Летел навстречу мокрый снег,
И по равнине Исикари
Наш поезд мчался сквозь метель,
И я в том северном просторе
Роман Тургенева читал.
Моему поколению японоведов удивительно повезло. Повезло дважды. Прежде всего вся сознательная часть нашей жизни проходит в условиях длительного стабильного мира, какого еще не знала история нашей страны. Во-вторых, занимаясь любимым делом, мы имеем возможность непосредственно участвовать в расширении контактов между нашими двумя странами, узнавать друг друга не только по литературе, но путем непосредственного взаимополезного общения. И еще очень важно то, что в своей работе, которая в значительной степени поиск контактов, путей познания и взаимопонимания, мы идем по дороге, проложенной до нас и для нас не одним поколением умных, честных и самоотверженных ревнителей дружбы между нашими народами, каковых, оказывается, немало в русской японистике и японской русологии, среди представителей литературы, культуры, искусства наших стран, в самих наших народах.
В 1956 году между Советским Союзом и Японией были нормализованы отношения, и это положило начало развитию многосторонних связей между нашими странами. Из СССР в Японию, из Японии к нам потянулись различного рода группы, делегации, художественные коллективы. Общение стало активным, охватывая все большее число сторонников советско-японской дружбы, советско-японских контактов.
Уже в первый раз по возвращении из Японии в разговорах с самыми различными людьми наряду с вопросом: "Какие они, японцы?" — я слышал еще один: "Как они относятся к нам, русским?" Ответить оказалось нелегко. Нелегко потому, что ответ не может быть однозначным, и потому, что для ответа понадобилось много лет общения, узнавания, работы. Сейчас я знаю, уверен, что многое сближает и способно еще более сблизить нас. Это многое в культурных традициях, а также в самой природе, характере и психологии наших двух соседних народов.
С конца прошлого века, то есть с момента, когда Япония вновь открыла себя миру, началось широкое приобщение японцев к мировой культуре. И здесь в первую очередь можно указать на русскую литературу — Тургенева, Толстого, Чехова, Достоевского, позднее Горького. На творчестве этих писателей воспитывалось не одно поколение японцев. Акира Куросава на вопрос: "Кого вы считаете наиболее выдающимся писателем?" — откровенно сказал: "Ни японских, ни современных. Из классиков — Толстого. И конечно же, Достоевского, который для меня почти что бог".
Начиная с таких классиков японской литературы, как Фтабатэй Симэй, подаривший японцам творчество Тургенева, Токутоми Рока, совершивший "паломничество" в Ясную Поляну к Толстому, крупнейшие японские переводчики русской литературы по праву вписали свои имена в культурное наследие Японии. Еще студентом в Варшаве я познакомился с сыном известного японского переводчика Достоевского и Толстого Ёнэкава. С самим отцом мне встретиться не довелось: незадолго до моего приезда в Японию он умер. В Варшаве сын Ёнэкава рассказывал, что его отец прямо-таки благоговейно относился к русской классической литературе, считая, что она целая эпоха, особая ступень в познании японцами русского народа — его истории, его души. Мне запомнились, прямо скажу, тогда удивившие меня слова Ёнэкава: русская литература убеждает в том, что между нами существует много общего, прежде всего в понимании жизни, в восприятии ее, в подходе к ней.
Неверно было бы думать, что русская литература оказалась воспринята лишь небольшой подготовленной частью японской интеллигенции. Одна встреча явилась для меня убедительным подтверждением общепризнанной демократичности русской литературы. Она произошла в сорока километрах от Токио, на окраине городка Хатиодзи, где расположен театр "Синсэй сакудза" — одно из интереснейших явлений культурной и общественной жизни Японии.
На небольшом земельном участке стоит театральное здание, окруженное с трех сторон небольшими горами. Уступами возносятся жилые строения. У их основания общая столовая, рядом детский сад и ясли. Чуть в стороне медпункт, бассейн. Здесь живет единой коммуной коллектив "Синсэй сакудза".
О деятельности театра мы говорили в доме одного из его создателей, в прошлом известной актрисы, ныне режиссера и драматурга Михо Маяма.
— Наш театр возник в октябре 1950 года. Его создателями были три человека — Косэн Кисимура, Кокити Микимура и я, — рассказывала М. Маяма. — Перед нами стояла трудная задача — завоевать зрителя, с одной стороны, уставшего от тягот войны, а с другой, в какой-то мере усыпленного переменами в послевоенной Японии. Предстояла борьба с кино и телевидением, но нам помогала уверенность в силе театрального искусства, которому мы служили, вера в то, что его никогда не сможет заменить ни кинематограф, ни телевидение.
Остро стоял вопрос репертуара. И в этом нам неожиданно помог сам зритель. Готовясь к первому представлению, которое было решено показать работникам текстильной фабрики, мы остановились на двух произведениях: пьесе Дзюндзи Киносита "Сказание о Хикоити" и на любимом мной чеховском "Медведе". Мы думали, что зритель лучше примет традиционное "Сказание", но получилось наоборот. Блистательный поединок двух равных (мужчины и женщины) произвел огромное впечатление на японских женщин, которых было большинство в зале. Оставшись после спектакля, работницы с жаром говорили о том, что пьеса Чехова заставила их по-новому взглянуть на себя, другими глазами увидеть свою жизнь, научила верить в свои силы. Тогда мы поняли — вот он, наш зритель. А репертуар для него мы решили создавать сами.
С этого времени и начинается деятельность Михо Маяма как драматурга, для которого наряду с лучшими образцами японской и мировой классики не менее важной школой явилась русская литература. Дочь японского классика, писателя-драматурга Сэйко Маяма, Михо Маяма пошла по стопам своего отца. Появляются пьесы "Доро кабура", "Ято" и другие. Многие вошли в репертуар японских театров. Несколько лет назад любители театра "Кабуки" были поражены: автор пьесы "Ято" и ее режиссер — женщина, М. Маяма. Это случилось впервые в истории "Кабуки", где даже женские роли исполняются мужчинами.
В год нашего отъезда из Японии имя Михо Маяма вновь появилось на афишах "Кабуки": шла ее пьеса о знаменитом актере этого театра Эносукэ, роль которого исполнял его внук — молодой Эносукэ, один из ведущих актеров "Кабуки". На премьере пьесы нас ожидал сюрприз: одно из действий происходит в Лондоне, в репетиторской знаменитого Дягилева. Сюда, привлеченный его славой новатора балета, приезжает Эносукэ. Вся эта сцена идет на русском языке, что само по себе невиданный факт в истории наиболее традиционного из японских театров. После представления, оказавшись при содействии Маяма за кулисами, где нас ожидал в своей гримерской Эносукэ, мы разговорились с актером. Как оказалось, результатом встречи его деда с Дягилевым явилось внесение в традиционное японское танцевальное представление некоторых новых балетных элементов, что объясняется влиянием русской балетной школы, представителем которой был Дягилев. Таким образом Эносукэ стал как бы предвестником будущего глубокого влияния русского балетного искусства на японскую культуру.
Театр "Синсэй сакудза" можно по праву считать пропагандистом русской и советской музыкальной культуры, прежде всего песенной и танцевальной, среди широких народных масс Японии. Труппа театра делится на несколько групп, которые постоянно гастролируют по стране. Наряду с пьесами они выступают с оригинальными "фестивальными" программами, куда непременно входят два-три русских номера: исполнение под аккомпанемент русского баяна народных песен и плясок, а также современных советских песен. Театр постоянно находится в курсе того, что происходит в мире советского песенного творчества. Помню, какое огромное впечатление произвела на меня бывшая в то время наиболее популярной у нас песня "С чего начинается Родина", услышанная далеко от России в горах Хатиодзи в исполнении японского парня, неизменного популяризатора русских и советских песен, артиста "Синсэй сакудза" Сакамото.
Раз в год, обычно в конце июля — начале августа, естественная открытая сцена "Синсэй сакудза" расцвечивалась флагами всех социалистических стран. Театр ожидал гостей, для которых готовил совершенно особые представления. Тогда по невысоким горным склонам Хатиодзи с песнями карабкались "кубинские партизаны"; по широкой тропинке, спускавшейся с горы к сцене, плотно окружив баяниста, двигалась группа "русских девушек" в национальных костюмах; родным напевом резала душу выхваченная лучом прожектора тоненькая фигурка "украинской" дивчины.
Книга Михо Маяма "Вся Япония — моя сцена" рассказывает о создании и деятельности этого необычного художественного коллектива. Название книги символично: география выступлений "Синсэй сакудза" охватывает всю страну. В течение одного лишь 1969 года четыре театральные группы, куда входило 115 человек, имели 857 выступлений в различных районах Японии. Обычно проведению таких выступлений на местах помогают активисты — местная интеллигенция, учителя школ, студенты, ученики старших классов.
Они обеспечивают помещение, распространяют билеты. Если сбор превышает определенную театром сумму, то разница поступает в пользу школ, больниц, детских учреждений. За многие годы театр уже завоевал своего зрителя, который ждет встречи с ним как большого, настоящего праздника. Именно таким праздником становится каждое "фестивальное" представление "Синсэй сакудза", которое несет зрителям идеи мира и дружбы, рождает чувство причастности к тому прекрасному, что есть радость искусства, тем более искусства многонационального. Как говорила Михо Маяма, недаром, как правило, каждое "фестивальное" представление заканчивается общим пением. И тогда в многоголосом хоре порою звучат наши песни, неся открытым сердцам частицу нашей дружбы.
У русской песни в Японии уже есть свои традиции. В один из ноябрьских вечеров 1949 года в токийском зале "Хибия кокайдо" состоялось выступление никому еще не известного ансамбля песни и пляски. С эстрады крупнейшего тогда концертного зала Японии звучали русские народные и советские песни, перед зрителями чередой шли красочные хороводы далекой России. Успех был полным и ознаменовал рождение нового коллектива, взявшего себе в название русское имя "Катюша".
С тех далеких лет прошло немало времени, и ныне "Катюша" известна в Японии всем. Чему же обязано рождение японской "Катюши"?
Послевоенные годы для многих японцев явились временем серьезного переосмысливания печального опыта недавнего прошлого, периодом борьбы за демократические преобразования, за рождение новой, прогрессивной культуры. Именно тогда группа японцев, бывших военнопленных, вернувшихся из Советского Союза на родину, решила создать ансамбль, деятельность которого была бы посвящена борьбе с остатками реакционно-милитаристских настроений в сознании народа с тем, чтобы открыть глаза широким массам японцев на богатство культурных традиций, на искусство соседней страны, Страны Советов.
— Тогда, — вспоминает Т. Коно, режиссер ансамбля "Катюша", — у нас было достаточно времени, чтобы осознать всю глубину трагедии, в которую был ввергнут японский народ во имя чуждых ему интересов. Всю свою жизнь мы, люди искусства, решили посвятить тому, чтобы, неся искусство других стран в массы японского народа, способствовать укреплению дружбы и чувства добрососедства в сознании наших соотечественников. Мы назвали наш ансамбль "Катюшей".
Первые русские народные песни, такие, как "Песня о Стеньке Разине", "Волга-матушка река", "Дубинушка", были завезены в Японию ее рыбаками, утлые суденышки которых морские волны подчас прибивали к русским берегам. Порой точный мотив русской песни забывался, как это случилось в далекие годы с "Дубинушкой", в результате чего родилась одна из наиболее любимых народных песен "Соран-соран", песня японских рыбаков.
За время, прошедшее с момента первого выступления "Катюши" в "Хибия кокайдо", многое изменилось. Ныне в коллективе насчитывается более сорока человек, четверо из них — ветераны. Ансамбль делится на несколько групп: художественно-режиссерскую, исполнительскую, сценическо-декоративную, коммерческую и производственную. Расширилась программа коллектива. Кроме песен и танцев народов СССР, в нее входят номера, пропагандирующие искусство других социалистических стран, а также музыкальные пьесы, посвященные жизни простых людей, их борьбе за лучшее будущее.
Когда в Варшаве сын переводчика русской литературы Ёнэкава говорил, что в восприятии жизни русскими и японцами много общего, я выслушал его слова с некоторой долей скептицизма. Потребовалось более десяти лет непосредственного знакомства с японцами, чтобы убедиться в справедливости этих слов. Вывод, к которому старший Ёнэкава пришел, переводя (значит, глубоко, досконально изучая) произведения таких великих русских писателей-философов, как Толстой и Достоевский, дался мне нелегко, не сразу, в процессе многолетних личных наблюдений, нескольких лет жизни бок о бок с японцами, тесного общения с ними.
При всей внешней контрастности, внешней непохожести в глубине явлений может лежать что-то общее. Это общее подчас трудно обнаружить, но от этого оно не перестает существовать. Казалось бы, что может менее соответствовать одно другому, чем такие два труднейших языка мира, как русский и японский. Один индоевропейский. Другой, по существу, вообще не имеет родственников. Язык — это логика нации. Логики русского и японского прямо противоположны. Если представить себе мысль в виде круга, который образует брошенный в воду камень, то в русском языке центром, от которого идут круги, будет главное — субъект и его действие. От них мысль как бы кругами расходится вширь, к краям, от главного к второстепенному. Противоположная картина в японском языке: круги как бы идут в обратном направлении, с периферии к центру, от второстепенного к главному. В европейских языках, кроме немецкого, где отрицание неожиданно поджидает вас в самом конце предложения, основная мысль дается сразу, лишь затем обрастая дополнениями, уточнениями, характеристиками обстоятельств дела. В японском наоборот: все обстоятельства, дополнения, уточнения даются вначале, как бы в стремлении подготовить почву, расчистить место для основного, главного, которое и должно зафиксироваться в сознании. Именно поэтому японцы нередко опаздывают с реакцией на высказывания, что можно особенно наглядно видеть на международных конгрессах, когда переводят синхронисты.
При всей несхожести логики русских и японцев у них одинаковая способность, одинаковое стремление докапываться до корней, до самой сути явления, лучшим свидетельством чему — русская и японская литература. Серьезный, глубоко философский подход к жизни — это то, что объединяет русских и японцев.
Наряду с глубоким философским восприятием жизни русским и японцам присуща, пусть качественно, различная, но одинаково важная в существовании того и другого народов тесная связь с природой. Символично, что именно между нашими странами были заключены первые международные соглашения об охране окружающей среды.
В беседе с председателем крупной японской общественно-религиозной организации "Сока гаккай" Дайсаку Икэда на вопрос, в чем ключ долговременных, длительных дружественных отношений между СССР и Японией, Михаил Шолохов сказал:
— Мне кажется, что, помимо одной стороны, которая связывает нас (я говорю об экономических взаимовыгодных связях), необходимо большее общение между нашими народами. И в частности, в области искусства и культуры.
В октябре 1976 года исполнилось двадцать лет развития советско-японских отношений в послевоенный период. Отношения между нашими странами не развивались гладко и без препятствий. На этом трудном пути были и рытвины и ухабы. Но главное в том, что эти отношения развиваются в правильном направлении. Уже немало сделано и еще больше делается для углубления взаимопонимания и сотрудничества между нашими народами, нашими двумя странами. Обоюдный интерес многогранен, нам есть чем поделиться друг с другом. Это радует, это важно. Ведь мы соседи.