Яблочные дни. Часть I

Глава 30

Блицард

Хильма

Что, если он не забыл «слизня»? Конечно, он не забыл…

Свет в окне слишком яркий, спинка стула до странности неудобная, скатерть на столе опасно белая, закусок расставлено подозрительно много. Берни в очередной раз вгляделся в мордочку пряничного медведя, в этих обстоятельствах такого привычного, родного. Пряник вручила нагулявшаяся по Хильме Альда. Похихикав над собственным рассказом о прогулке, жена упорхнула с новой подружкой осматривать Сегне. Вот смеху-то было бы, узнай она, что гуляет с бывшей, мимолётной любовницей мужа… А ныне — любовницей короля? Что крошка Юльхе могла нашептать Лари о Рыжем Дьяволёнке? Что она могла нашептать, чтобы добавилось причин прямо здесь снести ему голову, а не покровительствовать?

Белая глазурь на прянике начала таять под пальцами. Берни отложил сладость на сервированный по случаю встречи с королём стол и утянул с блюда первую попавшуюся закуску. Розоватый бутон с красными крупицами напоминал паштет и лежал на очень тонкой лепёшке, норовившей разломиться прямо в пальцах. Кухню Восточной Петли Берни не знал. Что же, попробуем. Деликатес быстро перестал радовать, вспыхнув на языке огнём. Едва не опрокинув бокал, Берни плеснул себе вина, налитого почему-то в бутыль, не кувшин, и залпом выпил, надеясь, что хоть оно не окажется сродни перцу. А вот и первая шуточка от короля: назвался драконом — дыши огнём. Огонь жёг желудок, Оссори обречённо кусал пряничного медведя за голову. Недолго бедняга красовался белой сахарной шубкой и чёрными глазками бусинками.

— Что за мерзкая чёлочка.

— Хью, это просто такая причёска…

— Джон, это просто такое отсутствие вкуса. У-у-уши, ты посмотри, так и хочется дёрнуть за мясистые мочки.

— Ты чокнутый.

— Ещё передеритесь!

— Не мешай старшим спорить, Оссори!

— Кэдоган, они…

— Молчать всем! Хью, Джон, Яноре хоть и плохо знает блаутурский, но не глухой. И хватит зубоскалить. Берни, с кем ты связался? Нарываешься на новую дуэль с Хьюго, чтобы он опять проиграл и неделю плевался ядом?

— Я тогда не проиграл! Я споткнулся, а у Оссори дьявольское везение!

Увернувшись от дружеской оплеухи Хью, Берни рассмеялся, успел ущипнуть того за предплечье. Вишенка задорно заржала, умница, вильнула в сторону! Злобно фыркающий в усы Хьюго надвигался неумолимо, но Кэдоган усмирил всех одним взглядом. Джон одобрительно кивнул принцу и тщательно расправил на круглом животе складки колета. Берни весело взглянул на Кэди, но принц отныне смотрел только всадника, что подъезжал к их компании. Для всех принц Тимрийский был недоволен поведением друзей, но только Берни знал истинную причину этого напряжения…

— Интересно, он всегда так улыбается, или он просто выспался этим утром… — Энтони вырос по левую руку Берни, прицокнув, посмотрел поверх его головы на Кэди. — Яноре выспался, а вот наш принц глаз не сомкнул.

С досады Берни пихнул наблюдательного друга локтём в бок. Тони недовольно зашипел, но сдачи не дал. Да, Айрон-Кэдоган действительно не спал этой ночью. Берни слушал опасения побратима, как мог старался разуверить, но сам не заметил, как его сморило. Берни проснулся под плащом принца, сам же Кэди так и сидел у окна гостиницы, вглядываясь в сереющий рассвет. Этим утром они встретят Лауритса Яноре, который проводит их до самой Хильмы, до дворцового крыльца, где Кэдогана будет ждать невеста, его любимая Хенрика. Этим утром они встретят кузена Хенрики слизня Лари, которого Кэдоган считал серьёзным претендентом на её руку, а значит, своим соперником. Чушь, невероятная глупость, прекрасная Хэнни и этот жалкий домашний слизень! Берни смеялся, но Кэдогану было не до смеха. Он твердил: пусть жалкий, пусть слизень, но Лауритс любил Хенрику, об этом знали все, об их союзе мечтала знать и чернь. А вот блаутурского дракона блицардцы не жаловали, хоть и боялись.

— Добрррого утра, — ударило по ушам. — Я Лауритс Яльте, принц Яноре.

Берни переглянулся с Энтони. Недоразумение выучило блаутурский? Лари, называть его на блицардский манер «Ларсом» Неистовые драгуны отказывались, остановил серого в яблоках коня напротив кобылы Кэди. Беатриче недовольно попятилась, выдавая охватившее принца неудовольствие. Нет, омерзение, кивнул себе Берни и невольно сморщил нос. Лари счастливо улыбался драгунам, эта тусклая, но очень широкая улыбка бесила всех и каждого, особенно Хьюго, который сам любил скалиться. Берни сощурился на провожатого. Короткая стрижка, рыжеватая чёлка чуть вьётся на лбу. Ясные глаза глядят доверчиво. Руки стискивают поводья, никак нервничает. Чистенькая одежда так аккуратно сидела на Лари, что казалось, он в седле не шевелился, так ладно расправлено кружево на воротничке сорочки, так ровно блестят пуговки на тканой нарядной курточке. К такому даже дорожная пыль приставать побрезговала.

— Приветствую, Лауритс. Ты без свиты? Надеюсь, ничего не случилось? — Кэдоган кивнул Лари, тот неуверенно склонил голову в ответ, явно пытаясь перевести последнюю часть фразы.

— Случилось, свита от него сбежала, и я их понимаю! — оскалился в улыбке Хью, глядя прямо Лари в глаза.

Несчастный олух улыбнулся.

— Я не знать язык. Знать мало слов, — выцедил он.

— Я вижу, мой хороший, — участливо покивал Хью. — А я-то подумал, утро испорчено. Восхвалим святого Прюмме, слизень так и не удосужился выучить язык!

Берни стиснул зубы, не стоило сомневаться, Кэди не станет такое терпеть. Принц действительно повернулся к Хьюго, не обратив внимание на беспокойно мнущегося в седле Лари. Берни видел только чернокудрый затылок Кэдогана, но не сомневался, сейчас на Хьюго обрушился один из усмиряющих взглядов из-под бровей. Принц Тимрийский не умел лгать лицом. Если он улыбался, то белозубая улыбка озаряло всё его лицо, и те, кто были рядом, невольно заражались этим жизнелюбием. Если принц смеялся, то с запрокинутой головой, а хохот лился песней. Если же он сердился, то одним сдвиганием бровей к переносице заставлял любого отводить взгляд, а то и опускать голову.

— Хьюго, если ты изволишь доставлять нашему гостю неудовольствие своими неизгладимо колкими замечаниями, делай это как можно более изощрёнными словами, какие он точно ещё не успел выучить. — Кэдоган никогда не говорил так быстро и в такой скользящей манере. Берни переглянулся с не менее удивлённым Тони. Хью же довольно кивнул, разглаживая усы большим пальцем.

Несчастный Лауритс напряжённо вглядывался куда-то в рот Кэдогану, будто силясь выловить перевод слов оттуда.

— Я понять, вы просить мессира….

— Аргойла, — подсказал довольный Хьюго.

— Мессира Аргойла попросить говорить слова, что я знаю?

— Верно, — Кэдоган жестом пригласил Лауритса присоединиться к ним и продолжить путь. — Но расскажите же о нашей дороге. Что случилось с Эмерикским трактом?

Лауритс тяжко вздохнул, подбирая слова. Берни было почти жаль слизня. Тот бы не имел ничего против, предложи Кэди перейти на блицард, но в планы принца это не входило. Не оскорбляя слизня так явно, как Хью, Кэди всё же не мог спустить ему отсиживание зада во время Девятнадцатилетней и любовь к его Хэнни. Кэдоган ехал на собственную помолвку, но это не мешало ему ревновать! Берни хмыкнул, поправил колет, за петлицу которого ещё утром заткнул цветок сирени. Любимый цветок Альды. Он не отстанет от своего побратима, следом за Кэди настанет его черёд. Когда он, как положено, просил руки Альды Уайлс под зорким глазом матушки, его ещё грызли сомнения, это больше походило на пленение, чем на добровольный союз. Но сейчас, сейчас! Если вместо лопаток когда-то были крылья, то Берни чувствовал, как они расправляются, стоит ему лишь подумать о своей невесте, их общем будущем! Вчера, проезжая заросли сирени, он сорвал сладко пахнущее соцветие и, не выдержав, рассказал о предстоящей помолвке с Альдой друзьям, ведь раньше о ней знал только Айрон-Кэдоган. Со вчерашнего же дня Энтони стал ещё молчаливее обычного. Кэди тогда шепнул, что Тони тоже мог надеяться на сердечко Альды, но Берни засмеялся. О том, что Оссори и Уайлс сойдутся в брачном союзе, все знали едва ли не с того дня, когда маленькие Альда и Берни познакомились, так мог ли Энтони думать о подобном? И предположить смешно!

— Эммер… Эмримммстк… — мучительно замычали над ухом. Лари вклинил коня между Кэди и Хью, так что Берни иногда удавалось разглядеть профиль несчастного слизня. Ничего особенного, разве что щёки румянятся, будто только что побрили и умыли. Лари жестикулировал у самого лица, щёлкал пальцами правой руки, подбирая нужное слово. Язык рвался подсказать, но вместо этого Берни потрепал Вишенку по гриве. — Тракт размыт, — выдохнул Яноре, изображая рукой волну. — Наводнение. Мы ехать другой дорогой. — Он указал вперёд, туда, где дорога сужалась и уходила в темнеющую низину, в лес. — Через…. мммм…. город, где болезнь. Умирать. Карлат. Я сказать понятно?

Берни передёрнул плечами, вгляделся в разом ставшую неприятной даль. Светлые мысли о помолвке исчезли, оставив гнетущее предчувствие беды. Вести наследного принца Блаутура через край, который сгубила зараза и прокляла церковь? Неужели Кэдоган прав, и слизень не так прост, как кажется? Нарочно заведёт их в карлатские земли, где нет подмоги, а там они встретят запропавшую блицардскую свиту, и численный перевес будет совсем не на стороне пятерых драгун, уехавших на мили вперёд процессии, полагающейся блаутурскому принцу… Сказать безутешной невесте, что жениха убили разбойники, предложить себя взамен? Берни с силой сжал эфес драгунской сабли, но Лари не чуял угрозы, продолжая смотреть на Кэдогана безобиднейшим из слизней.

— Кэдоган, мы не поедем с ним. Не через эту дорогу. — Берни вгляделся вперёд. Утро завладело небом, горизонт светлел, солнце уже поднялось, но будет ли в лесу так же светло? Они ехали открытой местностью, последнее селение осталось позади, по сторонам песчаной дороги только поля. Из придорожной травы взвилась в небо вспугнутая стая крохотных пташек, беспокойно запищав, унеслась в хлопковое поле. Не в лес, что всё приближался, из единой серой полосы превращаясь в жухлые деревца у границ и низкие кусты. Так бывает у болот.

— Отчего? — Кэди повернулся к Берни. — Вспомнил страшные сказки?

— Вспомнил страшную явь. Вдруг там ловушка? Он без свиты и ведёт нас заброшенным трактом!

— А, догадался, — подмигнул Кэди. — Я думал об этом и просто не могу упустить такой шанс.

Берни едва не открыл рот. Кэди поманил его пальцем, веля наклониться навстречу. Их стремена звякнули, встретившись.

— Если у него хватит духа напасть, мы ответим. Неистовые драгуны выстоят впятером против десятерых, сомневаешься? Скажу больше, я хочу, чтобы он напал. Тогда у меня будет возможность раздавить это садовое недоразумение на законных основаниях.

Берни уловил блеск в глазах Кэди, и тут мычание слизня прервало их разговор.

— Хенрика передать через меня свои слова… — Лари пошарил рукой за пазухой, вынул аккуратный, не потрепавшийся по краям листочек. — Я писать их. Я читать на блаутурском. «Любимый жених, молю, чтобы дорога тебя не утомила! Я очень жду тебя и скучаю по нашим ночам, разлука коварна, она изводит и нагоняет дурное. Поторопись же к своей Хенни, родной».

Берни едва успел зажать рукой рот, давя улыбку, но Хьюго и Джон так и прыснули от смеха. Кэди не мигая уставился на обеспокоенно вскинувшего бровки слизня, похоже, уговаривая себя не убивать его здесь, сейчас и вне закона. Беатриче заплясала под принцем, вынуждая коня Яноре посторониться.

— Вы уверены, что моя невеста передала именно это?

— Да… я писать её слова, — повторил несчастный слизень. — Что не хорошо?

— Ничего. Стоило отдать мне записку. Она описала, как будет любить меня при встрече.

Лари залился краской, так что лоб и щёки стали ещё более розово-поросячьими. Берни сочувствующе переглянулся с Кэдоганом, взглядом убеждая простить друзьям смех,

ведь они не со зла…

— Кэди, Кэди, ты бы не тянул со свадьбой, твоя бедная Хенни страдает в разлуке! — задыхаясь от хохота, Хью почти лёг на шею коня. Проехав чуть вперёд, он махнул рукой Берни. — Оссори, ты послушай! Свози Альду перед свадьбой к Хенрике в гости, уж она всему научит!

Заткнуться разошедшемуся другу Берни и Кэди пожелали хором. Альда и Хенрика действительно были очень разными невестами, но чистота и непорочность Альды вселяли в Берни веру в правильность их брака. Его милая, наивная, верная Альда, конечно, будет любить и с замирающим сердечком ждать с войны, а он любить в ответ и кружить в объятиях на пороге… Ведь именно так поступают герои её любимых книжек?

Уязвлённый Хью бурчал что-то о праведниках вокруг, Джон же явно решил взять слизня на себя. Лари улыбался в ответ, ерошил на макушке волосы, но разобрать слов драгуна не мог.

— Легенды, понимаешь? Страшные истории. В Карлате. Правда? — допытывался Джон у Лари. Друг страдал тем же, чем и слизень — не знал родного языка собеседника, иначе спросил бы о карлатских легендах на блицард.

Яноре вдруг оживился, неужели понял?

— В крае мор, — Слизень вздохнул, с надеждой поглядел на Берни и Кэди, но помощи не дождался. — Сказки о королеве-ведьме — не есть правда. Этому верить… ребёнок, дурак! Королева есть… без голова, фью! — Лари постучал себя по затылку. — Историю придумать люди.

С каждым словом слизня Хью и Джона мрачнели всё больше.

— Дураки, значит? — Джон скрестил руки на груди, немного откинулся в седле. — Можете так и перевести слизню, что дурак здесь один, и это он.

Обиженный друг придержал коня, Хью поддержал, они пристроились позади Берни и Энтони. Лари растерянно оглянулся и склонил голову набок, его лоб прорезало несколько морщинок.

— Что значит «слизень»? — Яноре произнёс «слизень» сквозь зубы, будто пробуя слово на вкус.

Кэдоган, усмехаясь, махнул на Лари рукой.

— То же, что «сударь», «господин», «мессир»…

— О! Обращение на браутур?

— Только к твоей высочайшей особе, дорогуша, — откликнулся позади Хью. — Хочешь, научим и другим словам? Война, долг, честь, трус, знакомо? Повтори-ка!

— Война знать, — закивал Лари. Покусав губу, повернулся к Кэди. — Долг, честь… трус?

— Верно. Долг, честь — то, чего у тебя нет, а трус — неужели это слово не знакомо? — ответил Кэдоган на блицард. Язык звучал так чисто, что Берни тряхнул головой от резкой перемены. Он достаточно хорошо знал блицард, чтобы значение слов открывалось раньше, чем он успевал вдуматься. И только спустя мгновения Берни осознал, что именно сказал Кэдоган.

Оссори вскочил со стула быстрее, чем понял, что король распахнул двери в комнату и уже шагнул за порог. Казалось, у Лауритса Яноре ушла всего секунда на то, чтобы остановиться у дверей, взглянуть на Берни, склонив голову набок, окинуть взглядом уже весь зал и направиться к столу. Не найдя слов, Оссори просто наблюдал за тем самым Лауритсем, которого в последний раз видел на похоронах Кэдогана. «Слизень Лари» приобрёл опасную грацию человека, привыкшего кружить в самой гуще жестоких сечь и сносить врагам головы. Вероятнее всего, сносить одним ударом. Помимо того, Яноре отпустил усы с коротенькой бородкой и волосы до плеч. Ходивший истым щеголем раньше, он сейчас нисколько не заботился о своей русой, с рыжеватым отливом шевелюре. Несколько прядей были протянуты от висков к затылку и перевязаны там кожаным шнуром, но смысла-то в том, если волосы всё равно упали Лауритсу на лицо, стоило ему склониться над столом. Пока Берни невольно ощупывал собственные причесанные кудри, едва достающие до скул, Лауритс решил поиграться в нападающего и добычу. Трофеями скакнули ему подмышки две настоящие бутылки из тёмного стекла, в форме луковиц, с запечатанными горлышками — на Полукруге они были редкостью, легло в руки блюдо с кругами колбасок и блюдо с чем-то вроде ракушечных раковин. Корзинку с хлебом он вовсе подцепил за ручку зубами, как важнейшую из пожив. По его кивку Берни неуверенно взял поднос с сушёными фруктами и, не забыв пряника, проследовал за Лауритсем. Это такая игра? Или Яноре в походе отрезали язык? О зверствах песочников ходили легенды.

— Ну ве, Оссои. — Лауритс поставил блюда на маленький квадратный столик перед камином, затем вынул изо рта ручку корзины. — Бери, что нравится, и иди сюда.

Бутылки вина в руках короля звякнули несколько ободряюще. Как только Берни подошёл, тот вручил ему одну из бутылок и уселся в центральное кресло с резными крыльями линдворма на спинке. Раньше в нём сидел Кэдоган. Берни сел справа от кресла Кэди и почувствовал спиной родного, стоящего на задних лапах медведя. Он был вырезан на спинке кресла, а обитые тёмно-зелёным бархатом подлокотники оканчивались медвежьими лапами. Кресло же по левую руку принца всегда занимал Энтони, на деревянной спинке красовался искусно вырезанный филин со сложенными крыльями, но сейчас место друга пустовало.

Лауритс закинул ногу на ногу, так что каблук сапога упёрся в колено, и сосредоточенно воевал с печатью на бутылке, выколупывая её кинжалом. Печать сдалась быстро, огонь в камине довольно чавкнул подачкой. Яноре протянул кинжал Оссори, и дождавшись, пока тот высвободит к вину путь, отсалютовал ему бутылкой. Король приложился к горлышку так, будто его давно мучила жажда. Или после пустынь Петли невозможно напиться? Берни всмотрелся: по лицу Лауритса плясали блики огня, искажая черты и накладывая тени, высвечивая морщины у глаз и рта, которые тот заработал за последних четыре года. В волосах у висков блестели редкие седые волоски. Больше того, король и на одежде хранил память священной войны. Презрев придворный наряд, он щеголял в жёстких солдатских сапогах на шнуровке, будто пропитанных песочной пылью некогда чёрных штанах и простой вытертой на локтях тёмно-коричневой кожаной куртке. Единственное, что выдавало в Лауритсе человека из мирного времени — это белеющие манжеты и воротничок рубашки. О собственном наряде Оссори предпочёл не вспоминать, хватало маячившей перед глазами вышивки на рукавах куртки и аккуратных, мягких сапог, в которых и ножку стола пинать опасно. Неистовый драгун сбросил чешуйчатую броню, но откуда ему было знать, что встретит его барс с отточенными клыками и пыльной от песков шерстью?

— Попробуй это чудо! Дары моря, кто бы знал, что эти малютки отлично сохраняются в нашем холоде. — Перестав пить, Лауритс протянул Берни одну из ракушек, на которой, как на ложечке, лежало нечто склизкое и блестящее.

Склизкое. Так всё-таки помнит «слизня»? Берни взял «дар моря» и осторожно из него отпил. На язык скользнуло нечто солоноватое и действительно склизкое, отдалённо напомнившее мясо птицы. Очень плохое мясо птицы. С трудом поборов порыв если не выплюнуть, то хотя бы поморщиться, Берни проглотил пакость.

Лауритс не сводил с него глаз:

— Ну как?

— Непривычный вкус… — Берни откусил пряничному медведю кончик лапки, запил вином — терпким, пряным до лёгкой горечи, нездешним. Но ощущение слизи во рту не пропадало.

— Не то слово. Мерзость, а? Но эти слизняки очень питательны, несколько штук, и сыт целый день. Не так уж слизни и бесполезны. — Лауритс проглотил «слизня», поморщился, хлебнул из бутылки.

Берни сжал зубы, затеряться бы в глубине кресла, но такое под силу разве что юркому Аргойлу. Смешно, он бежал от одного короля к другому, но оба ему не рады и считают, что его голова мешает шее.

— Помните о тех… шутках? — виновато вздохнул Берни.

— Каких шутках? — Лауритс отправил в рот кружок колбаски, прикрыл глаза от удовольствия, закинул следом второй.

— Драгуны несколько резко отзывались о…

— Ах, ты о том, как ваш принц не одобрял моё поведение во время Девятнадцатилетней, а шайка его друзей счастливо гоготала на блаутурском над Лари-недотёпой? Брось, какие обиды. — Лауритс подмигнул Берни. — Кстати, ты не замечаешь?

Оссори вопросительно повёл бровями. Он заметил очень многое, но одним сандалиям Прюмме известно, за что ещё хочет уцепиться в своих обидах Яноре. Король разочарованно покачал головой.

— На каком языке я говорю с тобой? — прозвучало на почти чистом блаутурском. Оссори не сдержал вздоха, король остался доволен, гордо кивнул. — То-то же. Смеяться над Лари-недотёпой стало в разы труднее. Впрочем, теперь я могу смеяться над тобой, не думаю, что ты знаешь песочные наречия. Мироканское, например.

— Огорчу вас, но я владею эскарлот, ваше величество. — Есть ли смысл дальше терпеть издёвки, если головы ему всё равно не сносить? Оссори откусил вторую лапу пряника.

Лауритс с секунду недоумённо смотрел на Берни и вдруг рассмеялся, тихо, почти беззвучно, будто шептал.

— Отлично, Оссори, тебя по-прежнему нельзя долго дёргать за уши, ты кусаешься.

— А вас отныне нельзя тянуть за хвост и усы?

— Именно.

— За встречу?

— За встречу!

Бутылки примиряюще звякнули.

— Как твоя рана? — Смотря на огонь будто в попытке его усмирить, Яноре отправил в рот дольку сушёного яблока и поудобней откинулся в кресле.

— Стараниями лекарей от вашего сенешаля почти не беспокоит, — Берни тоже посмотрел в камин. На портале друг за другом вились три чеканных линдворма. Чёрная чешуя блестела. Вырывающиеся из пастей язычки пламени тянулись к топке, в самом деле ловя огненные блики. Крылья лежали по бокам, но моргни, и драконы взлетят к потолку.

— Моего сенешаля? Иногда мне кажется, что этот заигравшийся звездочёт живёт здесь просто потому, что ему так хочется, — Лауритс невесело усмехнулся. — Хотя я и пытаюсь делать вид, что это я позволяю ему занимать всю северную башню и творить там неизвестно какую колдовскую ересь.

Они переглянулись, обменялись понимающими улыбками. Людвик Орнёре действительно был очень непростым человеком, и хотя открыто никогда никому не угрожал и сердец через рты не вытаскивал, с ним одинаково почтительно держались все — от слуги при страусихе до короля.

— Мне стоит спросить, что привело главного бешеного драгуна под крыши Сегне?

— Пожалуй, именно то, что он больше не главный бешеный драгун. Вы же слышали о Лавеснорском сражении? Я дезертировал после него. — Берни понизил голос, вышло как у провинившегося солдата: — Не ради своей шкуры, нет. Но распроститься со своей шкурой я пока не согласен и нуждаюсь в месте, где мог бы отсидеться.

— Понимаю. Ожидал увидеть Хенрику? Неприятный сюрприз, а? — Лауритс ткнул себя большим пальцем в грудь. Мало заинтересованный в напастях гостя, он один за другим закусывал хлебом куски колбасок, блюдо с которыми поставил себе на колени.

Благодаря брачным намерениям Кэдогана Берни назубок знал линию наследования в Блицарде. Лауритс Яноре стоял в ней вторым, сразу за ребёнком Хенрики, когда бы тот у неё родился. Никто на Полукруге не ожидал увидеть его на троне как суверенного короля — в лучшем случае его представляли принцем-консортом, мужем правящей королевы. Впрочем, для человека, которого сбрасывал со счетов весь Полукруг, а кузина «огрела» короной, Яноре держался уверенно. Пожалуй, стоило бы упрекнуть себя, да и всех друзей Кэдогана в том, что в последний год они почти забыли о его невесте, ставшей другом им самим.

— Признаю, — запоздало ответил королю Оссори, — сюрприз и правда неприятный. К тому же, я не знаю, зачем Хенрика отреклась от короны и где она сейчас. — Радовать бывшего «Бешеного драгуна» такими сведениями «Лари» не собирался, что следовало из того, как резко он отвернул лицо, сжал подлокотники. Что он скрывает? Испытывать ли дальше его терпение? — До этой минуты я не знал, как вы ко мне отнесётесь.

— Отбрось ты это, — махнул рукой Лауритс, поворачиваясь обратно. Чувства в нём сменялись быстрее, чем неслись облака по небу. Мученически заломив брови, он отщипнул от хлеба кусочек мякиша и, как проголодавшемуся зверю, кинул огню. — Мне не хватает простых разговоров между равными, когда сидишь у походных костров и точишь свой добрый меч. Да, услышав имя «Оссори», я первым делом представил, как мой дворец разнесут на добрую половину. Но когда я узнал, что ты тяжело ранен, что при тебе лишь супруга… Кто бы не понял, что это не тот Бешеный Берни Оссори. Что дальше? Есть стратегия?

— Я должен восстановить полк и вернуть честное имя своему роду. — Берни сам не понял, как губы произнесли слова, ставшие ему в последние дни молитвой. Кажется, даже в бреду он мысленно повторял только это. Восстановить, вернуть, спасти.

— Отличная цель, — Лауритс поднял бутылку. Берни ему отсалютовал и припал к горлышку своей. От таких мыслей хотелось, чтобы голова поскорее приятно закружилась.

— Чем же я заслужил звание труса, принц? — Лари усмехнулся уголком губ. — Неужели вы думаете, что долг сына только в том, чтобы сражаться рука об руку с отцом?

— Это твой долг перед страной, сражаться за неё, а не просиживать штаны в тылу. — Кэдоган раздражённо дёрнул поводья, Беатриче припустила вперёд, нервно топча песчаные вихри у копыт.

Яноре, счастливый от возможности говорить на родном языке, не отстал, от чего у Оссори подскочило сердце. Что делает Кэдоган? Зачем отделился от них, уехал вперёд со слизнем, не чуя опасности? Берни пришпорил кобылу, стараясь держаться на полкорпуса от Кэди.

— Мой долг состоял в том, чтобы прикрывать отцу спину. Меня оставили дома, чтобы я обеспечил надёжный тыл, держал под контролем трусливых феодалов и в случае чего дал отпор при осаде. — Яноре не злился, не чувствовал вины, напротив, удивлялся, что его постыдные истины не разделяют другие. Сидеть в тылу и прикрывать спину! У всех семейств есть надёжные люди, которым можно поручить это, так что если слизень и прикрывал кому-то спину, то сидя в уютном кресле у камина и знать не зная, как проходят сражения.

Берни захватил гнев, спина принца Яноре стало ненавистнейшей из спин. Его счастье, что кодекс чести драгун не позволяет бить в спину! Только дуэль. Натравить на этого непрошибаемого слизня Хьюго, перевести все его остроты? Тогда-то трус Яноре точно не сможет удержать шпаги в ножнах, или схватка, или честь! Но можно ли уповать на честь, которую давно втоптали в дорожную пыль…

Лари затянул хвальбу своей хозяйственности, но тут к Берни подъехал Хьюго. Друг озорно щурился на разболтавшегося слизня, похрустывая добытым со дна седельных сумок яблоком.

— Что он лопочет нашему Кэди?

— Он… — Берни прислушался, вздохнул, усмехнулся. — Он рассказывает, как у себя в Яноре готовил город и замок к осаде. Запасы воды, еды, обязательства соседних городов по продовольствию, патрулирование стены, контроль бедняцких кварталов…

— Стой, Оссори, иначе я начну зевать, а ещё только утро. — Хьюго сунул Берни в рот яблоко и подмигнул. — Какой же он слизень, это наседка!

Никто не умел разгонять тучи, как Хьюго. Берни откусил от яблока, вернул другу. Липкие от сока пальцы скользнули было к эфесу сабли, но это ждало. Они въезжали в захудалый лесок, но теней здесь уже хватало. Песчаная дорога кончилась, началась земляная, мягкая, сплошь устеленная подгнившими листьями, дыбящаяся мшистымими холмиками. Кони продвигались вперёд нервно фыркая, за ними тянулась цепочка следов от подков. Берни всмотрелся в дорогу впереди, но чужих следов, оставленных до них, там не было.

— Это хорошо, но эти действия не принесли победы твоей стране. — Кэдоган неожиданно громко хохотнул, оглянулся на друзей, призывая их слушать. — Ты должен был обучить этому наместника, набрать отряд и идти на помощь к отцу. Он умер достойно, но он мог жить, если бы сын прикрывал ему спину не из княжества, а на поле боя. — Кэди повернулся в седле, улыбнулся, выкрик на блаутурском звучал как клич. — Если я когда-нибудь предпочту выращивание слизней сабле, заклеймите меня Лари!

Все четверо драгун захохотали, Берни, подхваченный внезапным весельем, издал драконий рёв, который тут же подхватили остальные. Стоило видеть лицо слизня! Растерян, перепуган, сломлен мощью всего пятерых драгун! Что бы он сказал, будь перед ним весь их драконий полк?

— Я не считаю свой поступок неправильным, принц Тимрийский, и уж точно не позволю высмеивать себя. — Лари говорил тихо, но его голоса хватило, чтобы драгуны умолкли. Кэдоган внимательно смотрел на хмурящегося слизня, он сейчас был драконом перед прыжком, перед залпом пламени из глотки. Он ждал.

Берни беспокойно огляделся, но засаде было неоткуда взяться. Только редкие хилые деревца, повсюду, сколько хватало взгляда, да болото. Впереди дорога снова уходила вверх, к Карлату, но за годы запустения её почти полностью скрыли болотные травы и упавшие деревья. Потянуло сыростью, Берни поёжился, весеннее солнце не пробивалось сквозь эти болотные тени. Он бы не удивился, если бы в глубине леса ещё лежал серый, в разводах земли снег. Рядом беспокойно фыркнул конь Энтони, подъехал ближе Джон. Напряжение, исходившее от друзей, не давало сосредоточиться.

— Кто же вас высмеивает? — Кэдоган ухмыльнулся, посмотрел из-под бровей. Беатриче двинулась вперёд, на коня Яноре, и серый в яблоках невольно попятился с дороги. — Обижаетесь на правду?

— Я не стану это терпеть. — Одно движение слизня, одно неверное прикосновение к эфесу шпаги, и Берни выхватил саблю. Следом воздух взрезали ещё три клинка, единый наскок, рык, не простить слизню угрозы!

— А ну стоять!!!

Берни натянул поводья Вишенки у самого коня Лари. Животное дико заржало, взвилось на дыбы, за вскриком последовал глухой всплеск. Яноре вывалился из седла.

— Оссори, Аддерли, отошли! Аргойл, Далкетт, в сторону, я сказал!!!

Спешившись, Кэдоган подбежал к самой кромке трясины. Едва удостоив взглядом барахтающегося в зелёной мути слизня, он обернулся к драгунам.

— Что вы сейчас сделали? — Он указал пальцем на утопающего. — По вашему я недостаточно искусен в фехтовании и не смогу одолеть слизня сам? Если вы хотели унизить меня перед ним, вы это сделали! Спешиться!

В ярости Айрон-Кэдоган являл страшнейшую из бурь, если бы мог, убивал одним только взглядом. Потемневшие глаза по очереди уничтожали оплошавших подчинённых.

— Оссори, я тебя спрашиваю, я давал приказ наступать?!

— Мы просто не хотели, чтобы ты марал шпагу. — Берни со вздохом выступил из скорбной шеренги драгун. Взглянув на Кэди, он отважился на улыбку. Ярость принца легко усмирить, потому что это всего лишь досада от того, что ему не дали самому завершить начатое… — Посмотри, какие впереди чудные болотца. Слизню там так нравится…

Кэдоган уставился ему в глаза, но Берни не опустил взгляд. Выждав паузу, Кэди не выдержал, нервно усмехнулся и за плечо подвёл побратима к трясине. Яноре пытался выбраться, весьма неуклюже, и, что удивительно, молча. Выходит, бедняге некого звать на помощь, он действительно приехал без свиты по странной прихоти Хенрики?

— Он без свиты, без засады, — прочитал Кэди мысли Берни. У побратимов, у них часто оказывались одни мысли и слова на двоих. Слизень в очередной раз плюхнулся в трясине. Неужели в Блицарде так мало болот, и дурашка не знает, что чем больше барахтается, тем быстрее утонет?

— Не был ли это намёк от Хенрики? Несчастный случай в дороге…

— А-яй-яй, никак мыслишь об убийстве?

— Только предполагаю, — засмеялся Берни.

Кэди хлопнул его по плечу. Затем снял свой плащ и жестом подозвал остальных друзей. Стоимость их плащей показалась бы блицардским дворянчикам целым состоянием, но Кэдоган был выше дрожаний над тратами и для своей Хенни не жалел ничего, даже возможности избавить себя от соперника…

— Глупыш, нельзя так. Хенрика же опечалится, ведь кузен Лари из слизня мигом станет образцовым «несчастненьким». — Кэди подмигнул Берни. Связав полы их плащей, кинул конец ушедшему по грудь в болото слизню. Берни вместе с Энтони ухватились за противоположный конец их «верёвки», Кэди же держался за место узла.

— Не дёргайся! Захлебнёшься. Вытащи руки, хватайся за плащ и держись. Не двигай ногами, убожество, откуда ты такой взялся, затянет же! Хенрика мне за тебя голову оторвёт. Хочешь стать «несчастненьким» посмертно? Нет? Тогда не ной и держись.

Медленно, с трудом, но трясина наконец чавкнула, отпуская жертву. С дерева со свистящим криком сорвалась какая-то крупная птица, пронёсшись над головами драгун, будто с проклятиями исчезла в зарослях. Странно или нет, но без приказа Кэди Лари бы дали утонуть… Что-то внутри недовольно цокало, но так ли ценна жизнь слизня?

— Смотри, Берни, как твой принц просчитался. — Кэдоган рванул в последний раз. Охнув, Лари развалился на мокром мхе. Измученный, в тине с головы до пят, он лежал лицом вниз, зачем-то сжимая руками клочья мха. Его было почти жаль, но без дозволения Кэди Берни бы не решился подать несчастному руки. — Я понятия не имел об этой дороге, а она близко от города, идеальна для прохода армии и вторжения. Нам повезло, что слизень сидел дома…

Запоздалый испуг вдруг забился в висках. После войны в Блицарде многое стало проще, понятнее, привычнее. В том числе смерть. Но сейчас, в эту минуту, могло свершиться убийство, а не поединок в честной борьбе. Ему двадцать, так много и так мало, ведь он до сих пор не уяснил простых вещей… Берни оглянулся на Энтони, тот замер, задумчиво глядя в гущу болота. Друг думал о том же.

Кэдоган уже поднял Лари на ноги, улыбаясь, стряхивал с его плеч шматки тины. Лари стоял, тяжело дыша, так и не проронив не слова. Он только беспокойно вглядывался в лица драгун. Пытался прочесть, что? Берни подошёл к Кэди, и до слуха донёсся шёпот на блицард, адресованный только Лари:

— Больше не вставай у меня на дороге.

Пара глотков, и вино вдруг закончилось. Яноре тоже разочарованно отставил пустую бутылку, оглянулся на стол, но там оставались только огненные закуски всех мастей и початая Оссори бутылка. Одного призывного рыка барса хватило, чтобы в комнату слуга принёсся сразу с несколькими бутылками вина и ежевичницы. Стройный ряд пыльных стеклянных боков радовал глаз.

Оссори откусил пряничному медведю третью лапу, и заел отвоёванной у Яноре колбаской.

— Что за сласти? — кивнул тот на огрызок пряника.

— Подарок жены. Она вместе с Юлианой фон Непперг, то есть, Боон, сходила на новогоднюю ярмарку.

Лауритс оживлённо закивал и, не отрываясь от горлышка бутылки, указал рукой за окно. Сделав последние глотки, улыбнулся не видной из окон Сегне ярмарке как любимому детищу:

— Там очень много товаров с Восточной Петли. Как долго я вёл с купцами переговоры! Но оно того стоило, новые связи сразу с тремя городами, и у нас теперь есть не только пряности, но сахар, ткани, оружие. И главное — я уговорился с ними о лекарственных растениях и готовых лекарствах. Твою рану мазали одним из них. Видишь, как быстро помогает? Я узнал это ещё на войне и просто не мог так оставить.

Берни коснулся того места, где под одеждой была повязка. Рана действительно будто дремала, не ныла, не кровоточила. Он почти забыл о ней, осталась только слабость, но и она постепенно отступала.

— Альде очень понравилась Хильма, — зачем-то он вспомнил жену. Язык развязывался, что ж, пусть так, Лауритс уже сам не в меру болтлив. — Она рассказала, они с Юлианой спасли маленького мальчика. Мальчишка лизнул кованые перила главного моста через Ульк и конечно примёрз!

Лауритс всё так же зашипел смехом, хохот Берни его заглушил. Мальчиком и сам Берни попадал в такую ловушку, вместе с Кэди они примёрзли языками в их крепости на дереве. Долго же из искала матушка… Вдруг король оборвал смех, нахмурился.

— Ты сказал, ковка? На мосту? Что ещё за главный мост, Оссори? Какой мост эта мотовка обрядила в ковку, да простит ей Изорг бабскую глупость?!

— Альда? — Чуть не открыв рот, Берни покосился на чеканных линдвормов, немало за них опасаясь.

— Хенрика! — Лауритс с раздражением кинул огню остатки хлеба и швырнул почти опустевшее блюдо с колен на столик. Дверь в комнату вдруг приоткрылась, и к ним, мерно цокая когтями, зашла новая знакомая четы Оссори. Альда бы сейчас забралась в кресло с ногами, да и самому Берни было не по себе от этой зверо-птицы. Страусиха начала обеспокоенно озираться, но увидев разбушевавшегося от злости хозяина, поспешила к нему.

— Теперь понимаешь, что и мне здесь не сладко? — Лауритс погладил севшую ему в ноги питомицу по шее, будто жалуясь ей, не Берни. — В моей казне ветер гоняет песчаные дюны, среди дворян меня уже прозвали «Ларс Бережливый», и всё потому, что я закрываю строительство ещё одной библиотеки, театра, сдираю с мостов ковку! — Страусиха беспокойно крикнула, легонько клюнула Яноре в сапог, но тот, казалось, не заметил, только рассеянно прошелся рукой по перьям у её шеи. — Эти перила — по меньшей мере пушка, а может и две! Эти золотые канделябры по всему дворцу — сытая зима для черни! Эти страусы, Оссори — мясо, яйца и пух! — Лауритс в гневе закрыл лицо руками, резко отнял, устало потёр переносицу. Страусиха смотрела на него во все глаза, Оссори мог поклясться, обиженно. Король вздохнул, наклонился к птахе, зашептал ей что-то на клокочущем, неразборчивом языке. Страусиха выслушала извинения на мироканском, благосклонно клюнула хозяина в плечо, занялась перьями в крыле.

— А ещё я, увы, не являлся брату короля Лоутеана невестой, — вздохнул Яноре после того, как оставил подопечную. — Так что контрибуция за Девятнадцатилетнюю жаждет выплаты, а долг и проценты за годы отсрочки столь велики, что я предпочитаю не смотреть на них лишний раз. А спасибо я должен сказать сбежавшей королеве, дражайшей кузине, бедной-несчастной девочке. — Король снова засмеялся, на этот раз несколько обречённо.

— Я мог бы помочь с контрибуцией, — отозвался Оссори, — поговорить с Лоутеаном, но… В данный момент предмет наших с ним переговоров — моя голова.

— Ты приехал за помощью ко мне, а предлагаешь её сам. — Яноре взглянул на Берни и дружески кивнул. — Это ценно.

— Но, раз сейчас мы ничем не можем помочь друг другу, не забыть ли нам горести за приятной беседой? — Берни отправил в рот остатки пряника, допил последние глотки вина, протянул Лари бутылку ежевичницы. Бутыль тот перехватил с довольно таки хищной усмешкой. — Как там в песках, Ларс, как вы предпочитали веселить попавших вам в плен врагов?

— Ооо, из меня получился на редкость искусный затейщик! — Лауритс заметно оживился: глаза блеснули, тусклые зубы оскалились. — Ты знаешь, какой длины кишки, если разматывать их из живота ещё живого песочника?

— А ты знаешь, какие песни поют эскарлотцы, горя заживо?

Бутылки зазвенели в предвкушении увлекательных рассказов. Страусиха давно спала у ног хозяина, пряча голову под крыло. Король не забыл «слизня», король простил его.