— Умничка какая… — проговорил я, крутя головой по сторонам. — Ум-нич-ка.
Помещение под мастерскую Настасья выбрала правильное. Просторное, светлое — даже без явно свежих ламп под потолком — и, что самое приятное, удобно расположенное… Относительно удобно — в Волынкиной деревне сразу за Екатерингофом. Такси везло меня от училища недолго, минут двадцать, а вот с поиском самого дома с мудреным адресом пришлось повозиться. Я даже сдуру едва не забрел в какой-то кабак, но вовремя сообразил. Местные — молодые мужики в грязно-серых спецовках — проводили меня мутным и недобрым взглядом, но сказать, конечно же, ничего не сказали. Но я и без слов понял, что парню в юнкерской форме здесь не рады.
Настасья говорила: в Волынкиной деревне жили в основном работяги. Не самое спокойное место, особенно по вечерам — зато и аренда недорогая. Вокруг без труда найдется пара-тройка человек с прямыми руками… да и Путиловский завод буквально за углом — всегда можно наведаться и отыскать нужный станок.
Впрочем, кое-какими Настасья уже обзавелась и сама: у стены я разглядел видавший виды токарник, да и под брезентом около входа вряд ли скрывалось что-то другое. Мастерская оживала — и уже вовсю работала. Я насчитал всего троих механиков, хотя милостиво разрешил хозяйке нанять вдвое больше.
Но свободная женщина, видимо, решила иначе.
— Никак, благородие пожаловал?
Настасья шла ко мне, на ходу вытирая руки тряпкой. Если бы не голос, я бы ее, пожалуй, и вовсе бы не узнал. Аккуратная роба по размеру, маленькие ботинки на шнуровке, огненная шевелюра под косынкой — и никаких тебе отцовских рубашек с отрезанными рукавами, от которых запросто можно забыть о цели визита — да и вообще обо всем на свете.
Похоже, работа в мужском коллективе… наложила свой отпечаток.
Но внутри Настасья переменилась, пожалуй, даже больше, чем снаружи, хотя с того дня, как она перестала быть крепостной, прошло меньше двух месяцев. Я не сразу понял, в чем именно — только потом почувствовал: девчонка, наконец расслабилась. Нет, ежиные колючки все еще были наготове — но теперь хотя бы не норовили колоть на упреждение.
— Сама ты благородие, — негромко проговорил я. — При посторонних называй меня ваше сиятельство. Или по имени-отчеству.
— Хорошо, сиятельство. — Настасья понизила голос и подмигнула. — А наедине?
— Наедине мы с тобой потом поговорим, — улыбнулся я. — А сейчас я, к сожалению, по делу. Машина готова?
— Даже не думай… ваше сиятельство. — Настасья сложила руки на груди. — Я тогда из нее неделю пули выковыривала!
— Значит, готова. — Я приподнялся на цыпочки, заглядывая госпоже механику за спину. — И цвет красивый…
Я бы, конечно, предпочел черный, темно-серый или, на худой конец, синий — но Настасья, как всегда, сделала по-своему… и не прогадала. Ее агрегат наверняка отлично смотрелся бы в любой краске, но мягкий бежевый оттенок смотрелся по меньшей мере оригинально. И неожиданно дорого. Автомобиль словно говорил: вот он я, смотрите. Мощный и уникальный! И кому нужны эти выпендрежные «благородные» цвета, когда под капотом почти семь литров и три с лишним сотни породистых отечественных лошадок?
Если бы не форма кузова, я бы, пожалуй, решил, что Настасья просто-напросто отогнала ржавую развалюху в утиль, а вместо нее раздобыла свежего «американца» — настолько круто машина теперь смотрелась. Кое-что явно было прикуплено на разборках — вроде двух половинок радиатора, дверных ручек или шикарных хромированных зеркал, но не меньше половины внешних деталей Настасья или заказывала на Путиловском, или делала сама — прямо здесь.
И как делала! Обходя бричку по кругу, я не разглядел ни хотя бы одного неровного сварного шва, ни кривых стыков… ни даже халтурной покраски: цвет везде лег равномерно и ровно. Конечно, самопал выдавала грубоватая сборка фар и чуть разные оттенки кожи на сиденьях — явно выдранных из «Волги» или «Чайки» — но закатанный в свежий хром нагнетатель с заслонками с лихвой компенсировал эти мелочи. Настасьино творение набрало и солидности, и лоска.
Вполне достаточно для первого выхода в свет.
— Ключики, Настасья Архиповна. — Я сложил ладонь горстью. — Уж будь любезна.
— Так еще карбюраторы настраивать надо… Переливает, коптит…
Сопротивлялась Настасья явно для формы. Но не потому, что побоялась спорить — скорее сама хотела показать свое творение широкой публике. Пусть даже моими руками — если уж самой ей…
Впрочем, почему нет?!
— У тебя здесь платье есть? — задумчиво проговорил я.
— Чего?‥
— Неважно… Купим! — Я махнул рукой. — Десять минут на сборы — и едем.
Настасья отступила на шаг, захлопала длиннющими ресницами и уже открыла рот, явно собираясь что-то сказать — но так и не сказала. Видимо, настолько у меня был авторитетный и уверенный вид.
— Давай уже, — усмехнулся я. — Пора показать Петербургу красотку… красоток.
Настасья исчезла быстрее, чем я успел вдоволь налюбоваться ее… тазобедренной композицией, как сказал бы Богдан. И с ее уходом мое настроение стало стремительно портиться. Конечно же, не из-за упущенного зрелища.
В мастерскую за каким-то… в общем, зачем-то наведался еще один Одаренный. Чуть уступающий мне по силе — но старше и опытнее. С до боли знакомым «семейным» фоном, который незваный гость даже не думал скрывать. И так как от дедовой мощи меня запросто пригнуло бы к полу — вариантов оставалось немного.
— Здравствуй, дорогой братец, — вздохнул я, не оборачиваясь. — И зачем же такой занятой и важный человек посетил… нас?
— Просто хотел посмотреть, на что ты тратишь деньги рода.
Миша неторопливо шагал от входа, и на его лице было столько брезгливости, будто это не он сам пришел сюда, а я силком затащил его в свинарник или отхожее место. В мастерской действительно чуть попахивало бензином — но уж точно не настолько, чтобы так морщиться.
В последнее время мы с братом почти не виделись — и не только потому, что я уехал в училище, а ему пришлось в срочном порядке принимать семейные дела. Он просто не хотел — ни поздравить меня с началом военной службы, ни с наградой… ни вообще видеть.
И я не собирался настаивать.
— Пока что я трачу только собственные средства. — Я пожал плечами. — И не так уж и много.
— Саша, твои собственные средства — десять рублей в месяц казенного жалования, — ухмыльнулся Миша. — Пора бы уже запомнить.
С этим я мог бы поспорить… зная реальный расклад дел. И именно зная — не стал. Формально я владел и долей в акционерных обществах, и землей, и весьма солидными — по меркам простых смертных — капиталами.
Но распоряжаться ими, конечно же, не мог. Новый поверенный, нанятый взамен покойного Колычева, непременно послушает фактического главу рода. А дед…
Дед наверняка будет безмерно рад, если я побегу к нему жаловаться на старшего брата.
— Раньше ты бы меня просто отлупил. — Я склонил голову набок. — А теперь поинтереснее придумал… Браво. Настоящий князь растет.
Миша полыхнул Даром — но тут же взял себя в руки. Наверняка ему сейчас безмерно хотелось как следует мне врезать. Булавой — или по старинке, кулаком по морде. И все-таки сдержался: как я верно подметил, вчерашний юнкер стал князем Горчаковым, наследником рода.
И его возможности подгадить младшему брату возросли многократно.
— Прикрывай свою лавочку. — Миша шагнул вперед и взял меня за пуговицу кителя. — Я прослежу.
— Следи. За аренду заплачено на полгода вперед. Долгов нет. В твой драгоценный карман никто не залез. — Я с усилием, но все-таки оторвал могучую Мишину клешню от своей груди. — Так что ступай отсюда, братец. Или я тебя сам выведу.
Случись нам подраться всерьез, я бы, пожалуй, мог и огрести: уступая в силе Дара, выучкой Миша все-таки уделывал меня ровно на три года юнкерского училища. Но отступать было уже поздно.
К счастью, обошлось. Миша злобно зыркнул на меня — и отвел взгляд, словно ему вдруг стало тяжело смотреть мне в глаза.
— Делец нашелся… Только форму позоришь без толку, — проговорил он. — Какой из тебя офицер?
Сам Миша пришел одетым в гражданское. Серый костюм с рубашкой сидел неплохо, но брат все равно то и дело ежился и чуть горбил спину. Будто проверял — выдержит ли ненадежный статский шов, не разойдется ли, случись чего…
— Каким положено быть второму сыну в роду. — Я вздохнул и осторожно взял брата за плечо. — Это ты теперь — наследник… Так уж получилось.
— Ты мне зубы не заговаривай. — Миша дернулся, стряхивая мою руку. — Я тебе все сказал! Раз ты теперь у нас служивый — с сегодняшнего дня будешь жить на государственном обеспечении.
Заглушив мотор, я еще несколько мгновений сидел, не убирая руку с руля. И вслушивался в тишину, перемежаемую едва заметным металлическим потрескиванием из-под капота.
Могучий металл сделал свою работу — и теперь отдыхал.
— Ты чего, благородие? — Настасья тронула меня за плечо. — Вроде нормально же все.
Я в первый раз за всю дорогу от магазина отважился на нее посмотреть. Раньше это однозначно… привело бы к аварии. В ателье на Настасью наверняка сшили бы самое настоящее произведение искусства, но и готовое платье выглядело умопомрачительно.
Матовая синяя ткань обтягивала фигуру, оставляя открытыми не только плечи, но и ноги — ровно настолько, насколько нужно. Будь платье на сантиметр короче, его непременно назвали бы вульгарным, но такое, пожалуй, одобрила бы даже Арина Степановна… И все же мне оставалось только догадываться, сколько моих однокашников заработает инфаркт на сорок-пятьдесят лет раньше срока.
— Приехали, — улыбнулся я. — Посиди, пока я не открою тебе дверь.
Даже в новом платье и дорогущих французских туфлях Настасья оставалась собой — и уже порывалась самостоятельно выскочить наружу. Хоть и явно побаивалась местной публики. На улице уже успело начать темнеть, но даже подступающий вечерний полумрак не мог скрыть роскошные наряды дам… Нет, скорее девушек: на чопорных светских львиц с приемов в Зимнем местные красотки походили мало — даже несмотря на то, что половина наверняка не раз бывала и там.
Под стать дворянкам смотрелись и кавалеры. Большая часть носила черную юнкерскую форму, но изредка попадались и гражданские. На мгновение показалось, что где-то в арке мелькнула внушительная фигура Воронцова — но я тут же перестал забивать голову мыслями о незадачливом князьке и принялся выискивать глазами своих.
«Красный» юнкер Чингачгук в силу своего статуса лишился всех преференций — да не очень-то их и желал, судя по всему — а вот остальным повезло больше: в «Кристалл» нас все-таки выпустили, даже несмотря на былые прегрешения. Кое-кто успевал по наукам и больше не попадался, я отличился в стрельбе — спасибо «трехлинейке» тридцать пятого года — а Богдан… Богдан в очередной раз проявил чудеса изворотливости и оказался в списке приглашенных одним из первых.
И теперь глазел на меня с разинутым ртом. Видимо, не сразу узнал Сашку Горчакова, который не только припарковался у клуба на невиданной доселе тачке, но еще и прихватил с собой красотку, которая тут же заткнула за пояс… вообще всех. Настасья не стала возиться с прической — просто позволила роскошной огненной гриве рассыпаться по плечам, и теперь сияла в огне неоновых вывесок всеми оттенками меди и золота.
Я взял ее под локоть и свободной рукой помахал Богдану. Тот изобразил что-то невнятное в ответ, но подходить так и не стал — видимо, все-таки застеснялся. И было чего: нас с Настасьей тут же обступили юнкера со всех курсов. Большинство, разумеется, интересовались исключительно моей спутницей, но нашлись и те, кто спрашивал про машину.
Нет, не «американец». Отечественная разработка. Пока что единственная в своем роде. Объем двигателя — шесть целых и девять десятых литра… Примерно. Восемь цилиндров. Мощность не менее трехсот лошадиных сил. Конструктор? Нет, не я — вот эта очаровательная сударыня. Представьте себе. Производство? Пока только в планах, но мы активно работаем над этим. Визитка?
Надо бы озаботиться — причем в самом ближайшем будущем.
Мой расчет оказался верным: несмотря на то, что Гижицкая устраивала прием для юнкеров не самого престижного военного училища, в списки приглашенных не могли не попасть сыновья и дочери знатных родов.
Если повезет, уже к концу вечера у меня будет уже пара заказов на эксклюзивную модель. И нас с Настасьей останется только раздобыть еще экспериментальных моторов… и построить машины буквально с нуля.
Действительно, какие тут могут быть сложности?
Но пришел я сюда не за этим. А исключительно по делу.
Гижицая неплохо подготовилась к приему: вместо привычных фотографий американских и британских рок-звезд стены теперь украшали имперский двуглавый орел и знамя Владимирского училища. Музыка со сцены играла скорее классическая, хоть и в современной обработке, а освещение будто пыталось поймать золотую середину между чем-то официальным… и тем, что происходило здесь обычно.
И все равно «Кристалл» остался собой: весьма непростым заведением, которое наверняка хранило и свои секреты, и немало чужих. Джексона и его свору, конечно же, убрали куда подальше, но знать хоть что-то об исчезновении дочери Колычева могли и парни за стойкой, и официантки, или даже сама…
— Князь… Угадаете?
Все стемнело — мои глаза закрыли мягкие теплые ладони. Разглядеть их обладательницу я, конечно же, не успел — она незаметно подошла сзади. Но хватило и голоса.
И того, что Гижицкая умудрялась проделывать без всякой магии Одаренных. С того дня, как мы в последний раз виделись, она больше не пыталась лезть ко мне в голову ни наяву, ни даже во сне… но тело тут же предательски отреагировало.
— Вас сложно не узнать, графиня. — Я накрыл тонкие пальцы своими. — Хотел бы сказать, что рад видеть вас, но вы лишили меня зрения.
— Ненадолго. — Гижицкая негромко рассмеялась и убрала руки. — Представите мне вашу прекрасную спутницу? Мы, кажется, незнакомы.
Слова были пределом учтивости — но интонация… Таким количеством яда едва ли смогла бы похвастать самая жуткая из африканских змей. Но взгляд Гижицкой выдавал скорее интерес, чем презрение или что-то вроде этого. Вряд ли она знала, кого я привел с собой… но наверняка догадывалась.
Знатная столичная красотка Настасьиных лет непременно отметилась бы в «Кристалле» раньше… Да и не столичная, пожалуй, тоже.
— Как пожелаете, графиня. — Я кое-как взял себя в руки. — Настасья Архиповна. Мой… сотрудник. Инженер-конструктор.
— Даже так? — Гижицкая приподняла бровь. — Я заинтригована… Но поговорим об этом позже, князь. Настасья Архиповна позволит ненадолго украсть вас? Для личной беседы.
Судя выражению лица Настасьи, она не слишком-то обрадовалась появлению графини. Уж не знаю, что она успела подумать, но ее взглядом можно было прожигать десятимиллиметровую сталь. Гижицкая с ее даром менталиста прекрасно чувствовала чужой гнев… и с явным удовольствием подливала масла в огонь.
— Что-то не так, Настасья Архиповна? — невинным тоном поинтересовалась она и будто бы невзначай коснулась моей руки. — Или вы просто… не любите делиться?
Графиня была примерно на год старше Настасьи, но ростом заметно уступала — и все равно каким-то непостижимым образом смотрела на мою спутницу сверху вниз. Будто одним взглядом указывая: знай свое место, девочка. На кого-то другого это наверняка бы так и подействовало… но только не на деву-конструктора, которая при первой встрече едва не огрела меня гаечным ключом.
Когда Настасья шагнула вперед, я вдруг почему-то представил себе заголовки завтрашних газет.