашь честь, скажешь «Служу Империи» — и на этом все.

— Все?!! — охренел я и тяжело посмотрел на Катю.

— Ну, я подумала, а вдруг пригодится, -замялась она, отступая к двери. — Пойду я, наверное, у меня дела еще…

— А ну, стой, мелкая!!! Догоню, хуже будет!!!

— А вот нечего меня было связывать! Учти, ты еще легко отделался, — орала она, удирая со всех ног.

И вы можете представить себе, чтобы я — и не догнал? А вот представьте. Эта заноза как-то свернула не туда и буквально растворилась в воздухе.

Как я ни рыскал по коридорам, злобно дыша, так ее и не нашел. Обманула, обвела вокруг пальца, покусилась на самое святое! Интересно, а что она имела в виду, когда говорила, что я легко отделался?

Развернувшись, я рванул к девчонкам, понимая, что уже опоздал. Ворвавшись к ним в комнату, я с облегчением увидел, что они тут, все трое, вроде живы и здоровы. Вот только был один нюанс — они спали. Крепко так, можно сказать, от души. Легкие потряхивания за плечи и холодная вода на лицо не помогли. Походу, мелкая им снотворного от души подсыпала, чтобы они церемонию пропустили.

Ну да — папа, такой весь пафосный, заявляет — вот избранницы сына! А избранниц-то и нет, кроме нее. А по регламенту они должны находиться за кулисами, и отец не знает, что они спят в этой комнате. Так вот, он их зовет, а кроме Кати никто не выходит. Ситуация патовая. Значит, при всем честном народе она становится моей первой невестой, дальше уже примут закон о четвертой жене или нет, ей пофиг, потому как слово императора обратной силы не имеет. Она и меня-то из-за этого отвлекала, чтобы я к девчонкам не сунулся.

Жестоко она с ними, что сказать. И за это надо наказывать максимально жестко. Но это не отменяет того факта, что девчонок я разбудить не могу. Молния, войдя в их тела, покрутилась в бессилии, полетала и все. Это ж не яд, повреждений организма нет.

Понюхал их стаканы — нос отчетливо уловил запах пустырника плюс магию. Такое я и сам буквально на коленке состряпать смогу. Абсолютно безопасно и очень эффективно. Вот только выводить его из организма нужно естественным путем. Эх, чую, девчонки меня потом могут за это возненавидеть, но чего только не сделаешь ради них.

Быстро раздеваю их, отчаянно матерясь. Они тоже в офицерских мундирах — событие-то, можно сказать, тройное — не только я погоны получил. И все же это лучше, чем их платья с кучей непонятных аксессуаров. Теперь начинаю по одной тащить их в ванную. Сначала Ольгу — эта самая адекватная из них.

Кладу внутрь и ускоряю обмен веществ, заставляя его очищаться от гадости. Терпеливо жду. Ага, процесс пошел, и с мочой стала выходить эта дрянь. Поддерживаю воздухом, чтобы не испачкалась. Так, нормально. Дыхание стало менее глубоким, скоро проснется. Ускоряю процесс. Из нее, простите, льется, как из крана. Ничего. Попьет водички — восстановится.

— А… к-хм… Сережа? А что происходит?

— Все потом, родная. Приходи в себя, а то у меня еще два тела на очереди.

Выношу и укладываю ее на постель. Следом подхватываю Лизу. До приема еще два часа — успею. Дальше пошел конвейер, который на Любе почему-то дал сбой.

Нет, все сначала пошло, как обычно, вот только в процессе она быстрей пришла в себя, как раз в тот момент, когда… писала. Сначала она не поняла, потом поняла, но не осознала пикантность ситуации, а вот когда осознала…

Я, честно говоря, лопухнулся и немного расслабился, следя за ее внутренними процессами, и упустил момент пробуждения. В общем, мне сильно прилетело по морде, отчего я ее выпустил — и она совершенно неэстетично плюхнулась голой задницей в большую ванну.

— Ты что делаешь, извращенец⁈ —заорала она так, что стены затряслись.

— Лечу тебя, дура! — заорал я в ответ. Вновь подхватываю ее и продолжаю свое грязное дело, наплевав на ее ругательства и проклятья. Струя воды очистила ее, воздух высушил, после чего ее уже немного восстановившееся тело было отправлено к остальным.

Ольга уже пришла в себя и пыталась одеться. Движения ее еще были вялыми, но это пройдет минут через пять. Лиза просто лежала с открытыми глазами, в которых застыло непонимание.

— Так, чтобы разом снять все вопросы и избежать драки. Вас напоили снотворным. Кто, думаю, сами догадаетесь. Пришлось выводить из вас гадость естественным путем. Я справился и я молодец. Морально терзаться, стыдиться и прочее времени у вас нет. Есть полчаса на то, чтобы прийти в себя и разработать план мести. Лично я такое спускать не хочу, но кроме как высечь ее, в голову ничего умного не приходит, потому как мозги кипят от злости.

— Надо ее найти! — хрустнула пальцами Оля. На Любу же было страшно смотреть. Ее красное от стыда лицо выражало такой гнев, что я мелкой не позавидую, когда она попадёт в руки сестры. Но с этим надо было срочно что-то делать, а то надумает себе всякого. Подхватив ее, я крепко прижал ее к себе и поцеловал.

— Отпусти меня, мне очень стыдно. Ты видел такое…

— Не бери в голову, родная. Я давно перестал на это обращать внимания. Когда-нибудь я покажу тебе место, где прожил два года, и ты поймешь, что подобным меня не смутить и не напугать. Тем более, что иного безопасного способа избавить вас от снотворного не было. Ты по-прежнему любима и желанна для меня.

— Спасибо, — пробубнила она, уткнувшись лицом мне в грудь. — И прости, что ударила.

— Ничего страшного, я все понимаю.

— Так это Катя все подстроила, — дошло до Лизы. Силы стремительно возвращались к ней и она смогла сесть, не обращая внимания на мой жадный взгляд, скользящий по ее фигуре. — Думаю, нам не сильно нужна четвертая сестра, правда? Я даже готова поносить траур по ней несколько дней.

— Это не выход, слишком легко будет. Надо ударить по самому чувствительному, что у нее есть.

— И что же это?

— А вы не знаете? — удивился я. — Тщеславие, вот ее больное место. Она любит блистать, быть в центре внимания. И у меня появился план. Но мне для этого кое-что нужно. Так что вот как мы поступим…