Языческая оппозиция христианизации Римской империи (IV–VI вв.)

Источники

Источниковая база исследования включает в себя несколько разнообразных по своему характеру групп источников: нарративные источники, памятники позднеримского права, данные эпиграфики и нумизматики.

Нарративные источники по данной теме могут быть разделены, во-первых, согласно религиозным воззрениям их авторов, на две категории: языческие и христианские. Как справедливо отмечал Г. Л. Курбатов, оппозиция «христианство — язычество» весьма существенна не только при рассмотрении религиозных предпочтений авторов, но и при оценке их социально-политических позиций. В IV–VI вв. принадлежность язычеству зачастую являлась индикатором приверженности ценностям прошлого, равно как и к породившим их общественным институтам[4]. Во-вторых, их следует классифицировать по жанровой принадлежности и хронологии. Необходимо отметить, что обилие нарративных источников, в той или иной степени освещающих языческую оппозицию христианизации Римской империи, не позволяет подробно охарактеризовать каждый из них. В данном разделе мы ограничимся лишь характеристикой наиболее значимых для настоящего исследования текстов.

Тексты авторов-язычников можно классифицировать по следующим категориям: сочинения публицистического и эпистолярного жанров, труды представителей языческой историографической традиции, поэтические произведения языческих поэтов и писателей.

Важнейшими источниками исследования являются произведения публицистического и эпистолярного жанров видных общественных деятелей-язычников IV–V вв. В этих текстах находит отражение идеология языческой оппозиции, раскрываются причины роста протестных настроений среди части позднеримской аристократии, выступавшей защитником традиционного образа жизни, неотъемлемой частью которого являлись языческие культы, перед лицом государственной власти и христианской Церкви.

Основными источниками, содержащими информацию о деятельности языческой оппозиции восточных провинций в IV в. являются речи и письма[5] представителя куриальной аристократии Антиохии — выдающегося ритора и педагога Либания (314 — ок. 393)[6]. Либаний являлся ярким представителем своего социального слоя — муниципальной знати восточных провинций. В своих сочинениях ревностный защитник муниципального строя Либаний выступал выразителем настроений полисной аристократии, то есть той части населения империи, в которой были особенно сильны симпатии к традиционным культам. На протяжении своей жизни Либаний оставался убежденным приверженцем язычества. Он горячо поддерживал попытки императора Юлиана Отступника восстановить почитание богов в восточных провинциях, выступал против ограничений язычества, вводимых христианскими императорами. Вместе с тем, религиозные воззрения Либания не выходили за рамки традиционного полисного многобожия. Ритор был чужд фанатизму и не разделял радикальные теософские концепции, увлекавшие многих образованных язычников в IV–V вв.[7].

Либаний вел чрезвычайно активную переписку: сохранилось более полутора тысяч писем, написанных в период 355–365 гг. и 388–393 гг. В числе его адресатов императоры, придворные, чиновники, иерархи Церкви, представители муниципальной аристократии и интеллигенции восточных провинций. Круг проблем, затрагиваемых ритором в переписке, исключительно широк: от актуальных событий политической жизни империи до условий труда антиохийских ремесленников и крестьян. В целом, в письмах Либания содержатся данные о социальной, экономической, духовной и интеллектуальной жизни населения империи; в них находит отражение политическая и религиозная борьба IV в.

Не менее информативны речи языческого ритора. Большая часть 64 сохранившихся речей Либания была написана для публичной декламации в городской курии. Талантливый оратор и педагог — Либаний интересовался всеми аспектами жизни Антиохии. «Ни один из авторов того времени не дает такой широкой картины внутренней городской жизни в таком многообразии ее внутренних взаимосвязей»[8]. В его речах нашли отражение наиболее острые вопросы социальной, политической, экономической и духовной жизни столицы Сирии. Интересы Либания не ограничивались родным городом. Общеимперская известность Либания, как одного из наиболее ярких деятелей культуры своего века, позволяла ему направлять свои речи ко двору, обращать внимание императоров на актуальные, с точки зрения языческого ритора, проблемы провинциального и общеимперского значения. В своих речах антиохийский софист выступал защитником интересов своего сословия. Либаний критиковал антикуриальную политику римского государства, выступал против отторжения муниципальной собственности в пользу новой служилой знати и Церкви, резко осуждал произвол чиновников и придворных[9]. Из речей Либания наиболее информативными для настоящей работы являются так называемые «юлианские речи», в которых раскрываются причины формирования языческой оппозиции в городах восточных провинций, а так же речь «В защиту храмов», освещающая религиозный конфликт в период правления Феодосия I.

Таким образом, в произведениях Либания дается широкая картина социально-политической и религиозной жизни восточных провинций в IV в., что делает их важнейшим источником для характеристики деятельности языческой оппозиции в городах востока.

Особую ценность для исследования представляют труды последнего открытого язычника на престоле Римской империи — Флавия Клавдия Юлиана, вошедшего в историю под именем Юлиан Отступник (330–363 г.)[10]. Из его обширного литературного наследия наибольшую значимость для настоящего исследования имеет его переписка, речи императора, а также трактат «Мисопогон»[11].

Сохранилось немногим менее сотни писем Юлиана. Их большая часть адресована частным лицам, сторонникам императора из числа представителей языческой интеллигенции[12], государственным чиновникам, лидерам христианских общин; другие — населению целых городов. В ряде посланий императора содержатся правительственные распоряжения и императорские эдикты, в других Юлиан предстает частным лицом и сообщает информацию личного характера. В целом, эпистолярное наследие является ценнейшим документом эпохи и содержит богатейший исторический материал, позволяющий охарактеризовать основные межрелигиозные конфликты, происходившие в период его правления[13].

До нас дошло восемь речей императора. Большая часть речей Юлиана посвящена религиозным вопросам. В полемических речах «К Ираклию Кинику» и «Против невежественных киников», император защищал языческую мифологию от нападок современных ему философов кинической школы. В двух теософских гимнах в честь Гелиоса и Матери богов, служивших програмными трудами для запланированной императором реформы языческого культа, нашли отражение религиозные взгляды самого Юлиана. В этих речах язычество предстает как всеобъемлющая теософская концепция, равнозначная христианству и борющаяся с новой религией за право стать инструментом централизации и унификации политической, социальной и экономической жизни, а также административной структуры империи.

Трактат «Мисопогон», написанный императором в период его пребывания в Сирии, представлял собой сатиру на антиохийское общество. Притворно уничижая себя за неопрятный вид, любовь к философии и аскетизм, император высмеивал жителей столицы Сирии за их изнеженность и пристрастие к зрелищам, сурово осуждал дерзость плебса и корыстность верхушки местной знати, критиковал антиохийцев за их приверженность христианству. В данном произведении освещается ряд внутриполитических акций Юлиана, содержаться сведения, позволяющие охарактеризовать положение различных слоев населения Антиохии, отношение жителей столицы Сирии к Юлиану и его реформам.

В целом, в сочинениях Юлиана Отступника представлен богатейший исторический материал, позволяющий охарактеризовать внутреннюю и внешнюю политику империи в 361–363 гг., мероприятия императора по реформе языческого культа, противостояние язычников и христиан в восточных провинциях Римской империи.

Значимым источником для изучения языческой оппозиции в Римском сенате являются письма и реляции[14] одного из лидеров сенаторской аристократии Рима Квинта Аврелия Симмаха (ок. 340 — ок. 402 г.)[15]. Красноречивый[16] защитник старой веры[17], занимавший высшие государственные посты, являлся одним из ярчайших представителей языческой «партии» в римском сенате, взгляды которой он выразил в знаменитой реляции в защиту алтаря Победы.

Сохранилась обширная переписка Симмаха, содержащая более 900 писем и сборник из 49 реляций, написанных во время отправления сенатором должности префекта Рима. События политической жизни империи конца IV — начала V вв. находят в письмах Симмаха слабое отражение[18] — они носят характер личной переписки, преимущественно с другими сенаторами. Незначительная часть писем адресована чиновникам имперской администрации и военным, христианским священнослужителям. В своих письмах Симмах предстает, прежде всего, стилистом, для которого красота формы важнее содержания самого письма: по едкому определению французского историка Г. Буассье — «никогда не писали так много, чтобы так мало сказать»[19]. Симмах справлялся у своих адресатов об исполнении ими магистратур, новостях о заседаниях жреческих коллегий, оповещал их о подробностях своей жизни в поместьях, и так далее. Таким образом, его переписка изобилует деталями и подробностями, раскрывающими повседневную жизнь представителей римской знати. В то же время, в своих письмах Симмах, комментируя различные бытовые события, дает им характеристику и за счет этого непроизвольно выражает свое отношение к ним. Это отношение Симмаха является наиболее ценным для исследователя, так как позволяет выявить и реконструировать систему политических, социально-экономических и религиозных взглядов, как самого автора, так и сенаторской аристократии Рима, ярким представителем которой он являлся.

Реляции Симмаха представляют собой официальные донесения префекта города Рима императорскому двору. Эти документы характеризуют политическую жизнь столицы, деятельность сената и сенаторов, взаимоотношения сенаторской аристократии с центральной императорской властью. Как отмечал П. П. Шкаренков, письма и реляции Симмаха освещают социально-экономическое положение сенаторской знати, отношение аристократии к занятию тех или иных общественных или государственных должностей, ее взаимоотношения с правительством[20]. В том числе, в них отразились взаимоотношения христиан и язычников, что позволяет охарактеризовать истоки, причины и историю данных взаимоотношений, выявить роль обеих религий и их положение в государстве.

Чрезвычайно важными источниками являются произведения историков-язычников IV–V вв.: Аммиана Марцеллина, Евнапия Сардского и комита Зосима. Данных авторов объединяет их принадлежность к муниципальной знати восточных провинций, что предопределило их уважительное отношение к традиционным социальным институтам, широкую образованность и преклонение перед культурой и религией классической древности. Им было присуще оппозиционное отношение к существовавшему режиму, критика усиливавшейся автократии императоров, произвола придворных и новой военно-чиновной знати, что, в том числе, выражалось в протесте против агрессивного насаждения христианства как государственной религии.

Наиболее значительным представителей языческой историографии рассматриваемого периода был Аммиан Марцеллин (ок. 330 — ок. 400)[21], заслуженно признаваемый крупнейшим позднеантичным автором[22]. Его перу принадлежит исторический труд «Res Gestae»[23]. На страницах своего сочинения Аммиан предстает убежденным последователем традиционных языческих культов, сторонником возрождения язычества и апологетом религиозной реформы Юлиана Отступника. Историк с неодобрением отзывался о проводимой христианскими императорами антиязыческой политике, критиковал пороки высшего клира и порицал кровопролитные распри между христианами[24]. В то же время, Аммиану Марцеллину была свойственна религиозная терпимость и уважительное отношение к христианству. Не разделяя постулатов новой религии, историк отдавал должное христианской этике и морали (Amm., XXI, 16. 19; XXII, 11. 10), с уважением отзывался о служении простых христианских священников (Amm., XXVII, 30. 15) и даже критиковал своего кумира Юлиана за ряд излишне жестких, по его мнению, антихристианских акций (Amm., XXII, 4. 3)[25].

Из 31 книги его сочинений сохранились последние 18, охватывающие период 353–378 гг. Являясь продолжателем историографической традиции классической древности, Аммиан Марцеллин в большей степени концентрировал свое внимание на политической истории Римской империи: военных походах императоров, междоусобных войнах, борьбе придворных партий. Собственно религиозная борьба данного периода находит в его повествовании относительно слабое отражение, что, однако, не означает, что в оценке Аммианом событий политической истории не нашли отражения взгляды языческой оппозиции. На социально-политические воззрения и в целом на мировоззрение Аммиана Марцеллина оказала заметное влияние муниципальная аристократия восточных провинций, с которой историк был связан своим происхождением и воспитанием[26], а также староримская сенаторская знать, покровительством представителей которой Аммиан пользовался во время написания своего труда[27]. Таким образом, в сочинении Аммиана представлена информация, позволяющая охарактеризовать настроения языческой оппозиции в римском сенате и городах восточных провинций в 50–70 гг. IV в. Кроме того, в данном труде содержатся важные для настоящего исследования сведения об антиязыческих политических процессах, проводимых правительством Констанция II и Валента, мероприятиях языческой аристократии в римском сенате по поддержанию языческих культов, подробно описывается царствование Юлиана Отступника.

Младшим современником Аммиана Марцеллина был историк и агиограф Евнапий Сардский (ок. 345 — ок. 420 г.)[28]. Исторический труд Евнапия — «Всеобщая история»[29] сохранился лишь в выписках императора Константина Багрянородного и Суды. Первоначально данное сочинение, задуманное как продолжение труда историка III в. Дексиппа Афинянина, состояло из четырнадцати книг и описывало события римской истории от 270 г. до начала V в. с точки зрения языческой оппозиции. Второй труд Евнапия — «Жизнь философов и софистов» сохранился полностью[30]. Данное сочинение, написанное около 395 г., представляет собой биографии видных представителей языческой интеллигенции. В этом произведении представлены сведения об интеллектуальной жизни крупнейших образовательных центров империи, деятельности языческих философов, риторов и софистов по охранению античного религиозного наследия и шире, о культурной и религиозной жизни образованных слоев восточных провинций Римской империи IV в.

Выходец из состоятельной семьи куриального звания, Евнапий являлся ревностным приверженцем язычества и убежденным противником распространения христианства[31]. В произведениях Евнапия критика христианства и христианских императоров выражена гораздо резче, чем у его предшественника Аммиана Марцеллина[32]. Автор откровенно превозносит язычников и хулит христиан[33]. Религиозная нетерпимость Евнапия к последователям новой веры свидетельствует об обострении идеологической борьбы между апологетами язычества и последователями христианства в условиях окончательного утверждения новой веры в качестве государственной религии. Как отмечала З. В. Удальцова, в своих сочинениях Евнапий «отражал политические устремления языческой интеллигенции, враждебной христианству… и оппозиционной к правлению христианских императоров»[34]. В целом, можно утверждать, что в произведениях Евнапия нашла свое отражение идеология наиболее консервативной части восточноримской муниципальной знати, не желавшей мириться с потерей своего социально-политического положения.

Наиболее полно настроения языческой оппозиции находят свое отражение в труде комита Зосима (конец V — начало VI в.)[35]. Произведение Зосима «Новая история»[36] является компиляцией несохранившихся исторических трудов его предшественников: Евнапия Сардского[37] и Олимпиодора Фиванца. Зосим описывает историю римского государства от утверждения единоличной власти Августа до 410 г. Вплоть до 270 г. повествование Зосима носит конспективный характер, события истории конца III — начала V вв. освещены гораздо более основательно.

В данном произведении ярко проявилось характерное для языческой оппозиции неприятие христианства как официальной религии, недовольство ростом влияния придворной знати и бюрократизации империи[38]. Новую веру и ее приверженцев Зосима обвиняет во всех современных ему бедах империи. По мнению историка, Рим был обязан своим величием покровительству языческих богов, которые отвернулись от государства вследствие распространения христианства. Автор чрезвычайно резко критиковал деятельность христианских государей[39], Церкви и монашества[40]. В то же время Зосима прославлял «идеального царя» — Юлиана Отступника и прочих государственных деятелей-язычников[41].

Помимо значимости «Новой истории» как исторического источника, ценен сам факт творческой деятельности автора, свидетельствующий о том, что христианизация образованных слоев населения восточной империи далеко не завершилась и в конце V в.[42]. Таким образом, несмотря на отсутствие оригинальности в трактовке римской истории IV–V вв. сочинение Зосима имеет для данного исследования высокую ценность, с одной стороны, как единственное, почти полностью сохранившееся произведение языческой историографии позднеантичного периода, а с другой, как доказательство культурной деятельности языческой оппозиции в конце V — начале VI вв.

Из произведений, отражающих деятельность языческой оппозиции V в., особое место занимают фрагменты труда последнего схоларха афинской Академии Дамаския[43] (ок. 460 г. — середина VI в.) «Жизнь Исидора», также известный как «Философская история»[44], сохранившиеся в выписках патриарха Фотия и Свиды. Данное сочинение представляло собой жизнеописание наставника Дамаския — философа Исидора Александрийского. Автор давал характеристики наиболее видным представителям языческой интеллигенции, преподававшим в египетской столице в V в., подробно описывал обучение Исидора, его жизнь в Александрии, бегство от чиновников императора Зенона, организовавших гонение на представителей языческой интеллектуальной элиты в 80-е гг. V в. и последовавшие странствия Дамаския и Исидора по восточным провинциям империи.

По своей идейной направленности труд Дамаския близок сочинениям Евнапия и Зосима. В нем вместе с превознесением языческих философов, софистов и теургов приводится критика христианского императора Зенона, представителей христианского клира и язычников-вероотступников[45]. Вместе с тем критика христиан и христианства в произведении Дамаския выражена слабее, чем в трудах Евнапия и Зосима[46]. Вероятно, это обстоятельство было вызвано тем фактом, что Дамаский, лично переживший гонение, опасался резкими выпадами против христиан вызвать недовольство представителей государственной власти и официальной Церкви. В целом, несмотря на фрагментарность текста, «Жизнь Исидора» является важным источником, в котором ярко представлена духовная жизнь таких крупных центров восточноримского язычества как Александрия, Афины и Афродизий во второй половине V в.

Некоторую ценность для исследования представляют и сочинения поэтов-язычников IV–V вв. В поэмах[47] Клавдия Клавдиана[48] содержатся материалы о внутренней и внешней политике Римской империи в конце IV — начале V в., освещаются взаимоотношения императорского двора и римского сената. В эпиграммах[49] Паллада[50] представлены сведения, позволяющие охарактеризовать мировоззрение и настроения образованных язычников в конце IV — начале V в.

Источником для характеристики религиозной жизни империи в период правления Констанция II может служить анонимный географический трактат «Полное описание Вселенной и народов»[51]. Несмотря на тот факт, что в центре внимания автора находится хозяйственная жизни территорий, находившихся под римским владычеством в середине IV в., описывая римские провинции он не выпускает из виду и духовную жизнь населявших их народов. Наиболее ценными для данного исследования свидетельствами являются пространные заметки автора о религиозной жизни Рима и Египта, в котором он дает описание положения местных языческих культов.

Пласт христианской литературы, содержащий сведения о межрелигиозной борьбе IV–VI вв., поистине огромен. В том или ином аспекте проблему сохранения симпатий к язычеству в разных слоях позднеримского общества затрагивало большинство христианских писателей данного периода. Тексты христианских авторов можно классифицировать по следующим категориям: сочинения религиозно-публицистического жанра, труды историков Церкви и христианских хронистов, агиографическая литература.

Произведения христианских авторов религиозно-публицистического жанра представлены проповедями, полемическими рассуждениями, богословскими трактатами, письмами видных церковных деятелей, участвовавших в межрелигиозном противостоянии IV–VI вв.

Первостепенное значение для характеристики языческой оппозиции в римском сенате имеют труды[52] одного из крупнейших церковных деятелей конца IV в. — Аврелия Амвросия, епископа Медиоланского (340–397 гг.)[53]. Его труды содержат богатейший исторический материал, освещающий духовную и политическую жизнь Римской империи последней четверти IV в. На страницах произведений епископа Амвросия, являвшегося непосредственным участником религиозных конфликтов своей эпохи, нашли отражения различные аспекты противостояния язычников и христиан последней четверти IV в.

Из всего обширного литературного наследия Амвросия наиболее важным для раскрытия темы исследования является его переписка. В письмах епископа освещается жизнь христианских общин Италии в конце IV в., взаимоотношения государственной власти и Церкви. Особую ценность представляют письма, составленные епископом в ходе «спора» об алтаре Победы и в период узурпации Евгения. В них он подробно освещает политику императоров Грациана, Валентиниана II, Феодосия I и узурпатора Евгения по отношению к языческим культам, а также приводит сведения, позволяющие охарактеризовать деятельность языческой оппозиции в римском сенате в 380-е — 390-е гг.

Информация о языческой оппозиции столицы представлена также в трудах[54] одного из наиболее выдающихся представителей латинской патристики Софрония Евсевия Иеронима Стридонского (342–420 гг.)[55]. Продолжительное общение Иеронима с представителями сенаторской аристократии предопределило интерес церковного писателя к религиозной жизни членов столичной знати. В письмах Иеронима Стридонского содержится описание религиозной жизни сенаторской знати, деятельности ее представителей по защите традиционных римских культов, постепенного распространения христианства в данном сословии.

Различные аспекты существования языческой оппозиции в римском сенате освещаются в произведениях[56] Аврелия Августина, епископа Гиппонского (354–430 гг.)[57] — крупнейшего западнохристианского мыслителя рассматриваемого периода. В «Исповеди» — своей «духовной биографии» — Августин дает характеристику религиозным настроениям сенатской знати в середине IV в. В трактате «О Граде Божьем, против язычников» специально созданном, в контексте разгоревшейся в начале V в. языческо-христианской полемики о влиянии новой веры на судьбу империи, содержатся сведения, позволяющие определить степень вовлеченности языческой аристократии столицы в узурпацию Евгения, настроения римских язычников в начале V в. Кроме того, в переписке епископа представлена информация о конфликтах христиан и язычников в римской Африке.

Взаимоотношения язычников и христиан на территории Фиваиды в конце IV — первой половине V в. нашли отражение в трудах[58] одного из наиболее ярких представителей египетского монашества, настоятеля расположенного к окрестностях города Панополя (Ахмина) Белого Монастыря апы Шенуте Атрипского (первая половина IV в. — вторая половина V в.)[59]. В его переписке и проповедях содержатся сведения о религиозных предпочтениях верхнеегипетской (прежде всего панополитанской) знати и народных масс. В своих сочинениях пламенный проповедник Шенуте не только обличает язычество своих оппонентов из числа местной аристократии, но и рьяно выступает против эксплуатации ими зависимого крестьянства. Таким образом, Шенуте, едва ли не единственный из христианских авторов эпохи, прямо указывающий на связь идейно-религиозной борьбы с социально-экономически конфликтом между основными классами восточноримского общества. Кроме того, в трудах архимадрита освещаются антиязыческие акции братии, находившихся под его опекой монастырей, приводится информация о службе язычников на высших военных и административных должностях уже официально христианской империи.

Значительный интерес для настоящего исследования представляют труды по истории Церкви, написанные христианскими авторами V–VI вв., в которых содержатся подробные описания межрелигиозных столкновений периода. Вместе с тем, использование информации, представленной в данных трудах, сопряжено с определенными трудностями. Сочинения историков Церкви создавались в период острой идейно-политической борьбы, с одной стороны, между христианами и язычниками, а с другой — различными течениями в самом христианстве: никейцами и арианами, монофизитами и несторианами. Это обстоятельство определило ярковыраженный полемический характер данных произведений, нетерпимость их авторов к любому инакомыслию. Кроме того, следует особо отметить, что главной целью историков Церкви было прославление христианства и государей, способствовавших распространению новой веры, что, в свою очередь, приводило к искажению в этих трудах характера и мотивов деятельности языческой оппозиции. По своей идейной направленности труды историков Церкви можно разделить на две группы: сочинения представителей официальной ортодоксальной церковной историографии и труды последователей различных еретических учений.

Одним из первых латиноязычных церковных историков, описывавших религиозную и политическую жизнь Римской империи с точки зрения официальной Церкви, был Тираний Руфин (ок. 345–410 гг.)[60]. Его перу принадлежит «Истории Церкви» в двух книгах, представляющая собой продолжение исторического труда Евсевия Кесарийского[61]. В своем сочинении Руфин описал историю Церкви и римского государства в период от возникновения арианства до смерти императора Феодосия I. Уроженец Аквилеи, участник богословских споров конца IV — начала V в. Руфин долгое время путешествовал по восточным провинциям империи, посещал монастыри Египта и Палестины. Личный опыт Руфина наложил заметный отпечаток на его произведения. В отличие от своих продолжателей, Руфин не отдавал предпочтения событиям, происходившим в определенном регионе, но стремился в равной степени описать события, как в западных, так и в восточных провинциях римской державы. Особую ценность сочинениям Руфина придает тот факт, что автор являлся непосредственным современником многих описываемых им событий. Из труда Руфина наибольшую значимость для данного исследования представляют свидетельства историка о межрелигиозном конфликте в Александрии в 391 г. и деятельности языческой оппозиции в римском сенате в период узурпации Евгения.

Среди грекоязычных историков Церкви V в. необходимо особо отметить труды константинопольского законоведа Сократа Схоластика (ок. 380 — после 439 гг.)[62]. Историческое сочинение Сократа гораздо пространнее труда Руфина. Его труд — «Церковная история в семи книгах»[63] охватывает историю римского государства и Церкви в период с 306 по 439 г. Несмотря на явное преобладание церковной истории над светской, в произведении Сократа представлены сведения о различных сторонах жизни восточноримского общества конца IV — начала V в. Центральное место в сочинении Сократа занимает религиозная жизнь новой столицы — Константинополя[64]. Помимо описания внутрицерковной борьбы IV–V вв., автор давал подробную характеристику религиозной политике римских императоров, борьбе придворных клик.

Для настоящего исследования наибольшую ценность представляют свидетельства Сократа о религиозной политике императора Юлиана, деятельности последователей язычества в период правления императоров Ва-лента и Феодосия, а также, его описания конфликта языческой и христианской общин в Александрии в конце IV — начале V вв. Следует отметить, что произведение Сократа Схоластика характеризуется ярковыраженной конфессиональной тенденциозностью. Несмотря на то, что историк получил образование у языческих преподавателей[65] и живо интересовался классической культурой, Сократ испытывал нескрываемую неприязнь к последователям традиционных культов, что отразилось на его оценке деятельности языческой оппозиции.

Еще один труд, освещающий межрелигиозное противостояние IV–V вв. был написан современником Сократа Ермием Созоменом Саламинским (ок. 380 — после 446 г.)[66]. Сочинение Созомена «Церковная история в девяти книгах»[67] обнимает события от 324 до 415 г. Основным источником для произведения Созомена послужила «Церковная история» Сократа Схоластика. Вместе с тем, произведение Созомена, ориентировавшегося, прежде всего, на образованную светскую публику[68], выгодно отличается от труда его предшественника использованием более широкого круга источников, в том числе и несохранившихся текстов языческих авторов. Наиболее информативными для настоящего исследования являются сообщения Созомена о деятельности языческой оппозиции в Римском сенате в конце IV — начале V вв., прежде всего в период правления узурпаторов Евгения и Аттала, а также сообщения историка о межрелигиозном противостоянии в восточных провинциях Римской империи в 80-е — 90-е гг. IV столетия.

Важными источниками по теме работы являются труды[69] видного историка Церкви и участника христологичесих споров Феодорита, епископа Кирского (ок. 393–460 г.)[70]. Сочинения Феодорита Кирского отражали религиозно-политические устремления тех кругов провинциального, прежде всего, сирийского клира, которые ориентировались на монашество и отстаивали известную независимость Церкви от государственной власти[71]. Его произведения характеризует даже большая, чем у Сократа и Созомена, нетерпимость к еретикам и язычникам[72], обусловленная, вероятно, тем фактом, что, в отличие от них, Феодорит сам был активным участником религиозных конфликтов своего века.

Из богатого литературного наследия Феодорита наибольшую ценность для исследования представляет труд «Церковная история», освещающий события церковной и светской истории в период с 325 по 429 г. Феодорит приводит сведения дополняющие данные Созомена и Сократа Схоластика и, кроме того, сообщает уникальную информацию о религиозном конфликте в Северной Сирии. Кроме того, важным источником является написанное Феодоритом собрание жизнеописаний выдающихся представителей сирийского монашества — «История боголюбцев», в котором представлены как сведения о сохранении языческих культов в сирийской деревне конца IV — начала V вв., так и информация о формах и методах христианизации сельских жителей восточных провинций Римской империи.

Острая идейно-политическая борьба между различными течениями в христианстве в IV–VI вв. привела к возникновению значительного пласта литературы, авторы которой стояли на осужденных официальной Церковью позициях, признавались еретиками. Историки-еретики, несомненно, разделают с представителями официальной церковной историографии нетерпимое отношение к язычеству. Вместе с тем, эти авторы, зачастую, освещают события политической и религиозной истории, по идеологическим соображениям обойденные стороной ортодоксальными историками Церкви, расходятся с ними в оценках многих политических деятелей, как еретиков, так и православных. Таким образом, труды представителей различных направлений еретической историографии, в значительной степени, дополняют сочинения православных авторов, что позволяет комплексно осветить религиозные и политические конфликты периода Поздней Античности.

Одним из наиболее заметных представителей еретической историографии V века был Филосторгий (вторая половина IV в. — середина V в.) — последователь крайнего направления в арианстве — евномианства (аномейства)[73]. Его перу принадлежит труд «Церковная история»[74] в 12 книгах, написанный около 430 г. Сочинение Филосторгия не сохранилось полностью и известно лишь благодаря пространным выпискам патриарха Фотия. Однако, даже в подобной форме данный труд представляет собой чрезвычайно важный источник, освещающий с арианской точки зрения события римской истории от времени правления Константина Великого до 425 г. Для данного исследования особую ценность представляют свидетельства Филосторгия, дополняющие картину религиозной политики узурпаторов Магненция и Евгения, приводимые им данные о деятельности Юлиана Отступника по пропаганде язычества среди населения восточных провинций.

Важнейшим источником для характеристики положения язычников в Восточной Римской империи в период царствования императора Юстиниана и его ближайших преемников служит труд видного религиозного деятеля VI в. монофизитского епископа Иоанна Эфесского (ок. 507 — после 585 г.)[75]. Из его объемного сочинения «Церковная история в трех книгах», написанного в конце VI в. сохранилась только III книга[76], первые две известны лишь благодаря отрывкам и выпискам из них в трудах позднейших сирийских хронистов: псевдо-Дионисия Тель-Махрского[77] и Михаила Сирийца[78]. Несмотря на то, что некоторые сообщения Иоанна Эфесского, касающиеся IV–V вв., носят баснословный характер[79], его описание религиозной и политической истории VI столетия, обладает достоинствами свидетельств очевидца и непосредственного участника событий. В своем труде Иоанн Эфесский приводил сведения, освещающие антиязыческие процессы императоров Юстиниана I и Тиберия II, в которых автор участвовал лично, относительно подробно описывал свою деятельность по обращению язычников Малой Азии в христианство.

Ограниченный интерес для данного исследования представляют произведения церковных историков и хронистов VI–VII вв.: Евагрия Схоластика[80], Иоанна Малалы[81], Иоанна Антиохийского[82]. В этих трудах передаются сведения об антиязыческих акциях императоров VI столетия, прежде всего, Юстиниана I. Несмотря на то, что представленные в трудах данных авторов сведения о событиях IV–V вв., в основном носят компилятивный характер, в них содержится информация, почерпнутая составителями из несохранившихся сочинений предшествующей эпохи, например, трудов Евнапия Сардского и Олимпиодора.

В отдельную группу источников следует выделить агиографические произведения. Несмотря на продиктованную жанровыми условностями специфику агиографической литературы, ее значение, как одного из наиболее важных источников для изучения периода Поздней Античности, признается подавляющим большинством исследователей[83]. Как отмечала А. Талбот, в житиях святых зачастую находят отражение аспекты социальной и духовной жизни общества, не освещенные в других исторических источниках[84]. Следует отметить, что агиография IV–V вв., стояла у истоков данного литературного жанра и, соответственно, не была зависима от строгого житийного канона, сформировавшегося лишь в VI в.[85]. Таким образом, агиографическая литература IV–V вв. в определенной мере свободна от канонических условностей и в большей степени отражает историческую реальность, чем позднейшие произведения данного жанра.

Из обширной житийной литературной традиции Поздней Античности важнейшим для темы исследования является труд Марка Дьякона «Житие и подвизание иже во святых отца нашего Порфирия Газского»[86]. Ряд исследователей вслед за П. Пеетерсом[87] датировали данное сочинение не V в., но VI и даже VII веками[88]. Однако, Ф. Тромбли блестяще опроверг доводы П. Пеетерса и доказал, что в основе сохранившегося «Жития» лежит подлинный текст первой половины V в., подвергшийся позднейшей редакторской правке[89]. Данное произведение, составленное очевидцем и участником событий, представляет собой наиболее полное, из сохранившихся исторических описаний, повествующих о противостоянии языческих элит и Церкви в городах восточных провинций. Марк Дьякон подробно характеризовал состояние языческих культов Газы в конце IV — начале V в., освещал методы и формы борьбы куриальной знати против укрепляющейся христианской общины, раскрывал причины фактически терпимого отношения центрального правительства к сохранению и преобладанию древних культов в ряде городов Восточной империи в V веке.

Среди использованной агиографической литературы также необходимо отметить «Житие Амвросия Медиоланского»[90], написанное вскоре после смерти епископа, его нотарием и учеником Павлином[91]. В сочинении Павлина представлены сведения, уточняющие и дополняющие содержащиеся в трудах Амвросия Медиоланского свидетельства о деятельности языческой оппозиции в среде сенаторской аристократии Рима во время узурпации Евгения.

Значимым источником для характеристики сенаторской аристократии Рима является житие представительницы высшей римской знати Мелании Младшей[92], составленное в середине V в. священником Геронтием. Описывая жизненный путь набожной аристократки, Геронтий раскрывал аспекты социально-экономического положения сенаторской аристократии, освещал процессы христианизации столичной знати, предоставлял информацию о последних язычниках Рима[93].

Свидетельства о деятельности языческой интеллигенции восточных провинций конца V в. представлены в «Житии Севера»[94], написанном историком-монофизитом Захарией Ритором[95]. Данное сочинение, датируемое началом VI в., было призвано защитить соратника и друга автора — монофизитского епископа Севера Антиохийского от обвинений (вероятно справедливых) в увлечении язычеством в период юности[96]. Для данной работы наибольшую ценность представляет, прежде всего, представленное автором описание языческого и христианского общества Александрии и Берита — городов, в которых Север получил образование. Автор подробно останавливался на характеристике языческой интеллигенции восточных провинций, освещал вызванные мятежом Илла и Пампрепия столкновения язычников и христиан в Александрии и Берите в конце V в.

Ценные сведения о взаимоотношении языческой знати и христианского монашества в Верхнем Египте содержатся в «Житие Шенуте»[97], составленном его преемником на посту настоятеля Белого Монастыря Бесой во второй половине V столетия[98]. В своем сочинении Беса, помимо сведений очевидно мифологического характера, представляет широкую картину социального противостояния в Египте конца IV — первой половины V столетия, в которой невольно раскрывает экономические предпосылки ожесточенной борьбы христианства и язычества в регионе.

Подводя итог рассмотрению корпуса нарративных источников, следует признать, что в нашем распоряжении имеется значительное количество письменных материалов, освещающих деятельность языческой оппозиции христианизации Римской империи. Вместе с тем, всем охарактеризованным выше источникам присуща определенная специфика: освещение ограниченного отрезка времени или же чрезмерная конспективность описываемых событий, а также, большая или меньшая субъективность авторов при изложении материала, являющаяся следствием личных религиозных или политических симпатий. По этим причинам источники данной группы необходимо использовать в комплексе с иными типами исторических материалов.

Важнейшее место среди них занимают памятники позднеримского права. Особенностью правовых источников является их двойственность, с одной стороны в официальных юридических документах находят свое отражение сложившиеся социальные, экономические и политические отношения. Вместе с тем, юридические документы являются инструментом формирования объективной реальности, то есть, своего рода механизмом изменений общественных отношений и самого общества. Таким образом, памятники позднеримского права, с одной стороны, передают информацию о сложившихся общественных отношениях, а с другой, раскрывают тенденции эволюции Римского государства и общества, отражают процесс возникновения и распространения новых социально-экономических отношений, трансформации римского государство и общества.

Важнейшим для настоящего исследования источником является Кодекс Феодосия[99], в котором находят свое отражение все сферы жизни позднеримского общества: социальная, экономическая, политическая. Этот сборник постановлений римских императоров был составлен по приказу императора Феодосия II Каллиграфа комиссией, состоявшей из шестнадцати законоведов под руководством квестора Антиоха в период между 429 и 438 гг. В Кодекс Феодосия были включены конституции римских императоров, изданные в период от 311 г. по 435 г.[100] Кодекс Феодосия является существенной вехой в истории античного права. Составление единого сборника законов Римской империи закрепляло изменения, прошедшие в Римском государстве в IV — начале V вв. По словам А. В. Коптева, издание Кодекса Феодосия знаменовало собой начало смещения акцентов в римском праве: «от ориентированности на гражданское общество на ориентацию на общество с жесткими сословно-юридическими перегородками»[101]. Завершение данного процесса отражено в Кодексе Юстиниана[102], части масштабной кодификации римского права, проведенной восточноримскими законоведами в 528–534 гг. В этом юридическом памятнике находит свое отражение процесс трансформация религиозной политики Римской империи в середине V — первой половине VI столетия, в том числе изменение законодательного положения последователей традиционных культов.

Включение в кодексы разделов посвященных религиозному праву, само по себе свидетельствует о значимости данной сферы общественной жизни для государственной власти. Жесткая регламентация духовной жизни граждан являлась непосредственной необходимостью для создания централизованной государственности. Кодексы Феодосия и Юстиниана были призваны служить основными сборниками правовых норм уже официально христианской империи. Этим объясняется общая тенденциозность данных источников по отношению к язычникам и язычеству. В десятый титул шестнадцатой книги Кодекса Феодосия, а также десятый титул первой книги Кодекса Юстиниана, в которых освещаются правовой статус язычников и традиционных культов, не вошли многие законы, не соответствовавшие официальной идеологии империи V–VI вв.[103]. Кроме того, ряд законов был подвергнут существенной редакторской правке, переработан либо же сокращен, что не могло не отразиться на объективности отражения в данных законах исторической реальности. Тем не менее, включенные в кодексы законодательные акты позволяют проследить эволюцию взаимоотношения римского государства с язычниками, охарактеризовать официальное отношение государственной власти к языческим культам в IV — начала VI вв., и таким образом выявить факторы способствовавшие складыванию языческой оппозиции христианизации Римской империи.

Важными источниками для данного исследования являются эпиграфика и нумизматика, а также информация, содержащаяся в позднеримских папирусах.

Позднеримские надписи содержат информацию, уточняющую формы деятельности языческой оппозиции, позволяют охарактеризовать религиозные воззрения представителей последних защитников язычества, прежде всего последователей языческих культов в римском сенате[104]. Данные нумизматики свидетельствуют о религиозной политике римских императоров и наглядно демонстрируют методы государственной пропаганды религии[105]. Информация, содержащаяся в позднеримских папирусах, позволяет воспроизвести повседневную хозяйственную и политическую жизнь языческой элиты Египта (архив Аммона Схоластика[106]), выявить особенности местной религиозной традиции (библиотека Наг-Хаммади[107]).

Подводя итог обзору источников, следует констатировать, что они многочисленны, разнообразны по своему характеру и репрезентативны для всестороннего раскрытия темы исследования. Значение отдельных групп источников неодинаково, но в каждой из них представлена разнообразная и ценная информация по различным аспектам религиозной, экономической и социально-политической истории Римской империи в IV–VI вв. н. э.