Йи Дэи. Смерть палача (СИ)

Глава 20. Три грани

Неуправляемый ураганчик, с каждым днём становящийся всё больше, того и гляди не зазорно будет ураганом называть, забрала домой мама, сводная сестра Когтя.

Дом окутала благословенная тишина, густая, осязаемая, до звона в ушах.

Цаао Цзао бережно подписывал картину: «Бой колотушки глуше, молкнут людей голоса… Лампу задув, вдруг заметил, что стало светлей — это луна освещает снега за окном…»1

Кто только ни рисовал Трёх Друзей Зимы! Вот и Коготь не удержался, как сумел, выпустил на холст патриарха пернатого племени журавля в окружении сосновых ветвей, олицетворяющих добродетель и долголетие, бамбука, означающего праведность, и сливы — знака обновления, жизнерадостности среди любых невзгод. Вот и пусть будет картина-пожелание, журавль, как один из десяти символов бессмертия, да в окружении таких благожелательных символов, да с такими умиротворяющими строками о зиме…

— Твоя сестра тебя использует.

Когда, как Лан Ма Нао, Синий Агат, успела пройти в дом — Коготь не слышал. Не мог сказать, что уже привык к её внезапным появлениям, но принимал их как неизбежность. У каждого могут быть свои странности. Вот, у него — страсть подделываться под человеческие каноны живописи, сплетать их с литературой, вырисовывать самые тоненькие штрихи, чтобы даже в чёрных линиях на белом холсте проступал еле скрытый снегом огонь цветения сливы, чтобы всем был слышен протяжный крик журавля, зовущего солнце… так почему глава клана Водных драконов не может посещать своих родичей не в официальном одеянии, а в обычных рубашках и халатах, в плащах с капюшонами, под которыми не разглядишь, оставила ли свою сложную причёску с камнями и хризантемами, или заплела одну косу, как людская красавица. Если кого-то это и волновало, то не его.

— Моя сестра молода, ей хочется той жизни, которую остановило для неё решение Небесной Драконицы. Если её крыльям нужна свобода, которую дарит отсутствие сына на руках, а мои руки свободны и мой дом крепок и не рухнет от того, что в нём немного погостит юный дракон — почему бы не помочь?

Синий Агат тихо рассмеялась:

— Не убедил! Ты — умный и самолюбивый, ты никогда не делаешь того, что не несёт тебе личных выгод, неужели тебе кажется, что сводный племянник заменит тебе того ребёнка, которого судьба отобрала у тебя… уже так давно? Ребёнка, которого всё равно не было, о котором ты мог лишь мечтать?..

Коготь постарался ничем не выдать взорвавшегося в груди фейерверка.

Как Лан Ма Нао входила в дом — это один вопрос.

Как Лан Ма Нао входила в душу, в самые сокровенные и потаённые уголки, вопрос другой. И даже не вопрос.

Цаао Цзао опустился на колени у ног главы клана. Синий Агат положила ладонь ему на растрепавшиеся волосы:

— Ты же догадываешься, что где-то живёт и наслаждается всеми радостями жизни плод пагубной страсти, что забрала жизнь твоей любви?

Пытка.

Каждое слово — удар когтистой плети палача.

Коготь понимал, ещё минута, и он станет драконом прямо в комнате, взламывая телом хрупкие доски. Рисовая бумага в окне, расписанная благими символами? Ничего! Напишет заново!

Коготь метнулся наружу, не думая, что скажет после главе клана о своём неуважительном бегстве, но… вибрирующей свечой трансформировался в прыжке, выбивая хвостом оконную раму.

— Ну что ж. В следующий раз можно будет и по-другому поговорить, — усмехнулась Лан Ма Нао.

Или… эта женщина — не Синий Агат. Но, может быть, Лан Ма Нао выглядит ниже потому, что убрала камни и цветы из причёски и не стала обувать туфли на толстой подошве, а голос намеренно делает глуше от того, что она скрывается. А растворяется она серым туманом и просачивается в едва заметные щели пола, благодаря какой-то особой магии водных драконов — всё равно маленького Сову увела мама, Коготь умчался вымывать из себя ярость полётом, а больше никто не увидит, как ушла… Синий Агат.

Лю Чу не спешил возвращаться. Что толку мотаться туда-сюда, если то самое будущее, что должно в нем дозреть, все равно ещё не готово.

Сказано же: получить меч, получить звание мужчины, а там и…

Н-да. Ещё две и две весны. Так долго.

Совсем капелька в водных часах. А сейчас возвращаться в клан Нефритовой Богини…

Нет, вы что, хотите сказать, что погостил, и будет? Увидел Ждущих Пробуждения, тех, кто переродится, защищая его честь и приумножая славу, и пора назад, во временное обиталище, в клан…

Там — армия. Тот её отряд, которому предстоит ударить в спину своим, когда будущее — вызреет. Тот отряд, который надо взрастить и воспитать. Сам собой из ниоткуда он не появится. И ведь делать почти ничего не надо. Знай себе, прячь от глаз посторонних те деяния, которым рано искать свидетелей.

Невысокая красавица в длинном тëплом плаще с капюшоном принесла в скрытые под землëй комнаты Ждущих Пробуждения чашу подогретого вина и вяленое мясо:

— Откушай даров нашей земли, о владыка.

Лю захотелось рассмотреть красавицу поближе: так ли красива, молода ли, или, ладно, не в вёснах дело, а в опыте и желании развеселить его — сама же назвала владыкой, так почему бы…

— Дорога будет неблизкой, прикажи — и я соберу тебе в путь еды и воды, — склонила она голову.

— Вина, — поправил её Лю. Он успел отхлебнуть из чаши, и ему понравилось.

— Воды, о владыка. Воды. Наше вино быстро ударяет в голову, если пить холодным, вызывает слабость в теле, а как управлять волом слабым телом?

Она опустила голову ещё ниже, отходя на шаг.

Лю чувствовал, как тёплое вино растекается по телу, как бодрее бегут его мысли в его голове… а Голос — что? Переместился в другое тело и говорит с ним устами этой ждущей?

— Я соберу тебе в дорогу еды и воды, — кажется, красавица улыбалась, так звучат голоса людей, когда они улыбаются.

Но в голосах людей не звучит эхо, как в горах, нет, не как в горах, а словно в унисон поёт хор из тысячи голосов.

Красавица отступила ещё на шаг.

И вокруг ног людей не вьётся серый дым при каждом шаге.

Нет, это не дым, это пыль, это серые частицы серой земли, из которой сбиты тропы, соединяющие комнаты. Лю это сразу понял! Поскорее допил вино, пока не остыло. Сказано было про слабость от холодного, значит, с тёплым всё нормально.

Йи не знал, почему, но иногда у него возникало желание быть как можно ближе к Учителю. Так, наверное, это работает у утят, когда они видят первое движущееся существо и готовы за ним следовать, куда угодно. Наверное, Йи первым видел Учителя, поэтому и хотелось бежать за ним, делать всё, что он велит, советует, о чём просит.

С недавних пор у Йи стали появляться в жизни моменты, о которых, с одной стороны, хотелось рассказать Учителю без утайки, и даже не моменты, а всего один момент: Гэнгти Тшу! Это ведь та девочка, которая была вместе с Отшельником во время извержения Глаза Дракона, просто Йи тогда был не вполне здоров, и вряд ли она его видела — а если видела, то он же был тогда совсем ещё крохой, безволосым, обгорелым, и вряд ли она могла бы его узнать тёеперь… С другой стороны, Йи сам не понимал, что он хочет сказать Учителю. Он же, на самом деле, не понимал, что именно хочет рассказать и зачем.

А раз так, то не нужно и говорить.

Когда Йи стал много вырезать из дерева, он понял, что ему нужны несколько разных ножей, спасибо Мастерам Столярам, они объяснили, какие и для чего используются. Как воинам делают наручи для метательных ножей, так Йи завёл себе наручи для столярных инструментов. Потом подарил почти такие же Шужи. Потом делал выкройки для кожевников, чтобы они обеспечили наручами для работы и других мастеров.

Память, умница, подсовывала вид Гэнгти Тшу, вполоборота стоящей на стене — а как порыв ветра подхватил её косу!.. — и память же вовсе не умно напоминала жар тела красавицы, заполошное биение её сердца, как крохотный воробышек в ладони.

Сморгнув жаркую память, Йи снова вспоминал Стальную Паучиху на стене, чтобы как можно точнее выгладить корешок в фигурку.

Вот, вот так было её левое плечо, а вот тут ремешок. И вот так были развёрнуты бёдра…

Бёдра!

А Учитель не поймёт, если его спросить, что чувствуют художники, когда рисуют обнажённых красавиц, например, для учебных пособий лекарям. Или, наоборот, поймёт.

Или Йи успел выдать свои мысли покрасневшим лицом — не может быть, чтобы щекам было так горячо, а они оставались бледными.

Учитель что-то записывал в огромной толстой тетради, с которой иногда приходил на уроки, перерисовывал из неё точки крепления мышц к костям или выписывал составы ядов.

Ни Йи, ни Учитель не видели и не поняли, как и откуда в комнату к ним вошёл мужчина. Средних лет, одетый и причёсанный как для дальней дороги, в серое-немаркое. Темноволосый, сероглазый, и похожий на циньанца, и не похожий, несущий печать чуждости.

Он молчал, кажется, готовился что-то сказать, но Учитель опередил его, откладывая в сторону кисть и отодвигая чернильницу:

— Йи Дэй, этот демон оставил тебя под вишней у входа в Земную Канцелярию клана девять и два года назад. Это за ним шли четырнадцать Клинков Руки Бога — Руки Дьявола! — вооружённые проклятыми мечами, кровотечение от ран оставленных которыми никому не остановить.

— Я не демон, — тихо сказал мужчина, и Учитель осторожно спустил с пояса Дэйю. Чёрный Нефрит скользнула по полу бесшумной змеёй. Заметил, как меняет позу Йи, выбирает те столярные ножи, которые можно метнуть в цель. Не сводил глаз со странного, как будто не до конца прорисованного лица.

— Он приходил сюда ещё раз на следующий день и называл себя твоим отцом, — Учитель приготовился отражать нападение, но мужчина вскинул вверх пустые руки раскрытыми ладонями к собеседникам…

Учитель успел понять, что ладони незваного гостя пусты — но Йи сначала метнул ножи, откатываясь в сторону, а потом глухо вскрикнул: он попал в цель! Он точно попал и в левую, и в правую ладони мужчины, но ножи со свистом пролетели сквозь них и чуть не по рукояти воткнулись в стену за ним.

— Я не демон, — сказал мужчина. И я тебе не отец. Ты, — он улыбнулся, переводя взгляд с Учителя на Йи, — ты — похож на твоего отца, а я вновь переоце…

Он продолжал говорить, но голос исчез. Судя по движениям губ, он говорил, что переоценил свои силы.

А потом и сам мужчина исчез.

Йи на четвереньках метнулся к Учителю, вжался в пол, обнимая его ногу, как обнимал совсем маленьким мальчиком:

— Кто это?! Что это?!? Что это было?..

Учитель покачал головой:

— Не знаю. Просить не бояться не буду, потому что…. — он вздохнул и улыбнулся, садясь на пол рядом с Йи:

— Мне самому страшно. Поехали завтра проведывать Яшмовую Тётю?

1

Династия Цин, Юуань Мэй "Пятнадцатая ночь двенадцатого месяца"