Яблочные дни. Часть I

Глава 4

Эскарлота

Айруэла

Кровь бастарда тяжёлыми каплями стекала на чёрную гриву джериба[1]. С минуту Райнеро смотрел на это действо с некоторым любопытством. Позволить ей вытечь до последней гнусной капли? Очистить тело от этой дряни, дать волю крови королей — крови матери? Диана Яльте подарила ему северную кровь, и пусть южная оказалась подпорченной, север и юг никогда не сольются воедино. Мать умерла этой ночью, но не перестала утешать и любить. Кровь ублюдка ему ни к чему. Она заражает, несёт по жилам проклятье, а сердце ей помогает. Стучит, дурное, так, что каждый удар ранит, как последние слова отца. Нет, не отца.

Райнеро тряхнул головой, очнулся. Порез всё ещё кровоточил, ладонь ныла. Он кое-как оторвал от рукава манжет, перетянул. Огляделся. Сколько он проскакал? Где оказался? Совсем потерял над собой контроль, убожество.

Кажется, это улица св. Каталины. Дома стыдливо жались друг к другу, ветер этаким шалопаем задирал сорочки и простыни, узкая дорога вела вверх. Через два квартала начиналась Тинктурная улица. Так вот, куда мчался ублюдок. Принц Рекенья решительно развернул коня. Если этой ночью он и посетит деву, то только Пречистую.

Вперёд и вверх проблеснул росчерк шпаги: тучи явили бастарду его первого насмешника. Луна подставляла ему белёный профиль. Нынче она юна, она спесива, она посмеивается. Её кровь сочилась из тонкой улыбки звёздами, а улыбка зияла на небе порезом. Так вот, какова чистая кровь. У бастарда она сродни зёрнам граната, ничего общего с небесными слезами.

Марсио остановился, фыркнул в ночь, стукнул копытом. Джериб помнил, где в Айруэле обитает что-то значащая для хозяина женщина. В доме Пречистой спали, эта дама не позволяла утомлять себя по ночам. Но для столь преданного почитателя сделала бы исключение. Поведать ей свои печали? Смешно, но греха на Райнеро не было. Не каяться же в том, что родился. Принц Рекенья направил Марсио вдоль площади, избегая попадать на меченые луной плиты. Как вор, что двадцать лет назад украл чужую жизнь и так к ней привык, что позабыл о краже.

По правую сторону Собора выстроил себе особняк Айруэлский алькальд. Словно у юбок Пречистой девы спрятался, но как же это сегодня к месту! Боголюбец отдал дом в распоряжение канцлеру Эскарлоты и скрылся в родовых землях, откуда не видны полные опасностей Амплиольские горы.

Клюв Ита, как прозвал канцлера Райнеро ещё в детстве, почти не покидал своего кабинета. Всегда в делах, всегда с синими от недосыпа кругами под глазами и готовым клюнуть непослушного принца выдающимся носом. Но в этот раз Мигель ви И́та ещё утром уехал из королевской резиденции, позволив себе отдых. Именно сегодня. Райнеро тряхнул головой. Останься Мигель в замке, найти с ним встречу было бы на порядок сложнее, дом же алькальда подходил для убежища, никаких ловушек. Канцлер не оставит воспитанника, приютит до утра. К Отверженному бастарда! Здравый смысл колотился в виски: «Ты принц не по крови, ты принц по предназначению. Какое короне дело, Рекенья ты или нет? Всевечный дал тебе родиться, зло пошутив. Но почти четверть века ты рос под знаменем наследника престола. Что изменилось? Ты тот же!».

Меньше всего Райнеро ожидал, что ему не откроют. Марсио понуро бил копытом, принц столь же исступлённо барабанил в позабывшую совесть дверь. Клюв Ита умел отдыхать, не иначе как дрыхнет у юбок любовницы, даже прислугу этой ночью распустил! Предпочитавший не вылезающей из молельни жене работу, канцлер никак не вязался с любовными делами, но по какой-то злой шутке именно в эту ночь он решил изменить своей ненаглядной. Райнеро со злостью саданул сапогом по двери, поднял взгляд на тёмные окна. Юница луна гляделась в них, как в зеркало. Марсио призывно заржал, и правда, не к чему сидеть на крыльце и чего-то ждать.

Принц Рекенья послал коня рысью. Копыта впечатывали в землю ажурные тени башен, разгоняли мглистый рой крылатых девиц, облеплявших соборный фронтон. На днях в Соборе отпоют мать, или Франциско откажет королеве в этой почести, как отказал её ублюдку в праве проститься с ней? Пречистая дева, как же это стряслось? Перед смертью не солгать, сказала Розамунда Морено. Кому мама исповедовалась? Небось, личным духовникам короля, этим камбалиным сыновьям, одному из них. Заколоть бы урода! Его и подонка, совратившего благороднейшую из женщин. Почему нет? У Райнеро отняли мир, раскинутый у его ног королевским происхождением, и не сказали, кому воздавать.

По плитам гулко зазвенели чужие копыта. Через площадь, наискось, мчался всадник, без трепета пересекая раскинутые луной ловушки. Райнеро вынул из ольстры пистолет, с удовольствием ощущая в руке его тяжесть и мощь.

— Тише, сеньор. Ещё шаг — и конь повезёт мертвеца.

Наездник осадил очень недурного вороного. Марсио потянулся к чужаку мордой, это что за чудеса Пречистой Девы?!

— Сдурел? — участливо поинтересовался Сеза́р ви Котро́нэ, прижимая к сердцу барет. — Куда тебя несёт, скажи пожалуйста?

Райнеро всунул пистолет в ольстру, поспешно отвёл взгляд. За те долгие годы, что длилась дружба принца и камергера, Сезар как никто выучился читать по глазам. Смешно сказать, он угадывал любое настроение своего принца, но затаённую обиду не разглядел и за месяца.

— Райнеро, — отбросив смешливость, Сезар спешился, без опаски взял Марсио под уздцы, — какого дьявола ты мчался по городу как ужаленный? Если это опять из-за юбки, так и знай, я тебя без помощи Клюва Ита заклюю!

Принц Рекенья стиснул зубы, взглянул на ладонь. Повязка потемнела, боль увязала в порезе всё глубже.

— Я родился ублюдком. — Райнеро спрыгнул на землю, из-под камней, долбясь в подошвы сапог, звучал бешеный стук кастаньет. Голову предательски кружило. Не от вина, как бывало прежде — от одуряющей пустоты.

— Райнерито, ты от матери? Райнеро… — Сезар тронул его за плечо, заставил посмотреть на него.

Как быстро забывается горькое, затаённое ото всех знание. Сезар крепко обнял своего принца. Как и боялся Райнеро, друг всё прочёл по глазам. Уткнуться лбом ему в плечо, давя вздохи. Позволить себе миг скорби, с силой зажмурив глаза.

Райнеро отстранил Сезара. Взял Марсио за поводья, тот сам тихо двинулся вперёд. В молчании они дошли до конца площади и свернули в проулок. Дома липли друг к другу виноградинами из одной грозди, у чьего-то крыльца сквозь булыжник пророс искорёженный ясень. Он мог сокрыть от насмешливой лунной улыбки.

— Я не сын короля Франциско. Мою мать кто-то обесчестил, и так появился я… Ублюдок Яльте, если хочешь. — Райнеро кивнул своим словам и тут же нервно мотнул головой. Слова замирали на языке, но Сезар должен знать, должны знать он и Мигель ви Ита. Уроки канцлера не прошли даром. Скованный горем разум уже расправлялся с путами. Вернуться к матери, вернуться и проститься, а жизнь, к чему она сейчас? — Моя мать исповедалась перед смертью. Исповедник оказался треплом и подонком. Это похлеще твоих пьесок, не так ли? — Райнеро насилу усмехнулся, глянул на Сезара, изменившегося в лице. Ну же, Котронэ, пора и тебе доказать, что Ита не зря тебя натаскивал. Одно неосторожное слово, и ты рискуешь получить рыдающее у тебя в объятиях ничтожество.

— Король от тебя отрёкся? — Сезар, казалось, видел дурной сон наяву. Шумно выдохнул, дёрнул шнуровку колета.

Спросить его, где он был посреди ночи? Райнеро заранее знал ответ: «у тётушки». Этой ночью можно потребовать откровение за откровение и наконец вынудить Котронэ сознаться, к какой «тётушке» от зачастил в последний год. Райнеро облизнул пересохшие губы, но слова не шли. Этой ночью лишь ублюдок произнесёт свою исповедь.

Тишину раздробил конский топот. Раскатистый, отчётливый, неотвратимый. В груди ёкнуло, не хватало возненавидеть себя ещё и за трусость.

— Отрёкся. — Райнеро вскинул голову, от ясеня не было видно площади, но разве это нужно. — И, похоже, послушался свою шлюху. — Джериб бил копытом булыжник, как же он не любил себе подобных. Себе подобных и ещё — людей. Но с минуту на минуту его схватят под уздцы чужие руки. — Сезар! Всего час назад я бы с уверенностью сказал, что отец меня любит. Оказалось, не меня, а мою правильную кровь.

Райнеро взлетел в седло, ноги сжали бока Марсио. Джериб застриг ушами, но пошёл. Грохот накатывал, голоса, как кнутом, полосовали ночную тишь. Преследователи рассредоточились по Соборной площади. Кому же выпадет честь арестовать принца Рекенья?

— Сезар, обещай забрать Марсио. Он знает и не тронет тебя, а ты не тронешь его.

— Не смей! — Котронэ направил жеребца наперерез. Луна плеснула ему на лицо лимонной зеленью, до неузнаваемости исказила черты. — Ты рехнулся? Я сейчас же найду Клюва Ита, мы…

— Прочь с дороги! Я должен проститься с матерью, ценой жизни проводить её душу. Я не посрамлю честь сына и наследника трона!

— Они прирежут тебя, как ублюдка, — тряхнул кудрями Сезар. У Райнеро вырвался нервный смешок, сколько раз за эти кудри он называл друга Сезариной. Но теперь на него смотрел приемник канцлера ви Ита, смотрел твёрдо, но в то же время со знакомым мягким укором. — Снимай плащ!

— Что? Это не твоя пьеса, Котронэ.

— Плащ, живо! — в голосе Сезара зазвенел металл. — Ты бы мне помог, я знаю! Давай же!

— Опомнись, Котронэ! — голос Райнеро сорвался на рык. — Мне некуда бежать!

— Выберись из этого забытого Девой города и жди. Я разыщу Мигеля. — Цокот близился, рвал ночь в клочья. Марсио замотал мордой, Райнеро припал к конскому уху, умоляя молчать. — Слышишь меня? Я разыщу его, мы найдём способ связаться с тобой. Мы выберемся, не спеши терять голову раньше срока, ей суждено носить корону. Посмотри на меня. Райнерито.

Пальцы метнулись к фибуле быстрее, чем он решился. Они обменялись плащами, Сезар по самые глаза натянул барет. Принц Рекенья с облегчением скрыл лицо под капюшоном.

— Уезжай, — приказал забывшему себя другу Сезар. За этот подвиг стоило простить ему ошибку прошлого. Райнеро и простил, только сердце сжал страх за друга. Сезар улыбнулся, махнул рукой. — Не бойся за меня, не пропаду. Поторопись, улитка, иначе я зря рискую!

Райнеро натянул поводья, чуть наклонился вправо, хорошо! Развернулись, уходим, спасаем шкуру. Нет, не шкуру — корону и королевство!

— На всякий случай, прощай. И… я всё знаю. — Райнеро вскинул к виску два пальца. Тот, кто не ценит жизни, её не заслуживает? — Если мне доведётся вернуться, даю слово, я вас не трону.

Сезар запоздало ответил тем же, кивнул, справившись с явной оторопью:

— До встречи, ваше величество!

Апельсинные ворота охранялись лучше прочих, поскольку в первую очередь враг мог заявиться к ним. Через них же Райнеро вознамерился выбраться из города. Чувствуя себя то ли полководцем, то ли всё-таки беглецом, он осмотрелся. Перед ним был полуовальный проём в крепостной стене, закрытый створами и забранный решёткой, светили факелы. Тут же вздымали станы две боевые привратные башни. В правой рыжело окно. К левой примыкал деревянный пристрой — конюшни, погружённые в сон. Поверху башни соединял открытый переход, дозорными с честью выступали два факела. Какая беззаботность… Так недолго проворонить «ящеров» или ублюдка, вознамерившегося выжить назло всем чистым кровям этого мира.

Не доезжая до ворот пятидесяти пассо, Райнеро спешился, обмотал поводья вокруг луки седла. Марсио ткнулся носом подмышку, нашёл время нежничать!

— На вас вся надежда, дон хулиган, — шепнул принц Рекенья в чёрное мохнатое ухо. — С этой минуты разрешаю вам быть совершенно несносным.

На шлепок по крупу джериб ответил обиженным всхрапом, но покорился, порысил вперёд. Что творится этой ночью! Отец отрекается от сына, Клюв Ита даёт маху, друзья один за другим проходят испытание преданностью. Сезар прошёл, а Марсио? Райнеро было восемнадцать, когда он выкупил джериба у песочника за россыпь гранатов. Зазнавшемуся юнцу приглянулся шипящий, брыкающийся жеребчик. Королевский конюх плакался, что принц привёл в поводу воплощённое бешенство, и убеждал пристрелить. «Пристрелить следует вас», прошипел Райнеро и оседлал чёрную смерть. Спеси поубавилось. Марсио щедро отсыпал хозяину пинки и укусы.

Излюбленной своей забавой конь его высочества почитал завалиться на бок и кататься на спине, подминая под себя всадника. Однажды это кончилось для Райнеро сломанной ногой, он просто не успел выпрыгнуть, а Марсио рос тяжёлым и мощным. Монаршая семья в полном составе собралась у постели больного. Король-отец сдержанно выразил нежелание лишаться наследника из-за бешеной дури о четырёх копытах. Матушка, отбросив платочек, изъявила готовность взять на душу грех убийства. Малявка Салисьо поинтересовался, можно ли ему забрать сбрую, не в землю же вместе с трупом закапывать это великолепие, а ему как раз обещали личную лошадь. После их ухода Райнеро сорвался в конюшню. Вернее, доковылял, повиснув на плече лучшего друга. Вдвоём они переправили Марсио под покровительство Клюва Ита. Откуда монаршей семье было знать, что, сломав ногу, принц покорил непокорное. Марсио, поддавшись его уговорам, послушно довёз полуобморочного всадника с полей в королевский дворец, и Райнеро обрёл друга.

Марсио не предал его доверия и нынче ночью. С обидой на хозяина, оглядываясь, мотая хвостом, стопорясь, жеребчик шёл к воротам. Звенели удила, гулко стучали копыта. Райнеро боком, держась стен, двинулся к правой башне. Джериб дошёл. Опять оглянулся. Не увидев хозяина, копытом саданул по булыжнику, задрал морду к луне и надрывно заржал. Если бы умел — он бы выл. Громче, ещё громче! Вы не парадный красавец, дон хулиган, вы боевой жеребец его высочества. Боевой жеребец, друг и нынче ночью — подельник. Только сердце, всё-таки, заколотилось. Райнеро метнулся в закуток между крепостной стеной и башней.

На спящий город вновь обрушился цокот копыт. Он близился, отдаваясь в ушах дикой пляской кастаньет. Принц Рекенья плотнее прижался к стене, через колет пробрался холод, рука нащупала заткнутый за пояс пистолет. Ближе, ближе… Слышны голоса. Это соседняя улица! Знакомый голос придержал погоню. Пожалуй, так Сезар не играл ни одну из своих пьесок. Райнеро затаил дыхание, прислушиваясь. Только бы реплику друга не оборвал выстрел, только бы, только бы…

— Эй-ей, спокойно! Да что я вам сделал, в конце концов?! Вас подослал этот ревнивый дон Себастиан? Ну так пусть потягается со мной лично! А я настаиваю, что донна Карлота достойна лучшего мужа, чем этот трусливый ёж! Так ему и передайте! Я не отступаюсь и жду его завтра на рассвете у площади Азалий! Или о его рогах узнают даже белошвейки!

Погоня, отдаляясь, понеслась вдоль городской стены. Ни выстрелов, ни лязга стали, спасибо, Сезар. Райнеро не без удивления утёр со лба испарину.

Сверху донеслись лязг и топот, Марсио тоже нашёл своего зрителя. Принц Рекенья прижался животом к стене башни и медленно двинулся вдоль неё, пропускать спектакль было негоже. Но как же шумит он сам! Камешки под сапогом предательски клацали, колет поскрипывал, нос сопел, щетина шоркала по холодным камням, Задержав дыхание, он выглянул из-за стены, с губ скатился выдох. Стражники грохотали, Марсио кричал и бил копытом, и вряд ли сопение его высочества могло кого-то смутить. Пятнадцать караульных в боевой готовности — в панцирях и со шпагами — выбежали наружу, озираясь по сторонам. Бравые стражи города, мягко говоря, пребывали в замешательстве.

— Это просто лошадь!

— Вы очень наблюдательны. — Фернан Барреа спускался последним, он по и по обыкновению не спешил. Полвека он жил в городе у моря, из них десять служил начальником порта, пять лет назад перебрался к горам. Айруэла, пожадничав, дала ему лишь место гуэрдо*[3], но с весны Барреа набил себе цену. Разгуливающий ночами принц Рекенья попадался ему не счесть сколько раз. Хваткий гуэрдо с поклоном клал в карман королевскую благодарность.

— Нет, это конь, — щегольнул зорким глазом стражник.

— Что?

— Это конь. Жеребец. А сбруя-то как хороша — закачаешься…

— Кобылу тебе в жёны, Лачо, докладывайся по делу!

— Я знаю этого коня, сеньор гуэрдо!

— Знаком лично?

— Это королевский конь, сеньор гуэрдо! — Райнеро различил рапортующего. Лачо Ласано не мыслил себя без того, чтоб не нагладить на затылке вихор и не блеснуть познаниями о Райнеро Рекенья-и-Яльте. Если бы пришлось завести личного жизнеописателя, Лачо был бы не последним претендентом. — Конь его высочества, сеньор гуэрдо. Как известно, сущий фуэгьо[4], сеньор гуэрдо.

Райнеро не сдержал усмешки. Репутация Марсио превосходила его собственную. Джериб замер монументом во славу глубочайшего презрения к человечеству, но храбрецов пока не было.

— Так, — Барреа стоял спиной, но Райнеро знал, что тот постукивает о ладонь двумя пальцами, — а где же всадник? Нам, как известно уже вам, пришёл приказ задержать его.

— Не могу знать, сеньор гуэрдо!

— Обыскать территорию! Караульные, на пост!

Райнеро успел отпрянуть, когда отблеск факела лизнул кусок стены. В его сторону направлялись сразу двое стражников, на плиты впереди падали жёлтые пятна. Две вытянутые тени рыскали из стороны в сторону, подступая к укрытию. Райнеро прижал к груди пистолет, как сестра — любимую куклу, но что за сравнение! Руку на рукоять кинжала и вжаться в угол, слиться с камнями. Шаги совсем рядом, значит, рядом и чья-то смерть.

— Гуэрдо, на улице никого. Я думаю, его высочество перемахнул через стену!

— Перелетел? — Фернан Барреа обладал неплохим чувством юмора, но шутки отпускал каменным голосом.

— Нет, — смутился подчинённый, — забрался на спину коня. Его высочество силён как бык и ловок как мангуст…

Шаги резко изменили направление, тени удалялись. Райнеро понял, что не дышал с минуту. Указательный палец прирос к насечке на стволе.

— Видите, сержант, наши ворота не пропускают даже в Залунный край. — Клясть небо в том, что для побега беглец выбрал именно Апельсиновые ворота, подгадив репутации их смотрителя, Барреа не собирался. — Открыть калитку. Вы, шестеро, возьмёте лошадей. Принц пеший, далеко не ушёл.

— Сеньор гуэрдо, разрешите спросить, — вылез давешний жизнеописатель принца Рекенья. — Что совершил его высочество?

— Он родился. — Заскрежетала опускная решётка. Из-под ног поползли плиты, между рёбер подуло холодом. Бесчестье матери предали огласке. За такую гнусь мало просто убить. За такую гнусь любящий сын обязан вырезать разоблачителю сердце. — Эскарлота не знает покоя уже двадцать лет. И, будь на то воля Всевечного, не узнает ещё долго. Живее!

Райнеро откинул голову, выдохнул.

В монолите ворот прорезалась щель, достаточная, чтобы проехал всадник. В окнах конюшен метались рыжие огни, выкрики команд мешались с ржанием. Трое, среди них Лачо, подступались к Марсио, широко расставив руки. Джериб щерился и вертелся, охаживая себя хвостом по лоснящимся бокам. Фернан Барреа стоял чуть поодаль, уперев руку в железный бок. Луна улыбалась, заливая происходящее белым, каким-то мертвенным светом.

— Конь не даётся, сеньор гуэрдо. — Лачо Ласано оглянулся на начальство, безусое лицо отвердело. — Но я отведу его!

— Брось, идиот! — Барреа выставляет вперёд обе руки, но путает направление и пятится. — Отойди!

Лачо мгновение вечности держит джериба под уздцы, за улыбкой не видно щёк. Сослуживцы бросаются врассыпную. Марсио дёргает мордой вверх, в глазу белеет луна. Ремни рвутся у Лачо из рук, чёрная смерть поднимается на дыбы, копыта молотят воздух. Ржание похоже на рык. Идиот, ну идиот же, выкидывает руки вперёд, пытаясь прикрыться, и становится мертвецом.

— Святой коровник… — проскулил Барреа.

Хрустнули кости. Марсио бил передними копытами по разбитому черепу, мараясь в мозгах и крови. Когда плясать стало не на чем, джериб, вминая металл панциря, принялся ломать грудную клетку.

— Отойдите прочь, бараны безрогие! — Начальственный окрик задержал на пороге конюшни шестерых с лошадьми в поводу. Кобылы ржали, переступали с ноги на ногу, пятились. Один из стражников выронил поводья, второй осенил себя знаком. Кто-то охнул, и Марсио щёлкнул зубами.

Плеснуло серебром: пистолет простого гуэрдо был богато украшен

— Отошли от него, ну! — Фернан Барреа взвёл курок.

Райнеро не позволил решать судьбу своего коня даже королю. Два шага, и он напротив наглеца.

— Демона пулей не изгонишь! — Принц Рекенья одним ударом выбил из руки Барреа пистолет.

Барреа развернулся, рука рванулась к ножнам, вряд ли он понимал, против кого обнажает шпагу. Отплатить соразмерно его заслугам Райнеро не мог, поединок бы отнял время, вернее, его бы не вышло: противников много, принц Рекенья — один. Обычно его это не останавливало, но нынче ночью мир покатился в пропасть.

Гуэрдо получил рукоятью пистолета между лохматых бровей. Он пятился, схватившись за нос, из-под ладоней сочилась кровь. Сломана переносица? Что за важность! Райнеро вскинул пистолет и навёл на восьмерых безрогих баранов. Они пёрли на них с Марсио со стороны конюшни, выпростав клинки. Против стали коня не выставить, значит, бежать!

Джериб уже рядом, услужливо подставляет бок. В седло! Принца Рекенья подхватил и понёс нестерпимый, горячечный азарт. Он почти прорвался! Обманул судьбу, предписавшую ублюдку сложить голову.

— Марсио, виват!

Джериб со ржанием вскинулся на дыбы. Бараны безрогие отшатнулись, прикрываясь шпагами с испугом девиц, застигнутых за купанием в озере. Кованые копыта нависли над испятнанными луной плитами, но пошалили, и будет. Марсио опустился наземь прежде, чем Райнеро утратил контроль. Теперь пришпорим бешенство, поводья — на себя, одной рукой, во второй пистолет, но это что за пакость? В проёме святым Немезором[5] вырос конный Барреа. На белых жёстких усах засохла кровь, в глазах бушевал огонь.

— Мой принц, — он рычал, как и положено песьеглавцу, — хоть раз в жизни подчинитесь воле отца и здравому смыслу!

Райнеро оглянулся. Стражники больше не смотрели на него увидавшими воду баранами, они очухались и надвигались. Ещё немного, и его окружат. Джериб клацнул зубами, рожа Барреа изобличила его в желании убить. Сначала — коня, затем — хозяина. И сказать, что так и было.

— Простите, Фернан. — Вечный покой даруй ему, Всевечный, и да сияет ему солнца свет. — Вы были правы: да, я родился. — Вперёд с рёвом рванул слепящий огненный сполох.

Райнеро осадил джериба лишь тогда, когда единственными звуками стали тяжёлая поступь копыт по горной дороге да скрип подпруги. Марсио с видом подельника оглянулся на хозяина, стукнул копытом. Этой ночью они были одинаково страшны и одержимы злыми силами. Райнеро стёр со щеки засохшую кровь Фернана Барреа, обернулся на оставшийся в низине город. Принц Рекенья не мог покинуть Айруэлу незаметно. Крепостную стену обвивала змея тревожных огней. Извольте ждать новую погоню, ваше высочество. Теперь король Франциско знает наверняка, в какую сторону засылать головорезов. Марсио поплясывал. Ещё не отошёл от выстрела, дыма и бешеной скачки. Рок или удача, но принцу Рекенья опять пригодилось отличное знание блаутурского языка. Налетев в предгорьях на блаутурский разъезд, он без колебаний напустил их на травящих его соотечественников.

«Кому воронов? Я поймал парочку!». Подло, но не грех опередить тех, кто вознамерился отнять у тебя свободу и жизнь. «Ящерицы» с улюлюканьем накинулись на «воронов». Ублюдок счастливо поскакал дальше.

Нож рассвета полосовал туманный покров, накрывавший Амплиольские горы.

Бастард оставил королевство, чтобы вернуться королём.

[1]Джерибы — порода лошадей из Восточной Петли. Лошади отличаются буйным нравом, очень быстры, с развитой мускулатурой, плохо поддаются дрессировке, но очень верные, признают только одного наездника и только ему подчиняются.

[3]Гуэрдо (эскарл.) капитан городских ворот, отвечающий как за вверенные ему ворота, так и за порядок на тех улицах, которые выходят прямо к ним.

[4]Фуэгьо — в эскарл. мифологии это конь — оборотень. В тёмное время суток фуэгьо подходит к грешнику и склоняется перед ним, предлагая прокатиться, после чего увозит наездника прямо в Залунный край.

[5]Святой Немезор — святой мученик, почитаемый Люцеанской церковью. В житие говорится, что Немезор был огромного роста и собачьей головой, которую выпросил у Господа, чтобы оградить себя от женщин и соблазнов.