— Ну шо, хлопцы, проснулись? — старшина Стеценко сладко потянулся и пошел к ручью умыться. — Товарищ командир, разрешите потом до полевой кухни сбегать, а то снова придется сухпай жрать.
— Хорошо, Степан Никифорович.
Лейтенант Горелов протер глаза. Николаю снилось, что он снова в танке наводит пушку с единственным снарядом в казеннике на приземистый силуэт «Артштурма». Довоенные сны перестали сниться, и все, что было лишь две недели назад, сейчас казалось нереальным, словно детские сказки, где добро всегда побеждает зло. В суровой и кровавой реальности зло — с черными паучьими крестами на броне.
Танкисты глядели на сумятицу, царящую на железнодорожной станции. Вечно не успевающие за боевыми подразделениями, тылы наконец дошли, но толку от этого было не много. Обозы загромождали все вокруг, беженцы и военные смешались в некоем подобии Вавилона.
Вдали пыхтел эвакуационный эшелон, а рядом, как водится, на запасном пути исходил паром и дымом бронепоезд. Это был эшелон НКВД — перед войной железнодорожные части Народного Комиссариата внутренних дел занимались охраной стратегических путей от националистических банд ОУН-УПА, белополяков и диверсантов.
А на вооружении Красной Армии в начальном периоде войны состояло десять дивизионов бронепоездов. Дислоцировались они в основном вблизи границ Советского Союза: в Киевском военном округе — 1-й Краснознаменный дивизион, Белорусском военном округе — 4-й и 8-й отдельные дивизионы.
Угловатый, защищенный довольно внушительной броней БП-35, созданный на Брянском заводе в тридцатые годы, имел довольно внушительное вооружение: четыре 76-миллиметровых орудия и двенадцать станковых пулеметов «Максим». Кроме того, в составе бронепоезда были две зенитные бронеплощадки с полуавтоматическими 76-миллиметровыми зенитными пушками и счетверенными максимами. А в хвосте боевого эшелона был прицеплен вдобавок еще и мотоброневагон. Большая часть этого нового вида железнодорожного вооружения как раз попала в войска НКВД в период их переформирования.
— Ну что: война войной, а обед по расписанию, — довольный старшина Стеценко вернулся с котелками дымящейся каши.
— А то! — довольный лейтенант вытащил из кармана ложку.
— Да, горяченького поесть — эт хорошо, — поддержал товарищей Иван Лаптев.
Экипаж дружно принялся за еду.
— Что там Олег? — озабоченно спросил старшина Стеценко — механик-моторист остался приглядывать за ремонтом их танка.
— Ничего, Степан Никифорович, Олег следит, чтобы с нашего «Климушки» гусеницы не сняли. А то мы ж не «БТшка» — на колесах не поедем, — пошутил заряжающий Ваня Лаптев.
Николай Горелов оторвался от почти уже вычищенного котелка и привычно бросил быстрый взгляд на небо. И словно в унисон его невеселым мыслям раздалось протяжное:
— Во-о-оздух!
Глухо затявкала единственная зенитка. Все-таки поздно товарищ Сталин прислонил к стенке товарища Тухачевского, который увлекся «универсальной артиллерией» и зарубил на корню разработку легких зенитных автоматов. И теперь немецкие бомбардировщики могли пикировать, не опасаясь, что их встретит шквальный огонь с земли. А вот шквальный огонь гитлеровских «Флак-систем» до самого конца войны стал кошмаром «сталинских соколов».
Бросив котелки, танкисты бросились к небольшому окопчику, отрытому накануне, а земля уже вздыбилась фонтанами взрывов. Выплеснувшаяся из котелков перловка растеклась по траве.
Побросав фугасные авиабомбы, двухмоторные фронтовые бомбардировщики пошли на второй заход. На слабый зенитный огонь русских «стервятники Геринга» внимания почти не обращали. «Юнкерсы-88» теперь в пологом пикировании сыпали мелкие кассетные бомбочки.
Противопехотная осколочная бомба Spreng-Dickenwend SD-2A/SD-2B устроена весьма просто. Корпус «Бабочки», а именно так переводится с немецкого «Schmetterling», представляет собой толстостенный чугунный цилиндр, заполненный взрывчаткой. В боковой стенке имеется отверстие, в которое вделан взрыватель. Из взрывателя выходит металлический короткий трос, имеющий на конце ветрянку, состоящую либо из двух дисков и двух полубочонков, как SD-2A, либо из двух лопастей — как SD-2B.
Бомба, поставленная на дистанционный подрыв, отличается исключительно высокой чувствительностью к внешним воздействиям. «Schmetterling» SD-2B с взрывателем-ловушкой фактически являлась первой в мире дистанционно устанавливаемой противопехотной осколочной миной с самоликвидацией.[35]
Взрыв в зависимости от установки происходит в воздухе через определенное время после отделения от кассеты — примерно через три секунды, либо от удара в момент касания земли. Время приведения в боевое положение: три — три с половиной секунды с момента начала вращения ветрянки.
«Семена смерти» делали свое страшное дело с немецкой точностью. Снопы осколков на высоте примерно в полсотни метров, направленные сверху вниз, выкашивали людей, взрывали грузовики, переворачивали телеги с имуществом. Серия мелких бомб разорвалась прямо над палаткой госпиталя с большим белым полотнищем с красным крестом.
Вторая серия «Schmetterling» сработала при ударе о землю, подняв фонтаны земли, огня и дыма. Смерть стальной косой осколков собирала обильную жатву.
Ударные волны расшвыривали посеченные в кровь тела, дико кричали раненые, ржали кони, порвавшие постромки артиллерийских передков… Паника охватила всех на небольшой железнодорожной станции под Тернополем. Каждым взмахом своих стальных крыльев «бабочки» уносили десятки жизней. И спастись от них было невозможно.
Снизившись до бреющего полета, обнаглевшие «стервятники Геринга» расстреливали людей с бреющего полета. В прозрачном носовом остеклении кабины штурмана трепетал язычок дульного пламени пулемета.
И свинцовые осы смертельно жалили людей, не разбирая, где военные, а где гражданские.
Также неожиданно, как и появились, «бомберы» с черными паучьими крестами на крыльях растворились в облаках…
Танкисты выбрались из окопчика, отряхивали форму, переговаривались вполголоса, словно бы боялись, что немецкие летчики услышат их и вернутся.
К ним подбежал вестовой.
— Товарищ лейтенант, вас вызывают в штаб вместе с экипажем.
— Сейчас идем.
Штаб располагался в блиндаже возле железнодорожной станции. Вокруг царили хаос, смерть и разрушение. Мимо танкистов санитары и просто местные жители несли на носилках убитых и раненых. Солдаты и мобилизованные гражданские засыпали воронки от бомб, разбирали завалы.
Взрывы разбили несколько вагонов санитарного эшелона, и среди обломков вповалку лежали тела пациентов и врачей, до конца исполнивших клятву Гиппократа. И это было самым страшным — видеть убитыми беззащитных, ведь не броня их защищала, а белые халаты, которые сейчас алели от крови.
Перед входом в штабной блиндаж, занавешенным плащ-палаткой, дорогу танкистам преградил часовой:
— Пароль?
— Днепр.
— Проходите, — красноармеец, совсем еще мальчишка, взял винтовку «на караул».
В блиндаже было накурено так, что хоть топор вешай. Командиры что-то отмечали на картах. За выгородкой из плащ-палаток радисты выстукивали сообщения азбукой Морзе. Майор орал в трубку полевого телефона.
— Да перестань ты, — одернул его комкорпуса с красными от недосыпания глазами. — На линии обрыв. Или осколком перерезало, или диверсионная группа поработала.
— Товарищ комкор, по вашему приказанию прибыли!
— Лейтенант, разведка докладывает, что разведывательный батальон гитлеровцев, усиленный танками и пехотой, прорвался через наши позиции. Если они подойдут сюда — будет мясорубка. На станции сейчас много раненых и гражданских. Нужно задержать немцев и сковать их во что бы то ни стало. Боеспособных танков у нас мало, но еще меньше командиров. Много народу полегло. Я повышаю тебя в звании, старший лейтенант Горелов. Бери людей, технику из числа исправной, землю грызи — но немцев задержи! Не справишься, смалодушничаешь — расстреляю!
Красный командир замолчал, поняв, что хватил лишку. Какое, к чертовой матери, «расстреляю»?! Немцы придут — всех к стенке поставят… Нервы ни к черту! А паренек-то ничего, держится молодцом старший лейтенант.
Командиров и правда много погибло в этом жестоком и яростном приграничном сражении. Командующий 15-го мехкорпуса Игнатий Иванович Карпезо был контужен во время авианалета бомбардировщиков на штаб корпуса в районе селения Топорув. Тридцатого июня в ходе боев за Дубно погибли комиссар 67-го танкового полка Иван Константинович Гуров и начальник штаба 68-го танкового полка капитан Абрамихин. Командир 34-й танковой дивизии полковник Васильев и заместитель командира по политчасти полковой комиссар Немцов попали в окружение под Большой Мильчей и пропали без вести. Советские командиры разделили участь своих подразделений, они сражались до последнего патрона, последней капли крови и погибали с поднятой головой. Щепетильные в вопросах чести немецкие офицеры не могли не отметить это и уважали своего противника.
— Есть, товарищ командир! Врага не пропустим.
— Собирайте под свое командование необходимые силы и выдвигайтесь на позиции. Мотоброневагон НКВД поддержит вас огнем.
— Служу Рабоче-Крестьянской Армии!
Новоиспеченный старший лейтенант вместе с повышением взвалил на себя еще и тяжелый груз ответственности: и за подчиненных ему людей, и за тех, кого он теперь был обязан защитить. Война выбрала его, и теперь он должен либо оправдать этот выбор, либо погибнуть, но не ранее, чем выполнит приказ!
Танкисты вернулись в расположение части. Их «Клим Ворошилов» уже был отремонтирован, о чем доложил теперь уже старшему лейтенанту Горелову механик-моторист Олег Астафьев.
— Боекомплект загружен полностью, пушка и мотор проверены.
— Ясно!
Ворчливый старшина Стеценко, не уверившись в словах механика-моториста, сам проверил двигатель и трансмиссию.
А старший лейтенант Николай Горелов собрал командиров подчиненной ему бронегруппы и пехоты. Кроме его тяжелого танка в состав сводного подразделения вошли две «тридцатьчетверки», один артиллерийский танк Т-26А, пара легких броневиков БА-20. Две изрядно потрепанные роты пехоты придавались бронетехнике для прикрытия.
Среди пехоты были и красноармейцы, и солдаты НКВД, и пограничники, и даже летчики, оставшиеся без своих самолетов. Синие, зеленые, красные, малиновые петлицы на потрепанной военной форме. И совершенно разные люди, которые носят эту форму. И сейчас цвет петлиц мало значил по сравнению с цветом крови, которая у всех одна — алая, как звезды Кремля.
— Товарищи! Нам поставлена ответственная боевая задача. И мы должны ее выполнить, хотя бы и ценой собственной жизни. — Горелов развернул карту-трехверстку. — Вот здесь, в пятнадцати километрах — небольшая речка. Через нее переброшено два моста.
Старший лейтенант обратился к пограничникам:
— Вы знаете эту местность лучше других. Подскажите, где лучше всего расположить засады?
Командир с перебинтованной головой и зелеными петлицами отметил химическим карандашом несколько точек на карте:
— Здесь к берегу выходит лощина, а дальше — цепь пологих холмов, поросших лесом. Там можно организовать засаду.
— А это что? — Горелов провел пальцем по карте.
— Дорога. Если немцы оседлают ее, то быстро дойдут сюда.
— Ясно.
— Старлей, я тебя прикрою, — сказал такой же старший лейтенант, но только с малиновыми петлицами НКВД. Он был командиром мотоброневагона. — Параллельно дороге проложена железнодорожная ветка, по ней можно маневрировать и вести огонь.
Это было серьезное подспорье для обороняющихся.
Он был спроектирован и построен на Кировском заводе в Ленинграде. При его создании использовали узлы и агрегаты нового по тому времени среднего танка Т-28. На мотоброневагоне в два яруса были установлены три башни танка Т-28, с 76,2-мм пушками ПС-3 образца 1927/32 года. В крыше каждой башни имелись бронированные люки, над которыми, на второй и третьей башнях, устанавливались зенитные пулеметы ДТ.
Вагон разделялся на семь отделений: управления, четыре боевых — под каждой башней и счетверенной зенитной пулеметной установкой максим, моторное и силовой передачи. Для входа и выхода команды из сорока человек и погрузки боеприпасов служили три входные двери на бортах и люк в полу.
Во всех башнях рядом с пушкой, а также в кормовых нишах второй и третьей башни и в корме мотовагона были установлены пулеметы «Дегтярев-танковый» в шаровых установках. А на каждом борту устанавливались по два пулемета максим.
На борту мотоброневагона размещался солидный боекомплект к пушкам и пулеметам: 365 снарядов, десять тысяч патронов к пулеметам ДТ и двадцать две тысячи патронов к максимам!
Для наблюдения и наведения в каждой башне имелись танковый перископ ПТ-1 образца 1932 года и телескопический прицел ТОД образца 1930 года, стереотруба, дальномер и четырнадцать триплексов.
Броневая защита боевого мотовагона была весьма солидной: толщина стен корпуса составляла 16–20 миллиметров, командирской рубки — 20 миллиметров, башен — 20 миллиметров. Для усиления защиты броневые листы располагались под наклоном.
Имея бензиновый двигатель M17-Т мощностью четыреста лошадиных сил, мотоброневагон мог двигаться по рельсам со скоростью до 120 километров в час или буксировать в случае необходимости прицепной состав массой 120 тонн.[36] Фактически, это был тяжелый танк на железнодорожном ходу!
— По машинам!
Грохоча и лязгая, скрежеща гусеницами и рыча двигателями, сводное подразделение спешно выдвинулось на позиции.
К переправам они не успели — гитлеровцы двигались быстрее и смогли захватить их. Оставив значительные силы на холмах, сам Николай Горелов замаскировал свой танк неподалеку от автомобильной дороги. Параллельно ей шло железнодорожное полотно, где занял позицию мотоброневагон.
Вскоре с запада послышался рев моторов: бронемашины и легкие танки разведбатальона Вермахта продвигались на восток. Подразделение было усилено пятью средними танками Pz.Kpfw.III с 50-миллиметровыми пушками из 11-й танковой дивизии. Они уверенно шли по шоссе вместе с тяжелыми полугусеничными бронетранспортерами «Ханомаг».
Гитлеровцы часто применяли свои разведбатальоны в качестве мобильных сил, с усилением или без него. Разведывательный батальон Вермахта насчитывал 407 человек и 25 легких и тяжелых бронеавтомобилей. Их поддерживали три 37-миллиметровых противотанковых пушки и два 75-миллиметровых легких пехотных орудия.
В общем, разведывательный батальон, особенно усиленный, был гибкой боевой частью, способной вести и автономные боевые действия, быстрые рейды, и захватывать небольшие населенные пункты. Так было, например, в боях у Млынова.
Правда, сейчас гитлеровцам противостоял совсем другой противник.
Сидящий по пояс в башне старший лейтенант Горелов услышал грохот и трескотню очередей. Это начали бой солдаты на холмах.
Командир танка юркнул под защиту толстой брони и закрыл тяжелый люк.
— Приготовиться к бою! — Горелов занял место наводчика и приник к прицельной панораме. Теперь он и стрелял, и командовал танком. — Бронебойным заряжай!
— Есть!
В перекрестье панорамы появился первый из немецких танков. Угловатый «панцер» полз по украинской земле, шевеля хоботом пушки. На борту возле креста было нарисовано белое привидение с мечом — неофициальный знак 11-й танковой дивизии. Вслед за ними по дороге пылило несколько полугусеничных бронетранспортеров с пулеметами и легкими 20-миллиметровыми пушками за бронещитками. Гробообразные «Ханомаги» везли пехоту. Еще несколько подразделений двигались пешим порядком по обочинам.
— Огонь! — сам себе отдал приказ Николай Горелов, нажимая на электроспуск танковой пушки.
Ее уверенный грохот стал для старшего лейтенанта лучшим ответом. Снаряд ударил под скос плоской башни — в самое уязвимое место! Головной танк остановился, словно ткнулся в невидимую стену.
— Заряжающий — бронебойный!
— Есть!
— По пехоте — огонь!
— Есть, командир! — Иван приник к пулемету и «причесал» проклятых гансов длинной очередью из «Дегтяря».
Pz.Kpfw.III, маневрируя, начали стрелять из 50-миллиметровых орудий. Гитлеровская пехота залегла и открыла ответный огонь. Броневики высадили десант и тоже ударили из пушек и пулеметов. Но для могучего «Клима Ворошилова» их снарядики были как слону дробина. Однако 75-миллиметровые легкие полевые пушки могли быть опасны. Так же, как и ответный огонь вражеских танков. Фонтаны взрывов встали по обе стороны бронированного богатыря.
— Вперед!
Лязгнув траками, КВ-1 ринулся в атаку. Оба его пулемета били длинными очередями. Объехав подбитый танк, «Клим Ворошилов» ударил полугусеничный броневик всей своей полусотней тонн веса, помноженной на мощь пятисотсильного дизеля.
А тут еще и мотоброневагон НКВД добавил жару залпами своих орудий. Потом еще и добавил из пулеметов. Гитлеровцы, не выдержав такого натиска, отошли. В первом же столкновении гитлеровцы потеряли один танк, два бронетранспортера и два десятка солдат убитыми.
Рыча дизелем, «Клим Ворошилов» пополз назад.
— Сейчас снова попрут, — сказал Иван Лаптев, когда стих оглушающий грохот танкового дизеля.
— Попрут, — кивнул Николай Горелов. — И кровью своей умоются. Это наш последний рубеж.
Снизу высунулся механик-водитель старшина Стеценко:
— Ну что, славяне! Покажем Гансам, кто хозяин на этой земле?!
— Бронебойным — заряжай!..