Яростный свет

Глава 12

Амелия

Два охранника и четыре бронированных дрона оставались за дверью апартаментов Амелии, якобы для защиты, хотя она до сих пор не видела в стенах Убежища ничего и никого, от кого ее нужно было бы защищать.

За исключением, возможно, самой госпожи президента.

Комната Амелии была изысканной, прекрасно декорированной и благоухала лавандой. Современная мебель сочетала в себе мягкие ткани и оттенки графита. Бот бытовой службы незаметно завис у двери, сложив гуманоидные руки в ожидании указаний. Сквозь открытые французские двери, ведущие на собственную застекленную террасу, виднелось усыпанное звездами ночное небо.

Терраса стала самым любимым местом Амелии во всем Убежище. Там разместился прекрасный сад, укрытый стеклянными панелями. Пышные зеленые лианы оплетали стены по обе стороны от входа. Цветущие растения взрывались разноцветьем красок — оранжевые ноготки, темно-фиолетовые хризантемы, пунцовые розы, белоснежные лилии.

Краем глаза Амелия заметила, как в воздухе что-то порхнуло. На ее предплечье присела нежная сизо-черная бабочка. Бабочек становилось все больше. Наверное, десятки восхитительных созданий. Они отдыхали на лепестках цветов, медленно взмахивая мерцающими крыльями, или лениво порхали в сладко пахнущем воздухе.

— Включить солнечный свет, — отдала распоряжение ИИ Амелия. Теплый искусственный солнечный свет залил террасу из отверстия в потолке. Стеклянные стены потемнели, отражая свет. Она опустила взгляд на кованый стол, столешница которого была инкрустирована сверкающими осколками морского стекла, и взяла с него скрипку Гварнери XVIII века, подаренную отцом.

Весь следующий час Амелия увлеченно играла, ее правая рука двигалась плавными, отработанными движениями. В игре чувствовались мастерство и точность, но также страсть, благоговение, преданность. Музыка текла по кончикам ее пальцев, по венам, заполняя каждую клеточку тела. Восторг, тоска и тревога от нот, вибрирующих в ее костях, уносили Амелию в мир и красоту, туда, где ее душа была свободна.

Наконец, когда стихли последние ноты скрипичного концерта Мендельсона, она положила скрипку в футляре обратно на стол. Машинально протянула руку к браслету с шармом, висевшему на шее под шелковым сапфировым халатом. Пальцы коснулись кожаного ремешка.

Мика.

Мика сделал ремешок для нее, чтобы она могла сберечь браслет. Мика все еще бродил где-то там с Сайласом, возможно, в смертельной опасности. Вместе с Габриэлем, Уиллоу и Финном. Они все находились за пределами Убежища, и там отовсюду грозила беда.

Амелия расстегнула браслет и подержала его на раскрытой ладони. Бриллианты перемигивались в лучах искусственного солнечного света, проникающего сквозь стекло в виде радужных призм.

Амелия ненавидела своего отца и любила его. Он причинил ей боль и спас ее. И теперь отец предупредил ее, пытаясь спасти снова.

Что, если он соврал о президенте Слоан? Его последняя попытка уничтожить и украсть ее счастье. Но нет, он говорит правду. Ты ведь знаешь, что он не врал.

И что ей теперь с этим делать?

«В мире есть добро. И за него стоит бороться». Слова Мики стали мантрой, которую Амелия повторяла снова и снова в своей голове, цепляясь за это обещание, за эту надежду.

Ей безумно хотелось, чтобы Мика был сейчас рядом с ней. Как же ей не хватало его спокойной силы. Его решимости. Его непоколебимой уверенности и веры в нечто большее, нечто лучшее. Его веры.

Амелии не хватало его внимания. Его теплой улыбки и темных глаз, слегка перекошенных очков, которые он постоянно поправлял. Она знала, что бы сделал Мика на ее месте. Она знала это, как знала каждую ноту своих любимых мелодий, каждый шаг смычка, чтобы добиться нужной тональности и тембра — души — своей любимой музыки.

Раздался стук в дверь ее комнаты.

— Вера Лонгория-Кастильо здесь, чтобы увидеть вас, — проинформировал искусственный интеллект.

Крошечная лимонно-желтая бабочка размером не больше ногтя пальца Амелии приземлилась на нарцисс. Ее крылья порхали снова и снова, пока она всасывала нектар цветка. В левом верхнем углу стеклянной крыши что-то блеснуло. Объектив камеры. Амелия смотрела на него, не мигая.

— Впусти ее.

Мгновение спустя каблуки Веры застучали по мраморному полу. Она остановилась у французских дверей, ведущих на террасу. На Вере была нефритово-зеленая шерстяная юбка, слегка расширяющаяся к коленям, и пара мягких, как масло, кожаных сапог на высоком каблуке.

— Тебе так повезло, — промурлыкала она. — В твоем распоряжении один из садов бабочек! Думаю, я бы убила за такой. — В ее голосе едва уловимо слышался намек, что она и правда могла бы за такое убить.

Слишком яркая улыбка, сверкающие белизной зубы, но глаза выдавали Веру. Они были жесткими, полными осуждения. Амелии захотелось вцепиться в ее лицо, высказать ей все, что она думает. Но вместо этого она вежливо вскинула подбородок и опустила взгляд на колени.

— Вера, чем могу помочь?

Вера что-то быстро набрала на своем голопаде.

— Президент Слоан надеется, что ты выступишь с речью завтра. Мы объявим об излечении до того, как будет вынесен приговор…, — она смущенно запнулась, словно забыв, что именно отец Амелии ожидает казни. Однако быстро справилась с собой, и ее улыбка стала шире. — Ты молода, красива, полна энергии. Как раз то, что сейчас нужно нашему народу. Девушка, которая выжила. Символ надежды. Идеально!

— Конечно, — услышала Амелия свои слова. Она нацепила на лицо милую улыбку, подражая Вере. «Будь куклой, — подумала она. — Будь овечкой». Нельзя позволить им увидеть, какая она на самом деле, что Амелия думает — особенно теперь, когда она знает правду. Они не должны заметить, как крутятся колесики в ее голове, как формируются планы за закрытыми глазами. — Я буду рада. Это большая честь для меня.

— Отлично! Советники президента уже подготовили твою речь. Я отправляю ее на твой смартфлекс, так что можешь потренироваться, но не думай, что тебе придется заучивать ее наизусть. Для этого есть парящий телесуфлер. — Вера листала голопад, проговаривая десятки деталей, которые Амелия едва слышала. — Президент Слоан советует хорошенько выспаться! Мы хотим, чтобы завтра ты выглядела наилучшим образом!

Амелия кивнула.

— Я сделаю все, что в моих силах. Пожалуйста, поблагодари от меня президента Слоан.

— Конечно. О, еще кое-что. — Улыбка Веры сползла с ее лица как наклейка. — Твоя мать хочет тебя видеть.

Амелия напряглась. Достаточно ли она сильна для встречи с матерью? Но Амелия не могла сказать «нет». Не могла дать Вере или президенту Слоан повод для подозрений.

— Замечательно. Пожалуйста, впусти ее.

— Как пожелаешь. — Щелканье каблуков Веры стихло, когда она удалилась, чтобы проверить следующую обязанность в своем списке.

Через минуту вошла мать Амелии. На ней было элегантное кремово-белое платье, расшитое жемчугом, сверкавшим на свету, как тысяча крошечных лун. Ее блестящие русые волосы были убраны во французскую косу. Элиза демонстрировала грациозность и красоту, как королевская особа, и выглядела на все сто процентов как представительница элиты.

— Амелия, я так рада видеть тебя в безопасности и здравии.

— Не надо, — проговорила Амелия сквозь стиснутые зубы.

— Я могу объяснить. Пожалуйста, просто послушай…

— Мы прошли через Атланту, чтобы спасти тебя, — горько проговорила Амелия. — Все мы. Габриэль, Финн, Уиллоу, Селеста. Люди, которых ты предала, приехав сюда и выдав планы нападения. Они все согласились рискнуть своими жизнями ради тебя. Тайлер Хорн чуть не убил Селесту. Финна подстрелили. Он фактически потерял руку. И Джерико… — Амелия подавила боль, заставила себя продолжать. — Поджигатели убили его. Прямо на наших глазах. Нас бы никогда там не было, если бы не ты.

Мама нервно дотронулась рукой до горла.

— Я очень страдала из-за Джерико. Я тоже оплакиваю его. Но я не хотела, чтобы ты меня спасала. Я никогда не просила ни о чем таком.

— Дело не в этом. Каждый из них пошел добровольно, потому что им было не все равно. Потому что мы вместе в этом деле, потому что они хорошие люди. И то, что ты сделала… вот, как ты им отплатила?

Ее мать поджала свои идеально очерченные губы. Ее подбородок дрожал.

— Я всегда была готова на все, на любые страдания ради твоей безопасности. Я поступила правильно…

— Ты ошибаешься, — перебила Амелия, стараясь сохранить спокойствие в голосе и с трудом подавляя вспыхнувший в ней горький гнев.

Мать сорвала белую лилию и погладила ее лепестки.

— Я не доверяю Патриотам, не после того, что мы пережили на «Гранд Вояджере». Я никогда не хотела подвергать опасности Габриэля или Уиллоу, но мне приходится думать о тебе. Я — твоя мать. Ты можешь ненавидеть меня до конца своих дней, но, пожалуйста, знай — я лишь пыталась обеспечить твою безопасность. Разве ты не хочешь остаться здесь? — Мама раскинула руки, охватывая террасу, покои Амелии, все Убежище. — Неужели ты не хочешь этого?

Амелия почувствовала тепло искусственного солнечного света на своих щеках, нежное прикосновение бабочек к коже. Она вдохнула аромат жасмина из окружавших ее садов.

Больше никаких припадков. Больше никаких мигреней. Никакого страха, голода и холода. У нее будет ее скрипка, ее музыка. Роскошные апартаменты. Роскошные платья. Ежедневный горячий душ. Шикарная кровать. Великолепная еда на серебряном блюде. Ее мать и брат рядом с ней. Мир и комфорт. Безопасность.

Амелия покачала головой.

— Я не могу просто…

Элиза схватила ее за руку.

— Ты должна хоть раз подумать о себе. Забудь обо всем остальном!

Что, если бы она смогла все забыть?

Забыть, что ее отец-убийца ожидает казни. Забыть, что ее собственная мать предала друзей, застрявших за пределами безопасного Убежища. Забыть, что президент Слоан намеревалась сохранить лекарство для себя, что планы Амелии по контрабанде препарата пошли прахом. Забыть, что она оказалась здесь в ловушке, пленницей в позолоченной клетке.

Забыть, что грядет война, и все, кто ей дорог, окажутся под прицелом.

Невозможно. Амелия не могла забыть. Она не могла забыть своих друзей, всех и все, что любила. Она не хотела этого, ни за какую цену, ни за какую награду, ни за какую мечту.

— Нет. — Амелия сморгнула горячие слезы. — Есть вещи важнее безопасности.

— Амелия, Патриоты не выиграют эту войну. Они просто не cмогут. Убежище слишком сильно.

— Это неправда…

Элиза уронила лилию на стол рядом со скрипкой Амелии.

— «Новые Патриоты» напали на нас вчера.

Амелия вздрогнула. Каждая клеточка ее тела похолодела. Она в ужасе уставилась на мать.

— Что? Как это случилось? Почему я не знала? Почему я не слышала…

— Потому что президент Слоан хотела избавить тебя от беспокойства и душевной боли. И я согласилась. Это была жалкая попытка, Амелия. Убежище уничтожило их силы менее чем за час. Я же говорила тебе, что выбрала правильную сторону. Я выбрала сторону, которая защитит нас.

Амелия задохнулась.

— А как же Габриэль? Уиллоу? Бенджи?

— Я не знаю. — Мать потерла лоб. Внезапно она словно постарела лет на десять. Элиза выглядела искренне опечаленной. — Я надеюсь, что с ними все в порядке. Я правда надеюсь.

Одной призрачной надежды недостаточно. Не могло быть достаточно.

Амелия поднялась на ноги. Холодный, пугающий гнев захлестнул ее.

— Я хочу, чтобы ты ушла.

Мама скрестила руки перед животом. На ее лице мелькнула неуверенность.

— Амелия, пожалуйста, пойми. Когда Охотники за Головами взяли меня в заложники, каждую минуту каждого дня я думала только о тебе. Я поклялась, если у меня снова появится шанс, сделаю все, что должна, чтобы обеспечить твою безопасность.

— Убирайся, — потребовала Амелия громче.

Элиза вздрогнула, как от пощечины. Она прикусила нижнюю губу, на зубах остались пятна от лиловой помады. Она колебалась, словно надеясь, что Амелия передумает.

Но Амелия не изменила своего решения. Она неподвижно стояла на террасе с напряженной спиной, вокруг нее танцевали и порхали бабочки, а воздух наполняли ароматы гортензии и жасмина, и ждала, пока ее мать повернется и выйдет из комнаты, так ничего больше не сказав.

Камера в углу неотрывно наблюдала за Амелией своим крошечным темным глазом. Следила, всегда следила, ожидая, что Амелия сделает.

Она потрогала браслет с шармом на шее. Охватила рукой талисман со скрипкой и с силой прижала ладонь к острию, пока не стало больно.

Ее мать сделала свой выбор. Неправильный выбор. Амелия не совершит ту же ошибку. Она не могла.

Ее друзья в опасности. Пришло время действовать.

Амелия знала, что она должна делать, что ей нужно сделать. Вопрос в том, как далеко она готова зайти?