Йи Дэи. Смерть палача (СИ)

Глава 19. Кто звал полудемона?

В такие лунные ночи Лю обожал крутиться перед зеркалом в свете Холодного Дворца Белой Кошки. Кожу отражения словно покрывали перламутровые чешуйки, почти как драконьи, но не драконьи, а в черноте глаз можно было заметить отсветы нездешнего пламени, багрового, тягучего.

Сколько юношей готово сегодня пойти убивать во имя Лю и по его приказу?..

Что-то смутное, почти неопознаваемое шевельнулось в груди.

Какая разница, сколько.

Сколько ли1готов пройти Лю своими ногами, чтобы узнать, как готовится мир к раскрытию Врат для Воплощённого Зла?..

Глупость какая-то. «Своими ногами»! Нет, если речь идёт о паре шагов, хорошо, о паре сотен шагов, то их можно и ногами. Но когда предполагаются ли… какие ноги. В хлеву стоят волы, готовые хоть сейчас донести Лю в нужную точку!

Чувство глубокого удовлетворения затопило изнутри.

Лю сложил аккуратно и красиво руки на груди и двинулся к хлеву.

Волы мирно спали, ритмично посапывая во тьме.

Лю задумался: ни одного осёдланного — ещё бы! На ночь в упряжи не оставляют, а. Полудемон умел запрягать, но это такое муторное занятие, что впору искать пути отступления. Или звать на помощь «друзей».

Или идти в тот хлев, где всегда держат двоих-троих запряжёнными — на всякий непредвиденный случай.

У Лю Чу как раз именно такой.

Пастухи дежурили вдвоём. Один из них давно нёс на себе Печать Тьмы, а забрать себе второго не составило труда. Лунный свет не успел пройти сколь-нибудь значимого пути по земле, а Лю уже скакал на послушном черныше с богатыми коваными обручами и кольцами на рогах.

Вэйж, рассказывая, какие диалекты населяют Циньан, говорил о Заклинателях, что поют песни силы духам, о последователях культа Тёмного Пламени, что селятся поблизости от вулканов, о чтущих «вешние воды» — надо бы и к ним наведаться… как-нибудь в другой раз.

Сегодня Лю искал культистов, ждущих пробуждения Воплощённого Зла.

О них Вейж говорил не так уж много, наверное, потому, что не много и знал. То ли дело Заклинатели, неприметно и по большей части законопослушно идущие рядом с мирными жителями. Или ценители Пламенных Львов: чуть извержение — они наготове.

А Воплощённое Зло — легенда, миф, выдумка чьего-то нездорового разума. Столько условностей необходимо соблюсти, столько событий должны совпасть в крайне трудно уловимых точках…

Расспрашивать о них на уроке принялся Йи. Лю сделал вид, что от него эта тема далека, только слушал внимательно-внимательно. Гадёнышу же вечно больше всех надо — вот пусть теперь его и считают Воплощённым Злом!

Йи задавал вопросы — словно сам Лю диктовал их. А Вейж радовался, он всегда радовался, когда ученики давали ему повод рассказать как можно больше. И огорчался, потому что самым частым ответом в этот раз стало «хотел бы я быть уверенным, что это именно так, но сии факты не имеют никаких подтверждений…»

Точно было известно лишь то, что Ждущие Пробуждения не ведут никаких записей, невелики числом и все доступные им знания передают из уст в уста. Присоединяясь к собратьям, они первым делом выучивают короткий и действенный ритуал самоубийства: никто не видит, как меняются записи в Нефритовых Скрижалях, никто не знает, когда Ждущего возьмут за руку служители закона… но, чтобы обезопасить братьев, пойманный должен умереть. Сразу же.

Вэйж вздыхал:

— Я бы сказал, что не могу быть уверен и в этом, но Небесная Императрица говорит, что число Ждущих Пробуждения растёт с каждым годом, словно они уже почти дождались, и им недостаёт последнего звена в цепи ожидания.

Лю тогда задал Вейжу один-единственный вопрос:

— А где их искать, этих Ждущих?

И Вейж рассмеялся:

— Факты их пребывания в том или ином месте не имеют никаких подтверждений!

Теперь же Лю почему-то был уверен, что выбрал единственно верное направление: не в Циньдар, но к весне от него, где белые туманы над Жёлтой Рекой Сианцзе хранят многие тайны.

Лучше бы весна была не только направлением, а то что-то слишком всё зимнее.

Лю собирался ехать спокойно, любоваться лунным сиянием, представлять как однажды всё-таки убьёт гадёныша — это сейчас он полезен, всё внимание Учителя, Алой Ленты, наставников обращено на него, а вот, скажем, многодневного отсутствия в клане Лю Чу никто и не заметит… и тот день, когда полудемону не нужно будет скрываться, всё ближе.

Лю подстегнул вола, принуждая двигаться быстрее.

Как будто крохотный колокольчик звенел где-то под рёбрами, призывая спешить — и подсказывая путь.

— Ладно, — сам для себя решил вслух полудемон. — Хорошо. Еду!

Он взбодрил вола ещё и ещё, вспомнил, как мать рассказывала, что за знаки наносят на кольца, закрепляемые на рогах…

По витиеватым узорам потекли огненные струйки. Вол захрапел, споткнулся — и помчался вперёд с утроенной силой.

Лю закричал от радости, распахивая руки навстречу тьме и ветру!

Ветру — и Тьме.

«Они ждут твоего воплощения», — подумал Лю.

«Моего. Ждут и готовятся, и я должен успеть», — вот теперь он, и правда, подумал. А до этого слышал Голос.

Или Голоса.

— Ну что ж, заскучать в пути не дадите!

Путь задался недолгим — вол, и правда, скакал с такой скоростью, о которой говорят «летел».

Утренние туманы только зазмеились по чёрной в ночи глади Сианцзе, а Лю уже соскочил с жалобно постанывающего вола и, оттолкнув к воде скотину, которая может ещё пригодиться, если выживет, медленно пошёл по влажной траве.

Он знал, куда идёт.

Догадывался, кого встретит.

Понятия не имел, что скажут ему — но был уверен, что здесь ждут именно тех его слов, которые ему так понравилось говорить:

— Я — твой повелитель.

Пока никто не слышит, можно не добавлять «будущий». Знай Лю, что надо прислушиваться, услышал бы шаги раньше, чем перед ним сгустился туманный сумрак, становясь человеком:

— Повинуюсь, — проговорил он, опускаясь на колени.

Как сладко звучало это слово!..

Лю просто растаял от удовольствия. Он где-то краем сознания ещё улавливал тонкую грань, проходящую между ним, полудемоном Лю Чу, и тем, что привык звать Голосом или Голосами, но…

Но при виде коленопреклонённого незнакомца, выходящих из густеющего на глазах тумана мужчин и женщин — они выходили, опускались на колени, протягивали руки раскрытыми ладонями к земле, и из земли, оплетая их пальцы, запястья, вытекали струйки густого чёрного дыма — при виде них Лю терял ту грань, бесповоротно.

Знал: перед ним — трупы.

Всматривался чуть пристальнее — видел, как они умрут, чтобы переродиться рисинками в котле грядущей войны.

Рисинками. Надо поесть. В конце концов, он разве человек, чтобы испытывать к ним жалость.

Зима готовилась вступить в свои права.

В тусклом свете пасмурного дня, слишком сером, слишком унылом, отдавал накопленное за лето сияние белый мрамор барельефов и хранили зелёную вешнюю радость сосны.

— Я предлагаю нашу следующую встречу провести в личном кабинете при Библиотеке Столичных учительских палат, — Божественная Княгиня зябко двинула плечиком под рысьей шубкой.

Учитель молча обернул красавицу меховым полотнищем: на зимних дорогах его тепло хранил плащ из чёрной норки — Императрица глубоко вдохнула, закрывая глаза.

Под неплотно сомкнутыми веками словно сама Небесная Императрица показывала ей, какими запахами напитался гладкий мех в пути. Вот терпкие оттенки воловьей шкуры. Ноты металла и кожи упряжи. Вот немного соснового дыма.

А вот то, от чего туго скручивает сладкой болью само естество: Учитель. Учитель, мозаика из ста и двух ароматов.

Венценосная красавица всегда была рада его видеть. Осязать. Ощущать. Не имела права дать понять ему, а тем более, кому-либо из ныне живущих, какова сила её радости — но кто бы смог убедить её, что они с Учителем вовсе не как два зеркала, что отражают и усиливают свет одной свечи?

— Зимняя спячка Воплощённого Зла продолжается, значит, тот, в ком оно нашло своё воплощение, ещё слишком мал.

— Или Зло готовится чуть более тщательно, чем три века назад. Может быть, усыпляет нашу бдительность.

Даже наедине, вдали от чужих глаз, от досужих ушей, они не решались говорить о настоящей причине того, как ловко находит Звёздная Императрица поводы вызывать палача сторожевого клана в Столицу. Нет, они, конечно, всегда есть, но…

Только Небесная Императрица впишет в Нефритовые Скрижали ещё одно благословение им, способным сохранять не только чужие тайны, но и свои.

Учитель спокойно придерживал руками плащ на Императрице, не давая ветру раздувать его полы. Говорил — важное, нужное:

— Я много думал о том, что драконы знают о людях всё и может быть чуть больше, но люди не знают о драконах ничего, кроме того, что их жизнь устроена похоже на нашу — и то лишь потому, что это драконы принесли в мир людей изумрудное сияние связи с Небесной Драконицей, Небесной Императрицей. Я пытался узнать у Цаао Цзао, может ли быть Йи Дэй одним из них. Нефритовая Богиня мне напомнила о дарованной нам Печати, — Учитель приложил ладонь к свежему шраму в точке, где сходятся рёбра, — и я так и не сумел задать вопрос. Но она же сделала так, чтобы я убедился: если бы Йи был драконом, он сейчас, в двенадцать лет, выглядел бы совершенно взрослым. А лет до семи мы бы и не видели его в человечьем облике.

— Как это так? — изумлённо взмахнула ресницами красавица.

— В доме Когтя сейчас как раз растёт юный дракончик. Ему всего четыре года, и он оборачивается человеком только на минутку и если его как следует убедить в необходимости превращения. Говорить он может, показывая образы. Я так понял, что в нём кипит энергия, а человеческое тело не слишком удобно для её вымещения, для бега, прыжков, полётов. Становясь человеком в четыре года, он выглядит мальчиком вёсен двенадцати или тринадцати. Коготь сказал, на седьмую весну его тело перестанет расти, и он получит клановые татуировки.

Звёздная Императрица покачала головой:

— О да, благодарение Нефритовой Богине… настолько стремительным рост Йи никогда не был. Я понимаю, ты бы хотел, чтобы Воплощённым Злом оказался кто-то другой, я бы сама так хотела, но… он не человек. Не полудемон. Не демон. Не Заклинатель…

Учитель сложил ладони, пряча под них ладони Императрицы, холодные, хрупкие, как льдинки:

— Я не чувствую в нем зла. Я не чувствую от него никакой опасности. Мне только хочется защитить его!

— Давай защитим его вместе!

Учитель коснулся губами своих пальцев — под ними быстро таяли ледышки, согревались руки Императрицы — и словно дал согласие, еле слышно шепнул:

— От нас самих.

1

Ли — мера измерения расстояния в пути, что-то около 500 метров