Он отпустил меня, сделал движение руки в сторону: поднялся шкаф, в него вернулись, одна за другой, книги. Другой шкаф был поднят из пепла, словно феникс, и вскоре стоял рядом со своим шкафом-собратом. Мироальд приводил комнату в порядок с помощью магии, словно хотел собраться с мыслями. Потом он жестом пригласил меня сесть в кресло, а сам встал у окна, заложив руки за спину, и только тогда Мир ответил:
— Тебя изготовили на заказ специально для меня.
— Что? — я не могла поверить своим ушам.
— Один алхимик-чародей собрал тебя из драгоценных камней, золота и платины.
Я не могла усидеть, и поднялась.
— Но я же человек.
— Я ведь сказал — алхимик — ЧАРОДЕЙ. Он вдохнул в тебя жизнь, — Мироальд повернулся и направился ко мне.
Я опустила голову, и пыталась осознать услышанное.
— Твои глаза — два сапфира, — Мироальд коснувшись подбородка, заставил заглянуть в его глаза. — Твои губы — из самых лучших рубинов. Твои волосы из самой дорогой платины, которую только можно найти, — он нежно провёл рукой по моим волосам. — Твое тело из хрусталя, кварца, опалов и десятка еще других камней. На твоих щеках румянец из рубеллита. Брови — пыльца из лунного камня, — он коснулся кончиками пальцев шеи, вызывая у меня шквал эмоций, и напоминая о том, что моя плоть может ощущать, а кровь приливать к щекам. А сердце…
Я с волнением глядела в его изумрудные глаза, и зажмурилась, почувствовав как его рука скользнула ниже к ключице, останавливаясь у самого выреза платья. Мое сердце отчаянной горлицей билось в груди.
— …из золота, — прошептал Мир. — Моего лучшего золотого слитка, который я хранил у себя всю мою жизнь.
Я ахнула и отступила, прижимая руки к груди, словно защищаясь от его слов и его пронзительного взгляда.
— Ты принадлежишь только мне… — его тихий голос откликнулся пронзительным эхом в моей голове, и прежде, чем я успела опомниться, Мироальд крепко сжал меня в объятиях. — Я тебя никому не отдам.
А потом я ощутила его мягкие губы на своих. Его поцелуй был так непохож на требовательный голос, и я сама, того не замечая, отозвалась на его ласки, медленные, легкие и нежные. Я чувствовала запах его парфюма, и видела чуть выше его глаза, но через секунду уже закрыла свои, отдавшись полностью поцелую. Он покусывал мои губы, целуя, крепко прижал меня к себе, и страстно впился в меня губами. Мы целовались и целовались, я буквально задыхалась от того, что мне не хватало воздуха, и из моей груди вырывались лишь сдавленные тихие стоны. Я почувствовала, как его рука поползла вниз, с моей талии, по спине, как длинные пальцы провели по моим бедрам, и как мое тело откликнулось на эти прикосновения легкой дрожью. Грудью я чувствовала его крепкую грудь и стальные мышцы под рубашкой, мне становилось еще сладостней, еще приятнее. Но потом он внезапно выпустил меня, и я стояла, ошарашенно глядя на него, а его глаза глядели жадно на меня. Я наконец вздохнула. А он сказал:
— Пора идти.
Куда, как? Это все?
— Нужно идти на занятия.
— Ты здесь учишься?
— Здесь собраны драконы со всей страны. И, да, мы ходим на занятия, чтобы знать, как выжить в этом мире, а также тренируемся. И ты пойдешь со мной, — властно сказал он, обращаясь ко мне. — Чтобы к тебе опять кто-нибудь не пристал.
Я кивнула. Он протянул мне локоть с длинными рукавами черной рубашки, и я поняла, что надо сделать. Я взяла Мироальда под руку, и мы направились вон из комнаты.
Мы с Мироальдом шли по тому же коридору, что и прежде, только шли дальше, продолжая миновать многочисленные окна и двери. Я забыла сказать, что перед выходом Мир дал мне бордовые туфли-лодочки. Я примерила и поняла, что они мне впору, словно были сшиты специально для меня.
Итак, мы шли дальше, и я думала о том, что будет дальше. Я не принадлежу самой себе, я не могу выбирать, не могу желать. Я обязана быть всегда рядом с Миром и давать ему силу в бою, чтобы он победил. Я что-то вроде его талисмана, который он носит с собой. Я еще мало чего знаю об этом мире, но мне кажется, так быть не должно. Мне, конечно, жаловаться пока не на что: Мироальд меня и целует, и одевает, и защищает. И мне даже понравилось с ним целоваться. Я не знаю, возможно ли такое, но… Что если я захочу принадлежать другому? Чтобы другой меня целовал и защищал? Что тогда?
Он вел меня, а я послушно шла за ним. Глядя в окна, мне захотелось выйти на улицу. Я спросила:
— Когда мы пойдем гулять?
Мироальд взглянул на меня и ответил:
— Ты хочешь на улицу?
Я кивнула.
— Я видела там красивые цветы и горные вершины, и леса, и реки… — протянула я, вспоминая то, что заметила, пока он меня нес на руках. — Я хотела посмотреть на все это поближе и потрогать, ощутить запах…
— Если у меня будут дела в той стороне, ты не только увидишь поближе, но еще и воспаришь вместе со мной на большой высоте.
Мне не хотелось летать. Я хотела пройтись сама, и без туфель по земле. Ощутить ногами мягкую траву и понаблюдать за полетом бабочек, сидя у горного ручья. Но, похоже, это случится не скоро. Я немного сникла и попыталась подумать о чем-то хорошем, но вспомнился раненый Лэоль. Интересно, как он там? Вылечили ли его? И что это значило, когда он попросил меня о том, чтобы я его исцелила? Я не умею лечить драконов. Мы опять свернули вправо по бесконечному коридору, и я увидела впереди залу с роскошными колоннами и ведущими вверх лестницами по две стороны, устланными красными ковровыми дорожками с золотистой канвой по краю. Мы направились прямо к одной из лестниц. Я подняла голову и увидела, как над головой проплывает огромная сверкающая люстра примерно с тысячей горящих свечей. Огни равномерно одинаково горели на всех свечах, и граненные прозрачные стеклянные подвески на люстре отражали этот свет, переливаясь изнутри радужными узорами. Мы стали подниматься по лестнице, и я крепче сжала локоть Мира, боясь не удержаться. Шли молча, как и прежде. Полы моего платья, касаясь ступеней, шелестели. Поэтому я, размышляя об одном, о другом, совсем обнаглела и решила начать задавать Мироальду вопросы.
— Зачем я нужна была Лэолю?
Мир немного помолчал. Наверное не хотел отвечать на этот вопрос. Но потом я услышала его спокойный голос:
— Мы — драконы. Ты ничего не знаешь о драконах, хотя алхимик и заложил в твою голову сведения о нас, поэтому ты несильно испугалась, когда мы изменили свою форму. Скорее удивилась. Все, о чем ты знаешь, тоже в тебя заложено алхимиком.
Мир читал меня, как раскрытую книгу.
— Драконам свойственно собирать сокровища и охранять их, порой даже ценой своей жизни. Ничего более важного, более ценного в нашей жизни нет. У каждого дракона есть самое ценное, самое любимое сокровище, за которое он умрет, но никому не отдаст. Раньше у меня таким сокровищем был камень-алатырь с золотой сердцевиной.
Мы сошли с лестницы и оказались в новом коридоре, который мало чем отличался от того, что был внизу. Те же высокие окна, только здесь наполовину зашторенные, те же пушистые ковровые дорожки. Я заметила, что в этом коридоре полно на стенах разных картин в золоченных рамках: пейзажей, портретов. Были как портреты людей, так и драконов. Белые драконы, черные, зеленые, с рогами и без, с глазами-щелочками всех оттенков, хмурые и веселые, огненные и водяные. Через каждую картину к стене был прикреплен настенный черный подсвечник с изящными узорами художественной ковки. На каждом подсвечнике было по три свечи из темного воска. Они и свет из окон освещали стены индийского красного цвета. Навстречу нам шел молодой мужчина с ярко-рыжими, почти красными короткими волосами, чьи ярко-коралловые глаза жадно смотрели на меня. Мне он показался даже более, чем симпатичным, но его странный взгляд меня смутил. Так смотрят на вкусное угощение.
— Эй, Мир, — он не дал нам пройти, и я не услышала окончание истории Мироальда.
Мой черный дракон весь как-то напрягся. С чего это он?
— Куда такую вкуснятину ведешь? — облизнул рыжий губы, глядя с прищуром на меня.
— Она не для еды. И тем более, тебе.
Что? Для еды?! Этот парень хочет меня съесть?!
— Ну дай хоть попробовать, — заскулил незнакомец.
— Иди своей дорогой. Тебе разве не на тренировку?
Тот нарочито вздохнул.
— Так и есть! Ну, мы еще увидимся, клубничка, — обратился он ко мне. — Меня, кстати, зовут Фрианд.
— А меня Онифэль, — сама не знаю зачем сказала я.
Фрианд подмигнул мне и улыбнулся милой улыбкой. У него появились ямочки на щеках, и он беззаботно присвистывая, прошел дальше. Хоть он и хотел меня съесть или что-то вроде того, с ним было веселей, чем с молчаливым Миром. Он, кстати говоря, дернул меня за локоть и властно проговорил:
— Не смей никому называть своего имени.
— Но почему? — удивилась я.
— Чем больше тебя будут звать по имени, или вспоминать в разговорах, тем меньше сил и удачи буду я получать.
Мы продолжили путь, а у меня на душе остался неприятный осадок. Наконец, он остановился перед дверьми, а я за ним, и вновь проговорил страшные и странные слова. Дубовые двери со стуком поползли в стороны, открываясь. Я округлила глаза от удивления, глядя на то, что было внутри.