«Ай, предки!», «У меня болят предки»[23] – названия этих книг-бестселлеров намечают путь психогенеалога в работе над трудностями в принятии семейной истории. Боль, страдания, секреты, незавершенный траур – вот далеко не полный список того, что может травмировать, поразить, вырвать, сломать и потрясти. Давайте попытаемся приблизиться к этим травмам прошлого, помня, что это не «проклятия», которые обрушиваются на нас без разбора, поражая несправедливо и наугад, для того только, чтобы грехи и прегрешения наших предков были наконец искуплены.
Действительно, эти страдания, которые мы наследуем и которые нас отягощают или априори лишают успеха, содержат в себе и свое противоядие. Каждый раз, когда «незнакомая» боль тянет нас к прошлому, мы обнаруживаем рану, с которой не знаем, что делать, но также начинаем видеть то, как мы проживаем ее в настоящем. Повторение, как это ни странно, позволяет нам начать поиски творческого решения проблемы. Если мы воспримем его таким образом, то сможем справиться с возвращением неразрешенного прошлого, что подтолкнет нас к изобретению других, более позитивных для нас решений.
Конечно, мы могли бы вполне оправданно оплакивать тяжесть этого наследия, рассматривая его как фатальность. Странные явления, напоминающие о себе посредством годовщин и непроизвольно выбранных имен, поражают нас своей случайностью, просто потому, что наши предки «совершили ошибки», о которых мы ничего не знаем. Однако здесь речь идет не совсем об этом. Мы попытаемся более тонко подойти к этим патологиям, чтобы распознать, каким образом мы бессознательно участвуем в формировании нашей истории, которая ставит нас на определенное место и связывает со страданиями, пережитыми в генеалогическом древе.
Вот почему аналитик будет работать, в первую очередь слушая не историю пациента, а способ организации его речи: о чем он говорит? Какие слова он использует? Что никогда не упоминается? Постепенно начнет проявляться конструкция, где пациент всегда занимает одно и то же место. О чем идет речь и что проявляется в манере того, как он сам сопоставляет все элементы семейной истории, в которой он нередко фигурирует в ущерб себе?
Трансгенерационная передача – это очень сложное понятие: когда мы начинаем разбирать механизм ее действия, довольно быстро понимаем, что в этот процесс включены многочисленные уровни и что в зависимости от подхода терапевта разговор может идти о разных вещах. Давайте остановимся на основополагающих вопросах: кто передает, как, кому? Что человек делает с унаследованным? И, наконец, что происходит, когда ничего из того, что должно было быть передано, не передается? Все это, конечно же, происходит как в видимом, так и в невидимом измерении… как и всегда в нашей теме.
Что в принципе передается потомкам? Наследие и передача представляют собой, с одной стороны, материальные ценности, различные знания и умения, предназначенные для создания наследия, которое облегчит жизнь тех, кто его получит. Таким образом, состояния, дома, различные предметы, а также знания и навыки передаются из поколения в поколение, когда это возможно; конечно же, способ, которым осуществляется передача, говорит о связях между дарителями и получателями, а также о состоянии «капиталов», которыми мы располагаем. С другой стороны, ко всему этому добавляется то, что является объектом нашей работы – сама суть психологической жизни, как показал Рене Каес[24]. Этот аспект передачи гораздо менее известен, но именно он выступает как наиболее действенный: именно он включает в себя все то, что находится в самом сердце существования людей – их фантазии, защитные механизмы, импульсы, и то, как они пользуются ими в реалиях повседневной жизни.
Разные семьи значительно отличаются друг от друга в способе передачи не только денег и имущества, но и всего того «капитала», о котором мы говорили до этого и который касается тела, половой идентичности, взгляда на мир, отношения к жизни: они особенно подвержены этой пресловутой бессознательной психической передаче. Легко представить, насколько все это зависит от личной истории и глубоко укоренено в мощных и древних паттернах, большинство из которых являются абсолютно незаметными автоматизмами. Следовательно, этот процесс передачи между человеком и его потомками следует тщательно изучать для того, чтобы попытаться понять истории других людей и увидеть возможные сходства.
Иногда то, что унаследовано, вызывает ревность у потомков, и тогда некоторые из них чувствуют себя обделенными. Точно так же в истории могут фигурировать лишения от предков, которые утаили от своих потомков наследство или, наоборот, передали им тяжелое бремя, заковывающее и заключающее в рабство…
Бывает также, что ничего не передается ни на одном из уровней, или то ничтожное, что могло бы передаться, оказывается настолько незначительным, что мы чувствуем себя обделенными, словно нам не дали инструкции по использованию некоторых аспектов жизни. Вместо дара нам передается нечто, что обнаруживает недостаток, пустоту, путаницу. Оно может проявляться различными способами: например, у предков можно наблюдать склонность к бездомности, невозможность найти свое место или взять на себя родительскую функцию. Иногда речь идет о более серьезных вещах, связанных с трудностями в жизни: ненависть к себе, саморазрушение, алкоголизм и различные другие страдания и патологии.
Ребенок предоставляется сам себе и очень рано становится вынужден столкнуться с этой пустотой, что приводит к глубокому недостатку ощущения безопасности. Что делать, например, с родителем, неспособным заботиться о ребенке, или неспособным научить его чему бы то ни было, или требующим от ребенка того, что сам, как родитель, не смог ему дать? То, что может показаться невозможным, вполне обыденно в семьях, где за любовью часто скрываются извращенные или насильственные отношения. Потребности ребенка не уважаются, не учитываются и даже не принимаются во внимание. В таких случаях, как правило, существует полное непонимание того, для чего предназначен родитель, призванный быть моделью, которая знакомит ребенка с жизнью, поддерживает его индивидуальность, уважает его и предоставляет необходимые ориентиры для жизни в обществе.
Именно отсюда часто происходит невозможность сепарации. Мы можем только застыть, замереть, ожидая, что что-то в конце концов произойдет. «Я хотел бы иметь настоящую семью, организующего отца, заботливую мать, дедушек и бабушек, которыми можно было бы гордиться, лучшую ролевую модель родительской пары…» Сожаления бесконечны. И правда, реальность часто падает на нас как лезвие гильотины: ничего из вышеперечисленного не было в ней таким, каким «должно» было быть. Глубокое отчаяние, порожденное всеми этими недостатками жизни, захлестывает и иногда разрушает любое живое движение внутри нас. Оно вновь и вновь звучит как призыв к исправлению, которое никогда не произойдет. В этом случае мы должны заставить себя перевернуть страницу.
Когда передача происходит в лишении или страдании, принять свою историю часто не удается. Она постоянно отвергается как бессмыслица или катастрофа. Это отвержение парадоксальным образом обрекает на вечное пребывание в замкнутом круге, без возможности найти опоры в жизни. Однако мы увидим, что принятие генеалогического места в том виде, в каком оно было нам предоставлено, остается единственным выходом, поскольку невозможно заново родиться в другой семье в более счастливых или подходящих обстоятельствах.
Когда мы говорим о трансгенерационном подходе, важно тщательно изучить роль родителей. У каждого из них есть определенные обязанности, соответствующие их особой функции. Эти обязанности они выполняют в соответствии с тем, что сами пережили со своими собственными родителями. Ничто не происходит случайно, все имеет свои корни в предыдущих поколениях, в сложных взаимодействиях между родителем и ребенком.
Какую связь создает родитель с ребенком? На какое место родитель ставит его? Ребенок строит свою личность, усваивая окружающие его факторы – удовлетворение и недостаток, любовь и равнодушие, двойственность и отторжение. Отношения с окружающими завязываются в таких бессознательных взаимосвязях и представляют собой столь важные аспекты, что они обязательно несут в себе риски и упущенные возможности. Терапевтическая работа будет полезна для восстановления с другим, более поддерживающим человеком тех связей, которые до этого не смогли установиться достаточно прочно.
Материнская функция проявляется уже в первом контакте с младенцем. Ощущения, запахи, прикосновения, ласки – возможности обмена между ними бесчисленны. Сначала они составляют единое целое. Постепенно расстояние между ними увеличится, и ребенок, если все идет хорошо, будет иметь стимул стать самостоятельным, получая одновременно поддержку, успокоение, ощущение защиты, ценности, ласки, понимания, внимания и признания. Вот вкратце идеальная жизнь младенца, когда он рождается у счастливой, любящей и «достаточно хорошей» матери.
В большинстве случаев зачатие и рождение являются огромным потрясением для девушки, которая впервые обретает неизвестный ей до этого статус, который напрямую отсылающий ее как к тому, что она пережила в младенчестве, так и к ее внутренним представлениям о материнской роли (пережитым через опыт с ее собственной матерью). В ней смешиваются самые разные чувства и импульсы, а также все то, что происходило на уровне женского отношения с обеих сторон ее родословной… Выносить ребенка, стать матерью – все это активизирует многие участки психики, давно погруженные в забвение, но готовые вернуться в сознание, особенно через этот опыт изменения тела.
Здесь существует много возможных опасностей для ребенка, предоставленного всесильной матери, которая может то «душить» его, удерживая при себе, то отвергать, требовать от него любви, которую она не получила от своей собственной матери, и т. д. Довольно распространенным сценарием является ситуация, в которой ребенок с самого начала сталкивается с недостатком, раной, которая со временем превращающейся для него или в ограничивающее убеждение, или в реальную возможность стать самостоятельным, если эта травма будет названа и преодолена.
Однако самым распространенным случаем является отношение к ребенку как к продолжению тела матери: они становятся нераздельными, и такое положение дел может сохраняться в течение всей жизни. Многие взрослые мужчины или женщины никогда по-настоящему не были отделены от матери и ее влияния, как бы оно ни проявлялось – в нежности или насилии. Результат один и тот же: речь идет об инцесте. Ребенок в нем рассматривается как вещь, подчиненная удовольствиям своей матери, которая психологически использует его по своему усмотрению. Таким образом, многие проблемы неудач могут быть безуспешными замаскированными попытками сепарации…
А что с отцом и отцовской функцией? Какова его цель, какую роль он должен играть? Как организуется психологическая жизнь каждого индивида по отношению к этому неотъемлемому персонажу, о котором сейчас повсюду говорят, что его роль неактуальна?
«Нет отца, кроме приемного», – говорит Франсуаза Дольто. Эта фраза хорошо резюмирует общую проблематику отцовской функции, сталкивающей мужчину с ребенком, которого он зачал. Она не имеет ничего общего с биологическим зачатием и связана скорее с участием в отношениях, которые позволят ребенку стать существом, обладающим языком и свободой. Воспитать сына или дочь – значит дать ему веру в жизнь, в его ресурсы, показать ему через присутствие в мире и в себе самом, как можно вступать в контакт со своими ценностями и чтить их, и, наконец, научить его Закону, как бы сказала Франсуаза Дольто[25].
Первый закон – это запрет инцеста: отец, как известно, наилучшим образом подходит для исполнения роли разделяющего третьего между матерью и ребенком. Таким образом, он предотвращает окончательное слияние между ними и заставляет их включить в себя внешний мир. В противном случае, как мы видели выше, ребенок остается «приклеенным» к матери психологически и так и не получает разрешения уйти.
Следует сказать, что это требовательная позиция, имеющая, конечно же, свои недостатки. И это к счастью, поскольку именно благодаря этим недостаткам у ребенка есть достаточное пространство для использования своих собственных ресурсов, творческого развития, проверки способностей к действию и размышлению и т. д., но для его использования нужно, чтобы кто-то показал ему путь. Многие отцы не знают об этом аспекте отцовской функции, потому что он часто отсутствовал в отношениях с их собственным отцом.
К счастью, у нас есть другие способы интегрировать отцовскую функцию в том случае, если она оказывается недостаточной: каждый из нас может черпать эти врожденные качества, необходимые нам для формирования себя и движения к миру, из другого источника. Это могут быть другие члены семьи или близкие люди, причем не обязательно мужчины. Женщины также могут воплощать Закон, устанавливать границы, поддерживать желание самореализации, выражения мысли и помогать найти в жизни смысл…
Рождение и обладание определенным местом на генеалогическом древе – опыт, который есть у каждого из нас… Именно так мы становимся частью семьи, к которой мы теперь навсегда принадлежим. Хотя это кажется очевидным, гораздо менее очевидно то, что это уникальное место в генеалогическом древе находится на пересечении двух линий родословной и добавляет к ней еще одно поколение, отличающееся от предыдущего. Существует определенный порядок, которому мы подчиняемся и который является неотъемлемой частью человеческого существования с момента зачатия.
Однако, как мы уже отметили, в этой диалектике порядка и хаоса в семейных отношениях происходит нечто существенное. Очень часто генеалогическое древо не выполняет свою структурирующую роль, что приводит к множеству проблем, связанных с неправильно занятым генеалогическим местом. О чем идет речь? Основанный одновременно на незнании, отрицании и подчинении фантазму самопорождения[26], этот феномен можно обнаружить во многих семьях. Он препятствует различию поколений и, оставаясь незамеченным, не проходит интеграцию на уровне отношений. Ничто уже не отличает одних членов семьи от других в одном большом семейном плавильном котле. Дети и родители могут вести себя так, будто они принадлежат к одному и тому же поколению, словно в этом нет ничего особенного. Конечно же, это также означает отрицание запрета на инцест и создание особенно близких союзов между всеми, не учитывая разницу мест в родстве.
Почему это опасно? Потому что это противоречит самому принципу человеческого развития, которое начинается с занятия места в родословной, которое можно назвать и которое отделяет ребенка от его родителей. Не учитывать различие поколений – значит игнорировать ход времени и то, что определяет индивида: происхождение от мужчины и женщины – двух разных существ, от которых в свой черед ему придется сепарироваться. Это означает быть поглощенным хаосом, лишенным структуры и границ, и равносильно психической гибели, поскольку тогда становится невозможным осуществить то, для чего мы пришли в этот мир: найти наше индивидуальное предназначение.
Этот феномен может принимать разнообразные формы. Чаще всего ребенку с самого рождения приходится занять место, которое подразумевает неподходящую связь с одним из родителей, бабушкой или дедушкой, братьями или сестрами, дядями или тетями… Самым классическим примером является слияние родитель/ребенок в ущерб супругу, который оказывается на второстепенном месте. Такие союзы затем переходят к более извращенному функционированию, где ребенок становится заложником инцестуальной связи, чаще всего не переходящей к фактическому половому акту. Но причиненный ею ущерб все равно реален, поскольку желание родителя больше не направлено ни на что, кроме его потомка, которого он может принимать за избранника, родственника, брата или сестру, ожидая от ребенка максимального соответствия этому фантазму.
Иными словами, одно место может быть аннулировано или заменено другим в зависимости от нарциссических потребностей, недостатков и слабостей. Ребенок становится всего лишь объектом – по крайней мере, так его заставляют думать. Ему предстоит самому обнаружить, что его статус был ошибочным и что его обманули, поскольку в действительности он всегда был субъектом, хотя, возможно, еще этого не осознал…
Еще до зачатия мы являемся носителями чужого желания: наши родители, а иногда даже другие члены семьи ждут нашего появления на свет с нетерпением, возлагая на нас все свои самые сокровенные надежды. Речь может идти об ожидании девочки или мальчика, его будущего богатства, знаменитости, ума, преданности… все равно. От нас ждут лишь одного: не подвести и выполнить заключенный с нами договор. Все это редко проговаривается, поскольку по большей части считается само собой разумеющимся. Хотя для ребенка хорошо быть желанным, – что вполне здраво само по себе, – в то же время находиться в путанице неудовлетворенных стремлений или эмоциональном недостатке все-таки значительно хуже. Позиция, отведенная ребенку с самого зачатия, может стать местом, в котором от него будут требовать слишком многого, не допуская никаких уступок. В зависимости от обстоятельств от него могут потребовать играть роль замещающего ребенка – вместо умершего до него, спасителя пары или всей семьи, того, кто заменяет неудачного мужа или отсутствующую жену или, возможно, брата или сестру, которых никогда не было, идеального родителя или ребенка… Давайте начнем с последнего: роль идеального ребенка. Трудолюбивый, ответственный, хорошо воспитанный, уравновешенный, активный, соответствующий иерархии ценностей в семье – такой ребенок будет служить только для того, чтобы играть роль «хорошего» объекта, который заставляет родителя гордиться своим потомством. Но он никогда не будет достаточно красивым, хорошим, умным и т. д., потому что изначальная потребность в этих качествах у родителя была слишком велика. Ни один человек никогда не сможет ее заполнить. Тем не менее семьи полны родителей с низкой самооценкой, которые пытаются таким образом взять реванш… Ребенка никогда не видят, еще менее слушают, и он проводит свою жизнь, разочаровывая все более требовательного родителя с его нереальными и необоснованными ожиданиями…
Брат или сестра в семье: из всех видов отношений братско-сестринские отношения имеют определяющее влияние и неизбежно отражаются на последующих поколениях. Взаимоотношения, установленные с этими первыми «другими», помимо наших родителей, часто оставляют нерешенные конфликты и прочие разочарования… Исходя из привычки бесконечно повторять прошлое, наши родители, бабушки и дедушки и все остальные массово проецируют пережитый ими опыт отношений с братьями и сестрами на своих собственных детей. Когда дети попадают в эти сети бессознательных эмоций, которые напрямую их не касаются, они не могут увидеть скрытые проблемы, жертвами которых являются их родители. Они живут, не имея возможности дистанцироваться, и становятся в итоге любимыми детьми, козлами отпущения, теми, кого оставляют в стороне в зависимости от того, что пережили родители на своих собственных местах, и в соответствии с их проекциями. Но они также могут занять место брата или сестры, которых родители так и не смогли отпустить. Если упомянутый ребенок родился примерно в одно время или имеет то же имя, неосознанное требование станет только более точным и сильным.
И напоследок рассмотрим роль замещающего супруга, потому что, хотя это место и распространено довольно широко, оно вызывает большое замешательство при разрешении эдипова комплекса. Близость между родителями и детьми, когда она доходит до крайности и исключает все остальные связи с миром, может быть расценена как инцестуальная связь. Из отношений, проникнутых любовью и взаимным уважением, ситуация переходит в союз слияния, в котором не остается места никому другому, подобно ситуациям в некоторых парах. Ребенок, девочка или мальчик, может легко попасть в такие связи с родителем того же или противоположного пола – это не имеет особого значения. В результате все остальные отодвигаются на задний план ради фантазии о том, что никто, кроме этих двух человек, не может наслаждаться такими отношениями. Иными словами, существует эротическое измерение, часто скрытое, которое можно обнаружить в том, чем обмениваются два главных героя этих отношений. Нахождение в этой позиции естественным образом приводит к огромному недопониманию для ребенка: его заставляют верить, что он может одновременно занимать место сразу в двух поколениях! Он будет формироваться в фантазии, которая противоречит запрету на инцест, и ему будет трудно стать автономным, особенно в будущих любовных отношениях. Ведь для того, чтобы найти мужчину или женщину, нужно отпустить своего отца и мать…
Пример путаницы мест: ребенок занимает место отца; отец играет роль ребенка; мать заменяет роль матери при своем отце
Занятие места, которое нам не принадлежит, – результат долгой цепочки сдвигов, от которых страдали сами наши родители. Такие дисфункции должны быть определены в ходе терапевтической работы, позволяющей избавиться от автоматизмов и преимуществ вторичных выгод, которые могли быть приобретены из этих ролей, навязанных нам не по нашему желанию.
Все семьи в какой-то момент сталкиваются с одним или несколькими драматическими событиями, каковы бы они ни были. Насилие в человеческих отношениях, проявляемое в больших или меньших масштабах, делает это неизбежным. Однако, в отличие от общепринятого мнения, не сам факт события вызовет расстройство, а скорее то, каким образом событие проговаривается или не проговаривается в пространстве семьи. Действительно, отсутствие подлинного выражения чувств и эмоций по поводу того, что вторгается в реальность, является первым источником патологии в генеалогии. Когда семья смогла назвать то, что могло ее в какой-то момент потрясти, будь то нечто индивидуальное или коллективное – создавая миф, рассказываемый из поколения в поколение, или просто обсуждая драму или страдание в символическом обмене, – она избегает риска того, что это страдание, обретшее имя, вернется в виде симптома.
Почему? Потому что слово и коммуникация имеют две основные функции: создание связей и создание смысла. Словесный обмен по поводу того, что чувствует каждый, помогает ощутить поддержку. Именно благодаря этому взаимообмену, в котором мы чем-то делимся и что-то получаем, бремя кажется менее тяжелым. Кроме того, слова, которые мы произносим перед лицом драматического события, позволяют его идентифицировать, обозначить его границы, взвесить и оценить его воздействие. Оставшись один на один с болезненным чувством, мы усугубляем его и отчуждаемся от остального мира. Совместное переживание страдания, его ритуализация, пусть даже пока не позволяющая от него избавиться, уменьшает его разрушительную силу, ведь тогда мы чувствуем, что не одиноки перед лицом отчаяния.
Сочувствие, общность, обмен и совместное участие часто являются единственным противоядием перед катастрофами, личными или коллективными. Они помогают перестроиться, найти способы справиться с проблемами вместе.
Когда ничто из этого невозможно, травма не устраняется: она остается, становится монолитной и захватывает все психическое пространство. За счет умолчания она создает ряд расстройств у потомков, которые сталкиваются с этой несимволизированной областью. Теперь мы рассмотрим пагубные последствия умолчания, когда оно затрагивает две самые загадочные и критически важные для человека темы – сексуальность и смерть.
Человек – это, по сути, существо речи. Именно речь дает ему основу, формирует, определяет его место среди поколений и в половой сфере. Мы упомянули ущерб, причиняемый отсутствием вербализации перед лицом драматических событий. Давайте теперь посмотрим на влияние речи в случае, когда смерть и сексуальность не называются, а то и не могут быть осмыслены… Смерть – одно из самых травматичных семейных событий. Чтобы справиться с ней, у человека есть ритуалы, которые помогают ему пройти через это инициирующее испытание. Для этого, однако, нужно уметь обращаться за помощью. Многие семьи оказываются заблокированными в полном отрицании скорби по разным причинам: избегание слишком большой боли, страх говорить или выражать свои эмоции, отрицание самой смерти… Когда обстоятельства смерти противоречивы или связаны с ситуацией, которая вызывает стыд, дискомфорт, связана с нарушением, они, вероятно, будут замалчиваться еще более старательно.
Прежде всего речь идет о том, что связывает смерть и сексуальность (болезни, ранее считавшиеся «стыдными»), о тех видах смерти, которые отвергаются церковью (самоубийства) или наказываются законом (преступления и т. д.). Также возможна ситуация, при которой предок стал жертвой или исполнителем преступлений, распространенных во многих странах в особенно мрачные периоды коллективной истории. Подобные смерти могут стать «тайной за семью печатями», а их отравляющее действие – просочиться к потомкам в виде призраков, как мы увидим дальше.
Второй вид серьезного отрицания касается сексуальности, и это легко понять! Столетия иудео-христианского воспитания способствовали изоляции этой стороны телесности – демонизированной, подлежащей приручению и сокрытию. Первое следствие этого заключается в том, что предыдущие поколения испытывали трудности в передаче знаний на эту тему своим потомкам.
Почему это так важно? Прежде всего потому, что ребенок очень рано стремится понять тайны жизни. Ему нужно пройти обряд инициации, вступив в ту область, которая определяет человечество, которая предшествует ему. Вся его психическая конструкция зависит от знания о том, что он происходит из половых органов своего отца, а не только лишь из «абстрактного» зачатия матерью. Многолетнее забвение и массовое отрицание этого вопроса породило поколения людей, которые не осознают того, что касается их самых непосредственных интересов: их происхождение, их сущность, заложенная в желании родителей – пары, из которой они происходят, – сексуальное соединение мужчины и женщины.
Избеганием вопросов о желании, удовольствии и способе зачатия ребенка с самого начала отвергается целый аспект жизни, как будто его не существует. Остается только следующий фантазийный образ: мать создает своих детей без участия отца вообще, воспроизводя саму себя и обладая всей властью. Это усеченное представление обедняет человека, урезая значительную часть его психической конструкции, и не позволяет ему самому на протяжении многих лет достичь истинно взрослого и свободного сексуального удовольствия, удерживая его в материнской хватке, из которой отсутствующий отец (так никогда и не названный) не сумел помочь ему вырваться…
Множество работ ссылаются на этот несколько пугающий концепт: пресловутый «призрак», который бродит в наших генеалогических древах, привнося в нашу жизнь беспорядок, связывает нас с психологической проблематикой, которая может уходить корнями вплоть до поколения наших прадедов. О чем именно идет речь?
«Призрак – это отсутствие репрезентации, словесная лакуна, отказ родителей говорить о сексуальности и смерти, с которым они сами – или их предки – должны были столкнуться», – объясняет Дидье Дюма. Этот ключевой концепт трансгенерационного анализа был разработан Абрахамом и Тороком[27], а затем развит другими учеными. В большинстве случаев речь идет о переживании, связанном со смертью и сексуальностью, которое причинило страдание и которое в свое время не могло быть выражено, высказано, исцелено по причине его серьезности или из-за отсутствия вербализации. И правда, как можно выразить ужас некоторых эпизодов нашей коллективной истории? Однако именно этот вакуум высасывает семейное бессознательное, как черная дыра, в которой замирают все жизненные процессы…
Действительно, лишь недавно мы начали обращать внимание на то, чтобы выражать словами или образами болезненный опыт какого бы то ни было характера. Предыдущие поколения использовали религиозные обряды, но для того, чтобы направить чувства несправедливости, бессилия, бунта, ярости или потери смысла жизни, их было недостаточно. Мы просто игнорировали эти явления, и тогда жизнь, хоть и с трудом, продолжалась. Но проблема не была решена, поскольку вокруг этого отсутствия вербализации формировалась токсичная область, захватывавшая все больше пространства в семейной психике. Заключенный в самом сердце человеческого бессознательного, этот пресловутый призрак, конечно же, передавался детям следующего поколения просто потому, что младенцы непосредственно контактировали со всем тем, что у родителя не было символизировано и являлось болевой точкой.
Так как же выявить связь с призраком своего генеалогического древа? Как можно войти в контакт с этими пробелами, с этими пустотами, которые никто реально не осознает? Странные психические или телесные ощущения, одержимость образами, страхами, несвойственным нам компульсивным поведением могут быть признаками того, что наша психика вступает в контакт с чем-то подобным.
Работа будет заключаться в том, чтобы вербализировать эту ранее не именованную область. Этот шаг требует настоящего аналитического исследования, проведенного с психотерапевтом, и не может быть «разрешен» несколькими сеансами работы над генеалогическим древом. С другой стороны, не будем забывать, что если между нами и этими призраками существует связь, то она уже установилась в предыдущих поколениях! Влияние этих словесных лакун не «случайно». Не стоит также любой ценой искать «призраков древа», словно мы окончательно избавимся от любых трансгенерационных проблем, как только они будут устранены!
Не будем забывать, что эта связь проходит прежде всего через наше собственное бессознательное: здесь речь идет не о реальном присутствии умершего предка, а скорее об области нашей психики, недоступной для воображения и символизации, проникающей в психическое пространство тех, кто так или иначе находится с ней в контакте. Таким образом, чтобы добраться до нас, призрак будет использовать генеалогические пути, которые можно полностью проследить в каждой триангуляции. Именно понимание того, каким образом мы становимся проводниками на этих путях, может послужить прояснению ситуации и исцелению: мы не только обнаруживаем возможное существование призрака, но также раскрываем все связи, которые организуются вокруг него. Каких предков затрагивают эти связи? Каким образом будут проявляться последствия? Вот вся работа по дистанцированию, которая потребует, как всегда, понимания того, насколько мы застряли в хаосе.
Этими двумя словами можно резюмировать большую часть страданий, связанных с генеалогией: речь идет, прежде всего, о расставании, потери связи вследствие смерти и, конечно, многих других причин. Жизнь иногда резко вмешивается в эмоциональную и любовную сферу, отрывая от нас наши самые близкие и ценные отношения: детей, умерших при рождении, супругов, исчезнувших на войне… Будь то любимые люди, члены семьи, материальные ценности, места жительства – каждый подобный случай раскалывает нас, остается неизлечимой раной, готовой заявить о себе при малейшем поводе. Как это происходит? За счет того, кто может заменить первоначальный объект любви.
Так возникают многочисленные попытки вновь найти столь же любимого человека, утраченный рай и все, что могло исчезнуть, вызвав отчаяние слишком сильное, чтобы можно было о нем рассказать, слишком острое, чтобы можно было встретиться с ним как с реальностью, которую нужно принять раз и навсегда. Пример Оперы во Львове – лишь один из тысяч других, в которых прошлое и настоящее сливаются в одной ноте, часто дисгармоничной или раздражающей, свидетельствующей о невозможности отделиться и отпустить. От имен, восстанавливающихся в памяти тех, с кем уже невозможно попрощаться, до мест, профессий, хобби – все эти вещи выполняют одну и ту же функцию: сделать воспоминания многочисленными и заставить их принять самые разнообразные формы. Но первоначальная привязанность часто начинает проявляться в рассказе о семейной истории: в любом случае, это то, что трансгенерационный аналитик будет пытаться услышать в рассказе пациента.
Как действовать перед лицом подобной фиксации? Каждому предстоит столкнуться с этой потерей в соответствии со своими способностями и возможностями терапевтического процесса, в который он вовлечен. Главное происходит в нас самих. Не существует единственно правильного способа действовать: мы все призваны преобразовать наше наследие, но никто не может дать нам ключи к смыслу нашей собственной жизни – это требует личного участия. Мир символов предлагает нам обширное пространство для осуществления актов и ритуалов, которые могут помочь окончательно принять былые потери. В случае серьезной утраты нас также может поддержать коллектив, однако когда отказ от чего-то невозможен, сам жизненный процесс оказывается обреченным на провал из-за отказа двигаться к чему-то новому, создавать новые глубокие связи привязанности. Тогда-то мы и столкнемся с проблемами повторяющегося неудачного опыта, депрессией, различными симптомами, свидетельствующими о застревании в прошлом, из которого мы не хотим уходить ни при каких обстоятельствах, пусть даже ценой нашей собственной свободы.
Одно из самых тяжелых для переживания чувств – стыд. Он ставит своего носителя в ужасные отношения с самим собой, исключая его из группы. Почему? Потому что стыд отделяет нас от тех, кто имеет основания гордиться собой, кому нечего скрывать, не в чем себя упрекнуть. Напротив, тот, кто испытывает ощущение душевной «нечистоты», чувствует себя отделенным, занимающим положение ниже человеческого. Кем бы он ни был, он больше не имеет права на свое место внутри группы. Однако даже если можно полностью скрыть то, что вызывает стыд, и попытаться сбить со следа внешний мир, трудно избавиться от смутного чувства, даже когда нас не обвиняют напрямую. Другими словами, некоторые виды стыда идут издревле и несут в себе привкус вины, которая берет свое начало в эпохах, когда все было запрещено моралью или религией.
Сексуальность и удовольствие, как можно догадаться, значительно превосходят все остальные факторы, вызывающие стыд в наших семейных историях. Это вопрос времен и нравов, но им все совершенно не ограничивается. «Сомнительное» происхождение, принадлежность к скромному социальному или некультурному классу, недостаток денег и другие характеристики, являющиеся источниками обесценивания, также оказываются трудными для принятия: столько причин чувствовать себя носителем дефекта, который хотя и является невидимым, в то же время захватывает нас на психологическом уровне и порождает много комплексов.
Тайны и невысказанные мысли находят здесь идеальную почву для развития и неограниченного процветания, не говоря уже о поколениях, которые они затрагивают: ведь как можно говорить своим детям о том, чего сам стыдишься? Как осмелиться признаться в этом сначала самому себе? Все незаметно закрывается на замок, вытесняется из сознания, дабы избежать болезненного столкновения. Причина и симптом исчезают. Идет ли здесь речь о выживании? Вероятно, дело в том, что нет ничего более сложного, чем потерять самоуважение в собственных глазах, а также в глазах других. Нужно найти способ обойти это смущение, это унижение. Что может быть более надежным, чем делать вид, будто проблемы больше нет?
Отсутствие информации о личности одного или обоих родителей широко встречается в генеалогических древах, особенно в рамках более давних времен, когда внебрачные рождения и брошенные дети были более распространены, чем сегодня. То были другие времена, другие нравы. Тогда приходилось считаться с католической моралью и религией и приводить рождение в соответствие с представлениями о приличии и общественным мнением, жестко противостоящим любым внебрачным прихотям. От многих детей, зачатых вне брака, избавлялись тем или иным образом. Часто они сами не знали своих корней. Иногда им сообщали правду, но с условием скрывать ее от внешнего мира… Конечно, были дети, рожденные из-за сексуальной неопытности, которые не были желанны и которых родители не могли обеспечить из-за недостатка зрелости или сложных жизненных обстоятельств. Имели место и дети, зачатые людьми из разных социальных классов, и тогда часто повторялся сценарий отказа: женщина, как это бывает, забеременела от более богатого, старшего, женатого мужчины, находившегося в гораздо лучшем положении, чем она.
Эти истории, которые сегодня могут показаться обыденными или забавными, в то время переживались с огромной тяжестью и стыдом. Конечно, времена изменились, но те, чье происхождение неизвестно, хотя и не подвергаются больше осуждению и исключению из общества, все равно испытывают глубокую тревогу по поводу своей идентичности. Мы уже говорили о важности отца и его Имени для формирования личности. Можно представить, какое ужасное чувство пустоты испытывает тот, кто не знает своего происхождения: ему невозможно обрести корни, заложить основы своего бытия, найти точку опоры, позволяющую закрепиться в реальности. Чувства отсутствия опоры, смущения и изгнания выражаются очень ярко и могут доходить до ощущения того, что мы не принадлежим этому миру. Оно требует серьезной работы по воссозданию образа того, кем могли быть родители и каковы их родословные. Это исследование начинается, конечно же, с поиска происхождения в соответствующих организациях, но он может оказаться безрезультатным и оставить человека перед загадкой, которую он не сможет разгадать. Прохождение психотерапии или трансгенерационного анализа становится необходимым для того, чтобы он мог придать смысл этому предваряющему его недостатку. Всегда есть нечто, что дает нам основу, даже если его не видно невооруженным глазом. Нужно найти внутри себя этот путь, который будет представлять собой настоящий процесс инициации.
Каким образом мы подвержены болезненным элементам нашей семейной истории? От каких болезней и какими симптомами мы страдаем? Варьируются ли они в зависимости от генеалогических древ? Потребовалась бы целая книга для описания всего многообразия различных ситуаций, которыми отзывается привязанность к прошлому, но уже сразу можно выделить два основных проявления: психическое расстройство и телесное проявление. Сам факт того, что они происходят в рамках трансгенерационного повторения, будет поводом для привлечения внимания терапевта. Однако также может возникнуть симптом, который проявится совершенно новым образом и который едва ли может быть связан с историей семьи…
Следовательно, аналитику необходимо быть бдительным к любым элементам, которые могут быть связаны с унаследованными проблемами (уже обнаруженные даты в генеалогическом древе, отголоски прошлого и т. д.), а также в целом к тому, что склонно в новой форме выражать старый конфликт, связанный с предками. И если в некоторых случаях связь между прошлым и настоящим очевидна, то в иных ни один элемент не может указать нам верный путь. Как разобраться? Чаще всего ключ к подсознательному страданию дает рассказ пациента.
В своей манере изложения, больше напоминающей жалобу, чем открытый и динамичный диалог, пациент иногда представляет себя как жертву своей истории. Он чувствует себя бессильным, не понимающим того, что с ним происходит, неспособным осуществить свои желания или планы. Зачастую он забывает, что его рассказ не является отражением единственной истины и имеет лишь относительную ценность. Например, он может чувствовать себя вписанным в длинную цепь повторений, идущую из глубины веков, на которую, кажется, у него нет никакого влияния. Это происходит в соответствии с представлением о том, что генеалогическое древо само по себе захватывает членов семьи в свои сети.
Все это подкреплено бессознательным мировоззрением, глубоко укоренившимся у многих людей и сводящимся к следующему: я не заслуживаю чего-либо хорошего. Это особенно проявляется тогда, когда в ходе начатой работы проблемы начинают исчезать, а жизнь становится более плодотворной. Можно подумать, что каждый из нас стремится к достижению счастья, умиротворения, полноты и возможности наслаждаться всем этим каждый день. Однако оказывается, что все не так просто. Способность радоваться жизни, ценить себя или разрешить себе наслаждаться удовольствием или счастьем может оказаться недоступной. И когда посредством глубоких внутренних перестроек она в конце концов становится реальной, когда жизнь предлагает нам возможности избавиться от страданий, не так-то просто измениться и позволить себе принять новое, поскольку эти изменения также могут вызывать тревогу или вину, которые заставляют вернуться на предыдущий этап, туда, где счастье нам не грозит. Поэтому в такой работе важно осознавать, как эти негативные «голоса» проявляются в нас, когда мы начинаем радоваться жизни и выбираться из застоя. Лояльность требует, чтобы страдание было не так просто покинуть…
Самое очевидное проявление нашего подчинения генеалогическому закону заключается в том, что мы снова и снова воссоздаем его динамику, не имея возможности разрешить ее или взглянуть на нее с другой стороны. Мы уже неоднократно упоминали эти фиксации на несимволизированных областях семейной психики. Можно подумать, что они могут исчезнуть всего за несколько поколений: это означало бы непонимание самой функции бессознательного, которое заставляет нас столкнуться с тем, что остается в тени, и попытаться назвать то, что не могло быть названо. Но, в конце концов, какое это имеет значение? Зачем нужно называть вещи? Нельзя ли поступить проще, попросту забыв то, что могло обеспокоить, дестабилизировать, разрушить? Это невозможно: на самом деле природа человека заключается в стремлении отличаться от хаоса и расти, становиться автономным и выходить из личного и унаследованного страдания, чтобы наслаждаться жизнью. Этот феномен повторения, кажется, лишь выявляет патологию, вновь и вновь выражаясь в страданиях бессильного перед судьбой человека. Однако тем не менее он содержит обещание более счастливого исхода: действительно, через повторение есть возможность осознать то, что повторяется, но часто остается незамеченным.
Таким образом, навязчивый симптомом, психический или физический, просто проявляет относительно понятным образом то, на что иначе мы бы не обратили внимание. Это делает видимым невидимое – то, что раньше никто не мог прочитать и придать этому смысл. Бессознательное стремится воссоздать условия, аналогичные драме прошлого, как если бы человек переживал предшествующие его жизни ситуации, чаще всего даже не зная, что что-то подобное уже происходило. Сам факт этого знания постепенно открывает перспективу понимания этих событий за счет правильной постановки вопросов.
С другой стороны, может быть интересно рассматривать повторение как неспособность сепарации и свидетельство наличия глубоко инцестуального измерения в семье. «Один из аспектов инцестуальной логики, – говорит нам психоаналитик Пьер Виллеке[28], – сводится к отрицанию существования другого в его уникальной реальности и, следовательно, неизбежно отличного». Фактически ребенок может находиться под психологическим влиянием матери или отца, который приказывает ему служить зеркалом или даже воспитывать его не как личность, а как уникальное отражение самого себя. Можно предположить, что многие симптомы, особенно физические, передаваемые из поколения в поколение, являются лишь проявлением такого семейного климата, где обретение самостоятельности полностью запрещено.
Чтобы разобраться в этом, следует задать себе следующие вопросы: чем я связан с этим человеком, который пережил то, что я переживаю сейчас? Каким образом меня призывали следовать по его стопам? Кем является этот человек для каждого из моих родителей? А вот как не нужно: я страдаю от семейного проклятия, которое заставляет меня страдать, как страдали другие до моего рождения. Не стоит также обвинять в этом генеалогическое древо, которое заставляет повторять нечто, чтобы наконец это разрешить. В такой истории нет ничего, кроме нас самих и нашего отношения к занимаемому нами в качестве субъектов бессознательного месту. Нельзя винить в этом ни пагубное влияние наших предков, ни нашу клеточную память, от которых нужно очиститься, чтобы освободиться… Бессознательное достаточно сильно и организованно для того, чтобы приводить вещи в соответствие с необходимостью, которую нам нужно прояснить и которая делает нас заложниками нашей истории. Именно это нам нужно глубоко проанализировать, чтобы понять причины этих повторений и окончательно избавиться от них.
Исправление прошлого имеет две стороны: положительную, которая стремится исцелить, залечить раны и открыть двери счастью и свободе, и другую, более компульсивную, где мы скорее действуем под воздействием бессознательной связи с генеалогическим древом и где выгода для нас не гарантирована. Застревая в старых проблемах, мы постоянно стремимся пережить уже ушедшее прошлое и восполнить недостатки, с которыми другие никогда не сталкивались или не хотели или не могли справиться. У нас всех есть примеры того, как правнуки упорно строят социальную жизнь, продвигаются по карьерной лестнице, стараются разбогатеть, чтобы отомстить за предков, которых изгнали с их земель или лишили их имущества, чтобы стереть следы былых унижений. Ничто из этого не является порицаемым или опасным, если это соответствует искреннему личному желанию.
Как почувствовать разницу между процессом, несущим жизнь и изменения, в который мы полностью погружаемся, и одержимостью переделать прошлое по бессознательным и иногда менее «признаваемым» причинам? Все зависит от выбора: если он реален, то дает человеку возможность жить, не обязательно добиваясь любой ценой того, что не было сделано до него. Эта позиция позволяет сохранить здоровую дистанцию, которая подразумевает возможность остановки после получения результата. В противном случае это совсем другая история. Тогда возникает ряд обязательств и запретов, все направляется на достижение единственной цели, которая становится главной: добиться успеха, чтобы стереть разочаровывающее или травмирующее прошлое. Это может касаться любой области жизни: любовной, финансовой, социальной, эмоциональной… Но в случае неудачи неизбежно будет возникать невыносимое чувство пустоты. К тому же в большинстве случаев люди, одержимые такой миссией, просто не могут отказаться от нее, причиняя тем самым ущерб своим собственным потребностям и потребностям окружающих.
Тогда становится понятно, что речь идет о заточении себя, подчинении абсолютной необходимости. Она не оставляет места другим альтернативам, кроме как разыгрывать несчастный исход по-новому снова и снова. Однако подчинение чужой воле даже ценой обещанного счастья просто удерживает нас в неестественных отношениях с самими собой. Мы можем выиграть что-то, но при этом приносим себя в жертву на алтаре страданий наших предков. Разумно ли это? Стоит ли игра свеч? Каждый должен решить это для себя сам.
Каждый знает историю о зеленом винограде, который ели отцы, и последствиях этого винограда для зубов сыновей[29]… Но насколько эта метафора действительно применима в нашей жизни? Должна ли наша судьба обязательно нести в себе ошибки наших предков? Если это так, как лучше всего с этим справиться и погасить наш долг, сохраняя при этом свою свободу? И идет ли речь обо всех ошибках?
Цель трансгенерационного анализа действительно заключается в том, чтобы проанализировать наши отношения с тем, что в прошлом было связано с недостатками или нарушениями.
Иногда в самом деле мы становимся жертвами родового древа, бесконечно приходя к неудачам, страданиям и невозможности продолжать нормальную жизнь, возникшую из предшествующих недостатков или «ошибок». Мы продемонстрировали это на протяжении всей этой книги: многие лояльности ведут нас по путям, в которых отсутствует какая бы то ни была индивидуальная свобода, и приводят нас к отчуждению. Мы принимаем на себя чувства бессилия или неполноценности, вину, ошибки, которые существовали до нас. И происходит это не по личному выбору, а из неосознанной привязанности к одной или обеим линиям нашей родословной. Иногда это делается для поддержания целостности семейной группы: каждый берет на себя частицу этого прошлого, которое невозможно принять, которое вызывает чувство стыда, поскольку оно напоминает о насилии, бедности, злоупотреблениях и о многом другом. Но сила мифа настолько велика, что, даже будь он «негативным», он объединяет под одним флагом всех тех, кто был бы без него потерян.
Эта тенденция к присвоению психического содержания, которое нас не касается и заставляет нас нести его бремя, не смогла бы развиться, если бы к ней не добавлялись еще фрагменты нашей собственной личной истории, вовлекая наши отношения с первыми собеседниками – нашими родителями. Это совместное созидание, где переплетаются наши фантазии, наши представления о жизни и наше неразрешенное чувство вины, вступает в контакт со сходным материалом в бессознательном наших двух линий родословной. Вот почему мы входим в такой резонанс с теми, кто нам предшествует. Настоящее и прошлое складываются, как телескоп, и все мы ощущаем себя виновными в одной и той же первоначальной ошибке, все привязаны к одному и тому же месту в родовом древе… Но фактически мы забываем, что находимся вовсе не в нашей истории и что идем по стопам наших предков, повторяя сходные ошибки, но не до такой степени, чтобы быть ими абсолютно поглощенными, как мы можем себе представить.
Итак, здесь есть материал для настоящего разбора различий, чтобы вычленить то, что в нашей истории смешивается с семейным мифом и удерживает нас в застое, из которого мы никак не можем выбраться. В противном случае мы рискуем упустить самих себя, оставаясь клонами прошлого, которое связывает нас из-за того, что мы продолжаем идентифицировать себя с чужой ошибкой. Однако речь идет скорее о том, чтобы взять ответственность за то, что мы сделаем с этим наследием, вместо того чтобы полностью и без разбора «принимать» его.
Когда мы затрагиваем трансгенерационный вопрос, мы напрямую сталкиваемся с невидимым и иррациональным аспектом человеческого бытия. Генеалогическое древо не показывает ничего из того, что происходит на самом деле – ни внутренней организации его членов, ни их психических структур или страданий. Тем не менее за этими семьями, где на первый взгляд ничего не обнаруживается, скрывается другая реальность – реальность бессознательного. Однако эта «сущность», загадочная и априори непонятная для большинства из нас, является одновременно чарующей и опасной. Она завораживает, потому что представляет собой неизведанное, несущее исцеление для тех, кто умеет ее слышать, и дает доступ к видению, позволяющему лучше понять природу наших психических и физических расстройств. Эта область, уходящая корнями в далекое прошлое и все же так глубоко действенная, как говорят алхимики, является местом, где мы ищем окончательную правду о нашей истории, убежденные, что в ней все записано. И действительно, когда нам удается установить связь между некоторыми предками и нашей сегодняшней жизнью, принимая во внимание неосознанные проблемы, которые мы унаследовали, мы приходим к здоровому дистанцированию.
Опасность заключается в том, что замутненность семейного мифа может заманить нас к обрыву небытия, обещая нам решение всех наших проблем, и ошеломить настолько, что мы никогда не сможем жить в настоящем. Потенциальная угроза может также заключаться в следующем: если нам необходимо выявить, как страдание передается через поколения, важно быть чрезвычайно бдительными по отношению к его гипнотической силе. Не стоит поддаваться обольстительному зову сирен, поющих о волшебном разрешении всех наших трудностей благодаря нахождению отсутствующего элемента понимания. Поскольку нет ничего более иллюзорного, чем ожидание объяснения или интерпретации нашего семейного мифа, способных все решить. Решение находится в способности сепарироваться от содержания семейного мифа после того, как мы поняли, насколько к нему привязаны. Таким образом, мы сможем переписать прошлое по-своему, чтобы оно отражало и уважало нашу внутреннюю потребность, потребность в самореализации в настоящем и будущем.