Йарахонг. Город и тьма

Глава 7. Пленник

Юржин очнулся на холодном полу. Тело болело. Он приподнялся на локте и сел. Голова сразу закружилась, его замутило. Он крепко зажмурился и снова осторожно приоткрыл веки. Память вернулась рывком.

Его держали за локти всю дорогу до храма Росы. Сперва Юржин остолбенел, скованный неожиданностью и страхом, и покорно переставлял ноги. Но ведь он не мог идти с ними и тратить время зря! Его ждал дядя Линкей на постоялом дворе. Юржина и так ожидала выволочка за самовольную прогулку, а если он задержится еще сильнее… нет, он должен был сейчас же освободиться!

— Мне надо идти! — он попытался стряхнуть чужие руки, но жрецы в бирюзовом держали надежно.

— Вы не довольны письмом в шкатулке? Я ничего о нём не знаю!

— Ну-ну, — хмыкнула Мальда, — не трепыхайся.

— Что я сделал! Пустите меня!

В ответ — молчание. У Юржина похолодело в животе, во рту пересохло. Он отчётливо понял: в письме, которое он принёс, было что-то ужасное. Угрозы? Дурная весть? А они решили, что в этом виноват он.

— Пустите! Я ничего не знаю! — он рванулся было, но получил локтем в бок и утих.

— Спросите у Искр, это их шкатулка. Я не при чём, — совсем тихо проговорил Юржин.

Мальда, шедшая впереди, услышала. Обернулась, оскалившись зло.

— Сейчас узнаем, причём или нет.

Юржин ссутулился и обмяк. Он больше не дергался и позволил довести себя до самого храма Росы. Там пленители наконец разжали руки и затолкнули его внутрь так, что Юржин чуть не упал.

Верховного жреца Росы было не узнать. Всего полчаса назад это лицо было лощеным и важным, губы растягивались в самодовольно-благожелательной улыбке. Теперь оно побагровело, перекосилось. Лоб, нос и щеки покрыли кровянистые волдыри. Волосы обгорели, в мантии тут и там виднелись прожженные дыры.

Юржин отшатнулся, вскрикнул и закрыл лицо.

— Нравится? — взвизгнул голос над его ухом, — Смотри, сволочь! Нравится твоя шкатулка?

— Я не знал, не знал! Я не хотел, — из глаз брызнули слезы.

— Где ты это взял?

— Мне дали.

— Кто?

Он вспомнил красивую незнакомку в шафранно-желтой накидке. А ведь она не желала отдавать шкатулку, собиралась отнести ее сама. Это он ее уговорил. Должно быть, девушку тоже обманули, а она ни в чем не виновата. Да! Так все и было! Значит, он ни за что не должен рассказывать о ней.

— Кто? Отвечай!

— Не помню, — солгал Юржин.

— Когда он принес шкатулку, господин, он говорил про жрицу Искр, — напомнила Мальда.

— Жрица. Как она выглядела? Отвечай!

Лицо верховного перекосило еще сильнее. Чьи-то руки ткнули Юржина в спину, он не удержался и упал.

— Отвечай, паразит!

— Я не знаю, — Юржин упрямо задрал подбородок, — она… она закрывала лицо. На ней была желтая накидка.

Он видел, ткань лежала на мостовой. Значит, этим упоминанием он уже не мог ей навредить.

— Он что-то скрывает, господин. Он знает больше.

— Говори.

— Я ничего не знаю, — Юржин попытался выпрямиться, — отпустите меня, мне надо.

Его ударили в лицо. Голова взорвалась болью.

— Надо ему. После того, что сделал? Получай! Получай, гад! И Искрам твоим достанется. Будь уверен.

Каждое слово подкреплялось ударом. В лицо, в затылок, по ребрам. Юржин скорчился на полу, закрывая живот.

— Довольно время терять. Разберемся с теми, кто его подослал.

Эти слова Юржин слышал последними перед тем, как мир для него потемнел и исчез.

Перетерпев тошноту, Юржин привстал и попробовал оглядеться. Вокруг — темнота и больше ничего. Страх накатил волной, сердце забилось в горле. Что, если он теперь больше никогда не будет видеть? Что, если у него в голове что-то сломалось?

В родном городе Юржина жил слепой старик, зимой и летом таскавшийся в одних и тех же лохмотьях. Никто не знал, где он ночует, его видели то тут, то там. Стоило слепцу заслышать чьи-то шаги, как он поднимал лицо с впалыми веками и тянул срывающимся голосом: «Пода-а-йте голодному на пропитание». Его жалели, кидали кто хлеб, кто мелкую монетку, которую старик ловко ловил скрюченными пальцами. Неужели он, Юржин, теперь станет таким же?

В панике он поднес руку к самому лицу и выдохнул с облегчением: пальцы с трудом, но различались. Черные на черном. Самого страшного не случилось, просто очень темно. Он посидел еще немного, выравнивая дыхание, и стал обследовать место, где очутился.

Его заперли в узкой комнатушке длиной чуть больше человеческого роста. Стены были шершавыми и прохладными, одну из них занимал пустой стеллаж, накрепко приделанный к стене. Похоже, эту комнату когда-то использовали как кладовую. Сквозь тонкую щель под дверью пробивался призрак голубоватого света. Сама дверь не поддавалась, сколько Юржин ее ни дергал и ни толкал. Бесполезно. Он сел на пол и прислонился лбом к приятно прохладной наружной стене.

Внезапно прямо над головой раздались шаги. Юржин заозирался, но ничего не увидел. Ни силуэта, ни движения. Может, тут где-то окно, а он не заметил? Пядь за пядью он ощупывал стену и скоро нашел маленькое отверстие для воздуха чуть выше своего лица.

— Эй! Помогите! — хотел крикнуть он, но из горла раздалось лишь невнятное сипение.

Он откашлялся и попробовал снова. Вышло чуть лучше, но его не услышали. Человек удалялся. Звук шагов скоро исчез.

Это окошко было сущим издевательством. Казалось бы, вот она, свобода, но выбраться никак. Даже не выглянуть. Громко кричать Юржин боялся. Вдруг его услышат эти, в храме? Привлекать их внимание не хотелось. Он привалился к стене и прислушался. За ней было тихо. Долго, очень долго.

Вряд ли кто-то станет его искать. Для дяди он позор семьи, разочарование и несносный мальчишка, как он не раз говорил. Для матери… Она далеко, да и ей тоже собственные дела всегда важнее. Юржину представилось, что он так и останется сидеть в этой темнице, как безымянный пленник из старой сказки, пока не поседеет и не покроется морщинами. Целыми днями он будет ногтями выцарапывать на стене план побега и странные чудесные картины, а когда на ней закончится место…

Юржин вскинулся, так и не додумав, что же тогда произойдёт. Снова приближались шаги. Звать бесполезно, он уже проверял. Но как тогда привлечь внимание? Что-то бросить? Вокруг было пусто. Обувь? Ботинок придётся пропихивать через отверстие, да и кинуть его не удастся, он просто упадет вниз и всё. Он ощупал себя, похлопав по бокам — рёбра отозвались болью — и его осенило: пуговица! Он вцепился в костяной кругляш пальцами и потянул. Нитки не поддавались. Шаги миновали стену и начали удаляться. Юржин снова дернул пуговицу, ткань с треском разорвалась. Он подпрыгнул к окошку и швырнул кругляшок вслед человеку. Заметит? Услышит? Ну же!

Не заметил. Даже не замедлил шаги.

Но в Юржине уже проснулась надежда. Пуговиц было полно, а город еще не спал. Издалека слышался гул голосов. Кто-то снова непременно пройдет мимо, и к тому моменту Юржин будет готов. Он оторвал еще одну пуговицу и притаился под окошком.

Долго ничего не происходило. Он начал было снова отчаиваться, картины с собой в роли забытого пленника забрезжили под веками, как вдруг за стеной послышались шаги. Человек быстро приближался. Юржин выждал, пока прохожий не оказался к его окошечку ближе всего, и изо всех сил бросил пуговицу. «Милосердные боги, вас в этом городе много. Кто-нибудь, сделайте так, чтобы меня заметили».

Прохожий остановился. Юржин подпрыгнул повыше — прыжок отдался болью в ребрах и голове — и крикнул:

— Эй! Я здесь! Вытащите меня отсюда!

Игнасий шагал по улице. Ему всегда лучше думалось в движении. Эмоции оставались позади, разум действовал четко и ровно. Вот и сейчас события послушно складывались в голове одно к другому.

Жрецы Ахиррата вместе со своим богом — уже не оставалось сомнений, что это были именно они, — не гнушаясь ничем, создавали в городе хаос. Табу, запреты, моральные нормы не были помехой. Они взрывали, убивали, подливали масло в огонь давно тлеющих распрь. Взять то же вторжение в храм огня. Кто-то написал записку ветру. Кто-то подбросил святыню в окно. Кто-то подгадал время до секунд. Кто еще мог осуществить это, кроме пророков, видящих будущее? Если бы Игнасий с Утарой не вмешались, драка стала бы неизбежной. Многие бы пострадали.

Зачем жрецам Ахиррата это могло понадобиться? Ответ лежал на поверхности. Для того, чтобы служители самых крупных и значимых храмов в эту ночь были заняты своими делами. Чтобы не вмешивались в планы пророков, которые при этом должны быть грандиозными, такими, чтобы оправдывать всё, чтобы позже никто не посмел осудить победителей. Мелкие затеи проще осуществлять тишком, а вот с масштабными такое не пройдет. Из этого выходило, что планы пророков должны были касаться всего города, а иначе какой смысл это затевать. И значит, основной удар должен быть направлен против храма Ветра. Такой ответ Игнасию не нравился, но другого у него не было.

Игнасий вспомнил: когда он находился у башни искажений, он слышал два взрыва. Где произошел второй? Может, в храме Инаша? В любом случае, Игнасий должен скорее оказаться там. А предупредить или помочь — будет ясно на месте. Больше никто не должен пострадать, а преступления жрецов Ахиррата не должны остаться безнаказанными.

На перекрёстке Игнасий свернул на боковую улочку. Если не мешкать, здесь можно было сильно сократить путь через переулок, дворик с подсобными строениями и узкий проход между храмами.

Мысли незаметно перескочили на старшую жрицу Нанутлишочи. Храм Искажений никогда не был крупным или политически значимым. Он всегда оставался в стороне и не входил ни в один из альянсов, а его служителей часто подозревали в недобром, хотя доказательств и не было. Вряд ли они могли помешать пророкам сами по себе. Значит, смерть Старшей Искажений может быть связана с приходом Игнасия и их несостоявшимся разговором. Вот мрак!

Игнасий нахмурился и потер переносицу. Выходило, что загадка галки была важна достаточно, чтобы ради неё можно было убить. Но почему? Эта птица не могла была быть связана одновременно с Ахирратом и Нанутлишочи. Или…

Мысли Игнасия прервал негромкий стук. Маленький кругляшок упал на мостовую чуть впереди него, подпрыгнул и отскочил к ногам. Игнасий остановился. На дороге лежала костяная пуговица. Он поднял ее и повертел в пальцах. Откуда она взялась?

С неба светила полная луна, но очертания зданий в узком проходе скрадывала тень. Игнасий прищурился, восстанавливая в голове схему этой части города. Точно, с одной стороны от него был храм Росы, а с другой — Полуденной дремоты. Ни один из них раньше не отличался самопроизвольным падением пуговиц.

Справа послышался приглушенный голос. Игнасий подошел ближе и вгляделся. В стене между двумя выпуклыми стеклышками чернело небольшое прямоугольное отверстие. Голос доносился оттуда.

— Эй! Я здесь! Вытащите меня отсюда!

— Что случилось?

— Я… я сюда попал случайно, — голос замолк, а потом добавил еле слышно, — кажется, я сделал что-то ужасное, но мне все равно надо выйти. Они меня убьют.

Игнасий досадливо поморщился. Он спешил, очень спешил. Дорога была каждая минута, но просто так пройти мимо было невозможно. Он прикрыл глаза и воззвал к Всебесцветному Яэ. Тот откликнулся не сразу, привычная волна божественной силы превратилась в тонкий ручеек. Он ощутил себя оглохшим и ослепшим. Как не вовремя! Но ведь алтарь уцелел, и отец Далассин, хоть и обезумевший, был ещё жив! Игнасий скомкал вышитую на груди звезду, знак Яэ-Истины, и повторил молитву. Ему казалось, что он пытается пробиться сквозь густой туман, и все таки уловил отголосок ощущения. Человек за стеной говорил правду, по крайней мере, ту, в которую верил.

Тяжело дыша, как после долгого бега, Игнасий открыл глаза. С одной стороны был Инаш-ветер и спокойствие города, которому угрожала опасность, с другой — перепуганный до полусмерти человек по ту сторону стены. Жрец истины впервые пожалел, что не может, подобно пророкам, заглянуть в будущее и посмотреть, чем обернется промедление. Но принимать решение надо было сейчас.

— Тебя сторожат?

— Нет. За дверью, кажется, никого.

Игнасий кивнул, хотя собеседник не мог этого видеть.

— Тогда через несколько минут начинай звать и стучать в дверь. Так мне будет проще тебя найти. Сможешь?

— Да.

— Подожди. Я иду.

Небольшая задержка ничего не решит. Да поможет ему Всебесцветный Яэ и авторитет его храма.

Игнасий обошел здание. Со стороны улицы было заметно светлей. Стены главного фасада храма Росы испускали ровное бледно-голубое сияние. Ясный лик луны отражался в полированных полусферах-каплях, укрепленных на фасаде. Высокая полукруглая дверь с серебряной эмблемой была закрыта. Игнасий постучал. За дверью — тишина. Никто не отозвался. Неужели внутри пусто? Вторгаться ночью в чужой храм было верхом дерзости и безрассудства, но, похоже, иного выхода не было. Игнасий потянул на себя дверь, и та отворилась.

— Досточтимый и светлый Эалла, бог Росы, да пребудет благодать в этом месте вечно. Я не замышляю ничего дурного против вас и ваших последователей. Дозволено ли будет мне войти?

Ему не ответили. Ни словом, ни движением замершего влажного воздуха. Игнасий счел это хорошим знаком и вошёл.

Главный зал был пуст. Несколько бирюзовых полусфер на стенах излучали тусклое свечение. Над алтарем висела дымка водяного пара. Игнасий не стал испытывать судьбу и, не доходя до него, открыл боковую дверь. За ней тоже стояла тишина, но не спокойная и дремотная, а опустевшая, одинокая. Откуда-то едва ощутимо тянуло гарью — или это был запах от его собственных одежд? Казалось, здесь и впрямь несколько часов назад произошло дурное. Откуда-то издалека донесся стук. За ним ещё и ещё. И Игнасий пошёл на звук. Стоило поторопиться. Вряд ли служители храма Росы будут рады тому, кто вторгся без приглашения.

Стук становился громче, и очень скоро Игнасий нашел его источник. Эта дверь была неприметной, такой же, как обе соседних. Единственное отличие, деревянный засов, наложенный на скобы, выглядел установленным совсем недавно.

Пленник оказался совсем юным — лет пятнадцать, почти мальчишка, в одежде, не относящейся ни к одному из храмов. Паломник? Как он умудрился в это влипнуть? Бледный, с темными взъерошенными волосами. На лбу и скуле наливались фиолетовым свежие синяки, глаза щурились от неяркого коридорного света.

— Уходим. Времени нет. Я не знаю, куда все подевались, но они могут в любой момент вернуться.

— Кажется, они ушли воевать с Искрами, — опустил голову пленник, — и, кажется, я в этом виноват. Хотя и не нарочно. Вы верите мне?

— Ты, — поправил Игнасий, — да, я тебе верю. Выходи. Расскажешь все по пути.

Они покинули храм Росы тем же путём, так никого и не встретив. Игнасий шагал быстро, но спасенный мальчишка без видимого труда приноровился к его шагу.

— Куда мы идём? — спросил он меньше, чем через минуту.

— В храм Ветра. У меня там срочное дело.

— Но мне нужно в другое место! Я должен найти постоялый двор «Суровый кувшин». Меня там ждут, — он снова повесил голову, — наверное. Я вам… тебе очень благодарен, но мне правда надо идти. Только покажи, куда. Мне говорили, это совсем рядом.

Игнасий остановился и посмотрел ему в лицо.

— Послушай. Это место на другом конце города, и один ты туда не дойдешь. Особенно в такую ночь. Тебе будет безопаснее со мной, я отведу тебя позже, а пока расскажи мне всё, что с тобой случилось. Каждую деталь, это может быть важно.

— Ладно, — мальчишка помолчал и кивнул, — я расскажу. Меня зовут Юржин…

Над их головами, задевая купола и башни храмов, тревожно свистел ветер. Гнулись ветви деревьев, каменные лица барельефов провожали их взглядами. С неба отрешенно пялилась круглая бледная луна.