Яблочные дни. Часть I

Глава 18

Эскарлота

Айруэла

Обратить день в ночь или хотя бы вечер не мог бы даже Людвик. Это так или иначе смиряло с невозможностью увлечь любезного Мариуса в постель. Хенрика Яльте решила в первые дни своего пребывания пожалеть эскарлотцев, у коих любовные утехи наверняка по расписанию, составленного из заповедей Девы и зверского тексиса, и соглашалась потерпеть до темноты. Решение оказалось мудрым, потому что через час после обеда с Рекенья госпожу Яльте нижайше просили к герцогу Мигелю ви Ита. Хенрика с трудом удержалась, чтобы не сложить пальцы в очаровательную комбинацию из трёх пальцев, сегодня общения с эскарлотцами хватило ей за глаза. И всё же блицардская гарпия с улыбкой направилась в гости к великому ворону Эскарлоты.

Герцог ви Ита ничуть не походил на её сенешаля, а жаль. Но встретил весьма учтиво, дал себя рассмотреть. Он даже пытался улыбаться. Весь одетый в чёрное, с идеальной осанкой, которой должно было найтись какое-то особое, «искусственное» объяснение, выдающимся носом и выразительными мешками под глазами.

— Интересный наряд, донья Яльте. — Мигель, за вычетом невысокого роста и коренастости, немного походил на Мариуса, а может, Мариус походил на него. — Это блицардская мода, украшенные шоколадом юбки?

— Это последнее веяние эскарлотской моды, герцог. — Хенрика отдёрнула руку, облобызал, и будет. — Похоже, вы его ещё не уловили.

— Увы, — покаянно вздохнул государственный мученик, — у меня столько дел, что следить за модами нет ни сил, ни желания…

— Чёрный вам к лицу, — признала Яльте, позволяя подвести себя к креслу у письменного стола, заложенному фолиантами, ими было по силам прибить.

— Разумеется, я же ворон.

Ворон выбрал себе примечательное местечко для гнездования. Едва ли хоть одна комната Сегне могла сравниться с ним в роскоши. У Хенрики испортилось бы настроение, если бы хотя бы один её блицардский подданный отделал себе потолок ромбовидными кессонами с углублениями, покрытыми плитками из терракоты, обил стены песочной тканью[1], затканной золотящимся зооморфным узором, выложил пол ворсовыми коврами, которые не хотелось осквернять касанием туфлей, и всё это обставил бы мебелью с перламутровой инкрустацией.

— Быть может, предложите даме вина? — спросила Хенрика, чтобы перестать глазеть. Есть здесь тайник с винными кувшинами или канцлер пьянеет от знаний? Шкафы были заменены нишами в стенах, закрывающимися дверцами, сквозь щели просматривались обрезы книг.

— Увы. Только это живящее чудо родом из Восточной Петли. — Герцог ви Ита несколько нервной походкой подступил к одной из ниш и действительно явил чудо. За дверцей в мозаике показалась ширма в цветках граната. Отдёрнув её, чудодей исчез и тут же появился с книгой, закрытой на золотые застежки. Несколько на показ раскрыл их, являя пустышку с шёлковым мешочком внутри. Мигель развязал его. Хенрика чуть было не раздула ноздри, вбирая тёплый, горьковатый аромат. Она почти привстала ему навстречу, но передумала. И от удовольствия лишь прикрыла глаза. Герцог скрылся за ширмой. Послышалось знакомое медное звяканье и клокотание. Где-то там, в блицардских снегах, любезный Людвик дописал для неё очередное письмо, попивая очередную чашку шоколада…

— О-о-о, — Хенрика чуть было не облизнула губы, — герцог, вы меня спасаете!

— Донья Яльте любит кахи́ву? — Единомышленник ловко ввернул поднос между Кодексом Мануция и «Поучениями Энрике-Женоненавистника».

— Жить без него не может. — Рученьки так и потянулись к очаровательной медной чашечке, источающей ароматный дымок. — Не нужно сахара!

Госпожа Яльте с наслаждением потягивала мироканскую усладу. Из Рюнкля она уезжала впопыхах, боясь, что кузен Лауритс перехватит её, не выпустит, и забыла запас кахивы от герцога Иньиго Лаванья. Но эскарлотские кабальеро не приучены бросать даму в лишениях, и теперь другой герцог восполнил её утрату. Забывшись, он уселся на край стола. Хенрика моргнула. Попиратель тексиса залпом выпил кахиву и принялся вертеть в руках уже пустую чашку, пачкая пальцы чёрными каплями. Взболтнул ногой. Яльте тотчас оценила штаны, облегающие нахальные ноги канцлера. Конечно же, штаны были чёрными, а ещё бархатными. Нужно непременно достать Мариусу такие же. Мигель ви Ита, отставив чашку, уже массировал правый висок.

— Дела вас погубят, Мигель.

— Не намерен доставлять им такого удовольствия.

— Но вы уделили мне время. — Хенрика возвратила допитую чашку. Мигель не глядя поставил её на Кодекс Мануция. — Значит, или вы мечтали со мной познакомиться, и поэтому пренебрегли делами, или же я и есть ещё одно ваше дело.

— Вы проницательны, — пришёл в восхищение непревзойденный знаток «царского искусства», — благодарю. Тогда к насущному.

— Признаться честно, — Яльте удобнее устроилась в действительно мягком кресле, насущное обещало отнять много времени, — я надеялась на то, что последние два дня вы томились мечтой о знакомстве.

— Донья…

— Энрика, Мигель. Эскарлотский тексис сегодня явил мне всю свою несообразность.

— Энрика, — с усмешкой принял заданный тон царедворец, — едва я узнал, что вы прибыли в Айруэлу, я возжелал с вами встречи как ни с одной другой Яльте.

Хенрика склонила голову набок и улыбнулась.

— Любезности не входят в число ваших талантов. Но кахива вас спасла. Что за дело, итак?

Некоторое время Мигель стоял к ней боком, сложив руки словно в молитве. Голову он чуть отклонил вниз, подбородок уместил на кончиках пальцев. Его бы такого на фреску, вылитый чёрный ангел. Наваждение прекратилось. Канцлер развернулся к гостье лицом, поместил руки за спину и явил лёгкую улыбку. В маслинных, близко посаженных глазах заплясал огонёк. Огонёк деятельности, надо полагать.

— Что скажете о племяннике, Энрика?

Яльте не удержалась и вздёрнула бровку:

— Малыш Гарсиласо? Это о нём вы хотели поговорить?

— Пока да.… Так что вы о нём думаете?

— Это очень… — как обозначить недетскую усмешку, глазёнки, глядящие на неё, как на дурочку? — Очень взрослый мальчик. Умный, рассудительный и вспыльчивый.

— Интересная оценка Салисьо. Должно быть, я вас удивлю, но вы стали свидетельницей его первой в жизни драки. До этого могли обидеть его.… Но не наоборот.

— Первой, но довольно успешной драки, — Яльте кивнула. Бастардика жаль, но маленькие, вздумавшие играть с серьёзными вещами нахалы несносны.

Мигель придвинул к её креслу стул и сел верхом, загляденье. Ещё один плевок на могилу эскарлотского тексиса.

— И случившееся не смутило вас?

— Ничуть. Мальчик — истинный Яльте, он не мог допустить и шуточной коронации новоявленного братца. Но к чему эти воспитательские изыскания? Я не разбираюсь в детях, — посмеивайся, раз устала плакать.

— Салисьо не по годам умён, это верно. — Ещё бы не верно, сам поди воспитывал. За компанию со старшеньким. — В своей семье он был тенью. Всегда тихий, молчаливый, но невероятно любопытный.

Хенрика сотворила ещё один кивок. Любопытный — это мягко сказано. Маленький интриган.

— Так было до недавнего времени, — жёстко вымолвил канцлер. — Полагаю, о старшем брате, Райнеро, вам известно?

— Что именно?

— Его нет ни в Айруэле, ни в столице. Ссора с отцом…

Хенрика прищурилась и подалась вперёд:

— Если вы хотите, чтобы я продолжила разговор с вами, потрудитесь говорить правду.

— Браво, Энрика, — Мигель сложил руки в намёке на овации. — Значит, вы успели поговорить с племянником. Это значительно упрощает дело.

— Вот как…

— О да. Наш принц-бастард сгинул в неизвестном направлении, — канцлер сжал губы и прикрыл глаза, явно не одобряя поступок воспитанника. — Полагаю, он где-то на пути к Блицарду…

Ох и беспутная же из Хенрики Яльте тётка, нашла время отречься! Однако же спокойно, ни досадой, ни слезами беде не поможешь. Сядь ровно и слушай умного человека с властью. На просьбу о поддержке откликнется кузен Лари. Если не дурак. Лишь неприятностей с югом северу-то и не хватало.

— А теперь, наконец, к нашему делу. — Можно подумать, ты хотя бы на минутку от него отходил. — Я намерен просить вас о помощи.

— О помощи? — неподдельно изумилась Яльте. — Бывшую королеву?

— Уверяю, эта помощь вам по силам. — Герцог ви Ита сжал спинку стула и заглянул собеседнице в глаза. С доверием.

Хенрика уставилась в ответ:

— Слушаю, Мигель, слушаю.

— Малыш Салисьо сейчас в откровенно незавидном положении, — воспитатель сплёл коротковатые пальцы в замок и со вздохом на них посмотрел. — Вы видели его руки, внешнюю сторону ладоней?

— Пожалуй… — Видела, но не придала значения. Папенька, он же Карл-Вольфганг, король Блицарда, был убеждён: если дочери вернулись с прогулки без ссадин, дочери плохо погуляли.

— Если присмотреться, на ладонях Салисьо можно увидеть тонкие белые бороздки. Это шрамы, Энрика. Скоро они исчезнут, но память мальчику не стереть.

— Люди веками ломают о память копья, — сказала Хенрика, лишь бы что-то сказать.

Герцог ви Ита порывисто поднялся:

— Дело в том, что перед изгнанием брат Гарсиласо пообещал убить его. И почти выполнил своё обещание. Арбалетный болт разбил окно и пронёсся над головой Салисьо. Мальчик отделался испугом и порезами.

— Это сделал Райнеро? — Хенрика несколько растерялась. Руки с подлокотников переместились на колени, едва не стиснув.

— Не он лично, но его верные люди.

— Мне, разумеется, жаль племянника, но что вы предлагаете? Стать его личной охраной? Полноте, Мигель, я женщина, а не солдат.

— Я прошу вас спасти его. — герцог ви Ита наклонился к ней, словно собираясь клюнуть.

— Как? — взмахнула Хенрика ресницами.

— Увезти отсюда. Подумайте прежде, чем ответить.

Предполагаемая спасительница сложила под грудью руки. Какая прелесть. Ей будто нового несчастненького подкладывали. Не учтя, что время несчастненьких кончилось.

— Франциско одобряет это решение? — Её жених однажды пошутил, что короли знают о делах своих канцлеров не больше, чем рогоносцы — о делах своих жён.

— Франциско… — канцлер Эскарлоты во мнимом замешательстве опустил уголок губ, — не знает о моём замысле.

— Мигель! — всплеснула руками Хенрика. Восхищение вступило в неравный бой с ошеломлением. — Вы понимаете, что предложили мне похитить наследного принца?

Герцог ви Ита вновь принял позу чёрного ангела. Захотелось его если не живописать, то хотя бы вышить.

— Энрика Яльте, — говорил он спокойно и вкрадчиво, отделяя каждое слово, — я бы не посвящал вас в тайны эскарлотского королевского дома, будь у меня выбор. Его величество не должен знать о моих намереньях ровным счётом ничего.

— Ещё бы! Если король суёт нос в дела своего канцлера, всё погибло.

— Франциско запретил сыну подходить к окнам, — Мигель ви Ита возвысил голос. Лучше умолкнуть. Этот человек не считается с волей здравствующего короля, что ему строптивая сестра мёртвой королевы. — Почти не выпускает его из комнаты. А ходит Салисьо в панцире. Но это не спасёт мальчишку от Райнеро и одной особы, с которой вы уже имели удовольствие познакомиться.

— Розамунда? — удивилась Хенрика. — Не смешите меня. Умнейшая женщина. Жаль лишь, на месте Дианы и подле этого хряка…

— Морено, — герцог ви Ита сказал, как выплюнул. Он мужчина, властный мужчина, ему не понять, как женщине может быть тошно от фамилии, что она вынуждена носить. — Она приучала Гарсиласо к ядам. Если бы я не успел, мальчик был бы мёртв.

— Это случайность, — отрезала Яльте. Розамунда — мать, притом трижды. Такая ни за что не посягнёт на жизнь ребёнка, чьего бы то ни было. Никто лучше матери не понимает, что детская жизнь — священнее всех земных святынь.

— Энрика, — у Мигеля дёрнулась выбритая до синевы щека, — вашему племяннику, если он останется в Эскарлоте, жить осталось совсем недолго. Я всё устрою, лишь дайте согласие, увезите его.

— Нет. Я сочувствую малышу, но ввязываться в дела эскарлотского королевского дома, равно как и королевства, не намерена. Я больше не королева, Мигель. Довольно.

Канцлер совершил отчаянный марш-бросок от письменного стола к окну.

— Уверяю, вам ничего не будет угрожать. — Идеально ровная, бархатом обтянутая спина внушала надёжность. Но всё решено — нет. — Мои люди обеспечат достойную охрану. Для Эскарлоты мальчик исчезнет навсегда, но он будет жить.

— И как, по-вашему, я должна его укрывать? — Хенрика дождалась, пока канцлер изволит повернуться, и двумя пальцами указала себе на глаза. — Вот это — не спрятать.

— Это невероятная мелочь, — зарвавшийся интриган досадливо прицокнул.

— Это то, — стальным тоном возразила Яльте, — что погубит меня и лишит головы.

— Энрика…

— Нет, Мигель. Я сказала — нет.

— Вы — Яльте, так где же ваши хвалёные присказки? — Канцлер опустился за стол, будто ноженьки не держали. — «Родная кровь», «не уходим бесследно», «мы вместе»? Племянник и есть та самая родная кровь. У него ваши глаза — не столько их цвет, сколько взгляд…

— Не впутывайте сюда наши истины! — Хенрику выдернуло из кресла. — И почему вы уверены, что Райнеро ещё жив? Убийцы по пятам — не самая животворящая вещь.

— Вы совсем не знаете своих племянников. Ни старшего, ни младшего, — губы герцога ви Ита тронула слабая усмешка. Почти не взбесившая. — Вам понравилось, как Салисьо отстоял своё право на трон?

— Вы уже выведали, что да.

— Так знайте, эта была та ярость, которая уместилась бы в мизинце Райнеро.

— Вы преувеличиваете… — Красивенькая мордашка с ямочкой на подбородке фамильным вздёрнутым носом, облако тёмных кудрей, мощная шея. Что ты знаешь о старшем племянничке, тётушка?

— Отнюдь. Поинтересуйтесь его деяниями. Даже Гарсиласо расскажет вам очень многое. Салисьо — чудесный ребёнок. Но старший брат вернётся, а он вернётся, и растопчет его.

— Что значит «растопчет»?

— Вы прекрасно поняли, — канцлер всадил в неё взгляд, как булавку в бабочку. — «Малыш Гарсиласо», как вы его окрестили, не сможет дать отпора. Ни малейшего. Он просто не успеет для этого вырасти.

— «Не успеет вырасти»… — Хенрика обняла себя за талию. Пугливый девичий жест, но перед кем тут чиниться. — Вы говорите о… братоубийстве? Райнеро — Яльте, он не поступит так.

Мигель под странным углом наклонил голову, лицо сделалось жёстким. При других обстоятельствах Хенрика бы оценила круто проступившие скулы.

— Райнеро — бешеный Яльте. Он — бык. Он рубит врагам головы, нанизывает на кол мужей названных сестёр и похищает девственниц. Что ему малявка, вставший на пути к престолу?

— Почему вы так уверены? — задуманное негодование вышло лепетом.

Герцог ви Ита медленно восстал над книжными развалинами.

— Потому, что искусству быть королём его учил я. Уверяю вас, из Райнеро выйдет истинный государь, с него ещё учебник напишут. Пресвятая Дева, совесть, честь, удовольствия — что угодно для него прах по сравнению с троном. Брата он не любил никогда. Мальчишка будет вечным препятствием к престолу. Райнеро не привык обходить, он приучен рушить. Энрика, спасите безвинного мальчика!

— Я… — горло сжало, ни слово вымолвить, ни разрыдаться. — П-простите, Мигель. — Яльте развернулась, закусила губу и выбежала из кабинета.

Хенрике Яльте никогда не доводилось успокаивать детей. Фрейлин, даже несчастненьких — да, но не детей. Племянник тихонько подвывал, спрятавшись лицом в подушку. Кулаки сжимали её края, плечи вздрагивали. От решимости и ярости не осталось и следа. Похоже, малыш всё истратил на злосчастном семейном обеде. Хенрика присела на краешек постели. Рука осторожно коснулась взъерошенных кудряшек. Мальчик вздрогнул и обернулся. Пару раз моргнув, сел, рьяно утирая слёзы.

— Я не слышал, как вы вошли, донья Энрика. — Он убрал со лба волосы и слегка отстранился.

— Я старалась не шуметь, — Яльте улыбнулась. Попыталась заглянуть в заплаканное личико, но племянник лишь ниже опустил голову.

— Почему вы пришли? — Гарсиласо шмыгнул распухшим носом, Хенрика протянула платок. Мальчик, поколебавшись, принял. — Благодарю.

— Решила навестить маленького героя. Но, признаться, увидеть я ожидала другое…

— Я поступил недостойно и низко, так отец сказал. Принц не может драться кулаками, как плебей, я знаю. Один удар, а потом, если надо, дуэль. Но Лоренсо.… Так получилось, я и сам не понял… — Племянничек умолк, будто лишившись слов, скомкал платок и взглянул на Хенрику.

— Ты поступил как подобает наследному принцу. Не отдал корону другому, пусть это была только игра. То, что ты избил братца, разумеется, плохо. В следующий раз постарайся пустить ему кровь не кулаком, но шпагой.

Гарсиласо взметнул брови, моргнул. Да, тётка давала не самые высоконравственные советы. Зато жизненные. Пусть из мальчишки растёт Яльте — не припугнутый набожный Рекенья. А ведь эта фамилия была поистине великой. Должно быть, на Франциско род начал свой упадок.

— Я уже вызвал его на дуэль, это было раньше.… Но сейчас я наказан, — племянник закусил губу. Хенрика встревожилась. Как Франциско наказывает своих детей? Что он сотворил с мальчиком? Следов от розог не видно, и сидел бы Гарсиласо иначе. Значит, любящий папаша ломал сыну душу.

— Ты можешь мне рассказать.

Гарсиласо кивнул, подогнул под себя ноги и сжал кулачки.

— Отец заставил меня встать перед его бастардом на колено, — в голосе звенела смешанная со стыдом злость, — и просить прощения. Я отказался. И тогда отец заставил меня молиться перед ним за спасение своей души. А потом вновь потребовал извинений. Мне пришлось, хотя я и солгал. Я не раскаивался. И сейчас не раскаюсь. Я поступил правильно! И если бастард не научился, я снова его ударю. — Из глазёнок покатились крупные слёзы. Но мальчуган будто не замечал их. Смотря перед собой, кусал нижнюю губу, как бы не дошло до крови.

В Хенрике взыграла гордость.

— Отец заставил тебя унизиться, но винить себя ты не должен. Ты ещё мал, Гарсиласо, но кровь Яльте уже видна в тебе.

— Я не Яльте! — голос племянничка сорвался. Малыш спрятал лицо в ладонях, прижал колени к груди. Плечи вновь содрогнулись.

До чего же с ним сложно. Хенрика чувствовала себя тем комедиантом, что ходит по верёвке и балансирует. Неверный шаг — и полёт вниз, падение. Она придвинулась к рыдающему, словно бы покрывшемуся колючками зверёнышу, с ногами забралась на постель. Рискуя, обняла его, притянула к себе. Гарсиласо не противился. Лишь всхлипнул и прижался к тётке с волнением и неясным страхом. Вот ты и приручён. Дикий зверёк убрал колючки. Теперь главное не сорваться. Малыш прятал лицо в буфе её платья, рыдания стихали. В семье Яльте риск почитали делом благородным. Хенрика погладила племянника по головке, затем по спине. Поцеловала в кудрявый затылок. Гарсиласо обмяк в объятиях, шмыгнул носом и устроился поудобнее. Никогда Хенрике Яльте досель не доводилось успокаивать детей. Это было не столь сложно. Только казалось, утешает она не принца, а приручает зверёныша. Дикого и не привыкшего к ласке. Сестре было даровано такое счастье, как она могла не ценить его? Племянник что-то сказал Хенрике в плечо, не разобрать. Пришлось отстраниться.

— Что-что?

— Простите, тётушка. — Опять отвернулся!

— О нет! — Яльте взяла его за подбородок и вынудила поднять голову. — Кому ещё плакаться, как не родной тётке? И никогда не опускай головы, понял?

Губ малыша коснулась слабая улыбка. Улитое слезами личико было красным, местами в пятнах. Точно так же выглядела зарёванная Диана, Хенрика помнила.

— Вы удивительная, — Гарсиласо смотрел ей в глаза, быстро учится.

Хенрика ухмыльнулась и выпрямила спину:

— Это почему же?

— В туфлях забрались на кровать и обнимали чужого вам человека.

— Эскарлотский тексис просто жуток, — Яльте сморщила нос. — В Блицарде всё куда проще. И что за глупости ты говоришь? Как мой милый племянник может быть мне чужим?

Гарсиласо пожал плечами. Хотел опустить глаза, но быстро исправился. Умница.

— Пусть я никогда тебя не видела, у нас одна кровь. Она слышит родную душу. Ты открыл мне страшную тайну семьи Рекенья, а почему? Потому что ты Яльте, ты просто не мог иначе.

Маленький упрямец покачал головой:

— Нет…

— Кто вбил тебе в голову такую глупость?

— Госпожа Диана. И очень давно. Я — Рекенья, тётушка. Быть Яльте я не умею.

— Но был им. Совсем недавно. — Хенрика взяла руки племянника в свои. До чего же холодные. Где хвалёный эскарлотский огонь, что живёт под кожей? Костяшки пальцев были в свежих ссадинах. На верхних сторонах ладоней сплетались бледные полоски порезов. За свою недолгую жизнь племянник вытерпел больше, чем тётушка. Да что там, даже десять лет её правления не сравнятся с последним месяцем жизни Гарсиласо.

— Почему ты называешь маму «госпожа Диана»? Это тоже тексис?

— Нет, она сама так велела. Госпожа Диана не любила меня так, как любила Райнеро…

Она вообще не любила тебя, бедный малыш. Диана, коль скоро второй сын пришёлся не к месту, что тебе стоило отправить его в Блицард на воспитание?

Хенрика ждала новых слёз, но Гарсиласо вёл себя спокойно.

— Райнеро тогда уехал на свою первую войну. Госпожа Диана очень беспокоилась, и я решил её утешить. Мне было пять или шесть… Я видел раньше, как королева утешает Райнеро одними словами о Яльте и решил, что и ко мне они относятся. Ведь я тоже её сын. Но когда я сказал первые слова «Ты — Яльте, мы — Яльте», когда коснулся её руки, королева оттолкнула меня. Она велела, чтобы я никогда не называл себя так. И её никогда больше не звал матушкой, потому что я уже большой. Я прорыдал у дона Мигеля весь оставшийся день. Он рассказал мне историю рода Яльте… — Гарсиласо усмехнулся и легонько сдавил руки Хенрики. — Я — Рекенья, быть Яльте мне запретили.

Хенрика покачала головой. Так не годилось.

— Это нужно исправить, славненький. Ты ещё помнишь те слова?

Племянник повертел головкой и вздохнул.

— Тогда запоминай. Ты — Яльте. — Она взяла его правую руку в свою. — Мы — Яльте. — Сжала левую. Гарсиласо, втянув голову в плечи, смотрел на её руки. До чего же смешной. — У нас ледяная кровь и огненные сердца. — Соединила ручонки племянника в своих. — Они бьются в такт. — Его правую Хенрика положила ему на грудь, левую — к себе. Сердечко Гарсиласо колотилось, выпрыгивая. — Пока мы вместе, для нас нет страха. — Выпустить руки племянника, обхватить его лицо ладонями и привлечь к себе так, чтобы соприкоснулись лбы. Малыш заулыбался, Хенрика тоже не удержала улыбки. Древний родовой заговор. Когда папа произносил его, у Хенни вырастали крылья, разумеется, гарпиевые. Этими же словами она двадцать три года назад прощалась с сестрой. Оказалось, навечно. И уже дианин сынишка как завороженный смотрит на тётушку, боясь дышать. Дыши, Гарсиласо. Полной грудью дыши. Торопись. Что тебя ждёт впереди, известно только Предвечному. Да и известно ли?

— Спасибо, — Гарсиласо шептал ей, как сообщнице.

— Никогда не забывай, что ты Яльте. — Отчего-то она тоже перешла на шёпот. С племянником Хенрика стремительно становилась девочкой.

— Хорошо, — он хихикнул и слез с постели. — Если все Яльте такие, как вы, тётушка, мне нравится быть одним из них.

Забрать ребёнка с собой, прочь от опасностей. Уберечь от брата, от отца, ото всех… Хенрика отбросила эти мысли. Нет. Ты больше не королева. И ты не похищаешь принцев, пусть они и приходятся тебе племянниками.

Но оставить Гарсиласо сейчас она не посмеет. Не тогда, когда он в огненной стране становится юным принцем льдов, Яльте. Решено. Пусть Франциско изожжёт её взглядом, донья Энрика задержится здесь в гостях.

[1]Песочная ткань — шёлковая ткань с рисунком, созданным переплетением блестящих нитей, а так же любая ткань с земель Восточной петли.