Яростный поход. Танковый ад 1941 года

ГЛАВА 15 Проигранное сражение

Немецкий бронепоезд был повержен, но сражение было еще не окончено.

В этом лейтенант Горелов убедился очень быстро и наглядно: по броне ударил снаряд — прямо в борт, под башню! И тут израненного уже «Клима Ворошилова» и весь его экипаж спасло «избыточное бронирование». Еще бы чуть-чуть, на пару-тройку градусов к нормали, и — все. А так — еще повоюем… Хотя долго ли?..

Вбок «Климу Ворошилову» зашла самая опасная тварь из всего немецкого «бронированного зверинца».

Ее история началась еще в далеком от начала Великой Отечественной войны 1935 году, когда будущий фельдмаршал Эрих фон Манштейн в письме к генералу Беку описал идею машин «штурмовой артиллерии». Их главной задачей, по замыслу будущего автора «Утерянных побед», должна была стать непосредственная поддержка атакующих подразделений пехоты на поле боя.

После проработки подробных запросов 15 июня 1936 года фирма «Даймлер-Бенц» получила заказ на проектирование бронированных машин поддержки пехоты, вооруженных 75-миллиметровой пушкой со свободой движения ствола в горизонтальной плоскости по крайней мере в 25 градусов по горизонтали. Будущая самоходка должна была быть полностью бронирована, тем самым защищая экипаж от прямого огня неприятеля, а ее полная высота не должна была превышать средний рост солдата.

Для разработки новой самоходки конструкторы «Даймлер-Бенц» решили использовать шасси нового среднего танка Pz.Kpfw.III Ausf.B. Первые пять прототипов были собраны в 1937 году. Они были вооружены короткоствольной 75-миллиметровой пушкой «Stuk 37 L/24», установленной в бронированной, полностью закрытой рубке в передней части корпуса.

Пушка была смещена слегка вправо, и место механика-водителя осталось на прежнем месте, с той лишь разницей, что теперь он находился впереди просторного боевого отделения, вдоль стен которого размещались боеукладки с сорока четырьмя снарядами. Установка пулемета для ведения огня по пехоте противника не предусматривалась.

В целом машина имела низкий силуэт и неплохое для того времени бронирование. К началу французской кампании были готовы только пять машин, но к концу 1940 года в строй вступили уже 184 единицы. Темпы серийного производства составили тридцать самоходок в месяц — по одной в день! Этот ритм выпуска «готовой продукции» промышленность сохранила до конца 1941 года, в результате чего было выпущено 548 машин различных модификаций.

После столкновения в России с танками Т-34 и КВ было решено переоборудовать StuG-III длинноствольной пушкой, пригодной для поражения брони советских танков.

Все машины из серии «Sturmgeschutz-III» были заметно дешевле в производстве, чем танки на тех же шасси. Самоходка StuG-III стоила восемьдесят две с половиной тысяч марок, в то время как Pz.Kpfw.III стоил более ста трех тысяч марок. Естественно, дешевизна производства сказалась на массовости — до конца войны было произведено свыше десяти с половиной тысяч экземпляров этой самоходки в различных модификациях.

Полное официальное название этой боевой машины — «Gepanzerte Selbstfahrlafette fur Sturmgeschutz 7,5-cm Kanone». А по ведомственному рубрикатору министерства вооружений нацистской Германии самоходка обозначалась как «Sd. Kfz.142. StuG III». Также обозначается как «StuG-40», в советской литературе эту машину именовали как «Артштурм».

StuG-III активно использовались на всех фронтах Второй мировой войны и в целом получили хорошие отзывы немецкого командования: к началу 1944 на счету StuG-III было около 20 000 танков противника. Захваченные Красной Армией StuG-III переделывались в самоходки СУ-76и.

В Вермахте штурмовые орудия StuG-III состояли на вооружении батальонов штурмовых орудий моторизованных дивизий, а также в составе рот и дивизионов штурмовых орудий пехотных дивизий. В некоторых танковых дивизиях в конце войны в составе противотанковых дивизионов вместо одной роты 75-миллиметровых противотанковых пушек имелась рота StuG-III. Кроме того, они состояли на вооружении противотанковых дивизионов и бригад штурмовых орудий.

Накануне войны с СССР в немецких войсках насчитывалось триста семьдесят семь штурмовых орудий, двести пятьдесят из них были сосредоточены на советско-германской границе. К концу 1941 года потери в них составили девяносто шесть единиц. Такой уровень потерь говорит и об интенсивности боев с русскими танками, и о мастерстве экипажей «Артштурмов», а также и об особенностях их боевого применения. Низкий силуэт немецкой самоходки существенно снижал заметность, чем и пользовались гитлеровцы.

«Штурмгешютце-III» следовали за танками, прячась и выбивая бронетехнику противника, или устраивали засады — атаковали, словно змея в высокой траве.

С такой вот «бронированной коброй» и столкнулся на поле брани «Клим Ворошилов» под командованием лейтенанта Горелова. Развернув башню, Николай отчетливо видел в прицеле белую свастику с загнутыми в круг лучами — это была самоходка одной из противотанковых частей дивизии СС «Викинг». Она вступила в бой уже в конце июня, но быстро добилась ощутимых успехов.

КВ-1 стоял абсолютно беспомощный — развернуться и задавить бронированную гадину он попросту не успевал, и следующий выстрел-укус ее 75-миллиметрового жала стал бы для советского бронированного льва смертельным… «Штурмгешютце-III» подползла к нему на какие-то полторы сотни метров, а с такой дистанции бортовая броня КВ-1 уже пробивалась короткоствольной пушкой «Stuk 37 L/24» длиной в двадцать четыре калибра…

Горелов уже приготовился к смерти — что ж, повоевать он успел, обидно было только, что сделал он в своей молодой жизни совсем немного. Не успел…

— Командир!.. — с пола боевого отделения голос заряжающего Ивана Лаптева звучал как из преисподней. — Держи снаряд…

Горелов встрепенулся: ну да — тот бронебойный унитар, который он выронил, когда вел неравный бой с немецким бронепоездом. Николай схватил последний оставшийся бронебойный снаряд и вогнал его в казенник орудия. Недаром, ох недаром он берег танковую пушку! Ну, теперь не подведи, родная…

Лейтенант плавно навел перекрестье прицела на низкий силуэт вражеской самоходки. «Sturmgeschutz-III» отличалась усиленным лобовым бронированием до 50 миллиметров. Куда стрелять, если снаряд только один? Горелов целился в бронемаску 75-миллиметрового орудия. В любом случае нужно было его заклинить — тогда появится шанс развернуться и раздавить гадину! Николай нажал на электроспуск — танковая пушка отозвалась знакомым грохотом.

В прицеле лейтенант Горелов увидел яркую вспышку — не попал! И проклятый «Артштурм» сейчас прошьет его своим бронебойным снарядом! Но этого не произошло.

Бронебойная 76-миллиметровая болванка советской пушки ударила точно в бронированную маску орудия «Sturmgeschutz-III». Немцы сами спешили нанести ответный удар. От взрыва русского снаряда сдетонировал немецкий, который уже находился в казеннике орудия Stuk 37 L/24. Но затвор не был закрыт, и мощный форс пламени, вырвавшись с противоположной от дульного среза стороны, пережег пополам заряжающего. Пламя плеснуло по бортам самоходки — туда, где находился боекомплект… Ярчайший клуб пламени выжег все внутри бронированной коробки — четверо танкистов панцерваффе превратились в обугленные останки.

А «Клим Ворошилов», взревев дизелем, пошел к своим. Экипаж и машина сделали все, что могли, и даже более того, а КВ-1 снова доказал, что равных ему нет.

У немецких танкистов и артиллеристов появление даже одного стального колосса вызывало шок и ужас. Сталинский механический монстр на средних и дальних дистанциях не пробивался ничем, кроме гаубиц полевой артиллерии калибра свыше 100 миллиметров или зениток «восемь-восемь», которых было не так уж и много. А снаряды самой распространенной 37-миллиметровой противотанковой пушки Вермахта чаще всего не оставляли на броне советского бронированного богатыря даже вмятин.

В начале войны у склонных к мистицизму немцев танк «Клим Ворошилов» получил прозвище «Gespenst», что в переводе с немецкого означает «Призрак».

В самом начале войны на КВ-1 отважными советскими танкистами было совершено немало подвигов. Мужество и смелость человека получили достойное воплощение в металле, породив поистине непобедимый сплав!

Например, экипаж танка «Клим Ворошилов» близ города Расейняй в Литве в июне 1941 года в течение суток сдерживал «кампфгруппу» — боевую группу 6-й танковой дивизии Вернера Кемпфа, оснащенную в основном легкими чешскими танками Pz.35(t). Этот бой описал командир 6-й мотопехотной бригады дивизии Эрхард Раус.

Один «Клим Ворошилов» в ходе сражения 24 июня повернул влево и занял позицию на дороге, параллельной направлению наступления «кампфгруппы Зекедорф», оказавшись за спиной «кампфгруппы Раус». Этот КВ-1 стал основой для легенды об остановленной одним советским танком всей 4-й немецкой танковой группы генерал-полковника Гепнера. Журнал боевых действий 11-го танкового полка 6-й танковой дивизии гласит:

Одинокий «Клим Ворошилов», о котором идет речь, сражался с «кампфгруппой Зекедорф». Ночной рейд саперов, пытавшихся подорвать советский танк, успеха тоже не принес. Тогда его второй раз атаковали зенитчики. Группа танков Pz.35(t) отвлекла своим движением КВ, а расчет 8,8-сантиметровой Flak-18 добился шести попаданий в танк. И только после этого удалось подбить советского бронированного монстра!

Под Староконстантиновом «Клим Ворошилов» под командованием лейтенанта Каххара Хушвакова из 1-го тяжелотанкового батальона 19-го танкового полка 10-й танковой дивизии Юго-Западного фронта вел неравный бой с наступающими гитлеровцами. После того как вышла из строя коробка перемены передач, танк по желанию экипажа был оставлен как замаскированная огневая точка. Танкисты двое суток сражались с врагом. Они подожгли два немецких танка, три цистерны с горючим, истребили много гитлеровцев. После многочисленных попаданий геройский «Клим Ворошилов» был все же подбит. Гитлеровцы облили тела погибших бензином и сожгли — настолько они были разозлены потерями.

Именно на КВ-1 воевал старший лейтенант Зиновий Колобанов из 1-й танковой дивизии. В одном бою 19 августа 1941 года под Гатчиной он уничтожил двадцать два немецких танка и два противотанковых орудия!

А лейтенант Семен Коновалов из 15-й танковой бригады в одном бою уничтожил шестнадцать танков и два бронеавтомобиля противника.

То было время массового героизма, рожденного самой большой трагедией. Приграничное танковое сражение, величайшее за все предстоящие пять лет жесточайших боев, было проиграно. Более восьмисот танков и самоходок 1-й танковой группы частично уничтожили и рассеяли почти три тысячи бронетехники списочного состава Киевского особого военного округа! Часть советских танков и бронемашин просто не дошли до поля боя и остались на фронтовых дорогах, как монументы могущественному бессилию большой, но неповоротливой армии Страны Советов. А гитлеровские мотоманевренные бронированные «кампфгруппы» кромсали оборону разрозненных, лишенных разведки и связи, но стоящих насмерть частей РККА. Генерал-фельдмаршал Эвальд Клейст на деле доказал эффективность доктрины «молниеносной войны».

Используя преимущество в боевом управлении, перевес в авиации, артиллерии и пехоте, гитлеровцы добивались значительных успехов. Именно перевес в моторизованной пехоте, приданной танковым подразделениям, позволял неприятелю закреплять оперативный успех. Интересно, что в знаменитом танковом сражении под Прохоровкой два года спустя, «панцер-дивизии» торили себе путь без существенной поддержки артиллерии и пехоты. И не проторили. Но это будет еще не скоро.

Но нельзя сказать, что победа досталась гитлеровцам легкой ценой.

Наиболее объективно об этом могут сказать враги. В истории 16-й танковой дивизии Вермахта оценка приграничного сражения была очень эмоциональной, потому как приводилась в сравнении с военной кампанией во Франции:

В итоге с 22 июня по 10 июля 1941 года на Востоке Вермахт потерял 7546 человек, а за период с 10 мая по 25 июня, то есть за вдвое больший срок войны во Франции, потери составили 7268 человек. При этом за это время участь Франции была фактически решена, а в России война только начиналась…

Обескровленные и потрепанные в боях части и соединения Красной Армии переходили к обороне. Распоряжение командующего Юго-Западным фронтом генерала Кирпоноса от 29 июня 1941 года о выводе 8-го мехкорпуса из боев и занятии им обороны в районе северо-западнее Тернополя было вполне оправданным и целесообразным. Нужно было пополнить запасы горючего, боеприпасов, провести неотложный ремонт поврежденной в жестоких боях боевой техники.

К 1 июля 1941 года в 8-м механизированном корпусе, состоявшем теперь из 12-й танковой и 7-й моторизованной дивизий, имелось более девятнадцати тысяч бойцов и командиров, более двухсот танков, в том числе сорок три «Клим Ворошилов», три десятка современных Т-34, семьдесят быстроходных легких танков БТ-7, более полусотни легких Т-26, семь бронированных амфибий Т-40 и два десятка броневиков. Но двенадцатая танковая и седьмая механизированная сейчас состояли из ошметков полков, батальонов и рот, перемолотых в грандиозном по своему масштабу и трагичности приграничном сражении.

Но переход к обороне не означал, что бои закончились. Наиболее боеспособные части прикрывали отход тыловых подразделений, а также эвакуацию людей, техники и оборудования.

Танкисты облюбовали себе местечко под раскидистым дубом. Пока техники из ремонтной бригады искрили сваркой, приводя «Клима Ворошилова» экипаж забылся беспробудным сном на зеленом бархате травы…

Николай Горелов во сне вскрикивал и отдавал команды, старшина Стеценко храпел, как паровоз, свернулся калачиком заряжающий Иван Лаптев. Казаха-наводчика Кайтара Ибрагимова со сложным переломом руки и контузией отправили в медсанбат.

Танкистам не мешали близкие удары кувалдой по железу, русский мат и грохот, скрежет стальных траков гусениц. Экипаж «Клима Ворошилова» сейчас бы не разбудил даже залп осадной мортиры «Карл»!

А между тем чинить бронированное чудовище по имени КВ-1 было делом весьма и весьма хлопотным. Танк был «сырым»: сказывалась новизна конструкции тяжелого танка и поспешность внедрения в производство такой сложной боевой машины. Особенно много хлопот доставляла трансмиссия «Клима Ворошилова», она не выдерживала нагрузок конструкции. Вследствие этого она часто выходила из строя. И если в открытом бою КВ действительно не имел себе равных, то в условиях отступления многие КВ даже с мелкими поломками приходилось бросать или уничтожать. Чинить или эвакуировать их не было почти никакой возможности.

Вообще, с самого момента своего создания «Клим Ворошилов» вызывал противоречивые чувства у военных. С одной стороны — неуязвимость, с другой — недостаточная надежность. С одной стороны — высокая проходимость, с другой — низкая скорость и маневренность. Да и с проходимостью все было не так однозначно: танк с трудом преодолевал крутые склоны, его не выдерживали многие мосты. Кроме того, пятидесятитонный бронированный монстр капитально разрушал любую дорогу — за ним уже не могла двигаться колесная техника, из-за чего «Клим Ворошилов» всегда ставили в конец колонны.

Но вместе с тем «Клим Ворошилов» стал своеобразным «долгожителем» среди танков. Много говорят, что «Клим Ворошилов» устарел к 1942–1943 годам, с появлением у немцев танков Pz.Kpfw.IV Ausf.J с длинноствольными 75-миллиметровыми пушками, а особенно — «Тигров» и «Пантер». Однако в составе тяжелых танковых батальонов панцерваффе сохранились и «тройки» и «четверки». Также и КВ всех модификаций использовались до самого конца войны. Но их постепенно вытесняли более совершенные тяжелые танки «Иосиф Сталин». По иронии судьбы последней операцией, в которой КВ использовались в большом количестве, стал прорыв линии Маннергейма в 1944 году. Командующий Карельским фронтом Мерецков лично настоял на том, чтобы его фронт получил именно КВ. Мерецков командовал армией еще в зимней войне и тогда буквально влюбился в этот танк. Уцелевшие танки «Клим Ворошилов» собрали буквально по одному и направили в Карелию — туда, где когда-то началась карьера этой машины. И «ветераны» не подвели и так же эффективно прорывали линии колючей проволоки, крошили противотанковые надолбы и неприступные бетонные доты.

Но лейтенант Горелов вместе с танкистами крепко поговорили с мастерами из передвижной танкоремонтной части и даже выставили им спирта из «неприкосновенного запаса» хозяйственного старшины. Очень уж не хотелось танкистам расставаться с надежным стальным другом. К тому же их «Климушка», несмотря на все стальные и свинцовые вихри, через которые он прошел, оставался на ходу. И броня, хоть и в отметинах попаданий, но все ж пробита не была. Все-таки старшина Стеценко не зря холил и лелеял боевую машину, и она, как настоящий проверенный друг, не подвела экипаж в бою. А сейчас при машине остался механик-моторист Олег Астафьев — наблюдать за процессом ремонта.

С другими тяжелыми танками в их 8-м мехкорпусе ситуация была весьма плачевной. У одних вышла из строя злополучная трансмиссия. У других клинило башню. Третьим просто не повезло: просто не хватило запчастей.

Да ремонтники из передвижных мастерских просто не успевали починить всю прорву техники. На небольшой железнодорожной станции под Тернополем скопилось огромное количество техники. Но еще больше ее скопилось на полях сражений, переправах и фронтовых дорогах. С техники снимали все мало-мальски ценное: рации, другие приборы, пулеметы вынимали из шаровых установок, перегружали боекомплект, сливали топливо. После чего броневики и танки сжигали или подрывали. Но успевали не всегда…

Эшелоны уходили на восток один за другим, но постоянные налеты авиации, обстрелы, диверсанты на путях и неразбериха всячески осложняли эвакуацию. Железную дорогу пока еще чудом не разбомбили, и каждый час был на вес золота.