Юнармия (Рисунки Н. Тырсы)

Глава XXIV
ПРИСТРЕЛКА

В тот день, когда я был у Андрея, отец не вернулся с работы. Вечером мать побежала к Илье Федоровичу спросить про отца, но Ильи Федоровича тоже не оказалось дома. Тогда она совсем забеспокоилась.

— Вот, — сказала она, — верно, опять в депо случилось что-то. Пойдем, Гришка, узнаем.

Мы побежали на станцию в мастерские. Ворота были наглухо заперты.

— Ну, где же теперь искать будем? — спросил я у матери.

Она ничего не ответила. Постояли мы с ней у ворот и молча пошли домой.

«Вот тебе и пристрелка, — думал я по дороге. — Если отца и Илью Федоровича арестовали, значит, по всему поселку с обысками пойдут. Никуда и не выберемся».

Дома мать накрыла на стол, и мы вдвоем сели ужинать. Только еда не лезла нам в рот. На столе так и остался недопитый чай и нетронутые кукурузные лепешки.

Я улегся на полу возле окна, а мать задула лампу, но так и осталась сидеть в темноте у стола.

Под утро кто-то постучал в окно.

«Обыск», — подумал я спросонья.

Нет, это вернулся отец.

— Где пропадаешь? — спросила мать, открывая дверь.

— Не шуми, может, кто следом идет, — сказал отец, прикрывая дверь. Потом еле слышно зашептал: — У Рулева на выгоне собрание было. Все деповские. Я было уходить собрался — нельзя, говорят, дела серьезные, вроде как мобилизация.

Отец вздохнул и, не раздеваясь, сел есть.

Мать подогрела чай и поставила на стол миску с вчерашними лепешками.

Отец медленно отламывал кусок за куском, тянул из блюдца чай и, как бы про себя, бормотал:

— Скорей бы кончилось все. А то совсем пропадешь. Тот говорит: не чини, а этот говорит: чини. И против своих не пойдешь, и пулю в лоб заработать неохота.

В это время протяжно завыл деповский гудок. Отцу пора было опять на работу.

Когда солнце показалось уже во весь рост, мы собрались у Гаврика во дворе.

Андрей скомандовал:

— Ремни под рубахи! Карабины в штаны!

Мы разом скинули с себя рубахи, перекинули через плечо ремни, а самые обрезы засунули в штаны. Потом опять накинули рубахи.

— Патроны в карманы!

Мы набили карманы патронами. Острые пули кололи нам ноги, но мы не обращали на это внимания.

— Через степь к Зеленой балке! — скомандовал он.

Командиром первой четверки был сам Андрей, второй — Гаврик, а третьей — Семен. Третья четверка была у нас особенная — из трех человек.

Пока дорога шла через поселок, мы нарочно валяли дурака. То камни швыряли, то гонялись друг за другом. А как вышли в степь, построились по два и военным шагом дошли до самой балки.

— Снять карабины! Приготовить патроны! — опять скомандовал Андрей.

Мы вытянули из-под штанов обрезы и выгрузили из карманов патроны. У всех был серьезный боевой вид. Только Ванька Махневич вдруг встал на голову и заболтал в воздухе ногами. Обрадовался, что на зеленую травку попал.

— Ну, ты, очумелый, брось выламываться, — сказал Андрей. — Нашел время цирк разводить. Мишень-то захватил?

— У меня мишень, — сказал Гаврик и показал дощечку с наклеенным бумажным кружком.

— Так, — сказал Андрей, — теперь отсчитаем двадцать шагов и поставим мишень. А ну-ка, Гаврик, считай!

— Слушаю! — крикнул Гаврик и, подумав, добавил: — Товарищ командир.

Пока Гаврик пристраивал мишень, мы уселись на траву. Кругом нас в зеленой балке стлалась пырей-трава, а из самой низины, где блестело порыжевшее болото, торчал камыш. Ветер колыхал камышовые стебли. Они цеплялись друг за друга и чуть слышно скрипели.

— Ребята, давайте в кобылку играть! — крикнул Ванька Махневич.

— Крой!

Володька Гарбузов выбежал вперед и наклонил голову. Ванька Махневич разбежался, перескочил через него и сам стал, упершись руками в колени. Через Ваньку прыгнул Мишка, через Мишку Пашка Бочкарев, потом Иван Васильевич, потом Васька. Да так разошлись, что и не услышали команды Андрея:

— Становись!

— Эй вы, прыгуны голопузые, становись же! — заорал Сенька.

— Товарищи, — сказал Андрей, когда мы наконец выстроились, — стрелять будем на расстоянии двадцати шагов, гремя патронами. Предупреждаю кто не стрелял раньше или по разным каким причинам боится стрелять, пусть сам скажет по-честному. Ну кто?… Выходи…

Никто, конечно, не вышел.

Андрей обратился к Семену:

— Ну, Сенька, ты у нас фронтовик. Покажи нам первый свою стрельбу.

Семен молча лег на живот впереди шеренги и начал целиться. Целился, целился, минут десять целился.

— А еще на фронте был… — не выдержал Мишка. — Пока ты собираешься выстрелить, тебя самого ухлопают.

— Отстань, сам знаю! — огрызнулся Семен и стал целиться снова.

Мы ждали-ждали выстрела, а потом и ждать перестали — надоело. Вдруг что-то резко хлопнуло, будто у самого уха стегнул арапник. Сенька выстрелил.

Мы кинулись к мишени. Андрей нагнулся и стал искать пробоину.

— Промазал, — сказал он.

— Нет, не промазал, — заспорил Сенька, — гляди, пуля у доски край поцарапала.

— Мало ли царапин на доске! — сказал Иван Васильевич. — И с этой стороны царапина и с той тоже…

— Да ты что понимаешь? — перебил его Сенька. — След от пули сразу отличить можно. Видишь выемку?

— Бросьте спорить, ребята, — сказал Андрей. — Если в круг не попал, значит, не считается. Стреляй, Сенька, остальные. Да не целься долго, а то обязательно промахнешься, — глаз устанет.

Сенька лег, вытянул руку с обрезом вперед и замер.

Раз, два! — грянули один за другим выстрелы.

— Ну, и здорово же отдает, так и бросает назад, — сказал Сенька, потирая плечо.

Мы опять побежали к мишени.

— Есть, — сказал Андрей.

На бумаге в кругу были две пробоины. Края их торчали наружу, будто мишень пробили с другой стороны.

Сенька улыбался. Ребята один за другим наклонялись к мишени и разглядывали пробоины.

— Сразу видать, на фронте побывал, — сказал Гаврик.

— Да что там на фронте! — отозвался Ванька Махневич. — Два раза подряд попасть — штука нехитрая. Это все равно что один раз.

— А ты попробуй хоть один раз попасть, — сказал Сенька.

— Я и все три попаду. Мы на охоту ходили, так семь штук горлинок домой принесли.

— Ну ладно хвастать, — сказал Андрей. — Иди ложись.

Ванька долго ждать себя не заставил. Прилег и — трах! — выстрелил.

Посмотрели — мимо.

Ванька опять — трах, трах! — еще два выстрела. Нам не пришлось и к мишени бежать. Одна пуля в двух шагах землю ковырнула, — так и брызнула земля. А другая завыла где-то высоко и пропала в степи.

— Три подряд мимо, — сказал Андрей.

Ванька Махневич заморгал глазами:

— Да у меня спуск никуда не годится. Только приложил палец, а он и щелкнул. Я и прицелиться не успел.

— Дай-ка сюда винтовку, — сказал Андрей.

Ванька протянул ему обрез. Андрей несколько раз пощелкал затвором, попробовал спуск, — все было в порядке.

Но Ванька и сам видел, что спуск ни при чем. Он отошел в сторону и пробурчал:

— В бумажку стрелять у меня и охоты не было. Вот когда птица или волк — это другое дело.

За Ванькой стрелял Иван Васильевич. Этот, прежде чем стрелять, нагреб кучу земли и сделал перед собой бугорочек.

— Зачем это тебе? — спросил Васька.

— Винтовку положить, чтобы не вертелась, — объяснил Иван Васильевич.

— Обстоятельный ты парень, — сказал ему Андрей. — Только возишься больно долго, дольше Семена.

— А вы куда торопитесь? — спросил Иван Васильевич и сделал в бугорке канавку.

В эту канавку он уложил ствол карабина и начал целиться.

— Стреляй тремя сразу! — крикнул Андрей.

Иван Васильевич выстрелил. Попал двумя.

— Ну, у этого тоже выходит, — сказал Андрей. — Стрелок не хуже Сеньки. Только винтовку наводит, как трехдюймовое орудие.

После Ивана Васильевича никто из ребят и двух раз не попал.

Мишка Архоник, Шурка Кузнецов, Пашка Бочкарев и Васька попали по одному разу.

Последними стреляли я, Андрей и Гаврик. Я совсем промазал, Андрей дал два раза мимо, а один раз попал сбоку.

— Вот тебе и командир! — сказал Ванька Махневич.

Андрей нахмурился и промолчал.

— Это ничего не значит, — сказал Сенька, — в другой раз попадет. У нас на фронте лучшие стрелки мазали. Сам Саббутин иной раз так промажет, аж стыдно за него становится.

— Прекратить разговоры! — сказал Андрей. — Ложись, Гаврик!

Гаврик лег, нацелился и всеми тремя пулями попал в мишень. В самую середину бумажного кружка.

— Ну и стрелок! — ахнули ребята. Гаврик сам удивился.

— Это ему повезло, — сказал Сенька. — А ну, в четвертый попробуй.

— В четвертый нельзя, — сказал Андрей. — Уговор был по три стрелять.

— Чего там уговор! — загалдели ребята. — Пусть стреляет!

Гаврик выстрелил еще раз и опять попал в цель. Весь кружок был уже истыкан, как решето. Но дырки были все больше по краям, а в середине чернели только четыре пробоины, и все Гавриковы.

— Стрелок отличный! — сказал Андрей, разглядывая мишень. — Ну, если вы Гаврику в четвертый раз разрешили, так и мне можно еще раз пальнуть.

— И мне, — сказал Ванька Махневич.

Вдруг Иван Васильевич замахал руками.

— Чего ты? — спросил Андрей.

— Ка-за-ки… Ка-за-ки… На дор-рог-е…

Мы повернулись. Далеко в степи мы увидели цепочку верховых.

— Заряжай всеми пятью патронами! — скомандовал Андрей. — Не бойся, ничего не будет до самой смерти.

Андрей побежал на гору. Мы защелкали затворами и побежали за ним.

— Ложись! — опять скомандовал Андрей.

С бугра мы видели, как, загребая копытами, скакали к нам галопом казачьи кони. Слышен был равномерный глухой топоток.

— Дело дрянь, братцы мои, — шепнул Иван Васильевич.

— Не трусь, главное — не трусь, — сказал Андрей. — Пусть только подъедут поближе…

Вот уже слышно, как храпят лошади. Они вытягивают головы и отбрасывают копытами назад пересохшую землю. Вот они спускаются в балку, вот опять поднимаются в гору прямо на нас.

У казаков на папахах болтаются белые ленты.

— Стреляй! — закричал Андрей. — Стреляй поверху. Может, сдрейфят.

А казаки — вот они.

— Залп, пли!…

Нас затянуло дымом. Почти в ту же минуту открыли огонь и казаки. Пули зазвякали по камням, зацарапали землю, брызгали пылью в глаза. Мы поползли на животах вниз, цепляясь руками за траву. Под бугром Андрей скомандовал:

— Стоп! Заряжай!…

Мы остановились. Только Ванька Махневич и Пашка Бочкарев все еще ползли вниз.

— Стой! — крикнул Андрей.

В это время на верхушке бугра показалась лошадь. К самой ее гриве припала казачья голова в папахе с лентами.

Гаврик, почти не целясь, выстрелил.

Вслед за ним выстрелил Сенька.

Лошадь закрутилась на месте и затопала копытами. Казак сполз на край седла, хватаясь руками за гриву.

Тут опять ударил выстрел, — я и не заметил, кто из ребят выстрелил.

Лошадь круто повернула и поскакала обратно, волоча за собой повисшего в стременах казака.

— Убили одного! — крикнул Сенька. — Ну, теперь крой, ребята, а то всех порубят!

В самом низу, за кустарником, остановились перевести дух. Топота не было слышно.

— Поди-ка, Гаврик, разведай, что там делается.

Гаврик тихонько пополз по склону. Мы следили за ним из-за кустов. Вот он добрался до вершины и пропал из глаз. Мы так и замерли. Прошла минута, другая. Вдруг видим — Гаврик стоит наверху и машет нам рукой.

Что это он?

— Ребята, — кричит Гаврик, — сюда!

Мы быстро взбежали в гору.

— Смотри, вон они! — крикнул нам Гаврик, показывая рукой на дорогу в степи.

По дороге в сторону станции скакали человек семь казаков. Они уже были далеко от нас, но мы разглядели, что одна лошадь шла без седока.

— А убитый где? — спросил Васька

— Верно его кто на седло взял, — сказал Сенька.

Мы долго смотрели казакам вслед. Вдруг Андрей будто опомнился.

— Ребята, — сказал он, — скорее по домам бежать надо. А то они еще с подкреплением вернутся. Подумают, тут целый партизанский отряд орудует.

Так окончилась наша пристрелка. Мы вернулись домой как ни в чем не бывало и даже Порфирию не рассказали о том, что случилось в балке.

На другой день в поселке было тревожно. Белогвардейцы носились галопом со станции в станицу, из станицы в степь, — верно, искали большевистский отряд. Старики на базаре говорили о том, что шкуринцы перестреляли человек двести большевиков, а оставшиеся из отряда ушли в горы и помрут с голоду.

А в поселке среди мастеровщины шли другие разговоры.

— Удрали белые, — говорили рабочие. — Всыпали им в Зеленой балке.

— Ну, раз красный отряд появился, значит, дело будет!